Текст книги "Подвиг"

Автор книги: Юрий Коротков

Соавторы: Валерий Тодоровский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Чуть погодя Блоха приоткрыл дверь. Игорь в одежде лежал на кровати. Блоха стащил с него туфли и накрыл пледом.

– Спит, – сказал он, вернувшись. – Ну, я пойду?

– Не уходи. Мне страшно одной.

Блоха снова сел на диван.

– Ложись. Надо выспаться.

Соня кивнула и не двинулась с места…

Мишка лежал рядом с Таней, смотрел в потолок, неловко вытянув руку, которую крепко держал спящий сын…

Игорь смотрел в темноту широко открытыми глазами…

– Сколько времени? – спросила Соня.

– Два часа.

Соня мучительно повела головой, прикусив губу.

– Я боюсь, – жалобно сказала она.

– Ну что ты… На самом деле все очень просто… – начал было Блоха, но Соня вдруг метнулась к нему и, не слушая, стала быстро целовать, прижимаясь всем телом, будто пытаясь спрятаться от кого-то.

Они лежали под покрывалом, обнявшись. За окном уже было утро, в окнах домов отражалось рассветное солнце.

– Ты меня любишь? – прошептала Соня.

– Потом скажу.

– Нет, сейчас. Потом будет некогда.

– Я. Тебя. Люблю.

– И все это время любил?

– Все время.

– Сколько времени?

– Шесть.

Мишка, уже одетый, поправил одеяло у сына. Таня приоткрыла глаза.

– Я тебя очень люблю, – сказала она. – Возвращайся скорее, мы будем тебя ждать.

В коридоре навстречу ему с трудом поднялся старый Джульбарс. Мишка потрепал его по голове, поднял на плечо тяжелую сумку и тихо закрыл за собой дверь.

Соня в халате вышла из ванной. В комнате ругались Блоха и Мишка.

– Ты хоть что-нибудь руками умеешь делать? – зло спросил Мишка. – Или только языком болтать?

– Ты же знаешь, у него близорукость! – сказала Соня.

– А ты собираешься, наконец, одеваться? Или в халате поедешь?

– Не ори на меня! – крикнула Соня.

– Я не ору, я говорю!

– Нет, орешь! Только вошел и начал орать!

– Давайте теперь все поссоримся! – сказал Блоха. – Самое время!

– Детский сад! – раздраженно развел руками Мишка.

Игорь, бродивший, как сомнамбула, по комнате, нашел наконец открытую вчера бутылку и отхлебнул из горлышка.

– Да отберите же кто-нибудь у него бутылку! – истерически крикнула Соня.

Мишка протянул было руку, но Игорь заорал:

– Отстань! Не маленький! – он отхлебнул еще глоток.

– Знаете что? – сказал Мишка. – У меня предложение. Давайте никуда не поедем, успокоимся и сядем догуливать!

В комнате стало тихо.

Игорь подошел к зеркалу, блаженно прикрыл глаза, прислушиваясь к себе – и вдруг стал расправляться, как надувной, картинно развел плечи, напряг воображаемые мускулы. Толкнул Блоху.

– Ты чего? – оглянулся тот.

Игорь толкнул еще раз.

– Отстань. – Блоха отошел.

– Я царь горы! – заорал Игорь и изо всех сил толкнул мрачного Мишку, завалив его на диван, прямо на сидящую Соню.

Соня взвизгнула, отбиваясь:

– Держите его, он с ума сошел!

– Ну, кто на меня?! – Игорь запрыгнул ногами на диван.

– Точно, детский сад! – Мишка попытался встать, но Игорь с размаху огрел его подушкой по голове. Началась веселая возня.

– Вы что, спятили все? – крикнул Блоха. – Нашли время! – не выдержал и, занося подушку, ринулся в бой.

В конце концов все повалились на диван, хохоча и тяжело отдуваясь.

– Время! – глянув на часы и вскакивая, скомандовал Мишка. – Соня, одевайся. Игорь, помоги ей.

Под окном послышался сигнал. Соня, уже одетая в свое пышное платье, надела шляпку и взяла пупса. Сделала себе книксен перед зеркалом и пошла к двери.

Блоха за столом торопливо писал крупными буквами на свадебном конверте: «Лубянка. КГБ. Следователю ИГНАТОВУ А. С.». Потом на открытке с целующимися голубками: «ИДИТЕ ВЫ ВСЕ НАХ..».

