Текст книги "Танкер «Дербент» • Инженер"
Автор книги: Юрий Крымов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)
– Ты бы сразу покричал, – приветливо сказала Аня. Она вышла за ограду и подошла к Григорию. – Ну, здравствуй.
– Дай, дай на тебя посмотреть, – говорил Григорий, крепко сжимая и не отпуская ее руки. – Загорела, молодец! Как есть командир землекопов.
Он напряженно изучал лицо Ани, видимо, не зная, продолжать ли игру, начатую при их расставании. И, должно быть, решив, что надо продолжать, он восторженно взмахнул рукой, показывая на площадку:
– Завод-то какой выстроили. А?
– Завод, да, ничего...
Аня посмотрела на грубое деревянное здание, на бегущие транспортеры, кучи глины, и сильнее прежнего показался ей завод некрасивым и жалким, а голос Григория натянутым и фальшивым.
– Болезней много, – сказала она со вздохом.
– Болезней? – испуганно переспросил Григорий. – А что такое? Какие болезни?
– Да всякие. Вот транспортеры никак не наладим.
– Ах, это на заводе!
– Ну да.
Наступило молчание.
– Хорошо, что ты пришел теперь, – сказала Аня.
– Хорошо? Правда?
– Да. У нас сейчас перерыв. В другое время меня труднее было бы вызвать.
– Ага! – Емчинов нахмурился. Он понял, что игры больше не будет. – Однако у вас строгости пошли.
– Понимаешь, на той неделе с площадки вывезли подтоварник. Это контора бурения постаралась. Подумай только, воровать друг у друга! Я распорядилась, чтобы завод обнесли колючкой и поставили вахтера. Теперь мы не пускаем посторонних. – Она смутилась оттого, что слишком прямо дала ему понять, что он теперь посторонний, и мягко прибавила: – Вероятно, вахтер не знает тебя в лицо.
– Те-те-те! Знает или нет, какая разница. Я – отрезанный ломоть, вчерашний пономарь, на меня собаки не лают. Расскажи-ка лучше о себе.
Его лицо помрачнело, тревожный блеск глаз усилился, и, не давая Ане открыть рта, он продолжал:
– Представь себе, встречаю сегодня Яшку Дятенко. Идет мне навстречу и смотрит, как в пустое место, – не узнает. Он забыл, как я его, паршивца, за уши вытащил из Сызрани. Впрочем, он сам едва держится, и при Шеине ему не усидеть. Вот и петляет, как заяц, выгибается перед новым хозяином. Никчемный человечишка оказался. Да-а, но мне, брат, обидно. Ты же знаешь, как я работал. Так можно поворочать год-два, а потом – пожалуйте на инвалидность. Рамбекова мне, положим, не жаль. Завелась склока – сматывай удочки. Обидна, понимаешь, формулировка: «За канцелярско-бюрократическое руководство, с лишением права занимать ответственные должности». Незаслуженно. Конечно, ошибки были, – у кого их нет! Да тут дело не в ошибках, а в том, что момент они выбрали удачный. Зимняя кампания прошла коряво, а тут конференция подоспела и годовой баланс. У Сережки Стамова – сильная рука в обкоме. Второй секретарь работал здесь еще при Тоцком. Он и Шеина знает. Я эту механику слишком поздно раскусил...
Он, этот отрезанный ломоть, еще весь был полон вчерашними служебными интересами и вел великолепную битву с воздухом, уклоняясь, парируя и нанося удары до тех пор, пока не утомился. Он так и кипел энергией и, по-видимому, вовсе не думал унывать. Рассказал, что его посылают на низовую работу в Фергану.
– Это порядочная глушь, но, говорят, там хороший климат и, разумеется, все условия второго пояса. Можно себе представить, что там за кадры. Люди нужны повсюду, дозарезу нужны... – Он сделал паузу, ожидая, что скажет Аня. Аня молчала. – Тебе здесь тоже не сладко, товарищ. Кругом все эти разговоры. Вот посмотришь, на первом же активе все выступающие по очереди выспятся на моих ошибках. Тебе будет тяжело.
Григорий был взволнован, гладил ее руку, и в голосе его звучали те задушенные, искренние нотки, которые прежде всегда обезоруживали ее. Но она оставалась спокойной. Посмотрела на свои стоптанные башмаки, на пыльную юбку, обтягивавшую живот, и равнодушно подумала: «Должно быть, я сейчас порядочное чучело».
