Текст книги "Сказки"

Автор книги: Юрий Магалиф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава тридцать первая
КАРАНДАШ, ЛАСТИК И ЯРКИЕ КРАСКИ

Учитель взобрался на разломанную клетку, с неё перескочил на забор и стал рядом с Зоей. Он отовсюду был виден.

– Я хочу спросить вас, друзья, – начал Учитель. – Разве это правильно, что нашим прекрасным городом командует самый жадный и самый злой человек?

– Не-пра-виль-но! – ответили тысячи людей.

– Мы с вами живём открыто, на виду у всех, у нас нет секретов друг от друга. А он живёт в чёрном каменном доме за высоким забором; у него нет друзей, и никто не знает, о чём думает сумасшедший человек, который сам себя назвал Главным Хранителем. Разве это правильно?

– Не-пра-виль-но! – ответили тысячи людей.

– Разве это правильно, что он запрещает нам работать?

– Нет, неправильно! – всё громче и громче говорили люди. – Не-пра-виль-но!.. Не-пра-виль-но!

– И почему он прячет от нас Картину? Нашу Картину! Если город выстроен, как на Картине – мы имеем полное право видеть её!

– Имеем право! – сказали тысячи людей так громко, что Воронуша вздрогнул и даже подпрыгнул от волнения.

– Имеем прра-во! – сказал он.

– Ладно, уж так и быть, ладно… – заверещал Дядя Ловушка. – Покажу я вам Картину, покажу… Сейчас принесу… Но если вы тронете меня хоть пальцем, то я уничтожу её – разорву, разрежу, разобью, если тронете меня, старичка несчастного.

– Не тронем, – с презрением сказал Последний Доктор.

…И вот распахнулись настежь двери чёрного дома, и показалась Картина.

Дядя Ловушка держал её перед собой, прикрываясь ею, словно щитом; он весь спрятался за неё – и только снизу видны были ноги, а сверху лысина и клочок слипшихся волос.

– Ворр! Ворр! Ворр! – закричал Воронуша и сел на плечо Типтику.

– Вот Картина, которую мне подарил мой лучший друг – Знаменитый Художник, – сказал Дядя Ловушка. – Он сам подарил мне эту Картину и сам назначил меня Главным Хранителем. Ведь я тоже был художником…

– Неправда! – воскликнула Бабушка. – Возмутительно! Он никогда не был художником, этот гнусный птицелов. Я сама видела, как он торговал живыми птицами. Мы с моим внуком Тимофеем Птахиным видели это собственными глазами! Скажите, разве может художник ловить птиц и держать их в клетках?

– Прравда! Прравда! – крикнул Воронуша и перелетел на плечо великолепной Бабушки.

– Он мучил птиц, – подтвердил Типтик. – Не давал им пить.

– Прравда! – мотнул своей большой головой Ворон и перелетел от Бабушки опять к Типтику.

– Погодите-ка, – Типтик слегка прищурился. – Да разве это Картина?

– Да-да… – проговорил Последний Доктор, пристально вглядываясь в полотно в раме. – Это не похоже на Картину. Это, пожалуй, чертёж, схема…

И верно: все увидели, что на белом полотне тонкими, еле заметными линиями были очерчены контуры домов, улиц, проспектов. А в самом центре чья-то неумелая рука – это сразу было заметно – карандашом нацарапала неуклюжий монумент в честь Главного Хранителя.

– Всё в точности! Тут всё в точности! – захлёбывался Дядя Ловушка. – Очень похоже, в точности! – он кричал из последних сил, и от натуги лысина его покрылась капельками пота. – На Картине, как в жизни! В жизни, как на Картине! В точности!

– Минутку! – великолепная Бабушка пригляделась к Картине. – Тимоша, Зоя! У вас молодые глаза: взгляните – здесь подделка!

– Вижу! – обрадовался Типтик.

– Вижу! – обрадовалась Зоя. – Снимите, пожалуйста, стекло.

Тотчас же несколько человек осторожно сняли с Картины стекло.

А Типтик порылся в карманах – достал оттуда кусочек мягкого ластика и легонько стёр неумелый рисунок монумента в центре Картины.

