Текст книги "Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 1)"

Автор книги: Юрий Фельштинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Попробуем теперь сделать хотя бы грубый подсчет размеров этих "незаслуженных доходов". Согласно последним данным, представленным ВСНХ при плане на 1924-25 год, подлежащая реализации продукция промышленности, охватываемой производственными планами ВСНХ, составила по отпускным ценам в червонных рублях в 1923-24 году 2.425 млн. р., а в 1924-25 году – 3.570 млн. р. Из этой продукции я отнес к предметам широкого потребления почти всю текстильную промышленность (95,), пищевую (100%), большую часть кожевенной (87%), силикатной (стекло – 44%). По лесной взял 26%, имея в виду дрова для широкого потребления и изделия, по металлической – 21% (продукция Метиза –металлические изделия; металлургическая промышленность и с.-х. орудия не включены совсем, хотя частично, кровельное железо, проволока, мелкие с.-х. орудия в отношении количества розничных накидок играли крупную роль), по бумажной – 20% и по горной – 12,4% (нефтяные продукты, в частности, керосин). Совершенно не включена винокуренная промышленность, как не входящая в существующие индексы, и электротехническая промышленность. При таком распределении получится, что в общей массе реализуемой продукции предметы широкого потребления составляют около 60%. Этот подсчет почти полностью совпадает с подсчетами ВСНХ, производившим его другим методом –относя продукцию одних отраслей производства целиком к предметам потребления, а другие – к средствам производства. Поскольку можно говорить о точности этих подсчетов – они страдают скорее в сторону преуменьшения роли продуктов потребления, чем преувеличения.

Приняв эти подсчеты, мы получим, что предметы широкого потребления в 1923-24 году составили (2,425млн*60)/100= 1.455 млн. черв. руб. При среднем увеличении розничной накидки в этом году в 14,5% (к оптовой цене, а не к отпускной), беря ее на отпускную цену, мы опять-таки

грешим в сторону преуменьшения, мы получаем (1,455 МЛН.*14,5 )/100=210

млн. черв. руб. добавочной прибыли торгового капитала. Для 1924-25 года тот же подсчет дает (3,570*60*20,3)/100= 435 млн. руб. Наконец, для текущего года, приняв, что в течение истекших пяти месяцев промышленность из общей предполагаемой к реализации продукции в 5.122 млн. руб. произвела 35%, т. е. 1.790 млн. руб., получим (1,720*60*25)100=276 млн. руб. В годовом масштабе, если сближения оптовых и розничных цен не произойдет, это грозит вырасти до суммы около 800 млн. руб.

Этот общий суммарный подсчет полезно проверить частным. Надбавки на один из основных продуктов хлопчатобумажной промышленности – ситец, по данным ВСНХ к 1 апреля 1924 года (более ранних данных нет), составляли 31с небольшим процент на отпускную цену. 1 октября 1925 года эта накидка составила уже 62,6%, а к 1 января уже 73,6%, т. е. в среднем за первый квартал этого года Около 68%, иначе говоря, сравнительно с апрелем 1924 года увеличилась на 31% отпускной цены. Продукция хлопчатобумажной промышленности должна составить в этом году около 850 млн. ч. руб., из которых в первые пять месяцев произведено не менее 35%, т. е. на 295 млн. руб. Приняв для всех пяти месяцев среднюю накидку за 1 квартал в размере 37% и взявши эти 37% от суммы в 295 млн. руб., мы получим (295*37)/100=102 млн. руб., или 39,5% той общей суммы дополнительной прибыли торгового капитала, которую мы высчитали выше для 5-месячной продукции. Принимая во внимание, что продукция хлопчатобумажной промышленности составляет в общей массе продукции предметов широкого потребления около 23% и что накидки в этой отрасли являются максимальными, приходится прийти к выводу, что эта цифра корреспондирует нашему общему вычислению и, пожалуй, говорит о его преуменьшении.