– Самое тяжелое позади, – сказала она. – Не так уж трудно посидеть на активе. А ехать мне некуда. Из Рамбекова я не поеду.
Григорий слегка побледнел и самолюбиво пожал плечами.
– Да, если так, то тут уж ничего не скажешь. Но иногда люди, охладев друг к другу, продолжают жить вместе. Из-за ребенка.
Анна Львовна вздохнула и освободила руку.
– Уж и не знаю, – сказала она, помолчав. – Не знаю, право, что будет полезнее ребенку.
Вот и все. Они повернули обратно и молча дошли до ворот. Вахтер растворил калитку. Григорий сказал:
– Я завтра еду, – и посмотрел на нее выжидательно.
– Счастливый путь, – ответила Анна Львовна. – До свидания.
И вахтер снял шапку и поклонился, улыбаясь этому человеку.
5
Где-то выпал дождь. Над Рамбековом прошли только редкие клочковатые облака, испещрили степь пятнами теней и унеслись на юг. Но ручей вдруг разлился, покрылся пеной и зарокотал по-весеннему.
Чтобы сделать проходимым кратчайший путь от станции до завода, Анна Львовна распорядилась набросать мостки. В этот день она часто присаживалась отдохнуть, несмотря на то, что жара была умеренная.
Был последний день приемки завода. На заводе работала комиссия. Инженер Дятенко держался официально, давая понять, что о приятельских отношениях между ним и женой бывшего управляющего не может быть и речи. Он, по-видимому, плохо понимал то, что делалось на заводе, и поминутно заглядывал в инструкцию.
– Удивляюсь, как это Степан Нилович распорядился о приемке, – говорил он, обращаясь к другому инженеру треста и пожимая плечами. – Обратите внимание, у них крыша не покрыта толем. Вот как у нас делаются дела.
– Толя уже давно нет на складе, – отвечала Анна Львовна. – Да это же пустяки. Подвезут – сделаем в один день.
– Не прикажете ли вписать в акт, что у нас есть на складе и чего нет? – ехидно спросил Дятенко.
– Да пишите, что хотите.
Анна Львовна знала, что Шеин не станет останавливать завод из-за неисправной крыши, а остальное ей было безразлично. Но крышу надо было закончить, и она пошла на промысловый склад попросить толя.
– Привезли нынче утром, – сказал кладовщик. – Кажется, еще не заприходовали. Если нужно срочно, попросите заведующего складом. Может быть, он пойдет вам навстречу.
Но заведующий не захотел пойти навстречу Анне Львовне. Его словно подменили. Прежде он был отменно любезен, со всех ног бросался подвинуть ей стул, а теперь даже не пригласил сесть.
– Не заприходовано.
Формально он был прав, но Анна Львовна пыталась возражать:
– Но, поймите, ведь вы задерживаете приемку завода. Разве нельзя записать эту выдачу отдельно?
– Может быть, по-вашему, и можно, а у нас свой порядок. Незаприходованных материалов не выдаем.
В том, что заведующий складом выполнял установленные правила, конечно, не было ничего плохого. Но, глядя на его невозмутимое, скрыто злорадное лицо, Анна Львовна вдруг почувствовала себя одинокой, никому не нужной и подумала, что Григорий сказал правду и ей трудно будет работать в Рамбекове. Но тут же она рассердилась на себя за эту мысль, овладела собой и спокойно сказала:
– Отложим до завтра. С утра я пришлю машину за толем.
Она вернулась на завод как раз вовремя. Стоял большой транспортер. Вероятно, в барабан набилась глина. Мотор, остановленный на ходу, дал большой ток, от которого перегорели пробки.
Дятенко скучливо бродил по двору. В руке он держал бумажный фунтик, выбирал из него спелые абрикосы, а косточки бросал за проволоку. Увидев Анну Львовну, он сказал недовольно:
– Опять какая-то поломка. Все у вас не освоено.
Он загораживал Анне Львовне дорогу, и она грубо отстранила его рукой. В ту минуту он был ненавистен ей, – этот суетливый, никчемный человечек, как будто был виноват в том, что транспортер заело.
