Текст книги "Рейс туда и обратно"

Автор книги: Юрий Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Русов открыл глаза, взглянул в иллюминатор – все так же раскачивалось там черное, усыпанное звездами небо. Все так же тяжко, маслянисто всколыхивалась вода и призывно кричали ночные птицы... Ну да, это они с Нинкой, а не женщиной из созвездия Северная Корона, носились как сумасшедшие по дикому, пустынному пляжу Куршской косы, а потом собирали янтарь и грелись у костра. Наступил вечер. И никуда не хотелось идти. Да и куда идти? Последний автобус, идущий из Клайпеды в Калининград, давно прошел, не пешком же топать сто километров? И ту ночь они провели в разбитой шлюпке. С недалекого луга он притащил охапку сена, они зарылись в него и воображали, будто находятся на необитаемом острове. Громыхали волны, и берег мягко вздрагивал от их ударов. Плыли над головой созвездия: ярко, сочно светила луна, и в ее плывущем свете пробежала по берегу лисица, оставив на сыром песке длинную ровную строчку следов...

Русов зевнул, потянулся, все ж спать пора, и вздрогнул, ощутив на своем лице легкое дуновение ветерка. Да нет же, не ветер это, а ночная птица влетела в иллюминатор. Вскрикнув, птица метнулась в одну сторону, в другую, ударилась о рундук и опустилась на письменный стол. Русов зажег свет и взял птицу в руки. Она походила и на стрижа, и на голубя. У ночной гостьи были узкие пепельно-серые крылья, маленькие, с перепонками лапки и голубиная головка с черными глазами. Русов поднес птицу ближе к лампе, и глаза ее загорелись глубоким изумрудным цветом.

– Так это ты опять прилетела? – пробормотал Русов. – Это ты?

В дверь стукнули, помедлив немного, Русов сказал: «Да». А птица испуганно трепыхнулась в его руках. Несмело, как-то бочком вошел кок и положил на стол исписанные листки. Увидев в руках Русова морскую птицу, кок вздрогнул и побледнел.

– Сама впорхнула? – зашептал он, испуганно глядя в раскрытый иллюминатор. – Плохой знак, Николай Владимирович, разве не знаете этого? Говорят, еще со времен парусного флота... Это ж твоя смерть прилетела, позвала. Слышишь, летають, крикають, а ведь это вовсе не птицы, все моряки погибшие, души ихние. – И еще тише зашептал: – Удавить надо, а то потонешь.

– А я останусь на суше, – криво улыбнулся Русов. – Вот и все.

– Океан позовет и не устоишь. Вернешься.

– Иди, кок. В семь утра встретимся.

Осторожно, на цыпочках Федор Петрович вышел, а Русов задумался, сжал пальцы и ощутил бурное биение маленького горячего сердца. Подошел к иллюминатору и выпустил птицу. Прислушался. Сверху, кажется от самых звезд, разносились призывные голоса.

– Итак, господа, начнем наши переговоры. – Русов поглядел на сеньора Ортегу. Тот кивнул. Перевел взгляд на кока и с трудом удержался от улыбки. Кок был в белой рубахе, пуговицы к которой отчего-то были пришиты синими нитками, в темных, солнцезащитных очках и белых нитяных, полученных, видно, у боцмана перчатках. И кок солидно кивнул, мол, все в порядке, чиф. Кашлянул в сухой кулак, разложил перед собой листки с рецептами и поправил очки. – Итак, рецепт номер один: щи. Записывайте, сеньор Ортега, я буду переводить.

– Я весь внимание, – сказал сеньор Ортега.

– Варим мясной бульон. Кладуть в него квашоную капустку, – высоким, напряженным голосом проговорил Федор Петрович. – Добавляють в него полтора стакана воды, немного масла, затем закрывають каструлю крышкой и тушать продукт час. – Кок передохнул, кашлянул: – После этого продукт заливають бульоном, кладуть в кастрюлю лавровый лист, перец, соль, мучную заправку и разные корешки, жаренные с томатом, и подають на стол. Рецепт стоить... – кха!.. – пятьсот долларов.

– Сто, – сказал сеньор Фернандо. – Я же не очень богатый миллионер, сеньоры.

