Текст книги "Ошибочная версия"

Автор книги: Юрий Михайлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Ничего не знаю об этом.

– Послушай, ты! – Лейтенант встал и подошел поближе. – Упираться ты не будешь.

Он был почти такого же роста, как Женя, только в плечах чуть поуже. Пистолет он направил прямо в живот Сташевскому.

– Сегодня в туалете кинотеатра “Победа” ты купил четыреста монет сирийской чеканки. Где они?

– Я не покупал, – стоял на своем Женя.

– Ладно, дурачок. Устроим очную ставку, предъявим фотографии, сделанные в туалете, приведем гражданина, у которого ты купил. Суду хватит материала. Только срок твой будет больше. Где золото?

Женя понимал, что это провал. И провал полный. Но что делать?

– Меня попросили, – быстро сказал Женя. – Меня попросили его купить.

– Кто? – напирал лейтенант.

– Человек один. Я его не знаю

– Бросьте, Сташевский. – Лейтенант отошел, снова сел, поигрывая пистолетом. – И вы его знаете. И мы его знаем. Более того, там сейчас находятся наши товарищи, идет обыск. И для нас во всем происшедшем никаких неясностей нет. Я у вас хотел получить чистосердечное признание. Что ж, посидим, подождем машину.

Он оставил пистолет на коленях, закурил, затянулся, выпустил дым тонкими колечками. На Женю он уже не глядел.

“Это была ловушка, – подумал Женя – Они следили за нами, видели меня с Вареником. Конечно, тогда запираться бессмысленно. Он-то молчать не будет. А если это игра, если они ничего не знают, а я признаюсь, как последний дурак?”

– Послушайте, товарищ…

– Я вам сказал, как нужно ко мне обращаться.

– Гражданин лейтенант, но я того человека действительно не знаю.

– Бросьте. Все вы знаете. И не первый день знаете. И не раз обделывали с ним делишки. Вы мне еще скажете, что Жалейку тоже не знаете? Григория Михайловича? Первый раз слышите, правда?

“Вот почему Вареник про Жалейку молчал, – догадался Женя – Они же взяли его. А Вареник, сволочь ненасытная, знал, что Гриша попался, знал и все-таки послал меня на эту встречу. Ну, гад. И я должен его прикрывать?”

– Ну?

– Монеты, которые я купил сегодня, я отдал… – Женя поднял голову. В нем нарастала злоба. Почему он должен в конце концов сам себе увеличивать срок, защищая Вареника? Он и так получал львиную долю, хотя всю работу делал Женя. Почему?

– …Варенику Георгию Александровичу

– Давайте подробно. – Лейтенант смотрел скучающим взглядом. – Ну, знаете, как положено – кто такой где живет, чем занимается. Все по форме, а то что ж это за признание.

Женя назвал адрес Вареника.

– Так. Кем работает?

– Старшим товароведом в Коопвнешторге.

– Прекрасно. Дальше

– А что дальше-то? – Женя совсем сломался. Когда он прежде думал о такой минуте, ему казалось, что он будет глядеть в глаза и говорить смело: “Нет, не знаю, на ваши вопросы отвечать не буду, ничего вы от меня не услышите”. Пусть ищут, пусть доказывают, если смогут. Но вот она пришла, эта минута.

Он был похож на пустой мешок – большой, толстый, обрюзгший человек с красными воспаленными глазами и отвисающими губами.

Прошло не больше получаса, а милиционер знал все. Про Виктора, который должен вернуться с очередной партией товара, про Хаджиева, про Вареника и Валю, в общем, все, что знал сам Женя.

– Все, – сказал Женя. – Я все рассказал.

– Да, – задумчиво протянул лейтенант. – Дерьмецо ты, мальчик.

Женя понял, что допрос окончен. И вдруг что-то беспокойно кольнуло его. Ах да, милиционер говорил про машину, а ее все нет. Где же она? Почему?

– Должен тебе сказать, что ты портишь мое впечатление о работе нашей милиции, – издевательски продолжал лейтенант. – Уж если бы я и вправду был милиционер, ты бы у меня на воле не гулял.

Женя слушал, ничего не понимая.

