Текст книги "Душа в тротиловом эквиваленте (СИ)"

Автор книги: Юрий Семецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Специально для вас мы создали методику христианско-магометанской проповеди и шлифовали ее в течении веков. Суть ее проста. Все области мыслительной деятельности, откуда может прийти сопротивление навязываемой сознанию чуши, презрительно уничтожаются и отвергаются без рассмотрения оснований.

Для истинно верующего сомнения, осторожность, разум и мудрость – вне закона. Допустимо лишь беззастенчивое восхваление и превознесение постулатов Веры при постоянном напоминании, что они дарованы богом. А потому критиковать нельзя, осмысливать не следует, допустимо лишь слепо верить и смиренно благодарить.

Нам не нужно, чтобы кто-то из вас мог опираться на себя и свое мнение.

–Так что, рабби Мендл, – спросили учителя Закона его внимательные собеседники. – Сказанное, как мы поняли, относится ко всем религиям, оспаривающим друг у друга право говорить от имени Его?

– Я же об этом вам уже битый час толкую! А вы никак не желаете понимать очевидного. Ну как дети, право слово!– расхохотался Менахем.

–Мы-то как раз все давно поняли. Теперь необходимо, чтобы это осознали все, – холодно ответили ему.

10 ноября 1952 года. Объявил о своей отставке Генеральный секретарь ООН Трюгве. На два дня раньше срока отправился в первый испытательный полет наш стратегический бомбардировщик ТУ-95. В залитом дождями Лондоне 'Ambassador Theatre' впервые поставил пьесу Агаты Кристи 'Мышеловка'.

Все-таки История крайне инертна. Слагаясь из миллиардов стремлений маленьких людей, она напоминает мне паровой каток, несущийся к пропасти на немыслимой скорости. Его крайне сложно и небезопасно для здоровья куда-либо перенаправить. Но мы все же попробуем...

Вчера проходил диспансеризацию. Анализы крови и всего остального, взвешивание, спирометр, рентген грудной клетки, осмотр у врачей различной специализации – в общем, все, что полагается в таких случаях.

Пока был в поликлинике, по радио объявили, что с сегодняшнего дня сбор пожертвований религиозными объединениями любого толка приравнивается к мошенничеству и квалифицируется в соответствии с соответствующими статьями Уголовного Кодекса. А продажа свечек и священных книг по завышенным ценам расценивается как обыкновенная спекуляция. За все ранее переданные культовые сооружения будет начисляться арендная плата. При неуплате, долгогривых выкинут на мороз.

Что ж, отцы святые, хотите строиться или облицовывать купола золотом – работайте сами, ручками!

Врачи констатируют, что по уровню физического развития я соответствую 12-летнему подростку и еще – серьезное нервное истощение. Прописаны длительные прогулки на свежем воздухе, физические упражнения и усиленное питание. Назначен курс препаратов, стимулирующих мозговое кровообращение и витаминные инъекции. Короче, еще немного, и я бы доигрался.

Все-таки, ребенку не стоит работать за письменным столом по 12-14 часов в сутки, выпивая при этом литры крепкого кофе. Так что, ближайшую неделю (и это как минимум!), любая бумажная работа для меня исключена. Даже чтение книг.

Валентин Михайлович теперь отвечает за безопасность нашей группы. Ребят в полном составе перевезли в Саров и расселили в бывшем гостином дворе. Я остаюсь жить в том же, сложенном из валунов, домике. Еще одна радость: из питомника 'Красная Звезда' привезли щенка! Именно такого, как мне всегда хотелось, из первых, настоящих черных терьеров! С жесткой, как у фоксов, шерстью.

Мне досталась черная девочка с изумительно гладкой, щенячьей шерстью и блекло-голубыми глазками. Потом они изменят свой цвет. Скорее всего, станут темно-карими. У чернышей почти всегда так. В общем, в доме появился шкодливый толстобрюхий ребенок на четырех лапах. Ближайший год забот с ним у меня будет столько, что засиживаться за письменным столом я физически не смогу. Оно и к лучшему. Длинные прогулки и общий курс дрессировки – прекрасное отвлечение от повседневных забот. А уж СКД – это как в цирк сходить!

