Текст книги "Навстречу солнечному ветру"

Автор книги: Юлия Устинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Юлия Устинова
Навстречу солнечному ветру

Глава 1. Тайлер. Восемь месяцев назад

Так уж вышло, что я с детства не люблю праздники. И чем дальше, тем меньше понимаю, в чем их смысл. Зачем я должен праздновать день рождения? Разве в том, что я родился, есть моя заслуга? Или День благодарения? Возможно, нашим отцам-основателям был необходим в календаре особый день, чтобы помнить о тех, кому они благодарны. Но только не мне.

Очень часто, особенно в праздник, я думаю о том, где бы находился в этот день, сложись все иначе. В кого бы превратился, если бы однажды не встретил человека, который предложил гораздо большее, чем крышу над головой. Я стал частью семьи. Обрел веру в людей, в человечность и перестал считать себя отбросом, никчемностью, досадной ошибкой. Мне не просто дали шанс – мне доверились, но я едва все не испортил.

Хотя самое смешное – я злюсь на себя не за то, что сделал, а из-за того, к каким последствиям привело мое легкомыслие. Но, каждый раз прокручивая в голове дни того самого лета, понимаю, что хотел бы пережить все заново хоть тысячу раз. Заново слететь с катушек, заново узнать, почему так бьется мое сердце, заново вознестись на пик блаженства и, упав с него вниз головой, заново разбиться вдребезги.

Но чувство вины – явно не то, что должен ощущать человек в праздники. К счастью, у праздников есть одно неплохое свойство: все они заканчиваются.

– Тайлер? – меня окликает Александра.

Я поднимаю взгляд на женщину с темным волосами и внимательными серыми глазами и собираюсь с мыслями, которые унесло в очень странном направлении. Почти все за столом тоже таращатся на меня.

– Я спросила, не хочешь еще добавки пирога? – спрашивает она, удерживая в руке блюдо.

– Нет, – я качаю головой.

– Я буду! – встревает Джекс. – Объедаться, так объедаться.

Половину моей жизни – лучшую ее часть – Джексон Янг и другие племянники Александры и Майкла считают меня своим братом. Почти все племянники. Ведь та, что сидит сейчас напротив, теперь обо мне совсем другого мнения…

Я снова пытаюсь поймать взгляд синих глаз, но вижу лишь профиль за завесой ореховых волос. Дилан разговаривает со своим братом, Райдером. Остальные тоже переговариваются, подкладывают себе на тарелки угощение.

Любой праздник у Янгов всегда подразумевает веселье, шум и много еды. Очень много еды. Накормить двух взрослых мужчин и пятерых детей – задача не из легких, но мою приемную мать Александру и ее сестру Сару это не пугает. Все в точности, как и два года назад. Вот только мы все уже не дети. Самому младшему из сыновей Сары и Шона – Стинки, или Шону-младшему, недавно исполнилось пятнадцать, Дилан семнадцать, а близнецам Джексу и Райдеру уже восемнадцать, как и мне.

За последние пару лет это единственный праздник, на который я не свалил из дома. Обычно, я нахожу причины, чтобы избежать семейных застолий, но сегодня нарочно остался. Мне стало интересно. Захотелось увидеть, какой она стала.

Что ж, кретин, это была хреновая идея.

Почти час я сижу с каменным лицом напротив Дилан и делаю вид, что все в порядке, что все точно так же, как до того гребаного лета. Но она будто не замечает меня. Точнее, делает все, чтобы не смотреть и не говорить со мной. Я пустое место. Ноль без палочки… Еще бы…

Ее отец, наоборот, только и занят тем, что косится на меня из своего угла и мечтает, чтобы я подавился куском черничного пирога, который печет моя приёмная мать на каждый праздник. Вот уж Шона Янга я научился читать, как открытую книгу. Несколько раз замечаю понимающий взгляд Майкла. Конечно, я тут не только из-за Дилан. Не мог же я опять слинять из дома в рождественский Сочельник и испортить праздник людям, которые столько для меня сделали.

