Текст книги "Лестница бога. Пенталогия (СИ)"

Автор книги: Юрий Киселев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 143 страниц) [доступный отрывок для чтения: 51 страниц]

Annotation

Представители межзвёздной научной экспедиции с далёкой Оканны непростительно ошиблись... Один из изъятых на окраинной планете образцов местной фауны неожиданно оказался разумен, как выяснилось, неплохо владел дзюдо... Что ж, его таланты пригодятся кланам империи.

Юрий Киселев

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Юрий Киселев

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Примечания ко 2-й части

Юрий Киселев

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Эпилог

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

Юрий Киселев

Ступень 1. Начало пути-1. Новый дом

Пролог

– Брат Маркус, до меня дошли страшные слухи. Вас обвиняют в ереси!

Высокий худощавый мужчина, лет сорока пяти – пятидесяти на вид, с породистым аристократическим лицом, обрамленным роскошной гривой тёмных, почти чёрных волос, слегка тронутых на висках сединой, одетый в простую серую домотканую рясу, поношенную и местами порванную, но тщательно заштопанную и чисто выстиранную, внимательно выслушал обращённую к нему речь толстого, с ног до головы закутанного в золочёную парчу и с массивным золотым крестом на такой же массивной золотой цепи, едва помещающимся на выпирающем пузе человека, рассевшегося в мягком кожаном кресле за монументальным мраморным столом, заваленном бумагами и свитками, обвёл спокойным взглядом стены и своды огромного полутёмного зала, после чего медленно и степенно ответил:

– Это наветы, господин кардинал. Я чту господа нашего, да прославится имя его во веки веков.

– Мне доложили, что вы искажаете слова господа нашего, превратно читая святое писание.

– Святое писание создавали люди, а не господь бог. Там записаны мысли людей о боге. Нет доказательств, что именно господь сказал всё это.

– Богохульствуете, брат Маркус. Вы хотите сказать, что святые люди, канонизированные церковью, лгали?

– Ни в коем случае, господин кардинал. Они писали то, во что искренне верили. За свою долгую жизнь я встречал много таких верующих. Их вера в господа нашего крепка, но всё, что они говорили и писали, есть только их собственные мысли. Нет ни единого факта, что эти откровения – от бога.

– Долгую жизнь, говорите? А, кстати, сколько вам лет, брат Маркус?

– Уже и не знаю, я давно не веду счёт времени, отпущенном мне господом нашим.

– А вот я знаю, брат Маркус. Недавно вам исполнилось сто сорок девять лет. Дьявольское долголетие, вы не находите? Простые люди столько не живут^[1]!

– Я живу столько, сколько мне отмерил мой бог. Если он считает, что я ещё не всё исполнил на этом свете, он даст мне необходимое время.

– Так вы считаете, что на этом свете вы ещё исполнили не всё?

– В этом мире люди успели сотворить так много зла, что нужна вечность, чтобы искоренить его и сделать мир таким, каким его мечтал увидеть господь.

– О грехах людских мы сможем поговорить и попозже. Кстати, о вечности. Так вы вознамерились жить вечно?

– Вечно не может жить даже сам господь бог. Вечно мироздание, а бог – его творение. Однако человек может жить долго, бесконечно долго^[2]. Ведь господь создал нас по своему образу и подобию.

– Ересь, брат Маркус. В священном писании сказано, что бог, создавая человека по своему образу и подобию, дал ему две ноги, чтобы ходить, две руки, чтобы работать, уши, чтобы слышать, глаза, чтобы видеть, и рот, чтобы он мог воздавать хвалу создателю своему!

– Святое писание ошибается, господин кардинал. Господь наш, возможно, вообще не имеет рук, ног, глаз, ушей и рта. Он создал нас по своему образу и подобию, вложив частицу своей божественной сути. Поэтому человек способен на то же, что и создатель наш – видеть и слышать душой своей, и творить мыслею своей. А всё, что вы назвали – это костыли для спящей во мраке души.

– Ересь! Человек не может слышать душой, для этого господь создал ему уши! А для того, чтобы видеть, создал глаза!

