Текст книги "Ошибочная версия"

Автор книги: Юрий Михайлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Ну! – окрик Белого подстегнул Костика.

Они поравнялись с калиточкой в деревянных крашеных воротах.

Белый втолкнул мальчишку в калитку и влетел за ним сам. Костик был уже впереди – во дворе. Отшвырнув мальчика, Белый бросился догонять напарника. Наискосок через двор – низенькие сараи. Через сараи – по толевой крыше, пробивая ее каблуками – через стену – в другой двор. Прыжок. Всполошенно заметались, закричали куры, женщина в палисадничке замерла, изумленно глядя на бегущих. Ворота. Здесь Белый замер. Медленно, осторожно выглянул. Катил по улице грузовик. Махнул рукой Костику – быстро! Выскочил на улицу, сразу же кинулся, ухватился за борт, повис. Костик догонял из последних сил. Кинул портфель в кузов, схватился за стенку заднего борта, повис рядом.

– Влезай! – обливаясь потом, хрипел Белый.

Они лежали на деревянном дне кузова, дыша пылью. Пыль слоем лежала на мокрых лицах. Костик хотел приподняться, выглянуть.

– Лежи, сука! – хрипло крикнул Белый.

Ехали долго. Наконец Белый поднял голову, коротко глянул над бортом машины. И сказал почти спокойно:

– Прыгаем.

Сквер, за сквером базарчик. От базарчика отходит автобус – набитый битком, родненький. Белый заплясал перед радиатором, шофер, сжалившись, открыл двери.

Втиснулись, стояли, стремясь удерживать распаленное, рвущееся дыхание, – ушли, оторвались, сумели.

В центре они пересели на другой автобус, вышли за остановку до автовокзала.

– И туда нам нельзя, – сказал Белый. – Единственный расчет – междугородное такси. И не всякое, а свеженькое.

Возле стоянки такси они вошли во двор. Из подъезда смотрели, как подходят машины. Вот еще одна. Номерные знаки города Бегунова.

…Уже где-то посредине пути Костик сказал тихонечко:

– А жалко, что сорвалось. Хорошее дело было.

– А кто сказал, что сорвалось? – удивился Белый. – Погуляем пару дней, а потом нагрянем. Не боись, милый, все в порядке. Туда ходу четыре часа. Послезавтра мы туточки. На все дела пять часов. И снова тамочки.

Отец приехал неожиданно, рано утром, когда Ольга еще спала. В доме стало весело и шумно, словно включили репродуктор в праздничный день.

За завтраком он расспрашивал Ольгу о консерваторских делах, об оперной студии, в которую ее недавно приняли. И вдруг спросил о Викторе:

– Полная отставка?

– В общем, полная. Он плавает сейчас…

Ольга внезапно для самой себя рассказала отцу о встрече на вокзале, о разговоре с Селиховым, о его подозрениях и пари.

Отец выслушал все очень серьезно. Потом сказал:

– Удивила меня ты. Вот уж не ждал от Игоря. Ну ладно, ты не огорчайся, это дело я выясню.

– Нет! – возразила Ольга. – Тут ты не вмешивайся.

– Это как “не вмешивайся”? – удивился отец. – Крюков этот – твой знакомый, Селихов мой, можно сказать, товарищ. А сам я, между прочим, моряк и начальник порта. Как же я не должен вмешиваться?

– Ты еще, между прочим, и отец, – сказала Ольга. – И я, твоя дочь, тебе не разрешаю. Получается, что я сплетница, болтунья. Мы с ним просто шутили.

– Глупости, – сказал отец. – Поставим вопрос иначе: если он шутил, то что это за шутки, в результате которых человек оказывается вымазанным в грязи? Если он не шутил, то что это за поведение для юриста? Он-то знает, что жулик на судне загранплавания – опасность.

– Папа, он адвокат. Обвинение не его функция.

– Это любопытная мысль. Интересно, от кого ты ее услышала? Не от Игоря ли?

Часа через три Синельников отыскал Селихова.

Адвокат встретил приятеля радостно, но Синельников сразу остановил его:

– Игорь, что за история с парнем на морвокзале?

Селихов нахмурился.

– Да, в общем-то, ерунда.

