Текст книги "Девочка со свечкой (СИ)"
Автор книги: Юлия Теплова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
– Антон Алексеевич. – Пищит Антошка и добавляет. – Красивая машина.
Я пытаюсь сдержать улыбку. Федорцов тихо смеется, а я залипаю взглядом на его лице.
– Я отопление прибавлю, чтобы Антон Алексеевич и Инга Анатольевна не заболели. – Говорит серьезно и тянется к бардачку.
Достает упаковку бумажных платочков и протягивает мне, после чего заводит мотор. Машина бесшумно трогается с места. Мимо проплывает вечерний город: безлюдный, залитый дождем.
Мама говорила, что дождь – это хорошо. Он смывает все плохое, а дождь в дорогу – добрый знак.
Поднимаю глаза и ловлю в зеркале заднего вида взгляд Федорцова. По предплечьям бегут мурашки, а сердце пугливо дергается. С трудом заставляю себя удержать его взгляд, чтобы не выглядеть в его глазах неуверенной дурочкой. Выдерживаю всего несколько секунд и возвращаюсь глазами к окну.
Но меня хватает ненадолго, и я снова осторожно кошусь в его сторону. Зеленый свет бросает блики на рукав его пиджака, делая поездку сюрреалистичнее. Все происходящее ощущается странно.
Тихо бормочет радио. В машине так тепло и уютно, что я начинаю клевать носом.
Последние дни были полны разочарований и потрясений, а сейчас неожиданно на меня спускается долгожданный покой. Ощущение, что я пришла в точку назначения спустя долгое время. Ничего больше неважно.
Мне хочется ехать вот так вечно. Не хочу бороться, не хочу ничего решать. Не хочу бояться и сожалеть. Как же я устала.
– Инга… – Вырывает меня бархатный голос из теплой неги.
По ногам тянет холодом. Меня посещает чувство дежавю.
Открываю глаза.
Я умудрилась вырубиться, а не просто задремать. Федорцов стоит рядом с открытой дверью, склонившись надо мной. Теперь я чувствую исходящий от него, ненавязчивый аромат сандала.
Моргаю и произношу очевидное:
– Простите, тяжелый день был.
– Ну, да, бег в мешках выматывает. – В его глазах кружатся искорки озорства.
Мои губы сами расползаются в улыбке.
Антошка разболтал. Поворачиваюсь – место рядом со мной пустует.
– Мы тебя ждем. – Говорит Федорцов. – Пойдем, до двери провожу, а то опять найдешь приключений с твоим везением.
– Марк Николаевич, вы меня пугаете своим покровительством. Может, вы и вовсе в меня влюбились. – Глупо шучу и тут же прикусываю язык.
Он немного прищуривается и протягивает мне ладонь.
– Здесь лужа, ступай осторожно, болтушка.
Я облегченно выдыхаю. Неужто я боялась, что взрослый мужчина обидится на мою глупую шутку? Подхватываю сумку и, опираясь на теплую ладонь, выхожу из машины.
Дождь прошел. На улице сыро и ветрено.
Марк Николаевич припарковался прямо перед подъездом. Фары освещают битый асфальт.
Антошка уже скачет рядом с Федорцовым и при первой возможности без спроса хватает его за руку. Они идут к двери подъезда, я – следом. Антошка что-то рассказывает Федорцову, активно размахивая руками. Он внимательно слушает и что-то отвечает.
Антошка совсем низенький для его возраста, а на фоне Федорцова выглядит совсем крохой.
Я смотрю на них и в груди сжимается. В глубине души я мечтаю о семье. Мне бы хотелось иметь детей и любящего мужа. Чтобы это был человек дела, на которого можно было бы смело положиться.
«Инга, хватит. До добра такие мысли тебя не доведут. Это прямая дорога в затяжную хандру», – подает голос мой внутренний скептик.
Я закидываю сумку на плечо и захожу в «любимый» подъезд, встречающий меня запахом мочи. Спасибо, хоть свет есть. Лампочку еще не успели спереть.
Лифт не работает, поэтому Федорцов с Антошкой уже начали подниматься. Их голоса разлетаются эхом по подъезду. Речь, разумеется, идет о крутости человека-паука. Ну, конечно. Антошка не теряет возможности обсудить любимую тему.