– Я могу слышать в душах людских то, что недоступно ушам, и видеть скрытое, то, что не видят глаза.

– Так вот почему вы всегда выигрываете в карты и лишаете последних денег честных игроков!

– Я не играю в карты, тем более на деньги.

– А вот господин Антоний подал на вас жалобу, что вы за карточным столом лишили его последних честно заработанных денег и обрекли на голодную смерть.

– Его деньги были заработаны путём обмана доверчивых граждан. Он профессиональный шулер и зарабатывал на жизнь, обворовывая людей игрой в карты.

– И кто вам это сказал?

– Никто. Я услышал это в его душе. Я же вам говорил, что могу слышать душой, а не ушами.

– Играя с ним в карты, вы тоже слышали своей душой?

– Я не только слышал его мысли, но и видел его карты^[3]. Я же говорил, что могу видеть сокрытое – глаза мне для этого не нужны. Я не считаю данный случай игрой, я лишь забрал у мошенника неправедно нажитое.

– И куда же вы дели деньги, полученные от господина Антония?

– Эти деньги были получены нечестным путём, за счёт обмана простых людей. Дабы не умножать зло, я пожертвовал их на благое дело.

– На какое же, позвольте полюбопытствовать?

– Я отдал их бедной женщине, в одиночку, без мужа, кормившей четверых детей. У неё недавно пала единственная корова, и семья голодала. На эти деньги женщина купила корову и еду для своих детей. Семья сможет выжить.

– Вы должны были отдать эти деньги в церковь! Назовите имя этой женщины.

– Женщине деньги были нужнее, от них зависела жизнь её детей. А имя я вам назвать не смогу – узнав его, вы отберёте у женщины корову, и её семья погибнет.

– С чего вы взяли, что я отберу у неё корову?

– Я прочёл это в ваших мыслях.

– Ах, да... Вы же видите сокрытое и слышите непроизнесённое. Помню, помню... Кстати, а где деньги от вашего прихода? Церковь не получает их. Почему вы не сдаёте положенный взнос?

– Положенный взнос составляет три монеты из четырёх. Разделите ноль на ноль, и вы увидите, что я не обманывал церковь.

– Какой ноль?

– Прихожане не сдают денег.

– А почему они не сдают деньги?

– Потому что я объяснил им, что создателю нашему деньги не нужны, он и сам в могуществе своём может сделать их бесконечно много.

– Но эти деньги нужны церкви!

– Церковь – это не господь, а обычные люди.

– Даже так? А на что же тогда живёте вы сами, брат Маркус?

– Работаю, господин кардинал.

– И как доход, на жизнь хватает?

– Хватает. Даже остаётся на помощь нуждающимся.

– А вот у меня есть данные, что прихожане всё же жертвуют вам деньги. И у меня даже есть доказательства этого.

– Охотно взгляну на эти доказательства, господин кардинал.

Кардинал, с победным видом улыбнувшись, потряс маленьким бронзовым колокольчиком, взяв его с угла стола. Не успели отзвуки колокольчика умолкнуть под высокими сводами зала, как дверь открылась, и, униженно кланяясь, в зал вошла старая женщина в грязных лохмотьях.

Проходите, госпожа Эльза, не бойтесь. В стенах храма господа нашего вам нечего бояться.

– Да, господин кардинал, – униженно кланяясь, затравленно пробормотала женщина.

– Бедное создание, как же тебя запугали, – неслышно проговорил человек, назвавшийся братом Маркусом.

Меж тем кардинал, потирая в предвкушении потные ладони, спросил у женщины:

– Знаете ли вы стоящего перед вами человека?

– Да, господин кардинал.

– И кто же это?

– Это брат Маркус, господин кардинал.

– Скажите, Эльза, собирал ли брат Маркус в вашем приходе пожертвования деньгами господу нашему?

– Да, господин кардинал.

– А вы лично давали ему пожертвования деньгами?

– Да, господин кардинал.

– Вот видите, брат Маркус, вы лжёте! – на лице кардинала расплывалась довольная предвкушающая улыбка, – ваши прихожане свидетельствуют против вас!

