Текст книги "Княжеский пир"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Владимир слушал с жадным интересом, но в глазах было злое нетерпение. Волхв не сказал ничего нового. Он и так знает, что Царьград падет под его полками. И подкованные сапоги русичей прошагают по его руинам, сея смерть и обильно проливая кровь….

– Ты не растекайся мыслью по древу, – посоветовал он. – Откуда видно, что они всерьез?

– Чую.

– Как жаба дождь?

– Похоже. Но еще и вижу.

Владимир насторожился:

– Ого, что-то новое.

– Темная туча идет от Царьграда к нашим землям. Но не простая туча, даже не грозовая. Я пытался проникнуть, но темна, как деготь. Пробовал рассеять или своротить с дороги – ан нет, прет как стадо туров, все сметает. Стая гусей пролетела близь, так одни перья по ветру…

Владимир нахмурился. Тучу остановить, либо отогнать от своего села на чужое, может любой деревенский колдун. Но если сам Верховный не сумел совладать, то тучка очень непростая. И скрывает нечто важное. Настолько важное, что не один маг укрывает ее своей мощью.

– Хорошо, что узрел, – сказал он, чувствуя, что волхва надо подбодрить. – А увидим, где остановится, будем готовы. Можно послать конный отряд, чтоб сопровождал! Буде из нее выпрыгнет какой зверь или человек, чтобы повязали или посекли немедля.

Волхв озабоченно покачал мохнатой медвежьей головой:

– Туча идет слишком быстро. Не поспеешь. Думаю, надо ждать здесь. Ты каких-то людей держи трезвыми… И пусть руки с топоров не снимают. Я не знаю чего ждать. Впервые, веришь ли, я не могу заглянуть что там в чреве…

Владимир едва удержался от желания погладить по лохматой голове, как простую собаку. Волхв удручен, ибо, превосходя царьградских магов в силе, уступает в искусстве. Недаром говорят, что мощь приходит из глуши, а в столицах только обретает блеск. Но сейчас, похоже, даже мощь оказалась на стороне царьградцев. Что неудивительно, подумал Владимир хмуро. В столицу мира стягиваются, завороженные блеском, из диких лесов, высоких гор, жарких пустынь – самые ярые, смелые, отважные, жадно вбирают в себя весь блеск и достижения старой умирающей цивилизации… и незаметно начинают служить ей, ибо за годы учебы уже вросли в ее быт, ее обычаи, успели обзавестись друзьями, а то и семьями. Некоторые из этих диких пришельцев в звериных шкурах становятся даже императорами, иные – высшими магами, третьи – стратегами, казначеями, флотоводцами…

– Да, – протянул он задумчиво, – там есть крепкие парни…

Волхв коротко взглянул на князя, смолчал. Варяги рассказывали, что одним из самых крепких парней там был сам Владимир, тогда служивший при императорском дворце, быстро поднимавшийся вверх… но вдруг оставил все, вернулся на Русь, где с горсткой варягов захватил сперва Новгород, затем и Киев… И ни для кого не было тайной, зачем он это сделал.

Глава 5

По ту сторону далеких ворот послышались веселые вопли. Тут же раздался могучий глас, от которого дрогнуло крыльцо, а с забора снялись, раздраженно каркая, крупные вороны. Через двор от терема побежали дружинники. Владимир наблюдал, как, отталкивая друг друга, вытащили запор.

Створки распахнулись, во двор въехали с улицы двое богатырей. Оба на огромных тяжелых конях, но сразу чувствовалось, что один, юный и безбородый, пока что щенок рядом со вторым, тяжелый, как скала, грузным матерым волком. Из-под остроконечного шлема зло и недоверчиво смотрели круглые глаза навыкате, а злодейская черная борода с проседью поднималась почти до глаз. Голова богатыря сидела прямо на плечах, непомерно широких, обвисших под своей тяжестью. Раздобревшее тело обтягивала кольчуга из крупных колец, на правой руке висела железная булава, от одного вида которой по спине бежали мурашки. Неужто есть на свете люди, которые могут такое поднимать?

