Текст книги "Звенья одной цепи (СИ)"

Автор книги: Юрий Артемьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6

This is not Bug, this is Fica! (англ. Это не Баг, это Фича!)

Самое раннее утро.

28 июля. 1974 год.

Где-то в Югославии…

Цыган со своей черноглазой дочкой ускакали куда-то в направлении рассвета. Перед этим он рассказал мне куда идти и что искать. Нет не послал в пешее эротическое путешествие, а просто объяснил, что если я пойду вот по этой дороге, то через некоторое время увижу машину. Я пытался выяснить, что за машина… Вдруг их там будет несколько и я полезу не в ту, которую надо. Но цыган через своего малолетнего толмача объяснил, что машина на обочине не доходя до села метров пятьсот будет только одна. Не промахнёшься, в общем, студент…

Ну, что? Иду… Судя по моей длинной тени впереди меня, направление моего движения было строго на запад. По моим ощущением я шёл уже довольно долго. Но это всегда так кажется, когда долго идёшь пешком.

Как говорил мой ротный в армии: «Лучше плохо ехать, чем хорошо идти…» Там же в армии, я понял одну простую истину, если думать о чём-то постороннем, то монотонные трудности типа марш-бросков на дальние дистанции в полном снаряжении преодолевать гораздо легче.

А мыслей посторонних у меня было вагон и несколько маленьких тележек. Одно то, что меня отправили в одиночку, практически без подготовки, да ещё и по такому замысловатому маршруту, заставляло задуматься об умственных способностях тех, кто меня сюда послал. А самое главное это то, что мне не была поставлена конкретная цель моего внедрения. После нескольких длительных бесед с очень интересными людьми, включая Судоплатова и Филби, я в разных вариантах рассказал своё видение будущих диверсионных действий на территории потенциального противника. А кто есть наш глобальный потенциальный враг? Ну, конечно же ЮЭсЭй… И подорвать боеспособность Соединённых Штатов дело благое и богоугодное, как я думаю.

Но это же полный бред, отправить безусого пацана в свободное плавание в качестве вольного охотника. Конечно, инструктирующий меня перед началом моего путешествия Васин пояснил мне, что когда я прибуду в конечную точку, то меня выведут на «спящего агента»,а том уже я и получу соответствующую помощь и необходимые инструкции по дальнейшим действиям. Ну а пока я не добрался до места… Какой смысл рисковать, сообщая мне данные про давно и глубоко законспирированного агента. Да и про маршрут мне подробностей тоже никто не рассказывал. Так что пока что я знал лишь про тех, кто уже поучаствовал в моём перемещении. Двое болгарских рыбаков, болгарин – водитель грузовичка, да цыган с дочкой.

Всё правильно. Если я попадусь где-то, то и рассказать особо много ничего не смогу. Хотя, это если допрашивать будут обычные люди в форме. Если найдётся какой-нибудь изобретательный изувер, который будет мне под ногти втыкать острые и тупые иголки, или подключит мне электропровода туда куда не надо… Тогда мне проще будет совсем о стенку убиться, ибо нет таких людей, которые могут вытерпеть все пытки… Но даже и тогда, признавшись, что я советский шпион, я не выдам им самую главную нашу с Лёшкой тайну. Потому что у них фантазии не хватит. Ведь чтобы задать «правильный» вопрос, надо знать, что спрашивать. А вряд ли, кто в здравом уме и трезвой памяти поверит в эту фантастическую версию. Скорее сочтёт меня ипанутым на всю голову, сошедшим с ума от изощрённых пыток…

* * *

Долго ли, коротко ли… Впереди показалось какое-то селение. А не доходя метров пятьсот, на обочине, я обнаружил стоящую машину… Издали показалось, что это горбатый «Запорожец». Но, подойдя поближе, я понял, что это далеко не так… На морде машины был шильдик с буквами «Zastava». А я вспомнил. Была такая машина у югославов. Её вроде бы с итальянского Фиата скопировали. У неё было ещё смешное такое прозвище… Дай Бог памяти…О! Точно… «Фича». Я где-то даже читал про неё… У неё была смешная такая реклама: This is not Bug, this is Fica! (англ. Это не Баг, это Фича!) Намёк был на некую схожесть с Фольксвагеном по прозвищу «Жук». Это уже потом, после появления компьютеров и, соответственно, компьютерных багов, фраза из рекламы перекочевала в айтишный сленг.

