Текст книги "Россия. Какой она могла бы быть. История приобретений и потерь заморских территорий"

Автор книги: Юрий Коршунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 14.
БИЗЕРТА – ПОСЛЕДНЯЯ ЗАМОРСКАЯ БАЗА РОССИЙСКОГО ИМПЕРАТОРСКОГО ФЛОТА

Бизерта… В сердцах российских моряков название этого далекого тунисского порта до сих пор отзывается острой болью. Трагедия великого народа – революция и гражданская война – разделили не только страну, но и флот. Сегодня о горьких днях тех лет в Бизерте напоминают лишь небольшой православный собор с косым Андреевским крестом за царскими вратами, мраморная доска с названиями кораблей бывшего Российского императорского флота, да могилы соотечественников, в которых покоятся герои Цусимы, сражений первой мировой войны, ученые и исследователи, приумножившие славу России. И никто не может отнять у них права быть русскими патриотами.

События осени 1920 года напоминали кораблекрушение. Тонущим кораблем был «белый» Крым, экипажем и пассажирами – армия барона Врангеля. Буквально за несколько часов до вступления в город красных частей 14 ноября 1920 года Вооруженные Силы Юга России покинули Севастополь. «Мы идем в полную неизвестность, и никто не хочет нас принимать», – говорилось в воззвании П.Н. Врангеля. Предвидя близкий конец Крыма, П.Н. Врангель начал готовиться к уходу зарание. Были мобилизованы все пригодные к плаванию корабли и суда.

Эвакуация проходила из всех крымских портов. Солдаты и офицеры уходили в приказном порядке. Каждый имел «законное место» на корабле. Труднее приходилось гражданским.

^{Бизерта – последнее место базирования Императорского флота России}

^{Линкор «Генерал Корнилов» на последней стоянке в Бизерте. В прошлом он назывался «Воля», а еще раньше – «Император Александр I»}

В тот день утром П.Н. Врангель и командующий флотом контр-адмирал М.А. Кедров обошли на катере грузившиеся суда. К полудню все заставы на входе в город были уже сняты. В 14.00 катер правителя Юга России отошел от Графской пристани. На крейсере «Генерал Корнилов», – так теперь назывался бывший «Очаков», некогда мятежный флагманский корабль лейтенанта П.П. Шмидта, – взвился флаг главнокомандующего Русской армией. П.Н. Врангель наблюдал за окончанием погрузки судов и их выходом в открытое море. Затем крейсер направился в Ялту и Феодосию. Барон хотел лично убедиться, что эвакуация завершена и там. В два часа дня 16 ноября из Керчи пришло радио: «Посадка закончена, взяты все до последнего солдата». После этого «Генерал Корнилов» взял курс на Константинополь.

Под Андреевскими или трехцветными, торговыми флагами, а на фор-стеньгах – французскими корабли Черноморского флота, вспомогательные суда и транспорта общим числом до 150 единиц покинули Крым. В состав врангелевской «армады» входили: новейший линкор «Генерал Алексеев» (бывший «Император Александр III»), старый броненосец «Георгий Победоносец», два крейсера – «Генерал Корнилов» и «Алмаз», б современных эсминцев типа «Новик», 4 старых эсминца, 4 подводные лодки, 12 тральщиков, 119 транспортов и вспомогательных судов. Военные корабли, а их было 43, шли под Андреевским флагом, остальные – под торговыми. В полную неизвестность из России на них уходили 145 693 человека, в том числе 116 758 военных и 28 935 гражданских. По оценке П.Н. Врангеля, эвакуация Крыма прошла успешно, хотя не обошлось без потерь. Из-за невозможности буксировки в штормовых условиях пришлось затопить канонерскую лодку «Кавказ», а в керченском караване, попавшем в семибальный шторм, погиб эсминец «Живой» со всеми находившимися на борту.