– Мемуары пишешь? – спросил Игорь. – Рано еще.

– Донос в КГБ, – деловито ответил Блоха, запечатывая конверт.

– А это уже поздно, – засмеялся Мишка.

Они, хохоча, высыпали из подъезда – Блоха по пути бросил конверт в почтовый ящик – и сели в «Чайку». Машина тронулась.

– Я звонил, заказал вам погоду, – обернулся с переднего сиденья Богуславский. – Двадцать пять градусов, ни облачка. Правда, вода пока восемнадцать, но к вашему приезду обещали подогреть!

Все с готовностью засмеялись.

– Соня, пока не забыл: мама просила еще раз напомнить – не купайся в холодной воде, не сиди на солнце, вечером одевайся теплее…

– Не ходи босиком, – подхватил Игорь, – не пей сырую воду, не ешь немытых фруктов…

– Не заплывай за буйки, не переходи улицу на красный свет, не стой под грузом, не подходи – убьет! – закончил Блоха.

Когда уже выехали из города, Соня вдруг закрыла глаза и откинулась на спинку.

– Тебе плохо? – тревожно спросил Игорь. – Соня, тебе плохо?

Богуславский обернулся:

– Что с тобой?.. Может, остановимся?

Соня отрицательно помотала головой – и вдруг наклонилась, зажимая рот ладонями.

– Стой! – скомандовал Богуславский шоферу. Машина съехала на обочину.

Соня вышла и, закрыв лицо ладонями, покачиваясь, пошла от дороги. Игорь догнал ее, поддержал под локоть, но Соня досадливо отмахнулась, прошла еще несколько шагов и прислонилась к дереву. Игорь вернулся к машине.

– Укачало, наверное…

– Токсикоз? – спросил отец.

– Ты меня спрашиваешь? Что бы я в этом понимал!

Они стояли у машины, глядя издалека на Соню.

– Может, не стоит лететь в таком состоянии? – неуверенно спросил Борис Аркадьевич.

– Ничего, скоро пройдет.

– Опаздываем, – посмотрел на часы отец.

– Задержи самолет! – сказал Игорь.

Богуславский поколебался, взял трубку телефона:

– Алло! Богуславский. Дайте аэропорт Домодедово…

Соня под руку с Игорем вернулась к машине, виновато улыбнулась:

– Извините…

– Ничего, – ободряюще сказал Блоха. – Два часа – и море.

«Чайка» набрала скорость и помчалась по осевой линии, сигналя и мигая фарами, распугивая встречные и попутные машины.

Площадь перед аэропортом была запружена толпой. Люди стояли в огромных очередях к такси и экспрессам, к киоскам и аппаратам с газированной водой, сидели на чемоданах, лежали на газонах, кормили детей и спали.

«Чайка» протиснулась сквозь плотную толпу к воротам летного поля. Зеваки бесцеремонно заглядывали в машину, едва не прижимая нос к стеклам, указывали друг другу на Соню в свадебном наряде. Офицер у ворот глянул на номера, отдал честь и махнул часовому: открывай. За воротами ждала диспетчерская машина с мигалкой, она поехала впереди, указывая дорогу.

Самолет на стоянке прогревал двигатели. На нижней ступеньке трапа стояла стюардесса. Из всех иллюминаторов смотрели пассажиры.

Богуславский быстро поцеловал Соню, пожал руки ребятам. Соня, прижимая пупса к груди, первой поднялась по трапу.

– Игорь! Сразу позвони! – запоздало крикнул Богуславский.

– Что? – не расслышал сверху Игорь.

– Позвони! – показал отец.

Игорь кивнул и скрылся в двери. За ним вошла стюардесса. Она закрыла дверь, и визгливый рев моторов стих, превратился в негромкий утробный гул.

Соня и ребята за ней прошли по узкому проходу. Другая стюардесса в глубине салона, издалека приветливо улыбаясь, указывала им места в первом ряду.

Борис Аркадьевич увидал Игоря в иллюминаторе и помахал ему. Игорь показал большой палец. Трап отъехал, двигатели заревели громче, и самолет, подрагивая крыльями, тронулся по рулежной дорожке.