Какова степень точности этих цифр. Разумеется, что при слабой разработанности имеющегося материала, она очень большой быть не может. Один товарищ, производивший подсчеты этой сверхприбыли, пришел к выводу, что за прошлый год она составляет цифру порядка 600, а не 400 миллионов. Вполне возможно, что если в даваемом мною подсчете учесть те элементы преуменьшения, на которые я указывал, она вырастет и до этой суммы. С другой стороны, конечно, могут быть возражения, что часть товаров продается в наших же государственных розничных магазинах и кооперации, где накидки не так велики.* Поправки в ту

* При этом не надо, однако, забывать, что розничный индекс учитывает и эти цены – это во-первых, во-вторых, что товары, покупаемые в гос. и кооперативных розничных магазинах, весьма часто вновь перепродаются по более высоким ценам, и в-третьих, что накидки кооперации, особенно низовой, очень велики. Последнее время я систематически опрашивал всех приезжавших из деревни товарищей, с которыми мне приходилось встречаться, почем там ситец. Ответы получались довольно однообразные -.70, 80, 90 коп. метр в кооперативных лавках, и это при 35 коп. отпускной цены. Иногда такая накидка объясняется тем, что товар, прежде чем попасть в низовой кооператив, по дороге проходит один, а то и несколько раз через руки частного посредника.

или другую сторону на 100 млн. руб, вероятно, будет настолько же трудно оспаривать, как и доказать. Но во всяком случае ясно, что для истекшего года сумма сверхприбыли торгового капитала составляет несколько сотен миллионов, а для текущего перейдет за полмиллиарда. Дело идет об очень крупных цифрах и пора уже этот вопрос сделать объектом внимательного и систематического наблюдения наших государственных органов, а не отдельных лиц.

Чтобы составить себе представление о значении этих цифр, достаточно для истекшего года сопоставить цифру в 400 млн. руб. сверхприбыли торгового капитала с общим размером капитальных затрат промышленности в том же году 350 млн. руб. В этом году первоначально капитальные затраты промышленности определялись ВСНХ в размере свыше 1 миллиарда рублей. Впоследствии, при сокращении плана, РКИ выдвигала цифру в 600 миллионов руб. Таким образом, вероятный размер торговой сверхприбыли в текущем году 800 млн. руб. – почти вдвое превышает разницу между этими двумя крайними вариантами.

Но помимо того, что эти сверхприбыли являлись частным минусом с точки зрения развития нашей промышленности, они оказывали и другие неблагоприятные влияния на наше хозяйство. Поскольку они попадали в руки частного торговца, известную часть их он направлял на накопление. В те моменты, когда мы пытались ограничить его операции на рынке, он обращал их на покупку иностранной валюты и золота, как наиболее надежного способа хранения. Нет никакого сомнения, что продажа в последнее время нами нашей валюты в известной части была по существу дела выкупом тех свободных средств частного торговца, которые он накопил и которые в данный момент пустить в дело не мог. С другой стороны, высота нормы прибыли торгового капитала столь же несомненно содействовала необычайной высоте частного учетного процента, который нередко достигает 10% в месяц, а при 3–4% считается уже низким.

Далее, в то время, как промышленность, посаженная на голодный паек, вынуждаема была на максимальную экономию путем рационализации производства, сокращения размеров самих производственных запасов, непроизводственных расходов и т. п., наши торговые организации – особенно низовая кооперация – имели возможность свои торговые расходы покрывать за счет накидки очень широко. Аппарат кооперации раздут очень сильно, жалобы на то, что там, где частный торговец управляется один, кооперативная лавка держит 4–5 человек служащих, можно слышать на каждом шагу, но стимула к сокращению этого аппарата у нас нет.

Этот раздутый аппарат кооперации и в еще большей степени та часть сверхприбылей частного торговца, который шел не на накопление, а на потребление, создавал дополнительный "платежеспособный спрос" на предметы потребления, и так с одной стороны усиливая товарный голод, а с другой поскольку мы все время ориентировались на "платежеспособный спрос" и ликвидацию товарного голода, усиливая ту сигнализацию, которую давал нам рынок в смысле необходимости максимально развертывать производство средств потребления. Это происходило как

раз в тот период, когда к нам подползал действительный товарный голод на средства производства, обусловленный неизбежным переходом к нормальному типу воспроизводства и расширенного воспроизводства от так называемого восстановительного.