17 ноября Русская армия начала выгружаться в портах Турции, Сербии, Болгарии и Румынии. Флот был преобразован в Русскую эскадру. Командовал ею произведенный к тому времени в вице-адмиралы М.А. Кедров. Несмотря на недостаток в личном составе, топливе и припасах, эскадра представляла собой внушительную силу.

Еще до ухода из Крыма вокруг Черноморского флота началась «предпродажная» суета. Наибольший интерес к русским кораблям проявляла Франция. Потратив на поддержку П.Н. Врангеля около миллиарда франков, она стремилась возместить свои потери. После нелегких переговоров с представителями Антанты барон вынужден был подписать письменное обязательство: «Отдавая себе отчет в том, что Франция – единственная держава, признающая правительство Юга России и оказавшая ему материальную и моральную помощь, я отдаю мою армию и мой флот и всех, кто за мной последовал, под ее (Франции) покровительство. Я рассматриваю также эти корабли как залог за уплату тех издержек, кои предстоят для оказания первой помощи, вызываемой текущими событиями».

Сложность базирования в Босфоре и стремление Франции заполучить корабли бывшего Черноморского флота подталкивали к скорейшему уходу из Турции. Местом будущего базирования русских кораблей Франция определила Бизерту – небольшой порт и военно-морскую базу в Тунисе, потерявшую практически свое стратегическое значение на севере Африки.

Трудно сказать, случайно ли произошло такое совпадение, но еще до начала мировой войной Россия вела переговоры с Францией об аренде Бизертского озера. Здесь планировалось создать военно-морскую базу, на которую должны были базироваться русские корабли, предназначенные для действий против Турции со стороны Дарданелл. Теперь, отправляясь в свой последний поход, корабли Черноморского флота шли к причалам, которые готовились для них почти десять лет тому назад.

8 декабря 1920 года под командованием М.А. Кедрова эскадра покинула турецкие воды. На кораблях шло около 2000 нижних чинов, 23 адмирала, 18 генералов, 700 офицеров, в том числе 112 капитанов 1 ранга и более 2500 их жен и детей. Нелегко дался русским морякам этот 1200-мильный переход. Не хватало угля и котельной воды, на «Георгии Победоносце», не выходившем в море с 1913 года, во время шторма на мостик рухнула проржавевшая дымовая труба, погибли два офицера и сигнальщик. Тем не менее, к концу декабря эскадра прибыла в Бизерту. Здесь им и было суждено встать на многолетнюю, а большинству кораблей на последнюю стоянку. Сход на берег был категорически запрещен. Вокруг эскадры французские сторожевые катера несли дозор днем и ночью. Берег охраняли сенегальские стрелки. Так продолжалось около месяца.

^{Подводные лодки Черноморского флота в Бизерте}

В чем видели французские власти свою задачу? Прежде всего в том, чтобы до минимума сократить расходы на содержание эскадры, во-вторых, – чтобы сохранить военные корабли в боевом состоянии и обеспечить в дальнейшем их консервацию. Условия схода на берег с первого дня были не только строго регламентированы, но носили явно дискриминационный характер. Тем не менее, постепенно на далеком африканском берегу начала возникать русская военно-морская колония. Для абсолютного большинства из 5300 русских, обосновавшихся в Тунисе, полное бесправие, безработица и скудный паек надолго стали постоянными спутниками жизни.