Ну а пока «Фича» – это всего лишь малолитражная машина. Или микролитражная?

Да… Разглядев машину поближе я очень-очень расстроился… Потому что в машине никого не было. Это было видно и издали, но я надеялся, что водитель откинул спинку сиденья и дрыхнет в ожидании меня по причине раннего утра. Но, увы… В машине никого не оказалось. А ещё… А ещё у машины были спущены два колеса. И если заднее не совсем до конца, то переднее – в ноль.

Я присел возле машины прямо на мелкую щебёнку… Во-первых: передохнуть, а во-вторых: подумать о том, что делать дальше.

В том, что эта та самая машина я уже не сомневался. Ломать голову, куда делся водитель, я не стал. Наверняка не смог на месте решить проблемы с пробитыми колёсами и пошёл в селение. Может за новой камерой для колеса, а может у него и домкрата даже нет. Кто же его знает.

Солнце поднималось всё выше. Я сидел и любовался окружающим пейзажем. Пригревало… А я всю ночь трясся на лошади, держась руками за костлявые бока цыганской девочки. Веки мои тяжелели, глаза слипались… Я задремал, уронив голову на грудь…

* * *

– Александре! Да ли ти је досадно овде без мене, сине? (серб. Александр! Заскучал тут без меня, сынок?) – разбудил меня громкий мужской голос.

Я открыл глаза. Прямо передо мной стояли двое мужчин. Один был одет по-городскому, а другой больше напоминал типичного колхозника. Городской улыбался… А ещё… Он подмигнул мне. А «колхознику», судя по всему, было глубоко по фигу… Селянин держал в руке запасное колесо, а городской – домкрат и камеру.

– Ово је мој син. Он не говори. Неми од детињства. (серб. Это мой сын. Он не говорит. Немой с детства.) – снова сказал что-то по-сербски городской, обращаясь на этот раз не ко мне, а к «колхознику».

Не обращая на меня никакого внимания, мужчины занялись ремонтом. Я решил, что меня это не касается, и остался в стороне от кипящей работы полевого шиномонтажа. Но мне понравилось, как ловко эти двое разбортировали снятое колесо и поменяли камеру. Старую продырявленную камеру тут же заклеили каким-то резиновыми заплатками, присобачив их очень вонючим клеем. После чего стали снимать и разбирать второе колесо.

Я типа не понял, зачем они стали это делать, так как машина уже стояла на всех четырёх колёсах, которые «городской» уже накачивал при помощи ручного насоса… Хотя… Целая и накачанная запаска в дальнем пути не помешает. Наконец работа была закончена. Мужики стали пожимать друг другу руки, прощаясь.

– Хвала Душане! Много си ми помогао. (серб. Спасибо, Душан! Ты мне очень помог.)

– Хвала, Мирко! Веома сте великодушни. Данас сам зарадио за сат времена колико сам зарадио за недељу дана. (серб. Тебе спасибо, Мирко. Ты очень щедрый. Я сегодня за час заработал, как за неделю.)

Распрощавшись, колхозник ушёл в направлении селения, а городской сразу перестал улыбаться и строго на меня посмотрел.

* * *

– Ну, здравствуй, Саша!

– Здравствуйте!

– Ты вообще ничего не понимаешь по-сербски?

– Нет. Так… отдельные слова. И то, если не быстро.

– Тогда ты просто молодец. Я сказал этому местному парню, что ты мой сын, но немой.

– Я не понял… мой – не мой…

– Немой. В смысле не говоришь ничего с детства.

– А… Тогда понятно.

– Меня зовут Богомир. Или проще – Мирко. Нам с тобой ещё долго ехать. Если кто-то тебя о чём-то спросит, то просто кивай головой или плечами пожимай…

– Мирко! А как кивать? Вон в Болгарии когда «нет», кивают, как «да», и наоборот…

– Не. Так только в Турции и Болгарии делают. Ну, ещё и албанцы иногда, но не все… Так что у нас в Югославии, всё как в Союзе.

– Вы хорошо говорите по-русски. Небольшой акцент слышится только, да и то не слишком заметный…

– Да? Я думал, что говорю без акцента. Я учился в СССР…

– Ясно. А куда мы едем?

