Текст книги "Подвиг"

Автор книги: Юрий Коротков

Соавторы: Валерий Тодоровский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Мишка, прищурившись, оглядел дюралевый обвод байдарки и показал Блохе:

– Нормально?

– Криво! – тотчас сказала Соня.

– Более-менее, – оценил Блоха.

– А я говорю – криво!

– Да почему криво-то? – пожал плечами Игорь.

– Потому что у него руки кривые! – зло крикнула Соня. – Все, что ни делает, все сикось-накось!

– Не заводись, – миролюбиво сказал Игорь. – Мы с Блохой тоже купались – и ничего…

– Хорошо, – терпеливо сказал Мишка. – В какую сторону выгнуть?

– Сам смотри! – крикнула Соня, не найдя, к чему придраться, и отошла к палатке.

Ужинали уже затемно у костра. Мишка, как обычно, жадно ел, склонившись над тарелкой. Соня исподлобья смотрела на него над огнем.

– Р-р-р-р… – зарычала она.

Мишка спокойно глянул на нее и продолжал есть.

– Р-р-р-р-гав!

– Ну что ты, Соня, в самом деле, как ребенок! – не выдержал Игорь.

Соня бросила полную тарелку и ушла к берегу.

Игорь с Блохой удивленно переглянулись.

Соня сидела на корточках у воды, обняв себя за плечи. Мишка подошел, молча взял ее за руку и повел в лес. Соня слабо пыталась освободиться, но покорно шла. У громадной сосны он развернул ее к себе лицом, поднял свитер и стал целовать грудь. Соня напряженно выпрямилась, обхватив сзади шершавый ствол.

Игорь вылез из палатки, зачерпнул чаю из котелка над чуть тлеющим костром, огляделся.

– Соня!.. – позвал он. – Шиша!.. Эй, вы где?..

Не дождавшись ответа, Игорь крадучись двинулся в лес.

– Товарищ Шищенко! – грозно сказал он. – Гражданка Неверова! – пропищал он фальцетом. – Коллектив не дремлет!.. Мы, конечно, понимаем, что природа располагает к необдуманным поступкам, – продолжал он, озираясь. – Но считаю гражданским долгом напомнить, что моральный кодекс строителя коммунизма ставит общественное выше личного, а правила социалистического общежития гласят буквально следующее…

Он осекся и замер, глядя в темноту, где сплелись бледные тени и слышалось прерывистое громкое дыхание и сдавленный мучительный стон. Отступил назад и пошел наугад, отмахиваясь от хлещущих по липу веток. Запнувшись о корягу, оказался вдруг по пояс в воде, плеснул в лицо из реки, затравленно огляделся и бросился к палатке. Вытащил из рюкзака в изголовье бутылку водки. Пробка не поддавалась, он зубами содрал ее и стал пить из горлышка.

Блоха вынырнул из спальника с фонариком и книгой. Игорь торопливо отвернулся.

– А Шиша с Соней где?

– Мирятся, – не оборачиваясь, сказал Игорь.

– А-а… Слушай, Кестлер пишет… Э! – заметил Блоха водку. – Договаривались же – только в медицинских целях!

– Можешь вычесть мою долю, – ответил Игорь.

– Слушай! – Блоха в восторге стал читать, водя фонариком по странице. – «Всякое техническое открытие приводит к изменениям в экономической системе, но массы далеко не сразу постигают сущность этих изменений. Каждый новый этап технического прогресса опережает политическое сознание масс. Часто он осознается только следующим поколением, и только при нем достигается необходимый уровень демократии»… Ты понял? – он толкнул Игоря в спину. – В шестьдесят первом году начался космический век, а политическое сознание масс осталось на уровне паровой машины!..

Игорь кивал, не слушая, давясь слезами.

– Гагарин первый увидел наш шарик из космоса, – философствовал Блоха. Байдарки скользили рядом по тихой воде под нависающими с берегов ивами. – Что такое космическое мышление? Это осознание планеты как единого дома, не делимого на политические системы, без границ, без подавления государством личности. То есть приоритет человеческих ценностей…

– А знаете, что во всем этом логическом построении забавного? – продолжал Блоха, когда они с Соней и с Игорем чистили рыбу на песчаной отмели. – Если рассуждать абстрактно, то наши родители подготовили переход человечества к космическому мышлению. То есть, сами того не сознавая, выкопали могилу этому строю. Нашему поколению осталось только его подтолкнуть и закопать коммунистическую идею…

Соня сидела голова к голове с Игорем. Мельком глянула на него. Тут же снова подняла глаза, отвела тыльной стороной ладони волосы с лица, в упор испытующе глядя на него. Игорь чувствовал ее взгляд и упрямо смотрел вниз, все ниже опуская голову. Соня быстро стрельнула глазами на увлеченно болтающего Блоху…

Мишка вынырнул с ликующим воплем, победно вскинул над головой бьющуюся на гарпуне огромную рыбину.