Новый командующий эскадрой контр-адмирал М.А. Беренс делал все возможное, чтобы сохранить дисциплину и некоторую боеспособность эскадры. На кораблях продолжалось несение четко налаженной службы. Строго соблюдался корабельный распорядок дня. Проводились учения и работы по содержанию техники. Моряки ремонтировали корабли собственными силами. В 1921–1922 годах французы обеспечили даже доковый ремонт линкора «Генерал Алексеев», крейсера «Генерал Корнилов», эсминцев и подводных лодок. Выходить в море для практики экипажам не разрешалось. Корабли стояли на приколе. Иные, как, например, «Георгий Победоносец», постепенно превратились в семейные общежития для офицеров. На нем же была организована и школа для детей, живших, как и родители, «на плаву». Единственным судном, которому разрешалось совершать «плавание» по Бизертскому озеру – пятачку диаметром 7–8 миль, – было парусно-винтовое судно «Ксения Александровна». Позднее ее переименовали в «Марию». Восстановленное силами гардемаринов, судно являлась единственным, обеспечивавшим морскую практику кадетов и гардемаринов Севастопольского Морского корпуса. Прибыв почти в полном составе из Севастополя, корпус продолжал функционировать и в Африке. Размещался он сначала в пригороде Бизерты в старинном французском форте Джебель-Кебирт, позднее – в лагере Сфаят. Под руководством его директора вице-адмирала А.М. Герасимова за четыре года своего существования, с 1921 по 1925 годы, корпус сделал пять выпусков. Его окончили 400 офицеров. Впоследствии их можно было встретить во флотах Франции, США, Югославии, даже Австралии. Некоторые молодые офицеры продолжали учебу в созданном на линкоре «Генерал Алексеев» артиллерийском классе или в классе подводного плавания, организованном при дивизионе подводных лодок. Уровень преподавания в Морском корпусе и классах был достаточно высок, впрочем, как и в школе для детей, на «Георгии Победоносце».

^{Алтарь собора Александра Невского}

^{Собор Александра Невского в Бизерте – храм-памятник последней эскадре Российского императорского флота}

По инициативе энтузиастов на подводной лодке «Утка» был организован выпуск литографским способом журнала «Морской сборник». С 1921 по 1924 годы вышел 31 номер журнала. В основном журнал посвящался обобщению опыта мировой и Гражданской войн. Таким образом, в 1920-е годы в свет одновременно выходили три выпуска старейшего отечественного морского журнала «Морской сборник»: в Москве, во Франции и в Бизерте. Свой журнал в 1922 году издавали и гардемарины Морского корпуса.

Между тем время шло. Стараясь возместить ущерб, понесенный в результате поддержки белого движения, Франция начала прибирать к рукам русские корабли. П.Н. Врангелю и командованию эскадры деваться было некуда. Уже в 1921 году были переданы: плавмастерская «Кронштадт» и ледокол «Илья Муромец», получившие во французском флоте соответственно названия «Вулкан» и «Поллунс». Такая же судьба ожидала многие транспорты и вспомогательные суда. Их продавали иностранным судовладельцам. В соглашении, заключенном П.Н. Врангелем с французами, оговаривалось, что за счет продажи судов эмигранты, жившие в тяжелых условиях, будут получать дополнительные средства. Однако все это осталось на бумаге.

Советское правительство потребовало возвратить корабли, но взамен Франция выдвинула требование – выплатить долги царской России и белогвардейцев. На это Советский Союз, естественно, не пошел. Летом 1922 года отношение французских властей к Русской эскадре заметно ухудшилось. Для бюджета прежнего союзника содержание русской эскадры превратилось в неоправдываемое бремя. Французы потребовали снять с кораблей боезапас и существенно сократить экипажи. К концу года французские власти потребовали упразднить в Морском корпусе гардемаринские роты. Корпус, по существу, перешел на положение гимназии. После завершения общеобразовательного курса большинство кадетов занимало на эскадре матросские должности. Некоторые уезжали для продолжения учебы в высших учебных заведениях в другие страны. В 1925 году Морской корпус был закрыт вообще.

Происходили изменения и в самой русской колонии. После разрешения эмигрантам вернуться на родину часть из них в 1921 году возвратилась в Советский Союз. Пройдя через фильтрационные комиссии, многие из «возвращенцев» попали в тюрьмы и лагеря. Остававшиеся в колонии русские моряки и их семьи стремились всячески сохранить уклад своей жизни, но сделать это было нелегко. Устроившись на работу и получив паспорт, русский навсегда исключался из списка лиц, находившихся на иждивении французского правительства. Возвратиться в лагерь беженцев в случае потери работы он уже не мог. Численность колонии постепенно уменьшалась – русские рассеивались по всему миру.