Сейчас новый член семьи без задних лап дрыхнет под столом, а мы с Валентином пошли в тир. Накануне он заметил:

–Я в Москве посмотрел, как ты пистолет из кармана тянул, и понял, что стрелять тебя надо учить, а то, при нашем противоестественном образе жизни, пропадешь ни за грош.

–Оно мне надо? – вяло возразил я. – Мое оружие – язык и авторучка. Будет кому сильно надо – достанут с расстояния или заложат фугас.

Чаще всего пистолет в кармане – это лишь ложное чувство безопасности. Сам видел, шланг и провод оказались полезнее.

– Оно конечно так, – не стал спорить Валентин Михайлович. – Но скажу, что все возможности следует использовать до конца. Возражать будешь?

– Не буду.

– Тогда пойдем, фокусы буду показывать.

Мы взяли из дома кучу пустых бутылок, кнопки, бумагу, и пошли на стрельбище. Дорогой зашел разговор о том, какое оружие я бы хотел иметь. Немного подумав, я спросил:

– А индивидуальные заказы, как, принимаются к исполнению?

– А как же!

– Тогда HP-35, переделанный под патрон 7,62х25.

–А почему не ТТ-33?

– В руке лежит лучше. Магазин двухрядный. Не садится боевая пружина, как у ТТ-33, где она размещена не лучшим образом. Понимаю, что колодка с УСМ в сборе – это прогрессивно и удобно, но не нравится. В принципе, конечно сойдет и просто ТТ, но магазин желательно двухрядный.

– Не боишься, что тяжеловато будет?

– Опасаюсь. Но думаю, что натренировать себя все-таки можно.

– А может быть, пока что-нибудь полегче, например, малый Маузер, Вальтер или Макаров?

– Мазер 7,65 отпадает. У него ударниковый механизм. Зло и просто, но передергивать затвор рукояткой о брюхо, держа пистолет за затвор – удовольствие еще то. Быстро портятся обоймы, отвратительная процедура разборки. Либо вставлять-вынимать обойму, либо чем-то отжимать стопорную пружину.

Из этой троицы лучше всего сделан Макаров. У Вальтера – похуже механика и патрон с отвратительной баллистикой. Но Макарова – откровенно коротковат ствол. Однако, за неимением лучшего – сойдет.

– Так что выберешь?

– Все сразу!

Светило солнышко. Почти не было ветра, поэтому мороз практически не ощущался.

Отстрелял по стандартной грудной мишени пару обойм. Получилось откровенно плохо. Михалыч прокомментировал мою стрельбу так:

–Что, учили по принципу 'три пробных, пять зачетных'?

–Хуже,– ответил я. – Сразу пять в зачет. Но потом пострелять немного удалось.

–Оно и видно, что немного! А я понять не мог, почему ты так недооцениваешь личное оружие.

Затем началось показательное выступление. Сначала, выстрелом навскидку, Валентин разбил подброшенную в воздух бутылку. Спустя пару мгновений, продырявил подброшенную в воздух монету. Посмотрев на аккуратное отверстие в центре пятака, он прокомментировал:

–Вообще-то это промах.

–Почему?

–Отверстие почти по центру. Обычно я стреляю по монетам, когда хочется оставить курсанту сувенир на память, поэтому стараюсь попадать почти в край. Так проще повесить пятак на шнурок. Ну, или на гвоздик.

– А я так смогу?

–Вряд ли. Таких стрелков немного. Лично я знаю всего два-три человека. Но это и ненужно. Монетку проще просверлить. Стрельба, она для другого. Хотя, бывало и так, отстреливали гранаты в полете. Научиться дырявить летящие пятаки нельзя. К такой стрельбе надо быть готовым изначально. Умные люди говорили: особая комбинация психофизических качеств. Короче, талант у меня. Говорят, редкий.