– Что ерунда? Как прикажешь это понимать?

– Ольга тебе, вероятно, рассказала, что у нас с ней было пари. Ну когда она мне показала этого парня на судне, я и сымпровизировал.

– Да? – недоверчиво поднял брови Синельников.

– Что ты хочешь от меня? – возмутился Селихов. – А если бы не сымпровизировал, если бы знал, но не располагал фактами? Что прикажешь делать?

– Ну ты знаешь, как поступают в таком случае.

– Знаю. Есть такая статья в кодексе – недоносительство. Знать о готовящемся преступлении и смолчать. Но я – то ни о каком преступлении не знаю, ничего, кроме догадок, у меня нет, они возможны только в частном разговоре, а для мало-мальски официального лица недопустимы. И, кроме того, как тебе нравится термин “доносительство”? Что ты лично предпочитаешь – “недоносительство” или “доносительство”?

– Вот-вот, – заметил Синельников. – Скажи еще, что ты адвокат, а не следователь. Это я уже слышал сегодня.

– Нет у меня никаких фактов. Догадка моя может оказаться просто выдумкой. Зачем же тень на плетень наводить?

– Вот я и спрашиваю – зачем? Зачем же на честного парня такую напраслину возводить? Речь уже не столько об этом парне, сколько о тебе.

Селихов выпрямился.

– Я понимаю, в чем дело, тебе неприятно, что я вижусь с Ольгой.

Синельников покраснел.

– Про это я не хотел говорить. Это дело Ольги, она взрослый человек.

– Ну если ты настаиваешь, я не стану с ней видеться. Но ты мог бы понять и меня. Я еще не стар и честно говоря, уверен, что смог быть для нее лучшим мужем, чем сотня ее ровесников.

– Ты уже говорил с ней об этом? – спросил Синельников.

– Ну что ты? – удивился Селихов. – И никогда не стал бы, не поговорив прежде с тобой.

– Ладно, хватит, – оборвал его Синельников. – Про этого парня я скажу в кадрах, пусть присмотрят на всякий случай. Нам ворья в пароходстве не надо. А что до твоих встреч с Ольгой, я с ней поговорю сегодня же.

– Послушай, – остановил уходящего Синельникова Игорь Львович. – Я все же не хотел бы выступать в этой истории в качестве героя.

– Хорошо. Я тебя не стану называть. Ты ведь этого хочешь?

Селихов стоял потрясенный. Кто же знал, что из легкого развлечения возникнет такая история? Нет сомнения, Синельников, сдержит слово. За мальчишкой начнут смотреть. Если окажется, что подозрения Селихова верны, заинтересуются и ней. А через него – Валерием. А если они доберутся до него, тот не упустит возможности потащит за собой Селихова. Самому бы преподнести такой подарок!

Единственным практическим итогом операции было то, что удалось точно установить – именно эти двое убили Белова. Эти двое – Приходько и Скобцов. Вернее, Скобцов и Приходько. Чернобыльский опустил глаза. Все данные по Скобцову лежали у него на столе.

“Скобцов Алексей Никанорович. Ранее судимый. Был приговорен к восьми годам заключения с отбытием наказания в колонии строгого режима за участие в вооруженном нападении на инкассатора. Судимость первая, хотя, по данным следствия, до этого одиннадцать раз принимал участие в уголовных преступлениях. Возраст – тридцать девять лет. Клички – Тонечка, Сосед, Белый. Рост – 187 сантиметров, сложение нормальное, атлетическое, волосы темные, стрижет обычно коротко, цвет лица – смуглый, глаза – голубые, нос – прямой, средней величины, ноздри ровные, с правой стороны верхней челюсти недостает двух зубов. На большом пальце правой руки имеется малозаметный шрам длиной в полтора сантиметра в виде буквы “с”. Особых примет нет, не татуирован, речь правильная, вне преступного мира блатными выражениями не злоупотребляет”.

Анна Трифонова не скрывала ничего. Она подробно рассказала, как появился у нее с приветом от мужа Скобцов – Белый. Прожил в доме несколько дней, иногда выходя в город. Затем исчез, ничего не объясняя. И снова вернулся через два дня. А вскоре появился Костик. Она уже понимала, что они затевают преступление, но связь с Белым и смертельный ужас перед ним сделали ее послушной и безмолвной. О гибели лейтенанта Белова Анна не могла говорить – ее душили слезы Трифонова показала место убийства, сарай, где преступники укрывали труп Белова.

