Текст книги "Ошибочная версия"

Автор книги: Юрий Михайлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

– Таракан, что ль, сочинил?

– Нет, Таракан больше про баб сочинял. Это кто-то другой. Ну, говорил?

– Говорил.

– А он?

– Да вроде перепугался.

– Нам его перепуг ни к чему. Нам надо, чтобы смылся теперь, чтоб и духу его тут не было. Или… – и Белый выразительно шлепнул пальцами по краешку стола.

– Это зря, – сказал Костик успокаивающе. – Он и так уедет.

– Проверим. Сам и сходишь, если так уверен.

– И схожу.

Они сидели в беленькой светлой комнате среди занавесок и салфеток – вышитые занавески на окнах, кружевные салфетки на столе, на подушках, на тумбочке.

– Дальше-то что?

Костик спросил тихо, так тихо, что самому показалось – Белый не услышал. Поэтому он повторил:

– А что дальше?

– Заладил, – улыбаясь, ответил Белый. – Дальше то, что было раньше.

– Я все-таки хочу знать, – настаивал Костик. – Ты скажи, из чего я работаю. Ты все темнишь, а втемную я не играю.

– Ладно, – Белый откинулся на стуле, потянулся так, что хрустнуло в плечах, потом перегнулся к Костику и зашептал в самое ухо: – Разговор простой. Ты ножки бьешь, а я голову ставлю. Войдешь в треть.

– Сколько это? – не уступал Костик.

– Да что ты пристал – сколько, сколько… – Белый не скрывал раздражения. – Я сам не знаю – сколько. Если я все правильно думаю, для тебя кусков пятьдесят Хватит тебе?

– Ух ты! – не удержался Костик.

– Вот так, милый. Ты меня знаешь, я по мелочи не работаю. Но запомни. Если ты хоть шаг без меня сделаешь, если ты хоть пар изо рта пустишь – и дело пропало, и ты накрылся. Я тебе этого не прощу. Ой, не прощу!

– Да ладно, чего болтать-то! Договорились уже. Ты меня тоже знаешь.

– Потому и позвал с собой. – Белый удовлетворенно откинулся.

Увидев, что он смягчился, Костик решился на другой вопрос:

– А если ты обсчитался, что тогда?

– Зря со мной не работают. Кусков тридцать получишь по-любому. И вот что, ты свою квартиру бросай. Живи со мной. Так надежней будет.

– А работа?

– Труженик! Пойдешь уволишься.

– Нюхать начнут.

– Это почему? Нашел другую работу, подал заявление – и всех делов.

– Я же по справке.

– Ну и что? Пока начнут нюхать, пока кончат, мы уже и сделаемся. Сейчас пообедаем, смотаешься за барахлом. Много не бери – рубашки там, бритву. Пусть хозяйка думает, что в командировку поехал.

– В воскресенье в командировку?

– Да наплевать на хозяйку, она подумает, что к бабе подался. Так пусть думает. А на работе соври чего-нибудь покрасивее, чтобы потом не удивлялись, если тебя в городе увидят. И будем начинать с богом.

– Уже? – Костик знал, что начинать придется со дня на день, и все-таки поразился.

– А чего еще ждать-то? Времени и так в обрез. – Белый повернулся к двери и крикнул негромко: – Анна! Обедать давай.

В комнату заглянула молодая женщина, кивнула Костику без улыбки, вопросительно поглядела на высокого:

– Здесь или в кухне?

– В кухне. И достань там, – Белый подмигнул Костику. – Обмоем по малости. Сегодня нам еще можно.

***

Звонок Вареника разрушил все воскресные планы Селихова. Вчера Игорь Львович договорился с приятелем уехать за город, а вечером позвонил Вареник. Пришлось идти предупреждать, что поездка не состоится, – телефона у приятеля не было, а жил он далеко. Теперь Игорь Львович сидел на бульваре, досадливо поглядывал на листву, не удерживающую солнечного потока. Было жарко. Хорошо бы сейчас за город, на дачу. А тут сиди в духоте.

Отношения с Вареником давно тяготили Игоря Львовича, но сделать он ничего не мог. Не мог отрезать все это, потому что знал – Вареник человек опасный, его не остановишь.

