Текст книги "Ошибочная версия"

Автор книги: Юрий Михайлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

И в дежурках отделений сегодня и завтра вы не услышите веселых побасенок, интересных случаев, впечатлений о вчерашнем телефильме. И распоряжения, самые незначительные, самые обычные, выполняются с подчеркнутой точностью.

Этого не могут заметить непосвященные. Лишь влюбленные в парках недовольно отводят глаза от фар мотоцикла, прорезавшихся сквозь листву.

А в управлении шла работа. Молчаливая, тщательная, не прерывавшаяся ни на секунду. Все, кто был причастен к следствию, дневали и ночевали на службе. Не было никаких распоряжений об этом, каждый делал это сам. И ни одна жена милиционера – постового, инспектора, розыскника – ни разу не упрекнула своего. Милицейские жены, они знают, что спрашивать не положено, если нельзя – все равно не скажет. Они только догадываются. И знают другое, главное – случись что с ним, другие люди вот так же, ночи напролет, сутками, бессонно, беспощадно к себе, будут работать. Сотни людей, они пойдут на любой риск, они не пожалеют себя, они переберут этот город по камушку, по травинке, выйдут на пистолет, направленный в грудь, на нож, предательски упрятанный в руке у бедра, и справятся, сломают, скрутят, наконец. А потом придут и скажут, опустив глаза: мы их нашли.

Игорь Белов был молодым работником. Совсем еще молодым. И многие не знали его, даже фамилии прежде никогда не слыхали. Но он был товарищем, он был одним из сотен. И люди работали с такой яростью, словно он был личным другом каждого.

Виктор поднялся по трапу. Ему казалось, что даже стук сердца может выдать его. Пакет, переданный Женей, предательски похрустывал под пиджаком. Длинным коридором Виктор прошел к своей каюте. Его сосед, трубач Славик, еще прощался у трапа с женой.

Пакет был заклеен наглухо и обтянут целлофаном. Под пленкой отсвечивала желтая бумага, в которой были упакованы деньги. Вновь спрятав пакет под пиджак, Крюков прошел по коридору. Тайник, указанный Женей, был прост и остроумен. Виктор вернулся в каюту и вытер мокрые руки. Ловко они это придумали Даже если пакет и обнаружат, установить, чей он, невозможно.

Виктор вышел на палубу. Под ним, на причале, редела толпа. По одному, по двое члены экипажа поднимались по трапу, подрагивавшему в такт шагам.

Виктор знал, что Женя сидит на открытой веранде кафе, однако высмотрел толстяка не сразу. Ага, вот он, один за столиком. Женя лениво поднял руку, согнув в локте, поставил на стол и пошевелил пальцами.

В кафе сидело еще несколько парочек. Одна из девушек издали была похожа на Ольгу. Виктор вдруг почувствовал себя очень усталым. Спустился в каюту, лег не раздеваясь, закрыл глаза.

Девушка, которая показалась Виктору похожей на Ольгу, была Ольга Игорь Львович, сидевший рядом, грустно улыбался. Похоже было, что начинается первая их ссора.

– Оленька, не нужно сердиться. Я совсем не хотел вас обидеть, мне очень жаль, что все так случилось. Если хотите, я возьму свои слова обратно. Я пошутил, просто пошутил.

– Не нужно так говорить, Игорь Львович. Мне тоже очень жаль.

Несколько минут назад Ольга заметила Крюкова на палубе теплохода.

– Ой, это мой знакомый. Он учился у нас, очень неплохой был пианист. А потом ушел. И вот, видимо, плавает.

Игорь Львович пригляделся.

– Этот высокий, темноволосый?

– Да-да.

Парень на палубе “Серафимовича” поглядывал на веранду кафе, расположенного почти вровень с верхней палубой, на крыше морского вокзала. Игорь Львович проследил за его взглядом и увидел, как медленно поднял руку человек, одиноко сидевший за столиком невдалеке от Селихова. Этого человека Игорь Львович знал, он не раз видел его с Вареником, тот обращался с парнем небрежно, покрикивал на него. Тут Игорь Львович не удержался:

– Ну вот я и выиграл наше пари. Один знакомый жулик, Оля, у вас уже есть. Я о вашем знакомом.

