Текст книги "О чем молчат фигуры"
Автор книги: Юрий Авербах
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)
Александр Алехин – чемпион мира
В конце 1927 года в Буэнос-Айресе проходил матч Капабланка – Алехин. Хотя у нас в стране было немало поклонников кубинца, большинство любителей шахмат желало победы нашему соотечественнику. И вот 29 ноября по телеграфу пришло сообщение: Капабланка сдал отложенную накануне 34-ю партию матча. Таким образом, матч закончился с результатом +6–3 = 25 в пользу Алехина, ставшего новым чемпионом мира.
За этими скупыми строчками – почти вся жизнь Алехина: годы подготовки и совершенствования в шахматах, скрупулезное изучение партий своего будущего соперника, поиски слабых мест в его игре и характере, борьба за право считаться претендентом на высший шахматный титул, поиски меценатов для организации матча. Да и сам матч – более чем два месяца чрезвычайно нервного напряжения, бессонные ночи, проведенные за анализом отложенных позиций, горечь поражений и радость побед.
Без преувеличения победу Алехина можно назвать подвигом. За те семь лет (с 1921 по 1927 г.), что Капабланка был шахматным королем, он потерпел всего три поражения, а Алехин за два месяца выиграл нужные для победы в матче шесть партий. Об исключительно упорной борьбе говорит красноречивая цифра – 25 ничьих!
Капабланка был настолько сломлен и подавлен исходом сражения, что не нашел в себе сил ни публично сдаться в последней отложенной партии, ни явиться на заключительный банкет. Он ограничился коротеньким письмом.
«Дорогой Алехин! Я сдаю партию. Итак Вы – чемпион мира. Примите мои поздравления. Поздравьте также от моего имени госпожу Алехину.
Искренне Ваш
Хосе Рауль Капабланка»
По возвращении из Буэнос-Айреса в Париж, отвечая на вопрос корреспондентов, Алехин сказал:
«Как отнесся Капабланка к своему поражению? По-видимому, он был потрясен. Но расстались мы с ним дружески. Все же я пожалел, что он не счел нужным прийти на прощальный банкет, где меня провозгласили чемпионом… Я уверен, конечно, что Капабланка вызовет меня на реванш. Я приму вызов на условиях предыдущего матча и обязуюсь играть новый матч не позднее чем через год с момента получения официального вызова. Капабланка возвращается в Нью-Йорк в феврале. Следовательно, в марте я могу ожидать его вызова».
Однако Капабланка с вызовом не торопился. Вернувшись в Нью-Йорк, он отправил письмо в Европу, но не Александру Алехину, а другому Александру – Рюэбу, президенту образованной в 1924 году Международной шахматной федерации.
В этом письме он писал:
«На основании моего опыта в Буэнос-Айресе мне представляется необходимым предложить только два изменения первоначальных условий. Первое изменение следующее: число партий должно быть ограничено и не должно превышать, по моему мнению, шестнадцати. Таким образом, измененное правило должно гласить: матч играется до шести выигранных партий, но если после шестнадцати партий ни тот, ни другой участник не выиграет требуемых шести партий, победителем в матче и чемпионом мира признается тот, у кого окажется фактический перевес в выигранных очках.
Конечно, в случае равенства очков матч объявляется закончившимся вничью, и чемпион мира сохраняет свое звание.
Второе изменение касается продолжительности игры. По моему мнению, необходимо установить контроль времени после четырех часов игры (т. е. делать 30 ходов за 2 часа), причем надлежит играть в два приема по 4 часа ежедневно с перерывом от полутора до двух часов для отдыха. Всякий анализ во время перерыва запрещается, в противном случае партия считается проигранной. Предлагаемые мной изменения основаны на том соображении, что матч без ограничения числа партий может, в сущности, продолжаться неопределенно долго и исход его будет в конечном итоге зависеть только от физической и моральной выносливости участников. Другими словами, вопрос будет заключаться в том, кто раньше выдохнется, а не в том, кто лучше играет. При этом не принимаются во внимание и расходы в течение матча, которые непомерно возрастут, если последний затянется».
Копию письма Рюэбу Капабланка отослал Алехину.
