Текст книги "Клуб любителей фантастики, 2006"

Автор книги: Юрий Нестеренко

Соавторы: Андрей Буторин,Вадим Филоненко,Карина Шаинян,Андрей Щербак-Жуков,Татьяна Томах,Яна Дубинянская,Сергей Федин,Алексей Лебедев,Марина Маковецкая,Сергей Криворотов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Андрей Силенгинский
УСЛОВНЫЙ РЕФЛЕКС

Вячеслав Сергеевич Бубнов презирал тот способ, которым зарабатывал себе на жизнь. Чистым, горьким и немного высокомерным презрением подлинно интеллигентного человека. Больше того, во время своих поездок он презирал самого себя. Так как поездок было много, свободных от презрения моментов почти не оставалось. Нельзя сказать, что это слишком тревожило Вячеслава Сергеевича, ибо, вне всяких сомнений, истинным виновником сложившегося положения дел был не он, а те люди, которые не оставляют образованному человеку иного способа достойно заработать. «Те люди» были достаточно абстрактным понятием, настоящий интеллигент никогда не станет лезть в политику.

Отчеством Вячеслав Сергеевич обзавелся совсем недавно. То есть, разумеется, он имел его с самого момента рождения, но лишь несколько лет назад легковесное «Славик» как-то незаметно сменилось более солидным обращением.

Вообще говоря, действия Вячеслава Сергеевича преследовались по закону, но именно «вообще говоря». Кто сможет проследить за всеми туристами, везущими на малоцивилизованные планеты пару килограммчиков стеклянных бус? Нет, конечно, иногда прослеживали, устраивали облавы и показательные процессы, но человек неглупый и достаточно осторожный избегал всего этого, не прилагая особых усилий. А Вячеслав Сергеевич обладал такими качествами.

Немного купленной информации тут, немного «смазанных» рук там – и вот уже скромный (не стоит выделяться!) звездолет туриста-дикаря B.C. Бубнова покинул пределы Солнечной системы. Правильно обработанные таможенники не обратили внимания на то, что часть его багажа несколько необычна для любителей дикого отдыха на отдаленных планетах. Не обратят они внимания и на совсем уж любопытную поклажу по возвращении господина Бубнова на Землю.

Чаще всего Вячеслав Сергеевич летал в те миры, где уже бывал неоднократно. Так надежнее для коммерции. Но, черт побери, он ведь все-таки был образованный, всесторонне развитый человек и вдобавок незаурядная личность, тянущаяся ко всему новому, неизведанному. Поэтому один-два раза в год отправлялся на какое-нибудь новое место. Посмотреть на планету, которой никогда раньше не видел, сорвать травинку, которую не встретишь больше нигде, полюбоваться закатом… Закаты! Они везде разные! Хоть немного, хоть самую малость. Но эта малость стоит неизмеримо выше возможной потери прибыли. К тому же, прямо скажем, маловероятной потери – информацию Вячеслав Сергеевич подбирал весьма тщательно. Серьезных проколов не случалось. Никогда.

Сейчас, лежа в постели на борту своего небольшого, с виду неброского, но уютного корабля, он испытывал смешанные чувства. Легкая неприязнь к самому себе отошла на второй план, уступив место щемящей радости от предвкушения знакомства с новым миром. Разумеется, его изображения уже были просмотрены со всем возможным вниманием, но разве видеозапись, пусть и наилучшего качества, может сравниться с непосредственным восприятием? Пустой вопрос…

Когда корабль вышел на орбиту, Вячеслав Сергеевич буквально впился в экран.

Едва ли эта планета могла участвовать в конкурсе на звание туристического рая. Пригодный для дыхания (хотя и несколько разряженный) воздух, теплый климат – вот почти полный список притягательных для туриста качеств. Унылый однообразный пейзаж, скудная растительность, почти полное отсутствие животного мира и практически никаких достопримечательностей – на другой чаше весов.