– Считай, фрайер, что твое счастье – ты на меня попал. – Высокий встал, подошел поближе и вдруг коротким слепящим ударом сшиб Женю со стула. Тот ахнул и повалился на бок. Острая боль заставила его согнуться, переломиться пополам – высокий с размаха влепил Жене в бок носком ботинка.

– Встань, падла.

Женя поднялся. Кровь текла из разбитой губы, Женя размазывал ее по лицу, всхлипывая:

– Вы не имеете права, я все рассказал.

– Замолкни, сука! Не понял?

Женя не успел отшатнуться, и высокий снова ударил его по лицу На этот раз Женя устоял на ногах.

– Сядь, – рявкнул высокий.

Женя послушно сел.

– Сиди и внимательно слушай. Если хоть на минуту раскроешь пасть, убью, как собаку. Понял?

Женя кивнул.

– Так вот… – начал Белый.

Было уже далеко за полночь, когда Валя вновь услыхала шаги во дворе. Она подняла голову. Человек миновал тусклый круг света от лампочки над входом, прошел через двор и остановился в подъезде.

– Ты здесь? – спросил он. – Порядок. Здоровый, а лапшистый. Я даже не думал, что он так запросто ссучится.

Они ушли, шаги их долго еще звучали на тихой ночной улице. Потом Валя, с трудом переступая затекшими ногами, вышла из подъезда. Она не могла понять ровным счетом ничего. Милиция арестовала Женю. Но ушли они без него? Отпустили? Может, он их подкупил? Этот сказал – “ссучился”. Значит, предал? Кого? Виктора? Виктор попал в беду. И виновата она, Валя.

Все, что происходило с ним в этот день, было так необычно, что Саша забывал про усталость.

Когда они спустились в маленький кинозал и там погас свет, Саша вытянул ноги в узеньком проходе между рядами стульев и почувствовал, что сейчас уснет. Просто уснет. Но майор тронул его за плечо:

– Давай работать, Саша.

И снова Саша ожил, завороженный тем, что видел на экране. Вокруг него сидело человек пять. Один из них, чуть постарше, расположился за маленьким столиком, на поверхности которого было много кнопок и ручек, остальные обсели Сашу со всех сторон. На экране видно было безжизненное лицо – лицо манекена, лицо робота, вычерченное с математической точностью. Но Саша произносил слово, и вдруг подбородок манекена отъезжал куда-то в сторону, вместо него приезжал другой, прилаживался под нижней губой. А вот и губа уехала, появилась другая, чуть потоньше, поджатая, сердитая. Саша Пономаренко описывал своих пассажиров – сперва высокого, потом второго, пониже. В конце концов портреты на экране стали похожи на тех двух людей, которых подвозил Саша, но похожи механически, в них не было жизни, не было выражения глаз, не было движения – того, что создает индивидуальность человека.

– Не совсем то… – сказал Саша. – Они все-таки другие.

И снова майор упорно добивался, в чем же другие. А поняв, сказал грустно:

– Это все, что она может. – Саша понял – это он про технику.

– Зафиксируйте результат, – сказал майор. – И сразу же отпечатки, сверку, все, как положено, только аллюр три креста. Это все нужно на позавчера.

– Понятно, – ответил человек за пультом.

– Ну спасибо, Саша, – сказал майор. – Устал?

– Ничего. Я три месяца как из армии, а там приходилось на ученьях по двое суток не спать.

– Домой мы тебя пока не отправим, – сказал майор. – Поживешь здесь. Нужно, чтобы ты под рукой был, понимаешь?

– Понимаю. Только председателю позвонить бы, а то ведь там мои не знают ничего.

– Сообщим. Иди отдыхай. Вот товарищ тебя проводит.

Поздно вечером Выборный и Литвак засели вдвоем в кабинете майора.

– Ну давайте пройдем еще раз, – сказал Сергей Сергеевич. – Что у нас теперь есть? Картинка возникает такая: у Жалейки появилось опасение, что Сухарев его кому-то показал. Курьер был встревожен еще и тем, что Сухарев сходит с маршрута. В этой поездке Жалейка был убит. Сумка пропала. Дальше – в Ташкенте предположительно установлен возможный партнер приморских валютчиков Хаджиев. Но в день убийства он был в Ташкенте.