– Четыреста, – внимательно поглядев на Русова поверх очков, сбавил цену кок. – Какие это будут щи, сеньор!

– Сто десять, – сведя лохматые брови, проговорил Ортега. – Сеньоры, не забывайте, что ресторан я открою лишь из желания установить более дружественные отношения между нашими странами!

– Двести пятьдесят, – предложил Русов. Кок встрепенулся, поднял руки вверх, махнул ими на Русова: что вы?! – Идем на уступки из этих же интернациональных побуждений, сеньор Ортега.

– Сто одиннадцать. Сеньоры, вы меня грабите.

– Двести.

– Сто двенадцать!

– Хорошо. Решили. Кок, пиши: рецепт щей уступлен сеньору Фернандо Ортеге за сто пятнадцать долларов, да?

– Да. За сто тринадцать долларов, – кивнул Ортега. – Дальше.

Вошел боцман, присел на краешек дивана, стянул с головы закапанный белой краской берет. Прислушался к разговору, подмигнул коку. Русов поглядел на часы. Ага, вот и Жора.

– Пирожки с картохой, – продолжил Федор Петрович.

– Все остальное я подберу из книги о русской пище, которую мне, конечно же, пришлют из Москвы, из посольства, если я попрошу об этом, – проговорил Ортега и поднялся. Кок в удивлении развел руками, а Ортега добавил: – Хотя вот что... Сеньор Русофф, вы переведите мне еще восемь предложенных сеньором Дониным рецептов, всего на сумму в тысячу долларов. Хорошо? Деньги я перечислю на вашу контору, раздадите их членам экипажа. Мне же хочется, чтобы хоть как-нибудь... Понимаете?

– Хорошо, я все сделаю после вахты, – сказал Русов. – Жора, принимай вахту. Как дела?

– Все в порядке, чиф, —ответил Куликов. – Когда встреча с бразильцами?

– Вечером. Часов в восемнадцать. Сейчас скажу Бубину, чтобы выходил на связь с «Сан-Себастьяном». Договоримся, как проведем встречу. Боцман, что у тебя?

– Покраска палубы у меня. Соревнование у нас, разве забыли? Палубная команда красит левую половину корыта, а машина – палубу вдоль правого борта. Известить всех надо, чтобы сразу после завтрака...

– Извещу. Все?

– Ортегу я в нашу команду записал, скажи ему.

– Что-то случилось? – спросил Ортега, заслышав свою фамилию.

– Покраска палубы, сеньор Ортега. Последнее в этом рейсе социалистическое соревнование между палубой и машинной командой.

– Соревнование? Как это понять? Кто быстрее, тот больше заработает, да? О, я с удовольствием! Глядишь, и верну себе сотню долларов.

– Идем, Федя, – сказал боцман сеньору Ортеге, – дам тебе робу, милый.

Каким-то нервным был этот день. Духота, полной грудью не вздохнуть. Весь горизонт был затянут золотистым маревом, в котором блеклым желтком застыло солнце. Вроде бы и не посылало на океан своих лучей, но все было раскалено: металл, дерево, да и сам воздух, насыщенный горячей пылью, поднятой где-то в глубинах Африки и выброшенной горячим ветром пустынь в океан.

Нервничал капитан. Злой, раздраженный бродил по рубке и придирался к стоящему на руле Мухину, что тот плохо держит танкер на курсе, дергал Бубина, который никак не мог связаться с «Сан-Себастьяном». Капитан опасался, что «бразилец» не выйдет на рандеву в оговоренные сроки и придется пересаживать людей с судна на судно в темноте, а это очень опасно, либо придется ждать рассвета, но согласится ли «бразилец» терять впустую время? Капитан не мог найти себе места, все бродил и бродил по рубке, заглядывал к Бубину, раскачиваясь с пяток на носки, торчал за спиной Мухина, следил за курсометром.

– Товарищ капитан, я так не могу, – сказал Мухин. – Ну что вы торчите за моей спиной?

– Ровнее, ровнее держите курс, Мухин, – проворчал Горин.

– Он отлично держит курс, капитан, – с трудом сдерживаясь, чтобы не надерзить, проговорил Куликов. – Ну что вы сегодня ко всем придираетесь?!