– Негодяй, не смей! – зарычал Дядя Ловушка. – Это же мой монумент! Тут я красуюсь…

– Здесь пока что пустое место, – засмеялась Зоя.

– Да, я красуюсь на пустом месте!.. Что делается… Что делается!

Дядя Ловушка застонал, весь как-то съёжился, сморщился и запахнул потуже свой клетчатый пиджачок.

– Странно, – сказал Учитель. – На картине совсем не видно людей… И почему она не раскрашена?

– Так и в жизни, так и в жизни! – заверещал Дядя Ловушка. – Посмотрите-ка на себя!

И все посмотрели на себя с удивлением, словно впервые увидели эти бесцветные платья, бесцветные халаты, бесцветные дома…

– Бабушка! – воскликнул Типтик и хлопнул себя по лбу.-

Я всё понял! Я догадался! Помнишь, что говорил нам в вертолёте этот Дядя Ловушка? Он сказал, что Картина заколдована. Так и есть!.. Погодите, а где Воронуша?

В самом деле, никто не заметил, как Ворон куда-то исчез.

– Воронуша, где ты? – крикнул Типтик.

– Во-ро-ну-ша, где ты? – закричала по слогам Бабушка. – Где ты, Во-ро-ну-ша?..

Высоко в небе показалась мало приметная точка. Вот она всё ближе, ближе, ближе…

– Мермехон! – крикнул кто-то испуганно.

– Да нет! Не мермехон это, а Воронуша!.. А что он держит в клюве?

На землю упала плоская ржавая коробочка. Учитель поднял её, раскрыл…

Там были краски – яркие, свежие, совсем-совсем новенькие, как будто их только вчера положили в коробочку. На внутренней стороне крышки Учитель прочитал:

– Рази-двази…

– Тризи-мизи… – откликнулся Ворон.

– Пята-лата! – сказал Типтик.

– Сули-мули! – прочитал Последний Доктор.

– Буба-бэнс!.. – почти шёпотом выговорила Зоя.

И в тот же миг коробочка опустела: краски исчезли.

И в тот же миг Картина чудесно преобразилась: стали разноцветными дома, сады и бульвары покрылись свежей зеленью, улицы наполнились людьми в оранжевых, синих, фиолетовых, розовых платьях и костюмах… Все на Картине куда-то спешили, бежали, прыгали – каждый был занят делом. Худощавые, энергичные фигуры взрослых и детей наполняли этот сказочный город, в самом центре которого возникло высоченное торжественное здание.

«ДВОРЕЦ ТРУДА»– было написано на этом прекрасном доме, за широкими окнами которого кипела дружная работа: кто стоял у станка, кто сидел за компьютером, кто за письменным столом…

– Вот о чём мы все мечтали, – прошептал Последний Доктор.

– Пре-крра-сно! – прищёлкнул клювом Воронуша. – Ура! И тысячи горожан подхватили эти правильные слова:

– Прекрасно! Ура!

Глава тридцать вторая
ЧТО БЫЛО ДАЛЬШЕ

Об этом, наверное, и рассказывать не нужно. Понятно всё и так.

Весь город строил Дворец Труда; и скоро в нём закипела работа – даже ещё веселее, чем на Картине! Многое там делали умные машины – они помогали людям. А люди, придумывая, изобретая, сами становились всё умнее и умнее. И каждый понимал, что никогда не удастся сделать машину, которая была бы во всём умнее человека.

Клетки, конечно, разломали. Из прутьев сделали качели. На них с утра до ночи раскачивались ребятишки.

Удивительно, но в городе совсем не стало толстяков. Даже «подушечный» мальчик похудел, и прошёл слух, будто бы он собирается стать чемпионом по бегу на семьдесят семь с половиной метров – он сам себе придумал такую дистанцию.

Всюду теперь громко смеялись, хохотали до упаду. И плакать никому не запрещалось. Но, конечно, никто не хотел плакать. Только однажды какой-то малыш заревел благим матом, когда кормящая машина по ошибке насильно пичкала его манной кашей с малиновым вареньем. Малыша успокоили, угостили солёным огурчиком, а машину срочно отправили в ремонт.

Но что с нашим Типтиком? Что с Бабушкой?