– Узнаешь, как доедем…

Ну, вот… И здесь опять туман и тайны…

* * *

Дорога, дорога… Ты знаешь так много о жизни моей непростой… Так, кажется, пела в будущем знаменитая группа «Любэ»…

Ничего это дорога не знает обо мне сейчас.

Кто я? Куда я иду? Куда я еду?

Я сидел рядом с Мирко, и привалившись к стеклу боковой двери, смотрел вперёд. Мой сербский водитель действовал так же, как и его болгарский собрат Радко. Он ехал по второстепенным дорогам, максимально избегая крупных поселений и больших городов. Но не везде и не всегда. Видимо, иногда это было невозможно избежать… Пару раз заправились. Один раз из канистры, а в другой раз Богомир тормознул проезжающий мимо грузовик, махнув канистрой. Водитель грузовичка легко согласился продать нам лишнее топливо. И мы поехали дальше…

А за окнами уже вечерело. Я не знаю сколько мы уже проехали и сколько ещё нам осталось ехать до места назначения. Но, как мне показалось, мы обязательно где-нибудь заночуем. Ведь Мирко уже сколько часов провёл на ногах и сколько за рулём? Есть предел любому человеческому организму. Я, конечно же, мог его подменить. Я же могу водить практически любые современные автомобили… Опыт богатый. Но зачем Богомиру об этом знать?

Когда стало совсем-совсем темно, водитель нашёл место на широкой обочине дороги и заглушил двигатель…

– Надо поспать, Саша! Я устал. Часа через четыре-пять на рассвете, поедем дальше. – сказал Мирко усталым голосом, и откинув спинку сиденья, практически мгновенно заснул.

Ну а мне что делать? Я последовал его примеру. Лежал и смотрел через окно на звёздное небо… Чарующий вид ярких звёзд гипнотизировал. Я долго пялился в звёздный калейдоскоп, пока наконец, незаметно для самого себя не заснул…

Мне даже приснился сон. Странный сон, бессмысленный и бессвязный. В нём перемешалось всё. Прошлое, будущее… Мелькали лица. Лёшка, Маринка… И что особо удивительно, Жанна Хмара. Она беззвучно раскрывала рот, сидя в горящей машине. Потом приснилась Аня с мамой Леной. И почему-то, погибшая тётя Наташа. Потом приснилась Алёнка. Она что-то мне говорила, но звука не было. А по губам я так и не научился читать слова и буквы. Неожиданно появился Васин. Он ничего не говорил, просто пристально смотрел и при этом ни разу не улыбался. Плохой звоночек. Обычно дежурная улыбка у него всегда при себе имелась, как у породистого американца. Майора сменил Павел Анатольевич. Он молча кивнул головой, как бы одобряя мои будущие действия… А потом наступило утро.

29 июля. 1974 год.

Где-то в Югославии…

Я проснулся ещё до рассвета. Есть такое время утром. Солнце ещё не показалось из-за края земли, но уже не темно… Эдакий предрассветный сумрак… Мне срочно захотелось отлить, и я потянул за ручку двери. Тем самым я разбудил чутко спящего водителя. Его реакция оказалось непредсказуема. Он выдернул невесть откуда взявшийся Вальтер ППК, но обнаружив только меня, открывающего дверь, тут же убрал его. Похоже, что под курткой у него пряталась оперативная кобура для скрытого ношения пистолета. Кто же ты такой, товарищ Богомир?

Минут через несколько, сделав все свои утренние дела мы двинулись дальше. Перекусили на ходу, купив в одном селении хлеб и сыр. А ещё часа через четыре, я увидел море…

29 июля. 1974 год.

СФРЮ. Опатия.

Ну, как тут не поглумится над смешным для русского уха названием небольшого приморского городка. Опатия… На слух так и просится: Апатия…

Приехали мы сюда в середине дня. Мирко сразу же подрулил к одному из домов и припарковался. Я вышел из машины и начал было разминать затёкшие за время поездки ноги. Но мой спутник тут же сделал мне жест, чтобы я побыстрее зашёл в дом. Пришлось подчиняться.

А в доме я увидел того, за кого меня Богомир выдавал всю дорогу. Оказалось, что у него действительно есть сын, и он реально немой с детства. Кстати и зовут его именно Александар. Так что легенда про немого сына Богомира прикрывала меня всю дорогу почти вполне легально.