– Доброе утро! – мягко сказал знакомый голос. Игорь Львович не повернулся и не встал. Он подождал, пока Вареник сядет рядом, и только тогда ответил суховато:

– Доброе утро. Заставляете себя ждать.

– Что поделаешь! – Вареник не обращал внимания на откровенное недовольство собеседника. – Очень много забот. И вас я побеспокоил по важному делу. Вы уж извините, что в воскресенье, но деваться некуда, только к вам…

Варенику было около сорока, а изъяснялся он с Селиховым, словно разговаривал с человеком гораздо моложе себя, – чуть снисходительно и иронично.

– В чем дело? Я очень спешу. – Селихов не менял тона.

– Не торопитесь. Это разговор неспешный. – В голосе Вареника было что-то, заставившее Селихова сжаться. Их отношения мелких взаимных услуг в последнее время ощутимо менялись. Игорь Львович и прежде побаивался этого человека, а теперь…

Вареник откинулся на спинку скамьи, вытянул ноги и негромко, словно мечтая, начал говорить, На лице его блуждала рассеянная улыбка человека, безмятежно отдыхающего в тени деревьев, и то, что он говорил, так не вязалось с этой улыбкой, со спокойствием и безмятежностью встречи.

– Насколько я знаю, у вас есть хорошие знакомые в милиции. Конкретно – в областном управлении. Я хочу, чтобы вы повидали их. Не всех сразу, конечно. Но чтобы вы поговорили с каждым. Лучше в обстановке служебной. Найдите удобные предлоги. И вот в милом разговоре юристов, не имеющем никакого касательства к делам важным и серьезным, ни к чему мало-мальски подозрительному, вы постараетесь выяснить судьбу одного человека.

– Он что, арестован?

– Не торопитесь, – В голосе Вареника Селихову снова послышалась угроза. – Этот человек – мой приятель. Несколько дней назад он уехал в Ташкент. Уехал, но не приехал.

– Заболел по дороге, – бросил Селихов.

– Нет, – сказал Вареник. – Я бы знал.

– Решил вместо Ташкента съездить в Сочи, – все так же небрежно сказал Селихов.

– А ведь я не шучу, – заметил Вареник, не меняя положения, только чуть повернув голову. – И кроме того, вас все эти варианты не касаются. Я прошу вас об одном: выяснить – знает ли, а если знает, что именно знает милиция об этом человеке. И нет ли его тут, в Приморске, в областном управлении милиции. Он мог быть арестован. Вот о чем я вас прошу. Само собой разумеется, что это не просто просьба. Вы окажете мне очень серьезную услугу. И не вздумайте отказывать мне, я могу неправильно это понять.

– Когда он уехал?

– Интересуетесь деталями? – Вареник понял, что Селихов уже согласился, все остальное будет только игрой, только демонстрацией нежелания. – Неделю назад.

– Вы точно знаете, что он не приехал?

– Точно.

– А не мог ваш приятель просто изменить маршрут? И поехать по-английски, не прощаясь, куда глаза глядят?

– Мог. Но я считаю это маловероятным. Слишком многое его связывает. У него есть жена. Он пожилой человек.

– Насколько вероятно, что он арестован?

– Не знаю. Может быть, и так. Этот вариант и предстоит прощупать.

Снова замолчали. Игорь Львович понимал, что выхода из этой ситуации нет. Еще год назад, когда Вареник впервые пришел к нему с тем злополучным разговором, Селихов думал, что сможет отделаться мелкими услугами. Но сейчас было ясно – по счету надо платить сполна. Нынешняя просьба Вареника была не только опасной, но свидетельствовала, что Селихов по уши увязает, становится полностью зависим от этого человека.

– Очень большой риск, – сказал Селихов.

– Ну что вы! – деланно удивился Вареник. – Я вам гарантирую полную тайну,

– Вы-то гарантируете, в этом я не сомневаюсь, – горько согласился Селихов. – Но вы ведь судьбой своего приятеля интересуетесь тоже не из благотворительных целей. И если он там, в милиции, то выйдут на вас. И вспомнят мой интерес к этой персоне. Что тогда? Вы же знаете, такие вещи в нашей профессии не прощаются.