– А вот некоторые – не будем указывать пальцем – до сих пор остались на уровне первобытного мышления, – громко сказал Блоха. – И пляшут ритуальные танцы вокруг костра…

Мишка оттянул ему футболку на спине и опустил скользкую рыбину за шиворот. Блоха вскочил и заплясал на месте, вытряхивая рыбу.

– И шуточки у них пещерные! – заорал он.

За излучиной послышался стук мотора, появилась большая надувная лодка. Уткнулась в отмель рядом с байдарками, и на берег вышли два парня в разрисованных штормовках.

– Добрый день, – сказал старший, по-хозяйски оглядываясь. – Вы из какого клуба?

– «Юный ленинец», – усмехнулся Игорь.

– Дикари, – уверенно сказал второй парень.

– У вас пропуск на маршрут есть? – спросил старший. – Нет? Собирайтесь, подбросим до станции.

– И здесь пропуск! – сказал Блоха. – А дышать без разрешения в этой стране можно?

– А вы, собственно, кто? – спросила Соня.

– Контрольно-спасательная служба.

– А нас не нужно спасать, – враждебно сказал Игорь. – Мы пока не тонем.

– Вы кресты на камнях видели? Каждый год десяток таких смелых гробятся! О вас же заботимся! У вас хоть у кого-нибудь категория есть?

– Да какая категория! – сказал второй. – Головастики, сразу видно!

– Мы два порога прошли! – сказал Блоха.

– Значит, два раза пронесло. А там, – кивнул старший вниз по течению, – каскад второй категории! Там на дурачка не пронесет… Короче, двадцать минут на сборы!

– А может, я не хочу, чтобы меня спасали! – закричал Игорь. – Может, я разбиться хочу! Имею право?

– Пожалуйста, – сказал старший. – Только не на нашем участке! Все, цепляй байдарки! – махнул он второму.

– Что-о? – выпрямился Мишка с топором в руке. – Я тебя самого сейчас прицеплю! А ну иди сюда, контора, я тебе искусственное дыхание делать буду!

– Не хотите по-хорошему – вернемся с милицией…

– Иди сюда, я сказал!.. – Мишка рванулся было к спасателям, Соня и Блоха удержали его. Тогда он разогнал по песку и оттолкнул от берега лодку.

– На старт! – скомандовал он. – Внимание!.. Марш! – он хлопнул в ладоши.

Под общий хохот спасатели бросились вплавь за стремительно уходящей по течению лодкой. Взобрались на нее и погрозили оттуда кулаком:

– Ждите! – завели мотор и исчезли за поворотом.

– Боюсь, обед отменяется, – сказал Блоха. – Пора сматываться.

– Куда? – спросил Мишка. – Там порог.

– Значит, пойдем через порог, – сказал Игорь.

– Спятил? – сказал Блоха.

– А что, может, по берегу обойдем? – ожесточенно спросил Игорь. – Мы сюда приперлись на лодочке покататься или маршрут пройти? – обернулся он к Мишке.

– Да ты что? Без разведки, без подготовки? – развел руками Блоха.

– А что, слабо? – спросил Игорь, лихорадочно обводя глазами всех троих. – С ходу! В темную!

– Да это русская рулетка! Глупо!

– Струсили? – Игорь радостно засмеялся, глядя в упор на Мишку. – Ладно! Я один пойду!

– Поехали, – невозмутимо пожал плечами тот. – Все равно выбора нет – или сдаваться, или втемную идти…

Быстро свернув палатку, в шлемах и жилетах, они молча столкнули байдарки на воду.

– Я тебя прошу, – со слезами в голосе сказала Соня, когда Игорь с Блохой отплыли. – Умоляю, оставь меня в покое!.. Ну пожалей меня! Я не хочу этого, понимаешь?..

Мишка молча подал ей весло.

