Текст книги "Подвиг"

Автор книги: Юрий Коротков

Соавторы: Валерий Тодоровский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Юрии Коротков Валерий Тодоровский
Подвиг

Они родились на втором году космической эры. Так высокопарно было принято говорить тогда. В доме каждого из них в красном углу, как икона, висел портрет Гагарина – в гермошлеме или парадный, с геройскими звездами и орденами всего мира. И каждый с детства наизусть помнил кадры кинохроники: прощальный взмах рукой – «Поехали!», и столб огня, уносящий ракету в небо, и ликующие толпы людей по обе стороны проспекта, на балконах, на крышах, и цветы, летящие под колеса открытого лимузина, и ослепительная гагаринская улыбка.

Так больше не встречали никого и никогда, потому что гагаринским полетом закончилось время подвигов. Давно была выиграна война, покорен Север, на карте мира не осталось белых пятен, а в космос выстроилась длинная очередь за орденами и бледными отблесками гагаринской славы.

* * *

На огромном пустыре в Черемушках стоял до горизонта стальной лес подъемных кранов. В крайних котлованах были вбиты только первые сваи фундамента, а поодаль уже поднялись панельные этажи.

Был выходной, и полчища строительной техники замерли, уткнув ковши и тяжелые ножи в развороченную землю.

На краю котлована на складных походных стульчиках сидели Борис Богуславский, Инна Неверова и Леонид Блохин с женой Надей. На столе расставлена была нехитрая закуска: крабы и грибы, бутылка вина с пластмассовыми стаканчиками. Рядом играли на песчаном склоне дети.

У других котлованов тоже расположились компании будущих новоселов, там тоже выпивали и пели, танцевали под патефон.

– Привет соседям! – весело крикнули, подходя от троллейбусной остановки, молодожены с таким же точно сложенным столиком в сумке. – Это какой дом?

– Эти три корпуса – сто шестой! – крикнул в ответ Блохин.

– А где сто четвертый?

– Вон там! – указал Богуславский на бетонные сваи поодаль. – Правда, лифт еще не пустили! – и все радостно, с готовностью засмеялись.

– Не представляю! – развела руками Надя. – Не могу представить! Целая квартира – и вся моя! Никаких соседей! Захочу – залезу в ванну и буду целый день мыться, с утра до вечера, и никто не выгонит!

– Ну да! – капризно ответила Инна. – Никаких соседей! А я такая рассеянная – я чайник на плите забываю, кто выключит? Я на третий день пожар устрою… А кто ребенка из сада заберет, накормит? Кому его оставить, когда уходишь?

– Вон там детский сад будет, – указал Богуславский на другой котлован. – А там школа. Договоримся – кто первый возвращается, всех троих забирает.

– У тебя все проблемы, Инна, оттого, что ты не замужем, – назидательно сказала Надя.

– А вот ты теперь невеста с жилплощадью – мы тебя замуж и выдадим! – засмеялся Блохин.

– Еще чего! – фыркнула Инна. – Чтобы какой-то тип лежал в моей квартире на моем диване, читал газету и еще обед требовал! Бр-р-р… Нет уж, я женщина свободная: позову – пришел, надоест – пошел вон!

Надя укоризненно покачала головой.

Блохин разлил вино, поднял было стакан, собираясь сказать тост, – и поставил обратно на стол.

– Нет, я так не могу! – он покосился на сидящего неподалеку молчаливого мужчину с крупным грубоватым лицом. – Противное ощущение, будто в рот заглядывают! Пусть тогда с нами сидит, что ли! Как его зовут-то?

– Э-э… товарищ Шищенко! – неловко кашлянув, обратился к мужчине Богуславский. – Действительно, подсаживайтесь к нам. Немножко выпьем…

– Не положено, – коротко ответил тот.

– А что я могу сделать? – виновато сказал вполголоса Богуславский. – Сам никак не привыкну. Начальнику отдела положен охранник, хочу я того или нет.

– Не смеши! – отмахнулся Блохин. – От кого тебя охранять? Он теперь за каждым твоим шагом следит и отчеты пишет. Сегодня напишет – за что пили и сколько выпили.

– Тише, – взмолилась Надя. – Неудобно. В конце концов, у него своя работа.

– Давайте знаете за что выпьем? – сказал Богуславский. – За первый полет! За Гагарина! Не будь первого полета, может, у нас этих квартир бы не было.

– Поехали! – подхватили все хором, чокаясь стаканами.