– Насколько я помню, в вашей профессии не прощаются не только такие вещи, – Вареник говорил негромко, отрывисто, злобно. – А если уж они выйдут на меня, в чем я весьма сомневаюсь, ибо к делам моего приятеля никакого отношения не имею, то вам, милый друг, это будет уже все равно. Я понятно выражаюсь?

– Вполне.

– Тогда хватит лирики. Начинайте завтра с утра. Если узнаете что-нибудь, звоните мне на службу и договаривайтесь о встрече. Если нет – вечером домой. Каждый день.

– Хорошо.

– Имейте в виду: меня интересует в этой ситуации не только судьба моего приятеля, но и все, что вы можете там услышать. Обстановка, атмосфера, настроение. Для общего развития весьма полезно.

– С кем говорить? С каким отделом?

– В принципе два отдела: уголовный розыск и отдел борьбы с хищениями. Но вы поговорите со всеми, с кем можете.

– Ладно, – хмуро согласился Селихов. – Как его фамилия?

– Запомните: Жалейка Григорий Михайлович.

В понедельник Игорь Белов разложил перед Выборным материалы транспортного отдела милиции, разосланные для ориентировки в областные управления.

В три часа ночи обходчик станции Красный Кут обнаружил под насыпью труп. Показания обходчика, протокол осмотра места происшествия, график движения поездов… И наконец, заключение судебно-медицинской экспертизы – несколько страниц, исписанных аккуратным, ясным почерком. Только в конце последней страницы буквы стали побольше, словно писавший хотел обратить внимание тех, кому предстоит это прочесть: смерть наступила в результате удара по затылочной части головы. Удар был нанесен тяжелым металлическим, вероятнее всего, закругленным предметом. Множественные ранения головы посмертны, они явились результатом падения тела из движущегося поезда. Подтверждается это и мелкой гравийной пылью в ранах. Заключение: смерть насильственная. Убийство.

Далее шли результаты осмотра места происшествия, показания обходчика, график движения поездов.

– А эти материалы? – спросил Выборный.

– По нашему запросу. Вот фотографии.

За долгие годы службы в уголовном розыске не раз и не два майор Выборный видел фотографии, похожие на эти, не однажды сам оказывался в драматических ситуациях. И все-таки привыкнуть к этому не мог. И всякий раз чувствовал холодок под сердцем, будто в груди возникла тянущая пустота.

– Вы звонили туда?

– Звонил. Дали официальный запрос. Вот их телеграмма.

Транспортная милиция сообщала, что запросом по линии установлено исчезновение пассажира из четвертого вагона скорого поезда Приморск—Ташкент. В чемодане пропавшего находились только носильные вещи, никаких указаний на личность владельца обнаружить не удалось. Пропавший пассажир сел в поезд на станции отправления, в Приморске. Допрос соседей по купе, произведенный милиционером, следовавшим с поездом, добавил немногое. Ни фамилии, ни имени-отчества пропавшего спутники не знали, времени исчезновения его назвать не могли. Когда в одиннадцатом часу укладывались спать, пассажир находился в купе. Сообщили, лишь, что у пропавшего была дорожная сумка на длинном плечевом ремне.

– Что за сумка? – майор посмотрел на Белова.

– Не знаю. Я с женой его еще не говорил.

Выборный позвонил Литваку, потом отправился к начальнику уголовного розыска полковнику Чернобыльскому. Через несколько минут в кабинет к полковнику зашли начальник отдела борьбы с хищениями социалистической собственности капитан Литвак.

Вернувшись к себе, майор вызвал Белова.

– Игорь, будем заниматься этой работой вместе. Вас я прошу сразу же уточнить у транспортников все, что может касаться обстоятельств гибели, получить повторные снимки. Наше участие в следствии предварительно согласовано. Следователь прокуратуры их известит. А я вернусь часа через два, постарайтесь к этому времени набрать побольше материала. Все, что только возможно.

…Поднявшись на третий этаж, Выборный позвонил. Из-за двери низкий мужской голос спросил:

– Кто нужен?

– Ковалев Михаил Александрович.

Раздалось лязганье запоров, потом дверь приоткрылась на длину цепочки. За дверью стоял хозяин – небольшого роста, седоватый полный человек Выборного он узнал сразу.