Опять тесно сошлись берега, опять водная гладь набухла, будто река играла тугими мощными мускулами. Вода с шумом прорывалась сквозь частокол камней, падала на следующий уступ, закипая пеной, скручиваясь в водовороты, взлетала и проваливалась еще ниже, все ускоряя бег на каждой ступени каскада.

Река несла байдарки, как щепки, играя ими по своей прихоти. Выгрести здесь было невозможно, оставалось только уворачиваться от накрытых пеной камней короткими ударами весел.

– Спятил! – восторженно орал Блоха. – Спятил!!

Игорь судорожно, отчаянно работал веслом.

Соня в ужасе откидывалась назад перед несущимися навстречу кипящими бурунами.

Мишка хищно скалился, будто улыбался, ловя тренированным телом каждое движение реки…

Берега расступились, река выпустила их из переката. Они уткнули байдарки носами в берег, переводя дыхание, переглядываясь. По воде плыли, цепляясь за прибрежную осоку, клочья пены.

– Ну что, самоубийца? – насмешливо спросил Мишка. – Не вышло утопиться?

– Да пошел ты… – мрачно ответил Игорь.

Мишка курил, опершись локтями на колени, пристально глядя в огонь догорающего костра. Соня сидела напротив, волосы совсем затенили лицо. Молчание было уже невыносимым. Наконец она встала и медленно пошла в сторону от палатки. Оглянулась ему в спину – Мишка не шевельнулся.

Соня вошла в ночной чуткий лес, привалилась спиной к стволу, откинув голову, вытирая слезы ладонями. Вернулась к костру, остановилась у Мишки за плечом.

– Проводи меня… пожалуйста… – тихо попросила она.

Мишка по-прежнему не двигался. Не торопясь докурил, бросил сигарету в огонь, только потом поднялся и пошел за ней. Отойдя на два шага, Соня обернулась и обхватила его за шею, всхлипывая уже во весь голос. Мишка поднял ее и понес дальше от палатки.

Блоха лежал в палатке, закинув руки за голову.

– Три дня осталось… – сказал он. – Три дня – и все… Плыл бы всю жизнь… Эй!.. – он нацепил очки на нос. – Хватит водку жрать! Не переводи медикамент!.. А где Мишка с Соней? Опять мирятся?

– Ты правда дебил или притворяешься?! – срывающимся голосом крикнул Игорь и выскочил из палатки.

Через минуту вышел Блоха, сел рядом и молча протянул свою кружку.

Палатка стояла под крутым песчаным яром, раскаленным от полуденного солнца. Поодаль виднелись крыши деревенских домов, оттуда изредка доносился петушиный крик и ленивый лай собак. Игорь кидал плоские камешки, считая, сколько раз они отскочат от воды. Блоха сидел по-турецки с удочкой и книгой.

Соня вышла из воды, надела темные очки и легла рядом с ним.

– Что читаешь?

Блоха молча показал ей обложку.

Соня сорвала травинку и стала щекотать ему руку. Блоха встал, отошел дальше, снова закинул удочку и склонился над книгой. Соня зажала травинку в зубах и положила голову на руки…

Послышался пьяный гогот и хриплый, из последних сил тянущий пленку магнитофон. По берегу от деревни шла кодла местных, человек шесть в несуразных цветастых рубахах, расстегнутых до пупа, и армейских ремнях, с перевязанным изолентой магнитофоном и портвейном.

– О, гляди! – радостно сказал чернявый цыганистый парень. – Откуда, земляки?

– Из Москвы, – напряженно ответил Игорь. Они с Соней и Блохой невольно сошлись ближе друг к другу у палатки.

– Понаехало москалей! Весь берег засрали, суки!

– Гляди, закуска! – другой парень, белобрысый, с пьяно косящими глазами и будто приклеенной к лицу бессмысленной улыбкой, покачиваясь, поднял ложку и сунул в котелок.

– Ну зачем так, ребята, – сказал Блоха. – Попросите по-хорошему…

– Колян, попроси по-хорошему! – ухмыльнулся чернявый.

Белобрысый повернулся к Блохе, кося глазами куда-то мимо него, и с той же улыбкой ударил его под дых. Блоха упал, судорожно ловя открытым ртом воздух, подтянув колени к груди.

Чернявый замахнулся на Игоря, тот отскочил, увернулся еще от кого-то, отбежал на берег. Трое местных погнались за ним, окружая, прижимая к реке. Игорь забежал по колено в воду.

– Эх, ноги мочить… – Чернявый, приплясывая на одной ноге, стал стаскивать ботинок. Игорь отчаянно оглянулся на другой берег.