– Тайлер, ты уже выбрал колледж? – ко мне обращается Сара, мать Дилан и оставшихся трех парней. Как и у дочери, у нее светлые волосы и убойная внешность.

– Я… – переглядываюсь с Майклом, который уже в курсе моих планов, – не пойду в колледж. В феврале закончу школу экстерном и буду работать в “Сильвер Бэй” полный день.

Сара переводит взгляд на Майкла, затем на Александру.

– Что? – Майкл пожимает плечами. – Это решение Тайлера.

– Забавно, брат, а мне ты говорил совсем другое, когда я в его возрасте хотел бросить Кенай и работать с тобой, – усмехается Шон.

– И в чем проблема? – интересуется Майкл.

– В двойных стандартах, – резко отвечает Шон.

Отец Дилан смотрит на меня, недобро поблескивая глазами. Его челюсть напрягается. Только бы он не сломал себе зубы прямо за праздничным столом.

Наконец Дилан поднимает на меня взгляд и замирает. В ее глазах цвета холодного моря читается вызов. Она, типа, ждет, что я как-то прокомментирую придирки ее отца? Я что похож на самоубийцу?

Голоса за столом смолкают. Несколько секунд я зависаю, разглядывая Дилан, пока она не отводит взгляд.

– Шон! – восклицает Сара. Взрослая блондиночка толкает мужа локтем в плечо. – Какая муха тебя укусила?! Так, этому типу больше не наливайте! – командует она, улыбаясь.

Отношение Сары ко мне совсем не изменилось, а это доказывает, что она либо Мать Тереза, либо по-прежнему ничего не знает.

– О чем мы говорили? – откашливается Майкл. Ему не терпится перевести тему.

– А вы знаете, Дилан целовалась с парнем! – заявляет Джекс. Его смуглое лицо расплывается в самодовольной улыбке.

Теперь все лица обращены к Дилан. Отлично. Этот засранец умеет переводить темы.

– Джекс! Ты совсем сдурел?! – Дилан давится водой и сплевывает ее обратно в стакан.

– Это правда! У нее появился дружок, – парирует Джекс.

Щеки девушки краснеют, а глаза расширяются. Она смущенно обводит взглядом сидящих за столом, снова игнорируя меня.

– Дилан? Что он несет? – в разговор вступает ее мать.

– Ма-а-м! – глаза Дилан становятся еще больше. – Пото-о-м! – тянет она раздраженно и качает головой, награждая старшего брата убийственным взглядом. – Джекс, какой же ты мудак!

– Не выражайся за столом! – поучает ее Сара, а затем подмигивает дочери.

Кажется, эта новость пришлась ей по душе. В отличие от меня и папаши Дилан. У Шона-старшего лицо такое, словно он проглотил рой диких пчел. И у меня точно не лучше.

Кровь закипает от гнева, и я стискиваю зубы, двигая желвакам.

Черт. Это правда. Она с кем-то встречается.

А чего я хотел? Рано или поздно это должно было произойти. Но больше меня нервирует не то, что теперь у нее есть парень, а то, что мне не наплевать. Насколько бы все тогда стало проще.

Как только появляется возможность, я незаметно покидаю гостиную и поднимаюсь к себе. За мной увязывается Шон-младший. Родители за очередные проделки лишили его телефона, поэтому я знаю, что ему от меня нужно.

Какое-то время мы сидим в тишине: Стинки – в кресле, уткнувшись в экран телефона, а я – на своей кровати, разглядывая потолок.

– Как, ты даже не обработаешь мой мобильник антисептиком? На нем же полно бактерий, – говорю я Шону.

– Это слабо сказано, – бормочет он. – На экране мобильника бактерий в восемнадцать раз больше, чем на ручке слива в мужском сортире. Но я пятнадцать лет живу с Джексом под одной крышей, так что у меня отличный иммунитет.

