Текст книги "Кузнечик сын кузнеца (рассказы) (СИ)"

Автор книги: Юрий Хвалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Разрешите идти.

– Идите.

Бессонная ночь оказывала своё пагубное влияние, и майор почувствовал, что клюёт носом. До встречи с Добродеевым оставалась время, и Куликов, решив подремать, удобно растянулся в начальственном кресле. Сны Куликов видел редко, поэтому ничего интересного за час, в плане виртуальных видений, не произошло. Возвращения в реальность, как всегда, усвоилось без проблем: Куликов умылся, побрился электрической бритвой, поменял сорочку, от которой исходил аромат, и вполне довольный собой вышел из управления.

Добродеев ждал его, как и договорились, в самом людном месте, а именно там, где местные фермеры сбывали свою продукцию по бросовым ценам. Было начало десятого, и в телодвижениях Добродеева угадывалась нервозность. Возможно, его распирало от важной информации, которую он хотел немедленно передать Куликову.

– Я знаю, где яйцо… – сказал Добродеев подошедшему Куликову.

– Где?! – вскрикнул Куликов.

– Мужчины, – вмешалась в разговор бабулька из очереди. – Там у «газели» продают замечательные яйца. Крупные и дешёвые…

Куликов жестом поманил Добродеева, и они отошли в сторону.

– …На вокзале в автоматической ячейке камеры хранения номер одиннадцать, – добавил Николай.

– Теперь давай по порядку, – приказал Куликов.

– Павел Валентинович, только выслушайте меня, спокойно… без нервов. Это яйцо фуфел, подделка. За час, как идти на дело, мне позвонили друзья и сказали: Коля, на рыбалку не ходи, на улице идёт дождь, ничего не поймаешь. Всё просто: яйцо художественной ценности не представляет.

– И ты всё знал заранее? – Куликов старался скрыть нервозность. – И ничего мне не сказал…

– Это яйцо было в первую очередь нужно вам, а не мне, – резонно парировал Добродеев. – Потом я обещал.

– Хорошо давай дальше, – попросил майор.

– Дело в том, что на особо ценные произведения искусства музеи заказывают копии, которые потом и едут в провинциальные города. Риск кражи сводится к нулю. Оригинал уходит в спецхранилище, а фуфел путешествует по стране. И никто ничего не знает. А нашим гражданам по барабану кто сделал это яйцо, Фаберже или слесарь Пупкин.

– А вы всё знаете? – удивился Куликов. – Что ещё тебе друзья сказали?

– Яйцо взял Иван Иванович Шалобанов по кличке «Щелбан», – Добродеев загадочно улыбнулся. – Беспредельщик, хам и мудазвон. Профессионалам только мешает работать. Мои ребята ему открыли правду. Ну и конечно чуть-чуть прессанули. В общем, он готов написать «явку с повинной».

– Подожди… – сказал Куликов. – Тут надо подумать.

– Вот возьмите, – Добродеев достал небольшой пакет. – Здесь его мундштук и зажигалка, найденные на месте кражи. Хи-хи.

– Ты что? – удивился Куликов.

– Этот «Щелбан» надеется получить армейский срок, – Добродеев опять хихикнул.

– И тебе не жалко сдавать товарища?

– Гусь свинье не товарищ!

– Хорошо, – сделал вывод Куликов. – Сделаем так: никакой «явки с повинной». Будем брать его на вокзале. Чтобы этот Шалобанов всё разыграл, как по нотам… сопротивление оказал, чтоб кричал: «волк ипозорные», ну и т.д. Только тогда можно будет говорить об армейском сроке. Ты осведомителей старлея Третьяка знаешь?

– Да… – Добродеев кивнул. – Так, ничего выдающегося, рядовые стукачи…

– Нужно чтобы через них он узнал об этом воре. Улики тоже передашь им. Операция «задержание» состоится в пятнадцать ноль-ноль. Что яйцо подделка Третьяку не говорить. – Куликов задумался. – И вот, что ещё: мне нужен опытный ювелир, чтобы он сделал заключение по яйцу. Есть у тебя такой?

– Найдём… – Добродеев чувствовал, что он сейчас уйдёт и майор про него забудет. – Только Казимир Яковлевич ничего подписывать не будет. Сделает всё по высшему разряду, но подпись не поставит.