– Капитаны не придираются, Куликов. Капитаны дают указания, слышите? – вскипел Горин. – Мухин, отойдите от колонки, глядите, как это делается. – Мухин хмыкнул, пожал плечами, отошел, и капитан занял его место. Нажал на одну кнопку, выравнивая ход танкера, на другую. Танкер вильнул, и Мухин усмехнулся: вряд ли капитан мог вести танкер лучше, чем он, матрос, постоянно стоящий на руле. – Вот как надо держать танкер на курсе, матрос Мухин! – сердито проговорил капитан и отошел от колонки. – Учишь вас, учишь...

Громко стукнула дверь, вошел доктор, лицо у него было встревоженным. Кивнул Куликову, отер пот с лица, спросил:

– Где Русов? И звонил ему в каюту, и стучался.

– Да на палубе. В команде боцмана кистью орудует, – ответил Жора. – А что случилось?

– Николай Владимирович, – позвал доктор в открытое окно рубки. – Поднимитесь в рубку, пожалуйста.

– Да что произошло-то? – спросил и капитан. – Почему вам именно Русов понадобился?

– С Танюшкой плохо. Видно, пора ей.

Русов кивнул, иду-иду, вместе с боцманом они спорили с Володиным: боцман считал, что «машина» кладет слишком тонкий слой краски, «мазюкает», а не красит, Володин же доказывал, что именно так и надо красить, слой краски должен быть тонким, так лучше сохнет и «намертво прикипает к железу», уж они-то, механики, это знают лучше, чем матросы.

Потный, краснолицый от духоты Русов поднялся в рубку. Вытирая руки смоченной в солидоле тряпкой, он выразительно поглядел на Жору, и тот направился в штурманскую за сигаретами. Распахнул дверь, и все увидели, что в штурманской на диване сидит Виктория.

– Куликов! Сколько раз мне надо объяснять вам, что... – звенящим голосом начал капитан и даже задохнулся от возмущения. – Сколько раз мне, капитану танкера, нужно повторять!

– Это я разрешил, Михаил Петрович, – вступился за штурмана Русов. Закурил, затянулся дымом. – Не мешает же.

– Не «мешает»?! Да что это такое? Да кто тут, на танкере, капитан? Вы, Русов, или я?

– Вы, капитан, вы! – Русов едва сдерживался, чтобы не повысить голос. Что за день? Он подошел к окну, и Горин двинулся следом, остановился, тяжело, возбужденно дыша, рядом, а Русов сказал: – Глядите, какие у нас молодцы ребята: танкер-то как новенький становится, а вы по пустякам нервничаете. Э, палуба, кажется, побеждает.

– Но есть же устав, вы понимаете?

– Не трогайте девчонку. Ведь сегодня ребята расстанутся. И навсегда.

– Но ведь есть обязательные условия несения вахтенной службы, которые нарушать не положено!

– Поглядите-ка лучше, как наш миллионер старается. Да он лучше и быстрее всех красит.

– Ур-рааа! Наша взяла! – донесся с палубы хрипловатый басок боцмана Да, так оно и было. Вся правая половина танкера уже была покрашена, а механикам оставалось мазать еще метра два перед полубаком. Сеньор Ортега стоял возле боцмана потный, уставший, но очень довольный. Он смеялся, взмахивал рукой и подпрыгивал, как футболист, забивший гол в ворота противника. – Поможем кочегарам! – крикнул боцман. – За мной, матросы.

– Ладно. Пускай девушка побудет в штурманской, – буркнул капитан и стиснул виски руками.

– Дьявольская духота. Легли бы, капитан. – Русов погасил сигарету. – Идем, док, разберемся с Юриком. А, вот и Бубин. Ну, как?

– Фу-у! Отыскался все ж «Сан-Себастьян», проходимость ни к черту...

– Где и когда? – нетерпеливо спросил капитан. – Встреча?

– Где и когда? – как эхо повторил Жора.

– Проходимость ни к черту! Кажется, что и радиоволны расплавились в этой жаре, а не только мозги. Вот! – Бубин приблизил листок, который держал в руках, к лицу, прочитал: – «Назначаем вам рандеву...

– Ишь ты, «назначаем», – буркнул капитан. – Ну?