* "

Если теперь сопоставить все это с тем, что мы говорили о затруднениях, которые испытывала промышленность в своем развертывании, с точки зрения народнохозяйственного целого абсолютно необходимом – то картина станет ясной: в то время, как промышленность для этого развертывания нажимала на банковский кредит и эмиссию, в это же время в торговом секторе нашего хозяйства сосредоточивались средства, которые усиливали платежеспособный спрос непроизводительных слоев населения. Если инфляционный поток шел через русло промышленности, то "наводнение" образовывалось именно тут и отсюда уже растекалось по всей сфере денежного обращения. И когда некоторые наши работники, преимущественно из кругов близких к НКФ, утверждали, что инфляция произошла от перекредитования промышленности, то они совершенно правы в противоположность тем, которые хотят вывести инфляцию из диспропорций, присущих якобы нашему хозяйству. Но когда они воображают, что сокращением кредитования промышленности можно чего-то достигнуть, то они глубоко ошибаются. Наша политика цен является тем насосом, который выкачивает средства из промышленности в пользу торгового капитала, который будет действовать и в том случае, если приток средств в промышленность за счет эмиссии прекратится. Именно потому и приходится поддерживать искусственным путем питание промышленности, что политика цен столь же искусственно высасывает из нее средства. И если бы мы ограничились только тем, что прекратили бы это искусственное питание, то результатом этого было бы только истощение промышленности, а не ликвидация того инфляционного нарыва, который образовался и образовывается у нас в торговой сфере. Дело надо начинать с другого конца: обеспечив изменением политики цен приток средств в промышленность в размере, достаточном для нормального расширения воспроизводства, мы тем самым избавимся и от необходимости искусственного ее питания.

Ходячее возражение против этого предложения состоит в том, что нельзя поручиться, что повышение оптовых цен на промтовары не вызовет повышения розничных, а повышение розничных цен на промтовары не заставит крестьянина накинуть цены на с.-х. продукты и что таким образом мы не получим вместо оздоровления всеобщего повышения цен, т. е. инфляции. Такое возражение показывает только полное непонимание механизма рынка.

Прежде всего, эмпирическое наблюдение над движением оптовых и розничных цен показывает, что на протяжении двух лет никакой прямой зависимости розничных цен от оптовых цен – скорее наоборот – последние, вопреки нашей политике, в ослабленном виде отражают движение розничных. А затем, это теоретически неверно.

"Возможность количественного несовпадения между ценой и величиной стоимости или возможность отклонения цены от величины стоимости заключена уже в самой форме цены. И здесь нельзя видеть недостатка этой формы –наоборот, именно эта отличительная черта делает ее наилучше приспособленной к современному способу производства (курсив мой – В. С.), при котором правило может прокладывать себе путь сквозь беспорядочный хаос явления только как слепо действующий закон средних чисел". (Маркс, Капитал, т. I, стр. 67).

Это весьма глубокое замечание Маркса мы упускаем из виду.

В сущности политика равнения цен на себестоимость и является попыткой уничтожить количественное несовпадение цены и стоимости. И как раз тут Маркс специально предупреждает, что пока сохраняется товарное производство (а в отношении предметов широкого потребления, где мы сталкиваемся как с одной из крупнейших величин с неорганизованным крестьянским хозяйством, это наличие товарного характера производства отрицать уже никак не приходится), отклонение цены от ценности не является недостатком. Что это значит.