Однако Вячеслав Сергеевич не был туристом, и весы у него были иные. Здесь обитали примитивные, полудикие туземцы, а у них водились алмазы, причем в немалом количестве. Алмазы – первоклассной чистоты, туземцы – неагрессивные и склонные к товарообмену. Подобные сведения стоили весьма недешево, да и купить их мог далеко не первый встречный. Оставалось на практике убедиться в их достоверности.

Рисковать с выбором места посадки не стоило – это железное правило. Флегматичные и покладистые здесь, туземцы могли оказаться дикими и воинственными в другой, пусть даже близкой точке планеты. У инопланетян, посети они в незапамятные времена одну из провинций Срединного государства и расположенное чуть севернее кочевье степняков, сложилось бы очень противоречивое представление о землянах.

Вячеслав Сергеевич сел точно там, где предписывала карта, на знакомой по описанию круглой поляне посреди негустого бледно-зеленого леса. Почти сразу же из-за деревьев показались двое аборигенов. Они не выказали страха или беспокойства при виде звездолета – то ли, видели их раньше, то ли по природе своей были не склоны к проявлению сильных эмоций.

Типичный туземец выглядел как шар светло-серого меха, с выступающими из него короткими ногами, чуть более длинными руками и покатой головой, растущей, казалось, прямо из широких плеч. Если проводить сравнение с земными животными, то наиболее близким аналогом была бы горилла, хотя она, вероятно, протестовала бы против такого заключения. Аборигенов сопровождало сильно суетящееся существо размером с кошку, а по виду – помесь ящерицы с лошадью. Бубнов предположил, что это какое-то местное домашнее животное, и был, между нами, совершенно прав.

Он вышел из корабля, стараясь, по обыкновению, не делать резких движений. Как всегда в подобных ситуациях, пульс заметно участился, хотя Вячеслав Сергеевич был вооружен достаточно полным словарем местного языка и лучевым пистолетом.

Поприветствовав туземцев и услышав адекватный ответ, Бубнов немного успокоился. После обмена несколькими фразами он убедился, что представители двух рас вполне понимают друг друга и успокоился практически полностью.

В общем, все прошло на удивление гладко. Если возможна идеальная торговая сделка с инопланетянами, то это была именно она. Аборигены не только с удовольствием согласились провести взаимовыгодный товарообмен, но и буквально смели все имеющиеся у землянина безделушки, расплатившись чудесными алмазами – ровно по тому курсу, который он назначил. В конце торга у нашего удачливого коммерсанта возникло даже смутное ощущение недовольства от того, что не заломил цены еще круче. Впрочем, это чувство быстро прошло. От добра добра не ищут, а сделка и так вышла самая выгодная из всех без исключения его рейсов.

Домой Бубнов возвращался весьма довольный собой.

– Совсем молодой, да? – полуспросил Пао, провожая взглядом исчезающий из вида летательный аппарат.

Разумеется, это приблизительный перевод. Точнее перевести едва ли возможно, ведь между собой друзья говорили на языке, неизмеримо более сложном, нежели тот, при помощи которого общались с пришельцем.

– По всей видимости, – Леун признал очевидный факт, – от девяти до восемнадцати поколений после первого выхода в космос.

– Я бы сказал, от двенадцати до пятнадцати, – полувозразил-полусогласился Пао.

Леун изобразил жест, примерно соответствующий человеческому пожатию плечами. О чем тут спорить? Все дело в доверительной вероятности.

Пао с улыбкой указал на кучу барахла у ног.

– И это все заберешь?

– Конечно! – Леун высказал удивление вопросом-с-очевидным-ответом. – Это станет отличным дополнением к диссертации. Чем больше материала, тем лучше.

– Не знаю, – проявил Пао сдержанный скепсис, одновременно признавая, что собеседник лучше разбирается в вопросе. – Я совсем не уверен, что подобный хлам что-либо говорит о психологии представителей молодых цивилизаций.

Леун жестом дал понять, что ответ на это выражение сомнения слишком сложен для того, чтобы приводить его здесь и сейчас. Пао жестом же выразил согласие и снял свой полувопрос.

– Ты считаешь, он еще прилетит сюда? – спросил Пао.

– Почти наверняка, – Леун дал точную оценку вероятности этого события.