– А… это вы. – Ковалев распахнул дверь и посторонился, пропуская майора. – Сюда, пожалуйста. У нас тут, правда, беспорядок, так что извините…

– Нет, это уж вы меня извините за неожиданный визит. – Выборный прошел в комнату, где сел в мягкое кресло у стола, обтянутое красным сукном. Ковалев вернулся к двери:

– Белла, приготовь нам кофе.

Сел к столу, опустив на него большие пухлые руки.

– Моя фамилия Выборный. Я майор милиции.

– Знаю вашу фамилию. Вот только отчество, извините, запамятовал. Столько лет прошло…

– Сергей Сергеевич.

– И были вы тогда, кажется, лейтенантом.

– Все мы не молодеем, – сказал Выборный. – Я к вам, как понимаете, по делу. Вы были у нас в управлении.

– Заходил, заходил, – согласно закивал Ковалев. – Что-то случилось с моим приятелем. Узнали что-нибудь?

– Кое-что узнали. И от вас надеемся узнать.

– Это зря. – Ковалев сразу стал серьезным, – Если бы я знал что-нибудь, я бы Марии Яковлевне сам сказал.

– Мария Яковлевна – жена Жалейки?

– Да. А что мне было известно, я вашим товарищам уже сообщил. Уехал Гриша и пропал. В Ташкенте его нет, домой никаких вестей не прислал, не дай бог, что случилось! Я решил, что лучше уж прямо к вам.

Выборный поднял руку, останавливая Ковалева.

– Давайте серьезно, Михаил Александрович! Насколько мы вас знаем, вы человек неглупый, тонкий, зачем нам тут юлить.

– Давайте, что вас интересует?

– Только одно: что в жизни и деятельности вашего друга Григория Михайловича Жалейки тревожило вас так серьезно, что заставило лично обратиться в милицию?

– Не понимаю вас. Я сопровождал жену Жалейки. На этом мои функции кончались.

– Мы же договорились, Михаил Александрович! – Выборный был настойчив. – Вы знали, что ваш приход обратит наше внимание. Вы добивались именно этого. Почему?

– Ну не такая уж я фигура, чтобы так сразу привлекать внимание. Я беспокоился. И беспокоюсь, кстати, поныне. И ваш визит – лишнее подтверждение тому, что беспокойство мое имеет основания. Разве я не прав?

– Правы. Поэтому я и спрашиваю. Давайте начистоту. Вы пришли к нам. Так или иначе это знак для нас. Я не могу и не стану верить, что это был поступок необдуманный, случайный. Насколько нам известна ваша биография, необдуманных поступков вы не совершаете. Вы подавали милиции сигнал тревоги. Почему? Что вас обеспокоило в исчезновении Жалейки?

– А что с ним? – спросил Ковалев.

– Так мы ни к чему не придем, – ответил Выборный. – Есть такая детская присказка про речку, в которой утром рано…

– Утонули два барана, – закончил Ковалев. – Но вы шутите, значит, дело не слишком серьезное?

– Я не шучу, – ответил майор. – И дело серьезнее, чем мы хотели бы. Поэтому еще раз прошу вас объяснить свой поступок.

– Что конкретно вас интересует? Мне легче было бы отвечать на конкретные вопросы.

– Зачем Григорий Михайлович поехал в Ташкент?

– В гости к сестре.

– Но жена его сказала в вашем присутствии, что он ездил туда несколько раз в год. Почему и зачем?

– Не знаю. Мы с ним никогда не говорили о таких вещах.

Выборный опустил глаза. Вот и все. Гипотеза подтвердилась. Это канал. Канал, черт его побери!

Михаил Александрович Ковалев некогда был участником группы валютчиков. После процесса, по которому проходил и Ковалев, после раскрытия еще нескольких преступных групп валютные спекуляции, казалось, сошли на нет. Были отдельные случаи продажи золота, но это уже действовали любители из иностранных туристов. Но вот уже года два, как снова стали обнаруживаться прежние следы. Вдруг у растратчика в дальней области страны обнаружат новенькие золотые монеты иностранной чеканки. То у деятеля “черного рынка”, взятого с поличным, при обыске найдут в угольном сарае самодельный слиток золота. Однажды таможня обнаружила золотой тайник на судне заграничного плавания. Хозяина тайника найти не удалось, он почуял опасность и не пришел за кладом.

