Текст книги "Полдень, XXI век (2013 № 01)"

Автор книги: Юрий Погуляй

Соавторы: Александр Сивинских,Михаил Тырин,Виталий Вавикин,Геннадий Прашкевич,Анна Агнич,Мария Познякова,Анастасия Монастырская,Валерий Гвоздей
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Анна Агнич
Гамбит с вулканом
Повесть

1. Веранда с видом на океан

Ветер пахнет водорослями и солью. Или у соли нет запаха? Вот бы высунуть язык, попробовать ветер на вкус. Но нет, нельзя, неприлично. За столиком на веранде ресторана, кроме Сёмы, ещё трое: Андрей Андреич, Таня и Танюшка. Когда Танюшка замолкает, слышен прибой, особенно если прикрыть глаза. Сёма вдыхает тихоокеанский бриз и повторяет про себя, выстукивая пальцами ритм на колене:

– Я в Мексике, в Акапулько! Это ж надо… вот это да!

Что-то касается ноги, будто тычется носом небольшая собака. Сёма поднимает скатерть, заглядывает под стол. Его движение тотчас копирует Танюшка, она всё повторяет за ним. Таня-старшая смеётся и отдёргивает босую ступню. Её туфля блестит красным лаком под стулом, как выброшенная на берег лодка. Сёма опускает скатерть, смотрит на Андрея Андреича – тот занят обедом и не замечает, как шалит его молодая жена.

Таня взглядывает на Сёму, усмехается и опять трогает пальцами ноги его колено. Чувствуя, как жар поднимается к щекам, Сёма бормочет извинения, выскакивает из-за стола и пробирается между столиками в глубину ресторана. Где-то здесь должен быть туалет. А, вот дверь. Неловко смачивает лицо – раковины низкие, рослому человеку жуть как неудобно. Смотрит в зеркало: лицо красное, оттопыренные уши тоже, на лбу пот.

В зеркале отражаются узоры кафеля, сине-жёлтые извивы напоминают график. Сёма замирает – кажется, нащупал решение одной нетривиальной задачки. Он стоит неподвижно, не спугнуть бы мысль, глядит в точку и бормочет:

– Ага, нет, не канает… а так? А так интересно!

Не думая больше о Тане, возвращается за стол. Андрей Андреич сразу всё понимает, он хорошо знает своего аспиранта:

– Что-то решил, Семён? Что?

– Да ту, дурацкую… с графами. Кажется, можно доказать, у неё нет решения.

– Ну молодец! – восклицает Андрей Андреич и откидывается на стуле, упираясь ладонями в стол.

– После обеда вместе обмозгуем.

Обмозгуем, это значит: проверим доказательство и подготовим черновик статьи. Заниматься этим скучно, но Андрей Андреич считает, нужны сильные публикации. Нужны так нужны, ради научного руководителя можно и поскучать.

Таня ловит Сёмин взгляд, медленно проводит по губам кончиком языка, поворачивается к мужу и спрашивает тягуче, играя голосом, будто поет:

– Андрюшенька, а правду говорят, что твой Сёмочка – гений и будущий нобелевский лауреат?

– Таня, не смущай мне аспиранта, – вступается Андрей Андреич.

Сёма благодарен за это заступничество. У него мало опыта с женщинами, тем более такими яркими и смелыми, как Таня. Днем её открытые платья, танцующая походка и долгие взгляды вгоняют Сёму в краску. Ночью она ему снится.

2. Конференция

Доклад читает Андрей Андреич – Сёма не любит говорить перед залом. Выступления идут своим чередом, интересные перемежаются скучными, а в перерывах Андрей Андреич таскает аспиранта знакомиться с математиками из разных стран. Сёмино имя узнают, он в некотором роде знаменитость.

– Нужно заводить связи в научном мире, – учит Андрей Андреич, и Сёма послушно жмёт руки, называет себя и стоит, пока старшие обмениваются вежливостями.

Это не трудно, он не скучает. В голове всегда крутится какая-нибудь задачка, можно заниматься ею, не слушая собеседников. С математикой Сёме легко и весело, а с людьми бывает тяжело и скучно – слишком сложное поведение, много переменных, не поймёшь, не уложишь в систему. Вот хотя бы та же Таня: зачем она пристаёт к нему, да ещё при муже? Ей должно быть стыдно, а она спокойна и весела, будто так и надо. Как её понять? Себя-то Сёма понимает, тут всё просто. Его тянет к ней, но табу есть табу, и нарушить его нельзя – как нельзя в шахматной партии пожертвовать короля.

