Текст книги "Сборник "Русские идут!""
Автор книги: Юрий Никитин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 109 страниц) [доступный отрывок для чтения: 39 страниц]
Это была гостиная, с множеством кресел и тремя длинными диванами, в дальней стене громадный камин, кованная решетка, на стенах вперемешку с портретами висят охотничьи трофеи: головы кабанов, медведей, лосей. Невольно вспомнил Кречета, тот признался, что охоту терпеть не может. В людей стрелял, но стрелять в беззащитных зверей не может.
Начальник охраны, назвавшийся полковником Тереховым, вошел следом, притворил дверь. Голос был жизнерадостным и доброжелательным:
– Чайку, кофе... Или фруктовой водички?
– Лучше валидол, – буркнул я.
Диван был рядом, я повалился в кожаное сидение, вздохнул с великим облегчением. На лице моем, надеюсь, отразилось это отчетливо, что такая трудная дорога подошла к концу.
Посреди гостиной, как и принято, свободное пространство, в дальнем углу от камина небольшой стол, три легких стула, на столе цветы в изящной вазе. Кажется, даже ноут-бук, судя по форме, сейчас закрыт. Возле вазы огромная массивная пепельница в виде большой толстой жабы с распахнутой пастью.
Полковник поставил на стол кофейник, пачку сахара, вытащил из шкафа две чашки. Обернулся:
– Я сготовлю кофе, пока подъедет шеф. Если вскипит раньше, то выпьем вдвоем.
– А пока меня свяжете?
Он ухмыльнулся:
– Нашим ученым и так слишком часто связывали руки. Только в этом Америка нас и обогнала...
Глава 37Пока кофейник разогревался, этот Терехов раскрыл ноут-бук, едва ли хуже того, что подарил мне президент, потыкал корявым пальцем по клавишам. Я видел, как отсвет экрана упал на его лицо. Глаза медленно теряли настороженность. В одном месте даже изогнул губы, словно лицо пробовало улыбнуться, но проще было бы улыбнуться акуле.
– Футу...ролог, – сказал он медленно. – Черт, что это за профессия?
Я смолчал, а его глаза сканировали невидимый мне экран. Судя по бликам, пошли даже фото или видеозаписи, затем снова на суровое лицо упал ровный свет, какой бывает только, когда высвечивается текст на белом поле.
– В школе освобождался от физкультуры, – пробормотал он с презрением, – в армии не служил... Я бы таких истреблял вовсе. Только породу поганите! Почему от армии отвертелся?
Я буркнул:
– А что, это выведать не удалось?
– С помощью этих малюток нам известно все, – он почти бережно провел пальцем по краю ноут-бука. – Здесь сказано, что с детства одолела куча болезней. Порок сердца, еще какая-то хреновина... вот вовсе неизлечимая...
Он покосился на меня одним глазом как хамелеон, словно опасаясь, что я умру прямо сейчас, и его начальство не увидит результатов его трудов. А то и лычки сорвут.
– А это... – он по складам произнес длиннейшее название, что звякало и грюкало, будто скелет доисторического ящера тащил за собой двадцатиметровый хвост, грюкая позвонками. – Черт, язык сломаешь. Что это?
– Откуда я знаю.
Он хмыкнул, посмотрел как будто я только что выкопался из могилы.
– Но здесь написано, что болезнь неизлечима.
– Раз написано, значит так и есть.
Я защищал написанное, все-таки сам пишу и хочу, чтобы мне верили, но в его глазах появилось опасение, что я сейчас закопаюсь обратно. Палец ткнул в клавишу, судя по движению, в Page Down, всмотрелся в следующую страницу. Я наблюдал за ним, на его лице появился уже страх, что я кончусь прямо сейчас, операция сорвется, а меня, может быть, вовсе не собирались убивать вот так сразу.
– Не понимаю, – пробормотал он, глаза его не отрывались от экрана. – Здесь сказано, что лечение не проводилось... Зубы – да, верхний правый – пломба, трижды... клык – трижды... что за клиника? Три пломбы за год в одном и том же зубе?