Они неспешно въехали во двор, дружинники шли рядом, держались за стремена, что-то вопили, перебивали друг друга. Старший богатырь хмуро кивал, а младший хохотал, показывая ровные белые зубы. Был он бел лицом, румян и мог бы сойти за красную девицу в мужской одежке.

Когда богатыри на конях приблизились к крыльцу, Владимир сказал первым:

– Приветствую вас, богатыри! Добро пожаловать в Киев, доблестный Илья по прозвищу Муромец. И тебе Лешак, отважный витязь!

Илья грузно спрыгнул с коня. Земля дрогнула и качнулась, а молодой богатырь спорхнул так, то и пыль не потревожил под ногами.

– И тебе слава, – прогудел Илья. Он тут же добавил, морщась, – но мы ненадолго. Только подновить запасы, а то хлеб не везут с неделю, соль вышла, за чесноком ездить далековато…

– Но от пиру-то не откажешься?

– Всего на денек, – ответил Илья мощно, и снова Владимир ощутил как легонько дрогнула земля. – Меня город душит. Я степняк… Мне нужны ночи на просторе, чтобы я зрел черный купол м дальними кострами моих прародителей. Чтобы видел хвостатые звезды, диво дивное…

Владимир сказал, морщась:

– И что же, охотой прохлаждаться всю жизнь?

– Зачем охотой? – удивился Илья. – Моего каганата уже нет… а то, что осталось, уже так… полулюди… Даже свиней пасут, виданное ли дело? Скоро и есть начнут… Я присягнул еще твоему отцу! Мол, буду служить Руси, беречь и оберегать. Так что я не зазря на рубежах. Супротивника надо перехватывать до того, как разобьет шатры под стенами Киева!

Владимир подался вперед:

– Что-то задумал помимо застав?

– Да.

– Ну-ну, говори.

– Есть задумка… Что одна моя застава богатырская? Это так, для удали. А вот создать целую полосу… Выслать далеко в степь по три-четыре удальца с заводными конями. Вышки поставить, чтобы издали можно было заметить всякого. Если мал числом, то сами справимся. Ежели большое войско, то пошлем одного за помощью. Но чтоб ни один отряд не проскальзывал до самого Киева незамеченным, как что ни день, то доныне!.

Он степенно поднимался на крыльцо к князю, на ходу похлопывал по одежке, стряхивая дорожную пыль. На крыльцо, заслышав довольные крики, вышел подгулявший Претич. Увидел Илью, заржал как сытый конь:

– А, хазарин! Княже, ты ему доверяешь? Все они головорезы, а в портках у них обрезы.

Илья нахмурился, надоело это дурацкое ржанье:

– Моим обрезом тебе подавиться хватит. Хочешь проверить?

Он начал приближаться с угрожающим видом, но на нем повисли как цепные псы, хохотали, обнимали, хлопали по плечам:

– Илья, шуток не разумеешь?

– Ха-ха, и хазар уже, почитай, не осталось, а он все Тенгри-богу жертвы носит!

– Какое Тенгри, ежели хазарин? В субботу режет барана Яхве, в воскресенье ставит свечку Христу, в понедельник жжет цветы Аллаху, во вторник…

Илья стряхнул их руки как осенние листья, а Претич на всякий случай отодвинулся, предостерегающе выставил ладони:

– Илюша, да как ты мог такое подумать?.. Да чтоб я на тебя такое сказал всерьез?.. Да не зря ж Дашка, дочь Аслама, за тобой бегает, а уж она, стерва, побывала под всеми дружинниками и смердами, под их жеребцами и собаками, даже медведя, грят, отыскала осенью в берлоге, всю зиму его доставала своей ненасытной похотью, в шатуны подался, бедолага, а вот за тобой как бегала, так и бегает!..