Ольга нахмурилась:

– Он сложный, но неплохой.

– Ваш сложный парень, которого вы мне только что показали, вероятнее всего, жулик. И уж во всяком случае, связан с жуликами.

– Вы его впервые видите, а такое о нем говорите! – возмутилась Ольга.

– Да, впервые, – согласился Селихов. – И тем не менее я берусь это доказать.

Чтобы смягчить смысл сказанного, Селихов прикрыл рукой руку Ольги. Она не приняла этого безмолвного извинения.

Селихова понесло.

– Человек, который сидит за соседним столиком, подавал знак вашему приятелю. Этого человека я знаю. Он подручный у одного арапистого деятеля. Если я прав, этот человек за столиком будет ждать отхода судна. А если нет, он сейчас доест свое мороженое и просто уйдет.

Ольга молчала.

– Оленька, – взмолился Игорь Львович, – уйдем отсюда и забудем этот нелепый разговор.

Они направились к выходу и уже подходили к дверям, когда человек, сидевший за соседним столиком, обогнал их. Теперь он не казался толстым – просто очень большим и широкоплечим. Он шел, раскачивая на руке брелок с ключами. Когда он миновал Селихова и Ольгу, адвокат шепнул спутнице:

– К тому же и пари я проиграл. Так что все в порядке.

Парень шел впереди, чуть выдвинув плечо и рассекая толпу. На площади Ольга поискала его глазами и увидела, что он отошел от киоске вытащил сигарету из пачки, закурил и прислонился к барьеру, ограждащему площадь перед вокзалом, стоял так, покуривая и глядя на судно, где махали цветами с борта, где, поскрипывая, поднимался наверх трап.

На этот раз на прощанье Селихов не сказал Оле своих всегдашних: “С вашего разрешения я позвоню…”

Проводив “Серафимович”, Женя начал звонить Варенику. Дозвонился спустя полчаса. Эти полчаса Вареник провел на бульваре, где сидел у парапета с большим морским биноклем. Здесь всегда было много детей, а бинокль был безотказной приманкой. С одним из мальчиков Вареник вышел на смотровую площадку, откуда прекрасно виден был порт, морской вокзал, стоящее у причала большое пассажирское судно. Так они и смотрели попеременно – мальчик и Вареник. В двенадцатикратном увеличении прекрасно виден был Женя, направляющийся к телефону-автомату.

Женя все названивал, когда Вареник добрался наконец домой.

– Вроде все в порядке.

– Прекрасно. Дальше по плану.

В семь Жене предстояло свидание с таинственным мужиком. Его “Москвич” трижды объехал квартал, прежде чем Женя увидел этого человека на условленном перекрестке. Нет, он не был похож на моряка – скорее на мелкого чиновника.

Женя остановил машину и открыл дверцу. Человек увидел его, но с места не тронулся, он явно не собирался садиться в машину. Женя вышел, закрыл двери ключом и пошел вдоль квартала, сделав пригласительный жест. Вскоре мужик догнал его.

Они шли рядом, почти касаясь друг друга.

– Я сейчас возьму одну на пробу.

– Сколько у тебя есть?

– Четыреста.

– Ого! – не удержался Женя. – И почем?

– Шестьдесят.

– Это ты загнул. В жизни не поверю, что ты Грише так возил.

– Не поверишь – не надо. И как я Грише возил – его дело. А тебе – шестьдесят.

– Не пойдет, – отрезал Женя.

– А что ты дашь?

– По пятьдесят возьму все. Завтра годится?

– Годится.

– Возьмешь билет в кино “Победа” на двенадцать часов. После третьего звонка спускайся в туалет.

Они зашли в полутемный подъезд И там мужик вытащил из кармана монету. Женя торопливо спрятал ее.

– А деньги? – спросил невысокий.

– Эх ты, – вздохнул Женя. – Я на пробу взял. Понял? Если не подойдет – завтра верну.

– Не вернешь, – уверенно сказал мужик. – Давай деньги сейчас.

Женя вручил ему две двадцатипятирублевые бумажки.

“Странный какой-то, – подумал Женя. – Ни на кого из тех, кого знаю, не похож. Но Вареник был прав: встреча состоялась, и ничего не произошло”.

