Текст книги "Морские люди. В двух частях (СИ)"
Автор книги: Юрий Григорьев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)
Коломийцев поднялся, аккуратно сложив, водворил на место разножку, сухо кивнул Климу, внимательно посмотрел на каждого моряка и вышел.
Карнаухов понял, что командир дивизиона недоволен его вопросом. Значит, он в курсе. Мало того, получается, что лейтенант Коломийцев недалеко ушел от мичмана Борисова и матроса Конева. Но кому, как не офицеру в первую очередь добиваться порядка. Жаль, что мичман Песков уволился. Вот это был настоящий командир. Кто-кто, он толк в Уставах понимал и чтил их не в пример другим, некоторым. Сделав такой вывод, он сокрушенно покачал головой.
Борисов приказал выключить станцию, сделал короткий разбор проведенной тренировки. Вовремя. В динамике громкоговорящей связи щелкнуло, послышался голос командира корабля:
–Акустики, командир.
Клим четко, с готовностью ответил:
–Есть акустики.
Он выслушал сообщение о походе к району поиска, переключил кнопку на передачу и снова лихо, может, чересчур лихо заверил, что команда лодку найдет и будет удерживать ее на расстоянии вытянутой руки столько, сколько потребуется. Такой ответ командиру явно понравился. Он, давая понять, что оптимизм подчиненных ему по душе, хохотнул и отключил связь.
Загремели колокола громкого боя. Длинная их трель оповещала о начале работы. Клим хотел было сесть за экран. Первый этап, этап поиска – самый ответственный, лучше провести его самому. Если поиск затянется, то начнется нервотрепка, пропадет кураж у
акустиков, плюнут и уйдут куда-нибудь в самый трудный для поиска район подводники. На удачу в дальнейшем можно не рассчитывать. От почина многое зависит, дело известное. Да еще черт дернул за язык, нахвалился командиру. Не надо бы. Он потянулся к спинке операторского кресла, потом решительно махнул рукой:
–Матрос Милованов! Садись! Будете править балом. Конев, а ну становись возле него, смотри, как Коля сейчас супостата потрошить станет.
Милованыч мгновенно вспотел. Ему еще ни разу не приходилось начинать поиск не то что на зачетном, а и на обычных, тренировочных выходах в море. Он заторопился, невнятно буркнул: "Есть". Хотел поправиться, откашлялся и таким петушком крикнул: "Понял, есть!", что все засмеялись.
Снова загудели преобразователи. Расчет мичмана удался. Каждому было интересно узнать, как сработает Милованов. В тесном, полутемном помещении установилась особая приподнятая обстановка, вызванная началом охоты большого противолодочного корабля за подлодкой, неожиданным решением мичмана и испуганно радостным воплем Коли.
–Открыть гидроакустическую вахту, режим работы эхо-пеленг!
С тонким звоном пошла первая посылка гидроакустической станции. Казалось, что под ее ударом запела толща чистой морской воды. На круглом поле экрана выросла и стала медленно угасать оранжевая роза. Еще не дотлели отраженные от каменистого дна отметки в виде ярких ее лепестков, как в центре экрана снова вспух и заспешил в стремительном росте новый огненный цветок, сопровождаемый чистым хрустальным звоном. Милованов, другие акустики, затаив дыхание искали среди сотен засветок-светлячков одну отметку, самую яркую, отраженную на фоне каменистого ли, другого дна металлическим телом подводной лодки. Каждый из моряков знал, что на первой минуте обнаружить ее не удастся, такого не бывает. Цель приходится искать иногда по часу, а то и более, но велико было стремление найти ее, желанную, крикнуть раньше всех и ощутить при этом ни с чем не сравнимую радость.