Об этом было сообщено в соответствующие органы.

Что сказал Ковалев? “Мы с ним никогда не говорили о таких вещах”. Не сказано ничего. И все сказано. Если Григорий Михайлович – канал… Жалейка ездил в Ташкент несколько раз в году. И золото – куда какой повод для убийства! Этот вариант был просчитан утром. И вот первое отдаленное, косвенное его подтверждение. Пора идти дальше.

– Михаил Александрович, мы знаем, что человека, который “засвечен”, обратно в золотой бизнес не берут. Но, может быть, Жалейка советовался с вами, рассказывал что-нибудь?

Ковалев посмотрел откровенно, грустно улыбнулся:

– Нет, он мне никогда ничего не рассказывал, сам я не спрашивал, а по догадкам говорить о таких делах смешно. Так что вряд ли я могу быть вам полезен. Ищите сами.

Выборный даже удивился легкости, с которой Ковалев принял разговор. Все-таки расчет оказался верным – не зря Михаил Александрович пришел в милицию.

– Не могу поверить, чтобы вы с вашим прошлым и при вашей дружбе с Жалейкой, а как вы понимаете, мы проверили степень ваших взаимоотношений, все же никогда не касались в своих разговорах занятий Григория Михайловича. Что-то вы ему все же советовали.

Ковалев оставался все так же грустен и спокоен. И только движения пальцев, чуть поглаживающих красное сукно стола, выдавали работу, которая шла в его мозгу. Ковалев тоже все время считал варианты.

Ему было крайне важно знать, что же установила милиция. Если Григорий Михайлович арестован, один разговор. А если нет, а если опасения Гриши оказались верными?

– Что я мог ему говорить? Он со мной не делился. Я, конечно, советовал ему бросить это занятие, не иметь дело с этими бандитами, но что ему мои советы? Принять такой совет, значит, раскрыть себя. А он не мог и не хотел этого. Да и я не собирался настаивать. Он взрослый человек, он уже старый человек, а я не Христос… Какой же я советчик? Мы и дружить-то старались потихонечку, встречались пореже.

Вот еще одно подтверждение. “Встречались пореже” – чтобы не вызывать подозрений. Ковалев все время отпускает такие поводки. Вроде бы ничего не сказано.

– А почему вы думали, что он имел дело с гангстерами?

– Не ловите меня, Сергей Сергеевич! Я к этому делу отношения не имею, да и вы сами так думаете. Вряд ли бы вы пришли ко мне с таким разговором, если бы считали иначе. Людей, с которыми Гриша работал, я не знаю. Я не спрашивал, он мне не говорил. Я старый человек, свое уже и отгулял, и отсидел. Сам в такую компанию уже не пойду, да и, как вы верно заметили, никто меня и не взял бы. Болтать просто так, наводить тень на плетень не хочу, сажать кого-то в тюрьму желания не имею – там очень несладко. Как видите: нечего мне вам сказать.

– Напротив. Самое главное скажите. Почему вы, именно вы пришли с женой Жалейки к нам? Что означает этот ход? Откуда уверенность, что Жалейка имел дело с гангстерами? Основания?

– Гриша очень опасался. Я это чувствовал.

– Кого опасался?

– Не знаю. Действительно не знаю.

– Он говорил вам об этом?

– Только вскользь и однажды.

– Когда?

– Перед этим отъездом… Я знал, что ему берет билет один проводник. Он всегда брал ему билеты. Гриша назвал его как-то “Валет”. Он ездил с ним, в его вагоне. И в этот раз Гриша сказал: когда проводник отдавал билет, у него было ощущение, что он кому-то его показывает, наводит. И Валет сказал, что в этот раз не едет, перевели на другой маршрут.

– Валет был из группы?

– Не знаю. Этого я не знаю. Но Гриша опасался и раньше не столько вас, сколько своих.