Другие торопливо хлебали ложками из котелка рядом с корчащимся на песке Блохой.

– Говно! – сказал один.

– Говно, – подтвердил другой и пинком опрокинул на землю остатки.

Они принялись давить разложенный на брезенте хлеб, завалили палатку, топча и разбрасывая все, что попадалось под ноги. Двое прыгали каблуками на опрокинутых байдарках.

Из пакета высыпалась картошка, белобрысый подхватил одну и запустил в Игоря. Тут же другие с радостным гоготом принялись закидывать его картошкой, пытаясь угодить в голову. Игорь по пояс в воде только беспомощно закрывался руками.

Соня бросилась было бежать, но белобрысый поймал ее за ногу и повалил.

– Миша! – крикнула она.

– Мишаня! Иди, тебя зовет! – захохотал белобрысый.

Чернявый Мишаня с дружками схватили Соню за руки и за ноги и распяли на песке. Один зажал ей рот грязной пятерней. Соня извивалась в облапивших ее руках.

– Не трогайте ее!.. Соня!.. – Игорь жалко переступал в воде, чуть не плача и не решаясь шагнуть на берег, хотя никто уже не обращал на него внимания. – Мишка!! – отчаянно закричал он. – Шиша-а-а!!

Мишка появился на кромке яра, бережно прижимая к груди деревенские яйца, огурцы, какую-то зелень. Он выронил добычу и ринулся вниз по осыпающемуся склону:

– Ложись, фраера!!

Он с разбегу, как по футбольному мячу, врезал кому-то между расставленных ног, кулаком свалил чернявого в угли костра.

– Убивать буду! – он подхватил весло, махнул в одну сторону, в другую, и местные побежали.

Мишка бросился за ними. Белобрысый отступал, кося глазами мимо него и улыбаясь, вдруг выкинул вперед руку с ножом, целясь в живот. Мишка в последнее мгновение перехватил нож за лезвие. Белобрысый рванул его к себе, Мишка удержал – из-под пальцев ручьем полилась кровь – и рывком сломал лезвие. Повалил белобрысого и стал бить, вколачивая его голову в песок.

Блоха обхватил его сзади и оттащил:

– Убьешь!

Он повел Мишку обратно к разоренной стоянке. Мишка вырвался, схватил орущий по-прежнему у костра магнитофон и запустил вслед местным.

Блоха наконец усадил его. Они с Соней засуетились вокруг еще не остывшего от драки Мишки.

– Руку выше подними. Кровь надо остановить… Сухожилия целы? Попробуй пошевелить пальцами.

Мишка, болезненно морщась, сжал порезанный кулак. Кровь с локтя лилась в песок.

Игорь наконец вышел из реки и сел один поодаль, ссутулившись, сжав коленями дрожащие руки.

– Соня, бинт! – командовал Блоха, с трудом сдерживая дурноту от вида крови. – Не здесь, в моем рюкзаке!

– Водку надо, – сказал Мишка. – Нож грязный был. Тушенку небось открывали…

– А водки нет, – удивленно сказала Соня, вынимая из рюкзака пустую бутылку.

– Всю вылакал? – обернулся Мишка к Игорю. – А я-то удивлялся – от кого же разит на всю палатку!

– Да! Выпил! – срывающимся голосом крикнул Игорь, вскакивая. – Убей меня теперь! Ну? – он толкнул Мишку в плечо. – Меня теперь ударь! Давай!

Мишка только отмахнулся:

– Раньше надо было руками махать. Герой…

Игорь бросился на него с кулаками. Мишка оттолкнул его, и Игорь, всхлипывая, растянулся на песке.

Соня, стоя на коленях, туго забинтовала Мишке ладонь, заглядывая снизу ему в лицо.

– Больно? – тихо спросила она.

– Нормально…

Блоха вздохнул и отвернулся от них. Огляделся по сторонам:

– А где Игорь?

Они втроем шли по лесу, оглядываясь и окликая Игоря.

– Сколько километров до станции? – спросил Мишка.

– Да станция в другой стороне, – ответил Блоха. – Темнеть скоро будет. Заблудится ведь…

Уже в сумерках они наткнулись на Игоря. Он сидел около тропы, держась за щиколотку. Ребята подошли и встали над ним.

– Ну все, Игорек, погулял, и хватит, – сказал Блоха. – Пойдем.

– Не пойду.