Земля ушла вниз, самолет пробил облака. Игорь, Мишка и Блоха сидели неподвижно, глядя перед собой, вцепившись в подлокотники кресел. Соня, как ребенка, прижимала к себе пупса. Вдруг наклонилась и опять, как в машине, зажала рот ладонью. Отдала куклу Игорю, вскочила и быстро пошла по проходу. Мишка двинулся следом, поддерживая ее сзади, искоса поглядывая на пассажиров.

В тамбуре между салонами стюардесса попыталась остановить их:

– Вернитесь на места! Еще нельзя вставать!

– Не видите, ей плохо, – раздраженно ответил Мишка.

В хвостовом отсеке он плотнее задернул шторы. Дальше они действовали быстро и деловито. Соня отдала ему косметичку, поставила туфельку на край унитаза, подняла пышную юбку вместе с чехлом и, сжав зубы, одним движением оторвала пластырь, которым был прикручен короткий десантный автомат к ноге над чулком. Мишка вынул из косметички гранату и ввинтил запал…

В то же время в салоне Блоха развернул газету, прикрывая Игоря. Тот, положив пупса на колени, задрал распашонку и отклеил пластырь с распоротого живота куклы. Вытащил сверток, развернул и опустил пистолет в карман углубившемуся в чтение Блохе, затем извлек второй…

Мишка сунул гранату обратно в косметичку и отдал Соне. Передернул затвор автомата и вставил его в ременную подвеску под пиджаком.

– Кто, по-твоему? – спросил он.

– В последнем ряду справа, в белом плаще. Или перед ним.

В отсек заглянула стюардесса:

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет, спасибо, – спокойно ответила Соня. – Уже прошло…

Они вернулись на места. Мишка на ходу окинул взглядом спортивного парня в белом плаще и сидящего перед ним лысоватого крепкого мужика…

Самолет набрал высоту, погасло световое табло «Пристегнуть ремни, не курить». Пассажиры заерзали, свободнее устраиваясь в креслах, кто-то приподнялся, снял ветровку и забросил на багажную полку.

Ребята переглянулись. Блоха аккуратно сложил газету, пальцы его заметно дрожали. Соня нажала кнопку вызова. Из переднего отсека появилась стюардесса, наклонилась к ней.

– Простите, у вас нет нашатырного спирта? – вымученно улыбнулась Соня. – У меня голова кружится…

– Конечно. Одну секунду.

Соня, сжимая ладонями виски, пошла за ней.

– Следите за последним рядом, – шепнул Мишка Блохе, вскочил и, бережно поддерживая Соню, исчез вместе с ней за шторками.

Стюардесса, шарившая в шкафу, обернулась:

– Сидите, я сейчас вам… – Она метнулась к переговорнику, но Мишка схватил ее за шею и с размаху придавил к стене:

– Стоять! – он стволом откинул ей назад голову. – Ни звука! Поняла?

Девчонка косила на него круглыми от ужаса глазами.

– Они не откроют. У них приказ… – пролепетала она.

– Слушай внимательно. Сейчас ты будешь делать и говорить, что я скажу. Ни одного лишнего слова, никаких паролей! Поняла?..

В кабине пилотов включился переговорник внутренней связи:

– Командир, разгерметизация во втором салоне!

– Черт… – командир досадливо обернулся к бортмеханику. – Валера, посмотри, что там!

Бортмеханик шагнул к двери, мельком глянул в глазок…

Мишка, присевший за спиной стюардессы, на одном движении пружинисто разогнулся, отшвырнул ее в сторону, ударил бортмеханика стволом в живот и ворвался в кабину:

– Все на местах! Не двигаться! Руки на штурвал!

Одновременно в салоне вскочили Игорь и Блоха, встали по обе стороны прохода и разом вскинув пистолеты:

– Всем сидеть! Сидеть! Не двигаться!

Взвизгнули женщины, пассажиры пригибались, прячась за спинками…

Мишка стволом наклонил к штурвалу командира и вытащил у него из кобуры пистолет.

– Где охранник?

– В первом салоне.

– Ряд? Место? Быстро!

– Не знаю. Нас не предупреждают.