– Теперь ясно. Когда стало известно, что Жалейка в Ташкент не прибыл, вы посчитали: если он арестован, если Валет его показывал милиции, то неплохо бы вам засвидетельствовать свою непричастность. И прийти в милицию с женой Жалейки. А если это результат деятельности его компаньонов, то и в этом случае тень падает на вас. Все же ваши отношения с Жалейкой секрет небольшой, жена его раскроет в первые же минуты. Попытка остаться в стороне только навлечет на вас подозрения. Так?

– В общем так.

– А если Жалейка просто решил исчезнуть?

Ковалев покачал головой:

– В это я не верю. Он другой человек, он очень привязан к дому, к жене. Просто сбежать он не мог.

– Ну а если заболел в дороге, а вы своим визитом наводите нас на подозрения?

– Мы подождали два дня. Больше ждать смысла не было. У него в бумажнике на этот случай всегда был домашний адрес – сообщили бы, случись что.

– Понятно. Но вернемся к нашим фарцовщиками. Если я не ошибаюсь, в этом деле и раньше манеры не отличались особой деликатностью или рыцарским благородством. В чем же разница?

– Риск всегда был, – согласился Ковалев. – Но другой. Могли, конечно, обмануть, “крутануть динамо” при случае, как вам известно. И все же обходилось без эксцессов.

– Что вы называете “эксцессами”?

– Эти могут просто убить. Во всяком случае, так я понимал Гришино состояние.

– Любопытно, – майор раздумывал: показать Ковалеву фотографию Жалейки или не делать этого? Завтра он все равно узнает. Милиция обязана известить жену, провести опознание, и совершенно ясно, что первым, к кому обратится жена, будет Ковалев. Но это завтра. А сейчас? Если Ковалев все же участник группы и убийство Жалейки этой группой организовано, то новой информации Выборный Ковалеву не даст. Кроме одного момента – милиция уже установила личность убитого и ищет след. А если Ковалев непосредственно к убийству не причастен, но с группой связан? Тогда факт гибели Жалейки – информация ценнейшая.

Да, спекулянты золотом стремятся не брать в дело людей, известных милиции. Но кто поручится, что это верно во всех случаях?

– Итак, по вашему мнению, происходит падение нравов?

– Не надо иронизировать, – покачал головой Ковалев. – Гриша как-то сказал мне, что эти нынешние крадут так, будто объявили последний день. Вот что я имею в виду, говоря о них как о гангстерах.

– А чем же привлекателен гангстеризм? – Выборный решил увести разговор к вопросам “общетеоретическим”. Перед беседой с Ковалевым майор основательно проконсультировался у Литвака. Сейчас ответы Ковалева означали для него не новые сведения, а лишь косвенно подтверждали, насколько точен Ковалев в беседе с майором милиции.

– Выгоднее. Он приносит большие проценты. Солидная постановка дела требует солидных расходов.

– Это любопытно. А не могли бы вы меня проконсультировать, как эксперт дилетанта? Предположим, что я решил заняться золотой контрабандой. Как у вас выражаются, “войти в бранжу”. С чего я начинаю?

– Сколько у вас денег?

– Предположим, что мало.

– Тогда нет разговора. Вы ничего не сможете начать. Считайте так: к мысли о золоте человек приходит не сразу, не на голом месте. Я об этом много думал, в какие-то операции включился, почувствовал вкус к деньгам, понял, что риск иногда может окупиться. Из тех, кого я знаю, никто не начинал с золота. И боязно, и просто невозможно. Ведь для этого нужны доверенные люди, а они появляются только в риске. Так что к золоту приходит человек с известным опытом, дерзостью, своими людьми и деньгами, достаточными для начала и не слишком большими, чтобы ими можно было рискнуть.

В дверь негромко постучали.

– Можно кофе принести?

– Давно пора, – отозвался Ковалев.

– Да я все ждала, а вы разговариваете, не хотела мешать, – ответила жена Ковалева, разливая кофе. Она исчезла так же тихо, как появилась.

– Продолжим? – спросил Выборный.

– Я не вполне понимаю цель моей лекции, – сказал Ковалев. – Думаю, что вы все это знаете без меня.

– Не все, – ответил майор. – Я вас слушаю.