– Особая Литфондовская, – ответил я неспешно. Как и везде, куда берут по блату. Не за умение работать, а по связям...
Он кивнул с угрюмым видом.
– С этим теперь покончено.
– Ой ли?
– Экономика, – объяснил он, словно я был тупым школьником. – Всяк будет вынужден работать.
– А мы что, уже не в России?
Я наклонился, с болезненной гримасой потер лодыжку. Он наблюдал за мной с беспокойством:
– Что-то не так?
– Подагра, – ответил я со стоном. Задержал дыхание, напрягся, а когда с усилием разогнулся, лицо мое было багровым от прилива крови. Он смотрел с нарастающим беспокойством, я внезапно подумал, что он уже из поколения, которое не знает, что такое подагра, апоплексический удар, грудная жаба – все это именуется как-то иначе. И слово «подагра» звучит загадочнее и страшнее, чем инсульт или инфаркт.
– Вы, того... расслабьтесь, – сказал он жалко, – вам, может, лекарство какое?
– Терафазопсиходедитоксин бы, – простонал я.
– Есть только аспирин, – ответил он дрогнувшим голосом. – Еще анальгин... может быть.
Я слабо отмахнулся, встал с великим трудом, медленно передвигая ногами и шаркая, подошел к окну. Спиной чувствовал его встревоженный взгляд, сказал слабо:
– Сейчас отдышусь... Свежий воздух...
– Окна закрыты герметически, – ответил он торопливо, – тут везде кондишен...
– Хорошо, – пробормотал я, не оборачиваясь. – То-то показалось, что здесь прохладнее... Вы делайте кофе, делайте...
– А вам... можно?
– Нет, сердце не то, но запах бодрит.
Я почувствовал, когда он повернулся и начал разливать кофе. Оглянулся, он наполнял чашку тонкой струйкой, внимательно следя, чтобы в коричневой струйке не появилась черная, чашка уже полна на две трети, надо спешить, и я бесшумно схватил жабу, в самом деле тяжелая, как булава Муромца.
Он ощутил движение воздуха, начал оборачиваться, металлический край ударил не в затылок, как я намеревался, а в висок. Тихо хрустнуло, его тряхнуло, будто я ударил оглоблей по молодому клену, колени подогнулись и он начал опускаться на пол. От второго удара он завалился навзничь, раскинув руки. Я на всякий случай с размаха ударил ногой в голову, ощущение такое, словно вместо футбольного мяча ударил по гранитному валуну.
Странно, я почти убил человека, но ни малейших угрызений совести, а только злость и желание двинуть ногой и в зубы. Может быть, со мной в самом деле собирались только разговаривать, предложить огромные деньги за сущие пустяки, вроде чуть-чуть сместить свои советы вправо или влево, но я так привык к независимости, что у меня шерсть встает дыбом при одном намеке, что кто-то пытается что-то навязать мне силой. Хоть золотую гору, хоть принцессу в гарем, хоть новую компьютерную игру.
Присев на корточки, я вытащил из его кобуры пистолет. Теперь в ладони была недобрая тяжесть. Лишь однажды держал нечто подобное. Тогда начали продавать газовые пистолеты, я и купил в ларьке. До сих пор не знаю, исправен он был или нет, выстрелить ни разу даже для проверки не успел: через месяц ко мне ввалилась шумная компания подгулявших друзей, сыграли в карты, компьютера у меня тогда еще не было, заря перестройки, я не утерпел и показал пистолет, все ахали и восхищались, он долго переходил из рук в руки, потом пили еще пиво, в холодильнике отыскались две початые бутылки вина, снова в карты, а когда гости ушли, то пистолет, скорее всего, тогда и накрылся. Обнаружил пропажу только через месяц, когда хотел показать еще кому-то.