Вокруг хохотали, хлопали по широкой как стена спине, плечами, тащили в палату к накрытому столу, а он ворчал и люто сверкал глазами, не зная, то ли принять как похвалу, то ли рассердится пуще, не зря же остолопы гогочут, будто он вышел к княжескому столу, не застегнув портки…

Второй богатырь, Лешак, бросил поводья отрокам, придирчиво проследил взглядом, чтобы бегом повели вдоль двора, охлаждая, ни в коем разе не сразу к водопою, лишь тогда живо взбежал, вежливо поклонившись князю, на крыльцо. Его не зря дразнили, а потом у нему намертво прилипло прозвище Попович. В самом деле, жила себе молодая вдова, кормилась пряжей и шитьем, расторопная и бойкая, ей платили за одежки боярыни и даже воеводские жены. Приставучих мужиков отшивала быстро, но как-то повадился к ней немолодой уже священник, которого княгиня Ольга привезла из Царьграда для душевных бесед о высоком, о небесной мудрости, о движении звезд…

Но княгиня вскоре преставилась, а Святослав, который и раньше терпел церкви чужого бога только ради матери, тут же велел разорить, сравнять с землей. Священник, от которого ждали покорности и богобоязненности, вдруг то ли на земле Новой Руси растерял овечью покорность своей веры, то ли вознамерился обрести мученический крест, но этот престарелый сразу зашиб троих насмерть, а еще и выбирал только дружинников, плотников не тронул, а потом подхватил меч и щит убитого, кинулся на целый отряд.

То ли не ожидали, вороны, то ли еще чего, но бесноватый упал под мечами и топорами не раньше, чем усеял паперть трупами. Говорят, кровь бежала ручьями. Уцелевшие, наскоро перевязав раны, вернулись к Святославу, а тот лишь покачал головой и велел похоронить старика с воинскими почестями вместе с убитыми им русами.

Святослав тогда решил, что священнику просто повезло, застал врасплох, но его волхв присмотрелся к убитому, покачал головой. Дело не в магии, священники ею не пользуются, у старика оказалось сухое сильное тело бывалого воина. Не просто воина, а героя, как называют богатырей в Царьграде. Волхв и сейчас мог бы сказать, какие мышцы тот развил бросанием копья, какие мечом, какие прыжками, а какие бегом с мешком камней на плечах…

В день его смерти у вдовы родился мальчик. Поговаривали, от плача и слез родила недоношенного, слабенького, еле выходила. Мальчишка словно чуял свою слабость, с детства учился быть хитрым, а где силой не удавалось – брал напуском. Однако рос, матерел, в десять лет уже одной рукой бросал на землю взрослых парней, а когда исполнилось пятнадцать, на земле Киевской не было мужика, что устоял бы в силе. Конечно, супротив богатырей был что муха супротив пса, но в дружине его заметили, взяли в отроки, затем перевели в младшие дружинники, а потом и вовсе взяли в дружину.

В отличие от других богатырей, он был лицом румян как девица, с длинными ресницами, пухлыми щечками, к тому же любил наряжаться, обвешиваться побрякушками. Кто не знал его, не мог утерпеть от злых шуточек. И тут же оказывался на земле, глотая кровавые сопли. А Белоян еще тогда сказал Владимиру в задумчивости:

– Не знаю, к добру или к худу, что та баба родила прежде времени…

– Что так?

– Каков бы он в полной силе? Хорошо, если на нашей стороне, а ежели нет?

Сейчас Владимир перехватил такой же задумчивый взор Белояна, бросил насмешливо:

– Уже и Лешаку не доверяешь?

– Лешаку доверяю, – ответил волхв все тем же раздумчивым голосом, в котором рык уступил глухому ворчанию, – а вот Алеше Поповичу… гм… не знаю, не знаю.