– ...рандеву у островов Зеленого Мыса, восточная оконечность острова Боавишта, шестнадцать градусов семь минут северной широты и двадцать два градуса пятьдесят минут западной долготы в шестнадцать часов ровно. Просим точно выдержать время, запятая, идем по строгому расписанию. До встречи. Капитан теплохода «Сан-Себастьян» Альфредо Дельдаго».

– Успеваем? – озабоченно проговорил капитан. – Ишь ты, они нам «назначают»! Ну-ка, взглянем на карту, что там... – Толпой направились в рубку. Завидя мужчин, Виктория больше вжалась в угол дивана, лицо у нее было бледным, ярко выделялись, «торчали», подумал Русов, глаза. Девушка поджала ноги, взглянула на Куликова, и тот едва приметно кивнул ей, улыбнулся, успокаивая, а капитан рывком придвинул к себе карту, потянулся за циркулем и измерил расстояние от точки, где сейчас находился «Пассат», до островка Боавишта. Огорченно кинул циркуль на стол: – Черт бы их побрал: «назначают»! Сейчас одиннадцать, а пробежать надо до островов почти сто миль. Мы что, эсминец?!

– Ничего страшного, капитан, – сказал Русов, – пробежимся на форсированном режиме, Володин добавит три-четыре мили...

– И не подумаю, – послышался за их спинами голос старшего механика. Он только что вошел в рубку, но услышал главное, что могло его интересовать. – Мы и так идем со скоростью, предельной для машины в этих широтах: шестнадцать узлов.

– Прибавьте обороты, Володин, я приказываю! – вскипел капитан.

– Владимир Владимирович, ведь можете же, – поддержал капитана и Русов. – Ну сколько нам таскаться по океану с этими бразильцами.

– Хорошо. Пишите письменное распоряжение, – уступил Володин, понимая, конечно же, что положение безвыходное. – Пишите, что приказывается мне ввиду сложившихся обстоятельств...

– О боже, – капитан оперся локтями о стол, опустил голову в руки. – Николай Владимирович, напишите вы ему распоряжение.

– Идите, капитан, в каюту. – Володин поглядел на Русова и усмехнулся. И тот усмехнулся, пожал плечами: ладно, он напишет такое распоряжение, примет ответственность на себя. Сказал Володину: – Прибавляй те обороты. Сейчас я загляну к Юрику Роеву и накатаю бумагу. Идем, док.

– Черт бы вас всех побрал! – вскричал Володин. – Прибавь обороты! Это же машина, вы понимаете? – замолк, тихо сказал Русову: – Коля, не надо никаких бумаг. Запорю двигун, все равно посадят.

«Остров Боавишта является восточным из островов Зеленого Мыса. В восточной половине острова, в направлении с севера на юг тянется горная цепь высотой 300-400 метров. На острове ведется добыча соли... Вблизи берегов острова лежит много рифов; положение и протяженность рифов, показанные на картах, недостоверны. Остров Боавишта является хорошим радиолокационным ориентиром, на экране радиолокатора он дает четкий сигнал с расстояния 27 миль...» (Лоция западного побережья Африки.)

Русов торопливо шагал по ступенькам трапов. Володин с лязгом открыл дверь в машинное отделение; жарким, воняющим соляркой ветром дохнуло в коридор, а потом дверь с таким же лязгом захлопнулась, и теперь Русов уловил иные, тотчас встревожившие его звуки. Кричат, что ли? Ну да, теперь он ясно услышал яростные крики, доносящиеся из-за двери каюты сеньоров Гомеса и Гонсалеса. Как видно, их многодневный, напряженный спор о долларах, которые им задолжал сеньор Ортега, достиг наивысшего накала.

Он потянулся к ручке каюты, но не успел за нее взяться, как дверь распахнулась. Русов едва успел отскочить, как из каюты вылетел и грохнулся на палубу один из сеньоров. Бурое от духоты и ярости лицо сеньора было в крови, подаренная кем-то из моряков «Пассата» рубаха разорвана. Вскричав: «Каррамба!» – сеньор мореплаватель вскочил на ноги и ринулся в каюту.