– Что, хранит как талисман свою редкую фамилию? Ладно, – махнул рукой Куликов. – Сами подпишем. Всё Николай. Иди.

Странное эта материя – время, когда ты пытаешься его приостановить, оно начинает нестись, как русская тройка. А когда хочется наоборот, его немного поторопить, оно, будто старый конь останавливается и, как его не подгоняй, оно идёт тихо, вразвалочку – всё медленнее и медленнее.

В ресторан Куликов пришёл на полчаса раньше условленного времени, но его коллеги уже сидели за столиком и что-то бурно обсуждали. Сделав несколько шагов навстречу, майор остановился, потому что перед ним выросла высокая блондинка. Эта была управляющая ресторана, которая напоминала молодую Ирину Мирошниченко из фильма «Их знали только в лицо». Кстати, её звали тоже Ирина.

– Павел Валентинович, здравствуйте, – сказала она. – Пожалуйста, в отдельный кабинет.

– Спасибо, – поблагодарил Куликов. – Здесь мои коллеги, сейчас минуточку.

– Что будете заказывать? – не унималась Ирина.

– Что-нибудь из русской кухни. Борщ, пельмени. Не знаю, что-то на ваше усмотрение. Да, красной икры и триста водки.

Старлей Третьяк и лейтенант Мяо, увидев начальника, незаметно к нему пристроились.

Когда официант обслужил их столик и закрыл двери кабинета, они уже говорили в полный голос.

– Лейтенант Мяо вы умеете одновременно говорить, думать, выпивать и закусывать? – спросил Куликов.

– Я не умею… но если очень хотеть… может, получиться, – сказала Мяо и улыбнулась.

– Российские полицейские это делают в полкасания, – похвастался Третьяк.

– Старший лейтенант Третьяк, – разливая по рюмкам, сказал Куликов. – Я вам приказываю ухаживать за этой прекрасной девушкой.

– А я предлагаю выпить за знакомство, – предложила лейтенант Мяо.

Наконец они выпили.

– Товарищ майор, разрешите теперь по существу? – спросил Третьяк.

– Говорите…

– Из оперативных данных установлено, что кражу совершил «залётный» вор Шалобанов по кличке «Щелбан». Яйцо Фаберже находится сейчас на вокзале в автоматической ячейке камеры хранения номер одиннадцать. В пятнадцать часов этот вор-рецидивист планирует это яйцо перепрятать. Вот, на месте преступления мы нашли улики мундштук и зажигалку, на которой выгравирована надпись «Щелбан».

– Молодцы, – похвалил Куликов. – Слушайте приказ: к пятнадцати часам устроить на вокзале засаду. Брать только с поличным. Обязательно усилиться ОМОНом. Пригласить самых опытных телевизионщиков. Если не получиться организовать прямой репортаж. Отснятый материал сразу направить на телевидение. Если будут просить интервью, не отказываться. Говорите чётко по существу. После задержания этого Шалобанова в камеру. Яйцо привезёте в отделение. Я буду вас ждать там. Всё понятно?

– Да.

– Что ещё?

– Коллеги из Москвы сообщили, что у этого организатора с кейсом завтра вечером самолёт в Лондон. Кстати, эта троица живёт в одном номере рядом с Шалобановым.

– Ну что ж хорошая семейная троица, – сказал Куликов и посмотрел на Мяо.

Та сидела как каменная.

Они пообедали и стали собираться.

– Ни пуха, ни пера, – пожелал Куликов.

– К чёрту… – ответил Третьяк и прошипел: – Это у нас такая традиция.

Мяо как-то странно посмотрела на старлея и мгновенно добавила:

– К чёрту…

Казимир Яковлевич Фельдман сидел в кабинете начальника особого отдела и писал заключение на ювелирное изделие «Яйцо Фаберже», которое художественной ценности, разумеется, не представляло. Майор Куликов ещё раз в начало перемотал видеокассету с записью задержания, и нажал кнопку «пуск». Ему не нравилось, как оказывал сопротивление вор «Щелбан». Он ходил по кабинету и как великий режиссёр Станиславский повторял, правда, про себя:

«Не верю я. Ну, не верю! Разве это игра? Халтура».

Старлей Третьяк и лейтенант Мяо беседовали на отвлечённые темы.

В это время троица организаторов выставки терпела муки на проходной. Они прорывались в кабинет майора.