– А местным компаньонам Жалейки его показывать не надо было, – вмешался Литвак. – Они сами все знали. И Жалейку, и поезд, и время отправления. Да и ташкентским тоже не нужен был никакой наводчик – Жалейку знали в лицо, могли сфотографировать. Так что тут что-то не играет. Опасения Жалейки могли бы оказаться липовыми, искусственными. Тем более что мы о них узнали от Ковалева, а он у меня доверия не вызывает.

– У меня тоже, – сказал майор. – Но вступает в действие другой факт. Белов погиб именно после визита к Светлане Степаненко. Вот расчет времени: труп Белова обнаружен в четыре сорок. В пять сорок последовало заключение экспертизы – убит за двенадцать—четырнадцать часов до момента обнаружения. Значит, время убийства берем предположительно от пятнадцати до семнадцати часов. В магазине Белов был около тринадцати часов. Еще пятнадцать минут на то, чтобы дойти до дома Степаненко. Считаем ровно тринадцать часов. Беседа, по словам Степаненко, продолжалась около часа. Четырнадцать. Затем Белов ушел. От дома Степаненко до района, где пассажиры Саши Пономаренко сели к нему с мешком, сорок минут езды автобусом. Причем этот двенадцатый останавливается как раз у магазина, где работает Светлана. Прибавляем пятнадцать минут, необходимые на то, чтобы дойти до магазина. Итого пятнадцать часов. Что отсюда следует?

– По расчету следует, что Белов, не отклоняясь, от дома Степаненко направился прямо в район, где потом эти двое ждали Пономаренко. Так? Вы это хотели доказать?

– Это.

– Но эксперты дают вилку в два часа. А вы выходите только на нижний ее предел. Что, если эти два часа у Белова были? И тогда связь между Сухаревым—Степаненко и убийством Белова становится гораздо сомнительнее.

– И здесь есть один факт, – сказал Выборный. – Белов не звонил в управление. Не звонил. Игорь был достаточно точным и исполнительным работником. Он мог не позвонить, если бы беседа со Светланой Степаненко не дала дополнительной информации. Но мы знаем – выяснились важные вещи. Приходивший к Сухареву неизвестный, связь с Толкаченко, отъезд Сухарева и, наконец, самое важное – мальчишка: он спрашивал Сухарева по просьбе неизвестного. Обо всем этом Белов, если бы возникли отклоняющие его обстоятельства, сообщил бы. Непременно. Он не мог не понять важности этих фактов, он шел за ними. А он не звонил. Почему? Есть объяснение?

– Есть, – ответил Литвак. – Не звонил, ибо не мог отвлечься ни на минуту.

– Пошли дальше. Установлены двое – высокий и невысокий. И предположительно высокий – лидер. Он ехал в кабине, он сказал: бросай, он выбирал место остановки, не советуясь с сообщником. Что есть еще? Район, откуда вывозили труп. Тридцать минут – вот время поездки на заправку. Его сообщил Пономаренко, его подтвердила проверка. За это время они должны были доставить мешок к перекрестку.

– Стоп! – вмешался Литвак. – Когда Пономаренко подъехал, они его уже ждали. Так что время можем считать меньшим, но не большим.

– И еще одно, вернее, даже два обстоятельства. У них нет своего транспорта, иначе они не пошли бы на риск с чужим, пусть иногородним, водителем. Маловероятно, чтобы они решились даже в раннее время дважды переносить труп. Слишком опасно. Опасно и ночью, и ранним утром. Гораздо проще сразу попытаться отделаться от него, риск вдвое меньший. Будем исходить из того, что труп был доставлен к перекрестку от места убийства. Это подтверждается и расчетом времени. Радиус – от нуля до двенадцати—пятнадцати минут ходьбы взрослых мужчин. С учетом ноши – семь—восемь минут туда, десять—двенадцать обратно. Они возвращались с тяжелым мешком и не могли очень спешить, чтобы не обращать на себя внимание. Что же за расстояние?

– Максимум полтора километра, – ответил Литвак. – Больше считать нельзя.

– Допустим. Но это все пригород, район частных домов. И почти при каждом приусадебный участок, палисадник, наконец. Почему они не могли закопать труп?

– Объяснение только одно, – сказал капитан. – Они не располагают верной базой. Их база временная, неполная.