Вот если бы Андрей Андреич уехал куда-нибудь, а Таня среди ночи постучалась к Сёме в номер – он бы её не впустил. Тут всё ясно. Неясно другое: она бы пришла или просто дразнит Сёму? Никак не понять, и прямо тоже не спросишь.

Зато с четырёхлетней Танюшкой легко – её он понимает.

3. Мелкий белый песок

Сёма просыпается от стука в дверь, путается в шортах, торопится. Отпирает. В коридоре Танюшка в купальных трусиках, с ведёрком в одной руке и кремом от загара в другой.

– Дядя Сёма! Уже утро.

Спорить не приходится, часы показывают шесть.

– На пляж! – командует девочка, и они спускаются к океану.

Берег почти пуст. Рыбаки выпутывают из сетей и бросают в корзины прыгучую светлую рыбу. Старый мексиканец трогает чёрным пальцем Танюшкину щёку, что-то ласково говорит и кладет в малышкино ведёрко пучеглазого краба. Небольшие волны тонко стелются по белому песку.

Сёма делает зарядку, он упражняет тело каждое утро. Мама говорила, движение держит мозги в форме, а мозги Сёма бережёт. Не пьёт даже пива – когда-то вычитал, что физик Ландау на месяц лишался творческой активности с одного бокала шампанского. Сёма приседает с Танюшкой на плечах, малышка держится за его подбородок и болтает без умолку:

– Дядя Сёма, почему тут песок белый, а у нас дома рыжий?

– Там. Много. Железа, – пыхтит Сёма, пытаясь не сбиться со счёта приседаний.

– Железа? Почему я не видела?

Сёма снимает девочку с шеи, находит ракушку и скребёт острым краем стойку пристани.

– Вот, видишь, железо от воды становится ржавчиной, а она красноватая, видишь?

Девочка тычет пальцем в полоску рыжей грязи на ракушке, размазывает по ладони и восхищённо смотрит на Сёму снизу вверх светло-серыми глазами, точно такими, как у её мамы.

Потом они строят крепость из мелкого белого песка. Волны подходят ближе, песчаные башни оседают, кренятся и падают. Вода зализывает их, оставляя гладкие белые бугорки.

– Ничего, – говорит Сёма, – мы завтра ещё построим.

Андрей Андреич солидно выходит на берег с полотенцем через плечо, чешет грудь, приставляет ко лбу ладонь и озирает окрестности. Он старше Сёмы на какой-то десяток лет, а посмотришь – патриарх да и только. По лестнице сбегает Таня: светлые волосы вразлёт, яркие губы, мелькание загорелых ног. Она посылает Сёме с Танюшкой воздушный поцелуй, один на двоих, на ходу расстёгивает платье, бросает на песок и входит в воду.

Сёма смотрит вслед. Ему грустно видеть, как вода скрывает нежные ямки под коленями, изгиб талии, ложбинку вдоль загорелой спины. Он знает за собой эту особенность, эту острую тоску, когда что-то хорошее исчезает из виду. Его с детства печалило отправление поезда, уход корабля и закат солнца. Когда был совсем маленьким, он не знал, что делать с этой тоской, слишком большой для его тела: он бросался на пол, сучил ногами и рыдал. Сейчас он по-прежнему не знает, что с этим делать, но хотя бы научился не плакать вслух.

Сёма знает за собой и другие странности: когда в голову приходит идея, он ничего не видит вокруг. Стоит, бормочет, смотрит в одну точку. Раз вот так застрял на дороге, машины сигналили, а он не слышал, обдумывал решение задачки. Мама боялась за него, просила ходить в школу окольным путем, не через шоссе. Сёма обещал и держал слово до самого седьмого класса, пока мама была жива. Мамы нет уже давно, а он скучает по ней так же, как в первый год, когда её не стало.

Или вот ещё странная привычка: ставить ботинки носами на север. В интернате его за это ругали дежурные, в универе стало проще – хоть на тумбочку ставь, никому нет дела. В этом чудачестве нет логики – ну и что? Чем плох ритуал, если он дает устойчивость, маленькую иллюзию, что вещи подчиняются его воле, хотя бы некоторые?

Зато ему никогда не приходилось учить таблицу умножения, он знал, не подсчитывая, что семью семь равно сорока девяти – а чему же ещё? Помнил все телефоны и мог спустя неделю вызвать в памяти номер проехавшей мимо машины. В физмат-интернате был шахматным чемпионом, в универе, правда, бросил – пришлось выбирать: шахматы или наука. Занялся математикой, но долго ещё во сне разыгрывал дебюты – он всегда любил динамичный и острый королевский гамбит.