Свободные от вахты были здесь же. Над самым ухом Милованова громко сопел-стонал Петька. Он незаметно для себя оттиснул в сторону Конева и бедный Игорь был вынужден привстать на цыпочки, чтобы видеть мгновенное рождение цветка и скорую его смерть. Он знал, что луч гидролокатора торопливо обшаривает подводное пространство вокруг корабля. Расходящиеся концентрическими кругами черточки очень напоминали диковинную розу и среди ее лепестков то в одном, то в другом месте долго светились какие-то пятнышки и новичку страстно хотелось, чтобы одно из них было отражением от лодки. Карнаухов, благодаря своему опыту, видел сразу все пространство одновременно. Иногда ему казалось, что вот она, цель, но после очередного сигнала– посылки на месте горящего уголька оказывался затемненный участок. Иногда уголек продолжал гореть, но свечение его было иным, нехарактерным, что указывало – нет, не лодка это. Может быть торчал кусок скалы, гигантский валун, может, проходил косяк рыб, что угодно, даже могло затонувшее судно оказаться, так тоже бывает. Оператор докладывал:
–Гидроакустический горизонт чист!
Борисов напрягся, ему хотелось, чтобы посылки локатора шли чаще, казалось, что матрос Милованов вяло, чересчур медленно управляет визирным лучом и он невольно стал жалеть о своем решении.
–Гидроакустический горизонт чист...
Милованов весь ушел в работу. Он не слышал гула электромашин, не видел ничего, кроме светящейся поверхности экрана. Для него пропало ощущение времени. Он не знал сколько прошло: десять минут или час, когда вверху, чуть правее нулевого пеленга вдруг ясно засветилось и стало медленно, заметно медленнее других гаснуть пятнышко величиной с булавочную головку.
–Вот она, родимая, – закричал Иванов. – Метку визира на нее, скорее, растяпа Милованыч! Ух, не упусти.
Милованов мгновенно наложил на засветку визирную точку, наклонился к самому экрану и победно прошептал:
–Тута...
Он уже предвкушал триумф.
С приходом эха от второй посылки пятно продолжало затухать. Лишь еще один оборот луча заставил его разгореться ярким светом.
Нет, это была не лодка. Луч гидролокатора столкнулся и дал отражение либо от плотного косяка рыб, либо от подводной скалы.
И снова раз за разом обшаривали море электронные щупальца, снова рождался и гас звон бьющегося хрусталя. Снова звучал монотонный доклад:
–Гидроакустический горизонт чист...
–Акустики, командир.
–Есть акустики...
–Проверьте пеленг ... градусов. Кстати, кто у вас за пультом? Вы сами, товарищ мичман?
–Есть проверить в направлении пеленга ... градусов. За пультом управления матрос Милованов, товарищ командир.
–Ну-ну. Вы там не особо увлекайтесь макаренковскими методами. Упустите лодку, сами знаете, что с вами будет. Конец связи.
На Главном Командном Пункте стоял выносной экран, по которому командир мог наблюдать за работой акустиков, при необходимости руководить процессом поиска или сопровождения цели. Конечно же, сегодня рядом с проверяющими из штаба родной бригады был представитель подводников. Наверное, этот самый представитель похвалялся неуязвимостью своей "единицы", подковыривал противолодочников, потому что вскоре снова послышалось требовательное: акустики, командир!
А может быть проверяющие заставляли давить на психику, они это умеют делать. Клим взял свисающий с подволока микрофон на толстом витом шнуре, ответил. В это время. Милованов дрожащим голосом воскликнул:
–Есть! Есть, товарищ мичман. Вот она.
Почти у самого края экрана, а это значит, на предельном удалении от корабля светилась продолговатая черточка. С каждой новой посылкой она медленно меняла свое положение. Лодка не только чувствовала работу акустической станции, она поняла, что обнаружена и пыталась уйти.
–ГКП, акустики. Пеленг ... градусов, дальность ... кабельтовых, контакт устойчивый.
–Классифицировать контакт!
–Эхо звонкое, отметка четкая, угловая протяженность ... градусов, эхо с характерным металлическим оттенком, цель отбивается с каждой посылкой. Предполагаю подводную лодку типа ...!
Динамик донес облегченный вздох и приглушенную, видимо, командир прикрыл микрофон рукой, фразу: "У меня там волкодавы еще те". Потом сквозь треск и пощелкивание прорвался чистый голос:
–Ловко, молодца, товарищ мичман. Передайте мою личную благодарность матросу-оператору Милованову, заслужил. Теперь держать ее, парни, держать. Беру курс на цель, надо подойти поближе, вы, черти соленые, нащупали ее на максимальном удалении.