Сергей Сергеевич Выборный вернулся в управление в середине дня. Литвак был на месте. Он, не говоря ни слова, подвинул майору папку с делом об убийстве Белова. Выборный открыл ее и увидел фотографию. Вот и кончилась жизнь хорошего доброго парня.

Над делом Выборный провел полтора часа. Он вновь и вновь перечитывал протокол допроса Светланы Степаненко. Где-то здесь должна найтись ниточка. Та ниточка, которая вывела Белова прямо к гибели. А может быть, дело не в том? Может быть, Игорь совершенно случайно наткнулся на убийц и не смог уйти?

Выборный пошел к Чернобыльскому. Затем их принял начальник управления. Майор доложил о результатах поездки. Сестра Жалейки Найдина показала, что во время своих приездов в Ташкент ее брат действительно встречался с одним и тем же человеком. Она сама никогда этого человека не видела, но несколько раз говорила с ним по телефону. В разговорах с этим человеком Григорий Михайлович называл его по имени – Исмаил.

Затем вступили в действие ташкентские товарищи. У них было несколько косвенных доказательств того, что человек по имени Исмаил поставлял золотые монеты местному жулью. Крупный спекулянт, у которого при обыске было обнаружено золото, признался, что приобрел золото у Исмаила. Однако ничем, кроме описания внешности торговца золотом, милиция к приезду Выборного не располагала. Серьезные подозрения у милиции вызывал один человек – Исмаил Хаджиев. Удалось установить круг его знакомых, места, где он бывает. В одном из ташкентских ресторанов официант, постоянно обслуживавший Хаджиева, опознал на фотографии Жалейку и сообщил, что Жалейка бывал в их ресторане вместе с Хаджиевым.

Так же точно было установлено, что в дни, предшествовавшие гибели Жалейки, в самый этот день и еще неделю спустя Хаджиев находился в Ташкенте безотлучно. Значит, он не мог быть непосредственным участником убийства.

Выслушав рапорт Выборного, начальник управления спросил:

– Считаете возможным для себя продолжать руководство группой?

Выборный промолчал. Вместо него ответил Чернобыльский:

– Ошибка была. Чья и какая – мы пока не установили. Нашу точку зрения вы знаете, пусть Выборный работает по делу.

– Хорошо, – начальник управления кивнул. – Докладывайте каждое изменение в состоянии дела.

Вечером Выборный и Литвак снова и снова перечитывали дела Жалейки и Белова. К концу дня забрезжила еще нечеткая мысль. Ее подсказали данные лаборатории НТО, протокол осмотра места происшествия. На краю дороги и на внешней стороне мешка были обнаружены несколько пшеничных остьев. Остья были сравнительно свежие и, видимо, на дорогу просыпались, когда мешок снимали с грузовика. Лабораторный анализ и консультация со специалистами показали: пшеница “эритроспермум”, экспериментальная пшеница, не утвержденная еще селекционным институтом.

Утром следующего дня Выборный и Литвак уехали в селекционный институт, оттуда в управление сельского хозяйства. Дело осложнялось тем, что “эритроспермум” сеяли не только в хозяйствах, которым было поручено опробование экспериментального сорта, но и там, где поверили в новую пшеницу.

Затем Литвак и Выборный засели над картой, привезенной из института. Специалисты из ГАИ разбили ее на зоны притяжения к шоссейным дорогам. Рядом с названиями сел были обозначены наименования колхозов и цифры в ровных желтых квадратиках – площади посева “эритроспермума”. По просьбе милиции один из работников управления сельского хозяйства обзванивал элеваторы области, выясняя, кто, в какие сроки и на каких машинах вывозил “эритро” на элеваторы.

– Так. Сколько же у нас получается колхозов?

– В зоне притяжения трассы, на которой был найден труп Белова, таких колхозов семь, – ответил Литвак. – Но это только в нашей области. Машина могла прийти из другой.

– И с другим грузом. Факт лишь один – позавчера он уехал в сторону Сергачева. Это факт. В этих семи колхозах надо опросить всех водителей. Не только выезжавших в Приморск. Всех.