– Его нет, – говорил им офицер. – Товарищ майор на задержании.

– Какое задержание?! – Возмущались они. – Уже два раза в новостях показали и вора, и наше яйцо.

Наконец офицеру позвонили, и он начал готовить пропуска.

– Вот, пожалуйста, – сказал Фельдман. – Моё заключение. Я думаю, этим дело не закончится, поэтому поставил свою подпись.

– Спасибо, Казимир Яковлевич, – убирая в пустую папку исписанный лист, сказал Куликов. – Вас отвезут на машине.

В прихожей послышался шум.

– Приготовиться! – предупредил майор.

В кабинет ворвалась троица. Двое остановились у дверей и замерли, как часовые, по стойке смирно. Третий с кейсом подошёл к столу и протянул руку к яйцу.

– Я забираю его в музей, – сказал он. – Жители вашего города должны видеть это чудо.

– Подождите, – остановил его майор. – Мы с вами встречаемся во второй раз, а я даже не знаю, как вас зовут.

– А-а-а, что? Я, Александр Сергеевич Лапушкин.

– Вот, ознакомьтесь с заключением эксперта-ювелира. – Куликов достал из папки лист. – Привезённое вами «Яйцо Фаберже» – копия…

– Да, в исключительных случаях на особые ценные произведения искусства музеи заказывают копии… – Лапушкин не смотрел на майора. – Чтобы избежать риска…

– Я только что из Москвы получил ответ на мой запрос. – Куликов постучал пальцами по пустой папке. – Оказывается музей, где прописано это «Яйцо Фаберже» никакой копии для периферийной выставки не делал. И ваш завтрашний полёт в Лондон откладывается на неопределённое время.

– Я это сейчас… всё объясню… – лицо Лапушкина как-то сразу прокисло. – Мне надо позвонить…

– Где подлинное «Яйцо Фаберже»?! – Куликов стукнул кулаком по столу.

– У меня дома…

– Этих двоих в камеру! – приказал Куликов. – Третьяк, берешь этого тихоню и с усиленной группой мчишься в Москву. Я позвоню в МУР, чтобы помогли. Лейтенант Мяо наденьте на гражданина Лапушкина наручники, пусть привыкает.

Майор Куликов стоял у окна и смотрел, как засыпает город. Проехал последний трамвай и от него ввысь, будто фейерверк, взлетели разноцветные искры. Это был салют уходящему дню, которых в нашей жизни, я надеюсь, будет много.

Когда зазвенел телефон междугородней связи, Куликов спокойно снял трубку.

– Майор Куликов слушает.

– Здравствуй, майор. – Генерал был в приподнятом настроении. – Поздравляю тебя. Операцию провёл великолепно.

– Спасибо, товарищ генерал.

– Готовь документы на Третьяка. Ему присваивается очередное звание.

«А я?» – хотел крикнуть Куликов.

– А ты собирайся…

– Куда?

– Как говорят в таких случаях: на выход с вещами. – Генерал заразительно засмеялся. – Завтра за тобой из Москвы придёт машина. Будешь работать у меня в управлении…

Куликов почувствовал неприятную резь в спине. Возможно, вот так пробиваются ростки будущих крыльев.

КНИГА ЗАЛОГ ПОРЯДКА

Дом, в котором нет книг, подобен телу, лишённому души.

Цицерон

а

Если говорить о книге, первое, что приходит на ум – «Книга источник знаний!» – это, как выражаются умные учителя – а глупых учителей в природе не существует, во всяком случае, пока – этоне обсуждается. Плакаты с таким безоговорочным утверждением висят во всех средних школах столиц и периферийных центров. В классах по литературе и русскому языку, у этих плакатов особенный, помпезный вид, потому что к ним добавлены и украшают стены портреты незыблемых классиков. Поэтому процесс познания начального письма и чтения проходит под их неусыпным надзором.

Да, сказанным невозможно открыть заново Америку. (Лучше бы Колумб её вообще не открывал).

«Книга залог порядка».

(Точка).

Если в вашем доме нет ни одной книги, извините, вы чудак на все буквы нашегоалфавита, а не только на одну букву «м». Наличие в квартире книг создаёт особенный, правильный распорядок жизни. Даже если их не читать, а периодически брать в руки и перелистывать страницы. Детские книги, книги для средних умов, книги для интеллектуалов, – уживаются по соседству без проблем. Без книг человек какое-то млекопитающее. А с книгами законопослушный налогоплательщик. Попробуйте избавиться от книг и у вас, поверьте, начнутся вначале маленькие, затем приходящие средние и, наконец, обидные до слёз большие пребольшие проблемы.