Письмо Капабланки вызвало резкую реакцию Алехина. Отбросив всякую дипломатию, он ответил кубинцу открытым письмом:
«После того, как Вы потеряли Ваше звание, Вы хотите изменить условия, которые Вы заставили подписать в Лондоне Ваших будущих противников. Это Вы сделали несмотря на то, что при нашей последней встрече 12 декабря 1927 года я категорически заявил, что принципиально ни на какие изменения регламента не соглашусь. Вы предлагаете сократить число партий до 16 и ссылаетесь при этом на Ваш опыт в Буэнос-Айресе. Хотя в нашем матче я фактически мог быть победителем, начиная с 12-й партии, в любой момент, я полагаю, что ни меня, ни весь шахматный мир такая победа не могла бы удовлетворить…
Я выиграл у Вас в честном, тяжелом бою шесть партий, и я признаю только того сильнее меня, кто выиграет у меня шесть партий.
Если кто-нибудь, пока он – чемпион мира, выставляет условия, которые затрудняют вызов, а после потери звания требует изменения условия в сторону их облегчения, такой человек пренебрегает мнением спортивных кругов. В этом я убежден».
Любопытна реакция президента ФИДЕ на письмо Капабланки. По поводу предстоящего матча-реванша он заявил, что сочувствует взглядам, высказанным Алехиным, но одновременно от имени ФИДЕ предложил свои условия борьбы на первенство мира. Первый пункт этих предложении гласил: ежегодно ФИДЕ называет четырех лучших шахматистов мира, из которых первый считается официальным претендентом на матч с чемпионом. Рюэб назвал и первого официального кандидата – Ефима Боголюбова, только что победившего в матче М. Эйве и ставшего чемпионом ФИДЕ.
Так впервые в споре двух великих шахматистов появилось третье имя. На конгрессе ФИДЕ, который состоялся в августе 1928 года в Гааге, в присутствии делегатов от 17 стран Боголюбов был официально утвержден чемпионом ФИДЕ.
Между прочим, одним из пунктов повестки дня конгресса было обсуждение условий матча на первенство мира. После жарких дебатов вопрос был передан для дальнейшей разработки в специально созданную комиссию. В нее, кстати, вошел и Алехин.
А что же Капабланка? Во второй половине 1928 года он приехал в Европу и выступил подряд в трех международных турнирах. А ведь раньше он не играл годами. Создавалось впечатление, что Капабланка серьезно готовится к реваншу, старается «набить руку», приобрести уверенность. На турнире в Бад-Киссингене его ожидала относительная неудача – он занял второе место, отстав на очко от победителя Боголюбова, но в Будапеште и Берлине праздновал победу. Однако во всех этих соревнованиях Алехин не участвовал.
В октябре из Берлина Капабланка отправил Алехину коротенькое письмо:
«Дорогой сэр, сим письмом я официально вызываю Вас на матч на первенство мира по принятым лондонским правилам 1922 года.
Искренне Ваш
X. Р. Капабланка
P. S. Этот вызов написан для того, чтобы подтвердить письмо д-ра Ледерера, отправленное несколько недель тому назад. Как я понял из его телеграммы, Вы требуете письменного вызова. Мой залог в 500 долларов находится у д-ра Ледерера что, я уверен, он уже Вам сообщил».
Ответ последовал незамедлительно – 12 октября:
«Подтверждаю получение Вашего письма от 8 октября. В связи с тем, что я в принципе принял вызов Боголюбова от 28 августа на матч, который должен состояться в 1929 году, я сожалею, что одновременно не предусмотрел возможности еще одного матча на первенство мира. Тем не менее я принял во внимание Ваше письмо и написал Боголюбову, предоставив ему трехмесячную отсрочку (до 15 января 1929 года), пока он не даст мне гарантий, предусмотренных Лондонским соглашением 1922 года.
В случае, если мой матч с Боголюбовым состоится и я смогу сохранить свое звание, буду готов принять Ваш вызов по окончании этого матча… Письмо господина Ледерера, упоминаемое Вами, не носит официального характера, поэтому я рассматриваю Ваш вызов со времени его отправления, т. е. с 8 октября.
Поступая таким образом, я исхожу из условий, предложенных Вами, когда Вы были чемпионом мира и которые всегда считал справедливыми».
Можно себе представить реакцию Капабланки, когда он получил этот ответ.