– Господин кардинал, – мужчина продолжал сохранять спокойствие, – свидетельство действительно, только если свидетельствующая поклянётся перед господом нашим, что она не лжёт.

– Эльза, поклянись, что ты не лжёшь, – кардинал продолжал улыбаться.

– Я не лгу, господин кардинал.

– Эльза, – Маркус обратился к замершей склонившейся в глубоком поклоне женщине, – клятва должна приноситься не кардиналу, а богу. Повторяй за мной. Я, носящая имя Эльза, перед лицом господа нашего клянусь...

Женщина тихо, но отчётливо, слово в слово, повторяла за братом Маркусом слова клятвы.

– ...Что всё сказанное здесь про брата Маркуса – правда. Если же я солгала и незаслуженно оклеветала брата Маркуса – то гореть моей душе в аду во веки вечные, и не помогут моей душе ничьи молитвы, даже молитвы господина кардинала... Что же вы замолчали, госпожа Эльза?

– Я не могу... Если я это скажу, то гореть мне в аду...

– Почему же гореть? Разве вы солгали?

– Да... Я не могла ослушаться... Господин кардинал заставил меня, пригрозив...

– Спасибо, Эльза, что вы нашли в себе смелость признаться, что господин кардинал заставил вас солгать...

– Да что вы себе позволяете! – лицо кардинала перекосила гримаса ненависти.

– Я только позволил открыться правде.

– И какой же правде, позвольте поинтересоваться?

– Мой приход давно не приносит церкви денег. Прихожане являются верными последователями господа нашего, да прославится имя его во веки веков, что и подтверждали многочисленные проверки, присланные вами с целью найти хоть что-то, чтобы сместить меня и посадить на приход своего человека. Недавно вы пообещали этому человеку, что приход в ближайшем будущем будет его, для чего сфабриковали против меня обвинения в ереси и заочно приговорили к казни через сожжение на костре. Решение принято на совете епископов вчера вечером, все бумаги подписаны, осталось только придать убийству видимость законности.

– Да, – с лицом, покрывшимся красными пятнами от злости, кардинал растерял остатки спокойствия, – я лично подписал приказ о вашей казни. И знаете, почему? Такие, как вы – враги церкви. Скрываясь под маской благочестия, вы разваливаете церковь, своими мыслями и идеями уничтожая её изнутри! А ведь церковь – один из оплотов порядка в мире, без церкви мир погрузится в пучину анархии и мракобесия! Пасторы в обмен на пожертвования вселяют в души людские веру в заповеди божии. Паладины церкви, существующие за счёт пожертвований, огнём и мечом поддерживают веру в бога!

– Да, тут как раз вы правы, говоря о способе получения мзды. Церковь, огнём и мечом насаждая веру в бога и обязанность сбора пожертвований, давно изжила себя, став паразитом на теле народа. Высокими словами о боге церковь прикрывает свои грязные дела по захвату власти и отъему денег у простого народа. Не такой мир мечтал увидеть господь наш.

– А вы знаете, о чём мечтал господь? Как будет мир жить без церкви?