Она вбежала в будку. Там не переставая звонил телефон. Отрывистый, тревожный звон отдавался в ее сердце горячим стуком. Анна Львовна сама не ожидала, что сможет так быстро бегать. За пять минут она побывала в будке, в насосной и у распределительного щита. Вместе с механиком она выбивала глину из барабана, с масленщицей осматривала механизмы. Стиснув зубы, она сказала себе, что простоев больше не будет.
Побежала вверх лента, груженная серой глиной. Застучали насосы. Дятенко выбросил за проволоку пустой фунтик и с интересом спросил механика:
– Ну, в чем там было дело?
Потом побежал в будку, к Анна Львовна слышала, как он кричал в телефон:
– Все в порядке, Степан Нилович, уже пустили. Отчего простаивают? Опыта у людей маловато... Да, да. Не беспокойтесь, я прослежу...
Что-то он еще говорил, Анна Львовна не расслышала. Как все это было ей безразлично. Почему-то с ней всегда так бывало: она строила, налаживала, но не умела показать свою работу в лучшем свете, – зато находились охотники делать это за нее.
Чтобы в барабаны транспортера не забивалась глина, надо было огородить его сеткой. Кирьяк окончил вахту, сложил инструменты, вымылся под душем и расчесал перед осколком зеркала свои густые спутанные волосы. Он торопился на сыгранку баянистов.
– Придется задержаться, Киря, – сказала ему Анна Львовна.
Он посмотрел на свои бурые от несмывающейся ржавчины руки и тряхнул головой с едкой усмешкой!
– Не состоялась гулянка, что ты скажешь! Вот так уж который раз. Не дадут ожениться человеку.
Через минуту он уже возился около транспортера, прилаживая сетку, стучал ручником, перекатывая в зубах тлеющую самокрутку. Анна Львовна смотрела на него и думала, что у Кирьяка чувство ответственности развито сильнее, чем у инженера Дятенко. Почему это было так, – она и сама не понимала толком, но знала наверное, что это так. Она и Кирьяк понимали друг друга. Завод лежал перед ними со всеми своими болезнями, как живое существо, созданное их руками. Стоило ему перестать дышать, тотчас же звонил телефон в будке. Его металлическим языком кричали лихорадящие промысла. Тут уж забываешь о своем недомогании и усталости и бежишь со всех ног. Так можно забыть о себе, когда заболевает близкий человек. Чувство ответственности похоже на любовь: чем больше делаешь для человека, тем сильнее любишь.
Незаметно настал вечер. Дятенко подписал акт и уехал (должно быть, Шеин настоял на приемке завода). Вступила вторая смена. Тень от здания постепенно закрыла всю площадку и перекинулась за проволочную ограду. Тень эта понемногу бледнела и сливалась с общей окраской степи. Долина расцветилась огнями. Ближние огни освещали остовы вышек, переплеты досок и фигуры людей. Дальние – только лучились и мигали.
Анна Львовна выбрала короткий путь через ручей. Он сильно разлился и был весь живой – его струи, как стадо грызунов, прокладывали себе дорогу в камнях, рыская и вставая на дыбы бурунами пены. Мостки, через которые прошла вся дневная смена, прогнулись, и середина была под водой. Анна Львовна присела на камень, чтобы снять туфли и чулки. Теперь только она почувствовала, как гудят ноги, заметила пятна глины на юбке и уродливые, стоптанные каблуки. Настоящее чучело.
На беду кого-то принесло к переправе. Маленький черный автомобиль налетел, как буря, прошуршав колесами по прибрежному гравию, остановился и попятился назад, недоуменно упираясь лучами фар в блестевшую перед ним ленту пены. Водитель растворил дверцу машины и вышел.
– Вот так здорово! – весело воскликнул он. – Ручей разлился.
Анна Львовна спрятала руки за спину. Она хотела продолжать свой путь, но боялась поскользнуться на мокрых мостках. А Сергей подошел ближе, вгляделся и опять воскликнул:
– Вот так здорово!
И на этот раз было непонятно, к чему относилось его восклицание – к тому ли, что он узнал Аню, или что ручей разлился.
– Ты что тут делаешь? – спросил он.
– Да вот хотела перебраться. А ты разве не знал? – Она указала на ручей кивком головы.
– Нет. Откуда же мне знать, когда я сегодня приехал?.. Но ты-то как же здесь?
– Да вот уж так... – сказала она.