– За Гагарина! – не удержавшись, ехидно доложил Блохин охраннику.

Надя досадливо толкнула мужа коленом.

Соня Неверова, нарядно, как мать, одетая и причесанная, с золотыми сережками в ушах, толстый Игорь Богуславский и Женя Блохин в таких же, как у отца, проволочных очках с выпуклыми стеклами строили город из песка на склоне котлована.

– Больше не хочу, – капризно сказала Соня, бросила лопатку и встала, отряхивая руки.

– Давай достроим, – сказал Игорь. – Чтобы вот такой большой был!

– Надоело! – Соня растоптала песочные дома туфельками. – Давайте в любовников играть! Ты будешь новый, – назначила она Игоря, – я на тебе буду жениться. А ты будешь старый, – указала она на Женю, – и будешь ревновать!

– А как? – удивился Женя.

– Мы будем целоваться, а ты будешь смотреть и плакать. Иди сюда, – она подтащила к себе Игоря. – Боже мой, какой ты неловкий!

Она вытянула губы, и Игорь, растопырив руки и зажмурившись от счастья, поцеловал ее.

– Ревнуй! – велела она Жене.

Но тот не стал ревновать и плакать, он молча подошел, оттолкнул Игоря и сам по-хозяйски поцеловал Соню.

– Так нечестно! – плаксиво сказал Игорь. – Она на мне женится, а не на тебе!

– Мальчики, не ссорьтесь, – томно сказала Соня. – Я женщина свободная.

Игорь растерянно переминался в стороне.

– А… а давайте… Давайте в космос полетим! – вдруг отчаянно выпалил он. – Вон там, я покажу!

– Давайте! – захлопала в ладоши Соня. – Я буду Терешкова, а Женя – Николаев, мы полетим в космос и поженимся!

– Я буду Николаев! – крикнул Игорь. – Я игру придумал!

– Нет, я! – твердо ответил Женя.

– А я быстрей тебя полечу! – Игорь вперевалку побежал через котлован. Соня и Женя бросились следом.

Борис Богуславский играл на гитаре, Инна и Надя подпевали:

 
Заправлены в планшеты космические карты,
И штурман уточняет в последний раз маршрут.
Давайте-ка, ребята, присядем перед стартом,
У нас еще в запасе четырнадцать минут.
Я верю, друзья, караваны ракет
Помчатся вперед от звезды до звезды.
На пыльных тропинках далеких планет
 Останутся наши следы!..
 

– Новые дома, новая власть, новые надежды – это символично, – сказал Блохин. – Кукурузного короля, наконец, скинули…

– Начинается… – недовольно сказала Надя.

– Господи! – в отчаянии воздел руки Богуславский. – Это выше моего разумения! У нас есть космос, любимое дело, наше дело – ну объясни мне, дураку, какая тебе разница, кто сидит в Кремле? – понизил он голос. – Лишь бы не мешали!

– Я думаю, ты сам прекрасно все понимаешь. Когда Хрущев отбирал кандидатов на полет – это дикость! Когда он указывал писателям, что писать, а ученым, о чем думать, – это первые симптомы болезни общества!.. Не делай страшные глаза! – отмахнулся он от жены, которая умоляюще прижимала палец к губам, указывая глазами на охранника. – Не те времена, слава богу! Я говорил и буду говорить то, что думаю!.. Нельзя пускать в космос человека, который стучит ботинком по трибуне ООН и обещает показать всему миру кузькину мать! Не бывает чистой науки. Мы работаем на государство, и надо четко понимать, какое оно. Ракетчики, которые работали в фашистской Германии, были преступниками, потому что работали на преступное государство!

– Надоело! – капризно сказала Инна и встала. – Мальчики, не ссорьтесь!.. А где дети?

Все растерянно огляделись. Около песочного города на склоне разбросаны были лопаты и формочки, самосвалы и Сонины куклы.

– Только что были здесь… – сказала Надя.

– Пойдем поищем. – Борис отложил гитару. – Тут ям полно. Не дай бог…

Борис и Инна спустились по песчаному склону. Охранник тотчас поднялся и встал на краю котлована.

– Кто тебя за язык тянет? Ты договоришься когда-нибудь… – торопливо зашептала Надя Блохину у него за спиной.

Женя, Игорь и Соня карабкались по железной лестнице подъемного крана. Выбрались на узкую площадку, тяжело дыша.

– Я Николаев!

– Нет, я!