– Хорошо будет жить. Вера в бога в душах людских не будет зависеть от таких, как вы. Мир станет чище. Люди устремятся к богу, стремясь стать лучше и мудрее. Ведь господу нашему нужны друзья и соратники, ему не нужны рабы. Создавая людей по образу и подобию своему, господь надеялся, что в будущем люди вырастут, достигнув уровня бога, и он не будет так одинок. Это и будет рай. А ад... Если господь бог разочаруется в нашем мире и увидит, что его старания обрести друзей и соратников не увенчались успехом – он уничтожит своё творение и создаст другой мир, учтя предыдущие ошибки. Новый мир, возможно, будет лучше и чище нашего, но нас с вами в нём уже не будет. Возможно, господь бог и возьмёт некоторые души в новый мир, а вот остальные, не оправдавшие его надежд, будут уничтожены вместе со старым. Так гончар, вылепив неудачный кувшин, сминает его, пока глина не застыла, и из получившегося комка лепит новый кувшин, лучше предыдущего. И будет уничтожать неудавшиеся творения до тех пор, пока не создаст шедевр. Наш мир пока – как тот кувшин, и от нас зависит, застынет ли глина или господь сомнёт наш мир в ком, уничтожит, дабы на его месте создать очередное своё творение, ибо господь – творец, а не рабовладелец. Такие, как вы, упорно толкают наш мир к гибели, в ад, и всё меньше и меньше рождается людей, у которых частица творца горит настолько ярко, чтобы превратиться в костёр. Моя частица разгорелась достаточно, чтобы я знал – я не погибну, но возрожусь после смерти в другом теле. Нынешнее тело моё завтра будет сожжено, но сжечь мою душу вы не сможете. Мне жаль, господин кардинал, но ваша душа настолько черна, что после смерти вашего тела она будет уничтожена. Для вас это будет ад. Я плохо вижу будущее, но ваше могу предсказать^[4]. Завтра, после церемонии моего сожжения, вы почувствуете себя плохо. Потом у вас отнимется левая рука и левая нога. Затем, парализованный, вы потеряете способность говорить и упадёте в обморок. Посчитав вас умершим, вас похоронят заживо. Вы умрёте в муках, кардинал, умрёте в ясном сознании, но не имея возможности пошевелить руками и ногами и не в силах сказать ни одного слова. Вы умрёте, понимая, что навсегда исчезаете из этого мира – отягощённая злом душа ваша не сможет переродиться и погибнет. Вы слишком много грешили, и чаша терпения господа нашего переполнена. Прощайте...

В нашем мире возможно всё...

Если же кто-то вам скажет,

что что-то невозможно -

значит, он просто

недостаточно сильно этого хотел...

Глава 1

Андрей неподвижно сидел на пригорке у излучины реки, скрестив ноги в позе лотоса и отстраненно наблюдая за садившимся в густые сибирские ели солнцем. Закат пламенел багряными отблесками на небольших облаках, редкими кучками рассыпавшихся по закатному небу. Конец лета выдался необычайно жарким, в душном неподвижном воздухе стоял терпкий аромат разнотравья. С пригорка открывался достойный кисти художника вид на бескрайнюю тайгу, легкими зелеными волнами огибающую сопки и скрывающуюся за горизонтом. Внизу, под пригорком, на песчаной косе покачивался на волнах полувытащенный на берег и привязанный к колышку, чтобы не унесло течением, большой надувной темно-зеленый катамаран. За спиной уже стояла небольшая двухместная палатка и горел в предусмотрительно выкопанной ямке костерок, обложенный несколькими каменными окатышами. На костре в закопченном котелке булькала уха, разнося по полянке ароматные запахи пшена, специй и вареной рыбы. Легкий дымок теплым потоком поднимался вертикально вверх, чтобы в синей закатной вышине рассеяться без остатка. Летний день уходил, природа, убаюканная тишиной, засыпала, и Андрей наслаждался последними минутами уходящей безмятежности. Темнеющее на востоке небо с редкими проявляющимися звездами уже мостило дорогу ночи. Пройдет ещё немного времени, и вслед за ушедшим солнцем над вершинами елей пронесется первый порыв прохладного ночного ветерка, а значит, надо будет вставать, идти снимать с костра горячую наваристую уху, ужинать и ложиться спать, чтобы с первой утренней прохладой вынырнуть из палатки в зябкий рассветный туман, доесть остатки остывшей ухи, помыть в прохладной речной воде котелок и ложку, уложить их в специальную сумку в катамаране и, закрыв глаза, с головой нырнуть в прохладную черную воду...

Утро прошло так же, как и все предыдущие на протяжении последних двух недель. Традиционное купание освежило, прогнав остатки сна, короткий яростный десятиминутный заплыв против течения разогрел мышцы, к окончанию купания слегка гудящие от нагрузки, и Андрей снова занял место на пригорке, сев на излюбленное место и повернувшись лицом на восток, скрестив ноги и положив на них руки ладонями вверх. Ритуал встречи солнца, как и ритуал его проводов не изменился ни на йоту за две проведенные на этом холме недели. Вдали от цивилизации, один на один с дикой природой, Андрей медитировал, сливаясь с миром, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Забыться в единении с природой – что может быть прекраснее? Холодные капли воды стекали по обнаженному телу, не успевая высохнуть в прохладном утреннем воздухе, собираясь в ложбинках на кубиках пресса, перевитых жгутами мышц предплечий, и в лужице на примятой траве под неподвижным телом.