– Ну ладно, пусть так. Но, тогда возникает еще один вопрос. Совершено убийство милиционера. Любому ясно – это поднимает на ноги всех. Убийце выгоднее всего не обнаруживать труп, не показывать его нам, а укрыть, спрятать. Одно дело – пропавший милиционер, а другое – погибший…

– Вы сами сказали, у них нет транспорта. Есть и еще один вариант: сразу после убийства они скрываются из города, уходят. Тут им все равно, когда и кто найдет труп.

– Ладно. Пошли еще дальше. Предположим, что Белов вышел на приморских сообщников Жалейки, на группу валютчиков. Под угрозой разоблачения они не остановились перед убийством. Вероятно?

– Нет, – покачал головой капитан. – Не вяжется никак с обстоятельствами. Они группа, постоянно действующая в Приморске. У них есть, должна быть достаточно свободная квартира, база, где можно хотя бы укрыть труп на день или два. А Белова вывезли немедленно. Кроме того, методика убийства – камнем, булыжником – противоречит этой версии. Непохоже, другой стиль. И наконец, они могли бы подготовиться к вывозу тела, не производить его экспромтом, найти более или менее верный транспорт, место и так далее. А здесь все случайно. Непохоже на валютчиков, нет.

– Но был же Жалейка золотым курьером. Это ведь уже не просто выдумка Ковалева. Есть Хаджиев, их видели вместе, на Хаджиева выводят и другие данные в Ташкенте.

– Не знаю, – с сомнением покачал головой Литвак. – Тут пока судить трудно. За – факт убийства, сумка, показания Ковалева, подозрения по поводу Хаджиева. Против – все, что угодно. Обстоятельства гибели Белова не вяжутся с этим.

– Вяжутся, – упрямо сказал капитан. – Только вот эту ниточку мы ухватить не можем. А должна быть.

– Не будем спешить, – сказал Литвак. – К утру обещали закончить сверку фоторобота с нашей картотекой. Может, что-нибудь появится.

– Я приказал вызвать наутро мальчика и Светлану Степаненко. А вдову Жалейки и Ковалева на двенадцать часов. Покажем – пусть поглядят…

Дни плаванья до Бейрута слились для Виктора в сплошную яркую пелену Оркестр допоздна играл в судовом баре на верхней палубе. Расписание круиза было составлено так, что судно двигалось по ночам, а днем стояло в портах, где туристы осматривали достопримечательности. Оркестранты редко ездили на экскурсии, нужно было рано вставать Но Виктор ездил и потому все время хотел спать.

На подходе к Бейруту Виктор пришел записываться на берег. Старпом спросил его:

– Впервые в Бейруте?..

Они сошли с судна большой группой.

В первом же квартале отделились официантки: зашли в магазин. Возле кинотеатра остались матросы. Штурман и несколько человек из экипажа остановились перед мечетью Виктор отстал, разглядывая вязь арабских надписей, украшающих ворота, и там укрылся за лепной оградой мечети.

За перекрестком Виктор легко нашел длинную пыльную улицу. На тротуарах толпился народ. Крюкова сразу же стали хватать за руки наперебой заговаривая на смеси английского, русского, французского и немецкого, пересыпая все это характерными арабскими жестами. Виктор считал лавки. Пятой от угла была маленькая лавчонка, похожая на новые другие, – единственное окошко с жалкой рекламой, резная дверь. Виктор толкнул дверь; в глубине магазина зазвенел колокольчик. Духота, сладковатый запах, сумрак. В этом сумраке Виктор не сразу заметил хозяина. Смуглый седой старик в европейском костюме и вышитой золотом феске.

– Сеид? – спросил Виктор.

– Сеид, Сеид… – Старик успокаивающе закивал и постучал в свою о грудь длинным темным пальцем.

– Привет привез, – сказал Виктор.

Старик усадил гостя в пыльное легкое кресло, а сам остановился напротив и выжидательно скрестил руки на груди.

Виктор сидел, глядя на хозяина, пока не понял, чего тот ждет. Крюков похлопал себя по груди, пакет отозвался хрустом. Виктор достал его из-под рубахи, передал Сеиду, тот ножичком с костяной ручкой вскрыл его, выложил пачки, туго заклеенные бумажными полосками. Время от времени он вытаскивал из пачки одну—две бумажки, смотрел их на свет.