В доме Трифоновой были оставлены два работника милиции, хотя шансы на возвращение Скобцова и Приходько были практически равны нулю.

– Вот так обстоит дело, – закончил Чернобыльский. – Так что, Сергей Сергеич, можешь считать, что тебе повезло. Если бы и ты еще был включен в операцию, уж будь уверен, Горохов бы опять за тебя взялся. Но дело не в этом. Все нужно начинать сначала. Где они? Куда делись?

– А когда он уезжал?

– Кто? – не сразу оторвался от раздумий Чернобыльский.

– Скобцов. Трифонова сообщила, что он уехал и вернулся.

Чернобыльский назвал дату, Выборный аккуратно вырисовал цифру, обвел кружочком.

– Жалейка? – спросил полковник.

– Даты совпадают.

– Это я заметил. Но тут что-то не пляшет…

– Правильно, – согласился Выборный. – Это не все дело. Не все. Иначе они не пошли бы на убийство Белова. Они его оглушили. Первым ударом только оглушили. Если дело все – этого хватит. Скрывайтесь, уходите, пока он оглушен. А они добили его. Сознательно. Не хотели бежать, уходить не хотели. Им нужно было остаться здесь. Они еще не сделали дела.

– Ты считаешь, что Жалейка – не все. Пусть так. Но теперь они могут отказаться от дела. Вероятнее всего, отмажутся. Мы ведь вышли прямо на них. Есть чего испугаться. Слишком большой риск.

– Да, – согласился Выборный. – Риска многовато. Но если за ними два убийства… Игра крупная.

– Куда уж крупнее, – грустно усмехнулся полковник. – А данных у нас нет.

– Это они так думают, – сказал майор. – Они вправе считать – да так оно и есть, – что мы вышли на них в связи с Беловым. А о втором деле мы можем и не знать.

– А что мы знаем?

– Кое-что все-таки можем предполагать. И есть шансы найти соучастников Жалейки. Этот Георгий Александрович Вареник, которому дважды звонил Хаджиев, – возможная ниточка.

– Шансы маленькие. Упускать, конечно, нельзя, но и надеяться особенно пока не стоит. У нас даже нет окончательной уверенности, что Жалейка – курьер фарцовщиков. За это пока сам факт его убийства и слова Ковалева. А у того тоже может быть своя игра, свой смысл в этих обвинениях.

– Вот еще один факт. Исчезновение Скобцова из дома Трифоновой именно в дни гибели Жалейки. И неоспоримая связь Приходько с Сухаревым. И эта связь косвенно подтверждает слова Ковалева. Он ведь тоже ссылается на Валета.

– Ну, что предполагается конкретно?

– Идти по двум направлениям. Взять в поле зрения линию Хаджиев—Вареник. И искать Скобцова—Приходько. Эти два направления, если наша гипотеза верна, должны пересечься.

– Ты убежден, что дело, которое они планируют, в выходе на группу фарцовщиков?

– За эту версию методика, стиль поведения. Они не остановились перед двумя убийствами. Дело большое. Они сидели здесь после гибели Белова – дело еще не сделано. На что они могут рассчитывать? Только на одно – мы не знаем их дела. Жалейка вообще погиб не в Приморске – почему милиция обязательно должна связать убийство Белова и Жалейки?.. И стиль. Наглые, отчаянные. Нет, непохоже, чтобы они остановились на этом.

– А если их “дело” – что-нибудь другое?

– Не верю в это. Их надо ждать возле линии Хаджиев—Вареник. И эту линию разрабатывать И вести поиск по ним самим.

– Ну а как же с Сухаревым при такой версии?

– С установлением личности Скобцова ситуация с Сухаревым упростилась. Скобцов пришел к Трифоновой с приветом от мужа – он отбывал наказание вместе с Толкаченко. Линия Толкаченко—Сухарев у нас зафиксирована твердо. Вот так Скобцов вышел на Сухарева. Сухарев при таком раскладе типичный наводчик. Только не валютный – там он, как мне кажется, был просто неинформированным платным пособником, – а уголовный.