– Ну что, нести тебя, что ли? – спросил Мишка, наклоняясь к нему.

– Не трогай меня! – крикнул Игорь.

Соня присела на корточки, заглянула в лицо.

– Что случилось? – мягко, как ребенка, спросила она.

– Ногу подвернул, – всхлипнул Игорь.

– Можешь идти?

– Могу… Только я обратно все равно не пойду…

Соня обернулась и досадливо махнула Мишке с Блохой: идите! Блоха указал на Игоря. Соня кивнула: все будет в порядке.

Мишка с Блохой сидели у костра около натянутой снова палатки, когда вернулась Соня. Игорь покорно шел за ней.

– Теперь, когда все собрались, – начал Блоха, – я хочу сказать… На той стороне, – он развернул карту, – примерно в шести километрах – станция… В общем, я предлагаю переночевать и возвращаться в Москву…

– Почему? – вскинулся Мишка.

– Как ты погребешь одной рукой?

– За меня не волнуйся. Я в порядке.

– Да и байдарки сломаны…

– Починим. Первый раз, что ли?.. Договорились же, что бы ни случилось – пройти маршрут до конца! – оглядел Мишка остальных. – Три дня всего осталось!

– Я не хочу идти дальше, – упрямо сказал Блоха. – В общем, давайте голосовать. Кто за то, чтобы завтра вернуться? – Они с Игорем подняли руки.

– Пятьдесят на пятьдесят, – сказал Мишка.

Соня, сидевшая с низко опущенной головой, медленно подняла ладонь.

И снова они ехали в полупустой электричке, втроем напротив Сони, снова мелькали за окном деревни, леса, переезды, речушки, но не было уже нетерпеливого ожидания счастья, как несколько дней назад. Игорь и Блоха уткнулись в учебники.

– Какое сегодня число? – спросила Соня.

– С добрым утром! – усмехнулся Блоха. – Восемнадцатое. Две недели до экзаменов…

Соня вышла в тамбур, подставила лицо свежему ветру. Ребята проводили ее взглядом, но никто не двинулся следом.

Соня с Мишкой целовались на лестнице в ее подъезде. Хлопнула внизу входная дверь, Соня вздрогнула.

– Ты с ума сошел? Отпусти!

Она с силой уперлась ему в грудь руками и отстранилась, торопливо заправляя футболку.

– Послушай, – тоскливо сказала она. – Ты ведь не хочешь, чтобы я провалилась на экзаменах, как последняя дура?

– Нет, конечно.

– Тогда оставь меня в покое на этот месяц, пожалуйста… Ровно один месяц, хорошо?

Мишка кивнул.

– Только совсем исчезни, хорошо? Даже не звони. Я могу не выдержать – и все пойдет прахом. Обещаешь?

Мишка снова кивнул.

– Спасибо, – Соня быстро поцеловала его, подняла рюкзак и пошла вверх по лестнице. Оглянулась, вымученно улыбнулась ему, захлопнула за собой дверь и бессильно привалилась к ней спиной, откинув голову.

Потом подошла к зеркалу и стала удивленно разглядывать себя, трогая пальцем опухшие, обветренные губы и синеву под запавшими глазами.

Мать в комнате смотрела телевизор. Соня обняла ее сзади.

– Мам…

– Ты пропустила все самое интересное, – сказала Инна Михайловна, не отрываясь от телевизора. – Ведь такое бывает раз в жизни…

На экране парил на воздушных шарах над переполненным стадионом, улетал в ночное небо улыбчивый олимпийский Мишка, и люди на трибунах махали ему вслед и пели:

 
До свиданья, наш друг, до свиданья!
Олимпийское лето, прощай!
Пожелай исполненья желанья —
Новой встречи с тобой пожелай!
 

Наплывом в коротких кадрах кинохроники рвались со старта спринтеры, сплетались в яростной схватке борцы, крутили бесконечные сальто гимнасты, и чемпионы на пьедестале, не скрывая слез, смотрели на поднимающийся флаг Родины.

 
Расстаемся, друзья!
Остается в сердце нежность.
Будем дружбу беречь —
До свиданья, до новых встреч!..
 

Стиснув в ладони крестик, Соня читала вывешенные в институтском коридоре списки с оценками за письменную работу. Облегченно вздохнула, улыбнулась и заправила крестик за воротник.

– Этого не может быть! – Блоха изумленно уставился на свою фамилию, рядом с которой красовалась двойка. – Этого не может быть!