^{Могила контр-адмирала М.А. Беренса}

^{Русское кладбище в Бизерте}

Летом 1924 года Франция начала дипломатические переговоры с Советским Союзом. Завершились они в октябре того же года признанием СССР. К тому же Франция согласилась возвратить корабли, оставшиеся в Бизерте. Решение всех вопросов, связанных с их возвращением, Советское правительство возложило на одного из создателей Рабоче-Крестьянского Военно-Морского Флота, бывшего командующего всеми Морскими Силами Республики, особого порученца при председателе Реввоенсовета Республики Л.Д. Троцкого Е.А. Беренса, старшего брата контр-адмирала М.А. Беренса, командовавшего русской белогвардейской эскадрой в Бизерте. Что и говорить, революция и Гражданская война разделили не только страну и ее флот, но и многие семьи. Беренсы были одной из таких семей. Технические вопросы доставки кораблей поручались комиссии под председательством известного кораблестроителя академика А.Н. Крылова.

С признанием Францией СССР Русская эскадра в Бизерте прекратила свое существование. Корабли перешли в ведение французского командира Бизертской военно-морской базы. По распоряжению французских властей на всех кораблях были спущены Андреевские флаги и выставлены французские караулы. Как вспоминал очевидец «Не только у моряков, но и у всех русских людей дрогнуло сердце, когда 29 октября 1924 года в 17 часов 25 минут раздалась команда: «На флаг и гюйс», а спустя минуту – «Флаг и гюйс спустить».

Буквально на следующий день военно-морской префект Франции в Тунисе объявил, что его страна больше не оказывает русским никакой поддержки. В декабре 1924 года распоряжением Советского правительства «Начальником отряда судов Черноморского флота, находящихся в Бизерте», был назначен М.В. Викторов, а комиссаром – А. Мартынов. Вскоре в Бизерту прибыла техническая комиссия во главе с А.Н. Крыловым. Работы по осмотру кораблей и определению их пригодности к возвращению в Советский Союз продолжались до января 1925 года. В список кораблей, годных к возвращению, вошли: линкор «Генерал Алексеев», б эсминцев и 4 подводные лодки. Под палящим африканским солнцем остальные суда пришли в полную негодность, и их было предложено продать на металл. В Одессе для буксировки кораблей начали формировать отряд. Увы, возвратиться на родину кораблям так и было не суждено. Условием их возвращения французский сенат поставил требование – признание Советским правительством царских долгов. Москва, естественно, не согласилась.

В судьбе большинства кораблей была поставлена точка. Некоторые из них французы продали Италии, Греции, Мальте. Остальные – французским судоразделочным компаниям. С 1930 года корабли начали разбирать на металл.

Последним в 1936 году разрезали флагман – линкор «Генерал Алексеев», в прошлом «Воля», а еще в прошлом «Император Александр III». Так уж получилось, что в годы второй мировой войны стволы главного калибра линкора захватили немцы и включили их в систему береговой обороны, так называемого «Антлантического вала». На этом, по существу, и закончилась история некогда могущественной боевой группировки Черноморского флота, брошенной в Бизерте за тысячи миль от родной земли.

Незавидной была и судьба русской колонии. Многие русские уехали в другие страны. Большинство перебралось во Францию. Оставшиеся вынуждены были думать о средствах к существованию. Офицеров французы охотно брали на госслужбу в различные конторы, через которые управляли протекторатом Тунис. Другие подались работать на фермы, занялись земледелием, рыболовством, а то и просто устраивались рабочими и сторожами. Оставшаяся в Бизерте колония старалась жить сплоченно, по-русски. Большую роль в этом должна была сыграть церковь, которую и решили построить. Так, в 1939 году на далекой африканской земле появился храм Александра Невского. Предполагалось, что церковь, где хранились реликвии русской эскадры, станет местом поклонения будущих поколений русских моряков. Однако прошли годы, из жизни ушли почти все, кто ступил в далеком 1920 году на землю Туниса. Их потомки разъехались по всему свету, и храм опустел.

