Текст книги "Африка, миграции, мифология. Ареалы распространения фольклорных мотивов в исторической перспективе"

Автор книги: Юрий Березкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Согласно ATU сюжет 130 (соответствующие тексты отвечают нашему определению «бременских музыкантов», мотив K77B) есть также в Китае, но в указателе, на который ATU ссылается [Eberhard 1937, N. 3], описывается текст совсем иного содержания, а указатель [Ting 1978] сюжета, соответствующего ATU 130, также не содержит.

Поскольку американские варианты «Верлиоки» отделились от евразийских раньше, чем мог вполне оформиться вариант с мотивом «бременских музыкантов», не удивительно, что в них мотивы B77A и B77B четко не различаются. Некоторые евразийские тексты также включают элементы обоих в равной пропорции. Отсутствие «Верлиоки» и «бременских музыкантов» в Австралии, Меланезии и на большей части Африки южнее Сахары свидетельствует в пользу единого евразийского происхождения мотива. Все евразийские версии явно похожи. Североамериканские также не только аналогичны им в отношении общей композиции, но и содержат некоторые характерные эпизоды. Индонезийская версия, в которой речь идет об охоте за головами, с североамериканскими прямо перекликается. Вот примеры.

Само (манде Буркина Фасо). Существо ворует женщин, увело жену юноши, тот пошел ее искать, по пути споткнулся о камень, искусан пчелами, лев ударил его лапой, ястреб вцепился когтями. Все они (т.е. камень, пчелы, лев, ястреб) решают идти вместе с юношей. В лесу, где живут Существа и украденные женщины, пчелы кусают Существ, камень катится и давит, ястреб – клюет, лев – добивает. Юноша забирает жену и других женщин, по пути оставляет помощников там, где встретил. Они попросили в награду право воровать цыплят (ястреб), коз (лев), кусать детей (пчелы), попадаться под ноги.

Словаки. Яйцо отправляется странствовать, берет в спутники рака, утку, индюка, коня, вола, петуха. Петух видит огонь, они входят в избушку, старуха предупреждает, что придут ее сыновья-разбойники, гонит прочь. Яйцо велит волу поднять старуху на рога и выкинуть в яму. Когда приходят разбойники, вол подбрасывает атамана, конь его бьет, яйцо лопается, засыпая глаза горячей золой, рак в ведре хватает за пальцы, утка, индюк пугают. Атаман с трудом спасается, разбойники убегают, пришедшие пируют в их избе.

Тибетцы (Сикким). Ракшас съедает всех в доме, остается кошка с котенком. Уголек, иголка, камень, мышиный помет, пучок соломы, собака, як последовательно спрашивают, в чем беда, прячутся в разных местах дома. Ночью приходит ракшас, раздувает огонь, чтобы найти и съесть кошку с котенком. Огонь полыхнул ему в лицо, игла уколола, камень упал на голову, он поскользнулся на мышином помете, зацепился ногой за солому, упал с лестницы, его укусила собака, як забодал до смерти.

О-ва Сангихе (и другие районы восточной Индонезии). Яйцо, змея, муравей, многоножка, кусок навоза отправились на охоту за головами, зашли в пустой дом. Многоножка спряталась под полом, муравей в сосуде с водой, навоз наверху прислоненной к входу лестницы, змея у двери, яйцо в кухонном горшке. Ночью многоножка укусила человека, тот бросился зажигать огонь, ему в лицо прыгнуло яйцо, человек хотел ополоснуться водой, его укусил муравей, он бросился из дома по лестнице, поскользнулся на навозе, упал, был укушен змеей, умер.

Корейцы. Юноша едет на коне, встречает и берет с собой майского жука, яйцо, краба, черпак, шило, ступку, циновку, палку для ношения тяжестей. В доме девушка жалуется, что тигр съел ее семью. Когда тигр приходит, жук гасит свечу, яйцо лопается в горячей золе тигру в глаза, краб ему их выцарапывает, когда тот бросается к тазу помыться, черпак, спрятавшись за горшком с рисом, ударяет по лицу, шило, спрятавшись у двери комнаты девушки, вонзается тигру в ногу, ступка бросается на голову тигра с крыши, тот подыхает, циновка и палка выносят труп.