– Штиль! Штильгештанген! – отчего-то вдруг по-немецки крикнул Русов. Он шагнул в каюту, но один из сеньоров, кажется Гомес, так швырнул Гонсалеса, что тот опять вылетел из каюты. Русов схватил его за рубаху, рванул, все, что он знал по-испански, вылетело из головы, и Русов заорал: – Прекратить драку. А ну по углам! В канатный ящик загоню!

Сеньор Гомес оттолкнул Русова, ринулся на сеньора Гонсалеса. В глубине коридора показался Серегин. Он быстро подошел, взглянул на Русова, мол, успокоить мореплавателей? И Русов кивнул, но тут же сказал:

– Валюха, быстро тащи сеньора Ортегу сюда. Ввяжемся, накатают потом, что мы их избили. Пускай-ка сами разбираются.

И он отступил, захлопнул дверь. Раза три кто-то тяжко ухался в нее. То ли сеньор Гомес швырял сеньора Гонсалеса, то ли наоборот, сеньор Гонсалес шлифовал спину и бока сеньора Гомеса о переборки и дверь каюты, пока не показался спешащий к месту баталии сеньор Ортега. Русов, подпиравший дверь плечом, отскочил, дверь распахнулась, и оба мореплавателя выкатились в коридор. Что-то страстно выкрикнув, сеньор Ортега ловким, точным ударом уложил на палубу сеньора Гонсалеса. В следующий момент и сеньор Гомес, как лягуха, распластался на палубе, но уже на ногах был второй сеньор. Еще удар, да еще какой!.. Видно, оба сеньора, и Гонсалес и Гомес, уже порядком приустали, потому что Ортега быстро завалил одного из мореплавателей на койку, а второму вывернул за спину руку и глянул на Русова. Да, лучше будет, если драчунов развести по разным каютам.

– Двенадцать часов ноль-ноль минут, – разнесся по судовым помещениям бодрый, как всегда, голос Куликова: – Команде обедать.

«Как-то обстоят дела у Тани?» – подумал Русов и направился к госпиталю. Постучал. Назвал себя. Щелкнул ключ, Русов вошел. Таня лежала на койке, прикрытая простыней. Доктор сидел на краешке постели, держал ее руку, проверял пульс. В углу каюты с коротким пожарным ломиком в руке таился Юрик Роев. Русов опустился в кресло, спросил:

– Ну как, Таня?

– М-мм... сейчас орать буду... – ответила та. Лицо у нее горело, весь лоб в капельках пота. Она закусила губу, мотнула головой. – То немного отпустит, то так схватывает, что, кажется, умру. Чувствую, что вот-вот и... Толя, я не умру, а?

– Ты у нас крепкая, Танюха. Ты же морячка, милая ты наша. – Гаванев промокнул со лба Тани пот, улыбнулся ей: – И все будет отлично. – Кивнул на люльку: – И уже сегодня этот кораблик получит пассажира. – Он встал, поправил халат: – Коля и Роев, уходите.

– Пойдем, Юра. – Русов взял Роева за локоть. – Идем.

– Да-да, я иду! Танечка, я рядом, в прачечной, слышишь? – Русов подтолкнул его к двери, наклонившись к нему, Юрик зашептал: – Берегите Жорку. Они не могут вернуться на Северную Корону с пустыми руками! Нет, они не похитят его, а он уйдет с ними. С ней, Викторией. Ему обещано все: любовь, громадное приданое невесте, дом, машины, яхта, кругосветное свадебное путешествие.

– Я все понял, Юра. Спасибо за предупреждение.

Какая духота, вся одежда прилипла к телу. Отдохнуть бы хоть час-полтора, помыться, но где там, столько дел: «Сан-Себастьян», Таня... А где Жорка? Наверное, уже сменился с вахты, зайти, что ли? Мягко колыхалась под ногами палуба коридора, мощно, напряженно работал главный двигатель, гнал танкер вперед, на рандеву с бразильцами.

Злобными голосами перекликались через переборку соседних кают запертые на ключ сеньоры мореплаватели. «Карр-рамба!» – время от времени выкрикивал сеньор Гомес. «Диабло!» – ответствовал ему сеньор Гонсалес. Слышны были и голоса из каюты Жоры Куликова, вернее один, юной наездницы сеньориты Виктории Ортеги. «Рио-де-Жанейро... Монтевидео, Нью-Йорк... Мадрид», – громко, напряженным голосом называла города девушка. Уж не маршрут ли это их с Жоркой свадебного путешествия? Ну, дела.