– Опасно, – возразил Литвак. – Водитель может быть сообщником

– Не верю, – Выборный хлопнул ладонью на карте. – Вот где они оставили труп. Не вывезли к морю, не зарыли на отдаленной проселочной дороге, не упрятали в лесах, а до них только семьдесят километров. Нет, они не располагали машиной Вывезли за город и бросили, веточками прикрыли. Спешили вернуться в город. А машина, судя по всему, пошла дальше.

– И все равно осторожность не помешает. – Литвак в эти два дня был особенно вежлив с Выборным. – Так что я с вашего разрешения проведу инструктаж с людьми.

Предстоящую встречу Белый отрепетировал от и до. Трижды повторил свои действия: шла крупная игра, рисковать, лезть наобум нельзя было. И так слишком много уже оставлено, следов, слишком многое поставлено на единственную карту На встречу ехали вместе. После убийства милиционера Белый старался не разлучаться со своим сообщником, видимо, боялся, что Костик может скрыться. А в такси Белый теперь не садился: кто знает, может, таксистам уже раздали их фотографии?

Белый стоял в автобусе, ловил отражение в отсвечивающих подсиненных стеклах. Он чувствовал, что силен, молод, что может внушать страх. И в этом тесном автобусе, где люди стоят плечом к плечу, Белый все равно что царь и бог. Они-то ведь боятся, что он стрелять начнет. А он не боится ничего. И в ту минуту, когда почует опасность, будет стрелять без колебаний.

Иногда Белый особенно остро чувствовал, что все против него. Каждый в отдельности и все вместе. Белый ненавидел их. Сопляков, целующихся в сиверах, где ему приходилось ночевать. Идущих с работы, несущих свою жалкую зарплату, которой Белому хватило бы на один загул.

Белый ненавидел их еще и за то, что все они за кого-то боялись. За своих детей, за свою работу, за свой дом. А ему не за кого было бояться, только за себя.

Когда-то в тюрьме была у Белого одна ночь, в которую подумалось – ну ладно, украдешь ты, допустим миллион. Что дальше? Ну смоешься, спрячешься, отсидишься, следа не найдут. А дальше? Ну опять десять лет будешь ждать, дождешься, забудут про тебя, искать перестанут, высунешь нос на свет. А что тогда? Водка? Миллион за всю жизнь пропьешь. Да ведь водка есть и без миллиона. Бабы? И без денег были у Белого бабы. Только другие, не такие каких он хотел. А к тем не подойдешь с миллионом, им какая-то другая упаковка нужна. Им еще чего еще требуется. Ну что еще? Жениться, дом купить, детей растить? Так для этого воровать и не надо.

Но это была лишь одна ночь. Единственная ночь в тюрьме, пришедшая как раз тогда, когда Белый додумал до конца, домучил свое самое главное дело: вот это. Белый гордился им, оно выросло из тихой тюремной побасенки, какие рассказывают во множестве перед отбоем. Выросло, обзавелось деталями, чтобы вырезаться теперь в дерзкий, отчаянный план. И все пока получается.

В двух кварталах от кинотеатра “Победа” Вареник остановил такси расплатился. Женя уже был на месте. Вареник передал ему чемоданчик.

– Здесь все по счету. Девятнадцать девятьсот пятьдесят. Окошко ты знаешь. Я буду там. Если что выбрасывай чемодан, сразу будешь без улик. А я прикрою.

Женя отправился к кинотеатру, а Вареник медленно пошел по другой стороне улицы. На случай, если Женю ждал подвох, Вареник подготовил жесткий план. Двор за кинотеатр проходной. Женя выбрасывает в окно чемодан. Вареник стреляет в Женю и уходит с чемоданом проходным двором в магазин “Детский мир”. Народу там полно всегда, есть два выхода. Если даже Жене не удастся выбросить чемоданчик, все равно нужно стрелять в него. Одним свидетелем меньше.

Вареник свернул во двор. Маленькое окошко туалета выходило во двор соседнего дома почти на уровне асфальта.

…К кинотеатру Костик и Женя подошли одновременно. Один – от улицы Гоголя, провожаемый внимательным взглядом Белого, другой расставшись с Вареником, – от улицы Жанны Лябурб. Костик был с стареньким школьным портфельчиком. Женя нес плоский черный чемодан. Они встретились у входа, и Женя почти неприметно кивнул: “Проходи”.