– И анализ его поведения, насколько я могу судить, важная составная часть твоей диссертации?

– Да, – подтвердил Леун. – Я бы даже сказал, основа.

– Он прилетит… – задумчиво сказал Пао. – С этим я готов согласиться. Но называть это условным рефлексом… На мой взгляд, чересчур смело.

– Буду рад видеть тебя в числе своих оппонентов.

– Вот посмотри, – Пао сорвал с растущего рядом деревца грушеобразный плод ярко-синего цвета и поднял его над головой.

Вертящийся поодаль зверек весело подпрыгнул на всех четырех лапах и стремглав понесся к хозяину. Пао аккуратно вложил угощение ему в пасть.

– Чеонж видит в моей руке пищу и бежит ко мне. Вполне естественная реакция. Но разве можно назвать ее условным рефлексом?

– Разумеется, нет! – Леун согласился с очевидным. – Но тот, что только что улетел, не видит в моей руке алмазы. Однако он будет прилетать снова и снова.

– Довольно спорно, друг мой. Можно сказать, что он-таки видит камни. У тебя они есть, и разум дает ему возможность понять это со всей очевидностью.

– Разум! – Леун издал звук, аналогичный фырканью землянина. – Через несколько прилетов сюда воспоминания о нашей планете будут совершенно однозначно ассоциироваться в его мозгу с алмазами. Смотри!

Леун поднял пустую руку и подозвал чеонжа. Тот подбежал, однако далеко не так поспешно, как к Пао. Леун сорвал с ветки еще одну «грушу» и скормил животному, выразившему свое одобрение чем-то вроде восторженного хрюканья. Все знают, как прожорливы чеонжы…

– Всего лишь несколько подобных опытов, и он будет нестись ко мне во весь опор при виде поднятой руки. А во рту у него будет выделяться слюна. Вот это уже рефлекс.

– Ты полагаешь, ситуации равнозначны? – Пао обозначил постепенно исчезающее сомнение.

– Я в этом уверен. – В голосе Леуна сомнений не было.

Рисунки Виктора ДУНЬКО

№ 12
Современная сказка

Михаил Зуев
ОКАЧУНДРА

Апрельским утром 1973 года Харпер проснулся от смутного ощущения близкого счастья.

«Теперь, когда русские обнаружили Эльдорадо, осталось только выгрести сокровища инков – и в аэропорт. Из отчета ясно, что они не взяли и сотой доли, а по карте до золота рукой подать», – думал он, глядя на брезентовый потолок палатки. Светало, и он вышел покурить. В разреженном воздухе высокогорного плато Чачапояс сигарета еле тлела. Было зябко.

Неожиданно на востоке, опережая восход, появилась и стала удивительно быстро расти, переливаясь разноцветными сполохами, лиловая тучка. Послышался отдаленный ровный гул, как от турбовинтового самолета. Харпер замер, а потом растолкал индейца – проводника Карлоса, который спал, завернувшись в пончо, под кустом.

– Что это? – спросил его американец на ломаном испанском, указывая рукой на тучу. Лицо Карлоса, неизменно смуглое и невозмутимое, будто вырезанное из дубового полена, вдруг побелело, глаза вылезли из орбит, а из перекошенного рта раздался дикий крик:

– Окачундра! Окачундра! – Он вскочил на ноги и бросился бежать куда-то между скал, стараясь спрятаться, как спугнутая мышь.

Лагерь преобразился. Проснувшиеся индейцы, едва завидев теперь уже большую, в четверть неба, разноцветную тучу, низко нависшую над плато, орали «Окачундра!» и разбегались кто куда с жуткими лицами, страшно выпучив маленькие глазки.

Харпер, и ранее недолюбливавший перуанцев, теперь окончательно запрезирал их. «Жалкие трусы, суеверные дикари! Как они боятся грозы!» – подумал он, забираясь в бронированный саркофаг, который предусмотрительно захватил сюда, узнав, что на плато бывают жуткие бури, после которых не остается ничего живого.