Глупо было стоять рядом и молчать. Она кусала губы и злилась на Сергея: «Чего ему надо? Ехал бы подальше на своей машине». Своим появлением он нарушил тот суровый и ясный строй мыслей, который помогал ей переносить усталость и нездоровье.
– Ну, какие дела в районе? – спросил Стамов.
– Хорошие. Сегодня приняли завод.
– А Степан?
– Степана Ниловича я мало вижу. Он все больше в разъездах. Ну, а ты как?
– Да вот вернулся.
Сергей только раз взглянул на нее пристально и радостно и опустил глаза, но в лице и во всей фигуре его Аня видела то сдержанное волнение, которое он обнаруживал при всякой встрече.
– Подъезжаю сюда, смотрю – что за черт... наш ручей разлился... Но как же ты здесь оказалась?
Он так и сказал: «Наш ручей» – и еще больше потупился, испугавшись того, что вырвалось у него внезапно. Аня сделала движение, как будто хотела перебежать на ту сторону, – так недоступно далек и так близок был ей этот человек со своей упорной и робкой любовью. Знала она, что надо расстаться с ним тотчас же, и боялась обидеть его. Она протянула ему руку и проговорила едва слышно:
– Что же тут удивительного! Оказалась – и все тут. Выходит, будем работать вместе.
Они стояли над самой водой, их темные отражения струились в ней, как бы стремясь оторваться и унестись с потоком к морю.
О Юрии Крымове
Юрий Крымов погиб в сентябре 1941 года в бою у села Богодуховка на Полтавщине. Ему было тогда тридцать три года. Жизнь писателя оборвалась в самом начале его творческого пути. В памяти советских читателей Юрий Крымов остался как автор прекрасных повестей «Танкер „Дербент“» и «Инженер», в памяти друзей и товарищей – как человек удивительной духовной чистоты, мужества и высоких идей.
Эти качества Юрия Крымова, писателя и человека, мы глубоко ощущаем, и перечитывая его знаменитые повести, и с волнением перебирая его удивительные фронтовые письма, и знакомясь с тем немногим из его литературного наследия, что было опубликовано уже после его смерти. Это был подлинно советский человек, активнейший участник социалистического строительства, глубоко партийный художник, художник-борец.
Юрий Крымов (Юрий Соломонович Беклемишев) родился 19 января 1908 года в Петербурге. Его мать была писательницей, отец – одним из основателей известного петербургского издательства «Шиповник». Вскоре после революции Юрий с матерью переезжает в Москву. Здесь в 1925 году он кончает Потылихинскую опытно-показательную школу-девятилетку и, несмотря на страстное увлечение литературой, поступает на физико-математический факультет Московского университета, – как и многие его сверстники, он стремится получить техническую специальность и непосредственно участвовать в осуществлении плана индустриализации страны.
«В стране заговорили об электрификации, ГОЭЛРО, – писал Ю. Крымов в автобиографии, – старые специалисты саботировали. На рабфаках и в вузах спешно создавались новые кадры. Дух своего времени оказал влияние и на выпускников коммуны (школа, в которой учился Ю. Крымов, была школой-интернатом. – М. Б.). Большинство моих товарищей, как и я сам, пошли в технические вузы».
Но, занимаясь на физико-математическом факультете, Ю. Крымов часто испытывает желание зафиксировать на бумаге виденное. В одном из набросков автобиографии он вспоминал: «Вечером после лекций я писал дневники. В них почти отсутствовал элемент личного, скорее это было сухое изложение событий и наброски характеров тех людей, с которыми я сталкивался... Это не было творчеством, даже не накоплением материала для творчества (большую часть записок я сжигал)».
Ю. Крымов принадлежал к тому поколению советских писателей, мировоззрение и характер которых формировались уже в советской школе и советской действительностью, а художественные вкусы складывались под влиянием и русской классической литературы и лучших произведений литературы социалистического реализма. Представитель новой, советской интеллигенции, он начал свою самостоятельную трудовую жизнь, когда страна от восстановления разрушенного в годы империалистической и гражданской войны хозяйства приступила к осуществлению плана первых пятилеток, к созданию материально-технической базы социалистического общества.