Юкагиры. Старушка делает сани из коробки для шитья, запрягает наперсток, едет к озеру, ловит двух щук, выкапывает из-под снега два лебединых яйца, находит четыре камня, дома вешает один над входом, остальные над окнами, щук кладет в кадку с водой, яйца закапывает в очаге, горячими углями наполняет наколенники, вешает их у очага. Когда Сказочный Старик входит, он избит, ослеплен, обожжен камнями, яйцами и т.п. Старушка разрубает ему топором сухожилия на ногах, отрубает голову, строит над ним навес из ивняка, к утру становится юной девушкой, а Сказочный Старик красавцем, берет ее в жены.

Цимшиан (Британская Колумбия). Южный Ветер непрерывно дует, рыба не клюет. Ворон голодает, зовет к себе обитателей вод. Осьминог, палтус предлагают идти на Южный Ветер войной. Касатка дает участникам свою лодку, морской гребешок на носу лодки все время хвастает, что пинком повалит Южный Ветер. Палтус ложится в дверях дома, гребешок входит в дом, Южный Ветер сидит спиной к двери, непрерывно пускает ветер, гребешок не может подойти. Ворон зовет его назад, ломает раковину, съедает хвастуна, зажигает в доме дымный факел. Южный Ветер кашляет, идет к выходу, скользит, наступив на палтуса, падает в лодку-касатку, осьминог впивается в него присосками, не выпускает. Ветру приходится принять условия ворона, погода становится хорошей.

Омаха (Небраска). Черепаха идет на войну, берет в товарищи красногрудую черепаху, белку, терочник, гребень, шило, пест, головню, бизоний пузырь, отвергает пуму и волка. По дороге пузырь рвется, красногрудая черепаха не может перелезть через бревно. Женщина подбирает терочник, пытается тереть зерно, ударяет себя до крови по руке, гордый терочник возвращается к черепахе. Другая женщина подбирает гребень, он вырывает ей половину волос, возвращается, крича, что принес скальп. Третья подбирает шило, оно протыкает ей руку, четвертая – пест, он ударяет ее по колену. Теперь к врагам идет черепаха, попадает в плен, говорит: кто будет ее рубить, варить, жечь, покалечится сам, притворяется, что боится воды, брошена в реку, оказывается живой, вместе с товарищами с триумфом возвращается домой.

Пареси (Мату-Гросу). Четверо братьев идут мстить ягуарам-людоедам. По пути встречают длиннохвостую кукушку, гривистого волка, жука, игуану, ящерицу. Каждый спрашивает, куда идут братья. Получив ответ, что убивать ягуара, все присоединяются. Они прячутся в доме ягуара. Ящерица пачкает палочки для добывания огня плодовой мякотью, гривистый волк оставил свои испражнения, братья кладут на порог крысиную голову и хвост каймана. Ягуар, видя каждого из спрятавшихся или оставленные следы, воспринимает их как знамение его смерти. Братья его убивают, поднимаются на небо по цепочке из стрел.

Как было сказано в начале главы, рассмотренные повествования, с одной стороны, включают анекдотические эпизоды и пародируют обычные рассказы о подвигах с участием антропоморфных персонажей. С другой стороны, зооморфные протагонисты (по крайней мере, некоторые из них) наделены храбростью, умом и обязательно побеждают врагов. Наличие подобного «сочувственного пародирования» позволяет сопоставить данные тексты с многочисленными древневосточными иконографическими материалами – сценами борьбы, жертвоприношений и ритуалов с участием не людей, а животных. Например, на древнебактрийском косметическом флаконе изображена сцена, в которой козел восседает на троне, а волка приносят в жертву (похожая сцена известна и с участием антропоморфных персонажей [Крюкова 2012: 225, рис. 11]).