Теперь Стинки косится на мои ноги. Ясное дело. Ведь я лежу на кровати прямо в обуви. Удивляюсь, как у него еще глаз не задергался.

Райдер и я – самые адекватные парни в нашей семье в плане чистоты. Если воняем, то моемся, если испачкались – кидаем шмотки в стиральную машину. Джекс и Стинки предпочитают крайности. Один – засранец, второй – белоручка. Но Шон не просто чистоплотен, он одержим чистотой. Шон никогда не станет пить из общей бутылки или доедать за кем-то. Когда-то меня это раздражало. И я всерьез считал, что одному мелкому привереде не мешает устроить неделю голодовки. Но потом стало понятно, что у Стинки все намного хуже. Он всячески избегает любых тактильных контактов. В детстве, стоило только кому-то из нас забыть о его особенности и нечаянно хлопнуть по плечу или схватить за нос, у Стинки начиналась истерика. Джекс считал это невероятно забавным и постоянно донимал младшего брата, пока Шон-старший не донес до Джекса, что такое “боязнь прикосновений” отцовским методом. Джекс потом еще неделю не мог садиться на задницу.

– Ты не нравишься моему отцу, – внезапно говорит Шон.

– Вот как? С чего ты взял? – я поворачиваю голову и снова смотрю на него.

Не глядя на меня, Стинки пожимает плечами.

– Я многое замечаю.

– Да неужели? Что ещё?

– Ну… – он поднимает одну бровь, – вы с Дилан тоже не особо ладите. А раньше были не разлей вода. Моя сестра изменилась.

– Ты слишком наблюдательный малый. Когда мне было пятнадцать, учителя ругали меня за нехватку внимания, – говорю небрежным тоном.

Стинки вздыхает.

– Со мной то же самое. Но они часто путают невнимательность с отсутствием интереса.

Я прищуриваюсь, наблюдая за тем, как пальцы Стинки скачут по экранной клавиатуре.

– Что ты там делаешь? Учти, если решил взломать с моего IP сервер Пентагона, я буду вынужден надрать твою суперумную задницу.

Парень напрягается.

– Насилие – не лучший способ что-то донести до подростков.

– Брось, я же пошутил, Шон, – тут же исправляюсь.

– Да понял. Хоть какая-то ирония доступна даже такому уроду, как я, – хмурится он.

Я качаю головой.

– Ты заблуждаешься, никакой ты не урод. – И говорю совершенно серьёзно.

– Ошибка природы.

– Херня это все, – отмахиваюсь я. Шон поднимает взгляд, и я замечаю в его глазах вопрос. – У тебя есть то, о чем другие и мечтать не смеют. Ты не можешь быть ничьей ошибкой.

Мы снова молчим. В какой-то момент я разглядываю Стинки. Его губы растягиваются в загадочной улыбке, когда он смотрит на экран. Мне становится любопытно, чем он там занимается, и я приподнимаюсь, чтобы подсмотреть.

– Что?! Мессенджер?! Ты меня разочаровываешь, Шон. – Я снова падаю на подушку. И меня пронзает догадка: – Или это девчонка? – Стинки снова улыбается, его глаза сверкают озорством. – Я угадал! Как ее зовут?

– Да пошел ты.

Стинки тихо посмеивается, за что получает от меня подушкой прямо по голове. Пока он соображает и соскакивает, чтобы швырнуть в меня обратно подушкой, я поднимаюсь и вылетаю из комнаты, захлопнув дверь. Какое-то время Стинки пытается ее открыть, но я крепко держу ручку.

Интересно, у него есть друзья? А девушка? Вряд ли. Парни его возраста то и дело раздают тычки и подзатыльники друг другу, даже в шутку. А девчонки любят, чтобы их держали за руку. Разве Шон с этим справится?

Удивительно, что парень, у которого есть родители, братья и сестра, выглядит самым одиноким человеком на планете. Шон слишком много времени проводит в своей комнате с телефоном в руках или за компьютером. Но иногда ему не помешает напомнить, что такое быть пятнадцатилетним.