Звенел звонок, контролеры торопили опоздавших. В туалете был пусто. Женя вошел в кабинку, туда же втиснулся за ним Костик. Заперев дверь, Женя бросил взгляд на маленькое окошечко вверху.

– Все здесь, – Костик приподнял портфель. – С той будет четыреста.

Женя уселся на сиденье унитаза, устроил чемодан на коленях:

– Куда тебе?

Костик загнул полу пиджака:

– Вали сюда.

Женя бросал пачки денег, оба негромко вели счет. Каждую пачку Костик брал, большим пальцем проходился по краям купюр, проверяя, нет ли “куклы”, не заложена ли в середине нарезанная бумага.

– Порядок. Давай теперь я.

Костик открыл портфель одной рукой, другая придерживала полу пиджака.

– Таскай сам. Я считать буду.

Женя черпал из портфеля, шевеля губами.

Длинные кожаные футлярчики, в которые были упакованы монеты, Белый содрал.

Через пятнадцать минут все было закончено. Костик запихивал в портфель последние пачки, Женя закрывал чемодан, который стал дьявольски тяжел. Они оба глядели друг на друга с некоторой растерянностью, будто не веря еще, что все обошлось тихо и спокойно.

Белый догнал Костика через три квартала. Он сразу же взял портфель, встряхнул его.

– Есть?

– Есть. Двадцать кусков.

– Вот теперь мы вышли на прямую, Костик. Теперь мы будем с тобой короли, если все пойдет как надо.

И тогда Костик выпалил то, о чем думал всю дорогу от кинотеатра:

– Слышь, Белый, а может, кончим? С таким сармаком можно уже и сорваться.

Белый ласково взял его под локоток, железные пальцы сошлись на руке Костика.

– Д-думать забудь, гад, – прошипел Белый. – На мне два трупа висит, а я с тобой баловаться буду! Я что, их на себя за пятнадцать кусков повесил? Дешево меня ценишь, Костик!

Белый шептал эти слова возле самого уха Костика, он вел его по улице, обняв, как друга.

– А теперь последнее твое слово. Идешь до конца?

– Иду, иду, – заторопился Костик. Всю дорогу до дома он объяснял Белому, что ничего такого и не говорил, что на дело пошел, потому что знает – с Белым можно, он по мелочи не работает.

Саша Пономаренко сидел в курилке с двумя шоферами, когда зашел бригадир и сказал, что вызывают в правление. У председателя Саша увидел незнакомого человека, который встал при виде Саши, протянул руку:

– Давайте знакомиться. Сичкарез.

Саша по просьбе Сичкареза подобно рассказал о последних днях работы, что и когда возил, куда ездил. Сичкарез изредка задавал вопросы. Последняя поездка в Приморск его тоже интересовала.

– Да очень просто. Рано утром выехал, заправился и пошел себе домой по трассе.

– Подвезти никто не просил?

Сашка подумал – говорить или нет? А в конце концов ничего страшного он не сделал, пятерка – не такие уж деньги, и сказал:

– Попросились двое. Я их подвез.

Спустя двадцать минут Сичкарез и Пономаренко сидели в машине, идущей к Приморску. В управлении милиции Сашу ждать не заставили – сразу повели по начальству.

Сашка растерялся, войдя в комнату и увидев полковника. Он вытянулся в трех шагах, только раскрыл рот – отрапортовать, как полковник перебил его:

– Садитесь, товарищ Пономаренко. И расскажите все по порядку.

– Значит, так. – Сашка собрался с духом, чтобы чего-нибудь не перепутать. – Сегодня у нас четверг. Значит, в понедельник послали меня с дынями на базар. Поехали замбригадира Череда, кассирша Любаша и я. Привез я их на базар, дыни скинул, там у нас ларек, в клетку их покидал и поехал, они торговать остались. А я в Дом колхозника, занял места для всех – переночевать. Места я занял, потом поехал на троллейбусе в универмаг, оттуда в кино, из кино прямо в Дом колхозника. Череда с Любой уже были там. Поужинали, я лег спать. Встал в четыре утра, поехал на заправку. Смотрю – двое стоят и рукой машут. Я притормозил. Один мне говорит: “С грузом подбросишь?” Я им: “Разве что по дороге. Мне по Сергачевскому шоссе”. – “Годится”, – он мне говорит. Я спрашиваю: “А где груз?” А они мне: “Ты поезжай, заправляйся, а мы тут с грузом будем через полчаса”.