Гора с плеч. Борисов просиял. Самое главное сделано, рыбка попалась в сети, вот она, миленькая, никуда не делась. Он полюбовался яркой засветкой и скомандовал матросу Иванову занести в вахтенный журнал время обнаружения. Не отрывая глаз от светящегося экрана и, чего скрывать, побаиваясь, как бы подводники не выкинули неожиданный финт, добавил:
–Заодно покажи Коневу, как это делается, да давай сюда, к Милованову.
"Я все эти пометки уже того, сделал, обижаешь, начальник", – так, чтобы мичман ненароком не услышал, пробурчал Петька, подвинул Коневу разножку, подал карандаш, лист бумаги и ласково запел:
–На, вот тебе черновик. Итак, царапай. На вахте матрос Н. Милованов. Тчк. В энном квадрате моря тире подводный противник. Тчк. Записал? Диктую далее. Противник оказывал усиленное сопротивление и сдался исключительно благодаря высокой выучке умелого тихоокеанца-противолодочника. Восклицательный знак здесь поставь. Пиши-пиши, чего остановился? Этим мы с тобой особо подчеркиваем служебное рвение нашего Милованыча, усек? Восклицательный зна-ак... Готово, говоришь? Большое дело тебе доверено нашим товарищем мичманом, твоими руками товарищ Конев сейчас, можно сказать, фиксируются исторические события. Понимаешь?
Милованов расплылся в довольной улыбке. Он понимал, что Петька резвится, что в вахтенный журнал ничего подобного не записывают, это документ, в нем проставляют фамилию несущего вахту оператора, заносят эволюции корабля и цели, само собой – отмечают начало и конец вахты. Потом по этим записям подсчитают часы наработки каждого гидроакустика. Но все равно Милованову было приятно.
Конев, сначала принявший распоряжения товарища за чистую монету, изобразил жирный восклицательный знак, потом в тон Петьке продолжил:
–Еще надо о том, чтобы все на него равнялись. Призыв такой, скажем так. Ставим наш корабельный адрес. Теперь подпись. Матрос Петр Иванов. Отчество надо.
–Зачем еще?
–Отправим в газету. Там опубликуют, да еще по этому адресу гонорар вышлют, у них так принято, я точно знаю.
–Не, не надо, я человек скромный.
Ребята засмеялись. Молодец Игорь, побрил Иванова, так его.
Веселья подбавил появившийся лейтенант Коломийцев. Он остановился у двери и подозрительно спросил, с чего это вдруг изменилась обстановка. Недавно чуть не утопили слезами отсек, теперь готовы обниматься.
–Непорядок, товарищ мичман, слишком широк диапазон действий у ваших ребяток, пора, по-моему раздавать на орехи.
Мичман небрежно показал на экран. Все притихли в ожидании реакции командира дивизиона. Лейтенант подошел, сразу увидел яркую отметку, удовлетворенно произнес:
–Вот она, кумушка, во всей красе...
Петька громко, так, что услышали все, зашептал:
–Милованыч, не будь дураком, проси отпуск, самое время, комдив не откажет. Проси, чего молчишь? Эх, поздно будет! Ну, Колян.
Колян, продолжая вести цель, во весь голос ответил:
–Товарищ лейтенант сами знают кому уже поздно, а кому отпуск будет в самый раз.
–Конев, карандаш мне и бумагу. Такое изречение надо увековечить.
Коломийцев посмотрел на разошедшихся матросов. Он понимал, что это обычная реакция после сложной обстановки и поддержал момент:
–Ваша взяла. Пользуйтесь моей добротой, походатайствую перед командованием. Какие еще будут просьбы, жалобы, предложения?
Конев переступил с ноги на ногу.
–Товарищ матрос, чего желательно вам?
–Мне бы за пульт... – Игорь испугался, что лейтенант не разрешит и торопливо добавил: – нет, не сейчас, попозже.