Постепенно о судьбе кораблей, покинувших Россию осенью 1920 года, забыли. В официальной советской истории вспоминать о русской эскадре в Бизерте было не принято. Только храм Александра Невского да разрушавшиеся могильные плиты на двух русских кладбищах напоминали о том, что когда-то здесь была целая русская колония, и не просто колония, а крупный отряд боевых кораблей Российского императорского флота.

О Бизерте вспомнили лишь в связи с 300-летием Российского флота. Севастопольское Морское собрание организовало Поход памяти. Из Севастополя в Тунис с почетной миссией в октябре 1996 года отправилась крейсерская яхта «Петр Великий». Через 72 года после спуска в Бизерте Андреевского флага здесь символически вновь был поднят русский военно-морской флаг. По инициативе общественных организаций и при поддержке посольства России в Тунисе началась «Миссия памяти в Бизер-те». В конце 1990-х годов привели в порядок часть русских кладбищ. По решению Святейшего патриарха Московского и всея Руси Алексия II в Тунис были направлены священники. В храме Александра Невского возобновилась служба. В 2001 году с визитом в Бизерту под флагом начальника штаба Черноморского флота прибыл флагман Черноморского флота ракетный крейсер «Москва». Моряки-черноморцы посетили исторические места, связанные с пребыванием здесь русских кораблей. В столице государства в городе Тунисе на кладбище Боржель состоялась церемония открытия мемориальной плиты на могиле последнего командующего Русской эскадрой контр-адмирала М.А. Беренса.

Глава 15.
ВОСТОЧНЫЙ ЛЕНД-ЛИЗ[35]35
  Система передачи США странам-союзникам по антигитлеровской коалиции во время Второй мировой войны вооружения, боеприпасов, продовольствия и др. взаймы или в аренду. – Ред.


[Закрыть]. РУССКИЕ ВНОВЬ НА АЛЯСКЕ

Во время Второй мировой войны россиянам вновь довелось побывать на Аляске. В октябре 1943 года в Москве состоялась очередная встреча министров иностранных дел антигитлеровской коалиции. Американскую делегацию возглавлял госсекретарь К. Хэлл. По его воспоминаниям, именно на этой встрече И.В. Сталин впервые заявил, что «Советский Союз незамедлительно вступит в войну с Японией, как только союзники откроют второй фронт и добьются успеха в разгроме Германии». Хотя заявление И.В. Сталина и не вошло в официальный протокол, но это была первая положительная реакция советского руководителя на многократное «зондирование» союзников по вопросу о вступлении СССР в войну с Японией.

Ровно через год при встрече с У. Черчиллем и Ч. Гарриманом И.В. Сталин подтвердил, что через три месяца после разгрома Германии Советский Союз готов начать войну с Японией. При этом он заметил, что союзникам следовало бы заранее позаботиться о накоплении к этому времени необходимых запасов оружия, вооружения и боеприпасов. С предложением И.В. Сталина Соединенные Штаты согласились сразу. Ответственность за решение этой задачи со стороны США была возложена на главу военной миссии в Москве генерал-майора Д. Дина.

Вскоре советская сторона передала Д. Дину список необходимых поставок. Управление тыла при Комитете начальников штабов США утвердило программу поставок, но с оговоркой – ее выполнение не должно идти в ущерб военным действиям в Европе и на Тихом океане. Программа получила кодовое наименование «Майнпост». Надо сказать, что в этой программе флотские поставки, необходимые для подготовки Тихоокеанского флота к войне с Японией, занимали одно из первых мест. Кодовое наименование флотских поставок звучало как программа «Хала». Список, состоявший более чем из полутора десятков типов кораблей, самолетов, портового оборудования и радиоэлектронной аппаратуры, начальник Главного штаба ВМФ СССР адмирал В.А. Алафузов передал начальнику морского отдела американской военной миссии в Москве контр-адмиралу К. Олсену 18 декабря 1944 года.