Сёма не выбрал науку сознательно – просто решать задачи стало интересней, чем этюды. По другим предметам успевать было легко, но скучно, жаль времени на чепуху.

Танюшка дёргает Сёму за палец и что-то говорит, кажется, уже давно. Ему делается стыдно – человек обращается, а он ноль внимания. Сёма приседает на корточки, переспрашивает, но всё равно не может понять, чего хочет малышка, потому что в эту минуту её мама выходит из воды.

4. Pez desaparecido (рыба пропала)

В предпоследнее мексиканское утро Сёму будят птицы. Чайки всегда кричат тревожно, а тут закатили просто истерику. Может, кто-то пугает их, какой-нибудь зверь? Приходит Танюшка и тащит Сёму на берег.

Чайки носятся в воздухе. На земле птиц нет, исчезли даже шустрые пичуги, похожие на наших куликов-песочников, вечно выклёвывающие что-то из мелкой волны.

Рыбаки стоят над сетями, тревожно переговариваются, скупо жестикулируют – в этой своей сдержанности они похожи на древних индейцев, какими их представляет себе Сёма. В сетях вместо светлой рыбы ворочается ком водорослей и змеевидных тел. Сёма не знает, о чем толкуют рыбаки, но видит: что-то явно не так. Старый мексиканец машет рукой в океан, повторяет два слова: «Pez desaparecido! Pez desaparecido!». Сёма запоминает их, чтобы потом посмотреть в словаре, и принимается делать зарядку. На пляж выходят Андрей Андреич и Таня.

Начинается отлив. Вода отступает быстро и далеко, слишком далеко, на оголённом дне среди ракушек суетятся крабы. Сёма берёт Танюшку на руки, девочка прижимается к нему. Андрей Андреич встаёт и зачем-то вытряхивает полотенце. Таня подносит руки к губам, смотрит в пустую яму, где только что был океан. Воздух начинает дрожать, будто приближается поезд. Гул растёт, вибрация передаётся в кости, в грудную клетку. Рыбаки бросают сети, бегут к холмам. В океане появляется идущая к берегу полоса. Сёма кричит:

– Бежим! – и, крепко держа Танюшку, мчится в гору к гостинице.

Добежать он не успевает, волна идёт слишком быстро. На пути попадается мощное дерево, метрах в двух от земли оно разделяется на много ветвей, каждая как толстый ствол. Сёма сажает Танюшку в развилку, помогает влезть какой-то женщине, забирается сам. Подбегает Таня, тянет руки, Сёма одним движением втаскивает её наверх. Она лезет выше, а он укрепляется в нижней развилке и, сильно свесясь, тянет руку Андрею Андреичу. Тот уже близко. Сразу за ним – чёрная стена воды. Волна бьёт Андрея Андреича в спину и валит с ног, Сёма видит удивление на его лице.

Больше Сёма ничего не видит – вода захлестывает глаза, накрывает с головой. Он цепляется за ствол, сопротивляется течению, ухитряется держать голову над водой, но выше влезть не может, нельзя отпустить руки, оторвёт и утянет прочь.

Вода течёт и течёт в одном направлении, на берег. Не как волна – накатила, свернулась рулоном и отхлынула, а как река. Небо становится розовым. Цвет сгущается, превращается в красный. Щиплет глаза. Наконец течение замедляется, Сёма влезает выше. Вытирает глаза – на ладони кровь. Видно, обломок доски рассек бровь, вон их сколько кружит на воде. Он берёт у Тани девочку, Танюшка обхватывает его шею и стискивает так крепко, что Сёма просит немного отпустить. Он высматривает Андрея Андреича, но того нигде не видно.

Течение останавливается, вода идет обратно в океан, обнажая берег. Земля покрыта водорослями и обломками, на пляже ни одной скамейки, деревянные грибочки вывернуты с бетонными корнями.

Сёма смотрит вниз, на корни дерева. Почва размыта, ещё одна волна вывернет их из земли. Он спрыгивает, сажает Танюшку на шею, берёт за руку Таню и они бегут наверх к гостинице. Сзади, пока ещё далеко, рокочет следующая волна, наполняя гулом воздух и землю, отзываясь дрожью в костях.

Когда вода спадает окончательно, Сёма с другими мужчинами ходит по берегу, ищет людей, живых и мёртвых. Андрея Андреича среди них нет. Его обнаруживают к вечеру – тело утащило далеко вверх по сухому руслу реки.