Закончив счет, старик расстегнул ворот рубахи, выловил ключик на тонкой белой цепочке и вышел.

Виктору казалось, что все это происходит в каком-то старом, давно виденном кинофильме. И в этом кинофильме сейчас должно случиться что-то страшное, и тогда он, Виктор, очнется. Из-за занавески вышел улыбчивый старик, положил на стол четыре длинные кожаные колбаски. Распечатал одну, поддел ногтем и вытолкнул на стол первую монету, остальные он просто вытряс и стал складывать столбиком по десять штук.

Затем, удостоверясь, что Крюков пересчитал монеты, одним круговым движением Сеид смел их в кучу и сунул в узенькие кожаные чехольчики. Когда на столе остались только туго набитые колбаски, Сеид все тем же круговым движением убрал деньги со стола. Приговаривая все на той же немыслимой вавилонской смеси языков, Сеид достал длинный целлофановый пакет, опустил туда колбаски. Край пакета вставил в черный металлический зажим, придавил и подержал, снял зажим – пакет заклеен намертво. Виктор снова сунул его под рубаху – пакет тяжел, пиджак оттопыривался. Турок осмотрел Крюкова критически, потом сделал жест рукой. Виктор понял его – нужно передвинуть пакет набок так, чтобы он пришелся под рукой. Сеид достал зажигалку и протянул Крюкову:

– Презент.

Виктор неловко взял ее, сунул в карман и пошел к выходу. Старик словно стал меньше ростом, он провожал Виктора, семеня чуть впереди, изгибаясь и отвешивая поклоны. Виктор шагнул на улицу. За спиной услышал:

– Привет Панченко.

Панченко был начальником пароходства в Приморске, ему передавали привет при встрече с русскими моряками грузчики и лоцманы, морские агенты и торговцы. Панченко ушел на пенсию, однако шутка бытовала по-прежнему в заграничных портах.

От знакомой мечети Виктор направился к кинотеатру. В ожидании конца сеанса Виктор потолкался у лотков, выбрал темные очки в тяжелой оправе. При виде первых зрителей Виктор стал у входа, прикуривая. Пропустив своих вперед, он пошел следом. Его заметили не сразу.

– А где ты был? – спросил один из матросов.

– Да вот очки покупал. – Виктор похвалил себя за такой ответ. Вроде бы был со всеми в кино и только отстал, покупая очки. А может, и не был.

Покупку одобрили. В припортовом магазинчике, куда зашли все вместе, Виктор потратил остаток валюты на дамскую сумочку из крокодиловой кожи и пустяковые сувениры.

В каюту Виктор не пошел, сначала отделался от пакета. Когда он оставил его в тайнике и вдруг прошла усталость, стало легко, свободно, он понял – ему было страшно.

Литвак открыл сейф, вынул оттуда несколько узеньких белых конвертов. В них были стандартные фото, сделанные в тюрьме: анфас, левый профиль, правый профиль.

Первым позвали Сашу Пономаренко.

– Саша, смотри внимательно: они здесь не совсем такие, как в жизни.

Саша сложил карточки в стопку, брал сверху по одной, глядел. Закончил, покачивая головой:

– Моих пассажиров среди этих нет.

Пригласили Светлану Степаненко. Литвак перетасовал снимки.

Она остановилась на третьей ленточке. С сомнением сказала:

– Мне кажется, что вот этот приходил. Немножко похож… Только здесь он бритый, а сейчас у него волосы длинные, назад зачесаны и бачки такие косые, длинные.

Светлана переглядела всю стопку. Затем прошли в демонстрационный зал. По сигналу Выборного погас свет, на экране появилось лицо человека, узнанного Светланой. Потом на фото наложилась новая прическа – длинные волосы, косые бакенбарды.

– Этот, – уверенно сказала Светлана. – Точно, это он был.

Литвак ушел оформлять протокол опознания, Выборный послал сержанта за Сашей.

– Ну, Александр, взгляни!

Снова засветился экран.

– Стойте! – ахнул Саша. – Это же второй, низенький!