– Ну ладно, допустим. Тогда после убийства и ограбления Жалейки складывается промежуточная ситуация.

– Да. Если Жалейка курьер, то в Ташкент он ехал не с деньгами, а с товаром для реализации. При ограблении у него был взят товар. Золото, а не деньги. Товар надо реализовать. Где? Через кого? И все это крайне опасно. Мы знаем – у них нет в городе базы, нет постоянных и крепких контактов. Им даже негде было укрыть труп Белова на несколько дней. Естественный в этой ситуации ход мыслей – использовать Жалейкин товар для продажи его же компаньонам.

– Не исключено. Совсем не исключено, – задумчиво протянул Чернобыльский.

– Вот это их большая игра. Они выходят на компаньонов. В таком случае они могут рассчитывать на большой барыш.

– Резон есть, – согласился полковник. – Но пока это все умозрительно. Нужны факты.

– Будут факты, – упрямо и тихо сказал Выборный.

Девушка, которая упрашивала дежурного пропустить ее к “самому главному”, побрела через улицу. Пронзительно прозвучал сигнал трамвая, но девушка не подняла головы. И тогда Литвак решительно двинулся следом. Он нагнал ее уже в конце квартала.

…Проходя мимо удивленного дежурного, Литвак только махнул рукой, показывая: со мной.

Еще через несколько минут секретарша начальника управления пригласила девушку.

Из-за стола навстречу ей поднялся невысокий широкоплечий человек в легком сером костюме.

– Здравствуйте. Давайте знакомиться. Меня зовут Вячеслав Андреевич. А вас?

– Валя, – тихо сказала девушка.

– Вы садитесь, садитесь, Валя. Что вы хотели мне рассказать?

Валя заговорила тихо, сбивчиво, не глядя на начальника. Сначала она сама не понимала, что говорит. Ее не перебивали, и она не заметила, как набрал силу ее голос, как отпустило что-то внутри. Она почти кричала: она говорила о Викторе, который, в общем-то, совершенно не виноват, это она виновата, только она, потому что все произошло из-за нее. А этот ваш сотрудник тоже хорош, он ведь поймал Женю, выследил и поймал, а потом взял и отпустил. Женя, наверное, откупился, у них много денег, конечно, много, и теперь они снова будут втягивать других людей во всякие грязные делишки, разве им все можно, если у них есть деньги, разве нет на них никаких законов, если милиционер ловит их, а потом отпускает. Да, она виновата, Виктор оказался втянутым в это дело из-за нее.

И ее слушали, не перебивая и не задавая вопросов, хотя слова ее были непонятны. Сорок лет служил в милиции начальник областного управления, немало всякого видел за эти годы. И сейчас, глядя на эту девушку, слушая ее, он думал, что ради вот таких минут и стоит все это пережить и выдержать. Ради нескольких минут, когда человек очищается от страха, от грязи, становится человеком с болью за других людей.

Валя вдруг остановилась, замолчала, оборвав фразу на полуслове. Непонимающими глазами глядела она на дубовые панели, на седого мужчину перед ней.

Начальник управления нажал кнопку селектора и, чуть наклонившись, сказал:

– Два чая, пожалуйста. И я буду очень занят.

…Спустя полчаса начальник управления вызвал Чернобыльского, Выборного и Литвака.

– Валя, скажите-ка этим товарищам, как зовут знакомого вашего Жени.

– Георгий Александрович.

– Вот так, – удовлетворенно отметил начальник, видя реакцию Чернобыльского и Выборного. – Садитесь, товарищи. Есть новости. И мне даже трудно сказать вам, Валя, как вы верно поступили, придя ко мне. Вы нам чрезвычайно помогли.

В общем план у Вареника был готов. Хаджиева нужно звать на двадцать седьмое. Именно в этот день возвращается из рейса “Серафимович”. Если Хаджиев прибудет утренним самолетом, все будет в порядке. С монетами Жениного, вернее даже Гришиного, мужика, да с тем, что привезет Крюков, вся эта история обретает смысл.