Говоря языком шахмат, это был «ход», которого кубинец не предвидел и «просрочил время» – тянул, тянул с вызовом и опоздал!
Еще в конце августа, через три дня после победоносного окончания турнира в Бад-Киссингене, Боголюбов отправил Алехину официальный вызов.
«Глубокоуважаемый г-н Алехин! Настоящим имею честь официально вызвать Вас на матч на первенство мира и буду признателен, если Вы поставите меня в известность, согласны ли Вы в принципе играть этот матч в течение 1929 года».
Письмо Боголюбова, было написано на немецком языке.
11 сентября Алехин ответил из Виши (по-французски!).
«Этими строчками я ставлю Вас в известность, что в принципе принимаю Ваш вызов – первый с тех пор, как я завоевал титул, – и что с моей стороны нет возражений против того, чтобы матч состоялся в 1929 году. Само собой разумеется, что осуществление матча может иметь место только на условиях, выработанных в Лондоне в 1922 году и, кстати сказать, нами обоими подписанных. Окончательное назначение места и времени нашей встречи будет зависеть от тех гарантий, которые на основе вышеуказанного соглашения Вы сами или заинтересованные организации смогут мне предложить».
Мы не будем углубляться в сложные перипетии, связанные с организаций этого матча. Лишь к середине 1929 года стало ясно, что матч Алехин – Боголюбов состоится. 9 июля в Висбадене было подписано соглашение, существенно отличавшееся от Лондонского. Матч игрался на большинство из 30 партий, победителем признавался тот, кто наберет 15,5 очка, при наличии, однако, не менее 6 побед. Независимо от исхода поединка Алехин получал 6 тысяч долларов, Боголюбов – все, что было собрано сверх этой суммы. Эта формулировка, записанная в условиях матча, показывала, что претенденту не удалось собрать те 10 тысяч долларов, которые были необходимы по условиям Лондонского соглашения, и был принят компромиссный вариант, означающий, что, по существу, Боголюбов играл только за титул. Поскольку средства на проведение матча собирались в Германии и Голландии, то и матч игрался в различных городах этих двух стран. Он начался 6 сентября и закончился досрочной победой чемпиона мира в 25-й партии. Окончательный счет поединка 15,5:9,5 (+11—5 = 9).
Матч-реванш Алехин – Капабланка так и не состоялся. Он был намечен на конец 1930 года, но крах на Нью-Йоркской бирже привел к тому, что США, а затем и весь мир вступил в эпоху экономического кризиса. Деньги для матча кубинцу собрать так и не удалось…
А теперь нам предстоит вернуться в 1927 год, чтобы посмотреть, какова была реакция у нас в стране на победу Алехина. Его матч с Капабланкой широко освещался в печати, причем не только в шахматной. Печатались партии с подробными комментариями мастеров, приводились высказывания ведущих шахматистов мира. Однако бурного восторга по поводу того, что чемпионом мира впервые стал русский шахматист и что сбылась мечта Чигорина, я не увидел.
Когда Алехин вернулся в Париж, то русская эмиграция чествовала его в шахматном кружке имени Потемкина. Тут были мастера О. Бернштейн и Е. Зноско-Боровский, художник Малявин, товарищ чемпиона мира по училищу правоведения Половцев. Были представители от всех издававшихся в Париже русских газет и журналов. На этом банкете Алехин сделал несколько неосторожных политических заявлений.
Чрезвычайно резкий ответ последовал немедленно. В «Шахматном листке» появилась передовая, подписанная Н. Крыленко с красноречивым названием: «О новом белогвардейском выступлении Алехина».
Приведя частично эти высказывания, автор заключает:
«С гражданином Алехиным у нас теперь покончено – он наш враг, и только как врага мы отныне можем его трактовать».
Затем Крыленко обращается к нашим любителям шахмат:
«Все, кто еще у нас в СССР среди шахматных кругов лелеяли в душе надежду на то, что когда-нибудь Алехин вернется, должны сейчас эти надежды оставить. Вместе с тем они должны сделать отсюда ряд выводов и для себя, для своего практического поведения.