– Ну что, Антон Алексеевич, будем прощаться? – Говорит Федорцов у обшарпанной двери Антошки. – Был рад знакомству.
Он присаживается перед ним на корточки и жмет руку. Антошка вот-вот лопнет от гордости и важности момента.
Я улыбаюсь и отдаю ему пакет со сменкой.
Когда дверь за ним закрывается, я поворачиваюсь к Федорцову. Он выглядит человеком из другого измерения, которого злая судьба закинула на мою лестничную клетку.
Он прячет руки в карманах брюк и смотрит на меня, не торопясь нарушить молчание. Я фокусируюсь на воротнике его рубашки и ощущаю предательскую сухость во рту. Хочется себя хорошенько встряхнуть, чтобы мозги встали на место.
– Может быть зайдете? У меня арабика теперь есть, а не только растворимый кофе. – Поднимаю глаза и снова вижу искорки веселья.
Почему этот безобидный вопрос ощущается так интимно? Федорцов бросает взгляд на часы и говорит:
– Почему нет? Я – заядлый кофеман.
Это правда, у них всегда была дома кофе-машина и с каждым годом она менялась на более современную и функциональную.
Я едва успеваю вставить ключ в замочную скважину, как дверь распахивается, и на пороге появляется Костя. На нем домашнее трико и футболка с известной рок-группой.
«Какого хрена», – хочется взвыть мне. Я была уверена, что он вернется к себе. Смысл оставаться у меня, если о пропаже Насти так ничего и не стало известно. Хоть контролируй меня, хоть нет.
– Я шум в прихожей услышал… – растерянно говорит Костя, поправляя наушники на шее, – тебя весь день дома не было.
Он переводит взгляд на Федорцова и растерянность быстро сменяется злостью. Костя сжимает челюсти и слегка раздувает ноздри. Смотрит на Федорцова, как на заклятого врага.
Я теряюсь. Впиваюсь пальцами в ремешок сумки и поворачиваю голову в сторону Федорцова, как будто хочу удостовериться, что в эту секунду не произойдет ничего неизбежного. Он смотрит сквозь Костю: спокойно и слегка презрительно в своей обычной манере. Такой взгляд достается от Федорцова незнакомым людям.
– Извините, Марк Николаевич, Костя временно живет у меня, пока находится в поисках жилья. – Выдаю самую простую для объяснения, лживую версию.
– Тогда отложим кофе до следующего раза. – Он кивает Косте и возвращается глазами ко мне. – Хорошего вечера, Инга. Выпей что-нибудь горячего, чтобы не заболеть.
– До свидания. – Бросаю разочарованно, провожая глазами его широкую спину в синем пиджаке.
Костя так и продолжает с ненавистью смотреть ему вслед, вцепившись в дверную ручку.
13
Захожу в квартиру и устало сбрасываю обувь.
– Что у тебя за дела с ним? – Костя раздраженно захлопывает дверь и смотрит на меня.
– Кость, ты что здесь делаешь?
– Помогаю тебе. – Он складывает руки на груди. – Если ты забыла, мы оба хотим найти твою сестру. С каких пор ты с этим козлом дружбу водишь?
Кладу мобильник на комод и смотрю на Костю. По его напряженным плечам и сведенным бровям понимаю, что он действительно ждет от меня ответа.
– Если ты не понял, я знаю про твое наглое вранье с ипотекой и выдуманной хозяйкой. – Я не понимаю, в чем он пытается меня уличить и начинаю злиться.
Извинений от него не будет, как я понимаю. Решил, что записульки достаточно.
– А ты меня спросил, нужна ли мне теперь твоя помощь? – Делаю акцент на слове «теперь». – Ты уже должен был забрать свои вещи и перебраться к себе на Ленина. – Говорю обманчиво-спокойно.
Прохожу мимо него на кухню, чиркаю спичкой и зажигаю плиту, чтобы поставить чайник. Не хочу заболеть. Нужно выпить чаю и принять горячий душ. Дождь за окном поливает с новой силой.
Костя не сдается и следует за мной. Приваливается к дверному косяку и показательно сверлит взглядом мою щеку. А когда понимает, что развивать тему я не намерена, продолжает:
– Я это и так знаю. Я тете Маше обещал, что присмотрю за тобой, чтобы ты глупостей не наделала. А ты, похоже, по Настиной дорожке собралась. На бабки Федорцова повелась?