Он постучался, Жора весело откликнулся: «Да!» Увидев старпома, Виктория тотчас встала и вышла из каюты, а Русов повалился в кресло под прохладную струю вентилятора. В расстегнутой до пояса рубахе, восторженный, рот до ушей, Жорка сидел напротив него, волосы взъерошены, глаза лучатся.

– Ну и жара, – проговорил Русов и сам заулыбался, – Жора, какая, а?

– И не говори, чиф. Жаркие денечки! – весело отозвался Жора. – Да и ночки тоже, а? Не до сна, чиф. А, плевать, в гробу выспимся.

– Сияешь как надраенный судовой колокол. Ну что, сказал: «Ёо ту керо»?

– А на фига? Она сама сказала.

– А ты что?

– А что я? Разве можно обижать такую девчонку? Говорю: «Си, Виктория, си!» Уже и сеньор Ортега приходил, и вдвоем приходили, и снова одна приходила. Такой я парень, чиф! – Жора засмеялся, пружинно поднялся, прошелся. Остановился перед Русовым, сунув руки в карманы, сказал басом: – Сэр, могу предложить вам должность капитана на парусно-моторной яхте. И квартиру из пяти комнат в нашем с Викторией особняке... Ну как?

– Рожу умой, вся в губной помаде, сеньор Куликов.

– А, плевать! Так согласны или нет? В общем, пока мы с Викторией будем путешествовать, вы, сеньор, покупаете по моей доверенности яхту, переоборудуете ее и разрабатываете маршрут кругосветного плавания. А мы вначале, мы прошвырнёмся с Викторией по Бразилии. Верхом. На конях, сеньор Русов, а уж потом...

– Представляю, какие у тебя будут кривые ноги. – Русов поднялся. – Колесом, как у сеньора Ортеги. Ну, духота. Доберусь я сегодня до своей каюты?

– Ноги? М-мда... Вот это обстоятельство меня как-то смутило. Я же моряк, а не гаучеро, – сказал Жора. Сел в кресло, пододвинул к себе вентилятор. Погрустнел: – Так все хорошо, Николай Владимирович, и так все печально. Славная она девчонка. Жаль, но океаны и моря пока все же не соединяют, а разъединяют людей.

Под душ бы скорее, под тугую, холодную струю. Но прежде чем оказаться в своей, Русов очутился в каюте боцмана. Дверь в нее была открыта, боцман Василий Дмитриевич Медведев сидел на койке в обнимку с сеньором Фернандо Ортегой и что-то втолковывал ему, медленно покачивая перед массивным носом скотопромышленника темным, толстым, как свайка, пальцем.

– Не отрывайся, Федюня, слышишь?.. Не отрывайся от рабочего класса, слышишь?.. От гегемонта не отрывайся... А, Коля! – переведи ему, слышишь?.. Штоб не отрывался, ну-ка, переведи. Вижу, смекает он, но надо, штоб точно все понял.

– А я и есть рабочий класс, – выслушав Русова, стукнул себя в грудь кулаком сеньор Ортега и растопырил пальцы. – Во! Этот быком расплющен, этот молотком покалечен, с этого ноготь сорван, а этот – кривой, видите?.. – тоже в труде покалечен! – Ортега улыбнулся. – Жена укусила, такая она у меня страстная. – Сеньор Ортега похлопал боцмана по колену и, посерьезнев, сказал Русову: – В первый раз в жизни работал сегодня бесплатно. И удивительно: не жаль. – Засмеялся, погрозил пальцем боцману, потом Русову: – Соревнование! Ну, хитрецы. – Задумался, покачал головой. – Вот бы еще у моей девчонки все сложилось.

– А что у нее должно сложиться?

– Полюбила она вашего парня. – Сеньор Ортега внимательно поглядел в лицо Русова. – Да и мне он понравился. И черт с ним, соседом-ковбоем.