Почувствовав, что дверная ручка больше не сопротивляется, я медленно отпускаю ее. Краем глаза замечаю движение справа, поворачиваю голову и забываю о своей забаве. Навстречу мне идёт Дилан. Увидев меня, она в нерешительности замирает, но затем снова приближается. Не знаю, зачем, но я встаю у нее на пути.

– Ты не видел Стинки? – еле слышно спрашивает и даже не смотрит мне в глаза.

Разглядываю лицо девушки, задерживаясь на упрямо сжатых губах.

Я был первым, кто целовал их. А теперь это делает другой парень. В голове возникает образ того, как она выглядит, когда занимается сексом с ним. В груди снова растекается незнакомое дерьмовое ощущение. Ревность. Злость. Зависть. Все вместе.

Как бы я хотел, чтобы мне было наплевать на то, спит ли с кем-то Дилан или нет.

– Твой брат в моей комнате, – я отступаю и киваю в сторону двери. – Проходи.

Дилан делает пару шагов прежде, чем останавливаю ее.

– Как жизнь? – спрашиваю я.

– Зря стараешься. Сейчас нас никто не видит. Можешь перестать делать вид, что тебе есть до меня дело.

Я выпрямляюсь и хмурю брови.

– А что, если я не делаю вид?

Поднимаю руку и провожу по волосам, ощущая досаду.

Не лучше ли мне заткнуться?

И так очевидно, что она думает обо мне, и ворошить прошлое – это полный отстой. Но мне хочется задеть ее, вывести из зоны комфорта, слишком уж я взбешен этой гребаной новостью.

Дилан прислоняется спиной к стене и пронзает меня тяжелым взглядом. Ее глаза темнеют, как грозовое облако.

– Тогда что это?

Взглядом непроизвольно скольжу по ее телу, обтянутому коротким голубым платьем.

Повзрослев, Дилан стала ещё красивее. Ее волосы с миндальным отливом отросли до поясницы и рассыпались по плечам, а формы стали более соблазнительными. По позвоночнику бежит дрожь, когда представляю ее угловатое юное тело, молочную кожу и взгляд, которым смотрели на меня глаза цвета прибоя.

Черт… Мне и десяти лет не хватит, чтобы выжечь эти воспоминания.

Пространство коридора сужается вокруг нас, воздух электризуется, пропуская между нами невидимые разряды. Чертова гравитация сходит с ума, и меня как магнитом тянет к Дилан. Даже отсюда ощущаю запах ее шампуня, еле уловимый аромат духов, замечаю, как пульсирует жилка на хрупкой шее и блестят чуть приоткрытые губы. Взгляд Дилан становится затуманенным. Она проводит руками по животу, бедрам, прижимая ткань платья, будто проверяет, что все еще одета.

Неужели она тоже сейчас думает о том, как мои пальцы когда-то скользили по ее гладкой сияющей коже?

Проследив взглядом за ее движениями, я усмехаюсь, приподняв уголок рта. Дилан мгновенно реагирует. Сузив глаза, обхватывает себя руками и поджимает губы, и меня снова окатывает ледяной волной равнодушия.

Я беру ситуацию под контроль, выдерживая ее колкий взгляд.

– Ничего. Проехали. Веселого Рождества, кузина, – поворачиваюсь и делаю то, что сам же ей и обещал. Держусь от нее подальше.

Глава 2. Дилан. Сейчас

– Он так и сказал?! – удивленно восклицает Спенсер.

Я закатываю глаза в тот момент, когда изображение на экране снова начинает прыгать.