У Семенова С. Ю. была солидная библиотека, поэтому большие проблемы проходили стороной, а маленькие не привлекали пристального внимания. Достигнув заслуженного возраста, когда за каждый нерабочийдень, включая субботу и воскресенье, Семёнов С. Ю. теперь получал от государства пенсионное пособие на старость, правда, небольшое, но ему хватало, так как был особо не привередлив.

Проблемы начались, когда дочь, которая жила с ним вместе, затеяла делать ремонт.

Книг в доме становилось меньше.

Да, именно евроремонт с перепланировкой был следствием небрежного обращения с книгами. Дочь и её полнотелыймуж решили, что книг слишком много и от них лучше избавиться, самым, что ни на есть, варварским способом, – выбросить на помойку. Правда, классические имена Семёнов отстоял. Достоевский, Пушкин, Гоголь, Чехов и другие перетянутые тесёмками возвышались в углу как баррикады, словно предупреждали о том, что за своёрусское слово будут бороться до конца.

«Никогда бы не подумал, что из ремонта буду ссориться с родной дочерью», – рассуждал Сергей Юрьевич. – Сейчас придёт, и снова будут трындеть, Чего хочет? А-а-а. Чтобы вернулся на работу и денег дал на этот сумасшедший ремонт. Б-э. Не дождётся».

Семёнов уже третий день сидел дома и от нечего делать щёлкал пальцами. Щелчки получались смачными, ритмически точными, возможно, вот так, думал он, из ничего композиторы придумывают мелодии. Затем добавляется текст и… пожалуйста, получите готовый, дорогой, всеми любимый шлягер.

«Сочинительство трудоёмкая работа. Не каждому дано, – свежая мысль пришла, кстати, и он прекратил щёлкать. – А я работать не хочу и не буду. Палец о палец не ударю».

Для усиления своего нехотения он посмотрел на (немузыкальные) пальцы и, желая уклониться от пришедшей не во время мысли, развёл в стороны руки.

Сергей Юрьевич не был бездельником, наоборот, лучшие годы он трудился, как говорят трудоголики, не покладая рук, но жизнь скоротечна, время, словно вода, пробежало быстро, впереди замаячили берега и тихая пристань, где молчаливый почтальон принесёт заслуженную пенсию по старости.

«Старость. Не радость, – думал он. – Но я чувствую себя прекрасно. Тогда, в чём же не радость? Ах, да. В этом грёбанном ремонте».

Где-то наверху пронзительно затрещала дрель, и Семёнов машинально взглянул на часы, то ли ещё раз хотел убедиться, что возникающий шум происходит в одно и то же время, то ли просто хотел посмотреть, сколько часов осталось до прихода дочери и её мужа, которого он недолюбливал.

Они пришли примерно через час, когда по «России» начались вечерние новости. Сергей Юрьевич специально прибавил громкость, возможно, хотел спрятаться за бодрым голосом диктора, чтобы молодожены Катя и Кирилл обратили внимание только на громкий телевизор, а его, бездельника-пенсионера, вообще бы не заметили и, молча, прошли мимо.

– Семёнов, всё сидишь? – дочь спросила, а потом улыбнулась, словно в вопросе была заложена шутка.

– Сижу… – ответил отец. – И завтра буду сидеть. Между прочим, я здесь прописан. Так сказать, сижу на законной территории.

– Разве в этом дело. Ты же обещал подумать и сказать. И ещё: я, возможно, вернусь на работу. Твои слова?

 – Взяв пульт, Катя убавила звук, чтобы, наконец, услышать отцовское «да». Но Семёнов молчал. – Что же ты молчишь?

Семёнов взглянул на дочь, как-то по-особенному, так мужчины, не стесняясь, оценивают понравившуюся женщину, ища повод познакомиться.