В Царьграде сухой ветер с границ степи сменился ветром с моря. Все ночь через широко распахнутые окна вваливался мокрый как губка воздух, а под утро снова задул резкий, сухой, жаркий, словно Царьград разом с берега теплого моря перенесся в середину Дикой Степи…

Князь церкви раздраженно встал из-за стола, огромного как арена ипподрома. В окна брызнуло утреннее солнце. Застоявшаяся за долгое ночное бдение кровь начала пробиваться в онемевшие члены. Да, ветер дует из тех мест, где совсем недавно был их союзник – могучий Хазарский каганат, уничтоженный вдрызг возникшими из ниоткуда русами…

В груди больно покалывало, раздражение перешло в злость. И сухой воздух, всегда вызывающий изжогу, и то, как неудачно поставили себя отцы церкви здесь, в Царьграде… Было время, когда ходили в лохмотьях и прятались в пещерах, но когда пришли к власти, когда император Константин увидел вещий сон: ему явился огненный ангел и вручил знамя с крестом вместо привычного римского гордого орла и заявил:" Сим победши!"… Из гонимой церковь стала гонительницей, яро и победно преследовала прежних мучителей, платила им той же монетой по всей империи…

…но в ее западной части тамошние отцы церкви сумели поставить себя независимыми от светской власти. Более того, короли и императоры униженно просили у них милости, приползали на коленях, вымаливая прощение! А здесь церковь под пятой власти. Церковь служит власти, укрепляет власть, доносит о тайнах исповеди власти. А даже сейчас, когда базилевс занят войной с арбами и прочими несущественными делами, церкви приходится думать об укреплении империи своими путями. Самый важный из них – распространить веру в Христа на северные страны, что набегами подтачивают несокрушимые стены империи.

Он ощутил как кулаки сжались сами собой. Как будто это просто: заслал миссионеров, а те легко и без усилий убедят славян отказаться от их имен и взять взамен иудейские и греческие, убедить уничтожить своих родных богов и поставить церковь чужого им по облику бога! Нет, прольется и крови немало, и тайных убийств будет, и тайных деяний, от которых содрогнутся слишком щепетильные души. Святая церковь в реальной жизни е может подставлять левую щеку, ударившему по правой. Она бьет сама, бьет еще раньше, бьет с упреждением, бьет и невиновного, ибо невиновные все равно пойдут в рай, а вину церкви простит… сама церковь, ибо у всемогущего бога должны быть и всемогущие слуги.

За дверью послышались торопливые шаги. Грубый голос помощника рявкнул кто и по какому деру, затем створки бесшумно распахнулись. Часто кланяясь, вошел молодой священник, глаза горят преданностью, жаждой служить святому делу.

Князь поморщился. Вместо преданного дурака, искренне верящего в святость их дела, предпочел бы прожженного проходимца, с тем работать проще, понимает с полуслова. Но в то же время от умного проходимца жди подвоха, каждый мечтает спихнуть и сесть на его хлебное место, а этот чист, честен, благостен…

Скрывая раздражение, князь милостиво улыбнулся:

– Рад, что ты явился так быстро. Но давай сразу о деле. В твоем приходе северная часть города, где Славянский квартал. Там и дома русов…

Священник низко поклонился:

– Это ваша святость встала… я даже не знаю как рано. А я лишь на рассвете…

– Вместе с солнцем, – улыбнулся патриарх. – Так что со Славянским кварталом?

– Русы того квартала уже скупили дома в соседнем, – сообщил священник, он поклонился. – Тот так и зовется теперь – Русский. А следом идет Армянский, но там своя церковь…

Владыка поморщился:

– Раскольники, свое толкование… Ладно, что скажешь о русах?

– Купцы, – ответил священник осторожно. – Одни купцы, а также их люди. Склады, товары… Постоянно проживает меньше четверти. Остальные почти всегда в дороге. Возят товары взад-вперед. И морем, и сушей. Живут порознь, но объединены в общину. Во главе – купец Зверодрал, а во главе собственной стражи… ну, забредают когда любители побуянить, то русы таких вышвыривают, не дожидаясь прихода городской стражи.

– Самоуправство?

– Да, но властей это устраивает. Русы сами поддерживают порядок в своем квартале, а налоги платят исправно. Во главе этой охраны стоит некий Збыслав. Тот самый, что третий год побеждает на турнире..