–Молодец, смело, по-нашему. Товарищ мичман, обдумайте такой вариант. А теперь упорядочьте смену вахт, пусть часть людей отдыхает. Можете сами два часа быть свободны, я здесь побуду. Вопросы?
–Вопросов нет.
–Отлично. Вперед.
–И с песней, – добавил донельзя довольный Петька. Он считал, что отпуск теперь у Милованыча в кармане.
Едва освободившись, Борисов помчался наверх, в каюту.
Петр Иванович сидел за столиком, курил. По его лицу трудно было угадать настроение, во всяком случае ожидаемого уныния Клим не заметил. Значит, слышали ребята звон, да не знали, откуда он. Ну, сейчас все станет ясно. А Карнаухова не мешает наказать. За сплетни.
–О, Клим. Ну как, воюешь?
–Воюем помаленьку. А у тебя как обстановка? Тут такую сказку пустили, будто ты матроса ударил. Честное слово, своими ушами слышал.
–Да плюнь, ерунда. Лучше чайник поставь, не бери лишнего в голову. Ну треснул одного для острастки, за дело.
–Значит, все-таки правда. Знаешь, что люди думают? Ничего не знаешь, сидишь...
Клим вскипел. Боцманюга, ведет себя как на парусном флоте. Хуже, как на галерах. Ему бы еще линек в руки, держиморде. Докатился, старорежимник хренов. А тут переживай за него. Рывком снял китель, швырнул на кресло. Сел. Петр Иванович не ответил, шумно вздохнул, полез в тумбочку за заваркой, достал кипятильник.
Несколько минут прошло в молчании. Подождали, пока закипит вода, разлили чай по кружкам. Первым не выдержал Клим:
–Матросы об этом только и говорят. Я сначала не поверил, а сейчас вижу, что о мордобое правда. Как ты мог, Петр Иванович?
Петрусенко вынул новую сигарету, хотел прикурить, похлопал по карманам в поисках спичек, не нашел, бросил ее в гильзу-пепельницу. Спички лежали возле перекидного календаря, Клим прекрасно их видел, но промолчал. Главный боцман сделал несколько глотков, отодвинул кружку, начал рассказывать.
Во время съемки с якоря Зверев докладывал о длине якорь-цепи за бортом. Уразниязов устанавливал на специальных табличках указываемое число, чтобы командир и вахтенный офицер видели с ходовой рубки, сколько еще осталось выбирать. Петрусенко стоял у волнореза, следил за работой управлявшего шпилем матроса из электромеханической боевой части. Все шло нормально. Через несколько минут якорь показался из воды, но Шухрат зазевался, не расслышал Зверева и тот громко закричал: "Ты что, урюк, заснул? Я тебе русским языком говорю, что чист, ставь ноль".
–Я сначала сделал вид, что не услышал. Знаешь, матрос в запарке, погорячился, мало ли. Ладно, думаю, закончим съемку, поговорю, напомню о вчерашней с ним беседе. Он ведь вечером, перед нашим с тобой сходом тоже обзывал Уразниязова, видимо, невзлюбил парня.
Глаза у Петра Ивановича потемнели. Крупные пальцы сжались, чайная ложечка исчезла в массивном кулаке.
–Но смотрю, он не останавливается. Я прикрикнул. Продолжает. Когда на якорь-цепь наложили стопора, подзываю его к себе. Идет. Нагло так улыбается, когда проходил мимо Уразниязова, то еще и толкнул его в бок, будто случайно. Понимаешь, я почувствовал, что надо ставить точку, иначе далеко могло зайти. Ну и...
–Что теперь будет?
–Хрен его знает. Конечно, я сразу доложил по команде, так, мол, и так, ударил матроса. Мне достанется, но и Зверев теперь поумнеет, в этом я уверен. Пойми, с такими по-хорошему не выходит. Это такая вредная порода, сядет тебе на шею, не обрадуешься. Конечно, Уразниязов сумел бы постоять за себя, но доводить до этого человека уже обиженного, который чуть не вылетел с корабля якобы за неуставщину – знаешь, я бы не хотел. Так же, как слышать, что человека обзывают, насмехаются над его национальностью – ты должен это понять.