Прикрываясь ссылками на то, что в Алехине они ценят только шахматный талант, некоторые из наших шахматных работников и даже издательств позволяют себе поддерживать сношения с Алехиным. Так, журнал „Шахматы“ до сих пор считает для себя возможным пользоваться его постоянным сотрудничеством. Госиздат не только издает произведения Алехина – это еще куда ни шло, – но и сопровождает их литературным введением, представляющим из себя сплошной панегирик Алехину без тени критики и даже без малейшего упоминания о его политическом лице. С этого рода маниловщиной и с этого рода политическими попытками „умолчания“ нужно покончить.
Алехин – наш политический враг, и этого не может и не должен забывать никто. Тот, кто сейчас с ним хоть в малой степени, – тот против нас. Это мы должны сказать ясно и это должен каждый понять и осознать. Талант талантом, а политика политикой, и с ренегатами, будь то Алехин, будь то Боголюбов, поддерживать отношения нельзя».
Крыленко полагал, что Н. Греков, Н. Григорьев, не говоря уже о брате чемпиона мира Алексее, проживавшем тогда в Харькове, переписываются с чемпионом мира. Старший брат Александра принимал активное участие в украинской шахматной жизни, поэтому не стоит удивляться, что он был вынужден обратиться в редакцию «Шахматного листка» с письмом, в котором заявил, что осуждает всякое антисоветское выступление от кого бы оно ни исходило, будь то, как в данном случае, его брат или кто-либо иной. Что с тех пор как Александр Алехин покинул в 1921 году пределы СССР, он никакой связи с ним не поддерживал и не поддерживает, и что он целиком согласен со статьей Крыленко.
Судьба проблемиста
Среди многих инициатив, с которыми выступило Исполбюро шахсекции во главе с Крыленко, было открытие во многих газетах шахматных отделов, в которых наряду с информацией и партиями печатались задачи и этюды. Тем самым к шахматам привлекалось большое число решателей. А затем некоторые из них сами начинали составлять задачи и этюды. Число шахматных композиторов стало стремительно расти. И в 1926 году Исполбюро приняло специальное постановление о создании при Всесоюзной шахматной секции Общества любителей шахматных задач и этюдов. Возглавил эту организацию один из наиболее авторитетных шахматных композиторов СССР Лев Борисович Залкинд. Он еще в 1913–1916 годах редактировал задачный отдел в «Шахматном вестнике», а после революции совместно с Л. Исаевым вел отдел задач в журнале «Шахматы».
В конце 20-х годов целая плеяда композиторов отмечала четверть века своей творческой деятельности. Это широко освещалось в нашей шахматной печати, в адрес юбиляров было высказано немало лестных слов. Вот что было, например, написано в передовой журнала «Шахматы» № 12 за 1928 г.
«В текущем году исполнилось 25 лет деятельности на поприще шахматного искусства трех русских композиторов, стяжавших себе громкую мировую известность, братьев Василия Николаевича и Михаила Николаевича Платовых и Лазаря Борисовича Залкинда».
Отметив роль братьев Платовых как основоположников (наряду с А. Троицким и Г. Ринком) современного художественного этюда, автор статьи (им, вероятно, был Н. И. Греков) переходит к рассказу о Залкинде:
«Л. Б. Залкинд выступил на поле задачной композиции в период, когда первое поколение русских задачных составителей во главе с А. В. Галицким уже было на закате. В композициях русских составителей этого периода все больше начинали преобладать формальные и технические элементы. <…> Л. Б. Залкинд, сохранив в своих произведениях все лучшие традиции русской задачной композиции конца 19-го века, внес в них новую оживляющую струю – комбинационный элемент».
И далее:
«В итоге своей 25-летней деятельности на поприще задачной композиции Л. Б. Залкинд занял одно из самых первых мест среди русских проблемистов. Своими произведениями он оказал чрезвычайно сильное влияние на окончательное упрочение среди русских проблемистов принципов художественной школы». <…>
«Л. Б. Залкинд является не только составителем задач, но пользуется почетной известностью и как композитор этюдов. На этюдном поприще Л. Б. выступил несколько позднее, чем на задачном, в 1903—10 гг. Во всем этюдном творчестве Л. Б. сильно сказывается проблемист. Его увлекает не столько борьба фигур, сколько осуществление „комбинации“ в этюдной форме. <…> В течение последних трех-четырех лет Л. Б. уже определенно становится поборником сближения этюда с задачей. <…> Общее количество составленных Л. Б. композиций достигает 500, из них до 375 задач и 125 этюдов». <…>
«Сборника композиций Л. Б. Залкинда до сих пор не было издано, и об этом нельзя не пожалеть».