Вот тут я ничего вам сказать не могу. Дело в том, что Типт… ах, простите – Тимофей Птахин… Так вот, Тимофей Птахин стал старшим помощником младшего юнги на огромном космическом корабле и улетел куда-то, в направлении… Позабыл я, как называется эта далёкая планета. Помню лишь, что жители этой планеты совсем не могут жить без сказок – они там дышат сказочным воздухом и глотают сказочные пирожки. Думаю, что они, должно быть, с удовольствием будут слушать нашего Типтика, когда он начнет рассказывать, что случилось в стеклянном городе на нашей Земле.

Великолепная Бабушка, кроме газеты «Спорт» и журнала «Здоровье», подписалась на библиотеку «Фантастики» и читает лекции о том, как сохранить молодость до ста двадцати лет. Она по-прежнему ходит в синих брючках, по-прежнему делает силовые упражнения с гантелями, по-прежнему каждый день бегает лёгкой трусцой. И поговаривают, что она решила каждое утро обливаться ледяной водой. Действительно – великолепная Бабушка!

А Воронуша? Как поживает чёрненькая птичка?.. Должно быть, улетела вместе с Типтиком на далёкую планету?

Ничего подобного. Воронуша теперь далеко не залетает. Его назначили заведующим белым столовым залом. Он следит там за чистотой и даже сам командует моющей машиной.

Иногда в столовом зале появляется приходящий неизвестно откуда, тихий старикашка в клетчатом пиджачке. Воронуша даёт ему котлету с картофельным пюре и разрешает выпить чашку компота. Он ведь добрый, наш Воронуша.

…А недавно мне позвонил по телефону Последний Доктор и сказал, что жители города собираются воздвигнуть монумент в честь вольных птиц – ласточек, аистов, журавликов, воробьишек.

Воронуша, когда узнал об этом, сказал с восторгом:

– Прра-вильно! Кррасота!

УСПЕХ ТРАВА

Юрт-Акбалык – Новосибирск

1988 г

Говорит автор
ВСТУПЛЕНИЕ

Мне очень хочется, чтобы вы узнали про случай, который произошёл с Катей Карамелъкиной.

Только не знаю, как об этом рассказать, потому что случай слишком уж странный, слишком уж необычайный, слишком уж удивительный и говорить о нем надобно по-особенному.

Сначала я надумал написать стихотворение и даже нашёл смешную рифму – «Карамелъкина – пустомелькина». Но потом решил: нет, стихи тут не годятся; дело слишком серьёзное.

Тогда я сказала: напишу-ка пьесу! Да, пьеса тут была бы в самый раз. Одно плохо: смотреть пьесу в театре, где играют артисты, – интересно. А читать пьесу в книге – немножко скучновато.

Ну, что ж, – подумал я. – Если пьеса не подходит, значит, надо написать сказку!

И как только я это подумал, так в ту же секунду сказка сама по себе стала сочиняться.

Стала сочиняться большая сказка. Такая большая, что я даже отсюда – с первой страницы, не вижу, чем дело закончится.

Итак, когда-то давным-давно…

Ах, простите, что я в самом начале останавливаюсь и прерываю сказку.

Дело в том… понимаете ли… надо сказать… Словом, вот что: не сердитесь, пожалуйста, на меня, если я иногда – честное слово, очень редко! – буду лично появляться на страницах этой книги, чтобы высказать свое отношение к здешним делам. Это будет называться «АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ». Конечно, было бы приятнее и почётнее назвать это «авторским наступлением». Но знающие люди мне сказали, что автор ни в коем случае не имеет права наступать; потому что автор не солдат, а писатель, у него в руках не автомат, а перо.

Но если в каком-нибудь месте нашей сказки начнётся авторское отступление, то вы должны будете сразу же узнать автора в лицо. А то могут выйти разные неприятности – вы станете спрашивать: кто это там отступает? Какое он имеет право отступать, когда сказка идёт вперёд? Начнётся неразбериха, путаница, даже крики…

Вот как автор выглядит: среднего роста, седой (он давно уже дедушка); глаза у него обыкновенные – иногда грустные, иногда весёлые. Он любит глупенькие песенки, вроде этой:

 
«Тирлим-пом-пом!
Тирлим-пом-пом!
Компот приехал
В этот дом!»
 

