Текст книги "Кровавый след"

Автор книги: Юрий Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Я заметил в комнате человека со шприцем. Тот приблизился, боевики повалили меня на пол. Закрыв глаза, я приготовился уснуть. Через несколько секунд наркотик, который ввели мне в вену, начал свое действие. Я не ощущал тела, оно теперь было невесомо, перед глазами стояла пелена тумана.

Я увидел расплывчатое лицо бородача, который допрашивал меня.

– Ты меня слышишь? – спросил он.

– Да, – отозвался я.

– Как ты себя чувствуешь? – его лицо превратилось в сплошную улыбку.

– Великолепно.

Дальше он заговорил на афганском:

– Как твое имя?

– Виктор.

– Что ты здесь делаешь?

– Выполняю задание, – наркотик развязал мне язык.

– Чье задание?

– Командира.

– КГБ?

– Нет, «Витязя».

– Какое задание?

– Я должен убить…

Я проваливался в кромешную тьму, откуда, казалось, не было возвращения.

– Кого ты должен убить? – настойчиво спрашивал моджахед.

Но у меня уже не было сил даже на то, чтобы раскрыть рот.

– Уведите этого неверного подальше с моих глаз, – приказал боевикам хозяин.

Они потащили меня по полу к выходу.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

(начало апреля 1992 г.)

И снова потекли бесконечные дни томительного заключения. После допроса меня бросили в сырой погреб, и там я в полном одиночестве пытался обдумать свое положение. Как и прежде, несколько раз ко мне наведывался охранник – приносил лепешки и воду. От этого рациона меня начинало мутить, я проглатывал пресные лепешки и поскорее запивал их водой, чтобы они не застревали в горле. Это несколько поддерживало мои силы, однако не восполняло их. Меня больше не били, и это было единственное обстоятельство, которое как-то обнадеживало в данной ситуации.

Я вспоминал, анализировал каждый шаг, проделанный от Москвы до Кундуза. О том, куда я отправляюсь и зачем, знали очень немногие. Кто же мог предать меня, выдать в руки противника?

Сам Латиф дал мне понять, что ему известно о той миссии, которую я здесь выполняю. У меня не было причин не верить ему. Всякий раз мысль о провале приводила меня в ужас. Я мог только догадываться, что собирались сделать со мной Латиф и его люди. Конечно, ничего хорошего знакомство с ними при таких обстоятельствах мне не сулило.

Размышления о причинах провала ни к чему меня не привели, и я загорелся новой идеей. Я стал помышлять о побеге. Теперь эта мысль неотступно следовала за мной, что бы я ни делал. Только на свободе я мог разобраться во всем и отомстить тем, кто меня предал, и тем, кто держал меня здесь в таких скотских условиях.

Но что я мог сделать, обессиленный, безоружный, со всех сторон окруженный пустынными горами и моджахедами? Единственным способом выйти из погреба было встретиться с Латифом или, вернее, напроситься на эту встречу. Несколько раз я просил охранников отвести меня к хозяину, но те не обращали на мои слова никакого внимания. Наконец я понял, чем заключается ошибка, и решил поскорее исправить ее.

Однажды утром, когда охранник принес мне еду, я в очередной раз попросил о встрече с Латифом. Но моджахед, как обычно, проигнорировал мою просьбу. Тогда я принялся кричать изо всех сил, ругать охранника последними словами. В конце концов тот разозлился, принес длинный штырь, который доставал до дна погреба и, вооружившись им, начал охоту за мной. Я ловко уворачивался от ударов, бегая по камере. Это приводило охранника в ярость. Мне же только того и требовалось. Я должен был разозлить его так, чтобы он потерял над собой контроль. Скоро он начал рычать, как бешеная собака. Это был сигнал к решительным действиям с моей стороны. Я подбежал к штырю, попытался его ухватить, но с первой попытки ничего не вышло. Тогда я повторил попытку. На этот раз мне удалось крепко схватиться за штырь. Я стал отбирать его у моджахеда. Положение у меня было более выгодное, чем у моего противника – я находился внизу. Упрямый моджахед никак не хотел выпускать свое оружие из рук. Я дернул за штырь посильнее, моджахед не удержался и свалился ко мне в погреб. Пока он лежал на земле, я отбросил ненужный мне штырь и приблизился к врагу. Тот повернулся на бок и хотел было встать на ноги, но я одним ударом в лицо сломал ему нос. Моджахед потерял сознание.