Я с грохотом ставлю чайник на плиту.
– Кость, а ты не оборзел, мне такое говорить? – Чувствую, как горят щеки, несмотря на то, что кисти и ступни, наоборот, ужасно мерзнут. – Не надо манипулировать мамой, ладно? И поучать меня тоже не надо. Я сама со всем справлюсь. Лучше бы со своей жизнью разобрался. Если бы ты был такой умный, то, наверное, не сел бы за распространение. – Меня оглушает собственный голос, полный злости, и лишь потом приходит осознание того, что я сказала. Пальцы впились в старую столешницу. Дыхание сбилось.
Костя ударил разом по двум болевым точкам – маме и Свечке.
Костя съеживается и часто моргает. Делает вдох, после чего тихо произносит:
– Тыкать меня этим в морду – подло, Инга. Меня подставили, и ты это знаешь.
Он разворачивается и выходит из кухни. Меня мгновенно начинает душить чувство вины. Я ведь так не думаю, зачем ляпнула?
Черт!
– Кость! Кость! – Кричу вслед под свист чайника.
***
На следующее утро я сваливаюсь с температурой. Голова раскалывается, спину чудовищно ломит, а в груди горит. Не помогают ни спреи, ни таблетки.
В голове такая каша, что ни о каком расследовании я не помышляю. Любой мыслительный процесс причиняет боль.
Костя остается со мной. По негласной договоренности мы оба делаем вид, что вчерашнего разговора не было. Он приносит мне лекарства и ромашковый чай.
Даже в этом состоянии я чувствую стыд и вину за то, что наговорила ему. Благодарно сжимаю его руку и снова проваливаюсь в сон.
Ночью мне становится так плохо, что Костя вызывает скорую. Морщусь от громких голосов и ледяных прикосновений врача. Мне делают укол, и я снова засыпаю.
Так проходят два дня. На третий – становится чуть лучше. С облегчением узнаю от Кости, что с Антошкой все хорошо. Наверное, моя иммунная система решила отомстить мне за невнимательность к себе и наплевательское отношение.
Утром в квартире чудесным образом появляются Аня с Робертом. Они стоят надо мной, как обеспокоенные родители.
В комнате пахнет сладкими духами, на столе лежит огромный пакет с фруктами.
Подкладываю подушку под спину и хриплю:
– Так, тревожное семейство Дельфинов, немедленно перестаньте меня гипнотизировать. Я жива. Болею редко, но, как видите, метко. – Захожусь в приступе кашля.
Аня скептически смотрит на меня и тянется с поцелуем, но на полпути осекается и снова выпрямляется.
– Вы что здесь делаете?
– Заюш, ты три дня на сообщения не отвечала. Мы с Бертом волновались.
Закатываю глаза.
– Ты мне то месяцами не звонишь, то чуть ли не каждый день преследуешь. Про личное пространство не слышала? – Ворчу я.
Аня растягивает губы в улыбке, демонстрируя идеально-белые зубы, и собирается что-то сказать, но ее прерывает мелодия звонка.
Роберт достает телефон.
– Алло. – Едва успевает ответить, как из трубки сыплется отборный мат.
Роберт отходит к окну, но громкий динамик все равно позволяет услышать гневные речи Федорцова-старшего.
– Чтобы через пять минут твоя жопа была здесь! Сам разгребай за собой это дерьмо! – голосятв трубке и связь прерывается.
– Папа не в духе? – Неуместно хихикает Аня.
Роберт снова подходит к моей кровати. У него горят уши и щеки. Он поправляет идеально лежащую челку и прячет телефон в карман серого пиджака.
– Ехать надо. – Говорит севшим голосом. – Выздоравливай, Инга.
– Спасибо. – Благодарно киваю и подтягиваю одеяло повыше.
Мне становится искренне жаль Роберта. Не думала, что Николай Павлович – такое хамло. Он со всеми своими сотрудниками так разговаривает или только с родственниками? Почему-то мне кажется, что с Марком Николаевичем этот номер не прошел бы.
– Все, мы погнали, пока папа там все с землей не сравнял. – Говорит Аня, поднимаясь с моей кровати. – Я еще тебе рыбку красную привезла и костный бульон. Пока, дорогая. – Она, по привычке, чмокает воздух и выходит вслед за Робертом.