Соня с улыбкой переводила глаза с одного на другого.

– Она на мне женится!

– Нет, на мне!

Женя и Игорь наперегонки полезли дальше. Соня следовала за ними.

У Игоря вдруг проскользнула рука, он невольно глянул вниз – и замер, судорожно вцепившись в ступени. Соня и Женя выбрались на следующую площадку, оглянулись оттуда на висящего внизу Игоря и засмеялись. Соня показала ему язык. Женя победно взял ее за плечи и поцеловал в подставленные с готовностью губы.

Игорь попытался двинуться с места – и не смог отпустить спасительную ступеньку. Он заплакал от бессилия, отчаяния и ужаса.

Борис и Инна шли по котловану, оглядываясь и окликая детей.

– Ну, как живешь? – спросил Борис.

– Весело, как всегда.

– Не заходишь.

– До тебя теперь не доберешься, товарищ начальник, – усмехнулась Инна. – К тебе на прием записываться надо. Да и не привыкла я под присмотром гулять, – кивнула она на охранника, который бдительно наблюдал за ними сверху. – Господи, да где же они? Не сквозь землю же они провалились?..

– Не жалеешь? – спросил Борис.

– Нет. Во-первых, ты знаешь мое правило – ни о чем никогда не жалеть. А во-вторых… Вы бы все поперессорились из-за меня. А теперь – у всех все хорошо, и у тебя, и у Блохина с Надей… Слышишь?.. – она оглянулась. – Сонин голос… Да куда ж они делись, господи?!

– А знаешь, скажи одно слово – и я бы все бросил.

– Ой, не зарекайся! А вдруг скажу! – Инна весело захохотала, откинув голову. И вдруг побелела, ловя открытым ртом воздух, схватившись за сердце.

Борис глянул вверх – и тоже остолбенел на мгновение: с открытой площадки на верхушке крана весело махали им Соня и Женя – крошечные фигурки на краю пропасти. Чуть ниже виден был Игорь.

Борис бросился к крану. Следом мчались уже Блохин и отставший охранник. Перепрыгивая через трубы и лежащие сваи, оскальзываясь на сыпучем песке, они добежали до стальных колес крана.

– Только не двигайтесь с места! – прокричал Блохин, сложив руки рупором. – Не двигайтесь!

Охранник попытался было остановить Богуславского, тот молча оттолкнул его от лестницы и следом за Блохиным полез наверх, задыхаясь, одним прыжком преодолевая площадки. Матери остались внизу, протягивая руки, будто надеясь удержать детей на краю.

Богуславский добрался до рыдающего в голос Игоря и замер, всем телом прижав его к лестнице.

Блохин ступил на площадку. Здесь был ветер, казалось, что стальная башня крана раскачивается.

– Все нормально… Только не двигайтесь. Держитесь за поручень, – улыбаясь дрожащими губами, говорил он, медленно, чтобы не испугать, переступая по скользкой площадке, приближаясь к детям. – Все хорошо… Смотрите на меня… Вот так…

Когда остался шаг, он метнулся вперед, цепко схватил обоих, прижал к себе и отшатнулся от пропасти.

* * *

В морозных утренних сумерках проступили очертания домов: типовой панельный микрорайон – двенадцатиэтажные коробки стройными рядами, детский сад и школа. Засветилось первое окно, второе, потом стали загораться одно за другим…

В темной комнате зазвонил будильник. Соня выскользнула из постели в длинной ночной рубашке, взяла звонящий будильник, отнесла в комнату матери и поставила на тумбочку в изголовье. Из-под одеяла появилась рука, пошарила по тумбочке. Соня отодвинула будильник чуть дальше.

– О господи… Я вырастила маленькую садистку… – Мать наконец нащупала будильник, выключила и села с закрытыми глазами.

– Мам, я вчера забыла сказать: я получила двойку по математике. А сегодня контрольная по физике… Ты слышишь, мам?

– Я слышу… – медленно повторила Инна Михайловна, покачиваясь с закрытыми глазами, как сомнамбула. – Вчера ты получила двойку по математике… Сегодня ты получишь двойку по физике… Завтра ты можешь получить двойку по химии… Все это мелочи жизни. Главное, чтобы морщин на чулках не было… – И она опять упала головой на подушку.

Соня включила газ под чайником. Взяла сигнальный фонарик, встала коленями на стул, облокотившись на подоконник, и трижды мигнула в окно…

Леонид Федорович и Блоха, оба тощие, в круглых проволочных очках, в одинаковых трусах и майках, сидели напротив, склонившись с двух сторон к старенькому приемнику.