Затем последовала демонстрация стрельбы по двум мишеням из двух пистолетов. Тоже впечатлило.

Интервал не превышал двух секунд, а сектор, в котором показывались мишени, был достаточно широк – градусов шестьдесят. Получилась своего рода олимпийка, только с боевым оружием. Промахов не было.

– А так ты вполне сможешь научиться, – заметил Валентин Михайлович.

Следующим упражнением стала стрельба из пистолета на дистанцию сто метров. И тоже по движущейся мишени. Только теперь уже – ростовой.

– Это каждый стрелок должен уметь. Стреляем с высокой мушкой. Но такое можно вытворять только хорошо изучив свое оружие на практике, научившись видеть, как летит пуля, почувствовать ветер. Не по таблицам просчитать, а по тому, как он холодит щеку.

Стрелок, использующий недокументированные возможности оружия, уже относится к категории 'особо опасен'. Особенно, в лесу, городской застройке, на пересеченной местности. Он способен быстро отбить охоту преследовать себя, наделав подранков. А потом приблизиться и добить.

–Да, за таким и с автоматом гоняться закаешься!

–Точно так. Противник думает, что твой лимит – 25-50 метров, а я и со 150 в ростовую могу. Убить, конечно, вряд ли получится, но боеспособности лишу. И, при случае, обзаведусь более серьезным вооружением. Представляешь, как люди в таких случаях огорчаются?

Потом я увидел, как стреляют на звук с дистанции 10 метров. Мы расставили на земле ряд бутылок. Михалыч закрыл глаза и начал стрелять. Бутылки разлетались после каждого выстрела. Сначала справа, потом слева. И так, пока оба пистолета не стали на задержку. Затем последовал комментарий:

– Фокус простой, но полезный. Только надо иметь хороший слух. Обрати внимание, как ветер в горлышках свистит. Когда порыв или направление меняется, направление на цель чувствуется особенно точно. Полезный навык, особенно, если учесть, что иногда приходится стрелять в темноте.

Кстати, ты теперь понимаешь, что хорошему стрелку магазин большой емкости не особенно нужен? Лично мне в подавляющем большинстве случаев удавалось ограничиться четырьмя-пятью выстрелами. Это при том, что в двух обоймах -16 штук. Пистолет – оружие для скоротечного огневого контакта, не для войны.

Чаще всего так: не хватает обоймы, значит – не повезло.

– По бутылкам на звук у меня дед умеет, – заметил я. – Маузер у него, наградной, еще с Гражданской.

– А интересно посмотреть будет – улыбнулся Валентин Михайлович. Тем более, он завтра приедет. Сходим на стрельбище втроем?

–Конечно! – обрадовался я.

В тот день я начал учиться стрелять. Оказалось, что эффективные методики ускоренного обучения существуют и здесь.

–Да мы коллеги! – восхитился я.

–До некоторой степени, – согласился со мной Валентин. – А что прикажешь делать, если жизнь требует из слегка подготовленных здоровых парней за месяц-два сделать волкодавов.

И помолчав, добавил:

–Когда надо, и не так раскорячишься! Война – строгий учитель. Она оценивает бойца по двухбалльной системе: 'сделал или погиб'.

Потом добавил:

– Бывает и так: сделал, но погиб. Это тоже плохо. Ладно, отставить лирику, продолжаем.

...Как ты видишь, отрабатывать спуск надо не фалангой, а первым суставом указательного пальца. Пока я отрабатывал спуск до появления судорог в руке, мой учитель о чем-то глубоко задумался. Захотелось сделать человеку что-то приятное.

Улучив момент, я спросил:

– Не пробовали помечтать о покое и маленьком уютном домике на склоне? Чтобы рядом река и морской берег. Крики чаек, крабы, выползающие на берег, пенные барашки волн. И играющие дельфины, подходящие совсем близко к берегу в часы, когда восход окрашивает воду в розовый цвет, и это розовое свечение смешивается с клочьями пропадающего под солнцем ночного тумана...