У моей лучшей подруги Спенсер Оушен кроме вычурного имени также хватает странных привычек. Ну, во-первых, волонтерство и ее необъяснимая потребность спасти все живое. И не очень живое. В прошлом году она выходила мой кактус, который мама привезла из Флориды в позапрошлом, где, кажется, в последний раз его и поливали. С этого кактуса и началась наша с ней дружба. Во-вторых, Спенс угораздило родиться вегетарианкой на Аляске – в штате, где рыба и мясо буквально сами ходят за людьми. Третья особенность касается умения западать на парней, которые видят в ней лишь лучшую подругу своей сестры. Вообще-то, это только один парень, в которого она безнадежно влюблена всю старшую школу. Его зовут Джексон Янг, и он мой старший брат. Теперь вместе с другим нашим братом Райдером он живет и учится в Кенайском колледже. Справедливости ради стоит отметить, что Оушен планирует отправить туда свое заявление и результаты экзаменов, а значит – эта девочка все еще не сдается.

Конечно, я не сразу поняла, что именно Джекс стал главной причиной интереса Спенс к моему умирающему кактусу. А, когда узнала, пути назад уже не было. Спенс – классная, что бы она там о себе не думала.

Очень часто она напоминает мне одного античного персонажа древней истории тем, насколько легко ей удается выполнять одновременно сразу несколько дел. Вот сейчас, разговаривая со мной по видеосвязи, она наводит порядок в своей комнате, слушает подкаст об одном волонтерском проекте в Исландии и пытается выяснить, насколько серьезно у нас все с Калебом спустя почти восемь месяцев отношений. Очень своевременно.

“В период ягнения овцы дают потомство, поэтому им нужен особый уход и много внимания. Работа требует больших физических усилий, трудиться приходится в ночные и дневные смены…”

– Оушен, перестань шататься! И сделай тише! – требую я. – Период ягнения? Зачем тебе эта хрень? – приподнимаю брови.

– Нет, подожди?! – на экране наконец-то появляется лицо в форме сердца и вздернутый нос Спенс. Зеленые глаза смотрят прямо в камеру. – Калеб Джонс зовет тебя поехать учиться в один колледж?!

Кажется, она не намерена посвящать меня в свои волонтерские тайны.

– Да, чёрт, разве я сказала иначе?! – я падаю спиной на подушку, удерживая смартфон в одной руке. – Он уверен, что ему предложат стипендию в Университете Атлантис. Для меня там тоже есть несколько отличных программ по литературе или журналистике.

– К дьяволу журналистику! – заявляет Спенс. – Надеюсь, ты понимаешь, что это значит? Калеб не собирается тебя отпускать. Это не просто школьный роман, Янг!

– Да неужели? – произношу не без иронии.

Спенсер даже не замечает этого, продолжая буравить меня взглядом через экран телефона.

– Ну, хорошо. А что ты? – спрашивает она.

– Я… – пожимаю плечами, пытаясь понять, как отношусь к предложению Калеба. – Мне кажется, это немного… слишком. – И тут же пытаюсь оправдаться: – Ну, то есть, мы встречаемся и, да, он классный.

– Нет! – обрывает меня Спенс. – Калеб – не классный, он – идеальный, – последнее слово звучит с нажимом. – Спроси любую в радиусе десяти миль. Даже твой отец – инквизитор не против того, что вы вместе. А это о многом говорит.

Что ж, стоит заметить, мой отец действительно смирился, что его единственная из четырех детей дочь встречается с парнем. Пусть первое впечатление о Калебе и было таким: “Что ты нашла в этом потомке яппи, Дилан? Этот хлыщ хотя бы умеет держать удочку?” Калеб не очень уважал рыбалку, и, на сколько я помню, с уст отца соскользнуло: “Вот задрот”. Маме это очень не понравилось, потому что Калеб в качестве моего ухажера ее полностью устраивает. Она считает его ответственным и надежным до такой степени, что последние полгода интересуется тем, не забываю ли я вовремя принимать противозачаточные.

Знал бы папа… И знала бы мама то, что знает папа…

– Как ты назвала моего отца?! – набрасываюсь на нее.