В соседней комнате послышался скрип стула. Я снял с предохранителя, так же и на газовом, взял обеими руками. Неудобно, да и жабу пришлось положить, а я ей доверял больше, чем пистолету, которым, в отличие от жабы, еще не пользовался. Это из кольта стреляют небрежно от бедра, а из современных пистолетов с вытянутой руки, уже никто не держит небрежно как наганы герой гражданской.
* * *
На поясе полковника остались страшноватые ножи, но я даже хлеб отрезал либо косо, либо криво, даже если реклама обещала, будто отрежут сами...
С порога я невольно бросил взгляд в сторону распростертого тела. Как и всякий дурак, чересчур верил в мощь техники. Врачи вовсе не боги. Три четверти поступают в медвузы по блату, протекции или из соображения престижности. Понятно, какие из них врачи. Остальные заняты карьерой в медицинском мире. А безнадежно больные выкарабкиваются сами, без их помощи. Кто голоданием, кто травами, что сыроедением, кто йогой, но всяк, кто выжил, не только выглядит моложе своих лет, но и в самом деле биологически моложе.
И все же, напомнил я себе здраво, стрелять я не умею вовсе. Нож в руках держал только на кухне, но вряд ли кто-то ляжет на кухонный стол и будет ждать, пока я его буду пилить, как хлебный батон.
* * *
Дюжий десантник сидел у экрана компьютера и неумело палил из гранатомета в летающих тварей. Попал в того, что подбежал вплотную, зверюгу разнесло в клочья, но сразило осколками и могучего Дюка. Выругавшись, он начал сначало, но гранатомет не сменил, так что прибьет сам себя снова. Такому придурку надо набирать на клавиатуре DNKROZ, режим бессмертия, но все равно не отыщет дверей...
Подойти и шарахнуть жабой не смогу, заметит мое отражение в полированной мебели. Стрелять? Нехорошо в спину, но этот супермен получает за свою работу в десять раз больше, чем я, ученый мирового класса. Она считается у него опасной, потому и платят. Никто не принуждал идти на такую работу, мог бы крутить болты на ЗИЛе, там получают меньше, да и ту задерживают, но остался бы цел...
Я надавил на спусковой крючок. Напрягся, ожидая отдачи, но пистолет молчал, а палец мой так и остался на курке. Я нажал снова, но курок остался на месте.
– Идиот, – сказал я громко. – Так тебе никогда не добраться даже до второго уровня.
Он повернулся как ужаленный. Руки в развороте вскидывали автомат, я успел увидеть перекошенное лицо, Меня тряхнуло, я ощутил страшный удар в лицо, в глазах вспыхнул ослепительный свет. Скулу жгло, потом из темноты выпрыгнула комната, огненные мухи все еще летали, медленно угасая, по стене сползал на пол парень в десантном комбинезоне. Во лбу зияла дырка, кровь потекла тонкой струйкой, остановилась, и только тогда я ощутил в своей руке все ту же недобрую тяжесть проклятого пистолета, что чудовищной отдачей шарахнул мне по морде.
Я пощупал скулу, на пальцах осталась кровь. Выходит, чтобы удержать современный пистолет, нужны мускулы.
Я нагнулся за его автоматом, ремень прижат плечом к стене. Выдернуть не удалось, я присел на корточки, кое-как освободил, взял в руки, стараясь вспомнить по фильмам как с ним обращаться.
Сердце колотилось как бешеное, в висках стучало. Когда раздался грохот, я лишь вскинул недоумевающе голову, словно сидел в читальном зале Ленинки, а меня позвали к телефону, от двери с грохотом понесся веер стальных пуль, на головой засвистело так, что ветром дернуло клок волос.