– У вас есть некоторый опыт, деньги, люди. Теперь вам нужен способ доставки. Человек – или несколько – со свободным доступом за границу.

– Какие сейчас цены?

Ковалев поморщился:

– Все же меня не оставляет ощущение, что вы меня ловите, Сергей Сергеевич. Я действительно не знаю нынешних цен. Они и раньше-то не были стабильными, а теперь скачут каждый день. Но думаю, что при сегодняшней конъюнктуре за монету вы заплатите от тридцати до сорока рублей. Кроме того, важно, постоянный ли вы покупатель, какую партию берете, даже какими купюрами платите. Все важно.

– В одиночку работать невозможно, значит, работает группа.

Ковалев поднялся, походил вокруг стола.

– Спина болит. Трудно долго сидеть, – и сам улыбнулся двусмысленности прозвучавшей фразы. – Сколько, зависит от вас, от постановки дела. Чем меньше людей в деле, тем больше чистая прибыль. Но зато сложнее работать.

– Кто в этом узком кругу?

– Вы сами. Человек, доставляющий товар. Человек, отвозящий его, курьер. Желателен еще помощник. Как минимум. Итого четверо. Меньше нельзя – не справитесь.

– Значит, Жалейка был курьером?

– Не знаю, – сказал Ковалев. – Но, судя по всему, возможно. А почему вы сказали – был?

– Ну после вашего визита трудно думать, что он сможет продолжать свою деятельность, – вывернулся Сергей Сергеевич, а сам подумал: “Сколько раз подводит инерция мышления. А может, сказать ему?”

– Сестра Жалейки в Ташкенте – реальное лицо?

– И очень милое. Найдина Ирина Борисовна. Это двоюродная сестра, но очень ценит родственников, всегда поддерживает связь.

– Особенно в Ташкенте? – уточнил Выборный.

– Ну это удобное совпадение. Она тут ни при чем, она достойная женщина, я знаком с ней – приезжала как-то летом. И, кроме того, в золото женщин не берут: традиция.

– Спасибо, Михаил Александрович. Вы нам помогли. – Выборный поднялся.

– А что все-таки с Жалейкой, товарищ майор?

– Завтра вы все будете знать. Завтра или послезавтра.

Майор спускался по лестнице, когда услышал, как за спиной лязгнул замок, потом засов.

Исчезновение Жалейки было для Вареника ударом. Последние месяцы дела шли неровно, со сбоями. Несколько раз подумывал Вареник всерьез, что пришла пора кончать всю историю. Но обидно было сворачивать операцию, не дотянув до желанной цели совсем немного. Партия, которую повез Жалейка, была последней – человек Вареника на судне пошел в отпуск. Предстоял перерыв в операциях по меньшей мере на полгода, так что поездка Жалейки обретала особенный смысл. И вот такая история! Когда Хаджиев позвонил, что Жалейка в Ташкент не приехал, первой мыслью Вареника было предположение о бегстве. Григорий Михайлович, по мнению Вареника, был человеком надежным и разумным. Надежность вроде бы исключала бегство с золотом, но вот разумность… Вареник не раз задумывался над тем, что при окончании всех операций надо было бы побеспокоиться о ликвидации всех возможных последствий, а значит, и об устранении партнеров. И прежде всего Григория Михайловича. Тот знал всю цепочку. И эта мысль была для Вареника естественной и разумной. Таким же разумным шагом считал он и побег Григория Михайловича. Захотел выйти из дела, естественно, принял меры, чтобы уход принес и прибыль. Гриша тревожил Вареника и тем, что не раз говаривал: пора кончать. Вот и мог кончить таким образом. Против варианта с побегом было лишь одно, но серьезнейшее обстоятельство: гораздо выгоднее скрыться на обратном пути. Не с золотом, а с деньгами. Сам Вареник поступил бы именно так. А поскольку Григорий Михайлович человек разумный и предусмотрительный, вряд ли он рискнет уходить с таким грузом. Разве только в том случае, если у него уже был покупатель? Но настоящую цену он не получил бы у случайного покупателя. Так что в этом варианте выгоднее обратный путь. А Гриша пропал по дороге туда. Или не пропал? Доехал, был встречен и только после этого раздался звонок Хаджиева? Но смысл, смысл? Зачем им рвать отлаженную связь, столь выгодную для обоих? Если они почувствовали опасность и решили кончать дело, то сомнительно, чтобы в обстановке тревоги они затеяли историю с пропажей золотого курьера. И здесь что-то не сходится.