Вполне возможно, что как древнегреческая «Батрахомиомахия», так и сюжеты ATU 222A, 222B (война птиц со зверями, нередко начинавшаяся со ссоры мыши и воробья) относятся к тому же кругу текстов и образов. В Новом Свете повествования о соревновании и борьбе двух групп протагонистов, каждая из которых состоит из многих зооморфных участников, известны главным образом на западе США, причем в большинстве случаев эти повествования не пародийны, а скорее связаны с космологией (определение числа и границ сезонов года, обретение солнца и т.п.). Наличие американских параллелей для мотива «Верлиоки» позволяет датировать появление «сочувственного пародирования» в ритуально-мифологичекских комплексах Евразии как минимум финальным палеолитом.

Лиса, заяц и другие трикстеры

Прежде чем обратиться к трикстерским мотивам в фольклоре Африки, повторю еще раз, что я имею в виду, говоря о персонажах-трикстерах [Березкин 2004: 98—99; Berezkin 2010: 124—125].

Тип персонажа есть категория описательная. Это не архетип, порождающий конкретные образы, а абстракция, используемая для систематизации материала. Возможность подобной систематизации связана с простотой психологической характеристики действующих лиц в фольклорных повествованиях. Определяющее значение имеют две оппозиции: свой – чужой и обладающий – не обладающий способностью одерживать верх. Простейшая система персонажей представляет собой треугольник, в углах которого находятся герой (свой, сильный), противник (чужой, сильный) и неудачник (свой, слабый). Четвертое сочетание (чужой, слабый) не имеет для развития действия большого значения (рис. 74).

Рис. 74. Типы фольклорных персонажей в пространстве оппозиций «сильный – слабый» и «свой – чужой».

Типы удобно представить в виде образующего круг спектра значений. Абсолютно враждебны чудовища, чья единственная функция – пожирать неудачников и быть побежденными героем. Менее враждебны и одновременно более могущественны неуничтожимые духи природы, например хозяин или хозяйка животных, рыбы, грозы, моря и пр. Герою удается обмануть хозяина, избежать его гнева, неудачнику – не удается. Двигаясь через мифологический спектр в другую сторону от чудовищ, мы достигаем разного рода «мелких бесов» – чужих, но почти нестрашных и описываемых комически. От этих персонажей логичен переход к неудачнику, а от неудачника снова к герою.

Слабые персонажи (неудачник и слабый противник) нередко бывают смешными, сильные – нет. Если сильный персонаж (герой или противник) выглядит смешно, то это маскировка, а тем, кто поверил в нее, приходится плохо. Герой, однако, часто выступает в образе шутника, провокатора, который дурачит других. Из анализа сотен связанных со смехом эпизодов индейских и сибирских мифов следует, что рассмеявшийся в ответ на попытку его рассмешить персонаж гибнет или лишается ценностей, которыми владеет [Березкин 2002]. Когда герой прибегает к трюкам и фокусам или ставит себя в комическое положение, это лишь помогает ему одержать верх. Если же противник действительно смешон, то он и слаб. Гибель преследователя часто вызвана тем, что он совершает поступки, не совместимые со здравым смыслом (пытается выпить реку, лезет на дерево ногами вперед и т.п.).

Обычно трикстером именуется любой персонаж, для которого характерно трюкачество, создание абсурдных и комических ситуаций. Естественно, что без трюков трикстера нет (это предполагает этимология термина), но есть смысл называть трикстером не любого плута-озорника [Мелетинский 1982: 26], а такого, в чьем образе противоречив набор основных свойств: сильный и слабый, свой и чужой. Трикстер то выигрывает, то проигрывает в результате своих проделок, то совершает благие деяния, то творит зло. Трикстер воплощает собой «ум без чувства ответственности» [Стеблин-Каменский 1963: 198] и совмещает «полярные свойства обоих братьев-близнецов» [Абрамян 1983: 166]. В отличие от героя, противника и неудачника, трикстеры занимают место не по периметру упомянутого выше круга значений, а внутри него.