Сквозь космический вой глушителей прорывался «Голос Америки».

– Женя, после школы зайди в гастроном, – велела Надя, отсчитывая деньги. – Там вчера сливочное масло выбросили. Если дают по двести граммов в руки – займи очередь два раза…

– Тише! – хором взмолились отец и сын.

– Господи, когда же это кончится! Я разобью когда-нибудь ваш приемник!

– Мам, но мы ведь должны знать, что происходит в мире! – сказал Блоха.

– А меня интересует, что происходит в этом сумасшедшем доме! – закричала Надя. – Я, как ишак, после работы тащусь по магазинам, а им некогда – они мировые проблемы решают!

Утро привычно начиналось со скандала, но тут Блоха заметил фонарик в доме напротив и помчался в свою комнату. Пристроился у окна и замигал в ответ. Потом направил фонарик на дом справа…

Борис Аркадьевич Богуславский сидел на прокуренной кухне над бумагами. Вошел Игорь в школьной форме.

– Ты почему до сих пор не спишь? – не отрываясь от бумаг, спросил отец.

– С добрым утром, пап, – ответил Игорь.

Борис Аркадьевич растерянно оглянулся на висящие за спиной часы, часто моргая уставшими глазами.

– Тогда почему ты еще не в школе? – спросил он.

Игорь глянул в окно и бросился в свою комнату.

Три фонарика перемигивались над темным двором…

Блохин и Блоха вышли на лютый мороз без пальто, уверенно расправив плечи, с одинаковыми тощими портфелями – Леонид Федорович в бесформенном берете, Блоха с непокрытой головой. На углу они расстались – Блохин свернул к остановке троллейбуса. Блоха зашагал дальше.

Борис Аркадьевич с Игорем вышел из подъезда к поджидающей его черной «Волге».

– Что-то я хотел тебе сказать… Здравствуйте, товарищ Шищенко. – кивнул он охраннику. – А! Напомни вечером, чтобы я проверил твой дневник, – сказал он и сел в машину.

Игорь в пальто с поднятым воротником и ушанке, из-под которой торчал один нос, пожал руку Блохе.

– Ты что! Околеешь, – сказал он.

– Возможности человеческого организма безграничны, – постукивая зубами, бодро ответил Блоха.

– Да, но зачем их расходовать раньше времени?

– Я готовлюсь. А ты совсем не закаляешься, только обещаешь каждый раз…

Разговаривая, они подошли к Сониному дому.

Инна Михайловна и Соня появились в одинаковых шубках и платках.

– Меня не жди. Поужинай и ложись спать, – сказала Инна Михайловна. – Не сиди до ночи перед телевизором. И перестань, наконец, мерить мои платья. – Они поцеловались на прощанье.

– Привет, – сказала Соня Игорю и Блохе. – Тебе не холодно?

– Ерунда! – небрежно ответил Блоха, не попадая уже зуб на зуб.

Игорь взял у Сони портфель, и они направились к школе, откуда доносился пронзительный звонок.

Классный руководитель Марксэна Александровна – ярко крашенная, с необъятным бюстом, распирающим строгий пиджак, – писала на доске большими русскими буквами испанские слова.

Плечистый в отца переросток Мишка Шищенко, развалившись на «камчатке», поглядывал на Соню, которая шепталась с Блохой за партой у окна. Оторвал зубами кусок промокашки, пожевал, приставил к губам бумажную трубку и выстрелил через весь класс ей в шею. Соня обернулась и презрительно повертела пальцем у виска.

– Это песня чилийских коммунистов, – торжественно сказала Марксэна, вытирая испачканные мелом руки. – С этой песней чилийцы, в том числе и ваши ровесники, с гордо поднятой головой шли на смерть в пиночетовских застенках… А не занимались черт-те чем на уроках, как ты, Шищенко! – обернулась она.

Марксэна села, сняла под столом нога об ногу тесные туфли.

– Вы знаете, что мировая общественность вырвала из рук фашистов товарища Луиса Корвалана и скоро он прилетит в Москву…

Она блаженно пошевелила пальцами ног.

– Мы встретим его этой песней! В полный голос, задорно, уверенно – три-четыре…

Класс нестройно запел, читая слова с доски. Марксэна дирижировала.