Он растерянно обернулся к Игорю и Соне.

– Вы понимаете, что этого не может быть?! Я такие задачи на спор по секундомеру решал!

– Может быть, однофамилец? – неуверенно сказала Соня.

– Подожди, не паникуй раньше времени, – сказал Игорь. – Тут в приемной комиссии профессор – отцовский ученик. Пойдем.

Они протиснулись сквозь обступившую списки толпу абитуриентов.

Блоха и Соня ждали в коридоре. Из кабинета вместе с Игорем вышел профессор с академической короткой бородкой, он чуть заметно кивнул на ходу и быстро пошел впереди.

– Понимаете, – торопливо заговорил Блоха, догоняя его, – я абсолютно уверен, что у меня нет ни одной ошибки! Я хочу увидеть свою работу с подчеркнутыми ошибками!..

Профессор молча прибавил шагу. Они спустились в пустую курилку под лестницей.

– Понимаете… – начал было снова Блоха, но профессор остановил его движением руки.

– Вы знаете, что такое «черные списки»? – спросил он, закуривая. – Это люди, которые ни при каких обстоятельствах не должны быть приняты. Думаю, что вашу работу даже не проверяли.

– Но ведь я могу подать апелляцию?

– А смысл? Если вдруг случится чудо и вы пройдете письменный экзамен – значит, завалят на устном. Если вы знаете наизусть школьную программу – значит, потребуют институтскую. Если, паче чаяния, сдадите все экзамены – не пройдете по конкурсу. Шансов нет, – развел он руками. – Вы понимаете, кто рассылает «черные списки»?.. Я не знаю и не хочу знать, почему вы в них попали, но вы-то сами, наверное, знаете? Так какого же черта вы идете в самый секретный институт на самый секретный факультет?

– А что же мне делать? – растерянно спросил Блоха.

– Не знаю… Забирайте документы и, пока не поздно, попытайтесь поступить куда-нибудь попроще… В сельскохозяйственный, что ли…

– Я не хочу заниматься сельским хозяйством, – напряженным голосом сказал Блоха. – Я хочу заниматься космосом. Я официально требую показать мою работу с указанием ошибок!

Профессор досадливо всплеснул руками.

– Я же вам по-человечески объясняю. Я с вами разговариваю только из уважения к Борису Аркадьевичу. Я ведь тоже рискую… Извините, мне пора. Игорь, вы разумный человек, уговорите вашего друга не делать глупостей…

Выйдя из института, Блоха сунул руки в карманы и, посвистывая, двинулся по проспекту.

– Женя, подожди! – окликнула Соня.

– Нам с вами не по пути! – Блоха попытался весело улыбнуться. – У вас еще три экзамена, а я свободен, как кирпич в полете!

Блоха сидел в своей комнате, обложенный стопками толстых книг, и внимательно читал, делая выписки. На столе перед ним стояло зеркало, он поднял голову и растянул губы в радостной улыбке, потом округлил рот и скорчил плаксивую физиономию.

Вошел отец, постоял, наблюдая за ним.

– Женя… Я хочу поговорить с тобой.

– М-м? – промычал Блоха, повернув к нему мелко трясущуюся голову с идиотской гримасой.

Отец не улыбнулся.

– Женя, тебе нельзя идти в армию.

– Я не собираюсь в армию, – Блоха показал ему обложку научного труда по психиатрии.

– Ты неважный актер, – покачал головой Леонид Федорович. – А они не такие наивные люди, как ты думаешь… Тебе надо избежать призыва любой ценой. Я не знаю, представляешь ли ты себе реально, что тебя ждет? Тебя признают годным, несмотря на зрение, несмотря на все твои старания. Дети моих друзей это уже проходили… Тебя отправят на ракетную точку куда-нибудь в глушь, в ста километрах от ближайшего населенного пункта, где люди озверели до потери человеческого облика и ждут молодого призыва, как праздника. Там тебя будут бить и издеваться каждый день, день за днем, два года, под чутким руководством политотдела. Но это еще не все. Если ты все-таки останешься жив и не сломаешься – тебя заставят подписать секретный допуск, хотя ракету ты не увидишь даже издали. И потом, когда ты вернешься, любое общение с западными журналистами, любое выступление будет расцениваться как разглашение государственной тайны, и после армии ты окажешься в лагере…

– Я же сказал – я не пойду в армию! – сказал Блоха. – И вовсе не поэтому, а потому что я не буду служить в армии фашистского государства!