Руки мои затряслись, отдача автомата качнула назад. К счастью, уперся спиной в стену, в ушах грохот, в проеме раскрытой двери дергался под градом пуль рослый мужчина в десантной куртке и с черной маской на лице. Мне почудилось, что крики и стоны слышны еще где-то, дальше, но когда догадался снять застывший палец с курка, патроны в рожке кончились, на пороге лежал изорванный пулями человек, который ворвался профессионально правильно, с ходу полоснул веером пуль на уровне груди или живота, не в состоянии угадать, что мой то ли возраст, то ли сидячий образ жизни заставит сесть на корточки только для того, чтобы поднять с пола автомат.
Опустошенный автомат я оставил, даже не взял у второго, позарившегося на высокие оклады и романтику. У него из сумки косо торчали еще два запасных рожка, зачем-то перевязанные изолентой.
Вторая половинка широкой двери изрешечена пулями так, что стала ажурной, как вологодские кружева. Я поднял свою жабу, все не могу расстаться, перешагнул труп, в коридоре ощутил, как кровь застывает в разгоряченном теле. Когда я палил, не в силах остановиться, то нашинковал пулями и двоих, что профессионально стояли за дверью, прикрывая первого.
Кровью были забрызганы стены, залит пол. Один еще был жив, пробовал отползать, но из перебитого пулями тела хлестали струи толщиной в палец. А где же ваши бронекостюмы, парни, подумал я со стесненным сердцем.
Десантник уперся головой в стену, но руки еще судорожно двигались, то ли полз, то ли уже плыл. Его голову обтягивала черная маска, теперь я был рад, что не вижу лица, а то, если окажется не матерый волк, все знающий и все повидавший, а молодой парень, до конца жизни буду видеть его укоряющие глаза.
С бронежилетами в порядке, понял наконец, вот какая необъятная фигура. Только в руках у меня был не автомат, а бронебойное страшилище, танки бы им подбивать...
Я поспешил по коридору, чувствуя и стыд, что грязной обувью по теплой человеческой крови, и желание поспешно пошаркать подошвами о чистый ковер.
Точно, стекла тройные. Для звукоизоляции, как я слышал, и для поглощения шума. Ну, тут вряд ли шум, разве что изнутри надо заглушать крики, но такие стекла, наверное, и прямое попадание пули не заметят.
Я быстро мазнул ладонью по выключателю, пусть кондишен отдохнет, на кухне открыл все газовые горелки на полную мощь, прислушался к ровному ядовитому шипению. Теперь надо уносить ноги.
За окном темнела громада автомобиля. Того самого, на котором меня привезли. Огромный, черный, вместительный, с черными стеклами. Опять же, настолько не разбираюсь в автомобилях, что не могу отличить мерс от бээмвэ, тем более, не прикасался к рулю.
Ощущая страшную беспомощность, я начал прокрадываться в коридор. В руках кроме жабы держал пачку с сахаром, захватил со стола. Из-за поворота падала тень, я понял, что парень стоит ко мне спиной, смотрит через окошко в сад.
Это только человек, напомнил я себе. А я тоже человек. Он моложе и сильнее, потому уверен в себе настолько, что готов советовать, как излечить рак, освоить космос, провести реформу денег. К тому же знает, что я в комнате с его грозным полковником, бывшим чемпионом страны по кикбоксингу.
Я вскинул жабу над головой. Звук удара был резок, Кречет не совсем прав, человека тоже бить жалко, что-то неправильное, будто одна частичка крови сжирает другую, но лучше все-таки пусть сожрет та, что более разумная, я отступил, дал телу упасть, переступил и выбежал на крыльцо.
Машину, у счастью, в гараж не загоняли. То ли меня повезут дальше, то ли кто-то вот-вот уедет, я быстро и ловко, как механик, обслуживающий профессиональные гонки, откинул капот машины. Но на этом мои познания кончились. С трудом отыскал крышку на баке, к счастью, другой просто нет, высыпал сахар. В детстве читал, что так от погони спаслись не то дети капитана Гранта, не то красные дьяволята.
Пачку не бросил, скомкал и сунул в карман. Запоздало вспомнил, что неплохо бы захватить ноут-бук, там могут оказаться интересные данные. Поколебался, махнул рукой, почти бегом вернулся, ухватил, сладковатый запах газа щипал глаза и сжимал грудь.
