Текст книги "Услышь мой голос"
Автор книги: Юлия Снегова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
– Ладно, – сказала Ирина. – Отдыхай, может быть, завтра жизнь покажется тебе чуть более стоящей штукой.
Ирина повернулась, чтобы выйти из комнаты, как вдруг Катя позвала ее.
– Мам, – тихо произнесла девочка.
– Да?
– Мам, прости меня, пожалуйста, – с придыханием, совсем по-детски сказала Катя. – Я понимаю, каково вам было этой ночью.
Ирина ничего не могла сказать в ответ, она бросилась к дочери и сжала ее в объятиях. Девочка плакала, да и сама Ирина почувствовала, что горячие капли потекли у нее по щекам.
– Ничего, Катюша, ничего, – повторяла Ирина, обнимая худенькие плечи девочки и гладя ее по растрепанным волосам. – Ничего, все пройдет, все будет хорошо… Поспи еще немного, а потом, когда тебе станет получше, мы все, я, папа и ты, куда-нибудь поедем. Куда бы ты хотела пойти?
– Не знаю, – сказала Катя и всхлипнула, – может быть, в Парк культуры, ребята рассказывали, что там открылся Чудо-град, целый парк классных аттракционов. Только они очень дорогие, да и вам, наверное, неинтересно.
– Очень даже интересно, – улыбаясь сквозь слезы, ответила Ирина. – Конечно, мы туда поедем и покатаемся на всех классных аттракционах, сколько бы это ни стоило. А теперь спи, ладно?
– Ага, – сказала Катя и перевернулась на живот. В этой позе она любила спать с самого раннего детства.
5
Ирина постояла немного рядом с засыпающей девочкой и вышла из комнаты. Кажется, на этот раз все обошлось. Ирина почувствовала неимоверную усталость. Она просто засыпала на ходу. Лечь бы сейчас и хотя бы на несколько часов забыть о страшных событиях минувшей ночи. Раньше, когда Катя болела, Ирина боялась оставлять ее на ночь одну и всегда клала девочку рядом с собой. Вот и сейчас Ирине захотелось лечь рядом с дочерью, заснуть и чувствовать во сне, что ребенок рядом, что он нормально дышит, не раскрывается, спит спокойно. Если бы она могла вернуться во времена Катиного детства, когда все проблемы сводились к бронхитам, насморкам и испачканным колготкам. Ирина вздохнула и прошла на кухню, где ее ждал Василий.
– Ну что? – спросил он и поднял на Ирину черные встревоженные глаза.
– Пока все в порядке. Она даже попросила у меня прощения и опять заснула. Когда проснется, мы все поедем в Парк культуры кататься на аттракционах.
– Это она так хочет? – удивленно спросил Василий.
– Ну не я же.
– Вчера пыталась свести с жизнью счеты, а сегодня уже мечтает о каруселях, – изумленно произнес он.
– А что ты хочешь, – устало улыбнулась Ирина, – она ведь еще ребенок.
– Она тебе объяснила, почему она это сделала? – наконец спросил Василий.
– В общем, да, – ответила Ирина. – Ты бы со своей ученой степенью назвал это проблемой адаптации. Не может и не хочет привыкать к тому, что вступает в мир взрослых. Не нравится ей этот мир. Пример, который мы с тобой подали Кате, кажется ей отвратительным, и настолько, что она предпочла не жить вообще, чем повторить его. – И Ирина пересказала Василию свой разговор с дочерью.
Некоторое время Василий сидел в глубоком молчании. Он чувствовал себя ошеломленным и подавленным одновременно. У него было такое ощущение, будто все, чем он до сих пор по праву гордился и дорожил, превратилось в ничто – исчезло. Он ощущал себя один на один с пугающей и безжалостной пустотой. Василий не понимал, как ему жить дальше. Так получилось, что его дочь совершила над ним суд, с приговором которого он не мог не согласиться. Он понял, что вообще ничего не стоит, если его дочь, глядя на него, не хочет жить. Его мрачные раздумья прервала Ирина.
– Вася, ну только не сиди с таким убитым видом, – сказала она. – Мне хватило одной Кати, приводить в чувство еще одного человека я уже не в состоянии.