–Все равно зря ты, Петр Иванович, по-другому надо было.
Теперь вспылил Петрусенко.
–Зря, говоришь? По-другому надо? А почему я, пришедший на военную службу для того, чтобы Родину защищать, должен большую часть времени тратить на перевоспитание подонков типа Зверева? У нас что, исправительная колония, плавучая тюрьма или боевой корабль? По-моему мы служим на корабле. Почему я, военный человек, должен исправлять ошибки родителей, школы, общества? Ты об этом хоть когда-нибудь задумывался? А слова о сознательной, слышишь, сознательной дисциплине тебе о чем-нибудь говорят? Скажи, как долго еще мы будем набирать всякой дряни, которая считает военную службу отбыванием срока, а, значит, плюет на наши идеалы, в наши с тобой души. Что, на корабле больше нечем заниматься офицеру и мичману? Я, если бы так уж хотел стать воспитателем пошел в колонию, тюрьму надзирателем или еще кем там, ну в милицию, интернат, школу. Но я здесь, так будьте любезны, обеспечьте меня такими людьми, с которыми я дам гарантию защитить страну. Я обучу их и со своей стороны сделаю все, чтобы они стали хорошими воинами. Я сегодня Черкашину так и сказал обо всем этом. Нет в Звереве главного, понимания задачи нет. Ему что служба военная, что... Молчишь... Вот еще на один вопрос попытайся ответить. Почему большинство матросов на третьем году службы не хотят идти ни в офицеры, ни в мичмана? Думаешь, домой рвутся? Нет, не только в этом причина. Одним из них просто не понять, что нас здесь держит, какая-такая необходимость. Для них служба – это муштра, насилие над личностью, потерянное время. Другим слова "Родина", "патриотизм" – просто слова, не больше, звук. Почему тогда мы обязательно должны таких понимать, втолковывать им прописные истины, воспитывать, нянчиться с ними?
–Ладно тебе, собрал все в кучу. При чем служба вообще, когда он просто обозвал Уразниязова. Он и на гражданке такой был, вернется, таким останется. Будет всех называть нерусскими мордами. А то не знаешь. Скажи лучше, какое наказание тебя ждет.
–Это отношения в нашем воинском коллективе, понял? А со мной, ну что со мной... Черкашин говорит, что мало не покажется. Хочет на суд чести представить.
–На увольнение, значит. Это он зря. Конечно, так оставлять нельзя, но чтобы суд чести – бездушно. Служишь ты давно, замечаний не имеешь, ну, случилось, сорвался, с кем не бывает.
–Кто, я сорвался? Нет дружок, я сделал это сознательно. И с большим, представь себе удовольствием. Или ты на гражданке – в магазине, автобусе, просто на улице не слышал вместо обращения такие слова, как "чучмек", "кацап", "москаль", "хохляндия" и хочешь, чтобы на флоте так же? Как быть с корабельными традициями? Во-от, Климище.
Петр Иванович увидел спички, обрадовался, вынул из пепельницы сигарету, прикурил. Клим посмотрел, как горит, быстро обугливаясь беленький деревянный стерженек в толстых пальцах Петрусенко и в глубине души у молодого мичмана вдруг родилась мысль: а что, если главный боцман прав, ударив матроса? Он тотчас отогнал ее, решив, что причиной столь нелепого предположения явилась обычная для Петра Ивановича манера уверенно держаться и говорить, придавая вес каждому своему слову.
Клим медленно натянул китель, посидел, подумал, потом резко поднялся. "Боцман явно нарушил Устав и гадать тут нечего, он виноват", – решил, как отрезал. Старший мичман спросил:
–Ты на пост? Так и не рассказал, как у тебя там обстановка. Хотя не надо, вижу, что нормально. Ни пуха. Обязательно пошли к черту.
Борисов изумленно уставился на него:
–Ты хоть немного умеешь переживать за себя? Нервы, говорю, у тебя есть или там стальные тросы? Ну и боцманюга ты, Петр Иванович, честное слово. К черту. Пошел я.
И сильно хлопнул дверью.