Надеюсь, теперь вы сразу же узнаете автора при любом его ОТСТУПЛЕНИИ.

Начинается сказка! Внимание!.. Итак…

Глава первая
ШКОЛЬНАЯ ВЕДЬМА

Когда-то, давным-давно, жила-была маленькая фея.

Она, действительно, была очень маленькая – чуть побольше карманного радиоприёмника. Её имя тоже было небольшое, короткое: Кика.

Фея Кика была хорошенькая и весёлая. Она всё время порхала над цветами в нарядном голубом платьице.

Да-да, порхала, как бабочка. Потому что маленькие феи, так же, как и новорождённые младенцы, ходить ещё не умеют. Только младенцы ползают на четвереньках, а феи порхают. У них за спиной есть такие прозрачные крылышки, чтобы легче было перелетать с цветка на цветок.

Шли годы… Может быть, двадцать лет прошло, а, может быть, и двести или пятьсот. Кто их считает, эти годы, когда они идут один за другим. Кика сначала стала взрослой и, как у всех взрослых, крылья у неё отпали. Но зато выросло имя; оно стало длиннее – фею Кику теперь с уважением стали называть Кикимора.

И, наконец, она состарилась и превратилась в ведьму. Да-да! Не удивляйтесь: все старые ведьмы в молодости были прелестными феями. Спросите кого угодно.

Только носить почётное звание «Ведьма»– дело вовсе не такое простое, как кажется. Ведьме многое надо уметь: притворяться, обманывать, внезапно исчезать и появляться там, где тебя не ждут; и вообще, надо уметь ловко делать всякие фокусы…

Некоторые ведьмы считают, что их главная обязанность – пугать людей. Они говорят: «Если не умеешь так напугать человека, чтобы у него со страху глаза на лоб полезли, – то лучше и не называй себя ведьмой».

Представьте себе – Кикимора не любила пугать. Вернее: любила, но не очень. Она ни разу не испугала девочку, маленького мальчика или старенькую бабушку.

Нет, Кикимора была не злая ведьма.

Но любила она пошутить, и до слёз хохотала, когда после её шуток люди рот раскрывали от неожиданности, не понимая, что произошло.

С другой стороны, ей очень нравилось, когда про неё говорили что-нибудь хорошее, например: «Смотрите-ка, старая ведьма, а жить людям не мешает». Да, такое слышать про себя каждому приятно.

Так вот, всё началось с того, что холодным осенним вечером шла однажды по городу преподавательница музыки из нашей школы. Звали её Берта Мольбертовна, а ребята (конечно, между собой) называли её сокращенно и довольно музыкально – Бемоль. Мы с вами иногда тоже будем так её называть, надеюсь, она не обидится на нас за это.

Дул резкий северный ветер, шёл сильный дождь. Прохожие поднимали воротники, кутались в шарфы и потуже натягивали мокрые шляпы.

Вдруг, сквозь шум дождя, Бемоль услышала, как под водосточной трубой кто-то натужно кашляет и тяжело вздыхает: «О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!..» Бемоль остановилась, нагнулась и увидела… – вы, конечно, догадались – совершенно верно: она увидела Кикимору!

Недолго думая, ни о чём не расспрашивая, без всяких разговоров, преподавательница музыки подняла с тротуара маленькую ведьму, сунула её к себе в сумку и принесла в школу.

В учительской в это позднее время уже никого не было. На всякий случай Берта Мольбертовна закрыла дверь на задвижку, потом с трудом отодвинула от стенки старый испорченный телевизор «Изумруд» и посадила Кикимору внутрь его – туда, где торчали пыльные лампы, трансформатор и переплетались разные провода.

– Никому и в голову не придёт, что вы тут живёте, – сказала Бемоль Кикиморе. – Здесь пыльно, тепло и сухо – жильё для вас самое подходящее.

– Спасибо!.. – сказала Кикимора.

И вот в школьной учительской, где во время перемен всегда находилось много педагогов, тихонечко и спокойненько стала себе жить-поживать настоящая ведьма. Ни один человек, кроме Бемоли, про это не знал и даже не догадывался. На испорченный телевизор никто и внимания не обращал.