– Нам надо опять пожениться, – неожиданно сказал Василий.
– Что?! – выдохнула Ирина.
– Нам надо сделать над собой усилие и начать все сначала. У ребенка должна быть нормальная семья. Она должна чувствовать себя защищенной, иначе получается, что мы оставили ее один на один со страшным миром взрослых людей.
– Вася, но ведь это будет ложью. А дети очень хорошо чувствуют, когда их обманывают. Даже если это делается ради них самих. Ты уже однажды попробовал сделать над собой усилие, когда женился на мне. Правда, я сама была тогда виновата, – горько улыбнулась Ирина. – Я поступила чересчур самонадеянно. Мне казалось, что моей любви хватит на двоих, даже на троих. Как видишь, не хватило. Я потерпела фиаско.
– Я тоже, – сказал Василий. – Но у человека всегда остается хотя бы один шанс.
– Ты в этом уверен? – серьезно спросила Ирина.
– Да, иначе нам в пору устраивать коллективное самоубийство. Представляешь, какие будут заголовки в газетах: «Смерть в доме медиков» – и текст: «Преуспевающий психоаналитик, его жена-медсестра…»
– Прекрати! – крикнула Ирина. – Избавь меня от своего черного юмора, хотя бы сегодня, – добавила она уже тише.
– Извини. О любви в нашем положении говорить действительно не приходится. Но любовь – это для юных, а мы с тобой уже давно выросли и стали скучными взрослыми людьми. То, что мы считали любовью, теперь называется иначе. Это судьба, понимаешь, судьба.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Ирина.
– Попробую объяснить. Я думал, что смогу расстаться с тобой и начать все сначала. Думал, что теперь я стал свободным и буду жить, словно у меня за спиной нет никого и ничего, что я отвечаю только за себя самого. Я очень ошибался. Оказывается, я до конца своих дней связан с тобой, ты – со мной, и мы оба – с Катей. Если мы будем делать вид, что эта связь не существует, то произойдут страшные вещи. Ты меня понимаешь?
– Да, я тебя понимаю, – после паузы произнесла Ирина. – Может быть, ты и прав. Мне тоже приходили в голову подобные мысли. Но во всем этом есть какая-то обреченность, хотелось бы немного радости.
– Радость в том, чтобы Кате было хорошо. Лучше скажи мне, ты все еще любишь меня?
Ирина встала и подошла к окну. Она молчала, и в этом молчании было что-то пугающее. Наконец она произнесла:
– Я пока не готова говорить с тобой на эту тему. Как-нибудь потом.
– Но ты согласна сделать еще одну попытку?
– Как ты себе это представляешь? Мы заключим договор, тщательно обсудим его условия и постараемся их соблюдать на глазах у Кати. А в ее отсутствие мы, как усталые актеры, будем снимать маски и становиться самими собой, отчужденными усталыми людьми.
– Нет, все будет не так! – с жаром произнес Василий. – Мы станем настоящей семьей – и при Кате, и без нее. Мы будем всегда одинаковыми. Я за себя отвечаю. После того, что мы тут все пережили, мне кажется, я очень изменился.
– А у тебя есть кто-нибудь? – спросила Ирина.
– Была, – уточнил Василий, – до вчерашнего дня.
– Ну и что ты ей скажешь?
– Скажу правду, она поймет. Все равно она меня не любит. Ей просто очень одиноко, и, мне кажется, она загоняет себя в ловушку, откуда ей будет очень непросто выбраться. Но это уже не мои проблемы. Она взрослый человек, а я должен заниматься своей семьей. Ира, почему ты сомневаешься? Мне кажется, что тебе от таких изменений в жизни станет только лучше. Ведь ты всегда хотела этого. Или у тебя что-то изменилось? Может быть, ты встретила другого мужчину?
– Да нет, никого я не встретила, – грустно произнесла Ирина. – А сомневаюсь я потому, что не хочу повторить прежнюю ошибку.