А значит это то, что при данном отношении различных видов товарных масс (хлеба, мануфактуры, железа, угля и пр.) величина цен на эти товары уже дана и притом независимо от их стоимости. Но, в свою очередь, это отклонение цен от стоимости дает возможность (и стимул, но главное – возможность) развивать те отрасли производства, где цена выше стоимости, быстрее, чем те, где она ниже ее, и тем самым в результате нового соотношения товарных масс приводит цены в соответствие со стоимостью. Поскольку мы сейчас хотим и имеем возможность сознательно влиять на ход процесса производства, в основу нашей политики цен мы должны, как я уже говорил, положить начало соответствия цены с тем темпом развития той или иной отрасли производства, который мы считаем нужным, а отнюдь не начало соответствия в каждый данный момент цены и стоимости (или как у нас говорят – себестоимости). Последний принцип только лишил бы нас возможности проводить намеченные нами планы в жизнь, ибо одного плана мало, нужны и средства для его выполнения. Не достигая никаких существенных результатов в области цен (ср. историю нашей борьбы с розничными накидками), мы только даем возможность переливания тех средств, которые мы могли бы употреблять на развитие промышленности, в паразитические сферы нашего хозяйства. Наша задача заключается в том, чтобы использовать объективно складывающуюся благоприятную конъюнктуру для промышленности, для ее развития, причем, однако, в отличие от капиталистического хозяйства, мы должны руководствоваться не только конъюнктурными показаниями, но и более глубоким анализом тенденций развития нашего хозяйства, регулируя его в порядке не стихии, а плана. Только в этом случае мы сумеем поставить себе на службу стихию рынка и, в конечном счете, ее преодолеть. Изменить на деле цены мы можем только путем изменения соотношения товарных масс, а это последнее можем сделать, опираясь на складывающийся в данный момент уровень цен. Только тогда мы сможем отказаться от вредной с точки зрения нашего денежного обращения

поддержки промышленности за счет эмиссии, прекратить сползания нашего червонца и в то же время не затормозить того развития промышленности, которое требуется всей хозяйственной обстановкой. И делать это нужно как раз сейчас, ибо иначе переход к нормальному процессу расширения производства (в противоположность "восстановительному", т. е. без затрат на расширение основного капитала) будет подносить нам только самые неприятные сюрпризы.

Разумеется, повышение цен надо производить с осторожностью. Если бы мы просто подсчитали, что по таким-то и таким-то товарам накидки превышают нормальные на столько-то и столько-то, и соответственно подняли отпускные цены, то сделали бы громадную ошибку – и не только потому, что не сумели бы такое исчисление сделать достаточно точно. Рынок – вещь чрезвычайно сложная, и никакому ученому мудрецу не удастся высчитать, какие цены являлись бы сейчас нормальными, если бы даже он имел все необходимые для этого данные: известная математическая задача о трех телах, движущихся под влиянием взаимного притяжения, по сравнению с этой задачей была бы пустячной. Только путем постепенного прощупывания, постепенного повышения, более значительного там, где накидки огромны, более осторожного там, где они умеренны, и внимательного наблюдения за результатами можем мы разрешить задачу, не вызвав неожиданных для нас потрясений на рынке. Но эта осторожность не должна мешать твердому проведению этой линии, ибо иначе мы заходим в тупик.

Если мы успешно разрешим эту задачу, то вопрос о ликвидации тех неблагоприятных явлений, которые сейчас выявились и которые сами по себе еще не представляют особенной угрозы, – вопрос о приведении в соответствие золотого паритета нашего рубля с его покупательной силой внутри страны, о ликвидации убыточности нашего экспорта и создании благоприятного расчетного баланса – являются вопросами и техническими. О них, если понадобится, мы поговорим в другой раз. В заключение же нужно сказать только одно: все наши затруднения теснейшим образом связаны между собой и изживать их можно только целостной системой мер, а не отдельными решениями, касающимися того или иного отдельного явления.

В. М. Смирнов 2 апреля 1926 г.

Статья "К вопросу о наших хозяйственных затруднениях" была впервые опубликована "в дискуссионном порядке" в журнале "Красная новь", кн. 5, 1926, сс. 156–173. Публикуется по архивному экземпляру рукописи. Диаграммы, отсутствующие в архиве, равно как и таблицы (в архиве имеющиеся) воспроизведены фотоспособом из журнальной статьи. – Прим. сост.