…– Вот мы и возле дома, – сказал Литвак. – Константин Петрович Приходько. 1936 года рождения, украинец, образование девять классов, арестован впервые в 1956 году при попытке совершить квартирную кражу. Освобожден условно досрочно в 1958 году. Арестован в 1959 году в Ростове-на-Дону за участие в ограблении магазина. Освобожден по отбытии срока наказания. Прибыл на постоянное жительство в Приморск в 1970 году. Работал грузчиком, потом экспедитором в райпищеторге. По данным райотдела милиции, ни в чем не замечен. Сейчас уволился, новое место работы неизвестно. По месту прописки не проживает пять дней. Квартирная хозяйка сообщила, что выехал на несколько дней в служебную командировку.

– Фотографию Приходько размножить. – Чернобыльский слушал доклад Выборного и Литвака. Рядом с полковником сидел следователь прокуратуры. – За его квартирой установить наблюдение. И где связь? Где связь между Приходько и делом Жалейки? Кто второй? Приходько – рецидивист, вор-профессионал, он признает старшим над собой только своего, да и не просто своего, а с авторитетом. Отклонения, конечно, не исключены, но в принципе дело обстоит именно так. Ищите второго.

Они вернулись в кабинет к Выборному. Сергей Сергеевич прошел к столу и не успел еще сесть, как Литвак сказал:

– А связь-то есть.

Выборный вопросительно поглядел на него.

– Есть связь между Приходько и Жалейкой. Это мы просто слепые были.

– Пошли по связям.

Выборный поднял раскрытую ладонь.

– Жалейка.

– Да.

– Сухарев.

– Так.

– Приходько.

– Hy!

– Высокий.

– Дальше.

– Все.

– Так и не будет связи. Есть ведь у Сухарева выход на преступный мир. Толкаченко.

– Вот. И тогда другой порядок. Еще раз.

– Жалейка, – сказал Выборный.

– Сухарев, – отозвался Литвак.

– Толкаченко.

– Высокий, – вдруг сказал Литвак.

– Приходько, – закончил Выборный.

– Ну а как мы это проверим?

– Очень просто, – сказал Выборный. – Дело Толкаченко, места отбытия наказания, адреса и связи в Приморске. Все что есть по нему.

Через десять минут они вернулись к разговору.

– А теперь еще один фактик, – сказал Литвак. – Вы дело Метаксы помните?

– Это на Кожзаменителе?

– Да.

– Смутно.

– И я смутно. А вчера вспомнил хорошо. Он работал в артели. А к жене днем пришел человек с запиской – муж арестован, через пятнадцать минут нагрянут с обыском. Она собрала все что могла – деньги, ценности, – вышла, а в подъезде ее остановили. Сумку забрали, сами скрылись. Мы узнали об этом только спустя два года, когда Метакса был действительно арестован за хищения. Тогда он в милицию не обратился.

– Параллель?

– Предположительная. Приходько – уголовник, рецидивист. Я не знаю в практике такой группы фарцовщиков, которая решилась бы использовать рецидивистов. Во-первых, у них есть правило – человек, известный милиции, в дело входить не должен. Второе – есть опасность шантажа. Я не верю, что валютчики могли привлечь уголовников для убийства Жалейки или Белова. И в том и в другом случае для них гораздо надежнее, если исполнителем будет человек, который у нас не зарегистрирован.

– Верно. Но теперь по связям группы. С другого конца.

– Жалейка.

– Есть.

– Хаджиев в Ташкенте.

– Возможно.

– Шеф, его помощник, их человек на судне – здесь.

– На них у нас никаких выходов пока не возникало.

– Должно замкнуть.

– Это еще вилами по воде писано. Тут может быть сорок девять вариантов. А есть Приходько – реальный. И район убийства – предположительный. И Толкаченко.

Засуетился Белый, подумал Костик, глядя, как кореш меряет комнату длинными шагами. Эту привычку Белого Костик знал еще по тюрьме, ничего хорошего она не обещала.

– Не заладилось что-то у нас, – сказал Белый. – Я думал, быстро сделать и смыться. А они ждут двадцать седьмого – еще один парень должен приехать. И тогда же приедет сюда один фрайер из Ташкента. Это очень большие деньги. И если уж брать, так и их. А времени ждать у нас нет. До двадцать седьмого мы сгорим. Эта хата уже пылает, как соломенная. Время идет, менты работают. Я не я буду, если они нас уже не обложили. Чую.