Ну, я поехал, заправился, подъезжаю туда, они и правда там – один стоит, а второй мешок из подворотни тащит. Тяжелый. Мешок они сами погрузили, я хотел борт открыть, они говорят: “Не надо”. Сели. Который повыше – ко мне, в кабину, а второй в кузове, у меня там доска лежала. Выбрались за город, я придавил километров восемьдесят. Идем нормально, на трассе почти никого нет. Потом этот высокий в кабине мне говорит: “Нам на бахчу надо”. Показывает. А там и вправду бахча. Вылез он, мешок принял. Тот из кузова спрыгнул, а этот высокий дал мне пятерку. “Езжай”, – говорит. Ну, я поехал.

Принесли карту. Саша повторил на ней весь свой маршрут. Он часто путался и сбивался, потому что плохо знал городские улицы. С грехом пополам все же установили путь следования. Потом стали задавать вопросы. Саша отвечал обстоятельно, припоминая детали. Да, один был высокий, смуглый, волосы темные, глаза, ну, глаза так, средние, не очень большие, не маленькие. А второй поменьше, худощавый. И одет похуже. И слушался высокого.

Сашу усадили в “Волгу” и повезли. В пути повторили маршрут. От Дома колхозника до того тихого перекрестка, где остановили Сашу двое. Потом на заправку. Майор, который сидел рядом с Сашей, засекал время. Потом вернулись, постояли, сколько Саша сказал, снова поехали – мимо лесосклада, мимо макаронной фабрики, потом пригородом.

Миновали переезд, развилку, где от шоссе отходила веточка на запад. Саша напрягся, и майор, сидевший рядом, понял это. Он выжидательно посмотрел на Сашу и поднял руку, готовясь остановить водителя “Волги”.

– Вроде здесь, – с натугой сказал Саша.

Машина остановилась. Саша вышел, походил по дороге. Трое сидели в машине. Саша вернулся, сказал, засовывая голову внутрь.

– Вроде здесь. А может, и нет…

Тогда майор вышел из машины, остановил набегавший грузовик. Переговорил с водителем, который уже спрыгнул на землю, потом махнул рукой: “Садись, Саша, за руль. Развернешься, метров пятьсот проедешь и давай сюда”.

Через полкилометра Саша развернулся и поехал, поглядывая в боковое стекло. Места, которые в “Волге” Саша вспоминал с трудом, отсюда, из кабины грузовика, казались знакомыми. Вот ветка над дорогой, он тогда еще подумал – чиркнет или нет. Саша уверенно миновал стоящую на обочине “Волгу”, проехал еще метров тридцать и затормозил.

– Вот здесь, – крикнул он людям, шедшим от “Волги”.

Майор подождал, пока все подойдут, и спросил:

– Как они выгружались?

Саша показал.

– Ты точно помнишь, Саша? Сняли мешок или скинули?

– Скинули. Высокий сперва хотел принять, но мешок был тяжелый, он и крикнул тому, в кузове: “Бросай, ничего не будет”. Тот и бросил.

Вернулись быстро. Уже возле управления Саша решился:

– А что, товарищ майор, я похожее место показал?

– Не похожее, Саша, – ответил майор. – То самое место.

Последнее время Валя нервничала. Она не ходила провожать Виктора – он не разрешил, и Валя догадалась, что его запрет каким-то образом связан с делами, что объединили Виктора с Женей. Тревога не оставляла ее. Чем больше она узнавала Виктора, тем крепче привязывалась к нему. За полтора года жизни в Приморске у Вали было несколько романов, она легко относилась к связям, считая, что до замужества нужно еще успеть “погулять”. И в первое время знакомства Виктор был для нее просто еще одним партнером. Неудобно было лишь то, что по вечерам он работал. Опасность, которой она подвергала его, сведя его с Женей, заставила ее оценить свои чувства к Виктору.