Тема труда, тема социалистического строительства все мощнее и мощнее звучит в советской литературе. Вслед за «Цементом» Ф. Гладкова, – первым, как назвал его Серафимович, широким полотном строящейся революционной страны, – появляются «Гидроцентраль» М. Шагинян, «Соть» Л. Леонова, «Поднятая целина» М. Шолохова, «Время, вперед!» В. Катаева, «Большой конвейер» Я. Ильина и многие другие произведения. Десятки крупнейших строек по всей стране, трудовой подъем миллионных масс трудящихся – вот тот фон, на котором прозвучало обращение М. Горького к литераторам на первом Всесоюзном съезде советских писателей.
«Основным героем наших книг мы должны избрать труд, то есть человека, организуемого процессами труда, который у нас вооружен всей мощью современной техники, – человека, в свою очередь организующего труд более легким, продуктивным, возводя его на степень искусства. Мы должны выучиться понимать труд, как творчество [1]1
Горький М. Собр. соч. в 30-ти т., т. 27. М., ГИХЛ, 1953, с. 320.
[Закрыть]».Окончив в 1930 году университет, Ю. Крымов окунается в самую гущу жизни. Он работает электротехником, позже прорабом на строительстве радиостанции. Теоретические знания он стремится дополнить практическим опытом с тем, чтобы, освоив электротехнику, стать инженером. В 1934 году его зачисляют в техническое бюро на должность инженера. С 1935 года Ю. Крымов ведет научно-исследовательскую работу.
Значительная часть трудовой жизни писателя связана с Каспийским морем. Здесь он познакомился с работой морского транспорта, судоверфей, портов, с нефтяными промыслами. Давнее романтическое увлечение Крымом, где он бывал в детские и юношеские годы, сменяется любовью к новому краю.
В 1935 году Ю. Крымов, по его словам, «впервые попробовал написать повесть». И уже в этой первой пробе пера его характеризует активное, страстное отношение к жизни и людям. Призыв М. Горького к активному вмешательству литературы в процесс созидания новой жизни в душе Ю. Крымова нашел живейший, деятельный отклик.
Ю. Крымов назвал свою первую повесть «Подвиг». Моральные проблемы, становление человека нового мира, сложные условия борьбы за революционные идеалы и человек, формируемый в этих новых жизненных ситуациях, – вот те проблемы, которые ставил и пытался разрешить в своем первом произведении молодой автор.
В чем истинный подвиг? Один из трех героев повести ученый Алексей Берзин видит подвиг в труде исследователя, изобретателя, поскольку этот труд, по его словам, дается «ценой отрешения от повседневных радостей жизни, отказа от бездумного отдыха, ценой медленного сгорания на пути к намеченной цели». Именно так трудится Алексей, и ради своей работы, в успехе которой видит не только свой личный успех, но «одновременно успех партии», он считает себя вправе отказаться от административной должности, хотя понимает, что его кандидатура единственно подходящая.
Его младший брат, летчик Костя Берзин, веселый и непосредственный парень, напротив, не отказывается от «радостей жизни», он даже бывает легкомыслен по отношению к любящей его женщине. Он не анализирует, как Алексей, своего отношения к труду и не оценивает своего вклада в общее дело, но во время группового полета не задумываясь идет на верную гибель ради спасения своих товарищей. «О том, что сделал он в то утро, невозможно было жалеть, этим нельзя было гордиться. Он не мог не сделать этого, как не мог бы не драться, если б была война, не работать».
Для Кости Берзина жизнь – это деяние. А поскольку он понимает, что врачи не могут вернуть его к труду и всю жизнь нянькой при нем будет любящая его женщина, он кончает с собой.
Остро был задуман и образ старого друга Алексея Берзина – Григория Рябчинского. Этот человек, способный «дрожать от подозрительности» и часто «перебарщивающий», в поведении своего друга Алексея – в его отказе от административной должности – усматривает честолюбивое стремление достичь личной славы в науке, его «перерождение». И хотя Григорий знает Алексея с детских лет, вместо того, чтобы поговорить с ним по душам, «обличает» его на парткоме. Реплика, брошенная по его адресу Костей, – «ханжа с партбилетом» – является, пожалуй, и авторской оценкой.