– Не мое это!

– А вот вы представьте, только представьте: летняя кухня, затянутая виноградной лозой, запах мяса, жарящегося на углях, молодое вино, которое ты сам давил из созревшего на твоих глазах винограда, сам ставил на брожение, сливал с осадка...

Сжав челюсти так, что на щеках резко проступили желваки, Валентин Михайлович вытолкнул из себя:

– Юра, а засунь-ка ты этот свой домик себе в задницу!

Слегка удивленный неожиданно грубой репликой, я скромно ответил:

– Не могу, Михалыч. Не влезет. Там уже много чего есть, например мечта о счастье для всех, 'и чтобы никто не ушел обиженным'!

– Знаешь, за что тебя когда-нибудь прибьют, Юра? – слегка успокоившись, спросил Валентин.

– Только догадываюсь.

– А вот я знаю точно! За художества с людскими душами! Ты же как будто записываешь свое в чужие мозги. Напрямую, как пером по бумаге! Это ж уму непостижимо, я увидел тот дом, тропинку к крыльцу, трещины на краске оконных рам, занавески, колышущиеся под легким сквознячком. Хозяйку в легком сарафанчике...

– Что не так? – спросил я.

–Да все! – с болью ответил мой сегодняшний учитель. У меня своя мечта была! Без твоей, я бы славно прожил! А теперь я могу точно нарисовать дельфина, хотя никогда в жизни их не видел. Теперь я помню, как здорово плавать в большом бассейне, уцепившись за скользкое, будто сделанное из мокрой губчатой резины, тело. Помню, как забавно верещат дельфины, загоняя косяк ставриды. Ощущаю запах креветок, сваренных в закопченном мятом ведре на костре, разложенном на песке. Слышу, как трескаются раковины мидий на углях. Вспоминаю, как все это здорово запивать вином, и рот заполняется слюной, как у собаки Павлова. Но ведь это не мое, правда?

– Подарок. Что еще подарить хорошему человеку, кроме хороших чувств?

– Не делай так больше! И, кстати, мне стало интересно, можешь ли ты вообще просто беседовать с людьми? Без этих эффектов? Хватит мне загонять напрямую в мозг все, что вздумается! Хотя бы из уважения, а?

Я слегка сосредоточился. Собеседник, напротив, обмяк, будто из него выпустили воздух.

– Вот и все, Михалыч. Нет у тебя больше мечты о домике у моря. Тебе легче? А насчет голого убеждения я тебе вот что скажу – это и в той жизни не работало... Времени, у меня, понимаешь, мало.

Неожиданно, мне стало грустно. Хотел как лучше, а получилось, что обидел хорошего человека. Как всегда, короче. Подумав, я произнес:

– Валентин, помнишь, я тебе говорил, что с миром можно разговаривать?

– Помню, но не особо верю.

-И не надо! Мне, чтобы поверить, пришлось сгореть и возродиться, а ты еще ни разу не умирал. Откуда вере взяться? Видишь тот скальный выход на верхушке холма?

– Вижу.

– Пошли.

-Зачем?

-Увидишь!

Периодически проваливаясь в снег по колено, оскальзываясь на пятачках льда, зализанного ветром до синевы, мы поднялись на вершину холма. Стало ощутимо холоднее.

Наградой нам стал фантастической красоты вид на присыпанный снегом лес, отблеск заходящего солнца в еще не замерзшей речке и силуэт крупной хищной птицы, парящей в синеве, начинающей темнеть у горизонта.

-Пожалуйста, сними перчатки и положи обе руки на камень. Плотно прижми! Вот здесь, где поверхность практически ровная. Не бойся обморозиться, это займет всего лишь минуту-две.

В удивленном взгляде Михалыча явственно читалось: 'Парень, а у тебя как с головой, все в порядке'?

-Не сомневайся, – ответил я ему взглядом.

Пожав плечами, мой спутник снял перчатки и положил ладони на выстуженный ветром камень.