– Спасибо. Костик закроет за вами. – Хриплю вслед.
– Малыш, высадишь меня у торгового центра. У меня запись на маник. – Доносится до меня ласковое мурчание Ани в коридоре.
Что Берт там такого наворотил, чтобы так орать?
А что, если Федорцов-старший знает о существовании компромата и поэтому нервничает и срывается на всех?
Хлопает входная дверь, и в квартире становится тихо. Я включаю себе медитацию на телефоне и засыпаю под бормотание приятного голоса, который вещает, что Вселенная даст мне все самое лучшее.
Не зря люди говорят, что сон – лучшее лекарство. Дней через пять я прихожу в норму и тут же сажусь за письменный стол разгребать переводы. К вечеру у меня слезятся глаза от монитора. Я жую бутерброд и понимаю, что Мирон уже два дня, как вернулся.
Пишу ему сообщение с просьбой о встрече, но ответа не получаю. А еще через два дня до меня, наконец, доходит, что Мирон Дмитриенко по какой-то причине меня избегает. Или избегает неприятного разговора?
Настя
Не знаю, в какой момент я стала бояться Костю. Сначала включилась интуиция, потом присоединился разум. В памяти возникали его взгляды, нелогичность поведения, случайные касания.
Раньше я принимала его целиком и полностью. Он был соседским парнем, одноклассником, другом. Мы все жили в равных условиях – условиях дефицита. Нам всем не хватало внимания родителей, а родителям – денег и чувства стабильности и безопасности.
На фоне тупых одноклассников, мечтающих с седьмого класса ущипнуть за задницу, Костя выглядел нормальным парнем. Он помогал матери, хорошо учился, ходил в художку и не давал слабых в обиду. Он прибегал к кулакам в самых крайних случаях, но, если это и случалось, бился яростно и до последнего. За это его уважала местная гопота и особо никогда не цепляла.
Ему не очень везло с девушками. Никому не удавалось задержаться рядом с ним надолго. Выбирал он только один типаж: высоких, стройных шатенок с зелеными глазами. По-моему, была даже рыжеволосая девочка. Они сменялись калейдоскопом, не принося ему счастья.
Я была слепой и глупой. Если бы я меньше доверяла людям, то, наверное, раньше бы увидела то, что всегда было под носом – его маниакальную любовь.
Однажды случилось то, что лишило меня равновесия и привычного видения моего друга. Иными словами – я была в полном шоке.
Перед очередной выставкой Лидия Владимировна настояла на том, чтобы я привезла десять картин сразу. Полагаю, сделала она это просто из-за своего стервозного характера. Одно полотно было особенно большим. Общественный транспорт отпадал, а машину я не водила. Марк был в командировке в Лондоне, поэтому я попросила Костю о помощи с перевозкой. В галереи художники сами должны были заботиться о транспортировке.
– Привет, Настенка! – Костя коснулся взглядом моих голых колен.
Подошел вплотную и обнял, скользнув ладонями по спине. В душе заворочалось странное ощущение неправильности происходящего, которое я подавила в себе.
На Косте была белая футболка-поло и бежевые брюки. Черные, солнцезащитные очки придавали лоска. На фоне желтой машины он выглядел столичным мажором, а не парнем из глубинки.
Мы осторожно погрузили упакованные картины на заднее сидение. Я села в машину и снова задалась вопросом: откуда у Кости деньги? Но свои мысли я всегда оставляла при себе. Нас с детства учили: говорить о деньгах некрасиво.
Он сел за руль и повернулся ко мне.
– Красивое платье.
– Спасибо. Ты тоже отлично выглядишь. Едем? – Я потянулась к ремню безопасности, испытывая неловкость.
Последние несколько месяцев это чувство не уходило, а лишь усиливалось. Может быть, потому что изменился сам Костя. Он стал самоуверенным и местами наглым. Мог спокойно довести до слез официантку или нахамить работнику заправки.
Я знаю, что люди меняются, но некоторые перемены очень больно наблюдать.
Мы поехали в галерею через центр города. Я очень любила старинные фасады зданий и большой фонтан.
Ветер развивал мои волосы. Я тоже надела очки и слушала любимую Костину группу, попутно отвечая на стандартные вопросы: как дела? что нового?