Я же принялся кричать, подзывая к себе других моджахедов. Они не заставили себя ждать, прибежали на мой крик и, увидев, что я сделал с их приятелем, наставили на меня оружие. Такой поворот событий не был для меня неожиданностью. Я приставил к горлу своего пленника его же собственный нож и сказал на пушту:

– Позовите сюда главного, а не то я перережу вашему дружку горло.

Моджахеды стали тихонько переговариваться между собой. Я не мог разобрать их слов. Вскоре один из охранников исчез. Вероятно, побежал звать кого-нибудь на помощь. Остальные, их было трое, остались возле погреба караулить меня.

Мой план удался. Моджахед привел человека Латифа, которого я видел еще в тот злосчастный вечер, когда Шокар и Ахмад привели нас с Сохибом сюда.

– Что тебе нужно? – спросил он.

– Я хочу говорить.

– Это я уже понял. Отдай нам нашего человека, и мы выслушаем тебя.

Мой пленник начал приходить в себя, он зашевелился и открыл глаза. Я снова ударил его по голове – он потерял сознание.

– Ты поступаешь нехорошо, – сказал человек Латифа.

Я промолчал. Он немного подумал, а потом спросил:

– Хорошо, с кем ты хочешь говорить?

– С главным.

– Кого ты имеешь в виду? – удивился он.

– Я хочу говорить с Латифом, – произнес я отчетливо, выделяя каждое слово.

Брови афганца удивленно взмыли вверх.

– Что же ты ему хочешь сказать?

.– То, чего не сказал в прошлый раз, – уклонился я от прямого ответа, надеясь, что некоторая неопределенность заинтригует его.

– Я передам твою просьбу хозяину, – пообещал афганец. – А ты отдай нам нашего человека.

Пленник уже был мне не нужен, я достиг своего, меня услышали.

– Только если ты прикажешь, чтобы твои верные псы не вздумали делать глупости.

Афганец еле заметно кивнул моджахедам. Те сбросили в погреб веревку. Я обвязал ею тело пленника. Скоро его убрали наверх.

Человек Латифа ушел. Я надеялся, что пройдет минута-другая, и он возвратится за мной, но я ошибался. Проходили часы, а его все не было. Наконец я разочаровался, подумав, что мне никогда не удастся выбраться из чертового погреба. Вечером даже не принесли положенный паек, и я решил, что меня ожидает голодная смерть.

За мной пришли ночью, когда я уже дремал. Двое охранников спустили в погреб веревочную лестницу. Я быстро поднялся по ней и только наверху увидел, что они не одни. Сопровождать меня в дом было поручено четверым вооруженным до зубов боевикам.

Те привели меня в дом и втолкнули в небольшую комнату, где дожидались несколько человек. Среди них я узнал тех двоих, что следили за мной в Мазари-Шерифе и Латифа. Двоих других я никогда не видел.

– Я слышал, что ты хотел со мной говорить, – сказал Латиф. – Я готов выслушать тебя, только с одним условием: на этот раз ты не будешь ничего придумывать, а расскажешь всю правду.

Я молча кивнул.

– Учти, нам известно о тебе больше, чем ты думаешь, – улыбнулся Латиф, указывая на двоих парней, которые следили за моими первыми шагами по афганской земле.

В комнату вошел человек Латифа. Как я позже узнал, это был помощник хозяина, без которого тот не делал ни единого шага.

– Что бы вы хотели услышать от меня? – спросил я, глядя на Латифа.

– Вот тебе и раз! – воскликнул он. – Ты так добивался встречи со мной, а теперь не знаешь, что говорить?

Он рассмеялся мне в лицо.

– К сожалению, я знаю не так уж много.

– А нам и не надо слушать тебя до восхода солнца. Ты скажи о главном, кто тебя послал сюда и зачем?

Я лихорадочно соображал, стоит ли говорить всю правду. Латиф и так знал, что я русский шпион. Мне хотелось докопаться до истины, узнать, кто меня предал.