– А теперь почувствуй – не думая при этом словами – кто ты и зачем. Подумай об окружающем тебя пространстве как о бездне, способной поглотить любого.

Ощути себя птицей, парящей в небе, небом, под которым сейчас стоишь, и на которое так редко смотришь. Ветром, который несет переполненную снежинками тучу. На мгновение стань лесом, а затем устреми внимание на камень, холодящий руки. Он пролежал здесь сотни лет, но еще помнит слепую, сметающую все на своем пути мощь принесшего его ледника и ярость кипящей магмы, из которой он произошел.

Не надо ничего просить. Ты – часть мира, плоть от плоти земли, на которой был рожден. И она поможет тебе. Лишь иногда будут сниться странные сны – силы, которых ты сейчас впервые коснулся, иногда любят смотреть на мир глазами людей.

Отняв руки от камня, спутник смотрел ошалелыми от наскоро придуманного ритуала глазами.

– Странные какие-то ощущения. В теле легкость, голова пустая.

– Да не обращай внимания. Это скоро пройдет. Сам увидишь! Только расскажи потом, как оно, когда к миру ближе. Удивленно пожав плечами, я добавил:

–Не каждому удается, а ты вон как – с первой попытки. Что ж, Валентин, готовься к мелким приятным чудесам.

– Посмотрим...– недовольный зряшной, по его мнению, потерей времени, буркнул Валентин.

Забегая вперед, замечу, что полковник мне так ничего потом и не рассказал. Разве что обмолвился как-то, что действительно, временами ему снится всякая чушь.

Только по рассказам третьих лиц я узнал, изменения были. Буквально через неделю, начальство выделило новую квартиру. Через месяц – неожиданно для врачей выздоровела умиравшая от рака гортани мать. Чуть позже – брат оказался единственным выжившим, когда на скользком склоне перевернулся автобус. Более того, на нем даже царапин не было!

Валентин Михайлович потом все же признался, что в тот день он остро захотел оказаться от меня подальше. И написал рапорт, который так и не удовлетворили по причине несерьезности предъявленных аргументов.

Позже подчиненные иногда шутили над забавной привычкой командира подолгу, будто согревая, держать ладони на больших камнях и стволах деревьев. Но кто без странностей?

Спустившись вниз, мы пошли домой, а еще через час запыхавшийся посыльной позвал к телефону. Поговорив, пришлось помянуть всех известных богов и героев, а также их родню тихим незлым словом, и пойти собирать народ. Выходной испорчен.

Еще через час мы собрались в выделенном для работы помещении и начали мозговой штурм.

– Товарищи, нам дана возможность вволю пофантазировать на тему оптимального устройства системы управления и некой идеи, внедрив которую в общественное сознание, мы сможем избавиться от проблемы с национализмом.

Единую общность типа 'советский народ' и лозунги о плавильном котле наций, где все становятся приятно смуглявенькими, велено даже не пытаться предлагать. С ними, говорят старшие товарищи, конфуз получается великий.

Последний вопрос повестки дня: чем заменить идею построения коммунизма, которую вот-вот признают недопустимым идеализмом.

– Это как? – недоуменно развел руками Миша Мещерский.

– А так! Уже появились публикации о том, что коммунистическая идеология в нынешнем состоянии – не более, чем слегка перелицованные идеи библейского толка. Типа морковки перед ослиной мордой, которую вешают, чтобы животное быстро бежало в желательном направлении.

Руководство считает, что их предшественники готовили измену и демонтаж системы. А потому искажалось и уродовалось все, до чего можно было дотянуться – от теорий построения общества до повседневной правоприменительной практики.

Необходимо срочно проработать более конкретную модель справедливого общественного устройства. Особо подчеркиваю: конкретную.

– Да если бы он хоть где-то существовал, тот коммунизм... – скептически протянула сестренка.

-Оценка 'два'! Вера, мне за тебя стыдно! Мы-то с тобой как раз при коммунизме и прожили большую часть жизни. Папа и мама давали нам все по мере возможностей, и, заметь, платы не требовали! В любой нормальной семье – всегда – коммунизм! А вот в обществе – пока нет. Надо сделать так, чтобы был.