Чувствуя себя совершенно разбитым, изнемогающим от невероятной духоты, он поднялся к себе в каюту, стянул липкую рубаху, шорты и направился в душ, Подставил голову тугим струям воды. Ну, Жорка! Ну, дела.

К островам Зеленого Мыса танкер «Пассат» подошел вовремя. В пятнадцать тридцать пять вахтенный помощник капитана, степенный и неторопливый Степан Федорович Волошин, постучал в каюту капитана. Таращась в полумрак капитанского жилья – шторы на окнах были опущены, – он доложил, что локатор зацепился за горы острова Боавишта. И что ход танкера по распоряжению старпома, который находится в рубке, снижен до среднего. Через тридцать-сорок минут они будут в точке рандеву. Бубин поддерживает постоянную связь с «Сан-Себастьяном».

– Иди, – отозвался капитан и медленно, словно боясь что-то сшелохнуть в своей голове, сел в койке: – Боцмана и Куликова в рубку.

– Куликова? – помедлив немного, переспросил Волошин. Он понимал, для чего нужен боцман, но зачем капитану Куликов? – Вы сказали...

– Пускай побудет с нами. Идите.

– Вместе с нами? – опять переспросил Волошин. – Ну да. Хорошо.

Он опять вздохнул, прикрыл дверь и отчего-то на цыпочках направился в рубку. Сообщил Русову о приказе капитана, вызвал и того и другого по судовому радио. Дверь из ходовой рубки в коридор была распахнута, и было слышно, как Бубин переговаривался по радиотелефону с «бразильцем». Послышались шаги, и показался капитан. Горин шел плавно, будто держал на голове сосуд, наполненный водой.

– Боль отступила, – сказал он Русову. – Ну что мы имеем?

– Остров Боавишта мы имеем. Идем к нему.

– Куликова вызвали? – Русов кивнул. – Как у Коньковой?

– Вот-вот...

– Так где же Куликов?!

– Да вот же они идут, – сказал Волошин. Он обмахивался носовым платком, и по всей рубке расплывались запахи одеколона. – И Медведев. Да и сеньор Ортега с дочерью... Жора, это не я, капитан тебя вызывал.

– Спешу-спешу! – неестественно весело произнес Куликов. Голову штурман поднял высоко, и весь он держался как-то очень прямо, напряженно. Конечно же, он улыбался, подмигнул зачем-то Русову, и тому стало нехорошо от улыбки Жоры, от всей его показной бравады. Рядом с Куликовым шла Виктория. И она держала голову высоко поднятой, улыбалась, но лицо у нее было холодным, белым, измученным. – Я тут, капитан, – воскликнул Жора. – Я вас слушаю.

– Побудь с нами, – буркнул Горин. – Побудь.

– «Сан-Себастьян» лег в дрейф, – доложил Волошин. – Спускают шлюпку, видите?

За Жорой в рубку вошли сеньор Ортега и боцман. Оба были в белых наглаженных, боцманских, видимо, рубахах, а на толстой шее Дмитрича красовался красный платок, подаренный, наверное, ему Викторией. И походил боцман Медведев на пирата из банды Флинта. Не поворачивая шею, плавно неся на ней свою больную голову, капитан повернулся к вошедшим и протянул бразильцу руку:

– Прощайте, сеньор Ортега, – сказал он. Бразилец схватил ее своими ручищами и так встряхнул, что голова у Горина мотнулась. Он стиснул зубы, высвободил руку из лап сеньора Ортеги, притянул к себе девушку за плечи, поцеловал в лоб. Сказал, отвернувшись к окну: – Боцман, майнайте парадный трап.

– Шлюпка с «Сан-Себастьяна» подходит к борту «Пассата», – строго и торжественно проговорил Волошин. – Прошу пассажиров на палубу.

Вот и все. Слышно было, как громыхала лебедка, опускающая трап, звенели цепи, как сам трап ударялся и скребся по борту судна. «Плавнее, Валька, Не рви лебедку! – командовал боцман. – Одерживай шлюпку, усатый, одерживай!» Рукопожатия, последние слова, отчаянное лицо Виктории, смех Жоры, ему отчего-то было ужасно смешно; уверения, что, конечно же, они люди, а не корабли, расходящиеся в океане, что встретятся еще, обязательно встретятся. И рокот мотора отваливающей от борта танкера бразильской шлюпки, мощный глас боцмана: «Прощай, Федюня!» Три гудка «Пассата», три «Сан-Себастьяна».