Наверху, в спортзале, гулко бухал подкидной мостик – там прыгали через коня. За стеной, в слесарной мастерской, рубили зубилом железный лист. Иногда эта какофония волшебным образом вдруг совпадала с чеканным ритмом песни.

Игорь на первой парте перед Марксэной, распевая громче всех, чуть сполз на сиденье, дотянулся ногами до ее туфель, аккуратно зажал их носками ботинок и передал под партой назад. Блоха принял эстафету.

Одноклассники, с трудом сдерживая смех, все громче и воодушевленнее пели, наблюдая, как лакированые лодочки уплывают в конец класса и исчезают в мусорном ведре.

После уроков все гурьбой шли мимо заснеженного котлована.

– Я царь горы! – заорал вдруг Игорь. – Кто на меня?!

Все как по команде побросали портфели, и на горе закипела битва. Облепленные снегом с головы до ног, забыв обо всем на свете, мальчишки и девчонки штурмовали гору. Новый «царь горы» руками и ногами спихивал карабкающихся снизу обратно и тут же сам летел кувырком, а его место занимал следующий.

– Атас! Шищенко! – крикнул кто-то.

Мишка с разбега столкнул под горку целую толпу и прочно встал на вершине. Он не толкался вполсилы, как остальные, а ожесточенно швырял противников вниз и, если все-таки падал, – тут же зло и целеустремленно бросался в атаку. Потом, улучив момент, облапил Соню и покатился с ней по склону.

– Отстань! – Соня вырвалась и оттолкнула его.

Блоха добрался почти до вершины, когда на него повалилась новая толпа. Кувыркаясь друг через друга, они съехали на дно котлована. Очки залепил снег, кого-то на мгновение прижало к нему лицом к лицу в гуще хохочущей толпы, так что он почувствовал на щеке горячее дыхание, по губам его скользнул крестик на скользкой цепочке, и вслед за тем девчонка вдруг быстро поцеловала его.

Когда Блоха наконец поднялся и протер очки, одноклассники уже карабкались по склону, другие летели им навстречу. Он неуверенно тронул за руку отряхивающуюся рядом девчонку – та отмахнулась, не глядя, и снова ринулась в бой.

Он один стоял посреди битвы, озираясь с глупой улыбкой, заглядывая в лица девчонок, напрасно ожидая ответного взгляда, улыбки – хоть какого-нибудь сигнала.

Соня махнула на прощанье варежкой и побежала к своему дому. Игорь и Блоха пошли дальше вдоль двора.

– Слушай! – восторженно зашептал Игорь. – Я нарочно на Федотову упал и вот так зажал, пока кувыркались. Представляешь, у нее буфера вот такие! – показал он растопыренными пальцами. – Даже сквозь пальто торчат! Хочешь, я тебя в следующий раз на нее толкну?

– Ага… – рассеянно откликнулся Блоха. Через пару шагов как бы между прочим спросил: – Ты не знаешь, кто у нас из девок крест носит?

– Да ты что! – пожал плечами Игорь. – Марксэна увидит – убьет… А что?

– Ничего. Ну пока…

Утром в классе Блоха испытующе разглядывал одноклассниц. Одна только оглянулась мельком, другая недоуменно уставилась на него, третья показала язык. Тогда Блоха стал гипнотизировать взглядом сидящую перед ним пухлую соседку Игоря Федотову.

Та скосила на него большие коровьи глаза, кокетливо заулыбалась. Блоха, еще не веря, расплылся в ответной улыбке. Улучив момент, он чуть приподнялся, пытаясь заглянуть ей за воротничок формы.

– Блохин, ты плюс ко всему еще и сексуальный маньяк? – обернулась от доски Марксэна. – Что ты надеешься найти там у Федотовой?

Одноклассники радостно заржали, Федотова торопливо прижала форму на груди. Блоха покраснел до ушей.

На катке, украшенном разноцветными гирляндами, звучно резали лед коньки, играла музыка. Толпа – поодиночке и парами – двигалась вокруг огромной елки. Длинноногий парень на беговых «ножах» стремительно проносился между «чайниками». Соня на «фигурках» легко кружилась, прыгала с ноги на ногу. Блоха, спотыкаясь на каждом шагу, неуклюже взмахивая руками, ловил равновесие. Игорь ехал рядом, настороженно поглядывая по сторонам.

Неожиданно навстречу им из толпы вылетел Мишка Шищенко на хоккейных «канадах» и подсек клюшкой Соню. Она упала на колени.