Хуан Антонио задумчиво заметил:

–После того, как меня вывезли из Испании, я три года прожил в детском доме. До сих пор благодарен! О нас заботились, как о родных!

– Ой, а я об этом всем как-то и не подумала, – огорченно вымолвила сестренка, смешно наморщив лоб.

– Продолжаю! С того момента, как было задекларировано, что СССР в свой деятельности не руководствуется более никакими догмами, в профильных журналах – вал статей на тему о том, что марксизм оказался хорош как инструмент разрушения. И не более того.

Тут же последовали реплики:

–Читали, как же!

– Так у него и задачи такой не было – строить. Этому ашкенази деньги не на то давали. Он кормил Женни и детей за счет того, что создавал в Европе движения, которые будут в будущем рушить государства. И, надо сказать, этот еврей свою получку отработал честно!

– Зато он поломал сидящее у людей в подкорке почтение к Власти, которая, якобы от бога.

– Поломать-то поломал. Ломать – не строить! Но вот потом – пустота, заполненная херней!

– Хоть коммунизм пока и не родился, но религию из него сделать уже пытались!

– Ага, пытались! Но лишь затем, чтобы превратить идеологию в набор ритуальных завываний, а затем свернуть лавочку. Мудро придумали, однако!

– Зато люди поняли, что не стоит стесняться, когда режешь неправильную власть. Объективные законы исторического развития, так вот! И за это бородатому Карле – наше пролетарское мерси!

Я постучал кулаком по крышке стола. В учебном классе узла связи, отданном в полное наше распоряжение, слегка поутихло.

– Напрасно тратим время! Перечисляем известное, а вперед – ни на шаг! Андрей, подведи итоги:

– Ну, про марксизм – ясно. О прошлом, вроде, тоже. Думаю, интересен исключительно текущий момент. Как обычно, у нас проблемы. Как все давно привыкли, большие.

Тот уродец, который называется у нас социализмом, фактически нежизнеспособен. Его поддерживают, но это как раз та ситуация, когда система действительно может рухнуть, и придавить наших детей. Ну, и нас, если доживем. Пока что мы снова и снова воспроизводим общественные отношения, отжившие еще до нашего рождения. Однако, теории пока нет, и завтра ее ожидать не стоит.

Потому самое важное на данный момент – половчее управляться с имеющимся в наличии. Спроектировать хотя бы не общество справедливости, а для начала систему, не пропускающую подонков во власть. Ну, и комплекс мер по эффективной и перманентной очистке всех уровней управления от негодяев.

Помявшись, Андрей закончил:

–Ну, это я так думаю. Могу и ошибаться.

– Сегодня понедельник. Свои соображения по перечисленным мной вопросам мы должны в связном виде подать не позже среды. В понедельник, 17 ноября, в газетах будет инициирована широкая, всенародная дискуссия по этим вопросам.

Работаем, товарищи, время пошло! И помним, что на данный момент ключевых вопросов всего два – идеология и эффективность системы управления.

Минута тишины. Затем в аудитории будто сорвался камнепад. У каждого оказалось свое, отличное от всех прочих видение проблемы. Полетели клочья виртуальных бород.

В класс заглянул дежурный, и робко осведомился:

– Может, чайку для успокоения души, а то люди волнуются?

Его успокоили, сказав, что все нормально, но на чай согласились. Я не обратил внимания, кто первым сказал:

– Обратные связи!

Эти слова стали ключом к первой из предложенных на загадок. В течение часа были отброшены очевидные, легкие для понимания, но ошибочные решения. Но в конце концов,проблему раздели, и она предстала перед нами голенькой, смущаясь и поеживаясь от непривычного холода.

Сначала мы констатировали известное:

В небольших коллективах эффективность совместных действий у людей максимальна. Как пример можно привести геологическую партию, разведгруппу в тылу врага, строительную бригаду или обыкновенную крестьянскую общину.