С Женей Валя познакомилась в одной из компаний, где бывала прежде, потом они долго не виделись, а встретившись, стали поддерживать ровное спокойное знакомство. У Жени можно было послушать хорошую музыку, выпить, потанцевать. Валя знала, что у него всегда есть деньги, и догадывалась, что добывает их он не самыми честными способами. Но это было его дело. Два или три раза Валя бывала на вечеринках у Жени, он за ней не ухаживал с того самого вечера, когда попытался притиснуть в коридоре, но она спокойно, с улыбкой отвела его руки:

– А вот у нас с тобой ничего не будет, Женечка.

Он не рассердился, рассмеялся в ответ, подмигнул:

– А вдруг?

– Нет, – тоже улыбнулась она. – Я это сразу понимаю.

Женя больше никогда к ней не приставал. Встретившись случайно, Валя рассказала ему о Викторе, и Женя попросил познакомить их. Он не объяснял зачем, и только потом, когда он явился к ней домой и попросил оставить их одних с Крюковым, Валя связала его приход с предстоящим Виктору загранплаванием.

В день отхода судна Вале было горько. Виктор запретил провожать его. Ни разу он не сказал, что любит. Ни разу, даже в самые дорогие минуты Да если бы он тогда и сказал, она бы не поверила. А теперь ей одного хотелось, чтобы он вернулся, чтобы пришел, чтобы был рядом и говорил все те смешные и добрые слова, которые она еще недавно считала обыкновенной болтовней, ложью, прикрывающей все другие чувства И вот она, Валя, хотела того или не хотела, стала причиной опасности для Виктора. Ясно, что Женя его во что-то втягивает, втянул уже. А на судне заграничного плавания такие вещи особенно опасны – это Валя понимала, она уже долго жила в портовом городе

Что можно сделать? Что можно теперь сделать? Надо поговорить с Женей Пусть оставит в покое и Виктора и Валю. Она придет и скажет: “Если ты немедленно не оставишь его в покое, я пойду и расскажу. Все расскажу: про ваш разговор, про то, что ты его уговаривал. Я не знаю, о чем вы договорились, но я знаю тебя. Если ты не хочешь, чтобы я пошла в милицию, немедленно дай ему радиограмму, что все отменяется. Можно составить ее так, что он поймет”. Если Женя начнет упрямиться, его можно припугнуть Однажды на вечеринке, когда было совсем мало людей, к Жене зашел один человек, его звали Георгий Александрович. И Валя догадалась, этого человека Женя боится. Он был очень вежлив, спокоен, но страх Жени Валя почувствовала И можно сказать про этого Георгия Александровича.

Придумав все это, через два дня Валя отправилась к дому Жени Он жил в дворовом флигеле. Света в окнах его квартиры не было. Валя спустилась во двор, свернула в подъезд фасадного здания. Села там на низком подоконнике.

Прошел час, другой. Окно выходило во двор. Вале были видны темные окна Жениной квартиры.

В подъезде гулко отдались шаги. Какие-то люди вошли и остановились возле двери внизу. Раздались приглушенные голоса.

– …Будем ждать. Ты стой тут и не показывайся, а то он тебя сразу срисует. Если что – выскакивай…

И снова после долгого молчания:

– Придет, куда он денется.

Валя затаила дыхание. Кто-то переступал, покашливал. Потом все затихло, и послышались другие шаги, твердые, уверенные. И сразу:

– Стой. Милиция. Поднять руки.

Снизу слышались сопение, негромкий разговор, из которого Валя не поняла ни слова. Потом шаги в глубине двора. Валя, прислонившись к стене, выглянула в окно. По плитам двора шли двое. Вот они вышли под лампочку к подъезду флигеля. Впереди Женя. А чуть сзади, почти вплотную, высокий милиционер Второй остался внизу

Только что Валя собиралась напугать Женю милицией. А теперь сама тряслась от страха.

В окнах квартиры напротив вспыхнул свет, но разглядеть Валя ничего не смогла – шторы прикрывали окна.

Что теперь делать? Уйти невозможно, милиционер оставался внизу, он может ее задержать. Хоть бы дверь хлопнула, хоть бы кто-нибудь спустился сверху, тогда она могла бы выйти. А потом?.. Ведь если милиция пришла к Жене, значит, теперь будут знать про Виктора!..