Создание характерного для трикстера противоречивого образа невозможно без циклизации эпизодов вокруг определенного имени. В Африке южнее Сахары, в Америке и у палеоазиатов преобладают зооморфные персонажи, в Евразии есть как антропоморфные, так и зооморфные, причем те и другие в общем и целом связаны с разными жанрами. Антропоморфные – с новеллистической сказкой, шванком, анекдотом и т.п., зооморфные – со сказкой о животных. Деление это, однако, приблизительное, есть множество исключений и особых случаев.

Животные как персонажи фольклора, ассоциируемые не с особью, а с видом и поэтому неуничтожимые (об этом [Boas 1940: 485]), легко оказываются центрами циклизации. Некоторые антропоморфные персонажи, чьи имена хорошо известны носителям традиции, в данном отношении аналогичны животным. Сюда же относятся персонажи, при обозначении которых имя нарицательное выступает в качестве собственного («Безбородый», «Плешивый» и т.п.). Но есть и такие герои мифов, которые либо вообще безымянны, либо носят имена, встречающиеся лишь в каком-то одном сюжете. В некоторых эпизодах обычно участвуют животные и антропоморфные персонажи с популярными именами, тогда как в других – безымянные.

Как говорилось выше, к югу от Сахары трикстерские повествования с зооморфными протагонистами преобладают над всеми прочими видами фольклорных текстов. В этих повествованиях действуют либо собственно трикстер (герой и неудачник в одном лице), либо пара персонажей, которые стараются обмануть и одурачить других, но один действует успешно, а другой – глупо и неосторожно. Зооморфная идентификация трикстера меняется по регионам и слабо коррелирует с набором сюжетов. Подобная ситуация свойственна и повествованиям североамериканских индейцев, с которыми африканские имеют много общего.

За пределами Северной Америки с прилегающим регионом Берингоморья и тропической Африки трикстеры вообще и зооморфные в особенности нигде больше не играют в фольклоре столь важной роли. Правда, в пределах большей части Северной и Центральной Евразии положение трикстера-лисы (а южнее – шакала) также уникально, но здесь этот персонаж целиком вытеснен в сказку о животных, тогда как в Америке и в Африке южнее Сахары местные зооморфные трикстеры довольно часто оказываются еще и демиургами. В любом случае африканские и североамериканские трикстерские повествования если и связаны исторически друг с другом, то через континентальную Евразию, а не через индо-тихоокеанский регион.

Почему именно те, а не другие животные первоначально стали центрами циклизации трикстерских эпизодов, сказать невозможно. Картографирование данных свидетельствует о том, что ко времени заселения Америки соответствующие предпочтения уже сформировались.

Мы постарались оценить, как часто различные виды животных оказываются протагонистами подобных эпизодов и в скольких из выделенных нами на данный момент этноареальных традиций они представлены. Для этого из каталога было выбрано 120 мотивов, связанных с трюками и обманом, и к категории трикстеров отнесены те персонажи, которые являются протагонистами в текстах, основанных на соответствующих мотивах.

Результаты оказались следующими: лиса, койот или шакал представлены в 271 традиции, заяц или кролик – в 119, ворон – в 76, черепаха, жаба или лягушка – в 70, опоссум – в 23, паук – в 23, росомаха – в 21, обезьяна – в 21, скунс – в 20, небольшие копытные – в 20, ягуар, оцелот или пума – в 19, гиена – в 18, сова – в 17, ястреб – в 13, поганка, гагара, оляпка и прочие средние по размеру или небольшие птицы, живущие у воды, – в 13, сойка – в 12, крыса – в 12, норка – в 10, крапивник – в 9, мышь – в 9, муравьед – в 8, енот – в 7. Еще полтора десятка видов встречаются совсем редко.