Синергетический эффект налицо, несмотря на то, что система отношений в коллективе может быть самой причудливой. Здесь все зависит от личностей, его составляющих.

При количестве уровней управления большем двух, появляется государство, чаще всего, откровенно антигуманное.

Тем не менее, по сравнению с разрозненными группами, эффективность даже самого уродливого государства неоспоримо выше. Хотя бы из-за способности концентрировать ресурсы на критически важных направлениях, пусть и держа подданных впроголодь или даже уничтожая часть населения.

Существуют идиотские теории о том, что если уж государство настолько плохо, то от него следует отказаться. Сам был грешен, мыслил на досуге о неких сетевых структурах. Но на самом деле, любая сетевая структура, лишенная вертикальных связей, это воплощенный хаос и безобразие.

Грубо говоря, мы спускаемся на уровень ниже, люди теряют способность концентрировать усилия там, где это необходимо. Общины, как ячейки общества, действуют несогласованно, эффект от совместных усилий уменьшается.

Во все века этот тезис подтверждался раз за разом. Особенно наглядно это выглядело, когда регулярные войска громили огромные толпы плохо организованных бунтовщиков. Не зря Наполеон заметил, что лучше стадо баранов под управлением льва, чем стая львов, управляемая бараном.

Нет управляющего центра – нет и целевой функции. Нет дисциплины и некому к ней призвать. Финиш! Все решают только свои, локальные задачи, полагая их наиболее важными.

Тут меня невежливо перебили:

– А как же сознательность?

– А так! – ответил я. – Проведем мысленный эксперимент. Представьте, мы стоим на Тверском бульваре и опрашиваем граждан, что им желательнее – литр полезной и вкусной водки с сытной закуской или обсерватория на Памире.

Судя по истерическому хохоту в классе, вопрос о сознательности большинства отпал сам собой.

Дождавшись, когда все успокоятся, я продолжил:

–Еще один мысленный эксперимент: лишим партию ЦК накануне решающей схватки за власть или разгоним в производственном объединении заводоуправление и КБ перед решающим конкурсом, упраздним в городе исполнительный комитет.

Во всех случаях дела пойдут хуже, чем до того. Партия лишится органа, вырабатывающего партийную концепцию, стратегию и тактику, станут невозможны действия, требующие консолидированных действий. Завод потеряет заказ. В городе начнется бардак. Вкось и вкривь пойдет все, начиная с вывоза мусора и заканчивая... Да долго перечислять – все будет плохо.

Превратим пирамидальную структуру в сетевую. И сразу становится очевидным, что мы, ничего не приобретая взамен, лишаемся важнейших управленческих ресурсов. Влажные мечты отдельных анархокоммунистов об общинах, управляемых лишь сознательностью их членов и револьвером – либо заблуждение, либо провокация с целью нас всех ослабить.

– А это вообще не сеть, – заметил Хуан. – Сеть, которую ничто не удерживает, распадается на разрозненные ячейки. Навидался! Подразделения, действующие несогласованно, неминуемо бьют. Стабильность любой структуры необходимо постоянно поддерживать, на это много сил надо. Так что самоуправление в масштабах страны – голая чушь!

Ergo, общий центр управления необходим, как его ни называй. Вопрос только в том, каков он будет. Кстати, реакция нормального человека на гипотетическое завтрашнее исчезновение государства обычно такова: 'И так было тяжко, а теперь и вовсе беспредел наступит!'.

Россия, как мы знаем – страна экспериментальная, в ней к 1952 году было опробовано множество способов обустроить жизнь. Чего только не было: от родоплеменного общества до боярской вольницы, от абсолютной монархии до полной анархии Гуляй-Поля и последующей диктатуры пролетариата.

–Разве что, не успел русский человек вкусить сладких плодов воровской демократии, которую проще называть просто клептократией и диктатуры педерастов, но, если мы всем миром не справимся с задачей, то и такое возможно, – немедленно отреагировал ваш покорный слуга.