Через час сияющие лучи тропического солнца озарили печальную картину: на месте лагеря среди порванных палаток и разбитых вьюков валялись трупы животных и людей, полузасыпанные щебнем и землей. На вершине скалы каким-то чудом застрял расколотый саркофаг с безжизненно торчащей из него рукой американца, поросшей рыжими волосами.

Прошла четверть века.

Зайдя на кухню, Павлик взглянул на календарь и в очередной раз содрогнулся. До 30 сентября оставалось чуть больше сорока дней. Если не произойдет чуда и они с Серым не расплатятся с Нугзаром, то можно смело вешаться. Черт их дернул год назад связаться с этой гнилой «крышей». Сейчас у них уже не было ни своего дела, ни денег, зато поимели они долгов на полтора миллиона долларов и много-много головной боли.

Павлик достал из серванта ПМ, приставил к виску и поглядел в зеркало. Смотрелось нелепо. Вдруг зазвонил телефон. Он отложил пистолет и снял трубку.

– Что, небось веревку мылишь? – раздался бодрый голос Серого.

– Пока нет, но скоро начну.

– Тормозни, у меня идея, надо обсудить. Буду через час, – и дал отбой.

Скоро он уже стоял на пороге с сумкой на плече. Едва закрыв дверь, Серый вынул из нее коричневую картонную папку, уселся в кресло, открыли внятно, с расстановкой, прочел заглавие: «Отчет по теме ПЗ-72. 15 октября 1972 года».

Затем все-таки не утерпел и стал взахлеб рассказывать:

– Если все пойдет, как надо, то через месяц у нас будет золота на десятки миллионов баксов. Ты, полагаю, знаешь, что конкистадоры ограбили империю инков и двести лет возили золото и серебро в Испанию на галеонах. Но многие хронисты того времени утверждали, что завоеватели не добрались до главной сокровищницы индейцев – святилища бога грозы Париакаки, которую условно называли Эльдорадо.

Так вот, здесь описано, как наша экспедиция по поручению прогрессивного перуанского правительства в 1972 году нашла Эльдорадо на одном высокогорном плато, дала его описание и привезла оттуда драгоценностей на полмиллиона «зеленых», которые и передала в государственный музей в Куско. Я купил этот отчет у одного несостоявшегося кладоискателя, не спрашивай, за сколько. Лучше послушай опись найденного:

«Акт об осмотре храмового склада, обнаруженного 22 сентября 1972 г. на плато Чачапояс, Республика Перу.

1. Бриллианты россыпью – 3 кг 750 г.

2. Слитки желтого металла в виде черепов – 128 кг 250 г.

3. Ювелирные украшения из драгметаллов и самоцветов – 6 кг 500 г.

4. Столики для жертвоприношений, складные, черного дерева – 15 шт.

5. Тазики для сбора крови, серебряные – 12 шт.

6. Колуны платиновые – 6 шт.

7. Черепа человеческие, инкрустированные изумрудами – 121 шт.».

И так далее, и тому подобное, на десяти листах. В общем, план такой. Под залог квартир берем у Нугзара часть наших бывших денег, снаряжаем экспедицию, летим в Перу, взбираемся на этот Чачапояс, выгребаем все сокровища, часть отдаем Нугзару и быстренько перебазируемся на Багамы. В случае чего, там смыться будет проще, чем здесь. Испанский я немного знаю.

– Слушай, если все так просто, то что ж, за двадцать пять лет туда никто больше не совался?

– Хороший вопрос. Этот кладоискатель мне сказал, что с тех пор там почти полностью погибло одиннадцать экспедиций, от какой-то окачундры. Иногда в живых оставались проводники-индейцы. По их словам, окачундра – то ли ураган, то ли НЛО, то ли дух этого самого Париакаки.

– Да ты, гляжу, романтик, хочешь умереть красиво: в Андах, от неведомой окачундры, – перебил его Павлик, криво усмехаясь.

– Дай досказать, – ответил сердито приятель, – первая советская экспедиция в 1970 году тоже ведь вся там полегла. Но наши после этого что-то измерили, рассчитали и придумали в НИИЧП прибор, обеспечивший им благополучное возвращение с драгоценностями в 1972 году. В отчете он упоминается как «Изделие 22–09».