– Ну, ты!.. – Блоха, беспомощно спотыкаясь, бросился к Мишке. Тот отъезжал назад, подманивая его к себе, ускользая из самых рук.

– Спасите, убивают! – заорал он, обхватил Соню и спрятался за ней. – Держите его, он бешеный!

Налетевший Мишкин приятель сорвал с Блохи шапку, а другой толкнул в сугроб.

– А ну, кончайте, пацаны! – крикнул кто-то.

Соня, держась за разбитое колено, доковыляла до скамейки и стала расшнуровывать ботинки.

– Больно? – спросил Игорь. – Давай помогу.

Соня, едва сдерживая слезы, помотала головой.

Они вышли с катка. Соня хромала, прикусив от боли губу.

– Эй, чего так скоро? – двое Мишкиных приятелей, посмеиваясь, шли следом. – Уже накатались?

– Детское время! Спокойной ночи, малыши!

– Не оборачивайтесь, – вполголоса сказал Блоха.

Они вышли между домами к улице. Здесь дожидался их сам Шищенко и еще двое.

К остановке подкатил автобус, открыл двери.

– Бежим, – шепнул Игорь. – Успеем!

– Нет, – коротко ответил Блоха.

Они подошли вплотную к перегородившей тропу компании.

– Дай пройти, – спокойно сказал Женька.

– Пожалуйста! – Мишка отступил и шутовски повел руками. – Кто тебя держит?

Блоха прошел мимо, следом Игорь.

– А ты куда? – Мишка схватил Соню.

– Не трогай ее, гад! – Женька бросился было к нему, но ему подставили подножку. Двое навалились на Блоху; двое на Игоря, выкрутили руки за спину.

– А вы поцелуйтесь, тогда отпущу! – весело сказал Мишка.

Игоря подтащили лицом к лицу к Соне.

– Ну? Горько! Горько!

Игорь, пряча глаза, коснулся губами ее щеки.

– Ладно, отпустите его, – сказал Мишка, – а то к папеньке побежит жаловаться. Теперь ты! – велел он Блохе.

Игоря оттолкнули в сторону, за спины, а Блоху подвели к Соне. Она беспомощно смотрела на него, по щекам катились слезы.

– Очки сними, – попросил Женька.

Мишка снял с него очки и сунул ему в карман. Блоха напрягся и изо всех сил ударил его лбом в лицо.

Соня плакала, сидя в снегу, уткнув лицо в варежки. Блоха стирал снегом кровь из-под разбитого носа.

– Отцу скажу… – плачущим голосом сказал Богуславский. – Он их посадит всех. Из Москвы выкинет на сто первый километр!

– Не вздумай, – Блоха осторожно пощупал набухающий желвак под глазом и надел очки.

– Почему?!

– Потому.

Дома Блоха бросил коньки в угол и сразу прошел в свою комнату. На кухне собрались друзья отца, негромко пели под гитару, склонившись над столом:

 
Снова, снова – громом среди праздности,
Комом в горле, пулею в стволе:
«Граждане, Отечество в опасности!
Граждане, Отечество в опасности!
Наши танки на чужой земле!»…
 

Леонид Федорович проводил глазами сына. Выждав минуту, вошел к нему. Блоха сидел над книгой, отец повернул его лицом к себе.

– Упал? – спросил он.

– Угу.

Леонид Федорович понимающе кивнул.

– Ты часто падаешь в последнее время. И все как-то неудачно приземляешься.

Блоха молчал.

– Я не собираюсь вмешиваться в твои дела. Но вдвоем нам было бы проще найти выход…

Дверь распахнул Шищенко-старший в тельняшке, тренировочных штанах на подтяжках и с вилкой в кулаке. Дожевывая, он недоуменно оглядел Леонида Федоровича, потом заметил и Блоху с фонарем под глазом.

– Вы отец Михаила Шищенко? – официально спросил Леонид Федорович.

– Да. А в чем дело?

– Дело в том, что ваш сын со своими дружками каждый день бьет Женю в школе и после школы. Впятером на одного. Мне это надоело…

– Мишка, сюда! – гаркнул Шищенко через плечо.

Из комнаты появился Мишка, тоже с вилкой, увидал Блоху с отцом и презрительно скривился.

– Твоя работа? – грозно спросил Шищенко и, не дожидаясь ответа, влепил ему звучный подзатыльник. – Ну, ты у меня сейчас запляшешь…

– Прекратите. Это ничего не изменит, – сухо сказал Леонид Федорович. – Пусть они сами разберутся. Мы, собственно, пришли, чтобы вызвать вашего сына на дуэль.