В Танином номере опущены шторы, малышка устроила дом под письменным столом – завесилась полотенцами, перетащила туда всех кукол. Дверь в спальню открыта, Таня лежит поверх гостиничного покрывала, смотрит в потолок.

– Жена звонила, – сообщает она без выражения.

– Чья?

– Андрея.

– Как? Разве вы?..

– Вот тебе и как. Простым каком. Пять лет коту под хвост. Пять лет! Теперь его законной змее достанется всё до копейки, а я… – Танин голос прерывается, – а я и его родная дочь останемся голые и босые.

Сёма опускает глаза – ему стыдно это слушать.

5. Задача, которая имеет смысл

В деревянном сарае, пахнущем водорослями и сушёной рыбой, на полу лежат тела. Девять – все, кого удалось найти. Сёма всегда будет помнить полутьму внутри сарая, чёрную после улицы, тонкие полоски солнца, бьющего в щели между досками, и голубые ленты дыма от сигареты полицейского.

Выйдя из сарая, щурясь от яркого света, Сёма пытается вспомнить задачу, что занимала его вчера. Математика всегда помогает отвлечься, найти равновесие. Но впервые в жизни он не может сосредоточиться на решении, всё кажется бессмысленным рядом с этим сараем, где в полосатой тени на полу лежат мёртвые люди. Странная у меня профессия, думает Сёма. Странная и бессмысленная. Ненужная.

Кто-то в форме обращается к нему по-английски, объясняет, что доставкой тела займётся русское посольство. Сёма что-то подписывает, получает бумаги и бредёт к гостинице. Поднимаясь по лестнице, слышит, как страшно кричит женщина. Он бежит бегом, открывает дверь номера – нет, не Таня. Она спит, тихо дышит во сне. В номере пахнет спиртным.

Танюшка играет под столом, шебуршит тихонечко. Сёма садится на пол, малышка подходит, обнимает его за шею, кладёт голову на плечо. Её волосы пахнут океанской водой.

Перед глазами, как бесконечное кино, снова и снова мчится чёрная волна, падает от её удара Андрей Андреич, пена захлёстывает его удивленное лицо.

Сёма замирает, чтобы не спугнуть мысль, смотрит в точку перед собой и неразборчиво бормочет что-то о землетрясениях, нейронных сетях, самообучающихся моделях. Танюшка спит у него на руках, голова её неудобно откинута. За стеной не переставая кричит женщина, но Сёма её не слышит. Он услышит позже, когда придёт в себя. А сейчас он решает задачу, которая имеет смысл.

6. Математические модели

Когда-то геологи пытались делать прогнозы, но теперь эта мода прошла, ученые признали извержения и землетрясения непредсказуемыми. Предвестниками в разные годы объявлялись сейсмические паузы, изменения в грунтовых водах или газах, поведение животных, но надежды не оправдались – слишком много переменных, слишком сложные зависимости.

Сёма ушёл из чистой математики и занимается именно этим безнадежным делом, гаданием на кофейной гуще, попытками смоделировать будущее. Его модели не используют ни одну из научных гипотез, они сами, как умеют, создают теории, выводят их из сейсмических каталогов и прочих данных. Как они справляются, какие зависимости ловят, неизвестно. Вполне может быть, их логика и вовсе недоступна человеку.

Это раздражает коллег с кафедры геологии – учёные хотят понимать процессы, а модели выдают вероятностный список событий с параметрами – и больше ничего. Голый список, без разумных объяснений. И всё же результат ретроспективного прогноза впечатляет геологов.

Для проверки в машину вводят данные за все годы, за которые есть измерения, – кроме последних трёх. Модель выводит зависимости и прогнозирует события на последние три года. Каждая следующая Сёмина модель дает более точный прогноз. У последней ошибки типа «ложная тревога» (false positive) – двадцать процентов, «пропуск цели» (false negative) – сорок пять. По первому параметру это лучший в мире результат.

Проект признают важным, группе дают новый, самый мощный компьютер университета, эдакий монстр, каких в мире – раз, два и обчёлся. Может, у военных есть мощнее, но они не признаются. Разработчики искусственного интеллекта сильно обижаются на Сёму – они выбивали эту машину правдами и неправдами для себя, давили на все рычаги, а досталась она не им.

Сёмина группа торопится перенести модель на новый компьютер – нужно проверить один скверный прогноз. Две последних модели с большой уверенностью пророчат в ближайший год всемирную катастрофу: в районе Курило-Камчатского жёлоба вот-вот извергнется подводный супервулкан. Активность последних лет – это не отдельные очаги, как думали раньше, а проявления одного огромного образования.