Почти сразу возник вопрос о месте передачи кораблей и подготовки советских экипажей. В начале января 1945 года нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов запросил главкома ВМС США адмирала Э. Кинга: «Возможно ли для обеспечения скрытности осуществить передачу кораблей где-нибудь на Алеутских островах, предположительно в Датч-Харборе?» Вопрос Н.Г. Кузнецова и предложение в качестве места передачи Дач-Харбора Э. Кинг немедленно переадресовал командующему американским флотом в северной части Тихого океана вице-адмиралу Ф. Флетчеру. Одновременно он ориентировал его на то, что в ближайшее время на базе предстоит разместить свыше 2500 человек советского контингента.

Вскоре Ф. Флетчер доложил, что наиболее подходящим местом в подведомственном ему районе является не Датч-Харбор, а расположенный в юго-западной части Аляски залив Колд-Бей, место размещения армейского форта Рендол и вспомогательной базы морской авиации. Здесь имелись просторная гавань, удобно расположенные армейские казармы, кухни-столовые и, что особенно важно, – совершенно не было гражданского населения. Последнее, как считал Ф. Флетчер, будет способствовать скрытности передачи, а этому и советское, и американское правительства придавали большое значение. Советским нейтралитетом не хотели рисковать ни та, ни другая сторона.

^{Нарком ВМФ СССР Н.Г. Кузнецов и Главнокомандующий ВМС США адмирал флота Э. Кинг на Ялтинской конференции}

^{Залив Колд-Бей зимой} 

С получением доклада Э. Кинг незамедлительно телеграфировал в Москву Д. Дину: «Выбор пал на Колд-Бей. Это самое удобное место для передачи судов Советскому Флоту». Еще через два дня на Ялтинской конференции он сообщил об этом Н.Г. Кузнецову. В первый момент Н.Г. Кузнецов возразил: «После Датч-Харбора советское командование остановило свой выбор на Кадьяке». Однако будучи незнакомым с Колд-Беем, он внимательно выслушал доводы Э. Кинга и согласился с ним. Вопрос с базой был решен.

Все дальнейшие действия со стороны американцев определила директива Э. Кинга, вышедшая ровно через неделю после завершения Ялтинской конференции. Ф. Флетчеру предписывалось немедленно приступить к ремонту казарм, а необходимые для обучения инструкторы, обслуживающий персонал, командир будущей базы и оборудование должны были прибыть в Колд-Бей к 24 марта. Поступление советского личного состава ожидалось партиями. Первую партию, 2500 человек, ждали к 1 апреля. Всего предполагалось обучить около 15 000 советских моряков.

Одновременно решался и вопрос о доставке советских экипажей на Аляску. Еще в Ялте Н.Г. Кузнецов предложил переправлять их через Атлантический океан на возвращающихся транспортах северных конвоев и далее – через континент на Западное побережье СШ А.Э. Кинг не возражал, но считал, что тяжелая обстановка с судоходством на Тихом океане затруднит доставку советских моряков с Западного побережья на Аляску. Использовать для этого советские транспорты Н.Г. Кузнецов не предлагал. В результате вопрос несколько затянулся, но в конечном итоге советское командование решило доставлять экипажи своими транспортами по обычным ленд-лизовским маршрутам.

В зависимости от ледовой обстановки первые суда в Колд-Бей ожидали в конце марта – начале апреля. Каждое судно могло взять на борт до 600 человек. Постоянный состав – 45–50 переводчиков и 23 офицера, возглавляемых контр-адмиралом Б.Д. Поповым, должен был прибыть с первым судном. По согласованию с американской стороной В.А. Алафузов информировал командование советского контингента, что весь личный состав поступает в прямое подчинение американского командира базы, приказы которого должны выполняться беспрекословно. В соответствии с предварительно согласованной программой до 1 ноября 1945 года планировалось передать 180 кораблей, в том числе 30 фрегатов, 24 тральщика, 36 катеров-тральщиков с деревянным корпусом, 56 охотников за подводными лодками, 30 десантных кораблей и 4 плавмастерских.