– Мы ее не повторим! – с жаром произнес Василий. – Раньше ты слишком много брала на себя, и меня это устраивало. А сейчас за все буду отвечать я. У нас ничего не получилось, потому что я переложил на тебя всю ответственность. Я вел себя не по-мужски. Теперь все будет по-другому. Ну, пожалуйста, поверь мне! В конце концов, если ты хочешь, мы можем спать отдельно, мы можем жить просто как друзья.
– Нет уж, – ответила Ирина и улыбнулась. – Если я соглашусь, то спать мы будем вместе.
Глава 11
1
Известие о том, что Василий уходит от нее, Женя восприняла спокойно. Настолько спокойно, что даже сама испугалась своего бесчувствия. Василий пришел к ней забрать кое-какие вещи и отдать ключи. Перед этим Женя не видела его три дня и даже не могла связаться с ним по телефону. Василий очень сухо, даже как-то по-деловому рассказал ей о случившемся, а потом очень странно посмотрел на Женю. Возможно, он ждал, что она станет умолять его остаться. Но Женя, в течение всего разговора сидевшая с опущенными глазами, сказала только:
– Ну что ж, конечно, всем так будет лучше. Тем более что ты все решил. Обо мне не беспокойся, я очень благодарна тебе за все. На самом деле ты очень помог мне. А теперь тебе надо идти к тем людям, которым твоя помощь нужнее. Не будем превращать наше прощание в мелодраму, иди. Всего хорошего. Позвони как-нибудь, я буду рада.
Василий покинул Женину квартиру решительной походкой человека, которому уже нечего терять. Женя закрыла за ним дверь и прошла в спальню. В странном оцепенении она вытянулась на кровати. Она действительно ничего не чувствовала – ни боли, ни даже огорчения. Как будто ничего не произошло.
«Но ведь и на самом деле ничего не произошло, – сказала себе Женя. – Я как была одна, так и осталась. Если бы я хоть немножко его любила, все могло бы сложиться иначе. Он бы так легко не оставил меня. Забавно все-таки получается, – она мрачно усмехнулась, – стоит только какому-то человеку приблизиться, как во мне начинает действовать какая-то отталкивающая сила. Никого не могу удержать рядом с собой. Некоторые уходят от меня, некоторых я сама от себя отталкиваю. Может быть, меня сглазили или порчу навели? А вдруг это сделал Антон? Он же любитель всяких восточных эзотерических штучек. Может быть, он все ждет, что я к нему вернусь? Фу, какие глупости! – оборвала себя Женя. – И придет же в голову такое. В том, что произошло с Васей, я ничуть не виновата. Это его семейная история, которая ко мне не имеет никакого отношения. Он, бедный, чувствует себя таким подавленным и виноватым. Хотя, по-моему, зря. Может быть, и грех так рассуждать, но, по-моему, его дочка все очень хорошо рассчитала. Она не хотела умирать, ей нужно было просто попугать родителей, чтобы они опять стали жить вместе. Но все равно, – подумала Женя, – эта девочка заслуживает уважения. Пойти на такой риск! А если бы мать задержалась на работе? Бедный Вася, он такой хороший отец. А у нас с ним уже никаких детей не будет…»
Женя вздохнула, поднялась с кровати и прошлась по пустой и тихой квартире. Сегодня эта пустота и тишина подействовали на нее угнетающе. Она подошла к пианино и ласково провела ладонью по его полированной поверхности. Недавно она пригласила настройщика, который наконец-то привел инструмент в порядок. Женя не собиралась устраивать музыкальные вечера и даже играть на пианино в одиночестве. Просто ей хотелось, чтобы старый, еще прабабушкин инструмент звучал так же хорошо и чисто, как раньше. Женя постояла немного рядом с пианино, а потом у нее возникла одна идея…
Она быстро прошла на кухню, открыла ящик рабочего стола, где у нее хранились хозяйственные мелочи, и нашла две длинных свечи. Это не совсем то, что ей нужно, но все же… Женя вернулась к пианино и вставила свечи в канделябры, прикрепленные к корпусу старинного инструмента. Конечно, сюда бы больше подошли не эти простоватые свечи из мутно-желтого парафина, а какие-нибудь зеленые или лиловые, с ароматом хвои или сирени. Они бы потом образовали красивые наплывы на потускневшей от времени латуни.
