355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юлия Шошина » Лучшие Друзья 3 (СИ) » Текст книги (страница 9)
Лучшие Друзья 3 (СИ)
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 16:22

Текст книги "Лучшие Друзья 3 (СИ)"


Автор книги: Юлия Шошина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Гаяна поднялась и стала рыться в другом пакете. Достав две коробки, она протянула одну из них мне.

–Примерить?

–Да, сейчас. А для какого события ты купила их?

Гаяна лукаво улыбнулась.

–В декабрь будет частный показ, на который нас пригласить Дона.

–Дона? – я нахмурилась.

–Донателла, – Гаяна посмотрела на меня с таким выражением лица, что мне тут же захотелось заткнуться. – Ты меня пугать. Версачи. Дона Версачи.

Я потрясенно посмотрела на Гаяну.

–Да ладно?! Серьезно?

Мама усмехнулась.

–Мне привезти три приглашения на ее новый год коллекция. Я думать, что мы сходить. Взять Марина.

–Ты шутишь, наверное, – я покачала головой, все еще потрясенная донельзя. – Она же описается от радости, когда узнает.

Мама посмеялась и указала головой на коробку.

–Посмотреть.

Я открыла коробку и увидела необычайно красивую вещь. Коснувшись рукой шерсти, я подивилась, насколько она мягкая и нежная. Аккуратно вытащив свитер, я надела его через голову и, поправив хвост, посмотрела на Гаяну.

–Ну как?

–Замечательно. Погоди, я надеть свой.

Она вытащила ровно такой же свитер из своей коробки, и надела его поверх полувера. Мы одновременно подошли к зеркалу в холле.

–Вау, – и впрямь, свитера удивительно красиво сидели на нас обеих.

–Мы смотреться как сестры, – Гаяна притянула меня к себе и чмокнула в лоб. – Я люблю тебя. Спасибо тебе, что ты здесь, со мной.

Я умиленно посмотрела на нее:

–Спасибо тебе, что вернулась тогда. Ах! – вскричала я, напугав Гаяну. – У меня же торт в холодильнике!

Лицо Гаяны озарила улыбка, а затем она рассмеялась:

–Ты приготовить торт?

–Мы с Мариной решили сделать тебе сюрприз, – немного сконфуженно ответила я.

–Ну что ж, пойдем, опробуем ваш сюрприз, – обнимая меня за талию, Гаяна повела на кухню.

***

Мы не спали до четырех утра, все говорили, говорили, говорили. Она рассказывала о новых задумках, показывала мне эскизы, привезенные с собой, и вдруг подскочила на кровати, вспомнив о чем-то.

–Подождать секунда.

Она исчезла за дверью, и я в полном недоумении осталась одна, окруженная эскизами Дома. От них так и веяло им: уверенностью, силой и кокетством.

Гаяна вернулась, таща за собой большой прямоугольник, который я видела раньше, когда разбирала пакеты.

–Что это? – я покосилась на нее, на что мама ответила:

–Это просить Доминик отдать тебе. Я не знать, что внутри.

Мое сердце екнуло. Нет, только не Доминик.

–Откроем вместе? – предложила она, и я была рада этому предложению, потому что открыть одной мне было бы страшно.

–Давай.

Она снова уселась на кровать, затаскивая прямоугольник и кладя его напротив нас. Разрывая бумагу, мы переглянулись, и мама послала мне ободряющий взгляд.

–Вряд ли здесь бомба. Меня остановить бы в аэропорт, – Гаяна пожала плечами, разрывая остатки.

Я усмехнулась, оторвав последний кусок, и тут же ощутила, как замерло все во мне. На кровати оказался портрет 50х50 в серебристой раме.

Мой портрет, нарисованный карандашом так четко, словно это была фотография. Я смотрела влево, мои длинные ресницы отбрасывали тень на щеку. Глубоко посаженный кружевной лиф платья я узнала сразу – то самое чудо, что сделал для меня Дом. Я смотрела на портрет, не понимая, почему он вдруг расплывается, а потом, проморгавшись, заметила на стекле слезы. Свои слезы.

В правом углу была размашистая роспись, в которой я узнала инициалы: Д.Д. Доминик Дамонд.

Мои губы дрожали, как при землетрясении, и я в слезах повернулась к Гаяне. Та выглядела виноватой.

–Не нужно было дать тебе это. Я позволить Доминику сказать «прощай», но не стоить это.

–Что? Сказать прощай? – я утерла слезы и вытаращилась на нее. – Он так прощается?