– А почему они нас должны обкладывать? – спросил Костик. – Следа нет, все тихо.

– Тихо? – яростно сорвался Белый. – А пьяный вчера под забором? Тихо?

– Так пьяный же. Я сам нюхал, – сказал Костик.

– Это для тебя он был пьяный. Часа четыре лежал. Может, и не пьяный. Ты думаешь, они там зря зарплату получают? Надо смываться, Костик.

Вчера еще у Белого было отличное настроение – все так хорошо получилось, а сегодня запсиховал.

– Где мы наследили?

– А шофер? А ты у Валета своего два раза был? А поезд? Я что – прозрачный?

– Шофера еще найти надо.

– Найдут. Ты не будь такой умный Все умные давно уже срок мотают. Умники твои сидят и думают: почему это деревья так странно растут, что снизу толсто, а сверху тонко? Почему не наоборот – пилить легче было бы. Понял? Ты не будь такой уверенный. Тебе сколько жить? Ты знаешь? И я не знаю.

Белый кидался от стены к стене. На кухне звякала посудой Анна.

– Вот портфельчик лежит. Тут, будь уверен, – двадцать кусков. Они их вынули и дали не моргнув. Дело миллионом пахнет. Бросить нельзя и рисковать почем зря нельзя.

К середине дня в управление ступило два сообщения. Первое из колонии, где отбывал наказ Вадим Толкаченко. Начальник колонии сообщил, что на имя заключенного Толкаченко регулярно ступают переводы и посылки из Приморска. Отправитель – Анна Трифонова, проживающая на улице Тенистой, дом сорок шесть.

Второе сообщение пришло из Ташкента. По сведениям, полученным милицией, Исмаил Хаджиев дважды заказывал междугородний разговор с Приморском. Вызывал по служебному номеру треста Коопвнешторг Георгия Александровича Вареника.

С первым сообщением Чернобыльский пришел к начальнику управления.

– Сходится адрес, – сказал он. – Тенистая, сорок шесть, предположительный район убийства Белова.

Спустя час весь район был перекрыт милицейскими группами. Молодые люди в штатском держали под наблюдением каждый перекресток. В ближних переулочках стояли машины. И за рулем каждой, откинувшись, почти развалясь, вроде бы подремывал водитель. Они лениво поглядывали на улицу, но в нарочитой этой небрежности таились тревога и готовность по первому сигналу рвануться вперед.

Установка была одна: брать бандитов сразу, брать, как только выйдут на улицу. Если же не выйдут, если досидят дома до темноты, тогда вперед пойдет группа захвата.

Машина Чернобыльского стояла двух кварталах от дома Трифоновой. Запищал сигнал телефона, полковник взял трубку и нажал клапан:

– Слушаю.

Начальник управления спросил:

– Как состояние?

– Плюс пятнадцать.

“Плюс пятнадцать” означало, что с момента выхода преступников из дому, с момента их появления в поле зрения группы захвата до непосредственного задержания должно пройти пятнадцать минут.

– Многовато. Можно довести до плюс пяти?

– Трудно. Улица широкая, днем обычно пустая.

– Сколько у них может быть патронов?

– В пистолете Белова – обойма. Если нет другого оружия.

Чернобыльский понимал волнение начальника управления. И сам в душе просил судьбу сделать так, чтобы бандиты не вылезли на улицу днем, чтобы дождались темноты, досидели в доме до вечера. Днем трудно будет брать их без перестрелки. Выборный участия в операции не принимал. Он было попросился в группу захвата, однако неожиданно получил отказ.

– Занимайтесь Ташкентом, – отрезал Горохов.

Выборный поговорил о том же с Чернобыльским, но начальник уголовного розыска, к удивлению майора, поддержал Горохова.

– Ведите разработку. Группа захвата сформирована, менять решение поздно.

Дело шло к вечеру. Белый метался по комнате, отводил занавесочки на окнах, подолгу застывал, глядя на улочку.

Позвал:

– Пошли на чердак!

Чердачное окно было густо заметено паутиной. Костик хотел было смести ее движением руки, но Белый с силой рванул его назад:

– Не вылазь. Сиди тихо.