– Мы с Дмитриенко на выходных в Питер хотим сгонять. – Говорит Костя, когда мы заезжаем на парковку галереи. – Давай с нами. Или тебя твой Федорцов не отпустит?
Его вопрос звучит едко, и я чувствую раздражение вперемешку с грустью.
– Меня Марк везде отпускает. Мне не нравится твой тон, Костя.
– Я не хотел тебя обидеть. Извини, Настен. Правда.
Он прикасается к моему бедру, и я инстинктивно дергаюсь, задевая при этом крышку бардачка. Она открывается, демонстрируя мне отвратительное содержимое.
Все становится на свои места. Невозможно заработать на такую машину и квартиру, пусть даже в ипотеку, на одном графическом дизайне. Костя – вчерашний выпускник. Когда бы он успел?
Меня начинает мутить от ужаса.
Я вспоминаю, как он плакал в начальной школе, разбив коленку. Как заступился за нашего одноклассника Пашу, зашуганного ботаника, которого не пнул только ленивый.
Костя … мой друг.
Я вытираю вмиг вспотевшие ладони о подол платья и шепчу, не глядя на него.
– Что это, Кость? – Протягиваю пальцы к свертку и тут же их одергиваю.
Костя молчит. Я слышу, как судорожно крутятся шестеренки в его голове. Он думает, как бы накидать мне лапши на уши.
– Что это?! – Кричу и впиваюсь в него глазами.
В носу становится щекотно. Я начинаю колотить его куда попало: по плечам, спине, бедру.
Впервые в жизни я бью человека.
Он перехватывает мои запястья, больно сжав. Я чувствую, как по щекам катятся слезы. Ощущаю их соленый вкус на губах.
– Что ты за человек? Ты что, не помнишь, как закончил муж Симоновой из-за этого? – Указываю кивком на бардачок. – Она одна с тремя детьми осталась. Тремя! – Захожусь в рыданиях.
– Насть, это не то, что ты думаешь. Это не мое. – Бормочет Костя, глядя мне в глаза.
– А чье? Я дура, по-твоему? – Голос проседает, и я хриплю. – Уничтожь это сегодня же. Прекрати это. Выброси все с этим связанное из своей жизни, Костя, иначе я за себя не отвечаю. Ты понял? Понял меня?
Из последних сил выдергиваю руки из его захвата. Выскакиваю из машины под его глупые оправдания и хлопаю дверью.
Тогда мне казалось, что это самый плохой день в моей жизни. Но как же я ошибалась. Настоящий кошмар случился потом. Не знаю, чем я так прогневила Господа, и почему всегда давала шанс не тем людям.
14
Инга
Для меня становится полной неожиданностью, что Мирон игнорирует мои сообщения и звонки. Я не понимаю, что происходит и по-настоящему злюсь.
Еще спустя день я окончательно прихожу в себя и решаю действовать. Способность мыслить вернулась ко мне, а вместе с ней усилилось желание докопаться до правды.
Интуиция подсказывает, что я на верном пути.
У Мирона свой тату-салон в центре. Уточняю в интернете адрес и решаю действовать на опережение. Мне нужно быть на месте за полчаса до открытия. Мирон всегда сам открывает студию и в первой половине занимается бухгалтерией. Он вроде экономист по образованию.
Мне нужно застать его врасплох, чтобы он не успел придумать сказочку, почему игнорировал меня. Дмитриенко что-то скрывает. Я не думаю, что он боится. С его отцом я бы чувствовала себя, как у Христа за пазухой. Здесь что-то другое.
Костя еще спит. Я быстро собираюсь и заказываю в приложении такси – эконом, разумеется. По дороге вспоминаю, как Мирон бегал с фонариком по лесополосе. Как быстро и четко организовал поиски и взял на себя общение с полицией. Так в чем теперь дело?
Успеваю пожалеть о своей жадности и желании сэкономить, потому что в мои мысли постоянно вклинивается неприятный водитель с грязными ногтями. Он резко тормозит на светофорах и так же резко газует. В машине пахнет бензином, и меня быстро начинает укачивать.
– Девушка, а у вас парень есть? – Смотрит на меня в зеркало заднего вида.
Начинается. Вот что ему на это ответить?
– Есть. – Киваю, глядя в окно. – Он нервный, страдает вспышками агрессии и жутко не любит, когда к его девушке подкатывают в такси. Ваша работа ведь привезти меня в назначенное место, так? – Поворачиваю голову и злобно зыркаю на него.