Почему последние четыре года в конце лета Андрей сбегал от городской действительности в дикие таежные дебри? Он сам не мог дать себе правдивого ответа, а, скорее всего, знал, но боялся признаться в ответе самому себе. Ещё четыре года назад казалось, что у него есть всё, о чем только может мечтать человек в наше время. Квартира, хорошая работа, хобби, семья, любимая жена и дети... Жена... Познакомились они в далекие студенческие годы, когда Андрей, отслужив положенные два года в армии, учился в институте. Он и до армии был не слабым парнем. Родители наградили его ростом под метр восемьдесят и неплохой фигурой, чему в немалой степени способствовало сначала серьёзное, на уровне КМС, увлечение спортивной гимнастикой, а затем дзюдо. После школы поступить в институт с первого раза не удалось – не хватило нескольких баллов на выбранную специальность. С детства мечтая о небе, он хотел конструировать самолёты, а идти куда попало, просто ради диплома, не хотелось. На призывном пункте спортивного паренька приметили, определив в воздушно-десантные войска. Жизнь в первый раз преподала Андрею суровый урок – Советский союз в те времена отстаивал идеи социализма с помощью сапог и автоматов своих солдат. Именовалось это, правда, гордым именем "интернациональная помощь". Возможно, это действительно так и было – не Андрею с его восемнадцатилетним жизненным опытом судить, однако к увольнению он уже успел повоевать, даже награды имелись. Железом на груди, вернувшись на гражданку, Андрей не светил – неудобно было, да и лучшей наградой для себя он считал то, что вернулся живым и здоровым. Насколько помогло ему в этом юношеское увлечение дзюдо – никто не говорил, а сам Андрей считал, что оно спасло ему жизнь. Опыт спортивных схваток на татами, чувство противника, привычка, а возможно, умение предсказать его действия – то, что обычно называют интуицией, проросло и укоренилось в нём за два года службы. Он привык доверять своей интуиции, иррациональному чувству опасности или тяжелого чужого взгляда, буравящего затылок...

Вернувшись на гражданку, отъевшись на маминых пирожках с вишнями и блинах со сметаной, отоспавшись, нагулявшись, в один из тихих летних вечеров он проходил мимо своего спортивного клуба. Распахнутые двери и выходящие с тренировки ребята всколыхнули юношеские воспоминания, и Андрей, пропустив очередную усталую, но оживлённо о чём-то болтающую группку мальчишек, тихо вошел в прохладный коридор. Постоял в самом начале, вдыхая знакомый запах пыли и пота, и медленно пошел в сторону борцовских залов, вспоминая каждый изгиб коридора... Дойдя до своего зала, снял ботинки и, оставшись в одних носках, тихо отворил дверь и зашел в зал. За два года здесь все сильно поменялось. Маты исчезли, оставив голый паркет. В пустом зале медленно, будто танцуя, перемещался пожилой мужчина в ослепительно-белом кимоно с черным поясом. Каратист – неприязненно подумал Андрей. Поклонник борьбы, он не любил новомодное руконогомашество, поднявшееся на пене боевиков с Брюсом Ли, а самих каратистов считал чем-то средним между клоунами и танцорами. Причем считал не без оснований – в армии он сталкивался с парнями, гордо называющими себя каратистами, некоторыми даже с черными поясами. Короткие спарринги с этими орлами все быстро расставляли по своим местам. Да, ребята очень красиво умели махать руками и ногами, и если бы Андрей оставался неподвижным, могли бы его сильно побить, может быть, даже покалечить. Вот только всё, на что их хватало – это красивые пируэты вдалеке. Стоило начаться настоящей схватке, и Андрей, уклоняясь и не давая этим черным поясам нанести по себе ни одного удара, резко сокращал дистанцию, после чего исполнял один из своих любимых бросков, одновременно переводя противника в удержание с болевым приемом. Ни один из встретившихся ему в армии каратистов не продержался против него и нескольких секунд, а вот их командир роты, капитан, угрюмый молчаливый седой белорус, КМС по вольной борьбе, периодически возил его в пыли, заставляя лихорадочно стучать ладонью по земле. Поражения были тем обиднее, что командир не был выше или сильнее Андрея. Его глаза, серо-стального цвета, казалось, равнодушно смотрели сквозь Андрея, безуспешно пытающегося провести хоть один из до этого безотказных приемов, руки и тело срывались в самое неожиданное время, чтобы проделать с Андреем то же, что планировал он сам. Казалось, капитан наперед знает всё, что будет делать его противник. Только почти через год, сведя поединок к ничьей, Андрей почувствовал законную гордость от слов командира: "Молодец, толк будет". А через пару месяцев вообще роли поменялись...