Настоящими трикстерами, т.е. персонажами, не только встречающимися в соответствующих ситуациях, но и постоянно выступающими в качестве то героев, то неудачников, являются прежде всего лиса/шакал/койот, заяц/кролик, ворон (реже – ворона) и паук. Иногда подобный статус имеют и другие персонажи, в частности сойка, крыса и норка, но эти трикстеры характерны лишь для отдельных относительно небольших ареалов. Что касается трикстера-паука, то он типичен для Западной и Центральной Африки (от верховьев Нигера до Уганды), а также для сиу Великих Равнин, точнее для носителей языков миссисипской ветви этой семьи. Данный факт можно сопоставить с другими африкано-североамериканскими параллелями. Больше пауки и вообще беспозвоночные в роли трикстеров нигде не встречаются.

В 32 традициях трикстером оказался Месяц. Число традиций, в которых обманщиком является ночное светило, несколько больше, однако нельзя принимать в расчет те ситуации, в которых протагонистом является не Месяц-мужчина, а Луна-женщина, а обман совершается не из озорства, а ради спасения людей (см. выше мотив M104, «якобы убитые родственники»). Трикстером в норме всегда выступает мужской персонаж. Лиса-женщина в некоторых европейских традициях в этой роли, скорее всего, оказалась под влиянием грамматики соответствующих языков, в которых данное животное – женского рода (в большинстве языков Северной Евразии категория рода отсутствует). Наделение сказочной лисы специфически женскими признаками – явление, как мне кажется, позднее, поскольку для большинства ситуаций с ее участием эти признаки не релевантны.

Даже и без учета азиатских традиций, в которых Луна спасает землю от излишнего жара, Месяц в списке занимает довольно высокое четвертое место. В фольклоре многих аборигенов Австралии и некоторых папуасов с выделенными в нашем каталоге трикстерскими мотивами Месяц не связан, но чертами трикстера либо трикстера-неудачника наделен. Так что реальное число традиций, для которых характерен Месяц-трикстер, несколько больше, чем указано выше.

В Новом Свете Месяц-трикстер представлен в Амазонии, Чако и Восточной Бразилии, т.е. там, где чаще всего записаны тексты, имеющие меланезийские параллели. Весьма вероятно поэтому, что наделение Месяца трикстерскими чертами произошло либо на раннем этапе формирования индо-тихоокеанского комплекса мотивов до его переноса в Новый Свет, либо даже еще в Африке.

Насколько древними являются основные зооморфные трикстеры, оценить трудно, но речь почти наверняка идет не о тысячах, а о десятках тысяч лет.

Лиса/шакал/койот в роли трикстера есть северный, континентально-евразийский мотив. В Новый Свет он попал давно, хотя и не с самой первой миграцией: данный образ отсутствует в тех ареалах Центральной и Южной Америки, где обычно локализованы параллели с Восточной и Юго-Восточной Азией и Меланезией. В Северной Америке лиса/койот в роли трикстера встречается к югу от области, которую в финальном плейстоцене занимали ледники. По-видимому, мотив лисы-трикстера проник на данные территории прежде, чем ледники растаяли, и оказался в основном перенесен на близкий местный вид – американского койота.

Лиса в трикстерских эпизодах на основной территории Северной Америки тоже встречается, но намного реже койота. Трикстер-лиса (либо чаще песец) есть также у эскимосов, но только западных, причем повествования с ее участием не могли распространиться раньше, чем в Арктике появились сами эскимосы.

Время первого попадания мотива «лиса-трикстер» в Новый Свет можно, таким образом, оценить в 14—15 тыс. л.н. Это значит, что в Сибири данный образ должен был быть известен еще раньше. Ни на большей части Сибири, ни в Европе, ни в Средней и Передней Азии лиса в роли трикстера не имеет конкурентов, поэтому вполне вероятно, что именно вокруг образа лисы изначально циклизировались трикстерские мотивы в пределах всего огромного бореального региона. С какого в точности времени, сказать невозможно, поскольку единственным хронологическим ориентиром служит заселение Америки.

Рис. 75. 1. Антропоморфный трикстер в Сибири и Америке. 2. Трикстер-мышь.