«Надо будет пойти в какой-нибудь модный магазин и купить красивые свечи. Раз мне некому играть, буду играть хотя бы себе», – подумала Женя и заглянула в нижний ящик бюро. Бюро тоже было старинное, может быть, даже старше, чем пианино. Женя так привыкла к антикварной мебели, окружавшей ее дома, что в современных интерьерах чувствовала себя неуютно.
В нижнем ящике бюро хранились ноты. Женя не заглядывала сюда уже очень давно. Она и не помнила, когда последний раз играла. Кажется, после того, как она закончила музыкальную школу, она к инструменту больше и не подходила.
«Ну да, правильно, – вспомнила Женя, – сначала умерла бабушка, потом уехала мама, пианино не смогло пережить эти потери и расстроилось. Ничего, старичок, – подумала Женя, перебирая ноты, – мы вдохнем в тебя новую жизнь».
Среди нот были совсем старые, с пожелтевшими страницами, пахнущие музейной стариной, а были и Женины, с пометками учительницы из ее музыкальной школы.
«Что бы такое сыграть? – размышляла Женя, перебирая шершавые от пыли листки. – Разве что это?»
Она поднялась с колен, держа ноты в руках, потом подула на них – поднялось легкое облачко пыли. Женя дала себе честное слово, что завтра же пропылесосит книжные полки и ящики с бумагами. Потом она поставила ноты на пюпитр и подняла крышку пианино. На нее смотрел ряд черно-белых клавиш, они как будто с нетерпением ждали, когда чьи-то пальцы оживят их. Женя решила сыграть отрывок из «Хорошо темперированного клавира» Баха. Это произведение она играла на выпускном экзамене в музыкальной школе и получила за него пятерку. Все-таки обидно, что она так долго не садилась за инструмент.
Женя тронула пальцами клавиши, ей показалось, что они зазвучали одобрительно. Она попыталась сыграть самое простое место, Баха она играла робко, как неуверенная в себе школьница. Но все же свечи горели, прекрасная музыка звучала, а на Женином лице появилось вдохновенное выражение. И вдруг ей стало смешно. Она резко оборвала игру и еще более резко опустила крышку. Пианино отозвалось возмущенным гулом.
«Видел бы меня кто-нибудь со стороны! – подумала Женя. – Продажная женщина, в свободное от основной работы время играющая Баха. Какой-то бред, у меня скоро начнется раздвоение личности. Может быть, поговорить с кем-нибудь из девушек? Вдруг и они чувствуют себя подобным образом? Да нет, кажется, с ними как раз все в порядке. Они горды собой, своей работой и не испытывают никаких угрызений совести».
Женя опять прошлась по своей пустой квартире. Неожиданно она почувствовала себя здесь, словно зверь, запертый в клетке. Она подошла к своему рабочему столу, взглянула на книги и тетради и поняла, что работать ей совершенно не хочется. Все ее идеи, мечты, желание написать монографию об иранских геммах отошло куда-то далеко, и Бог знает, захочет ли она вообще вернуться к делу своей жизни.
Вдруг Жене нестерпимо захотелось с кем-нибудь поговорить, все равно с кем, лишь бы услышать человеческий голос. Позвонить кому-нибудь из старых знакомых? Но Женя очень хорошо знала, каким получится разговор. Она знала, какие вопросы зададут ей, что она скажет в ответ и о чем спросит сама. Все это было заранее известно и совершенно неинтересно. Другое дело – ее разговоры на работе, только от нее самой зависело, в какое русло повернет беседа, да и собеседник порой поражал Женю своей непредсказуемостью. К тому же она ничего о нем не знала и могла воображать об этом мужчине все, что угодно. Женя почувствовала, что с нетерпением ждет завтрашнего дня, когда она сможет закрыть за собой дверь в крохотной кабинке и с головой погрузиться в пучину страстных разговоров. Женя поняла, что подобное времяпрепровождение манит ее, как игорный стол азартного человек.
