Текст книги "Стихотворения (1970–1980)"

Автор книги: Юлия Друнина

«Что любят единожды – бредни…»

 
Что любят единожды —
Бредни:
Внимательней в судьбы всмотрись…
От первой любви
До последней
У каждого целая жизнь.
 
 
И может быть, юность —
Лишь плата
За эту последнюю треть:
За алые краски заката,
Которым недолго гореть…
 

1975

«И опять мне смотреть в окно…»

 
И опять
Мне смотреть в окно,
Вновь
Звонка, как девчонке, ждать,
И немного самой смешно,
Что как в юности
Все опять.
 
 
А в Москве
Зацвели тополя,
Снова снег
Превратился в пух,
Снова
Крутишься ты, земля,
Лишь для хрупкого счастья двух.
 
 
В полутьме городских небес
Городская заря зажглась.
Что мне космос,
Что мне прогресс
Без твоих азиатских глаз?
 
 
Станут голыми тополя,
Снова в снег
Превратится пух.
Покачнется опять земля
От короткого счастья двух.
 

1975

«Ты – выдумка моя…»

 
Ты – выдумка моя,
Мне ясно это,
Но оттого
Еще дороже ты,
Обычнейшее дело
Для поэта:
Вдохнуть свое
В любимые черты.
В черты лица,
А что важнее —
В душу.
Влюбиться в мрамор,
Как Пигмалион…
 
 
Пусть ты другой —
Грубей, обычней, суше,
Пусть оборвется
Мой короткий сон.
Пусть оборвется —
Разве в этом дело?
Я счастлива,
Что ты сейчас со мной!
Да, самый добрый,
Самый-самый смелый —
Вот только
Что без крыльев за спиной!
 

1975

«…И когда я бежать попыталась из плена…»

 
…И когда я бежать
Попыталась из плена
Глаз твоих,
Губ твоих
И волос,
Обернулся ты ливнем
И запахом сена,
Птичьим щебетом,
Стуком колес.
 
 
Все закрыты пути,
Все заказаны тропы —
Так за годом
Уносится год…
Я лечу в пустоту,
Перепутаны стропы
Только дольше бы
Длился полет!
 

1975

«Нельзя привыкнуть к дьявольскому зною…»

 
Нельзя привыкнуть
К дьявольскому зною…
Все вытерпеть,
Сжать зубы,
Не упасть, —
Мы каждый раз
Бредем, как целиною,
По той стране,
Что называют «Страсть»
Где невозможно
Досыта напиться,
Где ветер
Пыль горячую кружит,
Где падают
Измученные птицы,
Где манят и морочат
Миражи…
 

1975

«А может, разойтись на повороте?..»

 
А может, разойтись
На повороте?
Не только, милый,
Что в окошке, свет.
Любовь у нас
Как пуля на излете:
Уже в ней силы настоящей нет.
 
 
Нам встретиться бы
Лет на десять ране.
Да что об этом
Толковать сейчас!..
А пуля на излете
Тоже ранит —
На фронте это
Видела не раз…
 

1975

«Молчу, перчатки теребя…»

 
Молчу,
Перчатки теребя,
Смиряю сердца перебои:
Мне отрываться
От тебя —
Как от земли
Во время боя.
 
 
Да, отрывалась —
Шла война,
Стать мужественной
Было легче…
Ты думаешь,
Что я сильна,
А я – обычный человечек.
 

1975

«Мне руку к сердцу приложи…»

 
Мне руку к сердцу приложи,
Послушай —
Там бьется кровь,
Как штормовой прибой…
Но почему так часто
Грустно душам
И даже в счастье
Притаилась боль?
 
 
Не потому ли,
Что мы знаем:
Где-то
О нас тоскуют
Он или Она —
Недостижимые,
Как та планета,
Что даже в телескопы
Не видна?..
 

1975

«Молчим – и каждый о своем…»

 
Молчим – и каждый о своем,
И пустоту заполнить нечем…
Как одиночество вдвоем
Сутулит души нам и плечи!
 
 
Не важно, кто тому виной, —
В таких раздумьях мало проку…
Остаться снова бы одной,
Чтоб перестать быть одинокой!
 