Уже потом, перед увольнением, пожилой капитан, опять пролетевший мимо майорских погон, сидя перед арыком на вросшем в землю бревне, напутствовал:

– Есть в тебе чуйка, Андрюха. Ты, главное, доверяй себе и слушай себя и свою чуйку – она тебе всю правду скажет и жизнь твою спасет. Враг, он ведь всегда сначала взглядом тебя поймает, да подумает, как тебя убить. Услышь врага, пойми его – и останешься жить ты, а не он. Я же как сначала у тебя выигрывал – ты думаешь, что у меня опыта больше или техника лучше? Ты на голову выше меня по технике. Но не было в тебе чуйки, не слышал ты меня. А сам был как на ладони, я видел каждый твой шаг, каждый жест, который ты ещё не сделал, но непременно сделаешь через мгновение. Как я это видел – не спрашивай, не объясню, ибо сам не знаю. Чувствовал в горах иногда, как будто холодом в затылок повеяло? Если в камни сразу ушел – молодец, живой, может быть, останешься. Не поверил чуйке – значит, не жилец... Впрочем, что я говорю? Смерть же тебе не раз в затылок дышала, а выжил... Вот поэтому и стал ты побеждать меня... Так вот, совет хочу тебе дать. Вернешься на гражданку, пройдет месяц-другой, война забываться станет. Захочешь ты опять своим спортом заниматься. Не надо. Не ходи. Не выйдет у тебя ничего. И знаешь, почему? Смертью ты отмечен. Эти медальки на твоей груди – это так, побрякушки. Для других. Ты же запомни, что игрушки для тебя закончились. Тебя убивали, ты убивал. И в горячке схватки можешь забыть, что поединок спортивный. Не раз я замечал, что глаза твои, со мной когда борешься, пустыми становятся, безжалостными и страшными. В такие моменты ты можешь убить. А ты способен убивать голыми руками, Андрей. Когда-то можешь и не уследить. Не бери греха на душу, смерть уже в тебе, сынок, твоя задача теперь до конца жизни твоей – не выпустить её из себя...

– А если на меня нападут? Мало ли отморозков по ночам поживу ищут? Что ж мне, в угол забиться и трястись?

– А это уж ты сам для себя решай. Крови у тебя на руках немало, но за эту кровь с тебя взятки гладки, солдат – существо подневольное, за него командир и думает, и отвечает. Государство все смерти на себя взяло. Домой вернешься – за твоей спиной никого не будет. Убьешь, даже защищаясь – посадят. Законы у нас не для простых людей, а для уголовников написаны – защищаться сам не моги, должен милицию звать. В-общем, ты все понял, не маленький. Тысячи, десятки тысяч бойцов через эти горы прошли – большинство нормально живет. Вот и ты живи нормально. В бутылку не лезь, правды не ищи. И забрось ты свой спорт, не принесет он тебе добра...