#

Таблица No 1. Тотальные индексы.

Оптовый Госплана. Розничный бюджет. Розничный К. И.

1923 г. 1924 г. 1923 г. 1924 г. 1923 г. 1924 г.

1/Х 1565 1643 1721 1918 1670 2060 1/Х1 1492 1636 1618 1948 1690 2030 1/ХII 1573 1682 1679 1978 1720 2050

1924 г. 1925 г. 1924 г. 1925 г. 1924 г. 1925 г. 1/1 1690 1720 1819 1976 1800 2050 1/11 1865 1780 1989 1988 2100 2080

1/II 1933 1833 2064 2044 2030 2110 1/IV 1803 1945 2081 2136 2070 2170 1/V 1752 1966 2121 2189 2130 2210 1/V1 1658 1914 2024 2141 2060 2190 1/VII 1690 1880 2074 2110 2100 2180 1/VIII 1754 1751 2136 1935 2250 2100

1/1Х 1725 1727 1915 1867 2190 2080

1/Х 1643 1742 1918 1923 2060 2150

1/XI 1636 1753 1948 2010 2030 2170 1/Х11 1682 1793 1978 2053 2050 2240

1925 г. 1926 г. 1925 г. 1926 г. 1925 г. 1926 г. 1/1 1720 1833 1976 2099 2050 2260 1/II 1780 1902 1988 2190 2080 2300 1/III 1833 1940 2044 2250 2110 2340 # # #

Таблица М 2 (к диаграмме 1-ой н 2-ой)

Промышленный индекс.

Оптовый Госплана Розничный кон'юнкт Изменение

Института

соотношений

Абсолютн, В %% Абсолютн. В %% между ними

величины. к 1/Х 1923 г. величины. к 1/X 1923 г.

1923 г.

2757 100,0 2. 100,0 100

1/Х1 2432 88,4 2590 95,0 107,4

1/Х11 2291 83,3 2440 89,5 107,2

1924 г.

1/1 229.1 83,3 2390 87,6 105

1/11 2269 82,5 2530 92,7 112,1

1/111 2187 79,5 2550 93,5 117,4

1/1V 2089 76,0 2420 88,7 116,5

1/V 2034 74,0 2380 87,2 117,6

1/VI 2013 73,0 2430 89,0 121,8

1/VI1 2021 73,5 2450 89,8 122,0

1/VIII 2033 74,4 2480 91,0 122,2

1/IX 2009 73,0 2480 91.0 124,6

1/Х 1986 72,2 2430 89,0 132,0

1/Х1 1971 71,7 2440 89,5 124,6

1/Х11 1953 71,1 2400 88,0 123,7

1925 г.

1/1 1939 70,5 2350 86,1 122,0

1/11 1926 70,0 2320 85,0 121,3

1/111 1906 69,4 2290 84,0 121,0

1/IV 1906 69,4 2270 83,2 119,8

1/V 1908 69,5 2250 82,5 118,6

l/VI 1898 69,0 2220 81,4 117,8

1/VII 1898 69,0 2190 80,3 116,2

1/V111 1903 69,2 2210 81,0 117,0

1/IX 1927 70 0 2270 83,2 118,7

1/X 1949 70,8 2390 87,5 123,4

1/Х1 1964 71,4 2450 89,8 125,5

1/Х11 1976 71,9 2510 92,0 127,8

1926 r.

1/1 1982 72,1 2480 91,0 126,2

I/11 1996 72,5 2480 91,0 125,5

1/111 2000 72,6 2490 91,3 125,7 # # #

ЗАМЕТКИ ТРОЦКОГО ДЛЯ ВЫСТУПЛЕНИЯ НА АПРЕЛЬСКОМ ПЛЕНУМЕ ЦК (1926)

Тов. Жданов поставил вопрос в такой плоскости: поправки или

резолюция. Я об этом говорил в Политбюро в субботу на прошлой неделе.