Общий вывод был таким:

– Мы неминуемо приходим к тому, что сама по себе пирамидальная структура общества не хороша и не плоха. Она неминуемо образуется даже в группе из трех человек, действующих совместно. Вопрос только в том, чтобы система управления действовала исключительно на благо людей, жрала меньше, а работала лучше. Условно говоря, была не организмом, а механизмом, у которого собственных целей нет.

Меня снова перебили:

–А вот тут как раз и возникает вопрос об обратных связях. Есть объект регулирования, есть параметры регулирования, есть следящая система – общество в целом и его отдельные представители. Осталось только сформулировать закон регулирования.

Со своего места тяжело поднялся Мещерский.

–Я думаю так. – начал он. – Теория автоматического регулирования разработана подробно. Есть вполне годное математическое описание. Но вот что интересно, как только дело заходит об общественных процессах, о математике регулирования все сразу замолкают.

– Что и требовалось доказать! – довольно сказал я. И продолжил, раскрывая тему более подробно.

– Налицо злой умысел на разрушение общества, отягченный некомпетентностью. Почему-то, когда нам надо точно поддерживать температуру в инкубаторе, мы действуем по науке.

– Все так, – подхватил Михаил. Предположим, регулируется температура. Ее точное поддержание – это и есть аналог стоящей перед обществом проблемы. Мощность нагревателя – аналог имеющихся у нас ресурсов. Оценив потери тепла, мы можем заранее сказать, способны ли мы решить задачу поддержания температуры в принципе.

–А если невозможно, то наращиваем ресурс. Это – другая задача, – тут же заметил Карранса.

– А если возможно, то мы имеем дело с такими понятиями, как постоянная составляющая, интегральная составляющая и дифференциальная составляющая, то есть с линейным дифференциальным уравнением.

– Описывающим регулирование по ПИД-закону! – вставила Вера.

–А система задач тут же приводит к системе дифференциальных уравнений, причем линейных. Следовательно, мы можем пользоваться известными критериями устойчивости систем регулирования!

После этого заявления последовал пятнадцатиминутный спор, которых из них следует предпочесть – то ли критерий Гурвица, то ли условие Раусса.

Тем вечером мы совершили чудо. На обыкновенной школьной доске и разрозненных листах бумаги, исчерканных вдоль и поперек, вырисовывалась математическая модель справедливости для каждого, не оставляющая никому шансов уйти обиженным.

В теорию, рождавшуюся на моих глазах, прекрасно вписалось не только математическое описание базовых стремлений человека к жизни, здоровью и счастью. Анализ экстремумов функций и точек перегиба с полной определенностью задавал оптимальный алгоритм действий.

Нам удалось вывести логически безупречное понятие социальной значимости и математически точные законы функционирования социальных лифтов. Были сформулированы критерии замены или реформирования как органов управления в целом, так и отдельных управленцев.

И самое главное – были продуманы, пусть и начерно, эффективные процедуры ручного управления и защиты назревающей революции от дураков и обывателей.

До момента ввода в строй вычислителей Брусенцова, было решено пользоваться аналоговыми машинами, которые можно было собрать относительно быстро.

Нами было учтено, что множество хороших начинаний скончалось в тот момент, когда в обществе брали верх шкурные, откровенно потребительские ценности.

Созданная общими усилиями математическая модель позволяла моделировать и такое развитие событий. Мораль в ней учитывалась как первая производная от идеологии, а этика – от культуры.

Если не разграничить понятия и не объяснить это миллионам людей, динамично развивающееся общество способно за пару лет остановиться в развитии и обрушиться обратно, в феодализм. Или в еще какое-нибудь статичное состояние, рано или поздно заканчивающееся гибелью страны.

Ближе к полуночи, я подвел итог.

– Даже не ожидал, насколько много нам сегодня удастся сделать! Теперь приводим все записанное в удобочитаемый вид и пишем краткую аннотацию, понятную человеку с образованием на уровне 8 классов. Срок – утро среды.