Ю. Крымов понимает задачи, которые стояли в те годы перед советской литературой, и, как писал один из первых исследователей его творчества П. П. Громов, «он хочет многосторонне раскрыть цельный, жизненно сложный характер советского человека, поставить его в центре повествования. Он хочет сплести в едином сюжете и конфликте проблемы идейные, общественные, трудовые, моральные [2]2
Громов Павел. Юрий Крымов. Очерк творчества. М., ГИХЛ, 1956, с. 28.
[Закрыть]». В «Подвиге» Ю. Крымову сделать этого не удалось. Он не сумел показать своих героев в тех многообразных общественных связях, в которых находится человек в жизни. Не хватило мастерства, жизненного и литературного опыта. Позже он сам писал: «Повесть получилась слабая, надуманная и поражала меня какой-то мучительной несвязностью частей, хотя отдельные куски мне нравились».В 1936 году Ю. Крымов плавает на танкере «Профинтерн» на Каспийском море и с огромным интересом наблюдает возникновение стахановского движения на этом судне. «Нравственный облик первых стахановцев, их непреклонность, волевые качества произвели на меня неизгладимое впечатление [3]3
Советские писатели. Автобиографии. Т. 4. М., «Художественная литература», 1972, с. 307.
[Закрыть]», – вспоминал Ю. Крымов в автобиографии.В конце 1936 года у него возникает замысел новой повести, в центре которой человек новой формации, передовой человек советского общества – стахановец. Работая над ней, Ю. Крымов напряженно трудится и как инженер. Из-за кочевого образа жизни ему приходилось «писать между делом – в степи, в лаборатории или в спальных вагонах поездов».
К осени 1937 года повесть была закончена. В марте 1938 года она была принята к печати редакцией журнала «Красная новь». Ю. Н. Либединский писал автору: «Вы написали по-настоящему хорошее произведение советской литературы, и не знаю, что Вам лучше пожелать, так называемого головокружительного успеха, или того, чтоб вещь ваша встретила бы просто внимательную, справедливую и заслуженно положительную оценку».
Этой повестью был знаменитый «Танкер "Дербент"».
Повесть была опубликована в майском номере журнала, а уже 11 июня в газете «Известия» появился первый критический отклик. Автор статьи Мариэтта Шагииян тепло приветствовала создателя повести, который, как она писала, сумел показать «тайну стахановского движения с точки зрения нравственной, психологической». Автор «Гидроцентрали» отмечала, что, «в отличие от многих писателей», Ю. Крымов «глубоко и основательно грамотен в предмете своего рассказа, грамотен и технически, и общественно, и экономически. Эта грамотность обостряет в нем как в производственнике чувство важности детали (запорешь деталь – загубишь целое) и позволяет звено за звеном наглядно развернуть перед читателем весь ход стахановского движения на судне [4]4
Шагинян Мариэтта. Собр. соч. в 9-ти т., т, 7, М., «Художественная литература», 1974, с. 119.
[Закрыть]».Повесть «Танкер "Дербент"» действительно «хорошо разработана». Она отличается цельностью, гармоничностью. Композиционное ее построение, движение сюжета, раскрытие характеров – все подчинено главному: теме, идее, задаче создания образа современного советского человека.
Начиная повесть с кульминации – с пожара на «Узбекистане», писатель с первых же страниц привлекает внимание читателя к своему главному герою. «Да кто он такой, этот Басов?» – звучит вопрос Тарумова. Писатель не спешит ответить на этот вопрос. К постижению образа Басова он подводит постепенно и издалека. Басов когда-то был мотористом на судне, потом получил специальное техническое образование – стал механиком, начал работать в доках. Он любит свою работу, практически и теоретически грамотен, но главное – он чувствует себя ответственным за все происходящее вокруг, чувствует себя хозяином. А нужды дела заставляют его и брать ответственность на себя, и думать творчески, и подчас даже рисковать. Того же он требует и от своих товарищей по работе. Но оказывается, что далеко не все думают, а самое главное – поступают, как он.
Басову не удается отстоять рационализаторское предложение молодого токаря Закирии Эйбата. «Впервые он почувствовал себя одиноким. Все эти люди – механики, мастера цехов во главе с Нейманом, несомненно, работали много и добросовестно. Но почему-то они упорно держались за ветхую уродливую обстановку завода с авралами, суматохами и бессознательным повторением одних и тех же ошибок. Басов чувствовал себя так, как будто, забежав далеко вперед, он оглянулся и тут только заметил, что остался один».