– Подожди, послушай… И во всем этом виноват я, – Леонид Федорович ходил по комнате, нервно сжимая пальцы. – Мало того что я потерял все. Все! Любимую работу. Любимую женщину. Но я и тебе сломал жизнь с самого начала. Я не хочу потерять себя, понимаешь?..

– Да о чем ты говоришь, па? – удивленно пожал плечами Блоха.

– Одним словом… я звонил Богуславскому… – не глядя на него, сказал отец.

Блоха поднял на него изумленные глаза.

– Ты?.. Звонил?..

– Да. Он сказал, что если ты подпишешь какие-то бумаги… как бы осудишь меня… то он попытается что-нибудь сделать…

– Ты! – вскочил Блоха. – Ты – звонил? Ты – унижался?! Как ты мог!

– Пойми, это нужно сделать, – торопливо заговорил Леонид Федорович. – Надо честно признать, они оказались сильнее нас. Пока сильнее… В шестьдесят восьмом все казалось проще: толкни – и развалится. Но вот прошло пятнадцать лет…

– А ты пытался толкнуть? – кричал Блоха. – Что ты – ты сам – сделал? Что вы сделали? Пятнадцать лет сидели на кухне, пели песни и гордились своей смелостью!

– Но быть несогласным – это уже немало… – начал было отец.

– Да я… я… я с тобой разговаривать не хочу! Я руки тебе не подам после этого! – чуть не плача, заорал Блоха. – Я в этом доме ни минуты не останусь!.. – У него сорвался голос, он бросился собирать и заталкивать в сумку книги.

– Женя… – попытался остановить его Леонид Федорович. – Может быть я был неправ, что не посоветовался с тобой… Но пойми и меня. Я больше всего на свете боюсь тебя потерять…

Блоха молча вышел из квартиры и изо всех сил хлопнул дверью.

Отойдя от подъезда, он остановился, не зная, куда, собственно, идти, и побрел к Мишкиному дому.

Дверь открыл Мишка, голый по пояс.

– Можно у тебя переночевать? – спросил Блоха.

Мишка отступил, пропуская его.

– С отцом поругался?

Блоха только махнул рукой, чтобы не расплакаться.

– А-а, диссидент! – с трудом ворочая языком, приветствовал его Мишкин батя. – Хоть будет с кем поговорить. А то этот, – ткнул он пальцем в Мишку, – со мной не разговаривает. Презирает! Родного отца презирает!

Блоха молча прошел за Мишкой в его комнату.

– И этот туда же! Ну что ж вы за люди? В кого такие уродились?..

В большой комнате по кругу стояли столы врачей. Голые призывники в одних расшнурованных ботинках, прикрываясь медицинскими картами, толпились в очереди.

Мишка встал под планку ростомера. За ним Блоха – с восторженной улыбкой, выпятив хилую грудь и привстав от усердия на цыпочки…

– Повернитесь спиной. Наклонитесь. Раздвиньте ягодицы.

Мишка наклонился. Через плечо обернулся к пожилой врачихе:

– Ну что там, доктор? Дембеля не видно?

Медсестра прыснула. Врачиха строго покосилась на нее, потом кивнула Мишке:

– Шутить со своей девочкой будешь. Следующий!..

Врач-окулист одну за другой менял линзы в контрольных очках на носу Блохи:

– Так видно?.. А так?.. А так?.. Минус девять и астигматизм, – он покачал головой и неуверенно занес ручку над медицинской картой.

Блоха с приклеенной к лицу улыбкой остро следил за его рукой.

Ассистентка подвинула к врачу какой-то листок и чуть заметно постучала по нему пальцем.

– Это ведь ничего, правда? – тотчас радостно сказал Блоха. – Мне ведь не обязательно стрелять! В армии много других замечательных специальностей!

– Хочешь в армию?

– Так точно! – отчеканил Блоха.

– Ну, тогда… – врач облегченно улыбнулся и написал: «годен»…

Мишка набрал полную грудь воздуха и изо всех сил дунул в резиновую трубу, так что цилиндр с делениями чуть не выпрыгнул на пол.

– Вы нам так аппарат сломаете, – кокетливо улыбнулась молоденькая сестра, скользнув глазами по его сильному загорелому телу…

Невропатолог стукнул Блоху резиновым молоточком по колену Тот подпрыгнул на стуле. Врач, глядя на него холодными испытующими глазами, постукал его по локтям – с тем же результатом. Провел холодной металлической рукояткой по животу, отчего Блоха дернулся всем телом и залился мелким смехом.