«Кажется, я начинаю втягиваться, – подумала она и испугалась, – только этого еще не хватало. Я где-то читала, что некоторые проститутки занимаются своим ремеслом не ради денег, а для своего удовольствия. Неужели и я скоро стану такой? Но почему же, – успокоила себя Женя, – другого способа заработать у меня ведь пока нет. А что касается удовольствия, то разве плохо зарабатывать себе на жизнь каким-нибудь приятным способом?»
2
Жене опять позвонил этот странный тип. В конце концов, он добился своего, и она действительно начала узнавать его низкий голос с довольно необычными интонациями. Когда Женя его слушала, у нее появлялось ощущение, что он говорит нарочно замедленно и еще будто у него не совсем в порядке голосовые связки.
«Может быть, он певец, посадивший голос? – думала Женя. – Или никак не может оправиться после бронхита».
Разговаривал он с ней тоже очень странно. Он производил на Женю впечатление человека, который сам не знает, чего хочет. Иногда Женю так и подмывало спросить, чем он занимается во время разговоров с ней. Почему-то она была уверена, что совсем не тем, чем большинство ее клиентов, звонивших исключительно для помощи в самоудовлетворении. Порой Женя подозревала, что этот парень или импотент, или просто очень одинокий человек, которому не жалко денег на такого рода общение. Женя очень уставала от разговоров с ним. Ей приходилось проявлять немалую изобретательность, придумывая все новые и новые развлечения для них обоих.
Он звонил ей всегда, когда Женя работала в вечернюю смену. Женя даже невольно начинала ждать, когда же в трубке раздастся его голос. Начинал он обычно так:
– Привет, милая, соскучилась?
– Еще бы, – послушно соглашалась Женя, – ну, чем мы сегодня будем заниматься?
– Пусть все будет так, как ты захочешь…
«Хоть бы раз проявил изобретательность», – с досадой думала Женя.
Однажды она спросила его:
– Скажи мне наконец, как тебя зовут. Ты знаешь мое имя, а я твое – нет. Несправедливо получается.
– Но ведь и ты наверняка не Алина, – возразил он.
– Откуда ты знаешь, может быть, именно Алина. Но ведь и я не прошу тебя назвать мне свое настоящее имя. Просто хочу знать, как к тебе обращаться.
– Придумай сама, – предложил ей собеседник. – Придумай мне имя, внешность, сделай меня таким, чтобы я понравился тебе. Давай поиграем. Это будет забавно!
– Давай, – согласилась Женя, а сама подумала: «Боже мой, и этот тип платит бешеные деньги за такую ерунду. Занялся бы лучше благотворительностью, если не может найти применения своим средствам». – Давай, – повторила она и принялась фантазировать, – я назову тебя Эриком.
– В честь Эрика Клептона или Эрика Курмангалиева? – спросил собеседник. – Я люблю обоих. Правда, у второго, говорят, проблемы с сексуальной ориентацией. Так что я предпочел бы быть похожим на первого.
– Честно говоря, – сказала Женя, – я назвала первое экзотическое имя, пришедшее мне в голову. Кто такие эти Эрики?
– Ну вот, Алина, получится, что вместо сексуальных игр, мы будем говорить о музыке, – притворно рассердился мужчина. – Эрик Клептон – знаменитый рок-музыкант, гитарист и певец. А Эрик Курмангалиев – чуть менее знаменитый контр-тенор. Это, грубо говоря, очень высокий мужской голос, такой высокий, что он похож на женский. Встречается довольно редко и ценится высоко.
– Ах да, – ответила Женя, – я что-то такое читала. Ну, хорошо, Эрик. Ты ведь согласен быть Эриком?
– Согласен, – подтвердил мнимый Эрик.
– Тогда я придумаю тебе внешность. Ты высокий брюнет с хорошо развитыми мышцами, широкими плечами и сильными руками. Твой отец китаец, а мать – турчанка.
«Какой ужас, – подумал Алексей, – он только что получил чудовищное имя Эрик. Что она плетет? Сын китайца и турчанки, не иначе – пленной, у Жени бурная фантазия. Ну что ж, попробую вжиться в эту роль. Теперь, разговаривая с ней по телефону, мне придется щуриться».
– Хорошо, я согласен, только непонятно, почему мама с папой меня назвали Эриком, а не Мустафой или каким-нибудь чудовищным китайским именем типа Люпи?