– Инквизитор, детка, – повторяет Спенс с улыбкой. – От слова “инквизиция”, – подкалывает меня.

Я тоже улыбаюсь.

– Полагаю, ты надеялась, что это прозвучит остроумно?

– Калеб Джонс – абсолютно идеальный, – Спенс игнорирует мой выпад. – Ты – дочь мэра, он – сын шефа полиции. Вы идеально подходите друг другу. Как… Бонни и Клайд, – добавляет она.

Я несколько раз моргаю.

– Супер. Они были гангстерами и их пристрелили, – говорю, почесывая большим пальцем подбородок. – И мама только временно исполняет обязанности мэра, – напоминаю я.

Спенс фыркает.

– Это все формальности. Но я хотела сказать… – она качает головой, – не всем так везет, понимаешь?

Я надуваю щеки и выдыхаю. Для волонтера она слишком любопытная и дотошная.

– Будь по-твоему. Ладно, мы идеальная пара, – говорю не без иронии.

– Тогда что это на твоем лице?

– Ничего, – отрицательно трясу головой, пытаясь разобраться в своих ощущениях. – Не знаю, Спенс. Меня немного пугает его настойчивость.

– Разве Калеб не предложил дождаться твоего совершеннолетия? Он принуждает тебя?! – с тревогой спрашивает.

– Что?! Нет, конечно, нет! – я тороплюсь развеять ее опасения. – Дело не в сексе, – почти шепчу в отверстие микрофона. – Да, Оушен, которого у нас ещё не было, – уточняю, повысив голос. – Но… Не могу объяснить.

– Ты же говорила, что влюблена в него. Что не так?

Влюблена? Когда это я такое говорила?

Мне нравится Калеб, но о любви речи точно не шло.

– Ты права, – уклончиво отвечаю. – Все так. Наверное, все слишком… так.

– Вам нужно заняться сексом, – неожиданно заявляет подруга. – И чем скорее, тем лучше. Надень завтра что-нибудь сексуальное.

– Ты в курсе, насколько бедный у тебя словарный запас? – саркастично замечаю, поправляя наушник.

– Плевать! Тебе завтра восемнадцать! Ни в чем себе не отказывай. Правда от анала я бы тебе посоветовала воздержаться первое время. Я читала, что…

– Пошла к черту! – рычу я сквозь смех.

Спенс тоже посмеивается.

– Я люблю тебя, Дилан Янг! – примирительно говорит она. – С Калебом или без, просто будь счастлива!

– Ты чокнутая, но я тоже тебя люблю, – целую воздух у окошка камеры.

– Скажи, а… Джексон тоже завтра приедет? – осторожно спрашивает Спенсер.

Этого я и ожидала.

– Да, все братья будут. Вот только Джекс… думаю, он… – мне неприятно ей об этом сообщать.

– Он будет не один, – кивает Спенс, обрывая меня. – Я понимаю. Я просто спросила. И я не тупая!

– Не знаю, что он нашел в этой Кейси, – нарочно путаю имя нынешней подружки моего любвеобильного братца.

– Ее зовут Челси, – говорит Спенс.

Я снова вздыхаю. Она помнит.

– Ты же знаешь Джекса. Через месяц будет кто-то еще. И очень здорово, что мой братец держит свои причиндалы подальше от тебя. Никто из его бывших и будущих подружек и в подметки тебе не годится. Забей, он тебя не достоин.

– Ему бы и в голову не пришло подкатить ко мне, – замечает Спенсер. – Его интересует лишь хоккей и девчонки вот с такой грудью. А у меня только вот такая. И, вообще, я совсем из другой лиги.

– Вот именно. Из самой лучшей!

– Ты бы мне дала? – спрашивает Спенс, смешно изогнув бровь.

Я смеюсь над ее выходкой.

– Без вариантов, – киваю в ответ. – Увидимся завтра вечером?

– О, да! Я планирую напиться в хлам. Присмотришь за моей девственностью?