Когда я подбегал к выходной двери, десантник, которого я звезданул бедной жабой, внезапно зашевелился, застонал. Его рука замедленно двинулась к голове, но отыскал ее только со второй попытки. Глаза с трудом нашли меня, направленный ему в лицо пистолет он игнорировал:
– Чем ты меня саданул?
Он оглядывался совсем обалдело. Похоже, на занятиях ему объяснили, что бить будет только он, а остальные будут падать и жалобно вопить.
– Жабой.
Он пробормотал, перекашиваясь, словно отражение в кривом зеркале:
– Ничего себе жабы пошли... Я уж думал, граната рванула. А что же случилось с нашими каратэ, кун-фу?
– То же, – объяснил я любезно, – что и с дзю-до, джиу-джитсу, кетчем. Парень, ты вляпался в плохое дело.
Он смерил меня все еще мутным взглядом, но когда его глаза скользнули по моей разбитой скуле, в глазах появилось сомнение:
– Я видел вас по телевизору. Или то были не вы? Вы из команды президента. Наверное, начальник охраны?
– Меня захватили и привезли сюда как пленника. Значит, здесь измена.
– Ого!
– Выбирай, – предложил я. – Либо я тебя свяжу и оставлю здесь... убивать не буду, так что выбирать можешь свободно... либо ты уходишь со мной. Честь ладно, но спасешь хотя бы шкуру.
Взгляд его чуть прояснился, хотя весь перекашивался от боли в голове. Похоже мозги у него все же были, иначе что там сотряснулось.
– Особые агенты зря не убивают, – пробормотал он, – так что я не из страха... Просто это похоже, как тогда ГКЧП... я пацаном бегал защищать Белый Дом... Что прикажете делать, сэнсэй? Или лучше вас по званию?
– По званию не нужно, – торопливо сказал я, он понимающе кивнул, явно расценил как сверхвысшую группу секретности, – водить, надеюсь, умеешь?
– Первый класс!
– Подгони-ка вот тот газик, – велел я. – Дело сделано, надо убираться.
Он оглянулся, но в доме было тихо. Плотно заделанные окна не пропускали не только воздуха... или газа, но и треска автоматных очередей..
– Погони... не будет?
– Не будет, – успокоил я.
– Понятно, – прошептал он. Посмотрел с боязливым уважением, кивнул робко на мощный автомобиль с черными стеклами, в котором меня привезли.
– Прикажете взять этот?
– Не стоит.
Он осмелился сказать робко:
– У бээмвэ мотор мощнее. Нас догонят. Или будете отстреливаться? Конечно, с вашим умением...
Я отмахнулся с великолепным благодушием:
– Футурология против убийств без необходимости. Они ведь просто работают. Как и мы. Пусть гонятся.
– Но...
– Через две сотни семнадцать метров, – объяснил я снисходительно, – мотор заглохнет. И что бы ни делали...
– Понял, – сказал он виновато. – Они останутся живы.
Да черт с ними, подумал я, нам бы остаться.
Глава 38Парень быстро завел машину, лихо подогнал к дверям. Я влез на заднее сидение, тяжелый автомат оттягивал руки. Парень озабоченно оглядывался, явно порывался спросить, не ранен ли я, но не мог же я сказать, что просто запыхался, сердце вот-вот выскочит, уже тяжело таскать собственные уши, а тут еще этот автомат, рожок с патронами.
Внезапно далекие ворота начали быстро раздвигаться. По ту сторону стояли два огромных длинных автомобиля, черных, с непроницаемыми стеклами. Я еще смотрел, раскрыв рот, как десантник вжался в сидение, согнулся, как кенгуренок в утробе, и я, опомнившись, тоже вжался как можно ниже.