В район предполагаемой катастрофы выходят научные суда и подтверждают данные – супервулкан с кальдерой, чуть большей, чем Йеллоустоунская, существует и ведёт себя беспокойно.

Морское дно набухает, идёт трещинами, адский котел может рвануть от первого приличного землетрясения. И тогда четыре тысячи квадратных километров кальдеры провалятся в резервуар с магмой, следом хлынет вода – произойдёт выброс огромной силы и наступит конец жизни на Земле, какой мы её знаем. Цунами обойдёт все океаны, облака пепла закроют солнце, настанет тьма и похолодание на всей планете. Погибнет скот, посевы и три четверти видов растений. На земле настанут годы беспорядков, голода и постоянной зимы.

7. Восьмая модель

Новость о вулкане попала в прессу, газеты и интернет полны подробностей о том, как именно настанет конец света. Каким-то образом журналисты узнали о Сёминых моделях, и он по наивности дал интервью. Теперь он скрывается, на работу пробирается каждый раз другим путем. Оказывается, это жутко неудобно – быть знаменитым. Больше всего ему хотелось бы опровергнуть прогноз своих моделей, уж он давал бы интервью направо и налево, но шансов на это очень, очень мало.

На новом компьютере начинает работать восьмая по счету модель, группа зовет её Восьмёрочкой. Машина считает долго, слишком долго, намного дольше, чем предыдущая. Что она вычисляет? Наверное, обрадовалась новым возможностям и создает другую, лучшую теорию. Сёма вскакивает по ночам, соединяется из дому с университетским компьютером – результатов нет.

Почти через неделю в ночь на воскресенье программа выдаёт список геологических событий за прошлый год. Сёма смотрит на экран, вдыхает – и забывает выдохнуть. Крупные события он знает наизусть и сразу видит: модель не пропустила ни одного. И, что ещё важнее, не предсказала ничего лишнего.

Это странно. Этого не может быть, модели так не работают. Вероятности тоже выглядят нереально: гауссиана торчит на манер выставленного пальца – как если бы был точно известен день происшествия.

Сёма запрашивает отчет о событиях среднего ранга. Восьмёрочка выдаёт список через пять минут, группа сличает его с каталогом – не пропущено ничего. То есть вовсе ничего – отмечены даже сотрясения, вызванные проседанием плиты под искусственным водохранилищем.

Откуда такая точность? Фантастическая, ненормальная точность. Как она это делает? Сёма застывает у экрана, смотрит в одну точку. А, ну конечно! Даже смешно, что сразу не догадался: Восьмёрочка просто-напросто ворует реальные данные, как ленивый школьник подглядывает ответы в конце задачника. Сёму не удивляет, что компьютер ведёт себя как человек, – при такой сложности возможно всё что угодно.

Машину отключают от сетей, но точность по-прежнему ненормальная, она откуда-то считывает список. Откуда? Как её, заразу, перехитрить? Сёму охватывает азарт охотника – поймать, уличить негодницу, выяснить, как она крадёт сведения.

Команда компьютерщиков две недели возится с машиной: экранируют, запитывают от автономного генератора, проверяют входные массивы данных и запускают по новой. В этот раз Восьмёрочка срабатывает быстро – точность прогноза прежняя.

Сёма подключает машину обратно к сети и запрашивает список на будущее, на один следующий месяц – это уже не игрушки, это настоящий прогноз, тут данные не подглядишь. Восьмёрочка выдаёт список – нормального распределения нет как нет, эта силиконовая дурёха по-прежнему думает, что стопроцентно знает, когда и где случится извержение или землетрясение. Сёма посылает прогноз коллегам и ждёт реальных событий.

Долго ждать не приходится: новый остров на Курилах, два средних землетрясения там же и ещё несколько возле Суматры – Восьмёрочка их предсказала все. Коллеги празднуют успех, но Сёме не до того, он хочет понять, как это может быть.

У него есть несколько гипотез, но при анализе все лопаются, будто пузыри в луже. Неужели машина умеет заглядывать в будущее? Но нет, Сёма ещё на первом курсе понял, как устроено время: находясь в его потоке, нельзя увидеть другую точку. Для этого нужно быть вне времени, смотреть со стороны. Доказать этого он пока не может, но в свою интуицию верит.

Он вздыхает, запрашивает прогноз на три будущих года и едет домой – в свою избу у реки. Думать машина будет долго, а в эти выходные ему нужно быть дома пораньше. В субботу обещала приехать жена.