«Сейчас она вылитая мать. Правда, мать была изящнее и следила за собой. Внешний вид, фигура всегда были на первом месте. Когда мы познакомились, ей было около тридцати. Такой же сейчас возраст у дочери. Было лето 1983. Геленджик. Дом отдыха «Ясная поляна». Она отдыхала с каким-то парнем. А потом он уехал. И были танцы. Наше случайное знакомство. Потом был расплывчатый пляж. Рядом шумело море. Так она стала моей…»

– Я же тебе говорил всё… – Кирилл устал ждать, поэтому именно сейчас решил расставить все точки над «и». – Бесполезно. Ну, сколько можно уговаривать?!

– А-а-а… – Семёнов очнулся. – Что он сказал?

– Кирилл, подожди. – Катя приблизилась к отцу. – Так как?

– М-м-м, пока не знаю…

– Послушайте!

– Кирилл!

– Ну что Кирилл…

– Пап, ну хотя бы годик поработай. Без твоей помощи нам не обойтись. – Дочь ласково смотрела на отца. – Ты же знаешь, Кирилл выплачивает кредит за машину. Потом, ты же сам затевал ремонт. Говорил, что срачь надоел.

– Я хотел косметический… – Семёнов рассматривал одну точку. – А вы собрались евроремонт с перепланировкой. И всю мебель меняете. Потом твоему Кириллу машину нужно бы брать по карману. Купил бы себе «Хундайчик» и ездил, а ему понадобилась «Тойота Крузер», да ещё в каком-то эксклюзиве…

– Ну, знаете. Позвольте мне… м-м-м… – чтобы осадить нерешительноготестя у Кирилла на языке крутилось хамское слово, но ругаться сейчас, значит сделать плохое самому себе. – У меня и должность, и статус обязывает…

– Да понт ывсё это, а не статус.

– Пап, не начинай…

А Семёнову очень хотелось начать, сесть и поговорить с дочерью по душам без этого полнотелогосвидетеля. Спросить, почему она всё-таки выбрала его, и куда делся предыдущий Михаил? А еще когда-то был Юрий. Когда-то. Полюбив другого мужчину, от Семёнова когда-то ушла жена, а дочь осталась с ним. Его любви оказалось недостаточно, возможно, поэтому и ушла жена. Его любовь, будто карликовое дерево, достигнув планки, остановилось в росте. А жене всегда хотелось в семейных отношениях высоты.

Семёнов сейчас с ревностью смотрел на дочь, так же как когда-то изучал жену.

«Что она нашла в этом полном Кирилле. Строит из себя крутого бизнесмена. Мелкий лавочник. Руки из жопы растут, гвоздь в доме прибить не может».

– Хорошо, – сказал Семёнов. – Я согласен. Правда, на работу не вернусь, и не просите, а вот репетиторство продолжу. Пока ещё кому-то нужна литература и русский язык нужно трудиться.

– Это правда, – сказал довольный Кирилл.

– Спасибо отец, – подхватила Катя.

– Только как быть с книгами? – спросил Семёнов.

– На время ремонта я их вывезу к другу. – Кирилл умел убеждать. – Так что не волнуйтесь, будут в целости и сохранности.

– Я очень на это рассчитываю.

б

На время ремонта родственники расстались. Катя и Кирилл переехали жить на дачу, а Семёнов наотрез отказался. Возможно, не хотел становиться обузой. Да и жить на чужой даче, принадлежащей то ли родителям, то ли дальнему родственнику Кирилла, который перебрался жить заграницу, убеждённыйработать отец, естественно, не желал. К тому же дочь посылали на неделю в командировку, а без неё отец и зять отталкивались друг от друга, будто две элементарные частицы с отрицательным зарядом, не желающих найти точку соприкосновения. Семёнов согласился жить в съёмной квартире только за свой счёт, правда, попросив при этом Кирилла, как положено, оформить договор. Во-первых, она находилось в соседнем доме, и он, не меняя привычек, мог спокойно продолжать жить и репетиторствовать. Во-вторых, школа, где он когда-то учительствовал, так же находилась рядом. И, в-третьих, в этой квартире была библиотека редких книг, так что при выборе этот аргумент стал решающим.

Перебравшись в новуюквартиру, Семёнов дал объявление в газету, что заслуженный учитель в любое время за приемлемое вознаграждение предлагает частные уроки по русскому языку и литературе. Затем, обзвонив бывших сослуживцев и после нескольких дежурных цитат, сделал акцент, что он снова в теме.

«Если кому-то понадобиться русскийпусть обращаются».