В начале декабря для вступления в должность начальника отдела по ремонту и эксплуатации линейных кораблей в Управление кораблестроения в Вашингтон прибыл старший инженер-механик линкора «Миссури» капитан 2 ранга В. Максвелл. Едва он приступил к своим обязанностям, как неожиданно получил новое назначение – командиром морского отряда 3294 на Аляске. Так условно называлась база, создаваемая в заливе Колд-Бей. Получив первую информацию о своих будущих обязанностях в Управлении морских операций, В. Максвелл поспешил в советскую комиссию по приемке ленд-лиза. После его беседы с контр-адмиралом А.А. Якимовым и капитаном 1 ранга Б.В. Никитиным обстановка постепенно начала проясняться.

Несмотря на начавшееся поступление учебной техники для принятия и размещения большого числа людей, требовалось сделать еще многое: закончить ремонт казарм и классных помещений, отремонтировать дороги, организовать питание, создать медсанчасть, сформировать многочисленные вспомогательные службы и т. д. Практически не было условий и для отдыха личного состава. Однако главное, конечно, заключалось в подготовке учебного процесса. Постепенно комплектовался штат инструкторов. Вместе со своим заместителем капитан-лейтенантом Д. Хоутсоном В. Максвелл неустанно трудился, получая, где только можно радиоаппаратуру, радары, гидроакустические станции, гирокомпасы, минные тралы, кинопроекторы, учебные фильмы и др.

Конечно, не обошлось без противоречий. Прибывшие 23 марта в Колд-Бей представители советской приемной комиссии во главе с капитаном 1 ранга Б.В. Никитиным посчитали, что учебные программы составлены неверно. По их мнению, в ущерб подготовке непосредственно на кораблях в программах слишком много времени было отведено для берегового обучения. В. Максвелл же, наоборот, считал, что тщательная подготовка на учебном оборудовании поможет в дальнейшем избежать поломки, аварии и несчастных случаев. Тем не менее, согласие было достигнуто. 5 апреля В. Максвелл позвонил в кабинет Б.В. Никитину. «Коммодор Никитин, слушайте радио! Ваша страна заявила о прекращении действий договора с Японией о ненападении. Надеюсь, что скоро мы станем союзниками и на Тихом океане!»

С 10 апреля в Колд-Бей начали прибывать советские транспорты. Вскоре на пароходе «Севастополь» прибыл командир 5-го отдельного отряда советских кораблей контр-адмирал Б.Д. Попов. Так теперь именовался советский морской контингент в Колд-Бее. Добрые отношения следовало устанавливать с первых шагов, да и флотские традиции к тому обязывали. Хотя сотрудничество и не обходилось без естественных противоречий и даже споров, взаимоотношения между Б.Д. Поповым и В. Максвеллом сложились не только хорошие деловые, но и достаточно теплые личные. Да и что было делить двум морякам, решавшим общую задачу? Перед назначением в Колд-Бей Б.Д. Попов служил начальником отдела боевой подготовки в штабе Тихоокеанского флота. В общем, это был опытный моряк, энергичный и высокоэрудированный офицер. Как вспоминает Б.В. Никитин, «живой, обаятельный, очень непосредственный человек, адмирал импонировал американцам. Он умел находить общий язык и устанавливать дружеские отношения с высокопоставленными офицерами флота США».