Мишка взвел пистолет и, не сводя глаз с пилотов, протянул назад Соне. Соня вытолкнула стюардессу в салон, усадила в свое кресло и встала рядом с Игорем, подняв пистолет. Игорь тотчас ушел в кабину. Мишка, уступив ему свой пост и оборвав по пути шторы, пробежал в конец салона к парню в белом плаще:

– Руки на подлокотники! – Он похлопал по плащу под мышками, потом обыскал лысоватого мужика, оглянулся, проверил еще двоих. В это время мимо него промчался во второй салон Блоха, обрывая оставшиеся шторы. Наконец они замерли на одной линии по всей длине самолета, чутко поводя стволами на каждое движение. За все время захвата они не сказали друг другу ни слова и даже не взглянули друг на друга, четко, как на тренировке, меняясь местами.

В самолете стало тихо, только плакал испуганный ребенок. Мать изо всех сил прижимала его к себе, пытаясь заглушить единственный живой звук, раздающийся в гробовой тишине…

Игорь, держа в одной руке пистолет, в другой школьную тетрадку в клеточку, поглядывал на приборы, сверяясь с записями.

Командир прикрыл ладонью микрофон и обернулся к нему:

– Меня спрашивают, почему изменили курс. Что я должен ответить?

– Что хотите.

Командир подождал еще, потом начал медленно говорить, вопросительно поглядывая на Игоря:

– Москва, это борт четырнадцать сорок… У нас «набат»… Эта свадьба, которую ждали в порту. У них оружие и гранаты. Требуют лететь в Стокгольм.

В домодедовской диспетчерской замигала сигнальная лампа.

– «Набат» на борту четырнадцать сорок! – крикнул диспетчер.

И тотчас по всей Москве – в министерстве авиации, на Лубянке и Петровке, в Генеральном штабе и, наконец, в Кремле, – накладываясь друг на друга и множась, затрезвонили телефонные звонки и полетело слово «набат».

– Изменили курс на Стокгольм…

– Товарищ министр, «набат» в Домодедово…

– Четверо преступников, трое мужчин и женщина. Богуславский Игорь Борисович, 1962 года рождения, Блохин Евгений Леонидович, 1962 года рождения…

– Да, да, сын Богуславского…

– Товарищ маршал, докладывает оперативный дежурный: «набат» на рейсе Москва-Сочи. Четверо преступников под видом свадьбы…

Солдат в бетонном подземелье оперативного центра поставил на огромном прозрачном планшете с контурами Европы точку южнее Москвы и потянул от нее фосфорно-желтую линию на северо-запад:

– Получаю оповещение по цели номер пять, квадрат шестьдесят четыре семнадцать…

Зазвонил телефон и в машине Богуславского. «Чайка» резко затормозила, развернулась с визгом шин и помчалась обратно в аэропорт.

Игорь оглянулся в салон. Блоха, Мишка и Соня напряженно смотрели на него. Он кивнул и показал большой палец: нормально.

Второй пилот снял наушники и протянул ему:

– С вами хотят поговорить.

Игорь надел наушники.

– Слушаю.

– Это начальник службы безопасности полетов Гаврилов Иван Николаевич. С кем я говорю?

– Меня зовут Игорь.

– Послушайте, Игорь… – генерал склонился над микрофоном, рядом с ним вокруг большого стола сидели еще человек восемь, офицеры и штатские. Все напряженно слушали разговор. – Мы знаем, что все вы нормальные, интеллигентные ребята, не террористы, не бандиты. Я надеюсь, что мы сможем спокойно, без истерики поговорить и о чем-то договориться. Не знаю, зачем вы все это затеяли, но не это сейчас главное. С вами летят еще сто человек, в том числе женщины и дети, и нас волнует их безопасность. И ваша, кстати, тоже. Дело в том, что до Стокгольма может не хватить топлива, а сажать самолет на последних каплях керосина опасно. Я думаю, имеет смысл сделать дозаправку в Ленинграде…

– Топлива хватит даже с учетом навигационных погрешностей, – ответил Игорь. – Дальше?

– В любом случае надо заменить экипаж. Этот экипаж никогда не летал на международных линиях, не знает английского языка…

– Я буду переводить.

– Дело не в этом. У них нет навигационных карт. Вы можете просто заблудиться, сжечь топливо и не дотянуть до аэродрома.

– Когда пересечем границу, подадим сигнал бедствия и попросим самолет сопровождения.

Генерал с досадой выключил микрофон.

– Грамотные, сволочи…

В комнату вбежал в сопровождении офицера Богуславский, бледный, в сбившемся набок галстуке.

