Текст книги "Сто лет криминалистики"

Автор книги: Юрген Торвальд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 41 страниц)

Одним из его нововведений была также организация надзора за уголовниками. По примеру Масе он с большим размахом начал коллекционирование фотографий преступников, собирал их в альбомы и трижды в неделю посылал тридцать детективов в тюрьму Холлоуэй, чтобы проверить, нет ли среди вновь поступивших знакомых лиц. Постепенно дело пошло успешнее. Как презрительно в Англии относились к Скотланд-ярду, видно из такого случая. Когда суперинтендент Вильямсон спросил одного незнакомца, который был очень похож на сотрудника Скотланд-ярда, вышедшего на пенсию: «Мы не знакомы? Вы у нас не работали?», то получил ответ: «Нет. Слава богу, так низко я еще не опустился…»

В 1884 году на пост начальника отдела криминалистического расследования был назначен новый человек, Джеймс Монро, долго работавший в Индии в британской полиции. Ему также довелось познать шаткие позиции Скотланд-ярда.

С 6 августа по 9 ноября 1888 года преступления неизвестного убийцы потрясли английскую общественность. Убийства происходили между одиннадцатью часами ночи и четырьмя часами утра в районах Уайтчэпл, Спайтлфилд и Стэпни. Все убитые были проститутками. За жестокость, с которой совершались преступления, убийцу прозвали Джек Потрошитель. Преступления прекратились так же неожиданно, как и начались, и остались нераскрытыми.

Конечно, возмущение лондонской общественности было закономерным. Но разве возмущение не должно было быть направлено на саму общественность? Разве убийства Джека Потрошителя не показали общественности с самой страшной стороны, куда ведет упорная неприкосновенность личных свобод (среди них, в частности, бесконтрольная свобода перемещения любого человека и право называться любым именем)? Разве парижские газеты не были правы, когда они с национальной гордостью иронизировали, что, мол, в Париже Джек Потрошитель не смог бы неделями совершать убийства?

Во всяком случае, над Лондоном витала тень Потрошителя, когда Гальтон работал в своей лаборатории над тысячами отпечатков пальцев. В 1892 году была издана его книга «Отпечатки пальцев». И несмотря на большой авторитет Гальтона, понадобился целый год, чтобы министерство внутренних дел обратило на нее внимание. Но и в 1893 году было еще не поздно, взяв на вооружение систему отпечатков пальцев, начать решительный бой с преступностью.

10. Бертильонаж или дактилоскопия?!

Со времени своего посещения Альфонса Бертильона в 1887 году Эдмунд Р. Спирмэн не переставал письменно и лично обращать внимание министра внутренних дел на бертильонаж. Он нашел себе союзника в лице честолюбивого вице-президента лондонского Антропологического института доктора И. Гарсона.

Борьба за бертильонаж стала для Спирмэна своего рода идеей-фикс. Он глубоко изучил методы идентификации, которыми пользовались в Скотланд-ярде, и описал их министерству в самых мрачных тонах.

Списки рецидивистов и освобожденных заключенных, которые министерство внутренних дел составляло в конце каждого года, попадали в руки полиции лишь спустя девять месяцев. К этому времени события их намного опережали. Описания внешности были так же поверхностны, как когда-то во Франции. Особые приметы упоминались очень редко. Приблизительно так: «Татуировка на левом безымянном пальце». В те времена эта примета могла относиться к сотням людей, так как такая татуировка была очень распространена. Альбомы с фотографиями преступников в Скотланд-ярде постигла та же судьба, что и французскую картотеку преступников. В альбомах Скотланд-ярда насчитывалось около 115 000 фотографий. Предпринималось все, чтобы упорядочить их, но хаоса было ничуть не меньше, чем в Париже. Сотрудники отдела надзора за преступниками в Скотланд-ярде днями рылись в картотеке, чтобы найти карточку одного преступника. Не лучше обстояло дело с аппаратом идентификации в тюрьмах. Три раза в неделю 30 сотрудников встречались в тюрьме Холлоуэй для опознания заключенных. За одно посещение тюрьмы они идентифицировали в среднем около четырех заключенных. На каждую такую идентификацию уходило 90 рабочих часов, причем нередко опознания оказывались впоследствии ошибочными.