Князь церкви нахмурился:

– Язычник побеждает воинов, которые идут в бой под сенью креста?

– Ну, – сказал священник осторожно, – пути Господни неисповедимы… Возможно, он на что-то указывает нам.

Патриарх покачал головой:

– Нет. О нем уже пошли слухи. Слишком восторженные! Мы не можем допустить, чтобы слава язычника была выше славы воинов Христа. Слушай, брат Игнатий. Я хочу приблизить тебя к себе, но для этого ты должен выполнять кое-какие трудные дела… негласно. Не все, что делает церковь во славу Господа нашего, должен знать простой люд.

Священник рухнул на колени:

– Я все сделаю! Жизнь отдам…

Князь милостиво улыбнулся, однако голос оставался жестким:

– Возможно, придется отдать большее, чем жизнь. Тебе предстоит выдержать самое тяжкое: сомнения в правоте нашего дела!.. Да, такое бывает со слабыми душами. Дело в том, что для того, чтобы дойти к сверкающей вершине, иногда надо переправляться и через реки, полные смрада и нечистот.. Словом, тебе предстоит отыскать среди своей паствы чернокнижников, сатанистов, тайных язычников… Понимаю, они не заявляют о себе так, иначе их ждет костер, но ты, верный сын церкви, должен знать таких… Открою тебе, сын мой, что свята церковь иногда пользуется их услугами. К вящей лаве Господа, разумеется.

Юный священник с недоумением посмотрел на главу церкви:

– Если я правильно вас понял…

– Да, – ответил тот резко, досадуя на тупость младшего. Все надо разжевать, назвать своими именами, ткнуть мордой, хотя удобнее бы остановиться на недомолвках, намеках. Слово опасно, когда сказано прямо. Впрочем, этот может быть не простаком, каким прикидывается, вынуждает говорить прямо, чтобы потом: я, мол, только выполнял приказы. – Сын мой, ты должен переговорить с таким человеком.

– Но ведь это грешно, – возразил священник робко. – Нечисть – это лики дьявола, а мы, святая церковь…

– Святая церковь истребила нечисть в Римской империи, – сказал патриарх резко. – Но часть ее затаилась… А мы уже настолько сильны, что вреда она нам не причиняет. Более того, мы даже используем их злые чары на пользу и благо церкви! Ты должен найти путь… достойный церкви, чтобы обезвредить этого Збыслава. Не убить, не зарезать – это лишь вызвало бы к нему симпатии, а он должен проиграть бой на турнире, что состоится через две недели! Проиграть нашему герою, который выйдет на поединок под знаменем Христа, а перед боем прилюдно поцелует крест.

Молодой слушал истово, преданные, как у пса, глаза не отрывались от грозного лица князя церкви.

– Да, это послужило бы на славу церкви…

– Кроме того, мы заинтересованы ослабить защиту Русского квартала… Нам не нравится, что засылаемых нами людей находим на дне бухты… с камнями за пазухой. Когда этот Збыслав будет побит, нам легче установить свой контроль. А святую церковь сперва утвердить в их квартале, а затем и на их дикой Руси.

Глава 6

Священник часто кланяясь, словно сатрап персидского царя, пятясь, отыскал задом дверь и неслышно растворился в полумраке коридора. Патриарх раздраженно откинулся на спинку кресла.

Вера верой, но простому народу нужны простые проявления мощи нового бога. Говоря проще, чудеса. Сами священники могли только рассказывать о том, как их бог ходил по воде, одним хлебом накормил толпу, исцелял больных прикосновением, но народ грабил и жег церкви, где не могли подкрепить россказни чудом. Тогда-то Фома Аквинский, сам в прошлом начинающий маг, обратился к своим прошлым собратьям по ремеслу с тайным посланием, в результате чего тысячи магов сделали вид, что приняли новую веру, стали во главе церквей и епархий, творили чудеса уже от имени нового бога, сами становились святыми, ибо именно их мощи после смерти оставались нетленными,