Парень, примерно моего возраста, изучающе смотрел на меня. Ну а я в свою очередь изучал его. Но длилось это недолго. Я улыбнулся и протянул ему руку с раскрытой ладонью. Поломанная кисть уже давно меня не беспокоила, а ладонь у меня была просто туго забинтована. На удивление, рукопожатие парнишки оказалось крепким. Наверное, сказывается постоянная помощь отцу по хозяйству. Городские мальчики такого же возраста из моего прошлого будущего не такие крепкие, даже если усердно занимаются спортом.

– Имамо ли шта за ручак? (серб. У нас есть чем пообедать?) – спросил Мирко у сына. То кивнул и убежал.

– Сейчас пообедаем. – сказал он уже мне.

– Я обеими руками только «За».

* * *

Вот мне всегда нравилась балканская кухня. Много мяса, сытный суп, вкусный хлеб.

После обеда я всё-таки спросил у хозяина дома: «Что же дальше?» Но снова не получил никакого вразумительного ответа. Ведь брошенная вскользь фраза: «Иди отдыхай пока!», не даёт никакой информации для размышления. Впору уже, как Штирлицу, разложить на столе бумажки и пытаться догадаться: «Ху ист кто? и Ху ист где?»

А может, как в далёком детстве взять карту, а ещё лучше глобус, и путешествовать виртуально, разрабатывая вероятные маршруты.

Когда не знаешь что делать, лучше всего отсыпаться. Это старая солдатская мудрость. Ведь, хрен его знает, где и когда удастся выспаться в следующий раз, и удастся ли вообще?

* * *

Спать всё время невозможно. И Мирко это понимал. Поэтому он согласился отпустить нас с тёзкой на море. Пляж был довольно-таки каменистым. Но я человек простой, и не такое видел. Похожий пляж я видел однажды в Крыму, возле населённого пункта тоже со смешным для русского уха названием Сукко.

Мой сербский тёзка плавал не хуже дельфина. Я сперва не хотел мочить бинтовую повязку на руке. А потом плюнул, и тоже присоединился к сербскому мальчишке.

Потом, когда мы валялись на камнях, греясь на солнышке, я размотал мокрый бинт и выбросил его. Рука уже давно меня не беспокоила, но я не знал, зажил ли перелом окончательно или…

Рука под повязкой была бледной на фоне остальной загорелой кожи. Я вспомнил, как когда-то пошутил над Анечкой из-за похожей проблемы… Вот оно подтверждение того, что закон бумеранга работает исправно. Недаром древние говорили, что всякое слово может вернуться обратно к тебе. Что-то такое я слышал в легендах про ведьм. Они, насылая на кого-то проклятия, каким-то образом старались защитить себя от обратки… Ну да ладно… Надеюсь мне ни прилетит обраточка за то, что ведьма Жанна сгорела в машине. Может не зря колдунов и ведьм сжигали на кострах злые инквизиторы?

Я разминал кисть, но она по-прежнему была немного «деревянной». Ничего… Терпение и труд…

Жаль, что Александар немой. Я видел, что ему интересно было бы пообщаться со мной, но… Язык жестов я не знал, а он, как мне кажется, не знал русского языка. Так мы и валялись на солнцепёке, как две, выброшенные на берег рыбки… Молча.

* * *

Вечером мне удалось поболтать с Мирко. Я в основном спрашивал про жизнь в Югославии. Но разговор как-то сам собой скатился в политику, и конечно же плавно перешёл в проблемы национального вопроса в Социалистической Федеративной Республике Югославия. Богомир пояснил, что он серб, а проживая здесь, в Опатии, постоянно сталкивается с негативным отношением местного, преимущественно хорватского населения.

Я его слушал, а сам думал о том, что не пройдёт и двадцати лет, как тут начнётся война всех против всех. И Великая Югославия рассыплется как карточный домик на много разных государств. Как впрочем и Советский Союз.

– Я чувствую, что скоро будет война. – неожиданно высказал своё мнение Богомир.

– Почему ты так думаешь?