– Я – агент русской внешней разведки, – начал я свое признание. – Меня отправили сюда с конкретным заданием: поступить на службу к кому-нибудь из полевых командиров и узнать все, что касается беженцев.

Я остановился и посмотрел на слушавших меня людей. На их лицах читалась заинтересованность. Латиф одобрительно качал головой.

– И все? – вдруг спросил он.

– Вы же просили говорить по сути дела.

– А в отношении оппозиции?

– Какой оппозиции? – притворился я, будто не понял вопроса.

Латиф сделал знак боевикам, стоящим за моей спиной. Один из них вышел вперед и нанес сильный удар кулаком в живот. Я вскрикнул, покачнулся, но удержался на ногах.

– Дальше! – приказал помощник Латифа.

С этими ребятами шутки были плохо, я продолжал:

– Относительно таджикской оппозиции я должен был узнать, какие у нее связи с лагерями беженцев, нет ли с их стороны вербовки людей в число боевиков, которых посылают через границу.

Я говорил быстро, чтобы выглядело более правдоподобно.

– Ты лжешь! – воскликнул Латиф.

И на меня тотчас обрушился новый удар, на этот раз в спину. Я выдавил из себя подобие улыбки.

– Ах, тебе весело? – воскликнул помощник Латифа. Он посмотрел на своего хозяина, и тот утвердительно кивнул. Дальше последовали частые удары от боевиков. Они молотили меня руками и ногами по всему телу, пока не устали, они даже не заметили, что я потерял сознание.

Очнулся я оттого, что меня окатили холодной водой.

– Ну, как? – склонился надо мной помощник Латифа. – Оклемался?

Я приоткрыл глаза, но тут же закрыл их – яркий электрический свет ослепил.

– Поднимите его и приведите в порядок, – услышал я приказание Латифа.

В ту же минуту двое боевиков подскочили ко мне и поставили на ноги.

– Открыть глаза! – приказал помощник Латифа. Я повиновался.

– Нам некогда, мы хотим слышать правдивый рассказ о том, зачем ты проник на нашу территорию, – продолжал он.

Я перевел дыхание и с трудом произнес:

– Я не лгу. Меня действительно завербовали для этой работы. Единственное, о чем я не сказал с самого начала, так это то, что должен был в случае успешного внедрения разведать пути выхода на оппозицию и за вознаграждение в двадцать тысяч американских долларов убрать самого предводителя оппозиционеров.

У меня закружилась голова, и я замолчал.

– Вот это уже ближе к истине, – довольно произнес Латиф. – Теперь расскажи нам о своих сообщниках.

– У меня их нет. Я действую в одиночку.

– Такого не может быть, – не поверил помощник Латифа.

То, что я сказал, было правдой. Мне не были нужны помощники. Но как я мог объяснить это Латифу и его окружению? При одной мысли, что мне придется доказывать эту истину, меня замутило.

– Пить, дайте мне пить, – попросил я.

– Сначала ты расскажешь нам о сообщниках, – злорадно ухмыльнулся помощник Латифа.

– Делайте, что хотите, но я сказал вам правду, – вздохнул я.

Вероятно, эти слова подействовали на моих истязателей. Латиф приказал принести воды. Боевик протянул пиалу с какой-то вонючей жидкостью, напоминающей помои, и я опустошил ее в один миг, не обращая внимания на вкус и цвет.

– Кто такой Сохиб? – снова спросил помощник Латифа.

Я старался понять, что он имел в виду. Наконец, догадавшись, что Сохиба считают моим помощником, сказал:

– Это таджикский беженец.

– Какую роль он играл в твоем плане?

– Никакую. Я не знал его раньше – познакомился на базаре в Кундузе.

– Странно, – задумчиво произнес Латиф. – Как ты докажешь это?

– Он заговорил со мной на русском языке. Поэтому я попросил парня помочь связаться с людьми Латифа.

– Это похоже на правду, – сказал Латиф, прищурив правый глаз.

– Это правда, – уверенно произнес я, глядя в глаза своему палачу.

Он пристально посмотрел на меня, словно хотел проникнуть в мое сознание и узнать, не утаил ли я чего. Меня смертельно утомил допрос. Еще утром я надеялся, что, выйдя из погреба, смогу убежать. Сейчас эта мысль не приходила в голову. Единственное, чего мне хотелось в этот момент, – снова оказаться в погребе, где не было ни Латифа, ни его моджахедов, причиняющих дикую боль.