–Я думать, да. Здесь листок. Смотреть, – она протянула мне свернутый вчетверо лист. Я взяла его в руки и на ощупь узнала бумагу – ту самую, на которой мы рисовали эскизы. Ту самую бумагу, которую он комкал и выбрасывал. Тут же я представила, сколько раз скомкал Дом листы, прежде чем написать это. Я стала разворачивать лист, но Гаяна остановила меня, положив руку на плечо.

–Прочитать это одна. Я не думать, что он хотеть, чтобы я видеть. Я схожу на кухня, там остаться ваш пальчики-облизать торт.

Я усмехнулась сквозь слезы и улыбнулась.

–Принесешь мне кусочек?

Гаяна вышла за дверь. Я осталась одна в окружении рваной бумаги и портрета. Сжимая в руке листок, я подумала о том, чтобы выбросить его. Ведь гораздо проще будет, если я никогда не узнаю, что в нем написано.

Но нет. Вайстенгаузен же мазохистка. Я глубоко вздохнула и развернула лист.

18.

Закончив читать, Марина повернулась ко мне. В ее глазах стояли слезы.

–Это так… трогательно. Он открыл всю душу. Мне никто никогда такого не писал. Черт возьми, Вайстенгаузен, почему тебе всегда достаются такие парни? Взять хотя бы Дани. Он отдал тебе свое сердце.

Я утерла свои слезы и покачала головой:

–Я не заслуживаю этого. Это все бред. Он… – я не удержалась и снова разревелась. Марина, покачав головой, прижала меня к себе.

–Тшш, малышка. Я понимаю, как тебе тяжело. Но он все верно сказал. Прими это, и станет намного легче.

Я осознавала, что Марина права. Но только проще от этого не становилось. Я ревела до самого утра на груди у Гаяны, реву сейчас на груди у Марины. Это должно закончится. Когда-нибудь. Ну пожалуйста?..

Я проревела у Марины еще около часа, жалуясь на судьбу, а потом вдруг внезапно слезы кончились. Высохли за секунду.

Я вскочила с дивана и посмотрела на испуганную подругу.

–Черт. Черт-черт-черт! Он так прав! – закричала я. – Господи, это же очевидно! Я … я такая дура. Я столько всего испортила своей тупостью.

–Ты не тупая, и ничего не испортила, – Марина нахмурилась. – Каждому дано определенное время, чтобы понять, где он ошибся, и как исправить это. Хорошо, что ты поняла это быстро.

–Быстро!? – вскрикнула я. – Да прошло гребаных полгода!

–У некоторых уходят десятилетия, Крис, – вздохнула Марина. – Ошибки… с кем ошибок не бывает. Они сравнимы лишь с лавиною камней. Кого-то эти камни убивают. А кто-то их немножечко сильнее, – процитировала она высказывание ее любимой писательницы, и я закусила губу.

–Думаешь, я сильнее камней? – шепотом спросила я, смотря на ковер и кусая губу снова и снова.

–Намного, – Марина обняла меня одной рукой. – Все мы когда-то ломаемся, дорогая. У каждого наступает этот переломный момент, когда руки опускаются, и не знаешь, что делать дальше, и как быть. На самом деле, это не конец. Это означает, что теперь жизнь кардинально изменится, повернется в другое русло. И это не плохо, Крис. Наоборот, это хорошо. И не стоит пугаться этого, а тем более – переживать все в одиночку. Что ты, например, и сделала. Пережила в одиночку. Мы могли бы помочь. Но сейчас уже поздно казниться. Ты и в одиночку справилась на отлично. Путь становления кем-то – самый сложный. Но ты справилась. Слышишь? Справилась, Крис. Ты – человек, добившийся многих вещей. У тебя прекрасная семья, любящая мама, друзья, которые не дадут тебя в обиду и всегда здесь, что бы тебе ни казалось. У тебя есть человек, который любит тебя. И не один, Крис. Нас таких много. Мы все тебя любим, малышка. Мы все за тебя.

«Моя дорогая be’be’,

Жизнь – это череда бесконечных событий, которые меняют нас в корне.

Я не могу сказать, что я в корне изменился, но ты…Да. Ты изменилась.

Ты приехала такой открытой, невинной и чистой… а я все испортил.

Сколько я себя помню, мне всегда твердили, что люди стремятся к чему-то лучшему, к тому, что найдено через боль, методом проб и ошибок. Нужна невероятная смелость, чтобы пройти через это самому, не принимая ничьей помощи.