– Тито не любит сербов. Усташи по-прежнему мутят воду. Да ещё и албанцы… Они плодятся, как кошки. А потом скажут, что сербов мало… Сербы всегда страдают, когда в Европе война…

– А почему Тито не хочет дружить с Советским Союзом?

– Он со Сталиным поругался…

– Но Сталина давно уже нет.

– А Тито – есть…

– Россия вас не бросит в беде. И в первой и во второй мировой войне русские и сербы были заодно.

– Я знаю. У нас даже есть поговорка такая есть. «Нас и руса 200 милиона, нас без руса пола камиона.» Если перевести на русский, то будет так: «Нас с русскими – 200 миллионов, а без русских – полгрузовика».

– А почему ты живешь здесь, а не в Сербии?

– Моя жена Милица… Она была местная. Умерла, когда родился Александар. Её могила здесь.

– Я думаю, что лет через десять тебе всё же лучше будет уехать отсюда.

– Кто знает, что будет через десять лет?

– У меня иногда бывает предчувствие. Так вот, оно мне говорит, что и двадцати лет не пройдёт, как Югославия распадётся на отдельные части. Словения, Хорватия, Босния, Сербия… А может и на более мелкие куски. Ты можешь мне не верить, но пройдёт немного времени и ты вспомнишь мои слова.

Мирко смотрел на меня очень серьёзно. Недоверие, гнев, удивление… Всё было в этом взгляде.

– Но ты можешь и не верить мне. Мало ли что болтает глупый русский мальчик.

– Ты знаешь… А я тебе верю. Я и сам уже думал на эту тему… А теперь понимаю, что мои и твои мысли идут в одном русле. Но это же надо всё бросить здесь, чтобы начать новую жизнь на новом месте…

– Ты можешь уехать в Италию или в Америку.

– Кому мы там нужны, Саша?

– Не знаю. Едут же люди. Всё бросают и едут на другой край света строить новую жизнь.

Задумчивый Мирко какое-то время ещё молчал, а потом сказал.

– Пора спать, Саша! Завтра ты поедешь дальше…

Глава 7

И один в поле воин. Но недолго…

30 июля. 1974 год.

СФРЮ. Опатия.

Куда с утра уезжал Мирко, я так и не узнал, так как проснулся поздно. Похоже, что вчерашний день меня довольно-таки сильно утомил. А разбудил меня мой сербский тёзка и ровесник. Я узнал, что ему уже исполнилось четырнадцать. Ну а мне… Этому моему телу… Через пару дней мне тоже будет столько же.

Александар тронул меня за плечо, и я сразу проснулся. Не дёргался, не вздрагивал… Просто открыл глаза и посмотрел на немого пацана… Он мне жестами показал, что завтрак уже готов. Да я это и по запаху почувствовал. Пахло вкусно.

Умывшись и проделав необходимые утренние процедуры, я с удовольствием запивал свежесваренным кофе бутерброд с каким-то мясным деликатесом.

Именно в этот момент в дом ворвался Богомир и взволновано скомандовал сыну:

– Спремите се брзо! Морамо хитно да одемо одавде. (серб. Быстро собирайся! Нам надо срочно уходить отсюда.)

Александар тут же куда-то убежал. Я ничего не понял, но по встревоженному виду Мирко понял, что случилась что-то нехорошее. Видимо он сообразил, что я его не понимаю и перешёл на русский:

– Саша! У нас проблемы. Надо срочно бежать.

– Что случилось?

– Всё потом…

Он в одно движение отодвинул большой кухонный буфет и вытащил из-за него небольшую тонкую сумку на длинном ремешке и протянул мне.

– Сохрани вот это! И запомни… Орлек. Станко Илич. Повтори!

– Орлек. Станко. Илич. А что это значит?

– Неважно. Если со мной что-нибудь случится, позаботься о моём сыне!

– Да что случилось?

– Похоже, что меня раскрыли. Нам надо уходить. Не забудь! Орлек…

– Я помню. Но что это значит?

– Орлек – это город. Сын знает. И Станко Илича он тоже знает… Собирайся!

– У меня всё с собой. Мне нечего собирать.

– Хорошо. Иди к машине.

– А кто за нами гонится?

– Не за нами, а за мной. Тебя и Ацо могут из-за меня задеть, а я бы этого не хотел.

– Ацо?

– Так у нас сокращают имя Александар. У Вас – Саша…

– Иногда ещё и Шура, но это чаще у девочек.