– Господин Латиф дарует тебе жизнь, – вдруг сказал помощник хозяина. – Но это решение может измениться в любую минуту. Ты понял? – он сверлил меня взглядом.

– Да, – ответил я.

– А теперь можешь идти, – произнес Латиф и лениво взмахнул рукой в направлении двери.

Моджахеды развернули меня и подтолкнули к выходу. Моя жизнь зависела от этих людей, но я все же рискнул задать вопрос, которым мучался долгое время.

– Подождите, – произнес я, снова поворачиваясь к Латифу. – Я в ваших руках и сказал то, что вы хотели услышать. Откройте же, кто меня предал, от кого вы узнали о моей миссии?

Латиф был удивлен моей отчаянной храбрости. Некоторое время он молча смотрел на меня, а потом сказал:

– Я люблю смелых людей и удовлетворю твое любопытство. Ты молодой, рус, и можешь не понимать одной вещи – в мире нет ничего бесценного, все Имеет свою цену. Это главный жизненный закон, от которого еще никому не удавалось убежать, даже Москве, которая послала тебя сюда.

У меня перехватило дыхание. Слова Латифа были жестоки и означали, что люди, пославшие меня в этот ад, сами же и отдали меня в руки врагов. У меня не было причин не верить Латифу. Теперь все сходилось. Интересно, знал ли полковник Филатов, провожавший меня на задание, что моя судьба предрешена, что я никогда не вернусь обратно. И никогда не увижу жену, ребенка, который уже должен был родиться. За все время, что я находился в плену, я старался не думать ни о Марине, ни о ребенке. Это была запретная тема. Теперь же, когда я узнал причину своих мучений, в казалось бы безвыходной ситуации, перед моими глазами возник образ жены. И это возвратило меня к жизни. – Спасибо за информацию, – улыбнулся я Латифу. Тот отвернулся, а меня увели из комнаты.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

(апрель – август 1992 г.)

Я по-прежнему оставался узником Латифа. Меня удивляло, что он, зная, кто я и зачем прибыл в Афганистан, не предпринимал по отношению ко мне никаких действий. Такое поведение Латифа было для меня большой загадкой. Я предполагал, что он держал меня до подходящего момента, чтобы при случае продать таджикам или обменять на своего человека, находившегося в плену у моих соотечественников.

Поначалу я еще надеялся, что полковник Филатов не знает о заговоре руководства, продавшего агента врагу, и что он, как только узнает о моих неприятностях, сделает все возможное, чтобы спасти меня. Но проходили дни, которые складывались в бесконечные месяцы, а изменений не было. И я отказался от иллюзий и стал надеяться только на собственные силы. С каждым новым проведенным в заключении днем в моей душе нарастала ненависть к предателям, прямо-таки жаждал мести.

После второго допроса у Латифа меня стали выводить на прогулку. Она продолжалась всего полчаса, после чего охранник снова возвращал меня под замок. Пользуясь удобным случаем, я оценивал реальные шансы на побег. Я не думал оказывать сопротивление моджахедам, стараясь расположить их к себе или ослабить их внимание.

Однажды, когда Латифа и его боевиков не было, о чем свидетельствовало отсутствие охраны у дома, я решился бежать.

Со своим провожатым я надеялся справиться в одну секунду, а, когда завладею оружием, был готов уложить еще до двух десятков моджахедов. Главное, чтобы хватило боеприпасов.

Охранник не помышлял о моих намерениях. Он уныло плелся метрах в пяти от меня. Я незаметно свернул с обычного пути, по которому всякий раз водил меня охранник, и пошел в сторону изгороди. За ней размещалась техника. Провожатый не сразу отреагировал на изменение маршрута, но, заметив, бросился ко мне, показывая жестами, чтобы я вернулся. Он растерянно огляделся по сторонам, желая найти поддержку, но рядом никого не оказалось. Я не стал медлить и бросился на него. Сильным ударом кулака по голове я повалил его на землю, снял с груди автомат и еще раз стукнул охранника по голове прикладом. Затем я оттащил тело к изгороди. Теперь мне нужно было завладеть техникой. Я побежал вдоль изгороди, стараясь держаться ближе к строениям. Я слышал бешеные удары своего сердца. Момент освобождения казался мне таким близким!