– Чего? – Шищенко озадаченно сдвинул брови, соображая. – Какая еще дуэль?.. Да Мишка вашего отделает под орех!

– Пусть это будет у меня на глазах, а не в школе под лестницей, – ответил Леонид Федорович. – В общем, мы ждем вас на горке. – И они с Блохой пошли вниз.

– Эй! – Шищенко засмеялся. – Как вас… Товарищ Блохин! Вы что, спятили? Заходите, выпьем, разберемся, как нормальные люди!

– Если вас через десять минут не будет, мы будем считать, что вы струсили. И завтра об этом будет знать вся школа, это я вам обещаю!

Блоха с отцом молча ждали на снежной горе у котлована. Светились в морозной мгле окна домов.

Наконец появились Шищенки и встали напротив, ухмыляясь.

– Ну что, не передумали еще? – весело крикнул старший. – Ну, смотрите, сами напросились! Я тут ни при чем!

– Три раунда по две минуты, – спокойно объявил Леонид Федорович. – Лежачего не бить. Начинать и расходиться строго по сигналу.

Блоха снял пальто и свитер и закатал рукава рубашки.

– Эх, замерзнет, – сокрушенно сказал Шищенко, прикуривая. – Давай, Мишка, кончай скорее, а то заболеет парень.

Мишка злорадно загоготал.

Леонид Федорович снял с сына очки и засек время.

– Сходитесь, – скомандовал он. – Начали!

Блоха подошел к Мишке. Тот стоял, сунув руки в карманы тулупа.

– Ну, ударь! – насмешливо процедил он.

Блоха размахнулся и врезал ему по зубам.

– А ну, еще ударь! – угрожающе сказал Мишка, вытаскивая кулаки из карманов.

Блоха ударил еще. Мишка ринулся на него и замолотил кунаками. Блоха упал, Мишка, едва дождавшись, пока он поднимется, снова попер вперед, ожесточенно сопя.

– Во дает! Танк! Весь в меня! – радостно засмеялся Шищенко. – Как надоест – скажите, а то поздно будет! Дуэль, ха-ха-ха! Пушкин! А ну, давай, Мишка, врежь ему! По соплям!

Леонид Федорович невозмутимо смотрел на секундную стрелку.

– Стоп! – крикнул он.

Мишка, отдуваясь, подошел к отцу. Тот одобрительно похлопал его по плечу. Леонид Федорович платком вытер кровь с разбитых губ сына.

– Сила тут ничего не решает, – сказал он. – Если ты знаешь, что прав, – значит, ты победишь. Больше двигайся, – он подтолкнул Блоху вперед. – Второй раунд! Начали!

И снова Мишка принялся дубасить Блоху. Тот падал уже после каждого удара и все труднее поднимался. Но и Мишка устал, его хватало только на один удар, он надеялся, что уж теперь Блоха точно не поднимется, но тот упрямо, упираясь в снег дрожащими пальцами, вставал.

– Давай, врежь как следует! – азартно кричал Шищенко. – Что ты, как мухобойкой по окну!

– Стоп! – скомандовал Леонид Федорович. Мишка, задыхаясь, выдувал, как паровоз, клубы густого пара. – Если ты будешь только защищаться, ты никогда и никого не победишь, – сказал Леонид Федорович Блохе. – У тебя последний шанс. Пли ты сейчас выиграешь, или будешь молча терпеть до конца школы. А потом появится какой-нибудь другой Шищенко… Последний раунд!

Дуэлянты снова сошлись. Теперь Блоха пошел напролом, прямо на Мишкины кулаки. Пока Мишка, взмокший в своем тяжелом тулупе, замахивался, Блоха успевал вмазать ему три раза. Мишка не привык получать по физиономии, он уже не дрался, а только пытался навалиться на Блоху, как медведь. А тот своими острыми жилистыми кулаками раскровил ему губы и нос.

– Эй!.. Эй… – забеспокоился Шищенко. – Все, заканчивай… – Он двинулся было к пацанам.

– На место! – властно крикнул Леонид Федорович. – Еще тридцать секунд!

Мишка отступал, вслепую размахивая руками, – и повалился с горки в котлован, в обнимку с Блохой, а тот, съезжая по склону на поверженном враге, яростно, как заведенный, лупил его обеими руками:

– Это тебе за Соню, гад! И за Игоря! И за всех! За всех!