Книга Гальтона «Отпечатки пальцев» уже вышла в свет, когда весной 1893 года Спирмэну удалось уговорить двух руководящих работников министерства внутренних дел Чарлза Рассела и Ричарда Вебстера, которые с официальным визитом направлялись в Париж, посетить Бертильона. В Париже оба были торжественно приняты в «царстве» Бертильона, и, восторженные, вскоре они возвратились в Лондон. Вебстер сделал несколько позже заявление, что он видел самую лучшую систему идентификации, какую только можно себе представить. Теперь Рассел и Вебстер также требовали от исполнявшего обязанности министра внутренних дел Эскита ввести в Англии бертильонаж. Эскит уже собирался так и поступить, но произошел один из тех случаев, которые иногда кажутся самой судьбой. Член «Ройял сосайэти» лично вручил Эскиту книгу Гальтона. Эскит, ознакомившись с ней, отложил введение бертильонажа и назначил комиссию, которой предстояло изучить как бертильонаж, так и систему отпечатков пальцев и решить, какую из систем следует ввести в Англии.

В октябре 1893 года комиссия приступила к работе. Она состояла из Чарлза Эдварда Трупа, сотрудника министерства внутренних дел, майора Артура Гриффита и Мелвилла Макнэттна. Гриффит был инспектором британских тюрем и, кроме того, известным писателем, который в то время работал над двухтомным произведением «Тайны полиции и преступлений». Макнэттн представлял Скотланд-ярд. В мрачные времена, вскоре после убийств Потрошителя он занял пост шеф-констебля уголовного розыска. Для постоянного напоминания об этих временах в его письменном столе лежали жуткие фотографии убитых женщин. Холеный человечек маленького роста, распространявший вокруг себя «атмосферу жизни индийского плантатора» и получивший позднее прозвище «добрый старый Мак», стоял на рубеже старого и нового Скотланд-ярда. Он сменил на посту шеф-констебля уголовного розыска Вильямсона, который встретил его словами разочарованного человека: «Мой милый, вы пришли в сумасшедший дом. Если вы исполняете свой долг, вас ругают, если не исполняете, то все равно ругают».

Макнэттн знал еще детективов-ветеранов, которые, как суперинтендент Шор, не умели правильно писать. Он также познал выражение: «Лучшими детективами являются случай и удача». Макнэттн был склонен к консерватизму, но из Индии он вернулся с достаточно широким кругозором и понимал, что криминальная полиция не может пройти мимо новых достижений науки.

Члены комиссии Трупа сначала отправились в лабораторию при музее Саут-Кенсингтон, чтобы ознакомиться с методом отпечатков пальцев. Простота идентификации при помощи отпечатков пальцев была столь поразительной, что комиссия не раз еще повторила свое посещение.

Однако введение этого метода в практику вызывало затруднения. После выхода в свет книги «Отпечатки пальцев» неутомимый Гальтон понял, что он слишком рано праздновал победу своего метода регистрации, так как его система обнаружила несколько существенных недостатков. Если бы четыре основные группы рисунков отпечатков пальцев (без треугольника, треугольник слева, треугольник справа и несколько треугольников, или, как Гальтон их еще называл: дуги, петли слева и справа, а также завихрения) встречались в равных количествах, то можно было бы легко распределить 100 000 карточек с десятью отпечатками пальцев в каждой так, чтобы найти любую из них без особого труда. Но подобной равномерности, к сожалению, не наблюдалось. Дуги встречались значительно реже, чем все остальные рисунки. Наблюдалась тенденция, когда один и тот же тип отпечатка повторялся на определенных пальцах. Когда Гальтон распределил 2645 карточек, то выяснилось, что в один из ящиков картотеки попали 164 карточки, в то время как в других ящиках было всего по одной-единственной карточке. Это приводило к такому скоплению карточек в некоторых ящиках, что быстро найти нужную среди них было невозможно.

Когда комиссия появилась в лаборатории Гальтона, он как раз работал над усовершенствованием своей системы регистрации. Ему казалось, что он нашел правильный путь, но цели еще не достиг. Гриффит требовал от него установления срока, к которому система регистрации будет завершена. Но Гальтон не мог этого сделать. Может быть, ему потребуется год, а может быть, два или три. Комиссия попала в «мучительную ситуацию». Она видела перед собой исключительно простой метод идентификации, от использования которого приходилось отказываться только из-за того, что еще не продумана система регистрации. Значит, отдать предпочтение бертильонажу – методу более сложному, чтобы спустя некоторое время узнать, что Гальтон все же решил проблему классификации?

Когда Труп, Гриффит и Макнэттн отправились в Париж, их не покидала мысль о методе отпечатков пальцев.