Автомобили на хорошей скорости подъехали к парадному входу. Все восемь дверей двух подъехавших машин открылись быстро и одновременно. Выскочили четверо, зорко и настороженно огляделись. Я чувствовал, как их пронизывающие взоры пробежали по мне, щекоча кожу как ядовитыми жвалами сколопендр.
Из машины довольно быстро вылезли еще трое, немолодые, грузные, уверенные в себе мужчины. Такими я раньше представлял министров. Перекинулись парой слов, быстро направились к дому. Телохранители двигались, умело прикрывая со всех сторон, хотя кто бросится с ножом? А от пули снайпера не спасет целая армия телохранителей.
– Очки надо носить, парни, – пробормотал я, видя, что добычу просмотрели. – А если стесняетесь, то линзы...
Один из телохранителей, то ли слишком подозрительный, то ли получив такой наказ, вдруг направился к нашему автомобилю. Я наблюдал за ним краем глаза:
– Черт, только его тут недоставало...
– Уезжаем? – прошептал десантник. Он согнулся так, что зубами мог нажимать педали.
– Давай, – сказал я. – Жми.
– Ворота закрыты, – предупредил он. – А их не вышибешь, там прутья толщиной в руку...
– Что-нибудь придумаем.
Мотор не взревел, но зашелестел достаточно слышно. Телохранитель дернулся, ускорил шаг, его рука метнулась к кобуре под мышкой. Я глазом не успел моргнуть, как мой десантник выстрелил левой, правой уже крутил руль, ноги топтались по педалям.
Машина сдвинулась с места, телохранитель отшатнулся, в руке появился короткий автомат, но на груди возникло красное пятно. Водитель выстрелил еще раз, начал поворачивать машину.
С крыльца немедленно открыли стрельбу. Трое генералов, так я их называл для себя, распахнули дверь и стремглав бросились вовнутрь. Телохранители, прикрывая их собой, открыли бешеную стрельбу, но даже я знал, что пистолеты и такие автоматы годны для прицельной стрельбы только в тесной комнате, на два десятка шагов уже не попасть, а тут сотня...
Пули загрохотали по крыше. Я инстинктивно прикрыл руками украденный ноут-бук. Мой десантник выругался и, разворачивая машину к воротам, быстро выпустил всю обойму в сторону дома.
Мы неслись к воротам, когда сзади нас догнала волна ослепляющего света, оранжевого, багрового, потом мощный кулак сжатого воздуха ударил с такой мощью, что десантник с воплем отчаяния завертел руль, пытаясь удержать машину на дорожке.
Сзади на месте роскошного особняка поднимался, медленно и страшно разрастаясь, огромный багровый гриб, очень похожий на ядерный. Из выбитых окон вылетали длинные струи огня и дыма, горящие куски не то мебели, не то человеческих тел. Крыши не было, только странно багровые, словно раскаленное железо, стены, даже земля вокруг горела и дымилась.
Сквозь стекло будки было видно, как охранник метнулся к телефону. Десантник высунул через боковое окно автомобиля руку с автоматом:
– Эй, парень!..
Тот обреченно опустил трубку. Лицо было белее мела. Я крикнул:
– Отвори ворота. И до приезда людей из охраны президента никому не отворяй.
Он судорожно закивал, еще не веря, что остался жив, а десантник погрозил ему пистолетом, явно стараясь услужить:
– И чтоб никаких шуточек! Ты меня знаешь.
Ворота открылись с такой скоростью, словно их отстрелили, как крышки над стратегическими ракетами в шахтах. Десантник уверенно гнал машину, молчал, лишь когда впереди показалась широкая автострада, вдруг сказал:
– Это я виноват.
– Что?
– Не надо было, говорю, отстреливаться. Вы ж не хотели, чтобы и этих всех... И так всю нашу команду положили. Я ж вижу по вам, что врукопашную! Да и стрельбы не слышал.
– Гм, – сказал я.
– Хотя не понимаю, – продолжал он с озадаченностью профессионала, – как вы атомную затащили!.. Вас же привезли связанным, а на объекте взрывчатки не было...