– И ты, конечно, в этот НИИЧП уже съездил и эту штуку достал.

– Если бы… Этого института давно нет, о бывших сотрудниках ни слуху ни духу. Зато я нашел участника последней экспедиции.

Серый достал черно-белую фотографию пожилого грустного гардеробщика, подающего пальто какому-то бугаю с короткой стрижкой.

– Алябьев Геннадий Михайлович, сейчас на пенсии, сильно нуждается. Надо брать его за хобот и лететь в Перу.

– В гробу он это Перу видал.

– А зачем существует Нугзар со своей командой, прикинь? Он сделает предложение, от которого тот не сможет отказаться.

Пораскинув мозгами, Павлик в конце концов поддержал идею, и приятели рванули к Нугзару. Неделя ушла на его обработку. Алябьева убедили полторы тысячи долларов, положенные, в рублевом эквиваленте, ему на книжку, и подробная информация о внучке из Томилино, с которой ведь всегда могло что-нибудь случиться… Нашлась у него на антресолях и продолговатая фанерная коробка со скромной надписью «Изделие 22–09» и штампом ОТК.

Наконец в середине сентября экспедиция прилетела чартерным рейсом в Лиму, откуда двинулась по разбитому шоссе в сторону высокогорного плато Чачапояс. Бывшие борцы Арслан и Тенгиз, оформленные охранниками, представляли интересы Нугзара.

Алябьев переносил путешествие неважно, в мутных глазах его застыл тихий ужас маленького человека, плотно сидящего на крючке судьбы. С заветным футляром он никогда не расставался и решительно отказывался показать его содержимое, утверждая, что нежный прибор может испортиться от сырости. График движения определял, в основном, он, опираясь на свой опыт.

Вечером 20 сентября, после недельного перехода по горам, кладоискатели поднялись на последний перевал, ведущий к плато. До Эльдорадо, по словам Алябьева, оставалось около дня пути. Вокруг угрожающе вздымались острые скалы, легким не хватало воздуха, кружилась голова.

Ночью, когда лагерь уснул, Геннадий Михайлович вышел из палатки по нужде. Было тихо, в небе сияли огромные южные звезды, легкий ветерок холодил грудь. Он отошел подальше и вдруг услышал запах шашлыка.

Осторожно приблизившись к его источнику, Алябьев разглядел тлеющие между скал угли и массивные фигуры охранников рядом. Один переворачивал шампуры, другой сидел на камне, задумчиво пробуя ногтем острие длинного кинжала.

– Тенгиз! Что ты сделаешь, как только мы найдем золото?

– Я куплю себе каменный дом и большой черный джип.

– Нет, я спрашиваю, что ты сделаешь в первую очередь?

После длительного раздумья тот отозвался:

– А ты?

– Ха, я как истинный воин выполню приказ командира – зарежу сопляка Павлика.

– Да, совсем забыл. Мне же надо сначала зарезать умника Серегу, а потом уже покупать дом.

– Кто же тогда прикончит старого осла?

– Зачем, он же нас к золоту привел. Мы его отпустим – над пропастью. Пусть летит, куда хочет.

И собеседники довольно загоготали, а пенсионер уполз в свою палатку ни жив ни мертв. На следующий день, когда Серый зашел за ним, Алябьев не смог встать, жалуясь на боль в сердце. Весь день ребята поили его валерьянкой и кормили нитроглицерином, сдержанно матерясь и надеясь, что он не помрет раньше срока. Вечером в палатку Алябьева заглянул Тенгиз, приставил к его морщинистому кадыку кинжал и сказал, обнажая в улыбке крепкие золотые зубы:

– Если завтра ты, ишак плешивый, не встанешь, мы с тебя живьем шкуру сдерем и кошельков наделаем, понял?

Геннадий Михайлович лежал в гамаке бледный и вялый, как садовый хрущ, и голубые глаза его, неестественно большие за толстыми линзами очков, глядели по-детски беззащитно. Он покорно кивнул:

– Не беспокойся, Тенгизик, завтра все будет хорошо.