Сама по себе новая религия, нетерпимая к любому мнению помимо всего, требовала искоренения любого язычества. Но учение Христа – одно, а сама церковь – другое. Даже, если бы в ряды первосвященников и высших иерархов церкви не влились маги и колдуны, все равно ей пришлось бы считаться с могучим старым миром. А так, служа новому учению, маги потребовали, чтобы оставили в покое тех собратьев, что не приняли новое учение. Это книжники и чудаки, не принявшие жестокие реалии нового мира, пусть доживают свой век, они не угроза. А вот польза от них быть может…

Сейчас был как раз тот случай, когда стоило не просто поискать мелких чернокнижников, чем займется этот священник – для него это лишь проверка на крепость веры, – а пора обратился к верховному магу.

Башня архимандрита Василия была высока, едва ли не выше всех остальных. Раньше принадлежала верховному магу, но магия объявлена нечестивой и богомерзкой, башню собирались вовсе снести при торжестве учения Христа, однако дальновидные отцы церкви спохватились вовремя… Кто-то догадывался, что дело нечистое, но мало кто знал, что отцами церкви стали как раз те из магов, кто вовремя поняли силу нового бога, перешли на его сторону и потому успели захватить все ключевые места в новой огромной нарождающейся организации.

Новый бог отрицал начисто любые чудеса, что затрудняло внедрение в народ веры. Простому народу нужны простые и зримые чудеса: он не мог понять, чем священник, рассказывающий со слезами умиления о мощи своего бога, сильнее простого деревенского колдуна, способного отогнать грозовую тучу от их села к соседскому, вылечить своих коров или наслать мор на приезжих?

Первые священники все же творили чудеса, тем самым укрепляя мощь Христа. Они были объявлены чудотворцами, хотя только узкий круг отцов церкви знал, что это были маги в церковных ризах. Постепенно церковь укреплялась, в магах надобность отпала, но все же полностью их не истребили, не вытеснили. Так, на всякий случай.

Патриархи уже магии не знали, но правая рука, архимандрит по дальним приходам, обычно покровительствовал изолированным общинам старых магов. А эту башню, выстроенную знаменитым магом древности Зокреном, потом верховным магом всего Востока, он занимал сам. Для кого-то это казалось блажью, но лишь самые близкие знали, что он и был верховным магом всего Востока.

Легкий ласковый ветер шевелил волосы, чувствовалось дыхание близкого моря. Верхняя площадка была под открытым небом, достаточно просторная, а вид отсюда открывался на весь Царьград. Справа виден Золотой Залив с множеством кораблей, самых разных, а зачастую столь удивительных, что иной оглядывался пораженно: как на таком чудище плавают?

Он с жадностью вдохнул свежий чистый воздух. Чувствовалась влажная соленость моря, теплого и ласкового, даже словно бы донесся запах горных цветов… хотя горы далеко, а весь Царьград внизу пропах рыбой, нечистотами, пряностями, душистыми маслами, и только здесь воздух чист, как улыбка юной девушки.

За каменным парапетом далеко внизу простирался самый огромный и богатый город на белом свете, не зря прозванный Царьградом. Самый могущественный город, в котором живут самые могучие правители, самые могучие маги, самые талантливые полководцы и стратеги… Здесь все самое-самое.

Василий подставил лицу ветерку, грудь приподнялась, набирая как можно больше свежего воздуха с запахом моря. В синей дали покачиваются крохотные кораблики, толстые и узкие, под парусами косыми и прямыми, иные только с веслами в два-три ряда, странные и причудливые, прибывшие из неведомых земель… Все больше приходит с загадочного севера. Совсем недавно там были только непроходимые болота, но за последние две-три тысячи лет – что они для империи? – болота подсохли, на их месте наросли дремучие леса, и там, в чаще, не видя солнца, возникли странные и чересчур могучие люди, столь же дикие, как и леса.