Глава вторая
ПЕРЕЕЗД

Я не знаю, может быть, ведьма тут и ни при чём, но, представьте себе, скоро в нашей школе началось нечто странное: почти все ученики стали получать четвёрки и пятёрки, никто не опаздывал на занятия! Все писали в стенгазету! А в Актовом зале каждую неделю собирался огромный хор, и даже самые безголосые красиво пели «С голубого ручейка начинается река!..»

«Должно быть, вам кто-то колдует!»– с завистью говорили учителя других школ. В нашей школе только любезно улыбались и советовали брать пример. Но никто-никто-никто (разумеется, кроме Бемоли) не слышал, как в поломанном «Изумруде» иногда кто-то шуршит и сладко зевает: «О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!»

Постепенно слухи о том, что наша школа какая-то особенная, удивительная и исключительная, долетели до Москвы. И оттуда прислали телеграмму, чтобы директор школы Иван Иванович срочно прибыл в столицу и на всю страну рассказал по телевидению об учителях, об учениках и, разумеется, об отметках.

Тут, между прочим, произошёл один пустяковый случай.

Перед самым отъездом Иван Иванович зашёл в учительскую и сказал:

– До свиданья! Я уезжаю. Школа временно остается без директора. Надеюсь, что всё здесь будет в порядке.

– А вы не боитесь, что вместо вас кто-нибудь другой станет директором? – пошутила Берта Мольбертовна.

– Я ни-че-го не боюсь! – отважно ответил Иван Иванович, простился со всеми учителями и поехал в Москву выступать по телевидению.

А в старом «Изумруде» что-то скрипнуло и послышалось: «Хе-хе!.. Поживём – увидим!..»

В школе все стали ждать, когда же можно будет посмотреть на Ивана Ивановича в телевизоре. Потому что это ведь большая разница, когда смотришь на директора просто так и когда видишь его на голубом экране.

Высокая, с острым носом учительница физики Эвелина Сидоровна сказала, глядя сквозь круглые очки:

– Надо немедленно починить наш испорченный «Изумруд». Мы должны будем собраться в учительской и сообща смотреть на дорогого Ивана Ивановича!

Учительница французского языка Мария Сулеймановна – низенькая, полная, как пуховая подушка, сказала:

– Совершенно с вами согласна! Я завтра же приведу сюда моего мужа – он прекрасно чинит электрические утюги, и за это я очень его люблю. Может быть, он и телевизор сумеет починить…

Все воскликнули:

– Как это будет хорошо!

Но Берта Мольбертовна произнесла немного испуганно:

– По-моему, с «Изумрудом» не следует торопиться… Мне надо тогда что-то придумать…

– Что придумать? – удивились Эвелина Сидоровна и Мария Сулеймановна.

Бемоль не ответила. В задумчивости она вышла из учительской и вернулась туда поздно вечером, когда в школе никого, кроме тётеньки Чудаковой, не было.

Не зажигая свет в учительской, Бемоль опять закрыла дверь на задвижку и постучала по телевизору:

– Вы меня слышите?.. Я вас спрашиваю, мадам Кикимора!.. Знаю, что у вас болят руки-ноги и стреляет в спине, но мне также известно, что слух у вас превосходный. Не притворяйтесь…

В «Изумруде» раздался шорох, потом кашель – «Кха-кхе-кха!», потом длинный-предлинный вздох «О-хо-хо-хо-хо-хохо-нюшки!», и скрипучий голосок спросил:

– Чего нужно-то?

– Нужно, чтобы вы переехали на другую квартиру. Здесь вам оставаться опасно. Вы слышали, о чём разговаривали сегодня наши учителя?

– Мало ли о чём они тараторят… Всего и не упомнишь…

А мне тут нравится: пыльца, паутинка. Живу не хуже, чем Баба Яга. И если какой-нибудь знакомый чертёнок спросит: «Тётя, где проживаете?», я с гордостью могу ответить: «Мой адрес не дом и не улица – мой адрес родной „Изумруд“!»

– Это всё прекрасно… Но завтра сюда придёт любимый муж Марии Сулеймановны, откроет заднюю стенку телевизора и так испугается!..