Но я просчитался. Из-за строения прямо на меня шел Ахмад.

– Куда это ты так торопишься? – спросил он у меня.

Он гадко осклабился, видя разочарование на моем лице.

– С дороги, сука! – наконец пришел я в себя! Ахмад наставил на меня карабин, готовый в любую секунду выстрелить. Казалось бы, ситуация была безвыходной. Но тут я вспомнил первую ночь, проведенную в этом жутком месте. Тогда Шокар и Ахмад издевались надо мной, как хотели. Шокар был убит, теперь очередь была за его приятелем. Я молниеносно метнулся в его сторону и бросился под ноги. Такого маневра Ахмад не ожидал, он повалился на землю. Держа автомат двумя руками, я резким ударом приклада сломал ему челюсть.

– Гнида вонючая, – зашипел я ему прямо в окровавленное лицо. – Не нравится? На, получи еще, – и я нанес смертельный удар.

Послышались встревоженные крики моджахедов. «Они нашли труп охранника», – пронеслась в голове догадка.

Теперь медлить было нельзя. Я побежал к воротам, за которыми находилась техника; позади слышались вопли приближающихся моджахедов. Они не стреляли, уверенные, что возьмут меня живьем. Можно было укрыться за броней танка, но на нем далеко не уедешь. Я бросился дальше. Начали раздаваться редкие выстрелы. Добежав до грузовика, я упал на землю и спрятался за колесами. Я проверил запас боеприпасов и обнаружил, что имею меньше половины рожка патронов, при этом я помянул крепким словом охранника, словно он был виновен в моих неприятностях.

«Держись, Русич, – приказал я себе. – Это твоя единственная возможность вырваться из ада».

Я перевел автомат на режим одиночных выстрелов, чтобы экономить патроны, и пополз по-пластунски к последней машине. В этот момент я заметил недалеко бегущего моджахеда и выстрелил, тот упал.

– Один готов, – радостно прошептал я.

Послышалась автоматная очередь. Вскоре боевики показались в поле моего зрения, их было много. Я старался экономить патроны, подпускал моджахедов поближе и только тогда открывал «огонь». Я уложил семерых и заметил, что патроны кончились. Теперь следовало надеяться только на чудо.

Моджахеды окружали меня. Я затаил дыхание и ждал. Живым даваться в руки я не собирался, зная, что не смогу выдержать новых пыток…

Я пришел в себя от острой боли под лопаткой, попытался открыть глаза, но не увидел света.

«Наверное, я уже мертв», – подумал я.

Пошевелившись, я ощутил острую боль во всем теле. Это был верный признак, что я еще жив. Я не знал, где находился и что со мной происходило. Воздуха не хватало.

Собрав последние силы, я заставил свое тело слушаться приказаний. Превозмогая боль, я приподнялся с земли, но не мог устоять на слабых ногах и снова повалился навзничь. Ощупав рукой пространство вокруг себя, я пришел к выводу, что нахожусь в какой-то пещере. Кругом были камни – большие и маленькие, похожие на щебень.

Лежа на земле, я продолжал ощупывать перед собой землю и пополз по-пластунски вперед. Вскоре я уперся руками в валун огромных размеров. В полном отчаянии я стал колотить камнем, подвернувшимся под руку, по валуну. Никогда в жизни я еще не испытывал такой безысходности, как сейчас.

Вдруг я услышал приближающиеся шаги. Еще через несколько секунд пещеру наполнил тусклый свет керосинового фонаря. Я заметил двоих незнакомцев, которых до этого момента никогда не видел, и быстро закрыл глаза.

Незнакомцы подошли ко мне и осветили лицо фонарем. Мне удалось не выдать себя.

– Ты посмотри, Ровшан, он еще не пришел в себя, – сказал один.

– Не мудрено, он потерял много крови, возможно, он вообще не выкарабкается, – ответил тот, которого звали Ровшаном.

С этими словами он пнул меня ногой. Я едва сдержался, чтобы не вскрикнуть.

– Может быть, он уже умер? – спросил Ровшан. Второй незнакомец не ответил.

– Мухиб, – обратился к нему Ровшан, – пойди, доложи хозяину, что наш пленник умер.