Поэтому в вышедшем в том же году сборнике задач и этюдов (№ 6) сообщается что Л. Б. Залкинду будет посвящен специальный сборник (№ 9).
В марте 1929 года на пленуме Совета шахсекций Залкинд выступил с отчетом о деятельности ЦК объединения проблемистов СССР. Деятельность одобрили, были отмечены крупнейшие достижения советской шахматной композиции как в пределах СССР, так и за границей. Одновременно было принято к сведению постановление шахкомиссии ВЦСПС об отказе членов профсоюзных шахсекций от участия в конкурсах, организуемых буржуазными изданиями.
В апреле в Москве состоялся вечер московского объединения проблемистов, посвященный юбилею Залкинда и братьев Платовых.
Хотя Залкинд сравнительно редко выступал в конкурсах композиторов, он, тем не менее, завоевал свыше 60 отличий. Особенно плодотворным для его творчества оказался конец 20-х годов. Так в 1928 году он разделил 1—2-й призы на конкурсе трехходовок главной партийной газеты страны «Правды», занял первое место на конкурсе этюдов журнала «64» за первую половину того же года, повторил этот успех на конкурсе журнала «Шахматы» за первое полугодие 1929 года и, наконец, на Международном конкурсе этюдов имени А. А. Троицкого в 1929–1930 гг., который присуждал сам Троицкий, разделил 1—2-й призы.
А затем… Затем грянул гром. Залкинд был, как тогда говорили, «спецом». Он работал заместителем начальника экономического управления Наркомторга СССР, был членом союзного Статплана. Кроме этого Залкинд преподавал в МГУ, имел звание доцента.
В молодости Залкинд активно занимался политикой, в 1903 году вступил в РСДРП и примыкал к большевикам. Однако после февральской революции перешел на меньшевистские позиции и с апреля 1917 года вел работу по выборам в Учредительное собрание. Впрочем, после Октябрьской революции он совершенно отошел от политики.
В конце 20-х – начале 30-х годов в стране прошел ряд громких политических процессов. В одном из них – это был процесс так называемого «Союзного бюро меньшевиков» – на скамье подсудимых оказался и Залкинд.
По этому поводу А. Солженицын пишет в «Архипелаге ГУЛАГ»:
«ГПУ имело такую схему: чтобы было два от ВСНХ, два от Наркомторга, два от Госбанка, один от Центросоюза, один от Госплана. <…> Поэтому брали подходящих по должности. А меньшевики они на самом деле – это по слухам».
Короче, Залкинду напомнили его меньшевистское прошлое. Трагизм ситуации был в том, что обвинителем на процессе выступал руководитель советских шахмат Н. Крыленко. Он потребовал изоляции Залкинда на длительный срок, и его приговорили к восьми годам лишения свободы. Судьба Льва Борисовича, как и многих тысяч репрессированных, оказалась трагичной. После отбытия наказания ему не только не разрешили вернуться в Москву: «Особое совещание» добавило ему еще пять лет исправительно-трудовых лагерей. Когда истек срок второго приговора, его оставили «на вольном поселении» без права покидать место ссылки. Он так и умер в Сибири. В 1956 году, 11 лет спустя, его дело пересмотрели. За отсутствием состава преступления Лев Борисович Залкинд был реабилитирован. Посмертно.
А тогда, в 1931-м, в журнале «Шахматный листок» процессу над меньшевиками была посвящена передовая статья «После суда». В ней Залкинда заклеймили как предателя, контрреволюционера и вредителя:
«Как известно, одной из видных фигур на скамье подсудимых являлся Л. Б. Залкинд, тот самый Залкинд, который до недавнего времени был руководителем Всесоюзного объединения любителей шахматных задач и этюдов. Теперь, когда контрреволюционная деятельность этого предателя установлена приговором Верховного суда, всем известно, какую политическую линию стремился проводить меньшевик Залкинд во всей своей „советской“ работе, в том числе и в шахматной.