Некоторую аномалию представляет Западная Сибирь (рис. 75). Трикстеры здесь чаще всего антропоморфны, хотя многие ситуации, в которые они попадают, те же, что в историях про лису (в Сибири) или ворона (в Берингоморье). Никакого отношения к трикстерам из шванков и анекдотов, распространенных на тех территориях, где давно укоренились христианство и ислам, западно-сибирские трикстеры не имеют. В то время как трикстер-лиса встречается в Западной Сибири очень редко, здесь есть трикстер-мышь – вариант достаточно необычный. Кроме Западной Сибири, мышь является протагонистом трикстерских эпизодов еще у атапасков западной Аляски (ингалик и верхние кускоквим) и единично у казахов и западных шошони. Что касается антропоморфных трикстеров, то они характерны для многих традиций Северной Америки. В отдельных ситуациях аналогом западносибирских трикстеров выступает и юкагирский «сказочный старик» (с параллелями у эвенов), хотя в других ситуациях он описывается как демоническое существо.

По сравнению с ареалом койота/лисы, ареал антропоморфных трикстеров в Северной Америке немного смещен на север, а в Южной Америке подобный персонаж вообще известен лишь у матако в Чако. Это довод в пользу того, что соответствующие связи между Западной Сибирью и Северной Америкой относятся к несколько более позднему времени, чем связи между евразийской «зоной лисы» и североамериканской «зоной койота» (чем дальше на юг в Новом Свете прослеживаются евразийско-американские параллели, тем вероятнее их связь с более ранними миграционными эпизодами).

На юге Евразии и в Африке в роли трикстера чаще действует не лиса, а шакал. «Зона шакала» закономерно охватывает Северную Африку, фольклор которой и в других отношениях близок западноевразийскому, а не фольклору Африки южнее Сахары. У туарегов есть как североафриканский шакал, так и типичный для тропической Африки заяц, что вполне ожидаемо. В текстах фульбе лис встречается в роли трикстера, но сюжет, в котором он действует, скорее всего, недавно заимствован от европейцев или арабов, поскольку характерен для Европы и Северной Африки (глупец принимает отражение луны за сыр; ATU 34, 1336; у фульбе лис обманывает гиену). Другое дело – юг Африки, где шакал-трикстер и лиса-трикстер тоже распространены, несмотря на то что данный регион от Евразии находится дальше всего (рис. 76).

Рис. 76. Животное из семейства псовых в роли трикстера, мотив M29B. 1. Лиса. Те традиции на западе США, в которых трикстер-лис встречается наряду с койотом, но гораздо реже, чем он, специально не отмечены. 2. Шакал. 3. Койот. 4. Волк (в Америке) или пес (у долган). 5. Продвижение на юг восточноафриканских скотоводов около 2000 л.н., мелкий и крупный рогатый скот. 6. Продвижение скотоводов около 1800 л.н., крупный рогатый скот. По [Smith 1992, fig. 1].

Это не единственный мотив, связывающий Южную Африку с северными территориями. Об аналогиях в связи с мотивом «волк и козлята» уже говорилось, но есть и более специфичные примеры. Один из характерных для континентальной Евразии и Северной Африки трикстерских мотивов обозначен номером 56A по системе ATU, или M85 в нашем каталоге.

Хищник, не способный забраться на дерево, грозит птице или белке повалить его или залезть по стволу, если та не сбросит детеныша или яйцо. Советчик объясняет, что персонаж не сможет исполнить свою угрозу. Мотив этот не известен в Америке, а также отсутствует у чукчей и азиатских эскимосов (хотя есть у коряков). Видимо, он распространялся уже после того, как миграции в Новый Свет прекратились. В районе Берингова пролива деревья не растут, но практика показывает, что фольклор легко приспосабливается к новым реалиям, заменяя их ближайшими соответствиями. У нганасан, тоже живущих в безлесной тундре, мотив M85 зафиксирован, так что его отсутствие в Новом Свете для датировки распространения показательно. В Восточной Африке мотив M85 зафиксирован, а протагонистом в соответствии с ареальным «фоном» является не шакал или лис, а заяц. Однако в Южной Африке в этой роли снова оказывается шакал, а у гереро – лис (рис. 77).