Расчет Вареника был прост. Ситуация после гибели Жалейки становилась недвусмысленной. Все это нужно кончать. А если кончать, то с максимальным эффектом. Вот почему сейчас Вареник обдумывал каждую мелочь. Предстояло пригласить Хаджиева, дав ему понять: его ждет двойная партия товара. Он привезет соответственно и двойные средства. А тут все и закончить. Хаджиев – чужой. Пока найдут тело, пока установят личность, будет время испариться.

Помещать Хаджиева в гостинице нельзя – останется след. Только квартира. Утром прилетел, вечером по дороге на аэродром получил свое и убыл. В тайнике Вареника вместе с верными документами давно уже лежал маленький черный пистолет.

– Есть дело, – сказал Вареник, встретившись со своим подручным. Вареник в общих чертах познакомил Женю со своим планом размещения Хаджиева.

…Валя понимала, что этот “гость” связан с таинственными делами Жени, что он был бы интересен для милиции, а значит, ее согласие необходимо. Но в предложении Жени-толстого она чувствовала опасность: вдруг они каким-то образом узнали, что она была в милиции.

Толстяк был добродушен, он излучал хорошее настроение. Но все это могло быть игрой.

Женя видел, что она колеблется.

– Понимаешь, очень нужный мужик, хочется, чтоб он получше провел время. Тебе совсем не обязательно заводить с ним роман, просто будь несколько часов любезной хозяйкой. Ладно, бог с ним, не полета, сотня. Подумай – сто рублей за полдня.

– Но до вечера он уйдет? – переспросила Валя.

– У него самолет вечером. Часов в восемь я его заберу.

В конце рабочего дня в комнате, где сидел Вареник, телефон зазвенел длинно, настойчиво – так звонит междугородная. Вареник узнал голос Хаджиева.

– Дорогой, это ты?.. Объясни – случилось что-нибудь?

– Ничего не случилось. Заболел мой приятель. Простудился, получилась задержка.

– Что же теперь?

– А все в порядке. Только он еще болеет, не сможет объявиться. Хорошо было бы, если бы ты сам приехал, а то все дело стынет.

Наступило молчание. Хаджиев обдумывал предложение.

– Дорогой, а может, ты приедешь? – прервал он наконец паузу.

– Хотел бы, но не могу. И я тебя очень прошу, возьми с собой два чемодана. Я тут подарки семье купил, так что бери два.

– Понял, дорогой, два чемодан. Поэтому не можешь?

– Да, много работы.

– Хорошо. Я подумаю.

– Времени у меня мало, – сказал Вареник настойчиво. – Двадцать седьмого жду тебя. Утренним рейсом. А к вечеру управимся.

– Так, – видимо, взвешивая все сказал Хаджиев. – Встречай. Готовь шашлык, коньяк. Только помни, я не болею, я человек здоровый.

Это была угроза. Или намек? Но зачем Хаджиеву намекать на то, в чем он совсем не желал бы признаваться?

– Жду тебя утром. Будь здоров.

– До свидания, дорогой.

Оставалось полтора дня. Полтора дня сравнительно спокойной привычной жизни. Затем один день работы. А там все по-другому. Вареник оглядел комнату, где просидел несколько лет. Со всем этим придется проститься. Страна велика, где-нибудь да укроется немолодой, одинокий мужчина с хорошими документами. Отсидеться в тишине, понемногу реализовать ценности, перевести деньги в иностранную валюту, а потом, на досуге, поискать щелочку. Есть же они, эти щели. Не может их не быть – десять тысяч километров границы.

Полковник Чернобыльский встретился с подполковником Лариным, старым своим товарищем и сослуживцем, который прежде долго работал в областном управлении.

После первых приветственных слов, Ларин усадил Чернобыльского, поглядел, улыбаясь, и сказал:

– Выкладывай! Я ведь знаю, что ты приехал по делу.

– Есть у нас один сигнал по твоему ведомству: судно “Серафимович”, музыкант Крюков. К нему, возможно, обратились люди, которых мы считаем связанными с золотой контрабандой. Вот так. А поскольку обратились с просьбой к нему перед его выходом в рейс, а он, вероятнее всего, не отказался, то хотелось бы знать, а не связаны ли эти просьбы…

– Ясно. Нет, у нас пока ничего определенного не было. Отдел кадров сообщил мнение начальника порта о Крюкове. Когда экипаж будет сходить на берег, попросим таможенников провести выборочную проверку. В том числе и его проверим.