– Не может быть… Не верю… Не может быть… Это бред какой-то, – он оглядел сидящих. – Он ни разу в жизни не держал в руках оружия! Он даже драться не умеет, понимаете? Блохин почти слепой. Соня беременна. Не может быть!

– Чего не может быть? – раздраженно спросил генерал. – Они вооружены до зубов. Знают основы навигации, расположение приборов, действуют без единой ошибки. Если они такие хорошие – уговорите их сесть и сдаться!

– Я могу с ними поговорить?

Генерал включил микрофон.

– Игорь, вы слушаете?

– Это бессмысленный разговор. Мы не принимаем никаких условий.

– Одну минуту… – генерал подвинул микрофон Богуславскому.

– Игорь! Это я…

Игорь сорвал с головы наушники.

– Передайте, что никто из нас не будет говорить с родственниками. Иначе отключим связь…

Солдат-планшетист тянул маршрут «цели номер пять» на северо-запад.

Мишка вытащил сигарету и прикурил одной рукой, не спуская глаз с пассажиров. Блоха опустил пистолет и, разминая затекшие пальцы, подошел, тоже прикурил.

– Не расслабляйся, – сказал Мишка.

Блоха отошел на свое место в конец самолета.

В середине второго салона вдруг началась какая-то суета. Мишка перевел туда ствол автомата, пытаясь разглядеть, что происходит. Махнул Блохе: посмотри. Блоха осторожно приблизился.

Мальчишка лет восьми судорожно изгибался в кресле, закатив глаза, широко открывая рот. Мать, расплескивая чай на колени, пыталась налить из термоса в стаканчик. Она оглянулась на Блоху и проговорила трясущимися губами:

– Пожалуйста… Я вас очень прошу… У него тяжелая астма. Мне сказали, в самолете не будут курить. Если можно, я прошу вас, не курите…

Блоха торопливо выхватил сигарету изо рта, показал Мишке и развел руками. Тот затянулся последний раз, бросил сигарету на пол и раздавил ботинком.

Мальчишка изгибался все сильнее, лицо его стало синеть. Мать, уже не обращая внимания на Блоху, вскочила:

– Помогите кто-нибудь! Есть тут врач?

Стюардесса обернулась на крик, вопросительно глянула на Соню – та кивнула – и подошла к мальчишке. Достала из люка над креслом кислородную маску, прижала к его лицу.

Вскоре мальчишка задышал ровнее, открыл глаза. Покосился на стоящего рядом Блоху, на пистолет в его руке.

– Потерпи, – улыбнулся Блоха и протянул руку потрепать его по волосам, но мальчишка испуганно шарахнулся, прижался к матери.

– Не понимаю, – пожал плечами полковник в штабе. – Чего ему не хватало? Хотел в Швецию – и так мог бы поехать. Хоть в Америку, с таким отцом… Да зачем ему Швеция – у него тут все было.

– Вот именно – с таким папашей! – зло ответил штатский. – Эти сынки уже с жиру взбесились… Душил бы в колыбели!..

– Тише, – полковник показал глазами на потерянно стоящего поодаль Богуславского.

– А что? Он их с оружием к самолету подвез. С ним тоже разберутся.

Богуславский слышал разговор. Он отошел подальше и прислонился к стене, прижимая руку к сердцу под пиджаком.

Офицер провел в комнату Инну Михайловну, Блохина и Таню с ребенком на руках. Заплаканная Инна Михайловна бросилась к Богуславскому:

– Боря… Что же это? Господи, что же теперь будет?..

Богуславский в упор глянул на Блохина:

– Ты знал?

Тот отрицательно покачал головой.

– Дай сигарету, – сказал Богуславский. Он закурил, часто, глубоко затягиваясь.

В штабе стало больше народу, вбегали и выбегали офицеры, звонили телефоны, работали одновременно несколько линий громкоговорящей связи.

Таня, не вполне понимая, что происходит, растерянно озиралась, прижимая к себе ребенка. Какой-то капитан наткнулся на нее.

– Это еще кто? – раздраженно спросил он.

– Жена Шищенко, – ответил кто-то.

– Да они отказываются говорить с родственниками! – Капитан побежал дальше, но через минуту снова налетел на Таню. – Да сядь ты куда-нибудь! Не путайся под ногами!

Все стулья были заняты офицерами, и Таня послушно присела на корточки у стены.