– Эй, оттаскивай своего! – заполошно кричал Шищенко, пытаясь отодрать Блоху от Мишки.

– Конец третьего раунда! – невозмутимо объявил Леонид Федорович.

Мишка плакал, хлюпая разбитым носом, – не столько от боли, сколько от обиды и унижения. Шищенко торопливо повел его к дому, подталкивая в спину.

– Я так не оставлю! – крикнул он. – Дуэль, чего придумал! Интеллигент сраный! В школу пойду, к директору так и знай!.. А ты, дурак! – он на ходу врезал Мишке по шее. – С очкариком справиться не можешь, размазня! Дома еще добавлю!

Леонид Федорович спокойно пожал руку сыну. Тот первым делом надел очки, вытер под носом – и замер, глядя на кровь на ладони. Судорожно сглотнул, закатил глаза – и повалился без чувств.

Соня, Блоха и Богуславский возвращались из школы. Около гаражей их поджидал Мишка Шищенко.

– Слышь, Блоха, отойдем на пару слов.

Женька отдал портфель Игорю.

– Сейчас догоню… – он отошел с Мишкой к гаражам, держа наготове кулаки в карманах. – Ну?

– Ты это… – Шищенко оглянулся на Соню и Богуславского, остановившихся поодаль. – Ты не сказал никому, что ли?

– О чем?

– Ну… про дуэль…

– Зачем? – сухо ответил Блоха. – Дуэль касается только двоих.

– Поклянись, – недоверчиво сказал Мишка.

Блоха только пожал плечами и двинулся дальше.

– Эй, погоди… – торопливо остановил его Мишка. – Пойдем, чего покажу…

Ступая след в след по сугробу, они обошли гаражи, и Мишка отодвинул крайнюю доску:

– Заходите.

Он включил тусклую лампочку. Посреди гаража стоял на кирпичах безколесный ржавый «виллис».

Под ноги им бросился, скуля, пестрый щенок.

– Ой, какой славный, – Соня присела и погладила его.

– Не порть собаку… – сурово сказал Шищенко. – Джульбарс, ко мне! Ко мне, я сказал! – он оттащил щенка. – Осенью в котловане нашел, – пояснил он. – Говорят, если овчарку воспитаешь, то на границу служить возьмут.

– А ты уверен, что это овчарка? – с сомнением спросил Богуславский.

– Да ты что! На уши посмотри! А морда! Он и служить умеет. Джульбарс, охраняй! – Мишка указал на вход и подтолкнул щенка.

Джульбарс тотчас, маша хвостом, подбежал к Соне.

– Это он просто к девчонкам не привык… – смутился Мишка. – Идите сюда!

У дальней стены, отгороженной от входа «виллисом» и завалом старых вещей, был обжитой закуток: продавленный диван, кресло, колченогий стол и торшер без абажура. На стене висели вытертые по складкам карты, морской бинокль и пустая кобура.

– Мой штаб, – сказал Мишка. – Только поклянитесь, что ни один человек, кроме вас, не узнает!

– А карты откуда? – Игорь, развалившись в кресле, разглядывал карты в бинокль.

– В школе стырил, когда на море сбежал.

– Ты из дома бегал? – спросил Блоха.

– Три раза, – гордо сказал Мишка. – Тем летом чуть-чуть не добрался – в Симферополе с поезда сняли.

Игорь перевел бинокль с Южной Америки на карту Советского Союза, повел от Москвы вниз, нашел Симферополь.

– А ночевал где? – спросил Блоха.

– В поезде, на вокзале. В лесу один раз.

– Летом – это ерунда, это каждый сможет, – небрежно сказал Игорь. – А в снегу, в палатке сможешь, как полярники?

– Зачем? Холодно же, – удивился Мишка.

Блоха три раза стукнул по деревянному подлокотнику дивана.

– Давай скажем, – обернулся к нему Игорь.

– А отец? – вполголоса ответил Блоха.

– А что отец? – услышал Мишка. – При чем тут мой отец?

– Ты знаешь, где он работает?

– В космическом институте. Там же, где и ваши.

– Твой отец работает в КГБ, – четко, как приговор, сказал Блоха.

– Ну и что?.. – растерялся Мишка. – Он… он в морском десанте воевал, понял? Вон кобура его и бинокль! У него три ордена, понял? Его потому и в охрану взяли!.. Эх, вы! Я вам свой штаб показал…