В груди потяжелело, даже яркий солнечный свет слегка померк. Те дикие люди слишком быстро создают в своих непроходимых лесах королевства. Крохотные, бедные, которые слепит блеск и богатство империи. И они шлют дружины и войска на завоевание империи. Да, гибнут без счета, но с каждым походом их мощь растет. А империя уже ничего к своей мощи прибавить не может…

Высоко в небе он заметил красноватую точку. В размерах быстро увеличилась, не сдвигаясь с места. Василий понял, что двигается прямо на него. Когда точка разрослась до цветного пятна, он различил быстро летящий в его сторону ковер, а на ковре человека в цветном халате.

Ковер снизился над башней, на миг завис над полом, мягко опустился. Василий вскрикнул гневно:

– Терн, ты что делаешь?.. Тебя могли заметить!

Человек, которого он назвал Терном, живо вскочил с ковра, глаза смеялись:

– Царьградцы? Разве они варвары? Только варвары еще сохранили дар любоваться сказочными закатами, нежными восходами. Варвары знают сотни звезд, а взор царьградца устремлен только вперед, дабы не упустить выгоды… Приветствую тебя, властитель. Я к твоим услугам.

Василий раздраженно отмахнулся, потому что прямо из парапета неслышно выступил как тень немолодой человек в серой одежде, безликий и неприметный. Лицо было коричневое, словно всю жизнь провел под жарким солнцем. Василий всмотрелся, но так и не сумел увидеть ни глаз, ни рта, хотя вроде бы человек как человек, никакого беспокойства, только всякий раз не мог вспомнить облика этого человека, его имени, даже его слов.

– Приветствую тебя, – сказал он коротко, избегая называть Василия по имени.

– И тебя, – кивнул Василий раздраженно, – приветствую… достойный..

А про себя добавил, чего достоин этот дурак, блюдущий свою кажущуюся независимость! Даже по имени не зовет, ибо имя архимандрита означает царственность. Ну как такое перенести! Дурак совсем не видит, что их не уничтожают лишь потому, что еще пользуются. Но с каждым годом все меньше…

Последние два мага поднялись снизу по ступенькам. Но хотя отдувались, словно бежали снизу без остановок и отдыха, Василий догадывался, что стража внизу вряд ли видела, чтобы кто-то входил в башню. А эти двое коснулись разве что третьей ступени, считая сверху. У магов, которых созвал, все еще побольше мощи, чем нужно, чтобы заставить плакать кровавыми слезами икону Богородицы или сделать нетленными мощи умершего митрополита.

– Приветствую неразлучных Опинкла и Опанкла, – сказал он с натужной веселостью. – Вы все еще верите предсказанию, что умрете, если разлучитесь?

– Мы еще живы, – ответил уклончиво один из магов, Василий не был уверен, Опанкл или Опинкл, чересчур похожи, – ты хотел нас видеть?

– Располагайтесь, – он сделал широкий жест рукой. – Где хотите, для вас не сложно создать себе условия по вкусу..

Оба мага, даже не переглянувшись, скромненько сели на узкой лавке для троих. Они еще застали те времена, когда маги являлись в блеске молний и грохоте ломаемых скал, великие и ужасные, окруженные ореолом, но уцелели как раз потому, что сумели приспособиться к переменам.

– Дорогие друзья, – сказал Василий мягким голосом, но чтобы слышали, что под мягкой тканью скрывается железный кулак, – хочется вам этого или нет, но за убежище приходится платить. Вы получили кров и стол, а услуг, как было раньше, от вас не требуется. Занимайся себе тайнами магии, совершенствуйся в разгадке древних рукописей, пытайся продвинуться в прочтении скрытого смысла Книги Первых Магов…. Однако иногда, совсем редко, святая церковь в своей милости позволяет оказывать ей услуги..

Маг поклонился:

– Которые мы, конечно же, спешим предоставить.

Василий улыбнулся краешком губ. От него не ускользнула ирония, но негоже топтать ногами поверженного, а магов его церковь повергла столетия тому.

– Вот и ладно. Вам поручается сделать то, что святая церковь просто не берется сделать из-за… гм… излишней щепетильности.