Этот разговор всплыл в голове Андрея, стоящего в дверях и рассматривающего тренировавшегося спортсмена. Тот закончил тренировку, постоял несколько секунд неподвижно, затем, как бы встряхнувшись, расслабился, переведя взгляд на дверь, и, с улыбкой, сказал:

– Пришли заниматься, молодой человек? Не стесняйтесь, проходите!

Андрей смущенно ответил:

– Здесь же вроде раньше зал дзюдо был...

– А Вы что, молодой человек, дзюдо занимались? А каратэ попробовать не хотите?

– Да не, баловство это. Балет...

Мужчина сбросил улыбку, сразу посерьезнев.

– И откуда же такие знания у молодого человека?

– Да так, имеется опыт...

– Может, тогда поделитесь?

Андрей замялся, понимая, что сейчас мужчина предложит спарринг. В голове плотно сидели слова капитана: " Смерть в тебе сидит. А ты можешь убить голыми руками".

Неправильно истолковав колебания Андрея, мужчина усмехнулся, добавив:

– Слова ваши, молодой человек, весьма обидны для меня. Искусству каратэ-до я отдал половину своей жизни, чтобы вот так услышать от сосунка сравнение великого воинского искусства с балетом. Может, все же делом докажете правильность вашей позиции?

Андрей вдруг подумал – а что, собственно, он теряет? Перед ним не мальчик, а серьезный мужик, который явно отдает отчет в своих желаниях и поступках. Почему бы и не попробовать? Надо же рано или поздно узнать, насколько был прав его командир? Ещё несколько мгновений помолчав, Андрей произнес:

– Ну что ж, можно доказать делом. Контактный спарринг? Фуллконтакт? Не возражаете?

– Хорошо, переоденьтесь, возьмите в раздевалке защиту и накладки на руки, если нет одежды – можете остаться в ваших штанах, вижу, что любите армию... Хотите пойти служить?

– Нет, отслужил уже. Защита и накладки не нужны, будем работать так.

– Молодой человек, без защиты нельзя. Я, конечно, обычно контролирую удары, но всякое может быть. Несчастные случаи – вещь очень неприятная.

Улыбаясь, Андрей ответил с усмешкой:

– Какое же это боевое искусство, если в защите? И особенно – в накладках! Может, ещё и руки связать? Или вы боитесь?

Мужчина ответил не сразу, раздумывая. Потом, видно, приняв какое-то решение, сказал:

– Хорошо. Пусть будет по-вашему. Как вас зовут?

– Андрей.

– А меня Батя.

– Прозвище?

– Нет. Имя. Монгольское. Правильно – Бадма, но все зовут Батей. Я привык.

– Имя что-то означает?

–Да, Бадма – лотос. Возможно, произошло от предков, они все были воины...

Размышляя о непонятной связи цветка и имени с воинами, Андрей не спеша снял носки, ветровку и футболку, оставшись по пояс голым, в одних штанах – так, как привык в армии. Подойдя к Бате, поигрывая накачанными бицепсами, спокойно поклонился в традиционном "рэй^[5]", глядя прямо в глаза. Батя ответил на приветствие, оценив мощные предплечья, брюшной пресс, «бойцовские» трицепсы и прокачанную шею, и встал в стойку.

Оба бойца неподвижно стояли, обманчиво расслабленно наблюдая друг за другом.

– Ну что же вы, молодой человек, нападайте, смелее!