– Может, лучше оставишь ее дома? Я ее не приглашала.

Мы обе хохочем.

– На что ты меня толкаешь, Янг? – продолжая смеяться, спрашивает Спенс. – Тут только я и мой пёс!

Завтра мне исполняется восемнадцать. По этому случаю мои дядя и тетя предложили устроить вечеринку в "Сильвер Бэй". Так называется лодж, которым они владеют. Это место – Мекка для истинных ценителей рыбалки. Летом владельцы организуют рыболовные чартеры, предоставляя клиентам возможность поучаствовать в настоящей океанской рыбалке, а зимой развлекают туристов катанием на снегоходах и подледным ловом на озере Белуга.

Ничего удивительного, что в нашей семье все помешаны на рыбалке. Отец учил меня держать удочку, когда я ещё ходить толком не умела. Как и моих братьев.

Завтра близнецы Джекс и Райдер приедут на выходные из колледжа, чтобы поздравить свою младшую сестренку. Что до Стинки (англ. вонючка), уверена, этот засранец поздравит меня ещё с утра, когда первым займет ванную комнату на целый час. На самом деле, Стинки – это прозвище от обратного. Шон-младший невероятно чистоплотен для шестнадцатилетнего парня. В его комнате можно смело проводить трепанацию черепа или другую операцию – там едва не стерильно. А времени, которое он тратит на водные процедуры, с лихвой хватит, чтобы вплавь пересечь пролив Принца Вильгельма…

– Дилан, у нас там что-то горит! – кричит откуда-то снизу мама.

– О, чёрт! Спенс, я перезвоню! – бросаю телефон на кровать и выбегаю из комнаты, чтобы спасти наш ужин.

Как любая уважающая себя единственная девчонка в семье, я научилась готовить ещё в начальной школе, и теперь вся семья бессовестно этим пользуется.

– Ну, что там? – в кухню входит мама.

Она сменила деловой костюм на укороченные джинсы и черную футболку с названием одной чикагской рок-группы, светлые волосы распущены по плечам, а в руках – еженедельный выпуск Homer News.

Мама садится за стол, снимает очки и потирает покрасневшие глаза.

– Запеканка спасена, – я стою у кухонного островка, орудуя лопаткой и ножом, и раскладываю по тарелкам еду. – У тебя усталый вид.

– Заседание Консультативной комиссии затянули на полтора часа, мой зад буквально прилип к стулу, – жалуется она, вздыхая. – Но все бы ничего, если бы не Эбернати! Он – невероятно неприятная личность! – ее серо-зеленые глаза вспыхивают огнем. – Горлохват, и к тому же шовинист!

Ну а еще ее главный конкурент на предстоящих выборах в муниципалитет. Фрэд Эбернати неприлично богат и считает себя пупом земли, а женщин и вовсе за людей не держит. Ходят слухи, что его вышвырнули из Вашингтона, и он за каким-то чертом вернулся в городок, где родился и вырос. Благодаря деньгам и связям Эбернати очень скоро попал в Городской совет. И вот теперь спит и видит, как станет мэром города.

Наш прежний мэр, Джордан Тернер, стоял во главе города без малого пятнадцать лет. Он очень много сделал для Хомера и его жителей, и я не слышала, чтобы хоть кто-то говорил о нем плохо. Этим летом он утонул в горном озере. Несчастные случаи на рыбалке – не новость для наших мест. Его оплакивал весь Хомер.

Маме сейчас непросто приходится. Почти два года она занимала должность руководителя комиссии по перспективному планированию и совершенно не ожидала, что Городской совет предложит ей принять полномочия временно исполняющего обязанности мэра. И уж тем более не думала, что найдутся люди, которые надоумят ее выдвинуть свою кандидатуру на пост мэра.

– Папа! Стинки! Идите ужинать! – кричу я во весь голос.

– Мне совсем немного, – просит мама. – Кажется, я набрала пару фунтов.