Сверху было видно немного лучше. Тихая, безлюдная улица, часть длинного фабричного забора, верхушки деревьев. В соседнем дворе за забором мальчик играл со щенком. Кудлатый белый щенок высоко подпрыгивал, стараясь достать палку, смешно переворачивался в воздухе, шлепался на лапы.

– Они выходят.

Чернобыльский, чуть склонясь вперед, слушал сообщение.

Докладывающий вдруг замолчал. В молчании его чувствовались и тревога и испуг.

– Ну, что там у вас? – грубо спросил полковник.

– Ребенок с ними.

– Какой ребенок? – ничего не понимая и свирепея от этого, рявкнул Чернобыльский. – Говорите толком.

– Они вышли вдвоем. С ними мальчик лет восьми. Ведут за руки. Идут быстро. Через минуту выходят на первую пару. Что делать?

– Ах, черт! – Чернобыльский повернулся к шоферу. – Давай туда.

Они вышли в начале седьмого. Августовское горячее солнце уходило, проваливалось между крышами домов. Позади щелкнул замок – Анна не произнесла ни слова с той минуты, как привела мальчишку. Белый велел его позвать, дескать, спросить кое-что. И она позвала. Мальчик пришел сразу, Анне он всегда нравился – тихий и вежливый мальчик. Он пришел. И только тогда она догадалась по выражению лица Белого: ничего у него спрашивать не будут. И замерла.

Но ничего не случилось, Белый, нагнулся, положил руку на плечо мальчишки:

– Проводишь нас. А то мы сами не дойдем, – и засмеялся.

Так они и вышли втроем. Белый, Костик и мальчик между ними. Костик нес портфель. Другой рукой он сжимал потную ладошку мальчишки. Белый свободную руку засунул в карман пиджака. Он не верил, что теперь придется стрелять. Ну а если они не выдержат, полезут…

Он шел, чуть пригнув голову, не глядя по сторонам. Но на самом деле он чувствовал себя локатором, точно фиксирующим любое движение, любой звук, который мог бы отнести к себе.

Улица была пуста. Все трое прошли спокойно вдоль забора, свернули к автобусной остановке. И здесь все было тихо. Сзади тоже никто не объявился. Костик вопросительно глянул на Белого – умный, умный, а дурной. Говорил же, зря он запсиховал – все тихо. Ничего и никого, И автобус идет.

Автобус вывернул из-за угла и покатил к остановке, притормаживая.

Костик уже сделал шаг вперед, отпуская руку мальчишки, когда услышал позади бешеное шипенье:

– Назад!

Он обернулся, недоумевая и досадуя. Белый стоял, чуть пригнувшись, словно укрываясь за мальчишкой. Костик увидел искаженное лицо мальчика, готового заплакать, пальцы Белого, стиснутые на его плече. Он повернул голову. Водитель автобуса недоуменно поглядел на стоящих у остановки мужчин. Двери медленно закрылись, автобус покатил дальше.

– Ты что? – спросил Костик.

Белый глядел вслед автобусу и беззвучно ругался,

– Ничего, – ответил он Костику. – В автобусе-то одни мужики.

– Ну и что?

– Стой тихо, дурак.

Костик поглядел по сторонам. Улица, по которой они пришли, была все так же пуста. Однако что-то двинулось, шевельнулось в конце ее. Двое мужчин показались на углу. На другом дальнем углу тоже произошло какое-то движение. Вот и оттуда идут трое.

Белый коротко взглянул на Костика.

– Положи руку в карман. Обложили они нас, а подойти не могут.

– Думаешь, менты?

Белый решительно шагнул и поволок мальчишку за собой. Тот впервые уперся. Костик услышал:

– Я домой хочу.

Белый не ответил, только крепче сжал пальцы. Костик двинулся следом, все еще не понимая, почему Белый ведет его прямо на тех троих. Прав Белый – обложили. Это понял Костик, едва увидел тех троих. Они замешкались, почти остановились. Потом выровнялись и снова пошли, но уже медленнее, нерешительнее. Те двое, что шли вдоль забора, уже бежали к ним, не скрываясь, не маскируясь. На противоположной стороне улицы появился еще один.