– А если нет? – упрямо спросил Мухиб. – Если он еще жив? Ты что же, хочешь, чтобы хозяин мне голову открутил?

На некоторое время воцарилось молчание. Я притворялся мертвым, чтобы узнать, где нахожусь.

– Что же делать? – спросил Ровшан.

– Сейчас проверим, – ответил Мухиб.

Я приготовился к очередному пинку ногой и весь сжался, но Мухиб склонился надо мной, взял руку и стал проверять пульс.

– Да нет, он еще жив, – сказал он приятелю. – Слава Аллаху, ты же знаешь, что Собзали этот русский нужен живым.

При упоминании этого имени я едва не вскочил. Собзали! Он был полевым командиром таджикской оппозиции, в доверие к которому я должен был втереться, стать одним из его преданных наемных боевиков, а затем выполнить свою миссию – через него выйти на главаря таджикской оппозиции и устранить его.

– Да, знаю, – сказал Ровшан. – Но он такой слабый, что сомневаюсь, пригодится ли он вообще.

– Я слышал, – стал говорить шепотом Мухиб, – что для Собзали нет большой разницы, в каком он состоянии. Главное – чтобы русский был живым.

– Интересно, для чего он ему понадобился?

– Не знаю.

Только сейчас до меня дошло, что я нахожусь в руках таджиков. Ровшан и его приятель Мухиб разговаривали на таджикском, который очень похож на афганский язык, упоминали имя Собзали. Я стал судорожно соображать, как мог оказаться в плену у таджиков, но мой уставший мозг не выдвигал ни одной подходящей идеи.

– Ладно, – произнес Мухиб, – пойдем, доложим Собзали, что русский жив.

Ответа не последовало. Скоро я услышал удаляющиеся шаги. Таджики ушли, а я открыл глаза. Вокруг была кромешная тьма.

Дальше была каторжная, изнурительная работа. Я вместе с другими пленниками добывал руду. Сколько времени продолжалось все это, мне было неизвестно. Но однажды ко мне в пещеру привели врача. Он осмотрел все еще не зажившую рану на моем плече, промыл ее и перевязал. Такое внимание насторожило меня, я попытался заговорить с врачом, но тот не пожелал меня слушать. Он ушел. Я недолго оставался один, появился Мухиб, которого я узнал по голосу, с миской шурпы.

– Ешь, русская собака, – сказал он. – Да побыстрее, тебя ждет Собзали.

В пещере было светло: к стене прикрепили горящий факел, и теперь я мог разглядеть Мухиба. Ему было около сорока лет, на смуглой щеке виднелся глубокий шрам.

– А кто такой Собзали? – спросил я у него.

– Ты скоро с ним познакомишься, – коротко ответил Мухиб.

Он больше не разговаривал со мной, подождал, пока я поем, забрал посуду и вышел.

Я ждал встречи с Собзали, человеком, который наверняка знал о моих планах и от которого зависела моя судьба. Из разговора Мухиба и Ровшана я знал, что Собзали хочет использовать меня в своих целях и мучился вопросом, что на этот раз уготовила мне судьба.

Я лежал на холодном полу пещеры и размышлял, пока за мной не пришли двое вооруженных таджиков, чтобы сопроводить к своему хозяину. Мы вышли из пещеры. На улице была ночь. Я вдохнул полную грудь свежего воздуха и пошатнулся, едва устоял на ногах. У входа в пещеру нас поджидали еще два боевика. Они, как и первые, были вооружены автоматами Калашникова.

Перед тем как спустить меня с гор и доставить к командиру, боевики связали мне руки за спиной, а на глаза надели плотную повязку. Двое парней подхватили меня под руки, а остальные шли позади. Такие меры предосторожности были лишними – я не имел сил, чтобы убежать сейчас.

Когда мне развязали руки и разрешили снять повязку, я увидел, что нахожусь в просторной, ярко освещенной пещере, убранной цветастыми коврами. Сопровождавшие боевики удалились по тоннелю-коридору и оставили меня одного.

Вдруг на одной из стен отвернулся ковер, закрывавший вход в другое помещение, и появился человек среднего роста, с черной густой бородой, одетый в защитный военный костюм офицерского покроя. У него было смуглое лицо, невысокий лоб, густые черные брови и такие же черные, аккуратно уложенные волосы. Я узнал Собзали, портрет которого видел в Москве.