К 14 апреля с советских судов здесь уже высадились 2558 человек. В основном это были экипажи двух будущих соединений: 16-го трального дивизиона, состоявшего из 12 морских и 6 базовых тральщиков, и 2-го дивизиона ПЛО, состоявшего из 20 охотников за подводными лодками. Вместе с постоянным американским составом численность гарнизона в Колд-Бее выросла почти до 4 тысяч человек. К приему советских моряков практически все было готово. Экипажи разместились в утепленных сборно-щитовых домиках, каждый был рассчитан приблизительно на взвод. Обогревались домики соляркой. Имелись хорошо оборудованные душевые, прачечная, дизельная электростанция и котельная, автоматическая хлебопекарня, камбуз, столовая, даже клуб с большим кинозалом. Небольшой госпиталь состоял из нескольких домиков, заботливо соединенных между собой крытыми переходами. Все находилось в отличном состоянии. «Я еще раз убедился, – вспоминает Б.В. Никитин, – в умении американцев устраивать быт с максимальным комфортом, независимо от того, где приходится это делать – во Флориде или на Аляске». В результате на обустройство ушло около двух суток. Буквально с 1 б апреля жизнь советских моряков вошла в четкий ритм. На берегу в учебных кабинетах изучались оружие и технические средства. Практические занятия проводились на кораблях, стоявших здесь же в гавани. Труднее всего давалось освоение «новых американских приборов» – радиолокации и гидроакустики. Что и говорить, электроника для нас тогда была в новинку. Да и учебных пособий на русском языке явно не хватало. Создавать их пришлось прямо на ходу совместными усилиями американских инструкторов, представителей приемной комиссии и советских переводчиков. По вечерам в клубе шли советские и американские фильмы. Смотрели их все вместе. Большим успехом у американцев пользовались «Чапаев» и «Два бойца».

Вскоре для сдачи учебно-боевых задач советские экипажи начали выходить в море. Странным образом переплелась история двух великих народов, русского и американского. Выходя в море из американской базы на американских кораблях, советские моряки постоянно читали на картах русские названия: остров Буян, вулкан Павлова, риф Панькова и др. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Моряки жили на земле, некогда называвшейся Русской Америкой, плавали они в водах Берингова моря, которое когда-то считалось внутренним морем Российской империи. «В окрестностях базы, – вспоминал Б.В. Никитин, – мы даже наткнулись на старинное кладбище с крестами, на которых еще можно было с трудом различить надписи кириллицей».

Стоит ли говорить, с каким ликованием в Колд-Бее встретили известие о капитуляции Германии? Общую победу праздновали вместе. Однако уже на следующий день работы возобновились. Все понимали, что скоро наступит и их черед. Чашу возмездия предстояло испить и Японии.

Конечно, в работе были и накладки. Не все шло гладко с поступавшими для передачи кораблями – некоторые ошибочно были оснащены оборудованием, не предназначенным для передачи. На других, наоборот, перед отправкой в Колд-Бей оборудование, предназначенное для передачи, почему-то снималось. Еще одной из причин задержек были поломки, которые корабли получали, особенно малые, при переходе в Колд– Бей. Для их устранения приходилось отправляться в Датч-Харбор, а это почти 400 миль.

Первый конвой из Колд-Бея в Петропавловск вышел 28 мая. Он состоял из трех тральщиков и пяти катеров-тральщиков. Второй и третий вышли соответственно 30 мая и 7 июня. Конвои шли под охраной американских кораблей. Даже такие корабли, как морские охотники и катера-тральщики переход в Петропавловск совершали практически безостановочно. Выйдя из Колд-Бея, конвои проходили через пролив Юнимак и далее следовали на запад вдоль северной кромки Алеутских островов. Северо-западнее острова Атту американский эскорт оставлял конвой, и он следовал самостоятельно к Командорским островам. Здесь конвой встречал советский эскорт, сопровождавший его до Петропавловска.

Естественно, что наиболее серьезные трудности и у советской, и у американской сторон возникали при передаче фрегатов. Из передаваемых кораблей они были самыми крупными. К тому же именно на фрегатах было размещено больше всего наиболее сложной по тому времени радиоэлектронной аппаратуры – радиолокационной и гидроакустикой. Для советских моряков освоение ее было делом непростым. Непростой оказалась и подготовка фрегатов к передаче.