1975

«Я с улыбкой махну вам рукой…»

 
Я с улыбкой
Махну вам рукой
И уйду,
Чтобы больше не встретить.
Не сержусь я,
Что вы не такой,
Как мне виделось
В месяцы эти.
 
 
Пусть вы были
Калифом на час,
Пусть я приняла
Позу за смелость —
Из-за вас,
Из-за вас,
Из-за вас
Так легко мне
Дышалось и пелось!
 

1975

«Бывает так – почти смертельно ранит…»

 
Бывает так —
Почти смертельно ранит,
Но выживешь:
Вынослив человек.
И лишь осколок —
Боль воспоминанья —
В тебе уже останется навек.
 
 
Навек…
Нас друг от друга оторвало,
Кто знает,
Для чего и почему?..
В груди осколок острого металла —
Скажи,
Привыкнуть можно ли к нему?
 
 
Не знаю,
Путь мой короток иль долог,
Не знаю,
Счастлив ли, несчастлив ты…
Болит осколок,
Так болит осколок,
Кровь снова проступает сквозь бинты.
 

1975

«Все делаю, что надо…»

 
Все делаю, что надо,
Видит бог:
Служу, творю и мельтешу по дому.
Но вдруг воспоминанье,
Как ожог,
И вот тогда —
Хоть головою в омут.
Я с наважденьем справлюсь —
Не впервой.
А нет,
Так правда —
В омут головой…
 

1975

«Наконец ты перестал мне сниться…»

 
Наконец ты перестал мне сниться —
После стольких, после стольких лет
Ликовать бы выпущенной птице,
Только что-то ликованья нет.
 
 
Сядет неуверенно на ветку —
На привычной жердочке верней…
Неужели можно даже клетку
Полюбить и тосковать о ней?
 

1975

ПИШИ МНЕ!.

 
Вновь от тебя нет писем,
Тревогам нет конца.
От милых мы зависим,
Как песня от певца.
От милых мы зависим,
Как парус от ветров.
Вновь от тебя нет писем —
Здоров ли, не здоров?..
Уходит поколенье,
Уходит навсегда.
Уже не в отдаленье
Грохочут поезда —
Они увозят в вечность
Моих однополчан…
Платком укутав плечи,
Шагаю по ночам
Я от стола к постели
И от дверей к окну.
Пиши мне раз в неделю
Хотя б строку одну!
 

1975

«Ах, в серенькую птаху…»

 
Ах, в серенькую птаху
Влюбился вдруг… орел!
Но ахай иль не ахай,
Он счастье в ней обрел.
Глядит не наглядится,
Не сводит круглых глаз
И, гордые орлицы,
Не замечает вас!
Не сводит глаз и тает…
Что в этой птахе есть?
Сия велика тайна,
Велика тайна есть…
 

1975

«Он…»

 
Он.
Она.
Муж в далеком рейсе…
Скажет женщина:
– К черту ложь!
Да, люблю.
Только не надейся:
Это было бы —
В спину нож…
Не считай меня
Недотрогой,
Просто,
Как бы ни шли дела,
Я хорошим парнем, ей-богу,
Я всегда «верняком» была.
 
 
Он ответит:
– Что ж, хлопнем по сто.
Ты и вправду «верняк»,
Дружок. —
И простится.
Все очень просто:
Станет в сердце
Рубцом ожог…
 

1975

В ТРИДЦАТОМ ВЕКЕ

 
И поначалу было невдомек
Земляночке бесхитростной, наверно,
Что этот гордый синеглазый бог
Всего шедевр мысли инженерной…
Смеялись современники над ней,
И были правы – что тут скажешь против?
Неужто мало на земле парней
С горячей кровью и живою плотью?
Страсть к роботу? Да это просто бред!
Тридцатый век и грусть о чуде-юде?..
А фантазерке было двадцать лет,
Ей верилось, что робота разбудит.
Казалось это ересью сперва
Расчетливому, как компьютер, веку,
Но оказалась девушка права:
С ней робот превратился в человека!
Не синтетическою стала кровь,
И не химическое возгорелось пламя,
И слово незнакомое
                               «лю-бовь»
Он прошептал ожившими губами.
 