Планшетист подвел маршрут цели номер пять к самой границе…

Командир протянул наушники Игорю. Тот прислушался к английской речи:

– Это Стокгольм! – он, улыбаясь, прижал плотнее наушники, потом стал быстро отвечать по-английски.

– Курс двести сорок семь. Уровень, то есть эшелон шесть тысяч триста… – начал он переводить командиру.

– Передайте, чтобы пристегнулись, – ответил тот.

Игорь подбежал к дверям кабины, крикнул Соне:

– Скажи, чтобы все пристегнулись! Снижаемся! – он в восторге показал ребятам большой палец и указал вниз. – Садимся!

Соня, Мишка и Блоха заулыбались, переглядываясь.

– Курс двести десять, эшелон две тысячи сто… – переводил Игорь.

Самолет пробил облака, внизу появилось море, поля и аккуратные домики с высокими черепичными крышами.

– Сажают на военный аэродром… Курс двести два, высота тысяча шестьсот… Видите ли посадочную полосу? – Игорь глянул вперед и увидал огромное бетонное поле с локаторами, ангарами и зачехленными самолетами. – Видим!.. Ветер юго-запад, двенадцать метров в секунду…

– Разрешаю посадку. После остановки выключить двигатели и оставаться на месте до подъезда аэродромных служб и полиции, – сказал лейтенант-диспетчер. Переключил микрофон и доложил по-русски: – Москва, они садятся!

За окнами диспетчерской солдаты в касках и бронежилетах с автоматами рассаживались в пожарные машины. Вдали уже виден был заходящий на посадку самолет.

Планшетист сделал последнюю засечку. Линия маршрута уткнулась в город Вентспилс.

– Конец оповещения по цели номер пять! – он положил стеклограф, вытер желтые пальцы тряпкой, сел и открыл журнал.

Генерал докладывал по «вертушке»:

– Товарищ генерал армии, «набатный» борт приземлился в истребительном полку в Вентспилсе!.. Да… Так точно…

Полковник за столом усмехнулся, покачал головой:

– Так готовились – и так дешево купились!

– Простите… Извините, пожалуйста… – Таня пыталась остановить кого-нибудь из офицеров.

– Что? – остановился наконец все тот же капитан. – Ты что тут делаешь?!

– Мне нужно молоко.

– Какое молоко? – заорал капитан. – Тебя кто сюда пустил?

– Понимаете, у меня нет молока, – пыталась объяснить Таня. – Мне нужно накормить ребенка…

Капитан молча схватил ее за плечо и вытолкнул за дверь.

– Почему посторонние здесь? – заорал он на Блохина, Инну Михайловну и Богуславского. – Выйдите отсюда! Вон отсюда, я сказал!

– Мы не посторонние… – начала было объяснять Инна Михайловна, но сразу несколько офицеров стали теснить их к двери. – Я никуда не уйду! Что вы хотите сделать с нашими детьми?! – она приседала, цеплялась за руки, за стол, за все, за что можно было ухватиться. – Что вы хотите с ними сделать?!

– Инна, успокойся! Успокойся, я прошу тебя! – Богуславский, белый как мел, помогал офицерам вывести ее. – Я сам по всем разберусь…

Он подошел к генералу.

– Вы собираетесь штурмовать самолет?

– Да.

– С кем мне надо связаться? Где телефон? Соедините меня с председателем КГБ!

– Бесполезно. Решение принято на самом верху.

– Но ведь это глупо! Это никому не нужные жертвы! – отчаянно закричал Богуславский. – Выпустите их, я сам буду добиваться их выдачи – только не надо бессмысленных жертв!

– Вы же знаете приказ – никого от нас не выпускать! – сказал генерал. – Этих выпустим – другие полетят. Косяками! Никого не останется! Выйдите отсюда!

– Что? – опешил Богуславский.

– Я приказываю вам выйти!

Под взглядами офицеров Богуславский медленно вышел в коридор. Инна Михайловна плакала на плече у Блохина. Они обнялись втроем.

Самолет стоял посреди бескрайнего бетонного поля. Один за другим умолкли моторы.

– Стокгольм! Спасибо за помощь! До свидания! – Игорь снял наушники и вышел в салон. Он обнял Соню, подбежали Мишка с Блохой.

– Что?