– А у нас Саша – это отдельное имя.

– Мирко! Кто за тобой гонится? От кого ты убегаешь? Это опасно?

– Ладно. По дороге расскажу. Иди к машине. И да… Это опасно.

30 июля. 1974 год.

Где-то в Югославии…

Ацо с вещами разместился на заднем сиденье Фичи. Мирко рулил. Я сидел с ним рядом. Движения водителя были нервными и немного дёрганными. Мы снова пылили по каким-то второстепенным дорогам, путая следы. Причём, у меня появилось ощущение, что мы даже едем не в ту сторону, в которую нам надо…

Я всё-таки заставил Богомира рассказать о проблемах. Оказалось, что всё снова сводится к национальным вопросам. У нашего водителя возник конфликт с одним очень известным боснийским сепаратистом. Тут и политика, и всё остальное смешалось в одну кучу. И вот теперь люди Изетбеговича решили поквитаться с независимым сербом.

Сам Алия отбывал тюремный срок. Он в семидесятом году опубликовал свою, так называемую «Исламскую декларацию», в которой были такие слова: «Не может быть ни мира, ни сосуществования между исламским вероисповеданием и неисламскими политическими институтами власти. Исламское обновление не может начаться без религиозной революции, но оно не может успешно продолжаться и претворяться в жизнь без революции политической. Наш путь начинается не с захвата власти, а с завоевания людей».

Вот после таких высказываний он и получил довольно-таки длительный срок. А на Богомира указал, как на человека, который выдал его местопребывание, когда он пытался скрываться от правосудия. И вот теперь у нас на хвосте несколько вооружённых боевиков.

Я одного не понимаю… Куда смотрит милиция?

Мирко мне тут же пояснил, что Тито слишком лояльно относится к хорватам и боснийцам, а к сербам, наоборот относится более строго.

Да… Именно это в последствии и приведёт к развалу большой и сильной страны на много маленьких кусочков.

* * *

Богомир не успел даже закончить свой рассказ. Неизвестно откуда появившийся с боковой дороги грузовик врезался с разгону прямо в то место, где сидел водитель… Наша Фича отлетела в сторону и кувыркаясь полетела под откос. Слава Богу тут было неглубоко, но тряхнуло нас с Ацо прилично.

Машина легла на бок и остановила своё падение… Я стал ощупывать себя на предмет всяких повреждений. Оказалось, что я весь в крови. Но это была не моя кровь.

Богомир был стопроцентно мёртв. Его безжизненные глаза застывшим взглядом укоризненно смотрели на меня в упор, с расстояния сантиметров тридцати… Казалось, что даже будучи уже мёртвым, он по прежнему строго говорил мне: «Ты обещал позаботиться о моём сыне!»

* * *

Неожиданно звенящую тишину, возникшую после падения нашей машины в кювет, нарушил незнакомый мне раньше голос.

– А-аа… Тата! Пробуди се, тата! Тата! (серб. А-аа… Папа! Очнись, папа! Папа!)

Голос парня на заднем сиденье был каким-то нереальным… Немного высоким и слегка гортанным. А учитывая то, что до этого мгновения парнишка ни сказал ни одного слова за все свои четырнадцать лет, то произошедшее вообще было неким чудесным исцелением. Хотя, в гробу я видел такие исцеления. У парня только что на его глазах погиб отец.

Бррр… Я вышел из оцепенения. Рядом враги, а я тут валяюсь, о чудесах размышляю.

Руки стали действовать, опережая мысли. Я засунул руку за пазуху погибшему Мирко и вытащил из его наплечной кобуры Вальтер. Одновременно с этим, я развернулся и упершись спиной в сиденье, выбил двумя ногами треснувшее лобовое стекло.

Вовремя.

К машине уже спускались какие-то люди. И с виду они были совсем не пацифисты, поскольку у одного из них в руках был обрез двустволки, а у другого…

Некогда разглядывать…

Я машинально снял ППК с предохранителя и оттянул затворную раму… Хотя сразу понял, что сделал это зря. Из пистолета вылетел целый блестящий патрон, а следующий занял его место.