На боевом посту Милованова сменил Иванов. Цель прослеживалась хорошо, матрос был доволен. Лейтенант Коломийцев при виде старшины команды вопросительно поднял брови. По хмурому виду понял, что дела плохи, сочувственно покачал головой. Шустрый Петька тут же сунул свой нос и немедленно нарвался на окрик лейтенанта:
–Внимание на экран! Товарищ мичман я у себя в каюте. Следить за лодкой не отрывая глаз.
–Есть.
В отсеке установилось сравнительное спокойствие. Петька монотонно докладывал наверх параметры движения цели, позевывал. Клим тоже посматривал на отметку вполглаза. Так бывает, таков результат монотонной работы. Устает организм, чего там. Потом он адаптируется и все станет на свои места.
Они своевременно не заметили бы, наверное, появления еще одного яркого пятнышка, если не любознательность новичка. Матросик указал на экран пальцем и с любопытством спросил:
–Это что? Вот появилось. Скала? Затонувшее судно?
Новая цель! В ответ на немедленный доклад Борисова с Главного Командного Пункта послышалось недоуменное:
–Акустики, командиру. Откуда она взялась?
Это хотел узнать и Борисов. Впрочем, вопрос командира больше касался представителя бригады подводных лодок. Тот ответил, что комбриг выделил только одну "единицу", второй быть не должно. Во время зачетных выходов возвращающиеся, как уходящие на боевое дежурство ПЛ через район учений не ходят, у них свои маршруты. Проверяющие из штаба дружно пожали плечами и хором заверили, что не имеют ни малейшего понятия о такой вводной, как предоставление противолодочникам еще одной мишени. В доказательство сказанному члены комиссии столпились вокруг светящегося глаза выносного индикатора гидроакустической станции и старательно разглядывали со дна, не иначе, поднявшуюся цель.
Запахло жареным. Мичман Борисов занял кресло оператора, попросил командира подвернуть корабль на более удобные для работы только по второй подводной лодке носовые курсовые углы.
–Уходит, она уходит! – Петька завопил так, что у Борисова в ушах заложило. Он покрутил головой и на всякий случай показал ему кулак, кивнув в сторону микрофона. Командир тоном, не допускающим никаких сомнений, передал:
–Ребята держать только ее. Это нарушитель.
Неуставное "ребята", вырвавшееся из уст командира заставило собраться подхлестнуло, ударило по сознанию и без того возбужденных моряков. Корабль находился в своих территориальных водах, в одном из специально отведенных для боевой учебы районов. Для его обеспечения подводники направили в заданную точку одну лодку, второй не было предусмотрено.
Командир связался с оперативным дежурным флота. Оттуда было приказано осмотреться внимательней и сделано строгое предупреждение насчет последствий из-за вероятной ошибки акустиков.
–Ошибка исключена, – ответил командир. – на борту имею офицера-подводника, посредников из числа флагманских специалистов, первоклассного старшину команды акустиков. Приступаю к работе со второй целью.
Оперативный дежурный, видимо, уточнил обстановку. Скоро он передал, что в районе отработки задач могла оказаться только подводная лодка вероятного противника. Теперь уже в резком, приказном тоне дежурный потребовал предпринять все необходимое для установки прочного контакта с целью и ее последующего выдворения из территориальных вод Советского Союза.
–В случае необходимости вам разрешено применение бортового оружия!
Что делал чужак у самых наших берегов, причем, вдали от оживленной трассы торговых судов, неизвестно. Может, принимал или высаживал разведгруппу, может, следил за надводной и подводной обстановкой. Экипажу нашего БПК знать этого не требовалось, достаточно того, что подводный военный корабль неизвестной державы находился в наших водах. Следуя полученному приказу, большой противолодочный начал охоту. До этого шедший на небольшой, наиболее удобной для практической работы скорости, он выбросил за кормой бурун и резко, словно ищейка, кинулся вслед за добычей. В его отсеках прозвучал сигнал тревоги и командир спокойно, но жестко поставил перед экипажем не учебно-боевую, а фактическую боевую задачу.