Первый недоросльпожелавший подтянуть свой образовательный интеллект до уровня рядового института не заставил себя долго ждать и в сопровождении родителей прибыл к Семёнову на урок. Предстоящие два часа обещали быть бурными, так как родители сразу обозначили своё присутствие. Давая понять, что за зд орово живёшь, деньги платить не будут.

– Он такой застенчивый… – сказала мама.

Имея в виду то ли мелкого сына, то ли его родителя, у которого был потерянный вид.

– Мы вам не помешаем.

– У меня принцип, – сказал Семёнов. – Занятие провожу тет-а-тет, чтобы ученик не отвлекался.

– Скажите, вот после этих занятий он сможет сдать на отлично ЕГЭ? – мама смотрела на Семёнова так, будто он был неисправимым педофилом. – Мы так хотим, чтобы наш мальчик учился на бюджетном месте.

– Да. – Чувствуя неприязнь, отрезал Семёнов. – Поступит, если вы мне позволите начать.

Когда прозвенел звонок, Семёнов раскладывал книги.

– Кто это? – на мамином лице застыл испуг. – А-а-а…

– Извините, – сказал Семёнов, направляясь в коридор.

Входная дверь оказалась приоткрыта, и в узком проёме маячило чьё-то лицо, причём хозяин головы, словно упражнялся в дальнозоркости, выпячивая в щель то правый, то левый глаз. Хотя Семёнов и держался от субъекта на почтительном расстоянии, до него долетел неприятный выхлоп перегара.

– Это я открыл дверь на минутку… – сказал субъект. – Подумал, что вас нет дома. А когда услышал голоса, передумал и позвонил.

– Кто вы? А-а-а… – Семёнов ни сразу узнал хозяина квартиры, которого видел мельком при передаче ключей. – Что вам нужно. Я занят.

Хозяин ворвался в квартиру со словами:

– Уже ухожу…

И прямиком помчался в библиотеку, на ходу шурша полиэтиленовым пакетом. Возможно, Семёнов догадался, что цель визитёра получить средство на похмелье, поэтому, не раздумывая, двинулся следом. Так как комнаты были смежные, идти пришлось мимо терпеливо ждущего семейства, которые, словно испугавшись дикого зверя, замерли, как грызуны тушканчики.

В библиотеке хозяин квартиры действовал как робот–автомат, ни одного лишнего движения: открыл, схватил, положил. Только шуршание пакета привносило некоторый сумбур.

– Что вы делаете? – спросил Семёнов.

– Вы же русский человек, – сказал хозяин. – Должны всё понимать.

– Русский? Ничего не понимаю. – Семёнов рассматривал пакет, пытаясь понять, одна там книга или несколько. – Зачем вы взяли книгу?

– Хорошо, я скажу. Но только после того как мы познакомимся. – Хозяин шагнул к Семёнову на встречу и протянул руку. – Русских Михаил Адольфович.

– Семёнов Сергей Юрьевич.

– Очень приятно.

– М-м-м… мне… тоже… – Семёнов замялся, потому что знакомство ему было неприятно. – Так зачем вы взяли книгу?

– Если скажу, что читать, вы мне всё равно не поверите. – Русских потупил взгляд. – Да вы и так всё поняли. Мне стыдно. Поверьте, очень стыдно.

– Как можно пропивать такие книги? – Семёнов развел в стороны руки. – Вы варвар!

– Да я знаю. – Русских от досады махнул рукой. – Период варварства у меня кратковременный. Через неделю я снова буду в форме.

– Хороша компания!

В дверном проёме в угрожающей позе стояла мама недоросля.

– Заслуженные учителя России пропивают книги! Алкаши несчастные. Андрюша и Ваня, за мной! Мы уходим.

– Что? – вырвалось у опешившего Семёнова.

– Хорошая у меня фамилия, – сказал Русских. – Правда, отчество немного подкачало.

в

Со временем в отношениях учителя и хозяина квартиры зазвучали добрососедские нотки. Тем более возраст у обоих был почти одинаковый. Русских старался не надоедать, а приходил вовремя, после того, как урок кончался и очередной недоросльс багажом знаний, убирался восвояси. Затем Русских, проследовав в библиотеку, разыгрывал знакомую до боли мизансцену. Прятал книги в пакет. А Семёнов, как заинтересованный зритель, просил совершить действие в обратном порядке, обещая внести на поправку здоровья небольшую компенсацию. Тем более человек, мающийся запоем, обещал, что сегодня похмеляется в последний раз.