– Вероятно, в честь одного из твоих любимых певцов, – смеясь, ответила Женя. – Ну, продолжим. Как всякий восточный мужчина, ты очень страстный и изобретательный в любви. Только стеснительный, и поэтому ты очень часто предпочитаешь молчать. – Женя сделала драматическую паузу и продолжала: – Вот и сейчас ты, мой дорогой Эрик, медленно расстегиваешь пуговки на моей блузке. Надо тебе сказать, что на моей блузке очень много мелких, обтянутых шелком и потому очень скользких пуговок. Наверное, даже слишком много для такого нетерпеливого мужчины, как ты. Ты страшно зол на них и готов просто рвануть на себя шелк моей блузки, чтобы пуговицы посыпались на пол. Но ты этого не делаешь, ты испытываешь своеобразное мучительное удовольствие от того, что так долго сдерживаешь свою страсть.
«Ей бы в нашей газете работать, – подумал Алексей, слушая эту душераздирающую историю про пуговицы. – Интересно, сколько ей платят в этом «Сезаме»? Может, переманить ее к нам, она бы писала темы номера, стала бы звездой журналистики. И мы регулярно встречались бы, ходили вместе в редакционный буфет пить кофе. Хотя ей, кажется, и тут неплохо. С каждым разом она становится все раскованней и изобретательней. Интересно, какая она в жизни?»
Этот вопрос занимал Алексея все сильнее. Пока Женя рассказывала ему, как он наконец справился с пуговицами и добрался до ее затвердевших сосков, Алексей соображал, как бы повидаться с ней лично. Он прекрасно понимал, что с экзотическим Эриком Женя знакомиться не станет ни за что. Поэтому надо искать какие-то другие способы. Самое лучшее – это как бы невзначай встретить ее на улице, тем более что их формальное знакомство уже состоялось в Крыму. Надо только удачно выбрать время и место, потом взять на вооружение все свое обаяние, и вперед…
– Ну почему ты опять молчишь? – возмущенный женский голос прервал течение его мыслей. – Разве ты ничего не хочешь мне сказать, Эрик? Ну, поговори со мной, расскажи, какая я красивая, нежная, расскажи мне сам, как ты ласкаешь меня. – На самом деле Женя просто устала, у нее пересохло в горле и истощилась фантазия. Хотя в «Сезаме» это было и не принято, она решила на несколько минут поменяться со своим клиентом ролями. Если у него так много лишних денег и свободного времени, пусть сам поработает головой и языком. Она почувствовала, что Эрик несколько озадачен.
«Может быть, он девственник, – подумала Женя, – и вообще не знает, как подступиться к женщине. Да нет, это совсем уж невероятно. Взрослый мужчина, а судя по голосу, ему не меньше тридцати пяти, должен иметь хоть какой-то сексуальный опыт. Наверное, он по жизни робкий и закомплексованный человек, не умеет знакомиться с женщинами или у него какой-нибудь физический недостаток. Да, точно, – эта идея показалась Жене наиболее вероятной. – Он просто богатый инвалид, который может быть с женщиной либо в своих фантазиях, либо ведя телефонные разговоры».
К этому времени Эрик уже слегка освоился, собрался с силами и заговорил.
– Я кладу руку на твое колено, – выдавил он из себя.
«Небогатая же у тебя фантазия, – подумала Женя. – До меня тебе далеко».
– Очень хорошо, – тем не менее обрадовалась она его инициативе, – я вся дрожу от нетерпения. В ладони твоей я чувствую легкую дрожь. И еще, у тебя такие горячие пальцы… Ну а что же дальше?
– Я провожу рукой по твоей горячей шелковистой коже, я поднимаюсь все выше и выше. Ого, куда я забрался! – удивленно воскликнул Алексей.
– И куда же? – спросила Женя.
– У меня нет достойных слов для описания этого места. Ну, в общем, это что-то очень сладкое, и таинственное, и опасное, и… Короче, я хочу туда. «Если бы Смирнов взял меня на работу в свой «Сезам», то уволил бы уже через полчаса», – подумал Алексей.