Небесполезно поэтому напомнить нашим проблемистам и этюдистам, что именно Залкинд являлся ярым сторонником их участия в буржуазной печати. На пленуме Совета шахсекции союзных республик в марте 1929 года он, с невинным ликом „аполитичного“ агнца, мотивировал свою сознательно-буржуазную точку зрения интересами… „будущности советской композиции“ (цитируем по стенограмме). О том, как он рисует себе эту „будущность“, контрреволюционер и вредитель Залкинд, разумеется, умалчивал. На том же пленуме он имел наглость предложить „выход из положения“ в виде организационного обособления композиторов. „В таком случае“, – виляла хвостом меньшевистская лиса, – „мы могли бы участвовать в международных конкурсах в буржуазной печати, не вызывая (?!) протеста со стороны рабочих шахматных организаций“».
Отметив ряд публикаций советских проблемистов в буржуазной шахматной печати, статья заканчивалась неприкрытой угрозой: «Всему этому должен быть положен конец, решительно и бесповоротно. Давно пора уже и шахматистам понять, что в нашу эпоху ко всем без исключения относятся слова поэта – „кто поет не с нами, – тот против нас“».
Так политическая линия, провозглашенная Крыленко в шахматах, привела к тому, что столь отдаленная от политики область, как шахматная композиция, оказалась втянутой в ожесточенную идеологическую, можно даже сказать, классовую борьбу.
Вот пример.
Исполбюро шахматно-шашечного сектора ВСФК СССР принимает следующую резолюцию:
«1. Признать, что в условиях настоящего момента – обостренной классовой борьбы и возросшей враждебной активности со стороны буржуазии по отношению к Советскому Союзу – никакие сепаратные выступления советских проблемистов в зарубежной печати, не регулируемые советскими политическими шахматными организациями, не могут иметь места, поскольку всякий факт выступления в заграничной печати советских проблемистов тем самым получает уже определенный политический оттенок.
2. Констатировать, что до настоящего времени выступления советских проблемистов в заграничной печати были бессистемны и находились вне контроля со стороны шахорганизаций, в результате чего со стороны отдельных проблемистов имели место совершенно недопустимые политические промахи и ошибки. Целиком солидаризируясь с решением последнего пленума шахсектора ВСФК о необходимости немедленно ликвидировать такое положение, комиссия в развитие резолюции шахсектора о проблемистском движении считает необходимым дальнейшее развитие проблемистского движения направить по пути, который бы целиком соответствовал основным политическим установкам международного шахматного рабочего движения, и поэтому полагает необходимым предложить всем советским проблемистам:
а) в случае направления своих произведений в заграничную печать направлять их в первую голову и преимущественно в органы рабочей печати шахматных рабочих организаций;
б) помимо этого помещение произведений советских проблемистов может иметь место лишь в лояльно относящихся к советской власти органах – по списку, проработанному руководящими шахорганизациями;
в) участие в международных конкурсах задач и этюдов может иметь место не иначе как каждый раз с специального разрешения комиссии проблемистов и последующего утверждения Исполбюро шахсектора ВСФК СССР».
К этому образцу политического бюрократизма вскоре было добавлен еще один не менее примечательный документ.
«По поводу сотрудничества советских проблемистов в западноевропейской буржуазной шахматной прессе.
Наряду с активной поддержкой со стороны советских проблемистов западной революционной печати, как общей, так и специально шахматной, путем самого широкого печатания своей продукции в данных изданиях и организационной помощи ей в развертывании работы, надо признать безусловно целесообразным использование шахматной композиции как одного из каналов, по которому могло бы идти развитие культурной связи с Западом, на основе существующих установок Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС).
Покончив с бессистемными и беспринципными выступлениями советских проблемистов в иностранной печати, как это имело место в прошлом, мы переходим к организованному выпуску нашей продукции в заграничную прессу, используя для этой цели аппарат ВОКСа».
Далее приводился список шахматных изданий, в которых выступления советских проблемистов «признается допустимым и целесообразным».
«Всю корреспонденцию с оригинальными работами советских проблемистов (задачи, этюды, статьи) необходимо направлять по адресу ВОКСа». Так за произведениями наших композиторов, посылаемыми за границу, стало наблюдать «государево око».
И в заключение необходимо отметить, как это ни прискорбно, хотя доброе имя Л. Б. Залкинда восстановлено, но сборника его задач и этюдов как не было, так и нет.