– Сергей Юрьевич, я сегодня поддаю и завязываю, – убеждал себя Русских. – А завтра приду, и ты увидишь, буду трезвый, как огурец.

– Михаил Адольфович, верю тебе, так как у меня нет выбора.

– Сергей Юрьевич, славно мы с тобой устроились. Я страдаю алкоголизмом, а ты трудоголизмом. И неизвестно кто больше вредит себе и окружающим?

– Что, что, что?

– Спасибо. Ты настоящий русский человек.

Следующий день у Семёнова начался, как обычно, по распорядку: первым делом зарядка, затем водные процедуры, далее двухчасовая прогулка в парке и в завершающей части перед репетиторством легкий завтрак. В приподнятом настроении Семёнов передал часть накопленных знаний застенчивой студентке, которая на его вопрос «всё понятно», вежливо кивала головой. Когда есть такое понимание, часы пролетают быстро. Проводив её, Семёнов машинально промурлыкал популярный мотив, и сильно этому удивился, потому что раньше за собой такой музыкальности не наблюдал.

«С минуты на минуту придёт Русских. Сдержит ли слово. – Семёнов пустился в рассуждения. – Если бы ни я многие бы книги исчезли. Книга не может исчезнуть просто так, она переходит от одного человека к другому».

В дверь несколько раз настойчиво позвонили, словно торопились донести важную новость.

– Вам кого? – рассматривая в глазок дамское лицо, спросил Семёнов.

– Вам письмо, – сказала дама.

– Бросьте в почтовый ящик.

– Не могу. Вам письмо от Адольфовича… тьфу… от Михаила Адольфовича… Срочное.

Семёнов открыл. Дама, бесцеремонно отстранив учителя, вошла, как к себе домой, заманчиво виляя бедрами. Она встала у окна под солнечные лучи; светлые волосы сверкнули позолотой. Лёгким движением, спустив пиджак, дама оголила плечи, оставшись в белой блузе без рукавов. На одном плече бросалась в глаза цветная татуировка в стиле непонятного авангарда.

– Жарко. – Дама повернулось к Семёнову. – Я так устала.

– Где же письмо? – спросил Семёнов.

– А-а-а, здесь в сумочке. – Дама достала письмо. – Вот.

И тихо добавила: – Там у двери стоит чемодан. Занесите, пожалуйста.

Семёнов прочёл.

«Сергей Юрьевич, я срочно уезжаю. Буду через месяц, не раньше. Письмоносец моя племянница Виолетта. Пусть поживёт у меня, то есть с вами в моей квартире. С уважением, Русских Михаил Адольфович».

Семёнов перевернул листок.

«И ни одного слово о выпивке. Он же обещал бросить и показаться во всей красе, трезвым, как огурец. Нет, писал не Русских. Тогда кто же?»

По спине Семёнова пробежал холодок, человеку, как и любому животному, знаком инстинкт самосохранения.

– Располагайтесь, – сказал Семёнов вполне спокойно. – А я за чемоданом.

Семёнов, как опытный криминалист осмотрел чемодан, приметил приклеенную багажную бирку и без особых проблем занесгруз в комнату, так как он был на колёсиках. Виолетта сидела в кресле в свободной позе, разрез у блузы, будто специально оттопырился, обнажив женскую прелесть.

– Скажите, а почему Русских не зашёл проститься? – спросил Семёнов. – Он мне ничего не говорил, что собирается куда-то уезжать.

– Сестра из Мурома нежданно заболела, – Виолетта закурила дамскую сигарету. – Поэтому дядя помчался, сломя голову.

«А на записку времени хватило. Дядя. Хм. Ври дальше. Жив ли этот русский человек? Что же мне делать?» – Семёнов задумался.

– Хотите чаю? – спросил Семёнов.

– Хочу, – согласилась Виолетта.