И действительно, утром 22 сентября Алябьев двинулся в путь вместе со всеми. До цели почти добрались уже поздним вечером. Как заверял Геннадий Михайлович, осталось пройти каких-нибудь пару километров по скалистой тропе. Ему вторил и проводник Хуан – коренастый индеец лет сорока пяти, в засаленном фетровом котелке и выцветшем пончо, с лицом, словно вырезанным из мореного дуба.

Улучив момент, Серый отозвал его в сторону и спросил напрямик:

– Что тут за окачундра бывает?

Минуты две тот бесстрастно смотрел куда-то вдаль, потом строго сказал:

– Дай десять долларов, скажу.

Серый сунул ему мятую бумажку. Хуан спрятал ее под пончо, вздохнул, перекрестился, быстро поцеловал граненый ноготь большого грязного пальца правой руки, присел на корточки, как зек, и, раскачиваясь, забормотал что-то нараспев, мешая испанский с кечуа. Молодой человек с трудом понял следующее:

– Однажды Господь собрал все сокровища верхнего мира – ханан-пачи – на плато Чачапояс и спрятал за каменной дверью. И поручил стеречь ее Илье-пророку, который с тех пор летает над горами в своей огненной колеснице и истребляет всех, кто посягнет на клад. Только раз в году он отправляется к Господу с отчетом о проделанной работе. А называется его колесница «окачундра», что в переводе с кечуа означает «несущая грешникам гибель».

Серый обдумал легенду и опять спросил:

– Как спастись от окачундры?

– Надо больше молиться, – просто ответил Хуан и пошел в свою палатку.

Впервые за последний месяц оптимизм юноши пошатнулся.

Утром, едва непроглядный мрак ночи немного рассеялся, караван выступил в последний переход. Тропу было еле видно сквозь предрассветный туман. Кучки серых костей и обрывки тряпья, обильно устилавшие путь, огорчали глаз. Но вот пришли на место, и в первых лучах восходящего солнца ясно обозначился вырубленный в подножии горы портал с огромной каменной плитой, загораживающей вход. Сбоку виднелась узкая щель.

Радость охватила путешественников. Арслан с гортанным воплем, размахивая тротиловой шашкой, бросился к порталу, Тенгиз стрелял в воздух. А между тем на горизонте появилась странная овальная тучка, сверкающая, как новогодняя гирлянда. Она быстро росла, приближаясь. От нехорошего предчувствия у ребят похолодело в груди. Хуан, едва взглянув на тучу, вдруг побледнел и с жутким воплем: «Окачундра! Окачундра!» – бросился в заросли кустарника. Тенгиз и Арслан, как зачарованные, смотрели на восток, откуда появилась окачундра, держа автоматы наизготовку.

Серый сгреб Алябьева за грудки и заорал в ухо, перекрикивая нарастающий гул:

– Включай свою хреновину, Склифосовский!

Тот покорно вытащил из сумки «Изделие 22–09» и открыл футляр. Внутри лежал пожелтевший листок отрывного календаря за 22 сентября 1972 года и небольшая фомка, сделанная из куска ржавой арматуры. Геннадий Михайлович сказал, вручая ее онемевшему парню:

– 22 сентября надо было подцепить ею входную плиту и войти в хранилище. Это единственный день в году, когда окачундры не бывает. Теперь время ушло, и нам осталось только достойно встретить смерть.

Он снял очки, сел на землю и обхватил колени руками, глядя прямо перед собой. Тут Серый очнулся, пнул пенсионера ногой, схватил фомку и сунул ее в боковую щель портала, лихорадочно стараясь сдвинуть плиту…

Через час Хуан боязливо выглянул из расщелины. Солнце безмятежно светило с ясного неба, и трупы людей среди разметанного снаряжения вперемежку с грязью казались каким-то чудовищным диссонансом. Из-под куска гранитной скалы нелепо торчала толстая волосатая рука с обломком приклада. Индеец вынул из-за пазухи кривой деревянный крестик, поцеловал его и поставил около каменной плиты. Потом зажег свечку, помолился и отправился собирать уцелевшие вещи.