– Встаньте. Руки вперед. Пальцы растопырить. Закройте глаза.

Пальцы заметно подрагивали.

– Коснитесь указательным пальцем кончика носа.

Блоха уверенно ткнул себе в щеку.

Врач написал: «годен», поколебался и поставил вопросительный знак…

Мишка, уже одетый, стоял перед комиссией с полковником-военкомом во главе.

– Шищенко, – объявила секретарша, передавая медицинскую карту.

– Орел! – улыбаясь, сказал военком. – Десант!

– Десант! – согласно закивали другие. – Куда же еще! Побольше бы таких, а то мозгляки одни идут!

Полковник через стол пожал Мишке руку и вручил приписное свидетельство:

– Через три недели ждем!

Блоха вошел строевым шагом, четко повернулся через левое плечо и встал по стойке «смирно».

– Блохин Евгений Леонидович, одна тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения! – проорал он.

За столом сдержанно заулыбались.

– Гляди-ка, постригся уже, – кивнул кто-то на ежик его едва отросших волос.

– Ну что, хочешь в армию? – спросил военком.

– Так точно, товарищ полковник! Хочу отдать сыновний долг Советской Родине! – выкрикнул Блоха.

– Ну что ж… – полковник мельком просмотрел карту. – Ракетные войска. Ядерный щит Родины. Поздравляю вас!

– Служу Советскому Союзу! – восторженно крикнул Блоха.

Полковник протянул было ему руку, как вдруг физиономия у него вытянулась. Блоха по-прежнему стоял со счастливой улыбкой по стойке «смирно», а по штанам у него расплывалось мокрое пятно.

– А это что? – растерянно спросил военком.

– Это от радости, товарищ полковник! – весело доложил Блоха.

Он доковылял в мокрых штанах до раздевалки, где его ждал Мишка.

– Давай быстрей!

Мишка протянул ему другие брюки. Длинный волосатый призывник захохотал, указывая пальцем на Блоху. Мишка взял его за шею, развернул и проводил пинком в зад.

– Я же говорил – четыре бутылки много! – злобно сказал Блоха, переодеваясь. – Едва дотерпел, думал – лопну… Куда тебя?

– В десант.

– Сбылась мечта идиота? – ехидно спросил Блоха.

– Кажется, не меня в Кащенко отправляют, – ухмыльнулся Мишка. – Так что идиот пока из нас – ты.

Блоха гулял по ухоженному больничному парку. Желтые листья сметены были в одинаковые аккуратные кучи. По аллейкам чинно прохаживались больные в таких же, как у него, пижамах. Прошел высокий сутулый старик, сосредоточенно глядя под ноги и яростно бормоча что-то под нос.

Блоха присел на лавке под деревом.

На соседней лавке сидела, подняв лицо к неяркому осеннему солнцу, коротко стриженная девушка. Блоха, пользуясь тем, что глаза ее были закрыты, стал рассматривать ее удивительно милое, чистое лицо с округлыми скулами, ямочкой на маленьком подбородке. Девушка вдруг улыбнулась и открыла глаза – похоже, она давно следила за ним сквозь ресницы.

Блоха смутился и отвернулся. Когда снова глянул в ее сторону, она по-прежнему, хитро улыбаясь, смотрела на него ярко-карими глазами. Засмеялась и сказала:

– Идите ко мне.

Блоха неловко присел рядом с ней. Некоторое время они улыбаясь, смотрели друг на друга.

– Вы, наверное, новенький? – спросила девушка. – Впрочем, можете не отвечать: я бы вас запомнила. У вас очень выразительное лицо.

Блоха смущенно поправил очки.

– Почему вы здесь? – спросила она. – Хотя, извините. Если вам неприятен мой вопрос…

– Да нет, – Блоха пожал плечами. – Просто мне иногда кажется, – осторожно сказал он, – что вокруг нас не все происходит так, как должно было бы происходить…

– Вы диссидент? – сказала девушка. – Со мной вы можете говорить смело. Хотя здесь много филеров.

– А вы… почему?

– Приблизительно по той же причине. В какой-то момент я стала неудобна для окружающих. Если предположить, что нас с вами окружают квадраты, то мы, видимо, треугольники. Мы не вписываемся в их тесные, дружные, стройные ряды, и они объявляют нас сумасшедшими.