Люди консервативные, инертные уже в самом стиле работы Басова видят для себя реальную опасность. Бронников, например, при регулировке двигателей танкера «Дербент» не сумел добиться проектной мощности и, сославшись на авторитетный учебник, получил разрешение прекратить работы. Басов же достиг почти проектной мощности и только просил еще два дня для окончательной доводки. «У причала стоял танкер «Агамали», и из гигантской трубы его взлетали к мачтам хлопья дыма, – это Басов добивался проектной мощности и своим упорством угрожал спокойствию и благополучию его – Бронникова».
Люди, «остервенело защищающие свой покой», в конце концов отделываются от Басова, – его «списывают» на «Дербент».
Басов остро переживает свое, столь внезапно возникшее одиночество, тяжело переживает разрыв с Мусей, но остается самим собой. Он мужествен. И на танкере, в условиях исключительно трудных, поскольку команда «Дербента» составлена из людей случайных, создает по-настоящему крепкий трудовой коллектив. В этой борьбе Басов растет и сам, становясь со временем талантливым партийным руководителем, настоящим вожаком. И в этой повести Ю. Крымов не отходит от темы подвига. Разве деятельность Басова, его твердость и целеустремленность не являются подвигом?
Ю. Крымов показывает, что Басов побеждает не только благодаря своим личным качествам, но и потому, что советская действительность уже сформировала в людях ту нравственную основу, на которой его, Басова, деятельность становится не только возможной, но и в высшей степени плодотворной. Гусейн, например, хотя он и анархичен и малообразован, любит свой труд, ощущает себя хозяином, и ему «тоже интересно узнать, что к чему». Образ Гусейна дорог автору и очень важен для понимания идеи повести. Басовы одерживают решительную победу над реакционерами, карьеристами, бюрократами, людьми, безразличными к общему делу, когда привлекают на свою сторону массу, воспитывают в таких, как Гусейн, творческое отношение к жизни, твердость характера, волю.
Жизнь – сложна, и не сразу во всем разбирается человек. Так, Муся хотя при первой же встрече с Басовым и поняла, что он «простой и честный», а не «интриган», как считали некоторые, и даже полюбила его, но все же была весьма смущена и озадачена тем, что Басов живет «не как все». Действительную силу Басова она принимает за слабость и назначение его на танкер расценивает как неумение постоять за себя: «Ты неудачник, слабый, нелепый человек, прости!» И только дальнейшие события на «Дербенте» и победы стахановцев над «пределъщиками» по всей стране помогают ей узнать истинную цену Басова, понять главное в нем: «необходимость для него, – такого, как он есть, – идти по этому трудному, но единственному для него пути...» И этого, понятого ею Басова Муся любит еще больше.
«Танкер "Дербент"» был тепло встречен читателями, критикой. Повесть обсуждалась на многочисленных читательских конференциях и в Союзе писателей. Ю. Крымов получил множество писем. «Мне хотелось бы, – писал Ю. Крымову механик МТС И. Ф. Хатников, – чтоб ее прочел каждый рабочий, интеллигент, ибо эта книга учит, как нужно бороться, что нужно делать, чтоб стать большевиком».
В 1939 году автор повести «Танкер "Дербент"» был награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Ю. Крымов продолжал напряженно трудиться. В январском номере журнала «Красная новь» за 1941 год появилась вторая его повесть – «Инженер». Сохранившиеся в архиве писателя черновики и первый вариант повести свидетельствуют о большой работе автора. Ю. Крымов отказывается от первоначальной острой фабулы, он стремится к простоте сюжетной формы и к более глубокому постижению жизненных процессов.
Для понимания жизненного кредо писателя очень показательна в «Танкере "Дербенте"» небольшая сценка – разговор Гусейна с доктором в поезде. « – Вы живете в коллективе, Гусейн, – говорит доктор, – а в коллективе отсутствие доброй воли часто равносильно преступлению. Вы должны были сделать, но не сделали – преступление, так сказать, пассивное, но... преступление». В повести «Инженер» эта тема ответственности человека труда за все происходящее в стране проходит через все произведение. Наиболее ярко она выражена в истории с изобретением Петина.