Богомир носил пистолет с патроном в стволе. Если бы я это знал заранее, то мне было достаточно снять Вальтер с предохранителя и открыть огонь. А сейчас блестящий цилиндрик вылетевшего патрона лежал в полутора метрах от меня, поблескивая в траве. А патронов в бою, как известно, мало не бывает…

* * *

Огонь я открыл даже не задумываясь. Всё и так отработано до автоматизма. Первый выстрел в тушку. А в голову контрольный потом, если успею. Я стрелял стоя на одном колене. Расстояние было мизерное и я не промазал ни разу. А злодеи пострелять не успели. Расслабились ребятки…

Хотел было я подобрать свой выпавший патрон, но сделать этого не успел, так как в это время появился ещё один бородатый бандит.

Я снова выстрелил, но в этот раз попал лишь в ногу этого мужика. А следующего выстрела не последовало, так как затворная рама пистолета встала на задержку. Я – пустой…

Думать некогда. Пока подранок поднимался с земли, я уже кувыркнулся в сторону первого убитого мною бандита. И вот уже у меня в руках обрез двустволки. Чисто автоматически взвожу оба курка сразу и стреляю дуплетом, целясь прямо в раззявленный рот озверевшего злодея.

Да… Давненько я не стрелял из ружья. А из обреза так и вообще, кажется, никогда… Я стрелял, как фраер, с одной руки. Попасть-то я попал. Дико заорав, бородач схватился обеими руками за окровавленное лицо и с визгом катался по земле. А вот обрез, выскочив у меня из руки, пролетел в опасной близости от моего правого уха, и упал где-то за моей спиной. А ведь мог так и в лоб прилететь. Мало бы не показалось…

Разоружил второго бандита. У него в руке оказался ТТ или что-то очень похожее. Добил подранка и вылез на дорогу…

Грузовик с разбитой мордой и больше никого.

Тишина… Глубокая такая, аж до звона…

Или это у меня после стрельбы в ушах звенит? А может башкой треснулся, когда машина в кювет летела?

Только от нашей машины доносится, то ли завывание, то ли причитание новоявленного сироты:

– Тата! Тата…

Всё собранное с врагов оружие и боеприпасы я решил прибрать в сумку, что по-прежнему висела на моём плече. Ту самую, которую мне передал покойный уже Богомир… Открыв её, я обнаружил пакет с какими-то бумагами и несколько пачек денег. Деньги были разными, я заметил даже доллары США, остальные я не идентифицировал. Не сейчас… Время тратить на это не хотелось.

– Надо уходить! – сказал я своему сербскому тёзке.

Он посмотрел на меня глазами полными слёз.

– Тата… – произнёс он…

– Ему мы уже не поможем. Он мне приказал позаботиться о тебе. А нам сейчас надо уходить отсюда.

Парень в ответ лишь кивнул головой и снова посмотрел на мёртвого отца. А я, подобрав опустошённый Вальтер, решил проверить, был ли у Мирко запасной магазин. Оказалось, что да. Прямо в кобуре был отдельный кармашек для него. Я сменил разряженный магазин на полный и дослал патрон, а потом нашёл в траве тот, потерянный ещё в начале боя и добавил его в магазин. Теперь у меня всё в порядке. Полный магазин и один в стволе. Всё, как я люблю.

Александра пришлось почти оттаскивать от машины. Но мне это удалось. И вот уже мы примерно с полчаса идем, почти бегом по той же дороге, по которой приехали сюда. Как мне подсказывала память, там был небольшой населённый пункт на развилке дорог. И там же я видел большую эстакаду проходящей мимо большой дороги, типа шоссе. Сейчас нам надо уйти подальше и затеряться, а потом видно будет.

Для этого мы даже сошли с дороги, чтобы срезать путь. Кажется, мы зря это сделали… Похоже, что мы слегка заблудились. Не совсем так, чтобы потеряться, но с пути сбились. Это уж точно…

30 июля. 1974 год.

Где-то в Югославии…

У ручья, который преградил нам путь, мы остановились.

Во-первых: Он перегородил нам путь. А во-вторых… Мы попросту устали.

Александар, или если проще, то Ацо сказал обращаясь ко мне:

– Крв си сав, Саша! – он указал на моё лицо рукой и повторил. – Крв…

Я попытался осмотреть себя, но смог всего лишь понять, что рубашка у меня на груди, да и брюки тоже все в крови. А кожу на лице тянуло… Похоже, что и там я весь перепачкан.