Как обстояло дело с выработкой и принятием решения.

Основной вопрос обнаженно и потому поучительно поставил

тов. Жданов: то, что мы сказали в 1923 г., то мы должны сказать и теперь.

Другие говорят: то было в 1923 г. (первая эпоха нэпа), а теперь 1926

эпоха индустриализации. А Жданов говорит: что тогда сказали, то и те

перь скажем. Этим новая эпоха смывается на нет. Но это ближе отвечает

действительности.

Здесь многие говорили о том, что промышленные увлечения прош

лого года вытекают из неправильной, т. е. преувеличенной индустриали

стической установки. Я всегда настаивал на том, что эти просчеты были

фактическим рикошетом преуменьшенной стратегической установки.

Попытка вывести эти просчеты из моей линии просто смешна. Боюсь, что

если отпор станет на эту почву, то я окажусь здесь защищенным не хуже

кой-кого другого.

Тов. Каменев считает, что поворот на индустриализацию закончен

с момента поворота самого тов. Каменева. Я и по отношению к прошлому

не вижу полного совпадения этих двух процессов. Во всяком случае, то

варный голод обнаружился уже с весны 1924 г. Думаю, что его можно

было предвидеть и ранее.

Таким образом, тов. Каменев имел в своем распоряжении почти два года для того, чтобы прийти к выводу о необходимости более решительного курса в сторону индустриализации.

Тов. Яковлев разъяснял значение кустарной промышленности

как такой факт, который должен смягчить диспропорцию. Это очень зна

менательная постановка вопроса, свидетельствующая о том, что тов. Яков

лев динамику процесса под социалистическим углом зрения не усваива

ет совершенно. Обостряющаяся диспропорция означает такое состояние,

когда государственная промышленность в той или другой степени утра

чивает позицию на рынке. Думать, что она в этих условиях может подчи

нить себе кустарную промышленность путем кооперации было бы грубым

заблуждением. Кооперация не есть самодовлеющий экономический фак

тор, способный производить чудеса. Кооперация есть лишь гибкая общест

венная организационная форма, приспособленная к нуждам мелкого то

варопроизводителя. Социальное содержание кооперации зависит от тех

экономических факторов, которые через нее проходят. Рост диспропор

ции государственной промышленности и рынка создавал бы условия для

возрождения кустарной промышленности, но вместе с тем затруднял бы

перевод ее на социалистические рельсы.

По вопросу об урожае на XII съезде я сказал следующее: "Я не

знаю, какой будет урожай, будем надеяться все, что хороший, но хороший

урожай означает, – если мы отстанем, – что увеличится соперник, ибо

хороший урожай есть расширение емкости рынка не только для государ

ственной промышленности, но и для черного рынка". Мне на это ответили, что у меня опаска насчет урожая. Я возразил, что у меня не опаска, а оценка под социалистическим углом зрения. Попытка изобразить дело так, что я боюсь урожая, просто неумна. Я боюсь нашей непредусмотрительности, неподготовленности к урожаю.

С точки зрения развития производительных сил хороший урожай безусловное благо; с точки зрения социалистического развития вопрос раздваивается – при нашей неподготовленности хороший урожай может стать базой капиталистического накопления.

Как было в прошлом году. Запоздалая и плохая интервенция за счет собственного производства (текстиль).

7. В тезисах Рыкова о будущем урожае не было ни слова. Таким образом, первый результат уже получен.

7 апреля 1926 г.

РЕЧЬ ТРОЦКОГО НА ПЛЕНУМЕ ЦК ВКП (б) 6-9 АПРЕЛЯ 1926 г.