Рис. 77. «Лиса блефует», мотив M85. Персонаж, не способный забраться на дерево, грозит птице или белке повалить его или залезть по стволу, если та не сбросит детеныша или яйцо. Советчик объясняет, что персонаж не сможет ни повалить дерево, ни добраться до гнезда.

Другой характерный мотив, широко представленный в Нуклеарной Евразии, изредка встречающийся в Западной Африке и в Судане, но среди бантуязычных групп обнаруженный пока только у южноафриканских коса – «рог изобилия» (I120): из рога домашнего животного (вола, коровы, козы) можно извлечь еду и одежду.

Появление на юге Африки мотивов, типичных для Нуклеарной Евразии, объяснимо миграцией с севера, реконструируемой по археологическим данным. Речь идет о продвижении восточноафриканских скотоводов на юг около рубежа нашей эры. Их потомками (или группой, подвергшейся их влиянию) являются хойхой, которые, в отличие от бушменов, разводят домашних животных [Phillipson 2005: 270-271; Plug, Voigt 1985: 191; Smith 1992: 134-135]. Древнейшие следы групп, разводивших мелкий рогатый скот, недавно обнаружены в западно-центральном районе Намибии, где они датируются временем 2300-2000 л.н. [Pleurdeau et. al. 2012].

Заяц (или кролик) – второй по популярности фольклорный трикстер. Он характерен прежде всего для Африки южнее Сахары, обычен в Восточной Азии, встречается на юго-востоке Северной Америки и в Мезоамерике (рис. 78). Правда в Америке, особенно в Карибском бассейне, фольклорный образ зайца/кролика в ряде случаев явно имеет африканское происхождение. Тем не менее существуют и доводы в пользу знакомства с ним индейцев в эпоху до Колумба. Кролик изображается в сложных сценах на керамике майя Классического периода и (очень похоже) является там трикстером (в частности, он отнимает одежду у одного из богов), и этот трюк с похищенной одеждой героя характерен для повествований, записанных на американском Юго-Востоке [Березкин 2003б]. С кроликом ассоциируется также персонаж алгонкинов области Великих Озер – трикстер и демиург. Правда, по ходу повествований эта ассоциация практически не реализуется и персонаж всегда выступает в антропоморфном облике.

Рис. 78. Заяц или кролик в роли трикстера, мотив M29G. Fig. 78. Trickster hare or rabbit, motif M29G.

В Южной Азии основным трикстером является лиса/шакал, хотя не исключено, что этот образ принесли сюда мигранты с северо-запада – от ранних земледельцев, спустившихся в долину Инда из Белуджистана в IV тыс. до н.э., до исламских завоевателей. Выше говорилось, что образ зайца на луне связывает Восточную и Южную Азию (рис. 25). В Восточной Азии и Тибете трикстером является заяц, и возможно, что некогда то же было и в Индии. Связан ли азиатский фольклорный заяц с африканским, сказать трудно. Ясно лишь, что как в Западной Африке южнее Сахары, так и у народов банту заяц – самый популярный персонаж-трикстер.

Этот образ отсутствует, однако, в области тропических лесов бассейна Конго, хотя зайцеобразные там обитают. Сходное с мотивом «заяц-трикстер» ареальное распределение имеют мотивы ложной вести (рис. 12, 13, 15) и «расступившиеся воды» (рис. 53).

Лакуна в распространении соответствующих мотивов примерно совпадает с той территорией, где до расселения банту жили пигмеи. Сейчас там представлены языки банту, в наибольшей степени близкие «бантоидным», от которых они отделились 4—5 тыс. л.н. (рис. 1). Основным трикстером в этих районах является карликовая антилопа. Вне Африки копытные в роли трикстера встречаются лишь в западной Индонезии (карликовый олень Tragulus javanicus).