Широкие горла бомбометов приняли в свои утробы увесистые туши глубинных реактивных снарядов. Торпедные аппараты развернулись под прямым углом к борту, с них спешно сняли предохранительные крышки. За пультами управления комплексами заняли места операторы артиллерийско-ракетной и минно-торпедной боевых частей. Корабль приготовился к ведению боевых действий.
Клим внимательно следил за отметкой. Подводная лодка двигалась зигзагами, стараясь не дать преследователю зайти с боков, подставляя корму, в таком случае эхо-пеленг от нее был самым слабым. Командир сделал несколько попыток обхитрить ее, потом увеличил ход и пошел прямо на лодку.
Старшина второй статьи Карнаухов глянул на градуировку экрана и предположил:
–По-моему мы гоним ее в свободные воды.
Петька азартно побоксировал воздух – жаль, граница рядом, вот бы всадить лодке в борт торпеду или шарахнуть глубинкой!
Лейтенант Коломийцев успокоил:
–Думаете, выгоним за порог и все? Чтобы после нас она опять вернулась? Нет, теперь вцепимся за шиворот и будем держать до тех пор, пока не всплывет или к себе не направится. А там Министерство иностранных дел разберется. Погодите, сейчас такие трюки начнутся, что только успевай поворачиваться. Смотреть всем и учиться держать врага за горло!
Молоденький лейтенант, выпускник школы мичманов и прапорщиков да моряки срочной службы должны были, обязаны обыграть заморских мастеров с солидным стажем. В том, что на лодке собрались именно высококвалифицированные специалисты, никто не сомневался. На такое дело слабых не пошлют.
БПК легко нагнал нарушителя и Борисову стало ясно, что лодка дизельная. Атомная, обладающая в подводном положении огромной скоростью, обязательно использовала бы свое преимущество и помахала советскому кораблю платочком. Да и кто бы стал посылать в чужие террводы атомоход.
Клим поудобнее устроился за пультом, настраиваясь на длительную работу. Он отрегулировал по своему вкусу освещенность экрана и хлопнул в ладони:
–Погнали наши городских!
Чужак, супостат, как его еще там, реальная подводная цель что-ли, где-то дал маху, иначе не подставился бы под акустическую станцию. А, может, специально затеяли игру в кошки-мышки, чтобы потягаться, проверить, не появилась ли у Советов новая техника. Скорее всего, все проще – самонадеянность подвела. Ну что-ж, ошибка требует исправления. Будь то военное время, на лодке не раздумывали бы, сунули "коробке" торпеду в район энного шпангоута ниже ватерлинии и дело с концом, пожалуйте, ребятки, с рыбками знакомиться. Сейчас им оставалось или срочно удирать в свободные воды, или выворачиваться наизнанку, играть в прятки, догонялки, во что угодно, но не оказаться прижатыми к скалистому берегу.
Клим дал командиру очередной пеленг, дистанцию. На БПК прикинули и пришли к выводу: если подвернуть на несколько градусов вправо, то лодка будет вынуждена изменить курс. Командир показал на карте, куда она пойдет в таком случае. Прямо на банку. Представитель подводников отрицательно покачал головой:
–Не советую. Рискованно в вашем положении, товарищ командир.
–А вдруг? Преимущество пока на моей стороне. Она будет вынуждена всплыть там, на мелководье... – командиру хотелось верить в состоятельность своего плана. Он понимал, что больше удобного шанса зажать подлодку не будет, супостат просто не предоставит его.
–Там по ее курсу подводные скалы, акустики могут потерять контакт.
–Э-эх! Наступаете песне на горло. Ладно продолжаем гнать ее в море.
Он переключил тангенту на переговорном устройстве:
–Акустики, командир. Тон эха?
–ГКП, акустики. Пеленг ... градусов, дистанция ... кабельтовых, контакт устойчивый, тон эха чистый, товарищ командир.
–Добро. Докладывать через каждую минуту.
Клим не обольщался спокойным поведением подлодки. Он в любое мгновение ждал сюрприза, побаивался его и вместе с тем поторапливал – чего тянуть, давайте скрестим шпаги.