– Че хамить– то сразу, кудряшка? – Обиженно бубнит он и делает музыку погромче.
Выхожу прямо перед входом в салон.
Сегодня сухо и холодно. Дергаю дверь – заперто. Я приехала даже раньше, чем планировала. Посматриваю на ларек с кофе напротив, но не решаюсь бежать к нему: боюсь пропустить появление Мирона. Вдруг он потом мне не откроет.
Он появляется минут через двадцать, идет пешком со стороны проспекта. На вид ему не дашь больше восемнадцати. Мирон невысокий и худой. С виду типичный хипстер в пальто и яркой шапке с септумом в носу.
На нем большие наушники поверх шапки, взгляд устремлен в землю: он не сразу замечает меня.
– Инга? – Он останавливается и хмурится.
Нет, блин, Санта. Думал спрятаться от меня?
– Привет, Мирон. – Я прячу ладони в куртку. – Кофе есть?
Он проходит мимо и открывает дверь. Лицо такое, будто что-то мерзкое унюхал.
– Проходи.
– Спасибо. – Захожу за ним внутрь. – Как горы?
В салоне тесно и темно. Всего пара комнат и коридор со стойкой ресепшен, но при этом салон пользуется популярностью в городе.
Мирон включает нижний, красноватый свет, и снимает пальто. Чувствую себя героиней триллера, попавшей к маньяку в комнату для проявки фотографий.
– Горы на месте. Красота и покой. Жаль, пришлось вернуться. Если бы не работа, остался бы дольше. – Он проходит куда-то за угол и спрашивает. – С сахаром и молоком?
– Без сахара. – Рассматриваю фотографии сделанных работ на стене.
Мирон возвращается с двумя черными кружками и садится на диван. Я забираю свою кружку и делаю глоток – кайф. Под ладонями растекается приятное тепло. Не хватало мне снова заболеть. Сажусь рядом с ним на диван, и мы встречаемся взглядами. Я была права: он не хочет говорить. Только воспитание не позволяет ему вытолкать меня за дверь.
Я стягиваю куртку и думаю, как начать разговор.
– Ты не отвечал на мои звонки. – Звучу, как брошенная любовница.
Наблюдаю за его лицом. Мирон пьет кофе и смотрит в сторону. Они чем-то похожи с Мирой. На первый взгляд не скажешь, но, если присмотреться, то наблюдается заметное сходство.
– Был занят. Сама видишь, студия не в самом лучшем состоянии. – Он обводит рукой вокруг. – Надо браться за полную переделку, а деньги для этого появились только сейчас.
– Что у отца не попросил? Твоя сестра не особо парится по этому поводу.
Мирон скептически смотрит на меня и откидывается на спинку дивана.
– Мне двадцать восемь лет, Инга. В моем возрасте уже дети дают деньги родителям, а не наоборот. Но ты же не за этим пришла, верно? Давай не будем ходить кругами. Ты же о Насте хочешь поговорить? – Вздыхает Мирон.
– Я – да, а вот ты по какой-то причине не очень. Было глупо бегать от меня, Мирон.
– Я не бегал. – Он кладет голову на потертую спинку дивана и трет лицо. – Просто я считаю, что некоторые вещи тебе лучше не знать. Меньше знаешь – крепче спишь, не зря так умные люди говорят.
Меня охватывает предчувствие чего-то очень плохого, что неизбежно надвигается на меня черной тучей. Дыхание учащается, в области груди появляется дискомфорт.
– Что ты имеешь в виду?
Мирон смотрит в потолок.
– Вот скажи мне, ты правда веришь, что найдешь сестру? Ее искали специалисты, люди, которые ежедневно занимаются такими вещами. Искали и не нашли. Ты думаешь, что найдешь ее. Прости, но Насти явно нет в живых. – Мирон поднимает голову и смотрит мне в глаза. – И чем быстрее ты это примешь, тем для тебя же лучше.
Он, скорее всего, прав, но меня накрывает та же лавина чувств, что и в ту сентябрьскую ночь. Отставляю кружку на маленький столик и сжимаю в кулак дрожащие пальцы. Сглатываю ставшую горькой слюну и снова смотрю в глаза Мирона.
– Поиск Насти для спецов – простая текучка, рабочая рутина, ноль заинтересованности. Я к тебе не за нравоучениями пришла, а за информацией. Что произошло в тот вечер, помимо ваших посиделок и шашлыков? Кто с кем переспал на даче или поцапался, меня не особо интересует, сразу оговорюсь. – Злобно чеканю я, как будто Мирон в чем-то виноват.
Он кладет скрещенные руки на колени и смотрит в пол. Молчит.
Я закатываю глаза и призываю себя к терпению. Что-то совсем последнее время нервы сдают. Две минуты назад мне хотелось расплакаться, а теперь меня распирает от раздражения.
– Мирон!
Он поднимает голову и упирается в меня странным взглядом. Вздыхает и начинает тихо говорить:
– Я думаю, она пропала из-за Кости. Не в смысле, что он что-то сделал с ней, а … Черт! – Он встает и начинает ходить туда-сюда.
Тревога растет во мне с невероятной скоростью. Живот ноет.
– В тот вечер я пошел в подвал за новой порцией углей. А когда вышел, услышал разговор Насти и Кости за домом. Это даже разговором не назвать. Костя тихо уговаривал ее уехать, а Настя шипела и сыпала такими ругательствами, что пьяные бомжи позавидуют. Я был в шоке: ты же знаешь свою сестру. Для нее даже слово «жопа» – страшное ругательство.
– Так. – Я судорожно соображаю, теребя карман на штанах. – Настя что-то говорила? Должна была быть веская причина.
Мирон поворачивается ко мне спиной и взлохмачивает волосы.
– Она и была, Инга – Костя ее изнасиловал.
Если бы Мирон сейчас повернулся, схватил со стола ноутбук и с размаху ударил меня им по лицу, я была бы менее шокирована.
Хлопаю глазами и открываю рот. Мне не хватает воздуха, легкие как будто захлопнулись.
– Ты что несешь? – Шепчу. – Мирон, посмотри на меня. Мирон, что ты несешь? – Повторяю снова, как будто он сможет повернутся и стереть жуткий осадок, оставленный последней фразой.
Мирон подходит и снова садится на диван. Его лицо страдальчески морщится.
– Я говорю тебе то, что слышал. Она сказала: «Ты мне жизнь сломал в тот чертов вечер, тварь». Это произошло на праздновании Настиной помолвки. Точнее не скажу, меня там не было, я улетал на фестиваль.
– Но эта ее фраза еще ничего не значит!
Не мог Костя совершить подобное. Просто не мог. Я разбираюсь в людях.
– Инга, это было понятно из ее дальнейших слов. Позволь, я не буду тебе их передавать. Хочешь, спроси Костю сама, но будь с ним осторожна.
– Мира знает?
– Точно нет. – Он качает головой. – Она никогда не умела хранить секреты. Не думаю, что Настя сказала хоть кому-нибудь об этом. Даже ты была не в курсе.
– И после услышанного ты продолжил общаться с Костей?
– Нет, с чего ты взяла? – Он удивленно поднимает брови.
Я делаю новый глоток уже остывшего кофе. Во рту сухо, как в долине Смерти. Пальцы продолжают подрагивать. Зажимаю ладони между коленей и тихонько покачиваюсь.
– Почему ты ничего не сказал полиции? Это могло помочь в поисках. – Вонзаюсь глазами в Мирона.
Если бы взглядом можно было бы испепелять, то от него бы осталась лишь кучка пепла.
– Каким образом помочь в поисках, Инга? – Он повышает голос. – Это, во-первых. А, во-вторых, где доказательства? Да и до отца бы дошло, что меня на допросы таскают. Зачем создавать ему неудобства?
У меня нет слов! Просто нет слов!
– Ты хотя бы сам понимаешь, как это звучит со стороны? Какой ты после этого на хрен друг?
– Инга, я рассказал тебе правду, что ты еще хочешь?
Парадная дверь открывается, и внутрь заходит девушка с фиолетовыми волосами.
– Привет! – Говорит весело. – У вас ко мне запись? – С любопытством смотрит на меня.
– Нет, я уже ухожу. – Натягиваю куртку и молча иду к двери.
– Инга, – Мирон нагоняет меня и хватает за плечо, – мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это в твоем возрасте. Все будет хорошо, я уверен.