В столице Франции они попали в атмосферу триумфа французской полиции. Пост префекта полиции занял новый человек, Луи Лепин, маленький, темпераментный, всегда жестикулирующий. Ему было суждено стать самым популярным префектом Парижа. Лепин получил прозвище Префект улицы, потому что всегда находился среди людей. Всех своих служащих он подбирал сам. Полицейские в форме были у него видными и высокими. Для криминальной же полиции подходили лишь те, чья внешность совершенно не бросалась в глаза. Кто был выше среднего роста, с рыжими волосами, большим животом или шрамом на лице, не подходил для работы в криминальной полиции. Лепин любил Бертильона не больше своих предшественников, но, понимая, какую роль играет Бертильон для славы парижской полиции, широко пропагандировал его метод идентификации. Восхваляя гениальность Бертильона, он выступал перед англичанами с программой, которая продемонстрировала службу идентификации в самом выгодном свете.

Так же обстояло дело и при Гороне, следующем шефе Сюртэ. Выходец из Бретани, Горон стал легендарной личностью. Маленький, полный, короткорукий, с напомаженными усами и в пенсне, он производил едва ли более приятное впечатление, чем Бертильон. Преследование преступников было его страстью. Никто точно не знал, в какой мере он пользуется традиционными средствами работы шпиков. Во всяком случае, у него было много сыщиков, которым выдавались документы лиц, имевших ранее судимость, и которые под видом всевозможных преступников проникали в их притоны, снабжая Горона ценной информацией. Вместе с осужденными они попадали в разные тюрьмы, подслушивали, «умирали» и продолжали свою «работу» уже в других местах с другими документами и под другими именами. При допросах Горон использовал попеременно темные камеры, голод и вкусную пищу, обещал заключенным женщин, если они все расскажут. Это называлось «Харчевней монсеньера Горона». И ему действительно удалось ликвидировать целые банды, которые, обитая в старых крепостных сооружениях и в лачугах по берегам Сены, терроризировали Париж. Будучи таким же хорошим пропагандистом, как и Лепин, Горон умел заставить прессу работать на себя. Он был достаточно умен, чтобы, как и Лепин, понимать значение бертильонажа, ценить международное внимание к Бертильону. Он тоже в самых ярких красках расписывал англичанам достижения Бертильона.

Бертильон вел себя самым лучшим образом. Сбросив мрачную замкнутость, он сопровождал англичан даже при их посещении тех районов Парижа, где проживали и укрывались преступники. Бертильон не успокоился, пока гости не выпили с ним грога, полагая, что доставит этим большое удовольствие гостям, а потом расплатился за это сильной мигренью. В своем «царстве» на чердаке префектуры Бертильон, как заметил Макнэттн, «никогда не уставал говорить о своих успехах, которыми он по праву гордился». Бертильон продемонстрировал англичанам такие вещи, о которых они еще не слышали, и среди них фотоаппарат на высоком штативе, с помощью которого можно было точно сфотографировать место преступления. Аппарат был снабжен метрической шкалой, которая переносилась на фотографию. По ней точно устанавливались размеры предметов я расстояния до отдельных деталей места преступления, например расстояние от трупа убитого до двери, стены и т. д. Не нужно было больше делать трудоемких зарисовок места преступления.

Бертильон показал помещение, оборудованное им для фотографирования и физических экспериментов. И лишь потом как наивысшее достижение продемонстрировал бертильонаж.

Ввели заключенных. Гриффит и Макнэттн получили измерительные инструменты. Бертильону удалось убедить гостей, что его система в самом деле означала колоссальный шаг вперед по сравнению со старыми методами идентификации. Но, несмотря на все его старания, он не разубедил практически мыслящих англичан в том, что его метод довольно трудоемкий. Они боялись не только трудоемкости, но и ошибок при обмеривании, когда эта работа будет протекать вне контроля такого педантичного энтузиаста своего дела, каким был Бертильон. Меньше всего на них произвел впечатление «устный портрет». Они считали его слишком сложной словесной конструкцией, с которой будет трудно справиться среднему полицейскому.

Последовавшие затем заседания комиссии Трупа, которые длились до февраля 1894 года, проходили под знаком прямо-таки неразрешимой дилеммы. Спирмэн и доктор Гарсон использовали все свое влияние, добиваясь введения в Лондоне бертильонажа, а также «устного портрета». Оба выступали такими ярыми сторонниками антропометрии, что не видели преимуществ, которые давала система отпечатков пальцев. В представленном комиссией 19 февраля 1894 года министру внутренних дел обширном документе с рекомендациями отразились разногласия членов комиссии. Комиссия искала выход в компромиссе и предлагала в Скотланд-ярде ввести метод Бертильона, но в форме, облегчающей его применение, а именно регистрировать 5 вместо 11 принятых измерений, а от «устного портрета» совсем отказаться. Вместо него комиссия предложила ставить на каждую карточку отпечатки десяти пальцев заключенных. Регистрацию карточек следовало проводить по методу Бертильона, так как не было возможности классифицировать их по отпечаткам пальцев. Британское министерство внутренних дел присоединилось к мнению комиссии в июле 1895 года, и инспектор детективов Стэдман, а также детективы сержанты Коллинз и Хант получили задание создать в Скотланд-ярде картотеку по методу Бертильона с отпечатками пальцев.

Спирмэн активно протестовал. Раз бертильонаж, при котором точность каждого отдельного измерения так же важна, как совокупность всех измерений, оказался урезанным на шесть важных измерений, то шанс его успеха значительно снизился, если вообще не сводился на нет. Отпечатки пальцев казались ему бессмысленной затеей.

Ожесточившись, он поехал в Париж, чтобы сообщить об этом Бертильону. Во французской столице Спирмэн попал в обстановку, во многом изменившуюся. Тот факт, что англичане искалечили бертильонаж, задел Бертильона за живое и вызвал у него раздражение. Но в это время произошли события, отодвинувшие неприятности с англичанами на второй план. Спирмэн встретил в Париже специалистов по вопросам полиции со всех концов Европы, ожидавших приема у Бертильона для ознакомления с его системой. Здесь были ученые – от доктора Бехтерева из Санкт-Петербурга и Сергея Краснова из Москвы до доктора Штокиса из Льежа и шефа службы идентификации берлинской криминальной полиции фон Гюллесема.

Парижский Дворец юстиции

Пока в Лондоне шли споры, Париж и чердак Дворца юстиции превратились, как выразился один современник, в «Мекку полицейской администрации». Система Бертильона победным маршем шествовала по континентальной Европе. Шефы полиции европейских стран, сознавая несовершенство своих систем идентификации, отправлялись к Бертильону, не имея никакого представления с дактилоскопии. В 1896 году доктор Штокис и доктор Делавалье создали в Бельгии частное бюро идентификации, которое работало по системе Бертильона. Испания оборудовала в своих тюрьмах антропометрические кабинеты. В Италии первый такой кабинет создал профессор Диблазио в Неаполе. Профессор Оттоленги, судебный медик в Сиене, ставший одним из первых крупных криминалистов в Италии, преподавал методы Бертильона. Он был таким страстным приверженцем «устного портрета», что одно время регистрировал даже «произвольные и непроизвольные формы движения» заключенных, а также «психические приметы», как, например, «память». Для установления таких примет он предлагал сложные аппараты – динамометры и пластисмографы. Бертильонаж ввели также в Португалии, Дании и Голландии. В 1896 году антропометрию начали вводить в городах и землях Германской империи: шеф дрезденской криминальной полиции, член правительственного совета Кёттинг оборудовал в столице Саксонии антропометрическое бюро, чем выделил свое имя на довольно бесцветной картине, какую представляла собой разрозненная криминальная полиция Германии тех лет. Прошло три четверти века с тех пор, как в Берлине, столице самой крупной немецкой земли Пруссии, из малополезной группы ночных сторожей и служащих полиции была создана унифицированная полиция.

В 1822 году в Берлине расследованием преступлении занимались три полицейских в гражданском платье. С тех пор, однако, в Германии не появились ни Сюртэ, ни Скотланд-ярд, ни какая-либо криминальная полиция, с именем которой были бы связаны слава или легенды. Это произошло не только из-за отсутствия идей и рассудительности у прусского чиновничества. Кто из немецких криминалистов написал бы мемуары, подобные мемуарам Масе, или сделался бы героем сенсационных уголовных приключений, как Горон! Это зависело также от того, что в Германии тех лет не было почти ни одного писателя, который выбрал бы темой своих произведений появление детективов, как это сделали англичане Чарлз Диккенс, Уилки Коллинз и позднее Конан Дойль или француз Эмиль Габорио.

«Молькенмаркт» – этот древний, мрачный угловатый комплекс зданий, в котором до 1891 года помещался берлинский полицейпрезидиум, и его новое здание на Александерплатц не вдохновляли фантазию. Это относилось и к Четвертому отделу, который с 1854 года приблизительно соответствовал Сюртэ или лондонской криминальной полиции. Не лучше обстояло дело и в других немецких землях.

Полицей-президиум на Александрплатц – с 1885 по 1945 год резиденция криминальной полиции в Берлине

Когда советник Кёттинг ввел в Дрездене бертильонаж, он не знал, как, впрочем, и все другие шефы немецких криминальных полиций, что уже восемь лет назад, в 1888 году, один берлинский ветеринар, доктор Вильгельм Эбер, подал в прусское министерство внутренних дел докладную записку, которой суждено было стать интереснейшим документом в истории дактилоскопии. Если бы к этой докладной записке отнеслись с большим вниманием, то на долю прусской полиции, может быть, выпала бы роль участника создания дактилоскопии. Эбер почти так же, как доктор Фулдс, открыл криминалистические возможности отпечатков пальцев на месте преступления. Благодаря отпечаткам окровавленных рук, которые оставляли на полотенцах мясники и ветеринары берлинской бойни, Эбер обратил внимание на папиллярные образования на руках и пальцах. Многочисленными опытами он также установил, что рисунок их различен. Через некоторое время по отпечатку на полотенце Эбер уже мог установить, кто им пользовался. Он, как и Фулдс, пришел к выводу, что по отпечаткам рук и пальцев, оставленным на месте преступления, можно было бы уличать преступников. К своей докладной записке в министерство внутренних дел он приложил ящичек с принадлежностями для снятия отпечатков пальцев рук, заметив при этом, что он получал предметы, которых касались неизвестные ему люди, и по отпечаткам на них мог определить этих людей. С помощью паров йода, добавлял он, можно сохранить отпечаток руки, в котором отчетливо видны папиллярные линии.

8 июня 1888 года президент берлинской полиции фон Рихтхофен возвратил докладную записку Эберу и сухо заметил: «Насколько компетентные служащие помнят, никогда еще не удавалось реконструировать отпечатки руки по следам на дверных ручках, стаканах и других подходящих для этого предметах». И когда Саксония первой из германских государств ввела бертильонаж, предложения Эбера были забыты.

Советник Кёттинг пытался пригласить в Дрезден полицейских президентов всех германских земель, чтобы заинтересовать их методом Бертильона. Он боролся за проведение Всеобщей конференции немецкой полиции, но его усилия пропали даром из-за местнических интересов земель и их полицейских учреждений. Между тем шеф гамбургской криминальной полиции Рошер ввел антропометрию, за ним последовал Берлин. В 1897 году собралась наконец конференция немецкой полиции. К радости Кёттинга, она приняла решение о введении бертильонажа во всех немецких землях и о создании в Берлине центральной картотеки. «Покорение всей Германии» явилось для Бертильона одним из величайших его триумфов. Прошел еще год, и Австрия также «покорилась» (как говорили в Париже) бертильонажу.

Пятью годами раньше, в 1892 году, австриец Ганс Гросс выступал за введение антропометрии. Это был один из первых криминалистов Австрии. Ганс Гросс родился в Граце в 1847 году. Еще студентом он понял все несовершенство методов идентификации прежде всего сельской криминальной полиции, служащие которой, бывшие унтер-офицеры, исполняли свои обязанности, полагаясь на доносы сыщиков, и старыми утвердившимися методами добивались признаний от обвиняемых. И когда после 1869 года Гросс стал работать следователем в промышленном районе Верхнего Штайермарка, знакомство с деятельностью криминальной полиции привело его в ужас. Если вообще велась какая-нибудь работа по расследованию преступлений, то только следователями. Гросс же, хотя и изучал законодательство в университете, о криминалистике не получил ни малейшего представления. Зато он в противоположность другим следователям тех лет обладал даром воображения. Гросс чувствовал, как необходимо создать для криминалистики новый моральный и прежде всего научно-технический фундамент. При этом он, будучи юристом, не имел специальных знаний в области чистого или прикладного естествознания. Но, увлеченно изучая все имевшиеся в его распоряжении журналы и книги, он пришел к выводу, что едва ли есть такое техническое или естественнонаучное достижение, которое не могло бы способствовать раскрытию преступлений. Гросс занимался основами химии и физики, фотографией и микроскопией, ботаникой и зоологией и через 20 лет упорного труда написал книгу «Опыт следователя», которая стала первым учебником по научной криминалистике и сделала имя Гросса известным во всем мире. Он называл ее «настольной книгой следователя». В 1888 году Гросс впервые узнал о бертильонаже. Само собой разумеется, он тотчас приступил к обмериванию. И в первом издании своего учебника 1892 года он решительно выступил за введение антропометрии в Австрии.

Когда министр внутренних дел Австрии 3 апреля 1893 года распорядился о создании в Вене антропометрического бюро, он был убежден, что обеспечил свою страну новейшим техническим достижением в области полицейской службы. Он, так же как и министры внутренних дел и шефы полиции других европейских государств, не мог предполагать, что за тысячи километров от Европы, в другом полушарии, тем временем происходили события, которым суждено было в корне подорвать это убеждение. Но кто в Европе думал в те времена о Южной Америке, кто думал о такой стране, как Аргентина, когда заходила речь об использовании достижений науки в работе полиции?