…День заканчивался, в окна управления глядело уходящее к западу солнце.

– А теперь давайте посмотрим, чем же мы располагаем? – начальник управления обвел взглядом собравшихся.

– Разрешите? – Чернобыльский встал, одернул китель. – Поиски Скобцова и Приходько в городе пока практически результатов не дали. Не исключено, что им удалось покинуть Приморск.

– Ясно. По второй линии?

– Получено сообщение из Ташкента. Хаджиев приобрел билет на самолет Ташкент—Приморск, прилетающий к нам в десять часов утра двадцать седьмого числа. И в последние два дня он снова вызывал Приморск, Вареника.

– Что еще?

– К Вале приходил Сташевский. Предложил ей приютить на несколько часов важного гостя, человека который улетает вечером в тот же день.

– Что по Крюкову?

– Судно приходит двадцать седьмого. Так что все сходится один к одному. Изымать Крюкова все же целесообразно – мы ведь не знаем, на каком этапе могут появиться Скобцов и Приходько.

– Если они вообще появятся, – подал голос Горохов. – Тут тоже уверенности нет.

– Окончательной – нет, – согласился Чернобыльский. – Хотя пока факты складываются в пользу рабочей гипотезы.

– Разрешите? – Выборный встал.

– Прошу.

– Сведения о контрабанде надо получить от Крюкова. Но без ареста.

– Как? – удивился Горохов.

– Спросить у Крюкова, – спокойно ответил майор.

– Так он вам и скажет, – сразу же отреагировал Горохов.

– Погодите! – остановил его начальник управления. – Что вы предлагаете, товарищ майор? Продолжайте.

– Я исхожу из того, что мы знаем о Крюкове. Это его первый заграничный рейс… Использовать его прежде в качестве перевозчика Вареник или Сташевский не могли. Нам известно, что прежде он деловых контактов с ними не имел.

– Это так вам Валя говорит, – вставил Горохов.

– Я этому верю, – все так же сухо и строго ответил Выборный. – По данным, которые мы собрали, Виктор Крюков человек легкомысленный. Но почему мы уже должны расценивать его как заядлого фарцовщика и контрабандиста?

– Ничего не понимаю, – взорвался Горохов. – Где мы находимся? Чем мы занимаемся? – Он обратился непосредственно к начальнику управления, в сторону Выборного полковник даже не глядел. – Мы ведем розыск по делу, в котором зафиксировано два убийства, в котором предполагается систематическая валютная контрабанда.

Набрав воздуха, Горохов с той же яростью обернулся к Выборному.

– Мы гипотезы строим. Мы придумываем сами себе головоломки. А преступники уходят у нас из рук. И кто – убийцы уходят! Есть гарантии, что ваша версия верна? Есть уверенность, что Хаджиев и Вареник не просто приятели, пусть даже со спекулятивным душком, а именно ваши ископаемые фарцовщики? Нет таких гарантий. Есть гарантии, что под видом милиционеров к Сташевскому приходили именно Скобцов и Приходько? И таких гарантий нет. Есть гарантии, что Крюков действительно везет контрабанду? Все допуски, все предположения. Ну, давайте поднимем на ноги всю милицию области и будем предположительно ловить предположительных преступников. А убийцы будут гулять.

– Что конкретно вы предлагаете? – тихо спросил начальник управления.

– Крюкова задержать на выходе с судна. Если у него есть контрабанда, он должен ее выносить. Это самое удобное время. Задержать, обнаружить и допросить. Получить факты. После его признания арестовать и допросить возможных соучастников. Пусть это даже будут Сташевский и Вареник. Если у них есть контакты с убийцами – со Скобцовым и Приходько, выяснить эти контакты.

– Легко сказать – выяснить, – буркнул Литвак.

– Другие предложения есть?