– Пока, спасибо за кофе.
Выскакиваю на улицу. У меня кружится голова. Мысли взбесились. События перебивают друг друга в памяти.
Господи, Господи! Если это правда, почему она ничего не сказала? Почему не пришла ко мне? Глаза печет, но слез нет.
Перебегаю через дорогу и подлетаю к черной машине моих сопровождающих. Открываю заднюю дверь и без спроса сажусь в машину. «Мои ребятки» одновременно поворачиваются ко мне с выражением крайнего удивления.
– Отвезите меня домой. Срочно! – Громко захлопываю за собой дверь.
Мирон не прав: мне не пришлось через все это пройти. Я все еще иду, возможно, даже блуждаю в начале пути.
15
Мы все думаем, что по-настоящему страшные события обойдут нас стороной. В теории мы готовы к потере близких, ведь все когда-нибудь умрем, но при этом мы свято верим, что это произойдет так нескоро, что почти не с нами.
Мы совсем не думаем об этом, пока работаем, влюбляемся, плачем из-за украденного кошелька или раздражаемся из-за давки в метро. Мы готовы к абстрактному горю, но никогда не будем готовы к настоящему. Оно всегда застает врасплох.
Машина въезжает во двор. Я бросаю комканные слова благодарности и бегу к подъезду.
Мысли не затихают даже на бегу. Ну, не мог Костя так поступить. Но зачем Мирону врать? У него нет личной выгоды в этом деле. Он просто остался стоять в стороне равнодушным свидетелем.
«А что, если смог? Он уже один раз обманул тебя», – нашептывает мне внутренний голос.
Если Костя и правда … сделал это, то Настя могла ему отомстить. Бегу по лестнице, не чувствуя зловонного запаха и не замечая матерных надписей на стенах. Получается, она знала, что есть у Кости в машине, потому что первым делом обыскали именно его машину. Выходит, Костю не подставили, а это значит, что …
– Господи, за что мне все это? – Причитаю вслух, как древняя старушка.
Я определенно не в себе. Наверное, у меня помутился рассудок, или у разума сорвало тормоза, иначе как объяснить мое поведение?
Я захожу в прихожую. Беру вазу, которая стоит на комоде. Вытряхиваю из нее прямо на пол сухоцветы и, зажав в правой руке, быстрым шагом направляюсь на кухню. Костя работает за столом в наушниках, сидя спиной к двери.
Я замахиваюсь, но он чувствует мое присутствие за спиной и поворачивается, срывая с головы наушники. Его глаза расширяются, словно он увидел привидение. Костя дергается в сторону, в тот момент, когда я опускаю вазу, и она бьется о стол, разлетаясь по комнате на мелкие осколки.
– Ты что, охренела! – Кричит Костя и вскакивает с места. – Болезнь дала на мозг осложнение?!
Передвигаться по малюсенькой кухне в осколках затруднительно, поэтому он остается стоять на месте.
– Ага, кукухой поехала. Ты сейчас мне все расскажешь! – Хочется схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть, но разница в росте не позволяет.
Под ботинками хрустят осколки. Меня бросает в пот. Свитер противно прилипает к телу. Я обхожу стол и плюхаюсь на стул.
– Да что опять случилось? Больная, что ли? – Костя осторожно опускается напротив, следя за каждым моим движением.
– Ты ведь мне наврал о причине, по которой Настя перестала с тобой общаться. Не спорь! – Рычу, глядя, как он пытается что-то сказать. – Я видела, как Федорцов на тебя смотрел. Не удивлюсь, если он тебя толком не помнит или вообще не знает. Ты с ним не разговаривал. Если бы ты сказал ему в лицо, что переспал с Настей – он бы тебя уничтожил. Так, какая была причина, Костик? – Издевательски – глумливо произношу его имя.
Он молчит.
– Какая?! – Ору и бью кулаком по столу.
– Успокойся, психичка! – Орет Костя в ответ и швыряет наушники.
– Я не говорил с твоим Федорцовым, но мы и правда с Настей переспали. – Смотрит исподлобья.
– Да-а? Надо же? Прямо в день ее помолвки? Моя сестра была такая дура? Или, может быть, гулящая, распущенная? Чтобы собираться выйти за одного, а спать с другим? Скажи мне, Костик, ты любил легкодоступную девушку, готовую с любым?