Там, в кабельтове ниже водной поверхности, а это почти две сотни, если быть точнее, то сто восемьдесят пять метров, правильно поняли командира невесть откуда навалившегося на них БПК. Надводники отказались от возможности "пригласить" подводную лодку к всплытию. Ну что ж, русские, говорите, акустики у вас слабенькие? Говорите, обучить их не успели? Денег таких нет, сколько положено потратить на учебу, чтобы получить грамотного специалиста? А вот сейчас мы подкинем вариантик, получите, в море вышли, не в детсадовской песочнице ковыряться.
И подкинули. Экран в мгновение покрылся плотной пеленой помех. Засветка от цели, до того сиявшая чуть ли не звездой первой величины исчезла, растворилась в электронной метели.
Мичман ослабил свечение. Коломийцев спокойно, как на тренировке, сказал:
–Продолжайте вести визирную метку в заданном направлении. Я слежу за районом слева от нее, старшине второй статьи определяю участок справа. Остальным наблюдать тоже. И не терять спокойствия, не вижу на то причины. Минут десять поработаем вслепую, мы люди не гордые.
–Акустики, командир! Быть внимательными!
Лодка "проявилась" в стороне от начального курса. Обжегшись на молоке, дуют на воду. Она решила подстраховаться и для того, чтобы ее все-таки не погнали на банку, вильнула от опасного места, еще на несколько миль удалившись от берега.
Проверяющие предложили дать предупредительный залп из бомбометов. Командир имел на это право, в конце концов в своих водах он хозяин.
Велико было искушение. Факт нарушения границы налицо, лодка всплыла бы как миленькая. Командир подумал и ответил так:
–Всегда успею. Пусть пока мои волкодавы тренируются на этой шкуре. Такую школу получат, да и нам не мешает знать уловки супостата.
–Да, но не забывайте о вероятности потери лодки. За это по головке ой, не погладят, нет. Командир, не лучше ли вдарить да и вместо нервотрепки спокойно вертеть дырку под орден.
–Про орден ни слова. Вдарить всегда успею, дело нехитрое. Вы видели, как акустики сейчас сработали? Я неисправимый оптимист. Продолжаем действовать.
Оперативный дежурный штаба флота дал шифрограмму о том, что на подмогу поднят самолет-разведчик. Это означало скорый выход корабля из игры. Прилетит самолет, офлажит лодку буями, навалится армада кораблей, будут гонять ее как зайца свора гончих, поднимется большой сабантуй, в котором забудут не только фамилию обнаружившего лодку гидроакустика а и бортовой номер его БПК.
Командир попросил не отстранять, дать добро на самостоятельную работу.
Отказа не последовало. БПК галантным кавалером продолжил рассекать по морю, как по бульвару рядом с "дамой", не отставая от нее ни на шаг. Прошел час. В посту неумолчно жужжал вентилятор, пахло перегретой резиной аппаратуры, слышались хрустальное "Дзи-инь!" и монотонное "Пеленг ... градусов, дистанция ... кабельтовых".
Возбуждение стало постепенно убывать.
Этого и дожидались на лодке. Они давно уже записали на магнитофонную ленту посылки корабельного гидролокатора и, улучив момент, выдали их. Наши не сразу разгадали уловку. Борисов радовался устойчивой работе, когда лейтенант Коломийцев постучал по наушникам:
–Исключительно чистый сигнал идет, прямо как по заказу. Что-то не то.
Ему показалось странным, что тон эха перестал меняться.
Ответ пришел позже, когда контакт вдруг пропал. Корабль замедлил ход и осторожно пошел по большому кругу, пытаясь нащупать след. Проверяющие переглянулись, командир, бледный, готовый к мгновенной "травле пара" тихим, проникновенным голосом наговаривал в микрофон:
–Акустики, командир. Это же элементарная уловка, задача для тех, кому до шестнадцати. Надо теперь проучить супостата, найти лодку, вынуть ее хоть из-за пазухи самого Нептуна. Она не могла уйти далеко, это дизелюха, она здесь, рядом, она залегла. Ищите внимательно. Я дам команду, вам кофейку сейчас доставят, бразильского, впереди работы будет много.