Товарищи, я вынужден ответить лишь на самые острые пункты, за недостатком времени; в числе их имеется и тот пункт, о котором я совершенно не собирался говорить, но к освещению которого меня неожиданно вынудил тов. Дзержинский. Он мне поставил вопрос: что выгоднее, отставать или забегать. Подобный же вопрос ставил мне, правда, целый ряд товарищей; но остальные ставили его в самой общей форме и, по-моему, в форме почти что наивной, Я, разумеется же, не говорил о том, что выгодно "забегать", а говорил, что вся установка за последние годы была такова, что мы неизбежно отставали. У нас в отношении транспорта и металлургии, под влиянием общей минималистской установки, была такая программа, согласно которой нынешнего уровня мы должны были достигнуть только в 1930–31 году. Взять те же самые заграничные паровозы, которые в силу злоключений партийной дискуссии связывали с моим именем без малейшего основания. Тогда этот заграничный заказ изображали так, что паровозы чуть ни до 31-го года не понадобятся в полном числе. Но если я, вопреки дискуссионной легенде, неповинен был во мнимом избытке паровозов, то теперь я не могу приписывать себе заслугу в приобретении этих столь пригодившихся паровозов. Мне пример этот нужен только для характеристики крайне преуменьшенной ориентировки в основных хозяйственных вопросах. Вот о чем я говорю, а не о забегании вперед. А тов. Дзержинский спрашивает: что лучше – забежать или отставать. Больше того, он спрашивает вполне конкретно, правильно ли мы сделали, что взяли слишком большой разбег в прошлом (календарном) году, так что пришлось осаживать назад. Я не знаю, почему тов. Дзержинский задает такой вопрос именно мне. Другое дело, подобный вопрос со стороны Микояна, который вряд ли знает, как обстояло дело, и которому ничто не мешает изображать осенний "безоглядный" разбег чуть ли ни как

порождение троцкизма. Но тов. Дзержинский должен знать, что вопрос обстоит совсем не так. Уже 12 июня прошлого года я предупреждал против неосторожного разбега. Не знаю, делали ли это другие товарищи, в том числе и Микоян. Но что касается меня, то 12 июня прошлого года я писал о том, что нам грозит, несмотря на вполне благоприятную обстановку, финансово-кредитный кризис, в силу некритического разгона некоторых отраслей нашей промышленности. Я процитирую дословно: "Финансово-кредитный кризис может превратиться в острый торгово-промышленный кризис. Я бы не хотел быть ложно понятым, особенно в свете старых разговоров о "пессимизме", "оптимизме" и пр. и пр.... Предвидя неизбежное наступление кризиса, можно принять ряд мер, способных смягчить его действие и его последствия. И наоборот: тот некритический оптимизм, который сейчас так широко распространен среди хозяйственников и в значительной степени поддерживается нашей прессой, может усугубить действие неизбежного кризиса, ибо этот последний застигнет нас врасплох". Это было 12 июня. Я, разумеется, всячески отстаивал, где приходилось, необходимость дальнейшего передвижения народнохозяйственных ресурсов в сторону промышленности. Но в то же время для меня была абсолютно ясна необходимость протягивать ножки по одежке, исходя из тех недостаточных средств, какие отпущены Одна линия стратегической борьбы – за передвижение средств в сторону промышленности; другая линия – внутреннего финансового равновесия самой промышленности. 24 июня я писал: "Есть некоторые симптомы, что промышленность, по крайней мере отдельные ее отрасли, развертываются не по средствам. Последствия этого могут довольно резко проявиться, годом или полугодом раньше или позже. Вопрос этот надо взять под особое наблюдение. Раньше или позже вопрос несомненно потребует коллективного обсуждения в тесном кругу". Это было 24 июня. Не знаю, что в это время писали другие. Но я, во всяком случае, не хочу, чтобы мне поучительно указывали, что не надо "забегать" и что неразумные забегания вредны. Согласитесь же, что это немножко смешно, когда теперь, задним числом, развиваются против меня соображения, которые я развивал своевременно, а не после просчета. Не надо, мол, безоглядочно разбегаться. Да ведь я писал об этом 12 и 24 июня, в порядке предвидения, а не теперь, не сегодня, не задним числом. (Калинин: Значит, Вы хороший практик, но плохой теоретик.) – Да, значит... Но это еще не все. 28 июня в одной из наших экономических газет появилась статья, основной лозунг которой был напечатан жирным шрифтом: "Отбросим на этот ближайший период причесывание наших предприятий под производственные программы. Дадим лозунг: развертывайся по максимальным возможностям и силам". Видите, какой троцкизм! Но в тот же день я писал: "Эта безумная постановка вопроса означает прямой призыв вести нашу производственную политику таким путем, который неизбежно должен -полугодием раньше или позднее – обрушить на неокрепший еще позвоночник нашей промышленности жесточайший торогово-промышленный кризис, связанный с кризисом основного оборудования". Это я писал 28 июня. (Рыков: Это в какой газете?) Это не в газете, а в письмах тов.