– Военный аэродром. По моим подсчетам, километров сто южнее Стокгольма. Сейчас подъедет полиция.

– Так просто, – удивленно сказал Блоха. – Неужели никто не понимает, что это так просто?

Соня, улыбаясь, показала дрожащую ладонь, на которой отпечатались рубцы рукоятки.

Пассажиры смотрели на них со своих мест, поглядывали в окна. Блоха взял микрофон стюардессы:

– Уважаемые товарищи! Приносим извинения за неудобства в полете. Мы находимся в братской республике Швеции. Прошу всех оставаться на местах до прибытия полиции. Все желающие смогут вернуться обратно на этом же самолете в самом скором времени…

Командир обернулся в салон и обменялся взглядами с тщедушным невзрачным мужичком, сидящим у прохода…

– Едут, – сказал Мишка.

По бетонке к самолету неслась вереница пожарных машин. Следом ехал самоходный трап.

– По местам! – скомандовал Мишка.

– Да ладно, успокойся, – отмахнулся Блоха.

– Отойдите от двери! – заорал Мишка. – Следи за последним рядом! Соня, на место!

– Ты и здесь будешь на меня орать? – Соня нехотя отошла в середину самолета.

Мишка занял место в хвосте, напряженно глядя в иллюминатор.

Две пожарные машины встали перед самолетом, две сзади.

Игорь открыл дверь, и человек, стоящий на верхней площадке трапа, подъехал прямо к нему.

– Добрый день, – заговорил он по-английски. – Меня зовут Свен Юханссон, я из департамента полиции. С кем я говорю?

– Игорь Богуславский. Добрый день.

– Прошу вас всех сдать оружие и выйти из самолета.

– С удовольствием, – с улыбкой ответил Игорь. – Но сначала я хотел бы увидеть ваше удостоверение.

– Вы читаете по-шведски?

– Нет, но я знаю, как выглядит удостоверение офицера шведской полиции.

«Швед» краем глаза видел, как из пожарных машин под днище самолета выскакивают бойцы штурмовой группы. Одни, подставив стремянку, открыли люк в хвосте самолета, другие собрались под трапом, ожидая команды.

Невзрачный мужичок в первом салоне достал платок и аккуратно расправил на коленях.

– Я не знаю, Игорь, правильно ли вы представляете себе ситуацию? – строго сказал «швед». – До тех пор, пока вас не признали политическими беженцами, по шведским законам вы считаетесь террористами. Вы должны сдаться без всяких условий. Мы можем пройти в машину, вы свяжетесь с департаментом, и вам подтвердят мои полномочия. И хочу предупредить, – перебил он Игоря, – что каждый ваш неверный шаг, неподчинение властям может сыграть негативную роль на суде. Следуйте за мной. – Он повернулся и пошел вниз по трапу.

Игорь, поколебавшись, двинулся за ним. Спустился с трапа, повернул за «шведом» – и замер перед направленными в грудь автоматами.

– Не двигайся! – обернулся «швед». – Стой тихо, и все будет нормально. А теперь брось пистолет. Ну!

Игорь разжал руку, и пистолет упал на бетон.

– Молодец. А теперь подойди к трапу и крикни своим, что все в порядке, можно оставить оружие и выходить. Только без глупостей. Ну, пошел!

Игорь на деревянных ногах подошел к нижней ступеньке. Глянул на лица Блохи и Сони в иллюминаторах. И кинулся вверх по ступенькам.

– Ребята!..

Ударила автоматная очередь, он вытянулся, изумленно открыв рот, – и повалился назад. А в открытую дверь снизу уже полетели гранаты со слезоточивым газом и побежали солдаты, перепрыгивая через катящегося по ступеням Игоря.

– Стреляй! Блоха, стреляй! – заорал Мишка, но из багажного отделения ему под ноги тоже полетели гранаты, и он, пригнувшись, дал длинную очередь.

Блоха держал двумя руками пистолет – и не мог заставить себя нажать на спусковой крючок.

Невзрачный мужичонка закрыл платком нос и рот, вытащил сзади из-за пояса пистолет и выстрелил ему в затылок. Проволочные очки Блохи отлетели в сторону, он упал на какую-то тетку, та с ужасом оттолкнула его от себя.

Соня бросилась к нему, а когда мужичок обернулся к ней, в упор выстрелила в него раз, другой, третий.