Я буркнул угрюмо:
– Забудь. Они знали, на что шли.
Он кивнул, соглашаясь. Я внимательно осматривал панель, снял одну штуку, надеясь, что это вычурный телефон, кнопки подходят, только их побольше. Потыкал пальцем, из мембраны донеслось хрипловатое:
– Алло?
– Это Никольский, – сказал я торопливо. – Срочно Чеканова!
Через несколько долгих мгновений послышался торопливый голос:
– Чеканов у телефона. Где вы, Виктор Александрович?
Я покосился на десантника, и вместо того, чтобы заорать в истерике, сказал как можно хладнокровнее:
– Пошлите людей на объект... на дачу генерала Покальчука.
По звукам из мембраны слышал, что несколько человек уже сорвалось с места, а какие-то машины, что в нашем районе, сейчас круто разворачиваются и с воем мигалок несутся в нашу сторону.
– Сделано, – сообщил он торопливо. – Где вы?
– Сейчас буду, – буркнул я.
– Что с вами? – крикнул он чуть тише. – А, вы не можете говорить?
– Приготовьте два кофе из запасов президента, – сказал я. У моего десантника ухо вытянулось в мою сторону на полметра, и я добавил. – И пару больших бутербродов... Нет, лучше дюжину.
– Сделаем! Что-то еще?..
– Да. И две ложки сахара.
– Две... ложки?
– Ложечки, – поправил я. – Чайные! Ладно, размешаю сам.
Голос в трубке был торопливый, услужливый. То ли Чеканов думал, что я помешался, то ли был уверен, что я несу какую-то чушь под дулом пистолета.
– Все сделаем.
– Я сейчас прибуду, – добавил я. – Если нужны подробности, то пусть Марина кофейник не выключает.
Десантник покосился на коробочку сотового телефона, я небрежно сунул ее в бардачок, спросил уважительно:
– Канцелярия самого президента?
– Она самая.
– Ого... А вы в самом деле начальник охраны?
– Бери выше, – сказал я с неудовольствием. – Я футуролог.
– Футуролог? – переспросил он. – А это ниже черного пояса или... как?
Я посмотрел на него с отвращением:
– Конечно, «или как». Ты, сынок, весь ниже пояса. Я профессор!
– А-а-а-а, – сказал тот с превеликим уважением. Машина неслась как стрела, я не сразу вспомнил, что все мастера рукопашного боя, перешедшие на преподавание, именуют себя профессорами, но поправлять уже не стал, надо было следить за дорогой. Судя по уважительным взглядам, что бросал на меня этот айкидошник или кунфуист, непонятная степень ставила меня выше любого черного пояса или супермастера по ай-мать ее-до. – Тогда да, конечно... Что прикажете делать, сэнсэй?
– Гони прямо в Кремль.
* * *
Парня увели, меня заверили, что к нему репрессий не будет, а меня сразу же отправили в малый зал к Кречету, где он работал сам. Я чувствовал, как с каждой минутой в расшибленном месте расплывается огромный безобразный кровоподтек, и когда я переступил порог, Кречет даже отшатнулся:
– Виктор Александрович!..
– Господин президент, – сказал я недружелюбно, – я как-то работу футуролога представлял иначе...
Он быстро обогнул стол, взял меня за плечи, всмотрелся, в глазах было сочувствие, но заверил меня бодро:
– Вы как никогда похожи на ученого с мировым именем!
– Как вы на президента, – согласился я злобно.
– Пожалуй, это повод увеличить вам оклад, – предположил он с преувеличенной деловитостью. – Попробуем провести это через Думу. Ну, чтобы не обвиняли в растранжиривании государственных средств! Конечно, придется рассказать перед двумя-тремя подкомитетами некоторые подробности... Как, говорите, добывали сведения у княгини?
– К такой правде страна еще не готова, – ответил я мрачно. – Лучше оформить прибавку как полевые, таежные, сверхурочные. Будто не знаете, как это делается!