Знаешь, ты во многом была права. Я не заслуживаю тебя нисколько, но хочу все равно сказать: я одинок. Любовь – главный способ бегства от одиночества, которое мучает меня очень давно. Я никогда не задумывался, насколько важно – любить кого-то, пока не встретил тебя. Любовь – как дерево. Оно вырастает само собой, пускает корни глубоко-глубоко и продолжает цвести даже в руинах моей души.

Я дурак. Я искренне надеялся, что может быть что-то и выйдет. Для меня любовь была единственной возможностью вырасти в моих же глазах, но я все испортил.

Я должен был изначально понимать, что мы – два полушария – северное и южное. Ты живешь своей жизнью, а я – своей. И даже если мы на секунду пересеклись, все равно. Это не значит, что я смог бы удержать тебя при себе. Ты – ветер, который должен гулять на своих просторах. Ты – солнце, которое светит всем, кроме меня. Ты – нежность, которая ласкает всех, кроме меня.

И чья вина здесь? Лишь моя. Я не только глупец, но и безумец. Кто же, кроме безумцев, не знает, что любовь соединена со страстью и заблуждениями? Знаешь, моя be’be’, у меня к тебе была непреодолимая страсть. Но у тебя ко мне? Нет. Я не виню тебя. Твое сердце пылало другим, и сейчас я это принимаю… Заблуждения… их было предостаточно. Я думал, что я – все, что тебе нужно. Что ты, совершенно неискушенная девочка, влюбишься в меня без памяти и будешь ценить каждое наше мгновение. Но… хм… Это я влюбился, как неискушенная девочка. Ценил даже минуту, проведенную с тобой.

Я понимаю, что сейчас это совершенно ничего не значит для тебя. Ты сделала выбор.

Выбор… каждый из нас ставит в приоритет то, что ему важнее. И ты все-таки сделала выбор. Выбрала свой приоритет. Я принимаю его.

Я, Доминик, тот, кто всегда считал себя королем, смотрю сейчас на твое фото, и чувствую, как разваливаюсь на куски. Бред, правда? Я не знаю, как назвать это по-другому, но думаю, be’be’, я люблю тебя.

Ты так глубоко под моей кожей, что я даже не знаю, как добраться до тебя и вытащить оттуда. Сказать честно, я бы вытащил.

Мне не нравится это чувство – полного оцепенения и дрожи, когда я думаю не о себе, как привык, а о тебе. Об этих глазах шоколада, темной шелковой коже и полных губах, которые приоткрываются, когда ты волнуешься.

Последние полгода я замечал каждый твой вздох. Каждое слово. Каждый звук. Видел, как ты улыбалась, видел, как ты грустила. Видел, как ты любила. Но не меня.

Глупо сейчас расстраиваться, что ты не со мной. Ты сделала свой выбор, а я свой. Я всего лишь хочу, чтобы ты поняла: я помню о тебе. И не забуду. Ты сто раз повторяла, что ты обычная. Не скажи. Я знаю сотни обычных. Миллиарды. Но ты… О таких, как ты, пишут песни. Пишут стихи, о девушках, как ты. Ты думаешь, ты неинтересная и совершенно обычная? В этом твоя прелесть. Ты не осознаешь, насколько ты прелестная, Кристина.

Я пишу, чтобы попрощаться. Может, мы и увидимся еще много раз, но я не хочу, чтобы ты злилась или, не дай Бог, любила меня. Это неверный выбор.

Свой выбор ты сделала. Живи с ним. Уважай его. Люби его.

Не меня. Его.

Надеюсь, я буду прощен тобою, моя be’be’. Я болен тобой так сильно, что это уже хроническое.

Не скучай. Я больше не напишу. И если вдруг нам суждено встретится, так давай встретимся незнакомцами – я не хочу, чтобы ты знала меня раннего. Я хочу, чтобы ты узнала меня нового. Нового, заново рожденного. Тобой.

Я убит этими чувствами. Я убит тобой. Но каждый день я заставляю себя открыть глаза, вспомнить твою улыбку и встретить новый рассвет.

Кто бы мог подумать, да?

Но я понял, что нужно уметь жить со всем этим. Принять, как часть своего «Я», теперь я не только забочусь о себе, но и о тебе.