1975

«Легка. По-цыгански гордо откинута голова…»

 
Легка. По-цыгански гордо
Откинута голова.
Техасы на узких бедрах,
Очерчена грудь едва.
Девчонка, почти подросток,
Но этот зеленый взгляд! —
Поставленные чуть косо
По-женски глаза глядят.
В них глубь и угроза моря,
В них отблеск грядущих гроз…
Со смуглою кожей спорит
Пшеничный отлив волос.
Легка, за спиною крылья —
Вот-вот над землей вспорхнет…
Неужто такими были
И мы в сорок первый год?..
 

1975

ЕЛКА

 
На Втором Белорусском
Еще продолжалось затишье,
Шел к закату короткий
Последний декабрьский день.
Сухарями в землянке
Хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам
Из сожженных дотла деревень.
 
 
Новогоднюю ночь
Третий раз я на фронте встречала.
Показалось – конца
Не предвидится этой войне.
Захотелось домой,
Поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье —
Совсем не до грусти в огне!)
 
 
Показалась могилой
Землянка в четыре наката.
Умирала печурка,
Под ватник забрался мороз…
Тут влетели со смехом
Из ротной разведки ребята:
– Почему ты одна?
И чего ты повесила нос?
 
 
Вышла с ними на волю,
На злой ветерок, из землянки.
Посмотрела на небо —
Ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы,
Ревели немецкие танки,
Иногда минометы
Палили незнамо куда.
 
 
А когда с полутьмой
Я освоилась мало-помалу,
То застыла, не веря:
Пожарами освещена,
Горделиво и скромно
Красавица елка стояла!
И откуда взялась
Среди чистого поля она?
 
 
Не игрушки на ней,
А натертые гильзы блестели,
Между банок с тушенкой
Трофейный висел шоколад…
Рукавицею трогая
Лапы замерзшие ели,
Я сквозь слезы смотрела
На сразу притихших ребят.
 
 
Дорогие мои д'Артаньяны
Из ротной разведки!
Я люблю вас!
И буду
Любить вас до смерти,
Всю жизнь!
Я зарылась лицом
В эти детством пропахшие ветки…
Вдруг обвал артналета
И чья-то команда:
– Ложись!
 
 
Контратака!
Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят
На взбесившемся черном снегу…
 
 
Сколько было потом
Новогодних сверкающих елок!
Их забыла, а эту
Забыть до сих пор не могу…
 

1976

БАНЯ

 
Я у памяти в плену,
Память в юность тянет!..
По дороге на войну
Завели нас в баню.
Мы разделись догола,
И с гражданским платьем
Жизнь гражданская ушла…
Дымно было в хате,
Там кипели чугуны,
Едким щелоком полны:
Щелок вместо мыла —
Так в те годы было.
Пар валил от черных стен,
Не моргнувши глазом,
Всех девчат
Старик туркмен
Кистью с хлоркой мазал!
Приговаривал, смеясь:
– Нэ смотрите строго.
«Автоматчики» у вас
Завэстись нэ смогут.
Зря ты, дэвушка, сэрдит!
Нэту, дочка, мыла… —
Вот каким в солдатский быт
Посвященье было!
Да, прелюдия войны
Прозаична малость…
 
 
Опустели чугуны,
Смыли мы усталость
И, веселые, потом
Вылетев в предбанник,
С визгом бросились гуртом
К обмундированью.
Вмиг на мокрые тела
Форму, а не платье!
– Ну, подруженька, дела!
Ты не девка из села,
А лихой солдатик!
До чего ж к лицу тебе
Гимнастерочка х/б!
Мы надели щегольски,
Набекрень, пилотки!
Ничего, что велики
Чуть не вдвое башмаки,
В километр обмотки,
Все, подружка, впереди:
И медали на груди,
И другая доля —
Лечь во чистом поле…
 
 
– Стройсь! На выход! —
Взвился крик.
Вышли мы из бани.
Вслед смотрел туркмен-старик
Грустными глазами.
Может, видел дочь свою…
Он сказал:
– Ее в бою
Ранило, однако.
Но нэ очень тяжело… —
И добавил:
– Повэзло… —
А потом заплакал…
 

1976

ПРИНЦЕССА

 
Лицо заострила усталость,
Глаза подчернила война,
Но всем в эскадроне казалась
Прекрасной принцессой она.
 
 
Пускай у «принцессы» в косички
Не банты – бинта вплетены,
И ножки похожи на спички,
И полы шинельки длинны!
 
 
В палатке медпункта, у «трона»,
Толпились всегда усачи.
«Принцессу» ту сам эскадронный
Взбираться на лошадь учил.
 
 
Да, сам легендарный комэска
Почтительно стремя держал!
Со всеми суровый и резкий,
Лишь с нею шутил генерал.
 
 
…А после поход долгожданный,
Отчаянный рейд по тылам,
И ветер – клубящийся, рваный,
С железным дождем пополам.
 
 
Тепло лошадиного крупа,
Пожар в пролетевшем селе…
Принцесса, она ж санинструктор,
Как надо, держалась в седле.
 
 
Она и не помнила время,
Когда (много жизней назад!)
Ей кто-то придерживал стремя,
Пытался поймать ее взгляд.
 
 
Давно уже все ухажеры
Принцессу считали сестрой.
…Шел полк через реки и горы —
Стремительно тающий строй.
 
 
Припомнят потом ветераны
Свой рейд по глубоким тылам,
И ветер – клубящийся, рваный,
С железным дождем пополам.
 
 
Тепло лошадиного крупа,
Пожар в пролетевшем селе…
Принцесса, она ж санинструктор,
Вдруг резко качнулась в седле.
 
 
Уже не увидела пламя,
Уже не услышала взрыв.
Лишь скрипнул комэска зубами,
Коня на скаку осадив…
 
 
В глуши безымянного леса
Осталась она на века —
Девчушка, дурнушка, принцесса,
Сестра боевого полка.
 

1976

ВСТРЕЧА

 
Со своим батальонным
Повстречалась сестра —
Только возле прилавка,
А не возле костра.
Уронил он покупки,
Смяла чеки она, —
Громыхая, за ними
Снова встала Война.
 
 
Снова тащит девчонка
Командира в кювет,
По слепящему снегу
Алый тянется след.
Оглянулась – фашисты
В полный двинулись рост…
 
 
– Что ж ты спишь, продавщица? —
Возмущается хвост.
 
 
Но не может услышать
Этот ропот она,
Потому что все громче
Громыхает Война,
Потому что столкнулись,
Как звезда со звездой,
Молодой батальонный
С медсестрой молодой.
 

1976

«Всю жизнь от зависти томиться мне…»

 
Всю жизнь
От зависти томиться мне
К той девочке,
Худющей и неловкой —
К той юной санитарке,
Что с винтовкой
Шла в кирзачах пудовых
По войне.
 
 
Неужто вправду ею я была?..
Как временами
Мне увидеть странно
Солдатский орден
В глубине стола,
А на плече
Рубец солдатской раны!
 

1976

«Встречая мирную зарю…»

 
Встречая мирную зарю
В ночной пустыне Ленинграда,
Я отрешенно говорю:
– Горят Бадаевские склады…
 
 
И спутник мой не удивлен,
Всё понимая с полуслова,
Пожары те же видит он
В дыму рассвета городского.
 
 
Вновь на него багровый свет
Бросает зарево блокады.
Пятнадцать, тридцать, сотню лет
Горят Бадаевские склады…
 

1976

«ПИОНЕР-БОЛЬШЕВИК»

 
Этот холм невысок,
Этот холм невелик,
Похоронен на нем
«Пионер-большевик».
Да, на камне начертано
Именно так…
Здесь всегда
Замедляют прохожие шаг,
Чтобы вдуматься в смысл
Неожиданных слов,
Чтобы вслушаться в эхо
Двадцатых годов.
Хоронили горниста
Полвека назад,
Молчаливо шагал
Пионерский отряд.
Барабанная дробь,
Взлет прощальный руки.
Эпитафию вместе
Сложили дружки:
«Пионер-большевик,
Мы гордимся тобой —
Это есть наш последний
И решительный бой!»
 
 
Отгремели года,
Отгорели года.
Человек на протезе
Приходит сюда —
Партизанил в войну
Комсомольский отряд,
Лишь один партизан
Возвратился назад.
Возвратился один,
И его ли вина,
Что порой без могил
Хоронила Война?..
Потому и приходит,
Как перст, одинок,
Он на холм, где лежит
Школьный старый дружок —
Тот, кого подстерег
Злой кулацкий обрез…
Гаснет день.
Заливаются горны окрест.
Искры первых костров
Светлячками летят —
Как полвека назад,
Как полвека назад.
И о холм ударяется
Песни прибой:
«Это есть наш последний
И решительный бой!»
 

1976

«Брожу, как в юности, одна…»

 
Брожу, как в юности, одна
В глухих лесах, по диким склонам,
Где обнимает тишина
Меня объятием влюбленным,
Где отступает суета
И где за мною вместо друга,
Посвистывая, по пятам
Смешная прыгает пичуга.
Где два орла, как петухи,
Сцепившись, падают на тропку,
Где изменившие стихи
Опять стучатся в сердце робко.
 

1976

ПРЕДВЕСЕННЕЕ

 
Так было тихо, что казались,
Вдруг оглушившие меня,
Прыжки испуганного зайца
Тяжелым топотом коня.
 
 
Так было тихо, было тихо,
Что в предвесенней тишине
Смятенье и неразбериха,
Как волны, улеглись во мне.
 
 
Я знаю – скоро растворится
В душе последний тонкий лед,
Поскольку тенькают синицы: —
Зима прошла, весна идет!
 

1976

В ЛЕСУ

 
Там, где полынью пахнет горячо,
Там, где прохладой тонко пахнет мята,
Пульсировал безвестный родничок,
От глаз туристов зарослями спрятан.
 
 
И что ему судьба великих рек? —
Пусть лакомится еж водою сладкой!
…Давным-давно хороший человек
Обнес источник каменною кладкой.
 
 
Как маленький колодезь он стоял.
Порой листок в нем, словно лодка, плавал.
Он был так чист, так беззащитно мал,
Вокруг него так буйствовали травы!..
 
 
Однажды, бросив важные дела
И вырвавшись из городского плена,
Я на родник случайно набрела
И, чтоб напиться, стала на колено.
 
 
Мне родничок доверчивый был рад,
И я была такому другу рада,
Но чей-то вдруг почувствовала взгляд
И вздрогнула от пристального взгляда.
 
 
Сквозь воду, из прозрачной глубины.
Как будто из галактики далекой,
Огромны, выпуклы, удивлены,
В меня уставились два странных ока.
 
 
И тишина – натянутой струной.
Я даже испугалась на мгновенье.
То… лягушонок – худенький, смешной
Увидел в первый раз венец творенья!
 
 
И вряд ли я забуду этот миг,
Хоть ничего и не случилось вроде…
Пульсирует ли нынче мой родник
И жив ли мой растерянный уродик?
 
 
Как жаль, что никогда я не пойму,
С улыбкой встречу вспоминая эту,
Какой же показалась я ему? —
Должно быть, чудищем с другой планеты!
 

1976

СЕВЕР

 
Скромный зяблик, как соловей,
Заливается на осине.
Из-под выгоревших бровей
Лето взор поднимает синий.
 
 
Им обласканная, стою,
А кузнечики – как цикады.
Север, Север! Красу твою
Разве сравнивать с южной надо?
 
 
Пусть все чаще мне снится юг —
Блеск Кавказа, сиянье Крыма!
Только Север, как старый друг —
Незаметный, незаменимый…
 

1976

«ПОТОМ…»

 
Как стремителен жизни поток! —
И куда нам от Времени деться?
Никогда не бывает
                            «Потом» —
Только в это не верится сердцу.
 
 
Жизнь начать собираясь вот-вот,
Не заметишь, что песенка спета:
Снег растает, весна промелькнет,
И закатится красное лето…
 
 
Все стремительней жизни поток.
Но единожды – экое дело! —
Вдруг поверишь: – настало
                                         «Потом» —
Оказалось, что жизнь пролетела…
 

1976

СТАРЕЮЩАЯ ЖЕНЩИНА

 
Стареющая женщина…
Как страшно —
Вздыхает, строит глазки, морщит нос.
На голове ее, подобно башне,
Сооружение не из своих волос.
 
 
Она себе все мнится резвой птичкой,
Ровесницей своих же дочерей.
Она смешна,
Она же и трагична —
Несладко, если старость у дверей.
 
 
Не смейтесь, люди,
Не судите строго —
Пусть строит глазки, морщит носик,
Пусть…
Дай мужество мне, и. о. господь-бога,
С достоинством закончить женский путь!
 

1976

ПРОЩАНИЕ

 
Тихо плакали флейты,
Рыдали валторны,
Дирижеру,
Что Смертью зовется,
Покорны.
И хотелось вдове,
Чтоб они замолчали —
Тот, кого провожали,
Не сдался б печали.
(Он войну начинал
В сорок первом
Комбатом,
Он комдивом
Закончил ее
В сорок пятом.)
Он бы крикнул,
Коль мог:
– Выше голову, черти!
Музыканты,
Не надо
Подыгрывать смерти!
Для чего мне
Рапсодии мрачные ваши?
Вы играйте, солдаты,
Походные марши!
 
 
…Тихо плакали флейты,
Рыдали валторны,
Подошла очень бледная
Женщина в черном.
Все дрожали, дрожали
Припухшие губы,
Все рыдали, рыдали
Военные трубы…
И вдова на нее
Долгим взглядом взглянула
Да, конечно же,
Эти высокие скулы!
Ах, комдив!
Как хранил он
Поблекшее фото
Тонкошеей девчонки,
Связистки из роты.
Освещал ее отблеск
Недавнего боя,
Или, может быть, свет,
Что зовется любовью!
Погасить этот свет
Не сумела усталость…
Фотография! —
Только она
И осталась…
Та, что дни отступленья
Делила с комбатом,
От комдива
В победном
Ушла сорок пятом,
Потому что сказало ей
Умное сердце:
Никуда он не сможет
От прошлого деться —
О жене затоскует,
О маленьком сыне…
С той поры не видала
Комдива доныне,
И встречала восходы,
Провожала закаты
Все одна да одна —
В том война виновата…
Долго снились комдиву
Припухшие губы,
Снилась шейка,
Натертая воротом грубым,
И улыбка,
И скулы высокие эти…
Ах, комдив!
Нет без горечи
Счастья на свете!..
А жена никогда
Ни о чем не спросила,
Потому что таилась в ней
Умная сила,
Потому что была
Добротою богата,
Потому что во всем
Лишь война виновата…
 
 
Чутко замерли флейты,
Застыли валторны,
И молчали, потупясь,
Две женщины в черном.
Только громко и больно
Два сердца стучали
В исступленной печали,
Во вдовьей печали…
 

1976

ПЕРЕД ЗАКАТОМ

 
Пиджак накинул мне на плечи —
Кивком его благодарю.
«Еще не вечер,
Нет, не вечер!» —
Чуть усмехаясь, говорю.
 
 
А сердце замирает снова,
Вновь плакать хочется и петь.
…Гремит оркестра духового
Всегда пылающая медь.
 
 
И больше ничего не надо
Для счастья,
В предзакатный час,
Чем эта летняя эстрада,
Что в молодость уводит нас.
 
 
Уже скользит прозрачный месяц,
Уже ползут туманы с гор.
Хорош усатый капельмейстер,
А если проще – дирижер.
 
 
А если проще, если проще:
Прекрасен предзакатный мир! —
И в небе самолета росчерк,
И в море кораблей пунктир.
 
 
И гром оркестра духового,
Его пылающая медь.
…Еще прекрасно то, что снова
Мне плакать хочется и петь.
 
 
Еще мой взгляд кого-то греет,
И сердце молодо стучит…
Но вечереет, вечереет —
Ловлю последние лучи.
 

1976

«Мы вернулись. Зато другие…»

 
Мы вернулись. Зато другие…
Самых лучших взяла война.
Я окопною ностальгией
Безнадежно с тех пор больна.
 
 
Потому-то, с отрадой странной,
Я порою, когда одна,
Трону шрам стародавней раны,
Что под кофточкой не видна.
 
 
Я до сердца рукой дотронусь,
Я прикрою глаза, и тут
Абажура привычный конус
Вдруг качнется, как парашют.
 
 
Вновь засвищут осколки тонко,
Вновь на черном замру снегу…
Вновь прокручивается пленка
Кадры боя бегут в мозгу.
 

1976

«Пора наступила признаться…»

 
Пора наступила признаться —
Всегда согревало меня
Сознанье того, что в семнадцать
Ушла в эпицентр огня.
Есть высшая гордость на свете —
Прожить без поблажек и льгот,
И в радости и в лихолетье
Делить твою долю, народ…
 
 
Не слишком гонюсь за удачей,
Достоинство выше ценя.
Пегас мой – рабочая кляча,
Всегда он прокормит меня.
Мне, честное слово, не надо
И нынче поблажек и льгот.
Есть высшая в мире награда —
В тебе раствориться, народ.
 

1977

«Еще без паники встречаю шквал…»

 
Еще без паники встречаю шквал,
Еще сильны и не устали ноги —
Пусть за спиной остался перевал
И самые прекрасные дороги.
 
 
Я до сих пор все открываю мир,
В нем новые отыскиваю грани.
Но вспыхивает в памяти пунктир,
Трассирует пунктир воспоминаний…
 

1977

«Пусть были тревожны сводки…»

 
Пусть были тревожны сводки —
Светили в ночи тогда
Мне звездочка на пилотке,
На башне Кремля звезда.
 
 
И стиснув до хруста зубы,
Я шла по Большой Войне,
Пока не пропели трубы
Победу моей стране.
 
 
Три с лишним десятилетья
Уже не грохочет бой,
Но с прежнею силой светят
Те звезды в ночи любой —
 
 
На башне и на пилотке.
Их светом озарены,
Мне в сердце приходят сводки
С далекой Большой Войны.
 

1977

ПРОДОЛЖАЕТСЯ ЖИЗНЬ…

 
Порошили снега,
Затяжные дожди моросили,
Много раз соловьи
Возвещали о новой весне…
Ясноглазые парни —
Кристальная совесть России,
Не дают мне стоять
От житейских тревог в стороне.
 
 
А когда покачнусь
(И такое бывает порою),
Незаметно помогут,
Спокойно поддержат меня
Ясноглазые парни,
Которых военной сестрою
Мне пришлось бинтовать,
Довелось выносить из огня.
 
 
Продолжается жизнь.
И нельзя в стороне оставаться,
Потому что за мной
Боевым охраненьем стоят
Ясноглазые парни,
Которым навек восемнадцать —
Батальоны домой
Никогда не пришедших солдат.
 

1977

«Нужно думать о чем-то хорошем…»

 
Нужно думать о чем-то хорошем,
Чтоб не видеть плохого вокруг.
Верю – будет друзьями мне брошен,
Если надо, спасательный круг.
 
 
Нужно верить в хорошее, нужно!
Как молитву, твержу не впервой:
Есть одна лишь религия – Дружба,
Есть один только храм – Фронтовой.
 
 
Этот храм никому не разрушить,
Он всегда согревает солдат,
И в него в час смятения души,
Как замерзшие птицы, летят.
 

1977

ОБМАНЩИКИ

 
Жеманная грусть менуэта,
И пудра, густая, как снег,
И фижмы, и мушки —
Все это
Версаль, восемнадцатый век.
 
 
Кокетливый шепот фонтанов,
Как пудель,
Подстриженный сад,
И шпаги звенят д'Артаньянов,
И юбочки фрейлин шуршат.
 
 
Меняет король фавориток
Почаще, чем девок матрос.
Над верностью
Здесь открыто
Хохочет весь двор
До слез!
 
 
Да, верность
Из моды вышла,
Смешнее нет
Верных пар!..
Ах, многое видел и слышал
Под пуделя
Стриженный парк!
 
 
Он видел —
Тайком к супругу
Родная жена кралась! —
Любили они друг друга,
Но моды всесильна власть!
 
 
А верность
Из моды вышла,
Смешнее нет
Верных пар!..
Да, многое видел и слышал
Под пуделя
Стриженный парк!
 
 
…Скользят, словно змеи,
Сводни,
И паж промелькнул,
Точно уж…
Вот смеху-то! —
Здесь сегодня
Жену обнимает муж!
 

1977