Внизу было тихо. Костик стоял, прислонясь к стенке, и покуривал в рукав. Белый верил, что все получится, и он, Костик, начинал в это верить. Еще бы, ведь сгореть можно было уже сто раз, начиная с Лаптя, с Валета, с того хмыря в поезде, сгореть с милиционером, с шофером, который вывозил труп. Да и с этим Женей. А все пока обошлось Сколько хочешь, столько можно было сгореть. Если масть не переменится, если такая везуха и дальше пойдет, все будет тип-топ, как говорит Белый. Костик вспомнил Анну, жену Лаптя, досадливо поморщился. Нет, что ни говори, а сделать любовницей жену кореша… Белому, может, потому и везет, что он на все плевать хотел, на всех корешей.

Наверху маялся Женя. Когда в подъезде собственного дома его остановил строгий окрик, Женя даже не удивился. Только сердце сжалось и словно оторвалось: вот оно, случилось. Так и знал. Так и знал, что этот мужик подстава, говорил ведь Варенику, что нельзя идти. Чуяло сердце. Женя спокойно поднял руки, дал себя обыскать, потом, повинуясь негромкому приказу, пошел к дому. И только тут почувствовал, что. ноги не гнутся, не слушают его. Почему-то с Женей отправился только один Остальные остались там, в подъезде Их было несколько – Женя не видел всех, но ощущал их присутствие за спиной.

Шагая через двор, Женя подумал: а что, если сейчас, вот этого с, разворота, ребром ладони по горлу – и в конец двора? Там через забор – и ходу. Но милиционер легонько подтолкнул его в бок: “Иди”. Женя покорно двинулся дальше. Ты его ребром, а он тебе пулю.

Только войдя в собственную квартиру и включив свет, Женя понял, как глупо он себя ведет. Ведь еще ничего не известно, может, они и не знают ничего. Женя повернулся к милиционеру и заговорил громко, вызывающе:

– А в чем, собственно, дело? Почему это вы меня водите, как бандита? И кто вы такой?

Милиционер несколько удивился такому обороту дела и чуть прикрикнул в ответ:

– Ну-ка садись!

Но Женя вошел в роль.

– Нет уж! Это я вам могу предложить сесть, я тут хозяин. Это мой дом. И попрошу вас обращаться на “вы”. И предъявить документы.

– Ах, документы? – издевательски переспросил милиционер. – Ну что ж, пожалуйста. – Он легким движением руки извлек из нагрудного кармана темно-красное удостоверение.

Женя раскрыл книжечку. Прочел, лейтенант Белов Игорь Иванович, сотрудник уголовного розыска. Снова мелькнуло: конец. Но заговорил Женя громко, нахраписто:

– Так в чем же дело, Игорь Иванович?

– Садитесь, садитесь, – повторил лейтенант. – И обращайтесь ко мне “гражданин лейтенант”. Или “гражданин начальник”. Как вам больше нравится. А уж спрашивать буду я. – Он опустил руку в карман пиджака, а когда вынул ее, в руке черным отсвечивал пистолет.

“Хорошо, что не побежал там, во дворе”, – подумал Женя.

Лейтенант молча, спокойно глядел на Женю. Тот не выдержал:

– Так в чем дело? Что вам нужно от меня?

– Очень немногое, – мягко ответил лейтенант. – Нам нужно, чтобы вы прямо и честно рассказали о своей преступной деятельности.

– Вы ошиблись, – торопился Женя – Вы меня с кем-то путаете.

– Хватит, – оборвал его лейтенант. – Это вы нас с кем-то путаете, Сташевский Евгений Аркадьевич. Верно?

– Верно.

– Ну так вот, гражданин Сташевский. Где золото?

“Точно, ихний был мужик, – подумал Женя – Они его прислали или следили за ним”.

– Нет у меня никакого золота.

– Ну как хотите, – все так же спокойно сказал лейтенант. – Сейчас придет машина, произведем обыск, найдем сами. Я вам предлагаю выдать золото. Чистосердечное признание учитывается на суде.

– Да нет у меня никакого золота! – почти закричал Женя. У него и вправду не было золота, монеты сразу же забрал Вареник.

– Нет, и хорошо, зачем же кричать? – спросил лейтенант, который откровенно наслаждался своей ролью. – А ведь было. Причем не контрабандное золото, нелегально перевезенное через государственную границу. И много было золота. Куда вы его дели?