Андрей никак не прокомментировал слова каратэка, продолжая отстраненно-расслабленно смотреть на него. Противник начал понимать, что с парнем всё далеко не так просто. Постояв еще несколько мгновений, каратист, сорвавшись резким подшагом, нанес несколько ударов ногой. Однако эти удары были лишь отвлекающими, позволив бойцу сократить дистанцию. Далее Батя продолжил атаку мощной двойкой руками в голову и грудь. Андрей традиционно уклонился, разорвав дистанцию, и сразу же с подшагом пошел на сближение. Только шестое чувство опасности заставило его качнуть маятник в другую сторону, опять разрывая дистанцию. Рука, вознамерившаяся захватить плечо каратиста, сжать, бросить, перевести на болевой – обессилено соскользнула по кимоно, и пошла на блок, однако завершить его не успела – колено Бати едва не закончило поединок, соприкоснувшись с ребрами Андрея. Андрей почти успел отклониться – удар потерял основную силу, но все равно приложило его неслабо. Боль отдалась электрическим импульсом в мозг, однако чувство опасности продолжало истошно верещать, заставив Андрея, присев, уйти вбок перекатом. Вовремя – в том месте, где только что была его голова, хлестко щелкнула распрямившаяся нога каратэки. На Андрея, как в армии, холодом дохнуло дыхание смерти – таким ударом можно и убить, попади он точно в нужную точку. То, что удар специально наносился выше – успокаивало мало, траекторию уже наносимого удара изменить практически невозможно, стоило Андрею дернуться в другую сторону, и бой бы уже закончился. Осознание этого факта вместо вполне ожидаемого мандража наоборот принесло чувство спокойствия и какой-то правильности происходящего. Посторонние мысли куда-то исчезли из его головы, движения стали плавными и хищно-скупыми, он начал плести вокруг каратэка медленную вязь шагов-танца, то приближаясь, то отходя. Со стороны бессмысленное, это движение увлекло и Батю – для него эти шаги бессмысленными не являлись. Противники интуитивно, по миллиметрам, разведывали дистанцию. Несколько пробных атак с обоих сторон провалились в пустоту, не достигнув цели – противники играли дистанцией, прощупывая друг друга. Удары каратиста становились все реже – было видно, что Андрей уже нащупал средства противодействия и, видя все удары ещё в процессе зарождения, весьма успешно их гасил, или уходя с линии атаки, или разрывая дистанцию, а иногда контратакуя резкими скупыми ударами руками, заставляя, в свою очередь, уже каратиста уходить в оборону. Видно, долгая позиционная схватка-игра не устраивала Батю, в конце концов сорвавшегося серией ударов. Удары наносились одновременно руками и ногами по всем уровням – в ноги, корпус и голову, шли связками, двойками и тройками, Батя давил, наступая, и на некоторое время Андрей был вынужден отступить, полностью уйдя в оборону, не заканчивая бой полным проигрышем только за счет упорства и пресловутой "чуйки". Однако Андрей явно переоценил свои силы, дыхалка уже приказала долго жить, пот заливал глаза, от некоторых ударов он уходил на автомате, просто предчувствуя, что они будут именно туда, от некоторых, не успевая уйти, ставил блоки, которые спасали не всегда – все же в дзюдо больше не ударной, а бросковой техники, а удары каратиста по своей силе напоминали тараны. От окончательного разгрома Андрея спас Батя, в какой-то момент резко разорвав дистанцию и традиционным поклоном показав окончание поединка.

Андрей тут же опустился на корточки, надрывно и часто дыша. Батя молча, но без тени усмешки смотрел на него, после чего, как только Андрей немного отдышался, сказал:

– Да, молодой человек, удивили вы меня. Действительно, некоторое умение у вас есть. Однако недостаточно, чтобы признать каратэ балетом. Значит, говорите, дзюдо^[6] раньше занимались?

Не в силах говорить, Андрей только кивнул.

– Достойная борьба. Дзигоро Кано был великим сэнсэем, мастером, создавшим изумительную по своей красоте и зрелищности борьбу. Однако, переведя воинское искусство дзю-дзюцу в разряд спортивной борьбы дзюдо, он многого его лишил, и в первую очередь возможности убивать одним ударом, что мы и наблюдали только что в поединке. Вы, молодой человек, не использовали и половины своих возможностей, насильно ограничив себя жесткими рамками "мягкого" стиля. Дзюдоисту с его преимущественно бросковой техникой нечего противопоставить опытному каратисту, в идеале владеющему и бросковой, и ударной техникой. Каратэ – это не балет, а искусство полного владения своим телом и, как следствие, умение убивать с помощью этого тела. Руками, ногами, головой... Да хоть задницей, если у вас это получится. Дзюдо – это красивый и зрелищный спорт, а каратэ-до – воинское искусство, умение убивать с одного удара^[7]. Вот в чем разница. Ну так что, согласны заниматься каратэ-до?