– А как он испугается?

– Так, что у него со страху глаза на лоб полезут, и Мария Сулеймановна перестанет его любить.

– Это хорошо. Мы, ведьмы, любим пугать.

– Оставьте ваши фокусы! Людей пугать некрасиво. Словом, собирайтесь-ка поживее, мадам Киккмора. Хватит разговаривать – пора переезжать!

– Нет, ещё не пора. И вообще, мы, ведьмы, не переезжаем, а перелетаем. И – только в полночь, когда старинные часы пробьют двенадцать раз. Это уж такое правило у нас, у нечистой силы…

– Ах, дорогая Кикимора! Какая же вы нечистая сила? Вы просто старенькая фея, – ласково заговорила Бемоль. – И вам не надо перелетать. Посажу я вас в свою сумку да перенесу на новую квартиру.

– А ведь там, должно быть, холодно? Я замёрзну…

– Там тепло.

– А пыльца, паутинка будет? Нечистая сила без этого жить не может, имейте в виду!

– Всё будет, что нужно. Только поехали побыстрее!

– Ну, так и быть… О-хо-хо-хо-хо-хо-хохонюшки! Болят мои белые косточки…

Берта Мольбертовна открыла заднюю стенку телевизора; осторожно, двумя пальцами взяла маленькую, как карманный радиоприёмник, ведьму Кикимору и бережно опустила в свою сумку.

Глава третья
АКТОВЫЙ ЗАЛ НОЧЬЮ

Вам никогда не приходилось бывать в школе ночью, когда только дежурная ходит по нижнему коридору, а все классы, все кабинеты погружены в тишину и сон?

Все громкие крики, которые днём наполняли школьный воздух, – спят, распластанные на стенах, чтобы утром проснуться и снова греметь и звенеть до боли в ушах.

В длинных коридорах уснули лозунги, расписания и стенгазеты.

Уснули пыльные пальмы, лимонные деревья и другие непонятные растения в кадках и глиняных горшках.

В кабинетах физики и химии задремали умные приборы.

Тихо свернулись в рулоны географические карты – они видят сны про Африку, про Ледовитый океан и про незаметную речку Ельцовку…

В спортивном зале мягкие толстые маты раскинулись вповалку и сопят рядом с гимнастическим конём: им здорово досталось прошлым днём, и то ли ещё будет завтра!

А в просторном Актовом зале стройными рядами спят деревянные кресла; спит под потолком забытый с Нового года голубой стеклянный шарик; и на широкой сцене, возле тёплой батареи, тревожно спит вдребезги разбитое пианино «Элегия»…

Именно сюда, на сцену, наталкиваясь в темноте на кресла, путаясь в тяжёлом бархатном занавесе, пришла учительница музыки Берта Мольбертовна.

– Ах, когда-то это было вполне хорошее пианино! – сказала она, добравшись до «Элегии». – Каждый, кто умел, играл на нём с удовольствием. А потом его стал колотить с удовольствием каждый, кто не умел. И вот – остался лишь красивый ящик– футляр. А всё, что внутри, – всё, что играло и звучало, – поломано, разорвано, растерзано… Ни один человек теперь не подходит к этому музыкальному инструменту. И вам, мадам Кикимора, тут будет очень спокойно. Молоточки поломаны и почти все струны оборваны, но при большом желании вы всё-таки сможете себе сыграть на оставшихся струнах что-нибудь волшебное, если вам станет скучно.

– Значит, теперь моя квартира будет называться «Элегия»? – спросила Кикимора. – Что ж, тоже красиво. Ладно, я довольна.

– Я буду к вам иногда забегать, – пообещала Бемоль. – А раз в неделю в этом зале собирается большой школьный хор. И вы, не вылезая из пианино, сможете петь потихоньку вместе с нами… Но, вообще, сюда редко кто заглядывает – разве только по праздникам. Актовый зал на замке, а ключ у меня.

– И без ключа отсюда выйду, если захочу. Мы, ведьмы, ни каких замков не признаем.

– Смотрите, мадам Кикимора, далеко не убегайте: сейчас зима, замёрзнете… Спокойной ночи!..