Пройдя через всю пещеру, он уселся в одно из кресел возле небольшого письменного столика.

– Виктор Тарасенко? – спросил Собзали.

Я никак не ожидал такого активного начала и продолжал хранить молчание.

– Почему ты не отвечаешь на мой вопрос? – он говорил по-русски. – Или за время скитаний ты позабыл свое настоящее имя, Русич?

Сомнений не было, этому бородатому таджику была известна вся моя подноготная. Я проглотил набежавшую от волнения слюну и сказал:

– Нет, память не оставила меня.

– Это очень хорошо, – по-приятельски улыбнулся Собзали. – Значит, мы сумеем договориться.

– Это о чем? – насторожился я.

– Об этом узнаешь попозже. Сейчас я хочу услышать кое-что от тебя.

Он сделал небольшую паузу и продолжил:

– Или ты собираешься рассказывать мне те же сказки, что сочинял для моих друзей-афганцев?

– А что я имею в том и другом случае? – поинтересовался я.

Собзали рассмеялся.

– Мне говорили, что ты храбрый воин. Оказывается, что ты еще умный человек, обладающий чувством юмора.

– Значит, меня ждет смерть в любом случае? – высказал я свою догадку.

Собзали задумался.

– Возможно, я помогу тебе, если ты ответишь на один вопрос.

У меня не было выбора, я решил быть откровенным, чтобы взамен получить интересующую меня информацию.

– Кого из главарей таджикской оппозиции ты должен был убить? Химматзода или Тураджонзода? Отвечай!

Я растерянно заморгал глазами.

– Отвечай! – властно повторил Собзали.

– Не знаю, – честно признался я.

Не мог же я сказать Собзали, что он выдал, сам того не зная, нужную мне информацию.

На крик вбежали двое боевиков. Они уставились на хозяина, готовые по его приказу разорвать меня на части.

– Позовите ко мне Чавхора.

Один из охранников выбежал исполнять поручение. Второй остался на месте.

– Ты тоже можешь идти, – сказал Собзали, показывая ему на дверь.

– Итак, ты собираешься отвечать на мой вопрос? – снова обратился он ко мне.

Я пошел на хитрость:

– Ответь сначала на мой вопрос.

– Что?! – вскричал Собзали. – Как ты осмелился просить меня об этом?

Я молчал. Он успокоился наконец:

– Что ты хотел от меня узнать?

– Кто меня выдал?

– Ах, это… – улыбнувшись, сказал он, словно речь действительно шла о пустяке. – Пожалуйста: твое московское руководство.

– Но зачем?

– Это уже второй вопрос. Теперь отвечай на мой, как мы и условились.

– Я не знаю, – произнес я.

Собзали был в бешенстве. Он набросился на меня и ударил кулаком в лицо. Я почувствовал запах крови, которая ручьем полилась из разбитого носа. В этот момент вошел Чавхор. Он бросился на помощь хозяину, но Собзали остановил его жестом.

– Сделай этому паршивцу укол, – приказал он Чавхору.

– У меня есть только аминазин, но он…

– Я тебе сказал, – перебил его хозяин, – сделай ему укол. Меня не волнует, как он называется. Главное – развязать ему язык, – он ткнул пальцем в мою сторону.

Чавхор быстро наполнил шприц и направился ко мне. Я кричал, сопротивлялся, но прибежавшие на шум боевики навалились на меня и помогли Чавхору. Как только тот ввел раствор в вену, я почувствовал слабость, и у меня подкосились ноги. Боевики отпустили меня, я грохнулся на пол.

– Что ты сделал? – испугался Собзали. – Ты умертвил его?

– Нет, – ответил Чавхор. – Но теперь он несколько дней не сможет передвигаться. Спрашивайте его скорее, а то отключится.

Собзали наклонился ко мне и заглянул в глаза.

– Кого ты хотел убить, Виктор? – спросил он ровным и даже каким-то ласковым голосом. – Химматзода или Тураджонзода?

Мне казалось, что я присутствую на спиритическом сеансе.

– Кого прикажут, мне все равно, – ответил я безразлично и провалился в небытие.