В «Инженере» нет главного, так сказать, персонифицированного положительного героя. Положительной силой, воспитывающей социалистическую личность, здесь выступает коллектив. Честное, заинтересованное отношение к делу, творческое отношение к труду объединяет Аню Мельникову, Стамова, Шеина, наркома и других героев повести. В их среде, благодаря их коллективным усилиям, вырастает новый тип руководителя – управляющий трестом Шеин, квалифицированным рабочим становится Кирьяк. И только коллективно они могут противостоять силам, мешающим развитию лучших черт советского человека, противостоять емчиновщине.
Знание жизни, страстное, вдохновенное утверждение нового, передового, призыв к социальной активности – вот что главное в произведениях Ю. Крымова и что позволило его повестям занять видное место среди произведений, посвященных теме социалистического труда, теме, которую постоянно, усиленно пропагандировал основоположник советской литературы М. Горький.
Взгляды Ю. Крымова на литературную деятельность, упорство, с которым он трудился, требовательность к себе, высокий художественный уровень всего написанного им – все это предвещало еще более крупные творческие победы писателя. А замыслы у Ю. Крымова были обширные. Он задумал цикл повестей «Люди социалистической индустрии», работал над сценариями «Кирьяк» и «Мост через Алтач». Но замыслам этим не суждено было осуществиться.
22 июня 1941 года фашистские полчища двинулись на Советский Союз. С первых дней Великой Отечественной войны Ю. Крымов в рядах Красной Армии – в армейской газете «Советский патриот». Он пишет очерки для «Правды», выступает по радио.
Жадно вбирает в себя писатель военные впечатления, с любовью всматривается в советского человека, защищающего свою Родину. Он прекрасно сознает огромное историческое значение Отечественной войны, видит глубоко народный характер ее. И в дни жестоких сражений за Правобережную Украину, дни отступления Красной Армии, твердо говорит: «Такая армия может только победить, и она победит».
Богатые фронтовые впечатления Ю. Крымов называет «золотым фондом для писателя», но в этот тяжелый для страны период отбрасывает мысли о будущих произведениях. Переживая гибель лейтенанта Пастушенко, героя очерка «Как был разгромлен полк СС», опубликованного в «Правде» 7 августа 1941 года, Ю. Крымов пишет жене: «Я все о Пастушенко думаю. Очень он мне дорог. И все-таки надо перестать. Когда кончится война и если будет судьба, напишу о нем. Какой он был простой, естественный и храбрый парень. А теперь всем моим мыслишкам – грош цена. Надо дело делать [5]5
Советские писатели. Автобиографии. Т. 4, с. 318.
[Закрыть]».Ю. Крымов с честью исполнял свое дело. Он был и прекрасным работником газеты и храбрым бойцом.
На фронте 19 сентября 1941 года, за день до гибели, произошло знаменательное событие в жизни писателя: Ю. Крымов был принят в партию.
Соединение, в котором находился писатель, попало в окружение и четвертый день вело круговую оборону. Заседание партбюро проходило в боевой обстановке. Ночью Ю. Крымов пишет письмо жене. Он сознает сложность положения, но спокойствие и твердость звучит в каждой строчке письма. «Давно я не писал тебе, так как отправить письмо все равно не было бы возможности. Невозможно это и сейчас. Но я думаю, что написанное письмо все равно как-то дойдет до тебя, а ненаписанное – исчезнет бесследно [6]6
Там же, с. 321.
[Закрыть]».И Ю. Крымов рассказывает о впечатлениях последних дней и самом главном для него – приеме в партию: «Ты понимаешь, я всегда чувствовал, что буду вступать в партию в обстановке жестокой борьбы. Но действительность превзошла все мои предчувствия. Я вступил в партию в тот момент, когда все соединение находится в окружении, – то есть накануне решающего смертельного боя для меня и моих товарищей. На душе у меня удивительно спокойно и хорошо. В боевой обстановке я и вообще спокоен, а теперь к этой всегдашней уравновешенности прибавилось еще новое чувство. Гордость. Сознание того, что я прожил свою жизнь недаром, и если придется умирать, то недаром умру [7]7
Советские писатели. Автобиографии. Т. 4, с. 323.
[Закрыть]».22 сентября это письмо, залитое кровью семи ран, было снято с тела Юрия Крымова. Он погиб, прикрывая своих товарищей, прорывающихся из окружения через линию фронта. Так воинским подвигом завершилась короткая, но яркая жизнь замечательного советского писателя.
М. Белоусова