– А как ты хочешь туда? – спросила Женя, она решила, что во время идиотских пауз ее клиента она успеет выпить стакан холодного апельсинового сока.
3
Таким образом они говорили еще довольно долго. Женя устала гораздо раньше, чем ее клиент со своими странными и непонятными фантазиями. Когда он наконец отпустил ее, Женя почувствовала неодолимое желание изо всех сил запустить телефонной трубкой в стену.
После работы она даже решила поговорить об этом Эрике с Виктором Смирновым, хотя обычно никогда не обсуждала с ним свои телефонные беседы. Смирнов пригласил Женю к себе домой. Сначала она отказывалась, но он проявил настойчивость.
– Пошли, пошли, – уговаривал он, – я покажу тебе свое новое приобретение. Ты умрешь от зависти.
– Что, купил какую-нибудь говорящую печку для сауны? – пошутила Женя.
– Бери выше, – ответил Смирнов, – вчера ездил в салон и купил картину одного молодого, но ужасно модного художника. Хочу показать тебе, интересно, что ты скажешь.
– Ну, картина в корне меняет дело. Поехали, а то что-то я в последнее время вместо живописи вижу только цветочки на стене моего косметического салона.
Картина, которой хвалился Смирнов, произвела на Женю странное впечатление. Она висела на почетном месте напротив окна в шикарной гостиной Смирнова. На лиловом фоне была изображена странная шестигранная бутыль с узким горлышком и пробкой, тоже граненой, повторяющей форму сосуда. Сквозь зеленоватые грани бутыли просвечивали странные пейзажи. Чем дольше Женя всматривалась в картину, тем больше различала замысловатых подробностей. В одной грани она рассмотрела зимний пейзаж, деревья с черным кружевом голых веток, в другой – морские волны, в третьей – воздушную стихию с прозрачными облаками. Наконец, Женя почувствовала, что у нее начинает кружиться голова, и отошла от картины.
– Какая странная вещь, – произнесла она. – Знаешь, эта картина меня чем-то пугает. У себя дома я бы такую не повесила.
– Ага, – довольно проговорил Виктор, – значит, и ты почувствовала.
– Что почувствовала? – удивилась Женя.
– Психоделику, – многозначительно произнес Виктор. – Эта картина принадлежит к так называемому психоделическому направлению в искусстве.
– Что это значит? – спросила Женя. – Никогда ни о чем подобном не слышала.
– Это искусство, воздействующее на психику примерно так же, как действует наркотик, но, естественно, без всяких вредных последствий. Просто расширяет границы сознания того, кто смотрит на картину.
– Что-то я не почувствовала, что границы моего сознания расширились, – с сомнением произнесла Женя. – Просто у меня возникло очень странное чувство, как будто, – она замолчала, пытаясь подобрать нужное слово… – как будто я куда-то проваливаюсь, что ли.
– Так оно и есть, – обрадовался Виктор. – Если бы ты не испугалась, а смотрела бы на картину подольше, то, возможно, погрузилась бы в глубины своего подсознания.
– Лучше расскажи мне о художнике, – попросила Женя. – Кто он такой?
– Да я сам толком не знаю, – ответил Смирнов. – Какой-то молодой, но, как говорят, страшно гениальный парень со странной фамилией Пинус. Хотя, может быть, это такой псевдоним. Зовут его, кажется Аликом, и за ним уже гоняется несколько галерейщиков из Америки и Англии. Кстати, считается, что покупка его работ – это отличное помещение капитала. Так что, если я вдруг разорюсь, этот Алик Пинус поможет мне еще некоторое время продержаться на плаву. Ну да ладно, – сказал Виктор, – вспомнили о своем искусствоведческом прошлом, отдали дань живописи, давай-ка поговорим о чем-нибудь более приземленном. Как у тебя дела? А то видимся только на работе, ты ходишь такая суровая, неприступная…
– Ну конечно, – рассмеялась Женя, – ты же мой начальник. Вот я и соблюдаю субординацию, как ты сам же велел когда-то. А дела у меня так себе, ничего особенного не происходит.
Тем временем Виктор расставил на низком столике в гостиной изящные кофейные чашки, вазочки с соленым миндалем и печеньем, рюмки для ликера. Он наполнил чашки ароматным дымящимся кофе, а рюмки – густой жидкостью темно-вишневого цвета.
Женя вспомнила свой первый визит к Смирнову. Тогда все в этой квартире казалось ей шикарным и удивительным. Теперь она чувствовала себя совершенно естественно, словно это в порядке вещей – пить кофе и ликер в роскошных гостиных богатых мужчин.
«Да, ко всему хорошему привыкаешь просто моментально, – подумала Женя, – это только к плохому приспособиться невозможно».
– Может быть, внешне я и изменилась, – продолжила Женя начатый разговор, – стала богаче выглядеть и лучше одеваться. Но в душе я осталась прежней и смотрю на все происходящее со мной как бы со стороны. Иногда мне кажется, что я участвую в каком-то бесконечном сериале. Каждый день авторы дописывают очередную серию, и актеры вынуждены вновь и вновь ехать на съемки. И все уже забыли, что было вначале, и никто не знает, что будет в конце. Вить, разве у тебя нет сходного ощущения? – спросила Женя.
– Да, в общем-то, нет, – ответил Виктор. – Мне и думать особо некогда, приходится все время крутиться, обеспечивать вам нормальную работу. Вот теперь, после этой публикации в «Суперновостях», журналисты меня донимают. Предлагают поучаствовать в каком-то их дурацком телевизионном ток-шоу, посвященном сексуальным проблемам. Я сначала отказывался, как всегда, а потом подумал: «Почему бы и нет». Девочки у нас все красивые. Вот ты бы, например, не хотела выступить? Они говорят, что на героев можно надеть маски и парики, так что их никто и не узнает. А что? – Смирнова все сильнее увлекала эта идея, он словно забыл, что еще недавно категорически отказывался от любых контактов с прессой и телевидением. – У тебя хорошо подвешен язык, ты интеллигентная женщина…
– Вить, прекрати, – остановила Смирнова Женя. – Ты же прекрасно понимаешь, что ни в каком ток-шоу даже под маской я выступать не буду. Практически никто не знает, где я работаю, и, надеюсь, никогда не узнает. Не может же эта моя сомнительная деятельность продолжаться вечно. Меня вообще поражает странный поворот судьбы! – воскликнула Женя. – Я столько лет училась, столько прочла книг, считала себя неплохим специалистом в своей области. И единственное место, где я оказалась востребованной, – это служба «Секс по телефону»! Ну разве не удивительно?
– Превратности судьбы, – согласился Смирнов и снова наполнил рюмки ликером. – Ты только не обижайся, но в моей фирме ты явно на своем месте. У тебя отбоя нет от клиентов. Ты страшно выгодный работник!
– Ты еще скажи, что я отличное помещение капитала, – невесело пошутила Женя. – А что касается клиентов, то я хотела поговорить с тобой об одном из них. – И Женя рассказала Смирнову о мужчине, которому она сегодня присвоила имя Эрик.
– Он так меня утомляет, – пожаловалась она. – Может, сделаешь мне одолжение и распорядишься, чтобы его отсылали к какой-нибудь другой девушке? Мне легче обслужить пять примитивных онанистов, извини за выражение, чем одного этого психа.
Смирнов неожиданно стал серьезным.
– Женя, работа есть работа, – сказал он. – Это как в медицине, не мы выбираем клиентов, клиенты выбирают нас. Может быть, если ты от него откажешься, он вообще звонить перестанет и фирма понесет убыток. Нет, я такого не могу допустить. Он что – оскорбляет тебя? – спросил Смирнов. – Или, может быть, настаивает на встрече?
– Да нет, – ответила Женя, – он, в общем-то, держится в рамках приличий.
– Тем более у тебя нет никаких оснований отказываться от него. Постоянные клиенты – это наше самое ценное достояние. Мы должны холить их и лелеять, по телефону, конечно, – уточнил Смирнов.
Он еще немного выпил и развалился в расслабленной позе на своем модном и дорогом диване. Женя с тревогой следила за своим шефом. Сама она почти не пила, и ей не очень нравилось, что Виктор так лихо набросился на алкоголь. Ее тревога была не напрасной.