Он сказал задумчиво:
– Так делается, да? Гм... Надо в Академию Наук послать налоговую инспекцию... Марина, где же кофе?
Марина вошла раньше, чем оборвался его вопль. На подносе было четыре чашки, а бутербродов горка высотой с минитауэр. Кречет вскинул брови, я пояснил:
– Это я заказывал. На себя и на того парня.
Марина сказала сочувствующе:
– Может быть вам укол сделать?
– От столбняка? – я почувствовал, что в самом деле начинаю злиться. – Или, чтобы не взбесился? С вами взбесишься! Оставьте, пусть заживает. Платон Тарасович, я спер ноут-бук, пусть хорошенько покопаются. Пусть особых секретов там не будет, но многое можно понять и по косвенным данным.
– Расскажите, – попросил Кречет, – как все было.
* * *
После моего рассказа, на диво короткого и серого, он долго смотрел на меня задумчивым, совсем не генеральским взглядом:
– Не могу поверить, Виктор Александрович!
Я развел руками:
– Я тоже.
– Но вы... истребили всю охрану Покальчука!
– Ну, Платон Тарасович, это было частью удачей. Но страшновато другое.
Он насторожился:
– Что?
– Никаких угрызений совести, – ответил я медленно. Перед глазами встали картины схватки. По спине пробежал озноб, но не потому, что я стрелял в живых людей, а что меня самого могли убить или ранить. – И сейчас не чувствую. Помню, умер котенок... Я плакал, когда закапывал в саду. А сегодня пульс участился только из-за этого чертова автомата, что весит как гранатомет.
– Он и бьет как гранатомет, – утешил Кречет. – Только потому вы живы. На этих ребятах такие бронежилеты!.. Мы как-нибудь поговорим на такие умные темы, Виктор Александрович, но сейчас давайте работать. Одно скажу: мы стремимся вернуть те кодексы, когда человеку будет совестно не то, что выстрелить в другого человека, но даже сказать обидное слово.
– Тогда меня совесть загрызет.
Он развел руками, сомневался, что меня она даже укусит, еще раз с видимым удовольствием оглядел мой заплывший глаз, разбитую скулу:
– Вас еще не видели Яузов и Коган?
– Нет.
– Покажитесь, – посоветовал он.
– С чего ради?
– У них был трудный день. Я сорвался, наорал... Пусть хоть что-то будет радостное за день.
* * *
Остаток дня я доработал, а в лихорадке и суматохе нашей работы почти забыл про разбитую скулу. Тем более, что личный лекарь президента все-таки вколол мне какую-то гадость, жжение прекратилось, я ощутил себя бодрее, а заживление, как меня заверили, пойдет как на собаке. Да не породистой, те изнеженные, а на простом двортерьере.
Только когда поздно вечером я, почти ничего не соображая, выходил из здания к поджидавшей меня машине, меня догнал Чеканов:
– Вы уж простите, Виктор Александрович, что так случилось!
– Да ладно, – отмахнулся я. – Я же сам виноват, обязан был вам позвонить. Вы предупреждали.
– Но все же, – не сдавался он. – Я должен был предусмотреть все. И даже вашу ученую недисциплинированность, рассеянность... Но, честно говоря, вы нас всех повергли в шок, Виктор Александрович!.. Я слышал, что вы что-то вроде современного Ломоносова! Или Пифа... Пифагора, вот. Раз – и любая проблема у вас уже без одежки. Бери и пользуй.
– Мне далеко до Ломоносова, – сказал я скромно, – тот ломал по две подковы разом. А Пифагор так и вовсе трехкратный чемпион Олимпийских игр в кулачном бою!
Я чувствовал, как он смотрит вслед с открытым ртом. Похоже, этот бывший чемпион мира по боксу в самом деле великих деятелей науки и культуры представляет такими, какие те на школьных портретах! Зря я брякнул непотребную правду. Народ, как говорится, до нее не созрел.