Третий вариант был самым горьким и самым вероятным. Каким-то образом милиция засекла связь и сняла Жалейку с поезда. Тогда тот факт, что Вареник еще на свободе, означает, что Гриша пока молчит. Но если так, нужно уезжать. Сразу же, немедленно, ибо заговорить он может в любой момент. Не исключено, что именно в эту минуту.

С удивлением и гордостью отметил Вареник, что страха у него не было. Он раздумывал долго, мучительно, перебирая каждый вариант вновь во всех подробностях. А страха не было. Было напряжение шахматиста, который в жесточайшем цейтноте ищет единственный спасительный ход.

Все, что предпринял пока Вареник, – отправил жену к родителям. Как бы ни повернулись события, жена могла лишь мешать, ибо ничего не знала о главном занятии мужа. Догадываться могла, но знать ничего не знала. С ее отъездом Вареник подготовился к уходу, к тому, чтобы скрыться в течение пятнадцати минут. Все его имущество помещалось в одном портфеле. Остальное просто не стоило забот. Верными документами Вареник запасся еще год назад, и старик, который готовил ему паспорт, недавно умер. Так что и тут все было в ажуре.

Женя Вареника беспокоил мало – Женя знал только человека с судна да самого Жалейку. С Ташкентом он никаких дел не имел. Главное Григорий Михайлович. Что с ним? От ответа на этот вопрос зависело все.

Весь понедельник Вареник ждал звонка Селихова. Но адвокат все не звонил: то ли не решился, то ли ничего выяснить не удалось. Вместо Селихова позвонил Женя.

Вареник не хотел с ним разговаривать, но Женя настоял.

Обычно Женя ставил машину за углом, метрах в тридцати от перекрестка, Вареник садился сзади, разговор шел при включенном двигателе.

– Ну что стряслось?

Женя был чем-то весьма доволен. И его улыбка чрезвычайно раздражала Вареника.

– Ничего не стряслось. Помните Валю?

– Какую Валю?

– Рыженькую такую.

– Ну и что?

– У нее хахаль появился, пианист один. Так вот он в рейс уходит, в круиз на “Серафимовиче”. По Средиземному.

– Ну и что?

– Я подумал, может, стоит поговорить?

– А что за парень?

– Играл в ресторане “Приморский”. Я там кое-что узнал. Может, согласится. Уверен, что пойдет.

– Когда они уходят?

– Через три дня.

Вареник снова задумался. Жизнь подкидывала новые задачки. Женя не знал, что Жалейка не добрался до Ташкента. Он знал, что морячок ушел в отпуск, и новая возможность заработка явно прельщала его. И старался, подыскивая замену, не хотел лишаться летом своей доли. Женю легко понять, у него никаких проблем – деньги, выпивка, женщины, автомобиль. Мелочь в общем.

– Ну что ж! – неожиданно легко согласился Вареник, – поговори с ним. Сам понимаешь, осторожно, без концов, так, легкий, ни к чему не обязывающий разговор. И без Вали. Никаких свидетелей.

Вареник хлопнул дверцей и вернулся на работу.

– Мне никто не звонил?.. – осведомился он еще от дверей у женщины-консультанта.

Легкость, с которой Вареник согласился на разговор Жени с пианистом, объяснялась очень просто – риска почти не было. За три дня до отхода судна все должно было проясниться. Если Гриша в милиции, то уж за три дня он заговорит – товар заставит. Нужно как-то объяснять происхождение четырехсот монет. И если так, то скроется ли Вареник или будет арестован, разговор с парнем ничего не изменит. А вот если исчезновение Жалейки – второй или первый вариант, тут этот парень может пригодиться. Все-таки хоть как-то покроются потери, вызванные пропажей курьера.

Заниматься поисками Валета Выборный поручил Игорю Белову. Дело казалось самым элементарным.

На вопрос о Валете приглашенный в отдел кадров секретарь партийной организации ответил сразу: