Текст книги "В поисках Нигера"

Автор книги: Юлия Зотова

Соавторы: Лев Куббель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

В самом начале службы Клаппертона на флоте его величества, в 1808 году, корабль, на котором он плыл и Индию (молодой человек давно мечтал попасть в эту страну), во время сильного шторма повстречал судно, терпящее бедствие. Требовалась немедленная помощь, и Хью вызвался участвовать в спасении утопающих. С корабля спустили шлюпку. Однако волны были такой силы, что легкая посудина недолго продержалась на воде. Лодка перевернулась. Все находившиеся в ней моряки утонули. Спаслись только двое – Клаппертон и его товарищ, которому Хью помогал держаться на воде, пока шторм немного не утих и с корабля не отправили другую шлюпку на их поиски.

В 1810–1812 годах Клаппертон плавает на корабле «Клоринда» вдоль берегов Индии, а в конце 1813 года возвращается в Англию. Вскоре его направляют в военно-морскую школу в Портсмуте. Окончив ее, Клаппертон добровольцем отправляется в Канаду (где шла война между Англией и США) для несения службы на Великих озерах. Зимой 1814 года во главе небольшого – отряда Клаппертон защищает блокгауз на озере Гурон. Во время одной из атак огнем с американской шхуны блокгауз был разрушен, Клаппертону с солдатами предстоял плен. Однако они предпочли другое. В разгар зимы, но льду, пересекли озеро Мичиган и, преодолев около шестидесяти миль, дошли до Йорка, столицы Верхней Канады, где находились английские войска. В этом переходе молодой офицер нес больного мальчика, в результате обморозился и потерял большой палец левой руки.

В 1817 году Клаппертон в чине лейтенанта возвратился в Англию и поселился в Эдинбурге. Спустя три года он познакомился с Аудни и немедленно согласился сопровождать того в глубь Африки, как только узнал о предполагаемом путешествии. 8 июля 1821 года лейтенант Клаппертон направляет официальное прошение министру колоний лорду Батерсту.

Ему было тогда тридцать три года. От природы очень сильный, атлетического сложения человек, он был к тому же хорошо закален в испытаниях, выпавших на его долю. Так он и писал министру, предлагая свои услуги: «Лейтенант Клаппертон обладает крепким здоровьем, которое уже подвергалось достаточной проверке и самых различных климатических условиях, и считает себя в состоянии оказать помощь в исследовании малоизвестных миру стран Африки». Предложение принимается.

Спустя некоторое время к экспедиции присоединился еще один член – Диксон Денэм, тоже пожелавший принять участие в изучении Африки. Этот тридцатилетний майор всю свою сознательную жизнь провоевал в составе британских войск за границей – в Португалии, Испании, Франции, Бельгии и, казалось, никогда не проявлял интереса ни к каким географическим экспедициям. Как утверждает биограф Денэма, внимание майора к исследованиям в Центральной Африке привлекла смерть Джозефа Ритчи (хотя он раньше не был таком с этим путешественником).

Используя свои связи (Денэму покровительствовал сам герцог Веллингтон, победитель при Ватерлоо), майор очень скоро, в июне 1821 года, добился зачисления в состав «миссии в Борну». Но человек самонадеянный и крайне честолюбивый, он жаждал большего – ему необходима была руководящая роль в затеянном предприятии. Этого ему тоже удалось достичь, разумеется, за счет двух других членов экспедиции.

В результате Аудни вместо исследования Борну предстояло остаться там в качестве вице-консула. Главой экспедиции назначался Денэм. Клаппертон должен был расстаться с Аудни и поступить в подчинение майора. Успешные хлопоты Денэма привели к многочисленным осложнениям и имели крайне нежелательные для хода всей экспедиции последствия.

Согласно полученной инструкции, основной целью «миссии в Борну» было установление торговых отношений в бассейне Нижнего Нигера. В связи с этим казначейство не поскупилось: на организацию экспедиции выделили крупную сумму – пять тысяч фунтов стерлингов. Ее участникам было назначено ежегодное содержание: Аудни – 600 фунтов, Денэмуи Клаппертону – соответственно 300 и 160.

Аудни получил от министерства иностранных дел специальные инструкции. Он должен был, как в свое время и Ритчи^[36], «по прибытии в Борну или другую резиденцию султана доставить ему подарки и вручить верительные грамоты, которые получит в Триполи». Затем Аудни следовало поселиться поближе к правительственным кварталам, чтобы, как подчеркивал министр, «использовать малейшую возможность для сбора информации о стране и ее соседях».

На Денэма возлагались исследовательские функции: «Главная задача Вашего путешествия – разведать страну к югу и востоку от Борну с целью нанесения на карту направления Нигера и определения его устья». Читая это предписание, посланное майору из министерства колоний 20 сентября 1821 года, трудно удержаться от предположения, что к нему приложил руку Барроу. В инструкции явно проглядывает его убеждение, что Нигер течет к Нилу, проходя через озеро Чад или огибая его с юга.

Путешественники отправились к Нигеру с северного побережья. В марте 1822 года, после четырехмесячного пребывания в Триполи, они вышли с караваном в Феццан. Состав экспедиции к этому времени увеличился: на Мальте был нанят корабельный плотник У. Хилмэн, а триполийский паша прислал переводчика Барка, который говорил по-арабски и по-итальянски.

Отношения между участниками экспедиции, напряженные с самого начала, с каждым днем все ухудшались. Между Денэмом, с одной стороны, и Клаппертоном и Аудни – с другой, начались ссоры, сопровождавшиеся взаимными оскорблениями. Как сообщал консул из Триполи, «в южной миссии возникла и разрастается вражда, главным образом из-за соперничества Аудни и Денэма…» Разногласия увеличиваются из-за различных параграфов в новых документах, в которых указывается, что миссия находится под непосредственным руководством Денэма, отмечал Уоррингтон. Как он полагал, примирение враждующих сторон было невозможно. Исходя из этих соображений, консул настоятельно советовал, чтобы Клаппертон был передан в подчинение своего друга и соотечественника Аудни.

Вскоре из Лондона действительно последовало указание, чтобы «Клаппертон находился исключительно в распоряжении Аудни». Несмотря на это, Денэм продолжал требовать от лейтенанта неукоснительного выполнения своих распоряжений. Диктаторская манера и надменность Денэма вызывали резкий отпор со стороны в общем-то довольно покладистого Клаппертона. Обстановка накалялась все больше: начались взаимные обвинения, в министерство колоний и консулу Уоррингтону посыпались жалобы Денэма, ответные объяснения, опровержения Аудни и Клаппертона^[37]. Так продолжалось в течение всего пути. При этом майор пытался всячески опорочить Клаппертона, сообщал о нем в министерство колоний заведомые сплетни, ничего общего нс имевшие с действительностью. Например, в письме от 20 февраля 1823 года он доносил, что лейтенант не умеет ладить с местными жителями, ведет себя с ними грубо и высокомерно, чем возбудил всеобщую нелюбовь. На самом же деле Клаппертон заслуженно пользовался уважением африканцев и имел среди них множество друзей.

С конца 1823 года Денэм и Клаппертон вообще перестали разговаривать друг с другом, обмениваясь только письмами, оскорбительный тон которых переходил псе мыслимые рамки приличия. Дошло до того, что лейтенант, у которого находились измерительные приборы, отказывался сообщать Денэму координаты экспедиции и другие научные данные, а последний, начиная с января 1822 года и до ноября 1823 года, утаивал депеши, в которых министр колоний категорически отвергал выдвигаемые против Клаппертона тяжкие и оскорбительные обвинения, неизменно подчеркивая свое полное доверие к лейтенанту и отсутствие малейших оснований для сомнений в его поведении.

В начале апреля 1822 года экспедиция прибыла в Мурзук. Вскоре выяснилось, что путешественникам предстоит длительное пребывание в этом городе, который уже стал могилой для нескольких их предшественников, как писал 4 мая Денэм лорду Батерсту, сетуя на задержку^[38].

Войско правителя Феццана, под охраной которого экспедиция намеревалась отправиться дальше, только что вернулось из похода на юг. Доблестное воинство захватило во время набега много рабов. Отправкой их на рынки Триполи и был занят бей Феццана, которому по этой причине было не до британской «миссии в Борну»– он наотрез отказался выделить отряд для сопровождения путешественников.

Вслед за направившимся в Триполи беем туда выехал и Денэм, чтобы потребовать у паши выполнения его обязательств перед миссией^[39].

Паша, конечно, обещал сделать все от него зависящее, но предупредил, что экспедиция сможет отправиться в Борну не ранее января 1823 года. Тогда Денэм пригрозил пожаловаться своему правительству и даже демонстративно отправился было в Марсель. Паша Юсуф, поняв, что не сможет «поднять плату за услуги», предоставил в конце концов сотню всадников и столько же пехотинцев для эскортирования экспедиции вплоть до Борну.

Наконец, после многих треволнений, 4 ноября 1822 года Аудни смог сообщить, что все готово и отъезд намечен на первый или второй день новолуния (15–16 ноября). Караван вместе с торговцами, путешественниками и их эскортом насчитывал около двухсот тридцати человек. Паша даже прислал нового переводчика Бу Халума, хорошо знакомого с районами, по которым экспедиции предстояло идти.

Путешествие было тяжелым. Стояла ужасающая жара, путников постоянно мучила жажда, а колодцев с водой попадалось крайне мало. Шли, по-видимому, той же дорогой, что и Хорнеман и Лайон. Последний, однако, исследовал район только на 100 километров к югу от Мурзука, а Хорнеман, как мы уже видели, вообще не давал о себе знать после того, как направился на юг от Феццана. Таким образом, «миссия в Борну» пустилась на поиски Нигера по сути дела по неизведанным землям.

Ни организаторы экспедиции в Лондоне, ни сами ее участники не знали точно, как и где искать эту реку. По предположениям Барроу (который считал, что Нигер – это Нил) она должна была находиться где-то на юго-востоке Борну. В инструкции Денэму так прямо и было сказано: «Нигер протекает через территорию Борну».

К счастью, путешественники не слишком строго следовали данным указаниям и вовсе не были так уверепы, как Барроу, относительно предполагаемого местонахождения реки. По пути безусловно следовало воспользоваться местной информацией, несмотря на ее противоречивость. На основании своих расспросов, сопоставляя десятки рассказов (то откровенно фантастических, то обманчиво правдоподобных), члены «миссии в Борну» старались как-то приблизиться к ответу на главный вопрос. В первую очередь исследователи считали необходимым хотя бы выяснить: в какой стороне течет Нигер?

Вскоре по прибытии в Мурзук Денэм сообщал лорду Батерсту в министерство колоний о разговоре, который у него состоялся с купцом из Гадамеса, много странствовавшим по Западной Африке. Тот рассказывал, будто плавание по «Нилу от Томбукту до Каира возможно только на небольших судах. Однако это очень непостоянный и небезопасный способ путешествия, так как в сухой сезон река совершенно мелеет». Другой купец, Мустафа бен Хаджи Осман из Феццана, побывавший несколько раз в Кацине, утверждал, что «видел Великую реку, которая находится в трех днях пути от этого города. По его словам, она течет… к Александрии», – пишет Денэм.

В свете таких рассказов казалось вполне вероятным, что Барроу прав в своих предположениях. Этой же точки зрения придерживался и консул Уоррингтон, который в письме от 3 сентября 1822 года уверял Аудни, что Нигер «проходит по территории Багирми, Дарфура, Сеннара и Донголы». Впрочем, консул был не так уж тверд в своих взглядах: несколькими месяцами раньше в письме к Батерсту от 22 октября 1821 года он высказал несколько дельных соображений относительно направления течения реки, правда при этом он доказывал, что она «должна оканчивать свой путь и Конго».

Как бы там ни было, а большинство полученных сведений поддерживало у путешественников надежду обнаружить Нигер где-то в Борну, куда они и направились. 4 февраля экспедиция достигла озера Чад. На юге перед ней лежало Борну, на юго-западе – «Хауса», две самые процветающие «империи» Западного и Центрального Судана. Эти страны славились своими богатствами и высокоразвитой культурой.

Населявшие их народы, особенно хауса и канури, имели репутацию наиболее дружелюбно настроенных к чужестранцам. Еще в середине XIV века Ибн Баттута восхвалял их любовь к справедливости, закону и порядку. «Здесь царит полная безопасность, – писал он, – странники и жители могут не опасаться грабежа или насилия». Спустя полтора столетия Лев Африканский в своем «Описании Африки» также нашел нужным обратить внимание читателей на то, что «чернокожее население Западного Судана – самое дружелюбное к чужестранцам» из всех соседних народов. Такое же гостеприимство было оказано в странах хауса и канури «миссии в Борну», причем со стороны не только населения, но и правителей.

По счастливой случайности Денэм, Аудни и Клаппертон, как когда-то автор «Описания», прибыли в Западный Судан в период больших исторических событий, приведших к значительным политическим и социальным переменам.

Если Лев Африканский посетил Западную Африку вскоре после создания великим аскией Мухаммедом I обширной сонгайской державы, то английские путешественники оказались там спустя всего несколько лет после того, как Осман дан Фодио заложил основу еще одной державы народа фульбе на огромном пространстве от Нигера до озера Чад, в нынешней Северной Нигерии.

Уже с XIV века фульбе постепенно проникали с запада на земли, населенные хауса. Некоторое время скотоводы-фульбе мирно жили среди хауса, занимавшихся земледелием. Затем отдельные племена фульбе стали оседать в городах (так называемые фульбе сиире или – на хауса – филанен гида — «городские фульбе») и даже смешиваться с хауса. Прошло еще почти пять веков, прежде чем среди этих городских фульбе в Гобире, одном из наиболее сильных тогда государств хауса, появился мусульманский проповедник Осман дан Фолио, провозгласивший джихад – священную войну мусульман против «неверных»^[40].

Мирное сосуществование фульбе и хауса на Нижнем Нигере было нарушено. В течение десяти лет, с 1805 по 1815 год, длились войны, в ходе которых последователи Османа, создавшие значительное войско, одер-кали верх над большинством государств хауса, нупе, джукун и других народов. Уже в 1808 году дан Фодио стал главой обширного фульбского государства, основанного на севере Нижнего Нигера.

В период борьбы против фульбе хауса получали помощь от своих восточных соседей – канури, объединенных в государстве Борну (которое было основано в конце XV века к юго-востоку от озера Чад). Однако фульбе, еще и раньше проникавшие в Борну, теперь активизировались и там. К 1808 году они выросли в грозную силу. Их отряды успешно атаковали, захватили и разграбили столицу Борну – Бирни Нгазаргамо. Правитель и его сторонники бежали к озеру Чад. И лишь неожиданная помощь вождя народа канембу, занимавшего территории Борну (к северу и северо-востоку от Чада), спасла государство от окончательного разгрома.

В 1811–1812 годах новые силы фульбе обрушились на столицу Борну. И вновь канури получили поддержку того же вождя канембу – шейха Мухаммеда ал-Амин ал-Канеми, который объединил все разрозненные отряды армии Борну и сумел отразить атаки врага.

Шейх ал-Канеми

Роль, которую сыграл шейх ал-Канеми (под этим именем он был известен среди местных народов) в борьбе Борну против фульбе, привела к важным внутренним переменам в государстве. Англичане с любопытством наблюдали за тем, как традиционный правитель (май) Борну буквально на глазах терял контроль над страной. Фактическая власть перешла в руки шейха ал-Канеми, хотя он и отказался занять место главы государства.

Маи из старой династии Лефиами сохранил не только царский титул, но и видимость королевского величия. Он содержал многочисленный штат придворных в своем дворце в Бирни Нгазаргамо. При его дворе «миссии в Борну» был устроен пышный прием. Однако путешественники быстро разгадали расстановку сил и истинное положение дел. «Здесь все было лишь видимостью былого блеска и величия, – записывает Денэм после посещения дворца 3 марта 1823 года, – ничто не являлось отражением действительной значимости и могущества, которые одни могли бы оправдать всю эту помпезность. Правитель был оставлен у власти с согласия шейха, который, дабы сделать свое правление более популярным, разрешил май развлекаться всеми теми нелепыми старинными религиозными обрядами, которым с древнейших времен должны были следовать негритянские государи».

В том, что главенствующая позиция в политической, административной и военной жизни Борну безусловно принадлежала ал-Канеми, путешественники неоднократно имели возможность убедиться на протяжении того довольно долгого времени, которое они провели в этом государстве. Для себя и своих сторонников шейх выстроил в 1814 году новую резиденцию в Куке^[41]. Этот город по сути дела и стал столицей Борну. Здесь был сосредоточен не только весь управленческий аппарат, но и вооруженные силы, главная опора шейха.

Еще при встрече, устроенной европейцам, они могли убедиться, что в войсках царят твердая дисциплина и строгий порядок. В честь прибытия миссии в двух милях от Куки состоялся военный парад. Пятитысячный отряд конницы был выстроен в одну линию, которая «протянулась направо и налево так далеко, насколько позволяли видеть глаза, – рассказывает Денэм. – Отряды стояли совершенно спокойно, без шума и замешательства. Несколько всадников, двигавшихся вдоль линии фронта и отдававших приказания, были единственными, кто находился вне строя. При появлении арабов^[42] раздался пронзительный крик, который как бы повис в воздухе. Ему вторил высокий, звонкий звук музыкальных инструментов». «Барка, барка, да благословит вас Аллах, верные сыны своей страны», – неслось вдоль шеренги. Затем ряды незаметно сомкнулись. Начались приветствия, поздравления с благополучным прибытием.

Да, воины шейха действительно «представляли впечатляющую картину, – отмечал Аудни в письме к Уоррингтону 1 апреля 1823 года. – Многие были вооружены и облачены в стальные кольчуги. Когда мы при были в город и направились во дворец шейха, вооруженные всадники выстроились по обеим сторонам улицы, а у дверей было полным-полно стражи». «Ал-Канеми может в настоящее время выставить армию в пятьдесят тысяч солдат, большинство из них – на конях. И если все они так же вышколены, как те, которые нас встречали, – резюмировал Денэм в письме к своему брату 12 марта 1823 года, – то это, несомненно, весьма значительная сила».

Номинально шейх ал-Канеми ограничился должностью главного судьи государства. Но, занимая этот пост, он смог осуществить реформу всего административного аппарата. Многие древние титулы и должности потеряли при нем свое прежнее значение и были ликвидированы, а функции их обладателей перешли к сторонникам шейха. Например, вместо титула кайгама, который жаловался командирам отрядов во время походов, ал-Канеми ввел чин качелла, раньше дававшийся лишь рабам-оруженосцам. Теперь же качелла стали могущественными предводителями хорошо обученных полков, сформированных из приверженцев ал-Канеми. Среди них особенным расположением шейха, как отмечал Денэм, пользовался Барка Гана, возглавлявший походы против восточных соседей Борну.

Аудиенция у султана Борну

К членам экспедиции ал-Канеми проявил благосклонное и даже, как подчеркнул Аудни, «отеческое отношение», которое оставалось неизменным в течение всего пребывания миссии в Борну. Шейх снабжал их пищей, деньгами (если англичане в них нуждались), делал им различные подношения. Во время довольно частых посещений дворца обсуждались самые различные проблемы – от колониальной политики Великобритании и позиции англичан в Индии до различий между религиозными учениями. Неизменным успехом пользовались военные сюжеты. Шейх «никогда не уставал задавать вопросы об осадах и особенно о приводившем его в восторг порохе», – отмечал Денэм в письме Уоррингтону 4 апреля 1823 года. При этом майор рекомендовал прислать шейху тридцать-сорок мушкетов и два верблюжьих вьюка пороха, что, как он полагал, сделало бы ал-Канеми более сговорчивым во всех вопросах, в которых заинтересована Англия. Денэм был не так уже далек от истины. Подлинные причины благосклонного отношения ал-Канеми к путешественникам хорошо видны из послания шейха правительству короля Георга IV. Шейх просил правительство его величества прислать ему две бронзовые пушки, порох, снаряды к ним, а также триста ручных гранат. Он надеялся с помощью членов «миссии в Борну» добиться снабжения своей армии европейским оружием.

Ал-Канеми даже разрешал путешественникам сопровождать его армию в военных походах. Делалось это с единственной целью – использовать имевшееся у них европейское оружие, особенно зажигательные снаряды. В результате Денэм, совершая рейды вместе с войском шейха, смог обследовать области Мандара, Логгун^[43] и юго-восточное побережье Чада. Хотя, как показали события в Мандаре, это было далеко не безопасным занятием, даже при наличии и самого совершенного по тем временам вооружения.

Особенно тщательно за время пребывания в Борну были обследованы озеро Чад и прилегающие к нему юго-западные районы. В феврале 1823 года путешественники подошли к реке Комадугу Иобе, которую они называли Яу. После выхода на берега Чада это було второе важное открытие экспедиции. Денэм описывает Комадугу^[44] в дневнике как «довольно значительную реку, ширина которой в отдельных местах достигала 50 ярдов… Как я и ожидал, все арабы говорят, что это Нил и что река несет свои воды в озеро Чад». Аудни был менее категоричен, чем Денэм, но также допускал, что они могли открыть Нигер: «Я не стал строить догадки. Только исследование рассеет сомнения. И все же я с удовольствием смотрел на эту реку, на ее спокойные и полные очарования воды… и не отвергал возможности, что это мог быть знаменитый Нигер». Тем не менее, когда позднее была открыта река Шари, Аудни писал 28 марта 1823 года в Лондон заместителю министра колоний Уилмоту Хортону более определенно: «Нигер– не здесь, если только Яу не является этой рекой».

К этому времени члены экспедиции окончательно рассорились. Последним толчком послужили «подвиги» Денэма, который принял участие в рейде за рабами в грану Мандара. Жители гористых, труднодоступных районов, которых суданские мусульмане называют кирдu, объединяя этим словом всех немусульман, долгое время отстаивали свою независимость, успешно отражая нападения как царей Борну, так и фульбских завоевателей. На этот раз правителю Мандары удалось даже использовать отдельные отряды фульбе для отражения набега трехтысячного отряда конницы шейха ал-Канеми. В битве канури были разбиты и обращены в бегство, причем понесли большие потери. Плачевными оказались результаты похода и для лихого майора: Бу Халум, его переводчик, был убит, а сам Денэм попал в плен, где пережил малоприятные дни, едва избежав гибели.

В результате течение реки Шари Аудни и Клаппертон наносили на карту уже без майора. «Мы установили, что река впадает в великое озеро Чад… – докладывал доктор консулу Уоррингтону, – и обследовали ее на протяжении 50 миль к югу и северу от города Шау… Как утверждают, ее большой приток Багир ми впадает в Нил».

В этом же письме Аудни высказал ошибочное предположение, что «если такая большая река, как Шари, теряет свои воды путем испарения в озере Чад, то и Нигер может исчезать таким же образом в озере Нуффе (Нупе)». Однако одновременно путешественник совершенно определенно утверждал: «Ни одна река с Запада не может пересечь страну Мандара»; тем самым Аудни, по существу, отвергал гипотезу «Нигер – Нил».

Так практика географических исследований подтверждала (хотя самому Аудни и не суждено было это узнать) точку зрения Рейхардта и Лэнга, построенную первоначально на чисто теоретических посылках.

«Миссии в Борну» как единого целого к середине 1823 года по сути дела уже не существовало: путешественники окончательно разделились и вели исследования двумя группами. Аудни и Клаппертон намеревались после обследования низовья Шари отправиться в страны хауса. В отношении выбора этого направления у Аудни были свои соображения. С самого начала экспедиции он очень сомневался, что великую западноафриканскую реку следует искать там, где предполагал Барроу и куда намеревался двинуться Денэм. Эти сомнения со временем все усиливались. «Предпочтительнее отправиться в Судан («Хауса»), – писал Аудни в Лондон тому же Уилмоту Хортону. – При этом, разумеется, поиски в восточных районах не должны остаться незавершенны ми. Как только майор Денэм пойдет в этом направлении, я отправлюсь в Судан».

«Где Нигер? – вновь задает он вопрос в письме к неизвестному корреспонденту. – Яу – единственная обнаруженная река, текущая из Судана, и она слишком мала. Если существует другая река, то она должна находиться далеко к северу от Борну, и даже тогда она, скорее всего, оканчивается в озере Чад».

К лету 1823 года Аудни окончательно укрепился во мнении, что Нигер не протекает по территории Борну. Теперь он был твердо уверен, что реку следует искать где-то в стороне Нупе. Об этом он писал Хортону 14 июля 1823 года, сообщая о своем и Клаппертона намерении двинуться на запад.

Так и было сделано, хотя нельзя сказать, что обошлось без затруднений. Шейх ал-Канеми отпускал путешественников с явной неохотой. Безусловно, он опасался прежде всего, что выгоды, которые он намеревайся извлечь из контактов с англичанами, могут достаться султану Сокото. Разумеется, вслух ал-Канеми этого не говорил, а ссылался на то, что за пределами своей страны он не сможет гарантировать безопасность миссии. Но в конечном счете шейх все-таки снабдил Аудни и Клаппертона рекомендательными письмами. Они были адресованы эмирам^[45] Кано и Катагума (которых путешественники называют «губернаторами»), «деловому поверенному» шейха в Кано – Хат Салаху и даже самому султану Мухаммеду Белло, сыну Османа дан Фодио, основателя фульбской державы на территории нынешней Нигерии.

Проводником служил торговец из Феццана – Мухаммед ал-Ворди. С его помощью Аудни и Клаппертон без особых трудностей добрались до Катагума и намеревались отсюда отправиться в Кано. Аудни к этому примени был уже очень болен. Тем не менее 10 декабря и так писал в Лондон о своих дальнейших планах: «Мое намерение – проникнуть, если позволят обстоятельства, вплоть до Нупе, увидеть в той стране реку или озеро Кворра^[46] и вернуться в Кано до наступления дождей».

Очевидно, Аудни был склонен обратить внимание именно на земли, лежавшие к западу и. югу от Борну, «место того чтобы заниматься исследованием восточных областей. В связи с этим лорд Батерст довольно язвительно писал ему: «Я должен вновь напомнить Вам, что великой задачей, возложенной на вашу миссию, является определение пути реки не к югу от Борну, то есть к ее истокам, а, напротив – к ее устью. Когда этот вопрос будет установлен с предельной точностью, только тогда (но никак не ранее!) Вы сможете считать себя сводными и отправиться в Судан». Иначе говоря, Батерст в это время вполне допускал, что Нигер все-таки завершает свой путь в восточной части континента. Однако еще до того, как была получена эта депеша от 1 октября 1823 года, Аудни и Клаппертон были уже на пути к Кано. До сих пор Европе были известны, как мы уже говорили, одни только названия наиболее крупных хаусанских городов. Теперь британским путешественникам предстояло самим обследовать крупнейший торговый центр на территории между Нигером и озером Чад, – Кано, а также Сокото – столицу «империи» фульбе.

К сожалению, Аудни не довелось туда попасть. Он умер от лихорадки 12 января 1824 года, несмотря на все усилия Клаппертона спасти его.

Теперь ответственность за исследования и, что особенно радовало майора, обязанность докладывать об их результатах начальству перешли к нему. Не обладая ни критическим умом, ни научной подготовкой Аудни, Денэм был склонен к скороспелым, необоснованным заключениям. «Яу, или Нигер, если эта река Нигер, – писал он Батерсту в мае 1824 года, – вытекает из озера Нуффе в Яури, течет оттуда до Сокото и, огибая Кано с севера, прокладывает свой путь к свежим водам озера Чад, приблизительно в 35 милях от Куки. У меня есть знакомый негр, который видел реку на протяжении всего этого расстояния». Впрочем, в Лондоне, как только были получены первые известия об открытии в феврале 1823 года Комадугу-Йобе, решительно (хотя, как до вольно быстро выяснилось, и несколько преждевременно) отбросили все сомнения относительно идентичности этой реки и Нигера. Непроверенное предположение было тем не менее тотчас же поддержано научным авторитетом Барроу. Ссылаясь на сообщение членов «миссии в Борну», а также на Хорнемана, он писал в журнале «Quarterly Review»: «Не осталось никаких сомнений, что Яу и есть Нигер, который, по Реннелу, течет до болот Вангара^[47], или, что, может быть, одно и то же, до озера Борну. Что с ним происходит потом и заканчивает ли он свой путь в озере – вопрос, на который, как мы видим, смогут ответить наши путешественники».

Вполне логичные, на первый взгляд, но, увы, не со ответствовавшие действительности построения Барроу еще один пример того, как новым знаниям приходилось пробивать себе дорогу через устоявшуюся систему взглядов, в плену которой оставались даже такие крупные ученые, как он или Реннел, подгонявшие результаты новых исследований под старую теорию. Открытие двух впадающих в Чад рек, любая из которых могла быть Нигером, и то обстоятельство, что Нигер в верховьях и в нижнем течении носит разные названия Джолиба и Кворра, – подтолкнули Барроу к выдвижению новой гипотезы: Западную Африку с запада на восток пересекают две реки, и обе они впадают в Чад. Далее, основываясь на том, что восточное побережье озера еще не исследовано, Барроу утверждал, что оно не может не иметь стока для получаемых вод. Исходя из мнимого уклона берегов озера к востоку и свежести вод Чада, он делал вывод о неизбежности существования реки, текущей из озера в восточном направлении. «Если можно спорить о вероятности, то нет никаких оснований исключать возможность идентичности Нигера и Нила». Так вновь и вновь приходил Барроу к прежнему заключению.

Денэму не удалось обойти Чад, чтобы сообщить миру, что из озера на восток не течет ни одна река, которая могла бы соединиться с Нилом. Но в этой неудаче нельзя было обвинять путешественника: слишком сложна была в те годы политическая обстановка в государствах на берегах великого озера. Несмотря на предоставленную членам «миссии в Борну» возможность более или менее свободно обследовать области, лежащие к западу от Чада, ал-Канеми наотрез отказал им и разрешении отправиться на восток – в Канем и на юг – в Дарфур. Шейх мотивировал свой отказ все той же причиной – он-де не сможет в этих странах обеспечить безопасность европейцев.