Дзержинскому. Три письма в течение двух недель. Вот почему тов . Дзержинский меньше, чем кто-либо другой, имеет основание спрашивать меня: хорошо ли мы сделали, что разбежались без оглядки. (Дзержинский: В июне, когда мы стояли на месте, то вы говорили о разбеге, когда разбежались, вы говорите – бегите быстрее.) Нет, тов. Дзержинский, это пустяки. Я очень жалею, что вынужден был цитировать эти письма, но это ваша вина. Когда я писал вам, как ответственному руководителю ВСНХ, желая помочь вам в экономической ориентировке, у меня, разумеется, и мысли не было, что вы меня вынудите процитировать здесь эти письма. Когда вы мне бросаете теперь несколько запоздалое обвинение в том, что я, дескать, не понял того, что разбег начался не в июне, а в сентябре, то это лишь свидетельствует об отсутствии у вас критического отношения к тому, что произошло. В силу целого ряда не только "исторических" причин, но и ошибок, промышленность располагает крайне недостаточными ресурсами, по которым мы вынуждены, однако, равняться. Вы, тов. Дзержинский, не отдали себе отчета в том, что уже в июне (а вероятно, и ранее) можно было предвидеть, что по финансовой линии грозят трудности и что нужно, как я предлагал, совещание коммунистов-хозяйственников, чтобы проверить, насколько финансово обеспечен разбег, который был взят промышленностью. Жаль, что вы этого совещания не созвали. Просчет, правда, не привел нас к жестоким катастрофам ни в какой степени. Преувеличивать не надо. Но если кое-кто пытается теперь поворачивать просчет против меня, то позвольте сказать "моим добром да мне же челом". Неуместно! Потому что если был человек в ВСНХ и Политбюро, который в июне месяце прощупал надвигающуюся опасность, то это был я. Я вызвал работников Промбанка и ряда трестов. У меня не было, разумеется, уверенности на 100 процентов, но были серьезные элементы предвидения, что нам угрожает непропорциональный разбег. К сожалению, вы, тов. Дзержинский, в порядке предвидения этого не учли, на предупреждения внимания не обратили, а тов. Микоян теперь, чуть не год спустя, ставит мне просчет в вину. (Микоян: Просчет – наша вина, вы ваши предложения продолжаете – это ваша вина, каждому свое.) Вот именно: каждому свое.

Тов. Жданов спрашивал, в каком смысле можно назвать мои поправки поправками. Это-де самостоятельная резолюция. Так же ставит вопрос и тов. Антипов: неизвестно, мол, к каким параграфам относятся мои поправки. Тут же неуместные намеки на платформу и пр. Тов. Рыков мог бы вам все это разъяснить, рассказавши коротко историю этой резолюции. Автором предложения насчет того, чтобы к следующему, т. е. настоящему пленуму Политбюро разработало резолюцию по хозяйственному положению, был я. Это предложение не встретило ничьих возражений, наоборот, было принято единогласно. Необходимость такой резолюции – после того, что произошло на съезде, –сознавалась и ощущалась всеми. С того времени прошло три месяца. Проект резолюции в том виде, в каком он вышел из комиссии Рыкова, я получил в прошлую среду. (Молотов: Во вторник.) Нет, она была во вторник вечером послана, я получил ее в среду. И самый тот факт, что вы сейчас из-за нескольких часов торгу