Выборный продолжал стоять:

– Есть. Да, мы ведем серьезное дело, мы ищем опасных преступников. Уже произошло два убийства, и, судя по всему, мы выходим на законспирированную и длительно действующую группу фарцовщиков. Но ведь наша работа не только розыск. Задача – не только арестовывать. Допустим, мы завтра задержим Крюкова с контрабандой. Он сядет на скамью подсудимых как участник преступной группы. И мы получим еще одного обвиняемого. А если пойти на разговор с ним, если этот разговор даст результат, если парень поймет, в чем оказался замешан, кому стал помощником, если все это дойдет до него – мы получим человека. Человека, понявшего всю меру своей вины и ответственности. Я не случайно предложил разговор с Крюковым. Мы собрали сведения, отзывы людей о нем. Этот парень еще не потерян. Это первое. А второе – Крюкова надо выпускать с судна Иначе мы не можем рассчитывать на появление Скобцова и Приходько, на их выход к линии Вареник—Сташевский. Мы также предлагаем задержать в Ташкенте Хаджиева. В последний момент дать телеграмму Варенику: “Прибыть не могу. Высылаю человека. Встречай, как условлено”. И утренним рейсом из Ташкента вместо Хаджиева прилетит другой. Капитан Багиров из Ташкентского уголовного розыска.

– Допустим, – сказал начальник управления. – Допустим, что вы обеспечите перекрытие линии и безопасность Багирова и Вали. А как вы обеспечите наблюдение за Сташевским? И за Крюковым?

– Все передвижения Сташевского мы фиксируем жестко, – ответил Выборный.

– Понятно, – начальник управления встал. Он поглядел на Горохова, порывавшегося возразить, провел взглядом по лицам сотрудников и начал:

– Я не случайно дал сегодня разгореться страстям. Завтра пойдет операция. Загадывать не надо, надо знать все, что только мы можем знать. Да, противник опасен, ловок и инициативен. Стремление к надежности наших действий – правильное и хорошее стремление. Но степень риска всегда остается. Желание непременно гарантировать успех каждого нашего шага иногда оказывается перестраховкой. Оно начинает удерживать от решений, от действия. Версия, по которой работает группа, кажется мне достаточно обоснованной. Фактов пока действительно немного. Но те, что поступают, подтверждают рабочую версию. Что касается Крюкова – майор Выборный прав, за свои поступки он должен отвечать. Но и мы кое-что должны. Мы должны помочь ему совершить другие поступки. Признание – это поступок. Раскаяние – поступок. Участие в изобличении преступников – поступок. Если в человеке может проснуться желание исправить содеянное, искупить свою вину, наш долг – будить такое желание.

Что касается операции с Багировым… Смысл есть, надо запускать.

Вареник приехал в аэропорт за час до прилета самолета. Он сел за столиком в ресторане, перед огромным окном, откуда видны были аэродромное поле, снующие бензозаправщики, ожидающие вылета пассажиры Где-то там, среди них, был и Женя. Он встречал ташкентского гостя. Вареник предупредил его: прежде чем везти гостя к Вале, Женя должен зайти с ним в ресторан. Варенику хотелось поглядеть на посланца Хаджиева издали, оценить его.

Вчерашняя телеграмма Хаджиева очень обеспокоила Вареника. Она, конечно, означала только одно – ташкентский партнер действительно причастен к гибели Жалейки, знает, чем вызвана задержка с доставкой товара, догадывается о возможных планах расчета. Он присылает другого. Наверное, с деньгами. Потому что приморские поставщики могут даже и с гибелью сообщника смириться, продолжать контакты. Слишком велика прибыль. Есть двойная партия товара, перед этим не устоишь.

Значит, в принципе не меняется ничего. Хаджиев ускользает от Вареника, но не в нем дело. Важно одним ударом удвоить сумму и уйти. План операции оставался прежним.

Вареник с раннего утра находился в приподнятом настроении. Сегодня – решающий день. В такие дни мозг его работал особенно ясно и быстро. Сейчас Вареник верил в свои силы, он знал, что довольно будет приглядеться к посланцу Хаджиева, чтобы понять, кто он и на что способен.

Когда приземлился ташкентский самолет, Вареник неспешно откинулся в кресле. Он ждал кофе.

Через десять минут, следом за Женей, в ресторан вошел невысокий, тоненький, восточного вида человек. Он был хорошо одет, в руках держал плоский чемодан коричневой кожи. Женя нес большую дорожную сумку. Вареник скользнул равнодушным взглядом по чемоданчику – именно его содержимое и было важно в этой игре.