Мишка стрелял в темноту багажного отсека, где вспыхивали огоньки ответных выстрелов.

Самолет заволокли клубы удушливого газа. Пассажиры с визгом, зажав голову руками, давя друг друга, лезли под кресла. Мальчишка-астматик бился в конвульсиях, царапая себе горло скрюченными пальцами. Мать, рыдая, пыталась поднять его на руки.

Соня, давясь дымом, нашарила ручку аварийного выхода, рванула ее и вытолкнула наружу дверь. Солдаты уже ворвались в первый салон, передний поскользнулся на пластмассовом пупсе. Соня обернулась, щуря слезящиеся глаза, подняла пистолет. Солдат стволом автомата ударил ее по руке, схватил за волосы и вышвырнул в дверь. Плеснув белым платьем, Соня упала с высоты на бетонку.

Мишка заорал страшным голосом, бросил автомат, поднял над головой гранату и выдернул чеку.

– Не стрелять! Граната! Не стрелять! – раздались крики.

Солдаты, тесня друг друга, бросились к выходу. Мишка гнался за ними, не переставая орать, слетел за ними по трапу, догнал того, кто выбросил Соню, и повалился с ним на бетон. Ударил взрыв.

Солдаты под руки выводили по трапу последних пассажиров. Один нес на руках мертвого мальчишку, следом двое вели теряющую сознание мать.

Игорь лежал около трапа, туфли пассажиров и солдатские сапоги ступали прямо перед его открытыми глазами. Поодаль был накрыт брезентом Мишка. Соня лежала, как сломанная кукла, в белоснежном платье на темном бетоне.

В опустевшем самолете, привалившись к креслу убитого охранника, сидел Блоха.

* * *

Женщина-конвоир ввела в кабинет Соню, осунувшуюся, с коротким ежиком недавно отросших волос.

– Садись, – кивнул следователь.

Соня села, безучастно сложив руки на коленях.

– Ты ничего не хочешь изменить в своих показаниях?

– Нет, – бесцветно ответила Соня.

– Может быть, ты вспомнила какие-то новые детали?.. Никто из пассажиров не показал с уверенностью, что именно ты стреляла в охранника…

Соня молчала.

– С тобой хочет встретиться один человек. Это против правил, но я решил пойти навстречу…

Следователь встал и открыл дверь. Вошел Богуславский – постаревший, сутулящийся.

– Буквально две минуты, – сказал следователь. Богуславский кивнул, и он вышел.

Борис Аркадьевич сел напротив.

– Здравствуй, Соня.

– Здравствуйте, – не поднимая головы, ответила Соня.

– Я… – У Богуславского предательски сорвался голос, он помедлил. – Я узнал, что ты беременна… На этот раз действительно беременна…

Соня молчала.

– Если ты скажешь, что ничего не знала об угоне, что ты всерьез выходила замуж и ничего не знала, что Игорь тебя обманул, – ты через два часа выйдешь отсюда. Я тебе обещаю.

Соня отрицательно покачала головой.

– Нет.

– Я тебя прошу… Я тебя прошу сказать, что мой сын тебя обманул, что ты такая же жертва, как другие пассажиры…

– Я не знаю, чей это ребенок, – сказала Соня.

– Это мой ребенок! – вскрикнул Богуславский. – Это мой внук! – он заплакал. – Это все, что у меня осталось в жизни… Соня… Девочка, я тебя прошу… Я тебя умоляю, скажи им это, и мы уедем отсюда вместе… – он вдруг встал на колени, поймал ее руку. – Я тебя умоляю! Ради всего святого…

Богуславский сидел за рулем. Соня сзади щурила отвыкшие от солнца глаза.

– Мы с твоей мамой уже все продумали, – торопливо говорил Борис Аркадьевич. – Сначала вы поедете в санаторий, здесь, под Москвой, – чтобы ты окрепла, набралась здоровья, подышала свежим воздухом. А потом, ближе к сроку, вы обе будете жить у нас…

Соня удивленно проводила глазами стоящий на перекрестке пустынных улиц бронетранспортер. Потом еще один.

– Что случилось? – спросила она.

– А? – мельком оглянулся Богуславский. – Брежнев умер… – Он продолжал увлеченно говорить о будущем ребенке.

Соня уже не слышала его. Она изо всех сил сжимала дрожащие губы, по щекам текли слезы…