– Это кровь твоего отца. – сказал я парню, но сообразив, что он может меня не понять, продублировал фразу на английском: – This is your father’s blood.

Ацо снова впал в ступор. Он пробормотал:

– Ово је крв мог оца. Да… Ово је крв мог оца. (серб. Это кровь моего отца. Да… Это кровь моего отца.)

Я уж было подумал, что он снова впадёт в прострацию, но внезапно он обратился ко мне, и спокойным голосом сказал.:

– Можеш да причаш са мном на руском… Помало разумем.

Всё-таки наши языки родственные настолько, что я легко его понял.

– У тебя есть запасная одежда? А то у меня только то, что на мне.

Ацо раскрыл свою сумку, которую тоже не забыл прихватить из машины.

– Да имам. – он слегка помедлил и добавил. – Ест… Вот. Это мой панталоне… брука… бруки.

– Я понял. Брюки. А у нас панталоны – это то, что пожилые женщины носят вместо трусов.

Похоже, что Ацо тоже, как и я, понял только половину того, что я сказал. Видимо надо говорить короткими фразами без особо сложных слов.

Я разделся и пошёл мыться к ручью. Вода была чистая и очень холодная. Ручей наверняка брал своё начало где-то в горах. Я замёрз, но продолжал отмываться. Тем более я с детства, с того прошлого детства, знал, что именно холодная вода лучше всего отмывает кровь. Особенно, если кровь ещё свежая.

Я тёр своё лицо и никак не мог избавиться от ощущения испачканности. Даже собирался использовать для чистки кожи мелкий песок, но мена прервал тёзка.

– Довољно. Нема крви. – парень указал мне только на левое ухо. – Овде је још мало остало.

Уже не странно, что я его понял. Как по-сербски будет «спасибо» я уже знал.

– Хвала!

– Нема на чему.

Из одежды предложенной сербом, мне подошли брюки, а рубашку я выбрал сам. Когда я её надевал, то Ацо как-то не так на меня посмотрел.

– Это рубашка Мирко?

– Да. Ово је кошуља мог оца. (серб. Да. Это рубашка моего отца.)

– Ты не против, если я её надену?

– Не смета ми. Он би ти га сам дао. (серб. Я не против. Он бы сам тебе её отдал.)

Если был бы жив… – подумал я.

Свою испачканную одежду я подумал, да и забросил подальше в кусты.

– Смотри, Ацо! У тебя тоже рукав в крови.

Парнишка посмотрел на свою руку. Его правый рукав и правда был в крови. Ацо задумался, а потом снял с себя испачканную одежду и пошёл мыть руки в ручье.

Свою рубашку, рукав который запачкался в крови, парень сложил и собрался убрать в сумку.

– Зачем ты хочешь оставить грязную рубашку?

– Крв мог оца је на њему. (серб. На ней кровь моего отца.)

– Ты – кровь своего отца. Ты его наследник плоть от плоти. Его кровь в тебе. А потом будет и в твоих детях.

Ацо молча смотрел на меня. В его глазах снова собирались слёзы.

– Твой отец поручил мне позаботиться о тебе. И я сделаю так, чтобы его кровь была пролита недаром. Ты же хочешь вырасти и отомстить за его смерть?

– Даћу живот да пронађем и осветим се очевим убицама. (серб. Я свою жизнь отдам, чтобы найти и отомстить убийцам моего отца.)

– Я так и понял. – поддержал я его пламенную речь, хотя понял лишь общий смысл его готовности мстить…

Вообще-то наш с ним разговор напоминал попытку общения слепого с глухонемым… Немым…

Блин. А я ничего не упустил?

* * *

– Ацо! Ты заговорил? Как это произошло? Ты же с самого твоего детства не говорил ни слова?

– Не знам. Ни сам нисам разумео како се то догодило. Али чим сам видео мртвог оца… Речи су потекле из мене. У почетку је било чудно. А онда сам схватио да је мој отац дао живот да бих ја могао да говорим. (серб. Я не знаю. Я сам не понял, как это получилось. Но как только я увидел мёртвого отца… Слова сами из меня потекли. Сперва было странно. А после я понял, что отец отдал свою жизнь, чтобы я смог говорить.)