Двое за столиком откровенно разглядывали друг друга. Первым нарушил тишину Женя:

– Как поживает уважаемый Исмаил?

– Спасибо, – почти без акцента ответил гость. – Он чувствует себя неплохо. Меня вы можете называть Садык. Вы, конечно, Женя.

– Хорошо долетели, Садык?

– Спокойно, – ответил гость. – А как дела тут, у вас?

– Тоже спокойно.

Женя чувствовал себя дипломатом, принимающим иностранного посла. Ему нравилась эта роль.

– Исмаил хотел узнать: почему же все-таки Гриша не приехал?

Этих вопросов Вареник ждал, поэтому Женя был готов к ним.

– Заминочка вышла. Он выехал и заболел в дороге. Старый человек, ничего странного. Мы сами тут перепугались, а потом оказалось, все в порядке. – Женя и сам не заметил, что начал говорить с легким восточным акцентом и строить фразы, подражая гостю.

– Пневмония? – улыбаясь, спросил Садык.

– И сердце, – быстро ответил Женя. – У него давно уже сердце шалит.

– Очень жалко, – сказал Садык. – Такой хороший человек. Куда ему фрукты послать?

– Не принимают, – улыбаясь, объяснил Женя. – Никаких фруктов, никаких цветов. Не принимают передач. Сейчас в больницах строго.

– Да, – согласился гость. – Очень строго стало в больницах. Но хочу повидать его.

К тому, что посланец Хаджиева будет настаивать на встрече с Жалейкой, приморские валютчики тоже были готовы.

– Это наши дела, – ласково сказал Женя. – У нас тут такой климат. Одни болеют, другие выздоравливают. Главное, чтобы был порядок.

– Когда хороший человек заболевает, это непорядок, – наставительно заметил гость. – Исмаил сказал, что это нехорошо. Главное – здоровье. Когда здоровье плохое, все дела становятся плохими.

Женя был почти вдвое выше и шире гостя, но при этих словах он почти физически ощутил опасность, исходившую от стройного, худощавого человека, сидевшего с ним за столом.

– Так куда ехать будем?

– К одной девочке. Валя зовут. Там остановитесь, подождете до вечера, а к вечеру полный расчет. Билет на самолет у вас?

– У меня. А какой расчет?

– Две порции. Все как всегда.

– Исмаил сказал, что трудно, как всегда: тут у вас люди болеют…

– Тем более, – нашелся Женя. – Расходы большие.

– Ну, посмотрим, – сказал Садык. – Но только сегодня. Успеете?

– Успеем. Мы часам к девяти приедем. У нас все будет готово.

Вареник глядел в окно, где с ревом разворачивается огромный Ту. Ему было ясно: этот мальчик – порученец. Ловок, неглуп, хорошо проинструктирован, но справиться с ним будет несложно.

На рейд Приморска “Серафимович” подошел раньше назначенного времени – в двенадцать часов. Через несколько минут спустился трап, с борта портового катера на судно поднялись пограничники, таможенники, портовые власти. Все они сразу же пошли к капитану, и вскоре по судовой трансляции объявили, что экипажу нужно готовиться к таможенному досмотру.

Судно между тем медленно двигалось вдоль берега.

Крюков проснулся очень рано, все ждал, когда впереди по курсу откроется берег. Сначала на горизонте возникла дымчатая синеватая полоска, потом она стала четче, резче, а потом словно берег рванулся навстречу судну – стал таким близким, что уже различимы были высокие желтые и зеленые склоны, лодочные станции, массивы парков, а потом и квадраты домов над обрывом. И тут Крюков почувствовал, что его охватывает страх. Никогда в жизни он еще не боялся так. Страшны ему были голоса людей поблизости, пустынные палубы судна. Он уговаривал себя: “Держись, дурачок. Даже если таможенники обнаружат тайник, что тебе от этого, какое твое дело? Почему, в конце концов, из трехсот членов экипажа заподозрить должны именно тебя?” Он говорил все это и ждал, что в эту минуту чьи-то крепкие руки схватят его за локти…