г

Присутствие Виолетты нарушило сложившийся распорядок дня. Семёнов ходил мрачнее тучи в предчувствии чего-то нехорошего, постоянно себя накручивая. Нужно было совершить поступок для спасения товарища. А он ходил по квартире туда-сюда и не знал, что же делать. А ларчик открывался просто! В отсутствии Виолетты Семёнов вскрыл её чемодан и нашёл два паспорта, один на имя Елены Приходько из города Мурома, другой на имя Еркежан Худыбердыевой из Казахстана. Наступили бессонные ночи, от которых болела голова, и ныло в пояснице. Семёнов стал срываться по пустякам. Однажды, проводя занятие, он не сдержался и накричал на невнимательного юношу. А когда вернулась Виолетта. Семёнов, не сказав ни слова, незаметно удалился на улицу.

Он шёл, надеясь на его Величество случай.

На лавочке сидел человек с книгой. Проходя мимо, Семёнов почувствовал тяжесть в ногах и присел рядом. Обратив вначале внимание на книгу, чтобы понимать, на каком уровне беседовать, если общение всё же состоится. Но между читателем и книгой связь напрочь отсутствовала, потому что глаза его были закрыты. Возможно, название романа использовалось читателемкак указатель его состоятельности.

«Извините я идиот, поэтому не трогайте меня и проходите мимо».

Попутный ветер принёс Семёнову неприятный запах, который по все видимости, носил на себе любитель «Идиота». Семёнов оценил его пиджак с чужого плеча, сальные брюки, словно вырезанные из фольги, разнокалиберные ботинки, одетые на босу ногу, что касается рубашки, то она, как и читатель была не первой свежести.

– Могу я посмотреть книгу? – спросил Семёнов.

– Да, – сказал читатель и открыл глаза, которые хитро блестели.

Семёнова передёрнуло. Это был его «Идиот».

– Где вы взяли эту книгу?! – прикрикнул на читателя Семёнов.

– В библиотеке, – спокойно ответил читатель. – Где же ещё.

– Прекратите пороть чепуху! – возмутился Семёнов. – У вас наверно и паспорта-то нет?

– Нет. – Читатель говорил с чувством собственного достоинства. – У меня ничего нет. Кроме книг. Люди выбрасывают книги на свалку, а их собираю. Если бы вы видели мою библиотеку в чистом поле, уходящую за горизонт.

– Но Кирилл не мог выбросить книги. Вы врёте. – Семёнов с надеждой смотрел на читателя, рассчитывая, что тот признается во лжи. – Он мне обещал. Я вам не верю.

– Сергей Юрьевич, вы же русский человек должны мне верить.

– Что вы сказали?! Я прошу вас, повторите…

– Хорошо. Только вы должны пойти со мной.

д

Они шли по узкой тропинке вдоль железнодорожной насыпи. Читатель молчал: то ли собирался с мыслями, то ли не хотел говорить в пустоту, потому что Семёнов плёлся сзади. Навстречу, стуча колёсами, пролетела электричка.

«Возможно, и там какой-то пассажир, так же как и я ждёт истинного рассказа», – подумал Семёнов.

Тропинка сделалась шире, как раз для двоих, будто здесь вечерами гуляли влюблённые пары. Семёнов пошёл с читателем вровень.

– Когда-то у меня было всё. Работа, машина, квартира… – словно споткнувшись, читатель замолчал, затем тихо добавил: – Жена…

Семёнов чувствовал, что читатель каждое слово произносит с болью.

– Прошу вас говорите.

– Я влюбился в девушку с цветной татуировкой на плече. И потерял всё…

Семёнов не заметил, как очутился в водовороте людей. В душе копилась радость, и, вытесняя страх, она толкала его мимо фанерных построек пахнущих едой, указывая единственный путь в лабиринте возбуждённой толпы, правда, с доброжелательными лицами. Одно лицо ему улыбалось.

– Живой! – кричал Семёнов, обнимая Русских. –  Старик, куда же ты пропал? Обещал покончить с выпивкой, а сам…

– Сам ты старик, – обиделся Русских. – Я моложе тебя на три месяца. Хотя ты прав на все сто. Но я там пил не по своей вине, в меня вливали дешёвую водку. Сволочи, привязали к батарее. Насильно выбивали подпись. Если бы не бомжи… Кх-кх… Если бы не эти русские люди. Мне крышка…

– Приведите этого Кирилла. – Скомандовал читатель, оказавшийся рядом с друзьями.

– Как! – Семёнов побледнел. – Это всё сделал Кирилл?!! Муж моей дочери!

– Да. – Взгляд читателя стал мраморным. – Он и от вас хотел избавиться.