Кто-то не сдержался, громко хмыкнул. Мол, знаем эту щепетильность. Все веры как-то уживались, только вера Христа неумолимо заявила, что только она хороша, а все остальные – мерзость, подлежат уничтожению. И уничтожает так, что в первые века кровью были забрызганы стены выше головы, сожжены все библиотеки, университеты, а философов, поэтов, математиков, вообще ученых – истребляли так яро, что все земли под властью Христа погрузились во тьму, и там не осталось ни единого грамотного….

Василий метнул на него недовольный взор:

– Базилевс не совсем понимает, какая угроза исходит с Севера… Он занят войной с арабами! Но с арабами мы воюем уже столетия, почти каждый год там война, а на севере вроде бы и войн еще нет… так, отдельные набеги… но эти набеги все стремительнее, все страшнее. Русландия – кроха по сравнению с империей, но эта кроха растет и мужает не по дням, а по часам.

Второй маг кашлянул:

– Мы не базилевсы, знаем все же несколько больше, да не обидит тебя…

– Не обидит, – кивнул Василий. – Пока мы понимаем друг друга.

– Что там сейчас?

Карта упорно стремилась свернуться в рулон, Василий шелохнул бровью, и карта легла послушно, застыла как приклеенная. По лицам магов заметил удовлетворенно, что присутствие магии уловили:

– Вот примерно границы Русландии. Подлинные границы не знают даже в Киеве, ибо кордоны стремительно раздвигаются. Но для нас важнее, что в самой Руси уже наметился раскол… Во-первых, не сломлен Искоростень, столица удельного княжества древлян. Еще бабка нынешнего князя сожгла его дотла, но древляне отстроили заново, укрепили. Сейчас платят дань, но дерзят, ждут случая, чтобы ударить в спину. Второе, что в самом Киеве у князя хватает врагов. Самые злейшие – его три жены, которых он взял силой. Одну лишил невинности и чести прямо на трупах убитых им ее братьев и отца, а двух взял у братьев… При одной из них, княгине Юлии, которую он взял у убитого им брата Ярополка, есть наш человек…

– Кто?

– Священник Иван. Умен, хитер, мудр, к тому же знает немного наше искусство. А если учесть, что успел до принятия сана священника побывать в ассасинах, воевал с арабами… словом, он может сделать многое.

Он видел, что слушают его с озадаченным видом. Один решился прервать молчание, с недоумением развел руками:

– Не понимаю…

– Что именно?

– Почему церковь, тем более, мы – маги… Это дело рук властей. Если Русландия… никогда о такой не слышал!.. настолько опасна, то надо туда послать войско! Ведь у нас самые могучие в мире войска?.. Или я что-то не так понимаю?

Василий спросил остро:

– Ты боишься?

– Нет, но…

– Тогда отказываешься?

– Я не отказываюсь, – ответил маг с той же твердостью в голосе, он не отвел взгляда, – я хочу знать, почему нельзя поручить обычным воинам. Если не могут воины, то значит, на русов нельзя просто обрушить дождь из стрел… Я мог бы подогнать такую тучку, но, как я говорил, проще послать обычное войско.

Василий признался нехотя:

– Власть просто еще не зрит смертельной угрозы со стороны Русландии. Арабы ближе, они кажутся опаснее. А церковь не желает огласки. Слухи могут поползти очень тревожные. Отдельные отряды уже посылали… сейчас там белеют их кости. Да не на Руси, туда не дошли вовсе… А большое войско послать – это объявить войну. Мы же с Русландией в мире, базилевс этот мир не нарушит.

Один из магов вспомнил озадаченно:

– К тому же, как я помню…

– Ну-ну?

– Как помню, Русландия постоянно присылает нам войска на помощь! Когда нужно подавить мятежи, отбросить врага от границ… Странно.

Маги переглядывались, но самый старый из них, чьи предсказания всегда сбывались, сказал медленно:

– А не оберегают ли империю от других, потому что присмотрели для себя?