Приподняв брови, я осматриваю ее изящную фигурку и отрезаю кусочек больше, чем собиралась.

– Спорим, что ты сегодня так нормально и не поела?

– Я ела, – вяло протестует мама.

– Кофе не считается.

– Ладно. Твоя взяла, – сдается она, с улыбкой принимая тарелку.

В нашу небольшую столовую, совмещенную с кухней, входят папа и мой младший брат. Отец занимает место напротив мамы и жадно втягивает носом дымящийся над тарелкой пар.

– Если бы не ты, дочь, я бы умер с голоду, – жалуется он, принимаясь за еду. – С этими выборами я вообще стал забывать, что у меня есть жена.

– Очень смешно, Шон, – говорит мама, качая головой. – С этими выборами я вообще стала забывать, что у меня есть семья, – передразнивает папу.

Тот перестает жевать и откладывает вилку. Затем встаёт из-за стола, направляется к холодильнику и приносит бутылку вина.

– Что это ты делаешь? – с подозрением спрашивает мама, когда отец протягивает ей большой бокал красного вина.

– Хочу напоить свою жену, госпожа мэр. Чтобы она хотя бы на один вечер забыла о выборах, ублюдке Эбернати и городском бюджете.

– Дырявом городском бюджете, – вставляет мама.

– А я о чём? – кивает отец, ожидая, пока мама примет бокал.

– А ты не будешь? – спрашивает мама.

– Не-а, мне ещё предстоит поднять одну пьянчужку наверх, – посмеивается он, усаживаясь на стул.

Мама делает пару глотков и устало улыбается.

– Как дела в школе, Шон? – обращается она к Стинки.

Брат бросает взгляд на отца и громко глотает.

– Кстати, детка, – вспоминает папа, приподнимая брови. – Нас с тобой вызывают в школу.

– Он отучился всего неделю! И что на этот раз? – мама откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди.

– Наш сын пытался продать одноклассникам ответы к тесту по истории.

– Спрос рождает предложение, – бормочет Стинки, пожимая плечами.

Ему совсем не удается скрыть улыбку. Как и отцу.

– Возьмёшь меня в долю? – папа прыскает со смеху, отправляя в себя остатки запеканки одним большим куском. – Я буду твоим вышибалой.

– Вы оба находите это смешным?! – строго спрашивает мама. – Как вы не поймёте, мы все теперь под колпаком! На нас весь город смотрит!

– Эй, ну ладно, Сара. Я сам все улажу, – папа больше не смеётся. – Не переживай. – Он протягивает тарелку и переводит тему: – Дилан, можно мне добавки?

Мама берет ее вместо меня, встает из-за стола и идет к кухонному островку, чтобы наполнить. Ставит перед папой тарелку и доливает в бокал вино. Повернув голову, смотрит в окно.

– Шон! Ты снова жёг листву! – восклицает она, не успев сделать глоток.

– Разве? – папа делает огромные глаза.

Сидя на стуле, я отклоняюсь и вижу, как из железного бачка валит густой дым.

– Не строй из себя дурака!

– Это Шон ее жег, – говорит папа.

Шон давится едой и вопит:

– Но ты сам мне сказал!

Папа закатывает глаза, и мы все знаем, что сейчас начнется. Нотация.

– Сколько раз вам говорить! Нельзя жечь чертову листву! – злится мама.

– А разве не ты просила, чтобы я спилил чертов клен? И потом, это мой дом, мой двор, мои деревья и листья тоже мои, – парирует отец, продолжая усиленно работать челюстями, как лошадь, жующая овес, – и я делаю с ними, что хочу.

– Да! Только, если это не нарушает закон штата! Насколько я помню ты учился на юриста, – с сарказмом заявляет она.

Папа пожимает плечами.

– Это ты училась, детка. А я просто тусовался с тобой. – Он тычет вилкой в сторону окна и говорит Стинки: – Прежде, чем пойдешь спать, проследи, чтобы там все прогорело.