Да, вот и все. Русов закурил, взглянул на часы, шла уже его вахта. Расписавшись в вахтенном журнале, сидел в штурманской Волошин, вид у старого штурмана был усталый и грустный. Жора сидел рядом с ним, качал ногой, глядел в иллюминатор на удаляющийся «Сан-Себастьян», застегивал и расстегивал верхние пуговицы рубашки. Хмурясь, мерил шагами рубку капитан. В углу ее тяжко вздыхал боцман, Серегин подменил на руле Шурика Мухина, но тот не уходил, протирал чистой ветошью рулевую машину. «А Алексанов что тут делает?» – подумал Русов. И вообще, в чем дело? Полная рубка народу. Механики, матросы, да вот и кок появился, вжал под пристальным взглядом Русова голову в плечи, шмыгнул за спину боцмана, выглянул из-за его плеча.

– Товарищи, в чем дело? – опередив Русова, спросил Горин.

– Ждем, – кашлянув в кулак, сказал Алексанов.

– Чего ждем? Кого? – Горин удивленно осмотрелся, глянул в окно ходовой рубки, повернулся к Русову: – В чем дело?..

Русов не успел ответить. Из нижних помещений судна донесся и, кажется, прокатился по всему танкеру пронзительный крик, от которого у Русова мурашки побежали по спине. Капитан застыл на месте, потер виски ладонями, кивнул: ах, да... Сел на откидной стульчик, скрестил на груди руки.

Резко зазвонил телефон, все вздрогнули, колыхнулись, уставились на трубку, которую Русов вырвал из рычагов.

– Коля! Как там дела?! – прокричал, перекрывая гул двигателя, стармех. – Все в порядке?

– Да уже с полчаса как пересадили их на «Сан-Себастьян».

– Да я не о том! Как у Танюхи?

– Ждем. Сообщу, когда...

Еще кто-то из моряков пришел в рубку. Капитан опять заходил по ней. Покашливал Алексанов, что-то сердито шептал ему Серегин. Кот Тимоха появился. Мурлыкая, обошел всю рубку, поторкался каждому в ноги, а потом устроился у ног своего хозяина.

Вновь резкий звонок телефона всколыхнул рубку.

– Коля, все в порядке, – услышал Русов голос Гаванева. – Мальчик. Юриком наречен Татьяной. Она чувствует себя хорошо.

– Моряк родился! – громко сказал Русов. – Все в порядке.

– Поздравляем! – рявкнул на всю рубку боцман. – Молодец, Танюха.

Шум, смех, толчея. Русов передал Татьяне через доктора поздравление от всех и направился в штурманскую рубку. И матросы, механики двинулись следом. Он склонился над штурманским столом, положил журнал на курсовую карту. Записал: «Борт танкера «Пассат», 16 час. 56 мин., шестнадцать градусов восемь минут северной широты и двадцать два градуса пятьдесят шесть минут западной долготы. У пассажирки Татьяны Викторовны Коньковой родился ребенок мужского пола... – Он опять задумался, оглядел моряков. Пока он писал, все сгрудились, нависли над ним, заглядывая, как ручка бегала по серой, шероховатой странице журнала. Русов взглянул в лицо боцмана, кока, Шурика Мухина и вдруг подумал о том, что не пустые это слова: экипаж – одна морская семья, нет, не пустые, но не каждую минуту чувствуешь это, но это есть, и это прекрасно. И опять склонился над журналом: – По желанию матери мальчик назван Юрием. Мать чувствует себя хорошо».

...За десять минут до конца вахты пришел Жора. Русов взглянул в его лицо и удивился. Жора осунулся, под глазами расплылись тени, он будто постарел за какие-то несколько часов, посуровел лицом.

– Все в порядке, Николай Владимирович, – усмехнулся Куликов. Он достал из кармана куртки трубку капитана «Принцессы Атлантики», закурил. Отвернулся к окну: – Не та! Рано мне еще в семейное стойло, – будто и прежним, веселым, но дрогнувшим голосом проговорил Жора.