Ты глубоко внутри, be’be’. Все мои бесы меркнут перед тобой. Потому что ты – мой главный бес. Все мои бесы – под сердцем. А ты – в нем…»

Эпилог

Я не могла сдержать слез. Не могла поверить, что это крохотное чудо – маленькая девочка – живое существо. Я держала ее так, словно она была дорогущей вазой из хрусталя последней породы в мире. Я держала ее так, словно от этого зависело человечество.

–Господи, – вырвалось у меня. – Она такая… Господи.

Марина, утирая слезы, прошептала:

–Она такая крохотная.

–Красавица, – мои слезы уже лились вовсю по щекам, теряясь в отросших шоколадных волосах. – Господи, Марин, она такая красавица.

У Марины вырвался всхлип.

–Я не думала… О Боже, Крис. Я не думала, что это так тяжело. Я… я просто обожаю ее, понимаешь?

–Я тоже обожаю ее, – кивнула я, смотря в синие-синие глаза крохотной детки и плача, плача и плача. Она такая милая. Такая маленькая и наивная. – У нее будет все самое лучше, слышишь?

–Конечно, будет, – подруга кивнула, смахивая слезы. – Она ведь моя малышка.

Варвара смотрела на мир с широко открытыми глазами, в которых виделось доверие всему, что видит. Для нее еще не существовало предательств, горести и боли. Для нее сейчас главное – улыбка родных и близких, тепло объятий и нежность поцелуев.

Я еще долго сидела с подругой, держа на руках ее крохотную дочь и восхищалась ей.

В коридоре меня встретил молодой отец – он дрожал и молчал, смотря на меня глубокими синими глазами, доставшимися крошке.

–Она такое чудо, – выдавила я. Мне довелось первой увидеть малышку, и все ждали вердикта. – Я не могу описать, какая она красивая.

–Вся в маму, – Мик, сглотнув, выдавил улыбку. Губы его дрожали – он был на грани.

–Иди к ней, – я коснулась его плеча, пропуская в палату. – Она ждет тебя.

Руки Егора обвились вокруг моей талии, а губы коснулись шеи.

–Как она?

–Хорошо, – я вытерла оставшиеся слезы. – Егор, она такая… Боже, я даже не могу придумать слов, чтобы описать ее. Я … она такая… чистая. Я уже люблю ее.

Видеть искреннюю любовь у меня вошло в привычку. Если приглядеться, то ее можно различить сквозь фальшь и притворство, можно. Если вы хоть раз видели искреннюю любовь, то никогда ее не забудете.

Я вижу ее в глазах Гаяны и Виктора, Валентины и папы, Мика и Марины. В глазах Егора.

Любовь не причиняет страданий. Она делает людей благодарными за терпение, за самоотверженность и нежность друг к другу. Это не просто страсть, не просто чувство. Это смысл, то, ради чего стоит жить и искать себя, искать людей, искренне желающих того же, что и ты.

Я понимаю, что все самое искреннее не начинается с любви. Все самое искреннее начинается с крошечного зерна, называвшегося дружба.

Дружба – то, что греет нас в зимние вечера, то, что спасает в трудные времена и помогает держаться, когда совсем невмоготу.

Нужно беречь друг друга, особенно сейчас. Очень сложно найти что-то настоящее, стоящее. Из-за глупой гордости и геройства вы можете потерять все. Нужно уметь прощать, ценить, любить.

Любви не бывает без дружбы. Там, где одна оставляет слезы, вторая сыплет улыбки. Не требуйте от друзей больше, чем они могут вам дать: постоянства и верности. Требуйте меньше: умения быть рядом и молчать, когда это действительно нужно и важно.

Какими бы сильными мы не были поодиночке, мы должны понимать: вместе мы сильнее. И сильнее нас делает любовь друг к другу.

Подлинная любовь не может быть безответной. Она бывает внимательной к каждой мелочи, к каждому слову. Она удваивает радость, а горесть делит пополам. Она знает все, но по-прежнему пылает ярким огнем. Любовь – это дружба, только с крыльями.

И чтобы эти крылья не поломались, помните: доверие – ключ не только к дружбе, но и любви.

Благодарность

Огромное спасибо всем тем, кто прошел этот путь вместе со мной до самого конца. Я не могу передать, как я рада, что вы сейчас со мной.

Я никак не ожидала, что у «Лучших Друзей» появится столько поклонников, но теперь, видя это, я понимаю – все мои старания не зря. Они для вас. Спасибо, что ждали так долго. Спасибо, что прочли. Спасибо за любовь к книге и любовь к героям. Они с вами, как и я.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю