Текст книги "Лучшие Друзья 3 (СИ)"

Автор книги: Юлия Шошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Гаяна сжала мою руку. Вчера вечером у нас состоялся разговор, и я все выложила ей, прося об «отставке из Парижа» на недельку. Долго не думая, та встала, и молча пошла собирать чемодан. А я… а я разревелась и побежала за ней вслед, обняв ее сзади и всхлипывая ей в спину. Я всегда все порчу. Я никудышный ребенок.

–Нам идти, Кристина, – она слегка потянула меня вперед, показывая, что держит в руках наши проверенные паспорта. – Ты задерживать очередь.

Нет! Я не могу уйти, не попрощавшись! Он не может так поступить со мной! Разве так бывает?

Я кинула взгляд, полный слез, на мать и закусила губу.

–Он не придти, – ее губы медленно шевелились, когда она произнесла это. В ее глазах была грусть, и одной рукой она обняла меня за плечо, ведя вперед.

Доминик был прав. Я больше не наивная и милая.

Я опустила лицо вниз и, через секунду вновь подняв его, стерла все эмоции. Все, что было в Париже – остается в Париже.

2.

В аэропорту нас встретили папа и Валентина. Я вышла в зал ожидания с гордо поднятой головой, так, как девушка, умеющая держать себя в руках. Но как только я увидела невысокую фигуру своего отца в простых джинсах и легкой рубашке, у меня сорвало крышу, и я, бросив чемодан прямо на пол, понеслась вперед, скользя каблуками по гладкому полу.

Папа поймал меня на лету, сжимая так сильно, что если бы я завтракала в самолете, то это все оказалось бы прямо на Валентине.

–Кристи, детка! – папа сжал меня еще крепче, останавливаясь, и я, захлебнувшись в слезах, отпустила его и обняла Валентину.

–Привет, милая, – ласковый голос ее обволок меня полностью, как и ее мягкие, добрые руки. – Мы так скучали по тебе!

–Я тоже, – провыла я, наконец-то отпуская ее и отходя чуть дальше, чтобы осмотреть их. Папа ничуть не изменился – разве что подзагорел, да и морщинок прибавилось. Валентина тоже особо не поменялась – ее добрая улыбка и ласковый взор остались такими же, как и полгода назад.

Сзади подошла Гаяна и, отстраненно поцеловала отца в щеку, а затем, также – Валентину.

–Езжать с ними. Ты соскучиться дом, – она положила руку мне на плечо.

Мама была права – я безумно хотела вернуться в свою комнату, упасть на мою кровать и рассматривать, рассматривать и рассматривать все мои безделушки в сотах.

Я посмотрела на Гаяну и сказала:

–Bien? Je viendrai a vous demain ^{(все в порядке? я приеду к тебе завтра)}.

Папа удивленно переглянулся с Валентиной, а Гаяна устало улыбнулась, потрепав меня по плечу:

–Bien ^{(все в порядке)}.

***

Целый час я лежу на своей кровати и не могу поверить, что я дома. Напрасно я надеялась, что здесь все будет так, как мне нужно. Такое ощущение, что я в совершенно в незнакомом месте, и это меня пугает. Хэй, это же моя любимая комната? Почему мне так странно находиться здесь?

Папа и Валентина оставили меня в покое, как только я вошла в дом. Они понимали, что мне нужно привыкнуть. Хм… привыкнуть. Лишь на неделю, ведь потом я вернусь обратно, и все лето, до начала одиннадцатого класса, проведу в Париже, все так же работая.

Но как бы я ни старалась балансировать между этим, все мои мысли были о сообщениях.

Я протянула руку в соту и достала телефон. От Марины был миллиард непринятых и четыре простеньких сообщения. Но пятое, последнее, заставило меня пересечь чертову кучу километров и вернуться:

«Кристин, родная. Я поняла, что ты не хочешь слышать о нас больше, и я понимаю, почему. Но все же я эгоистка, и прошу тебя простить меня за все проступки, недомолвки и обиды! Сейчас мне как никогда нужна твоя помощь. Я не справляюсь без тебя, пожалуйста. Я не прошу тебя уезжать из сказочного Парижа и возвращаться сюда, я умоляю лишь об одном звонке. Я не справлюсь, Кристина. Мне нужна моя лучшая подруга».

Еще одно, не менее душераздирающее, от Дани:

«Крох, как ты там?

Я чувствую себя отвратительно, из-за того, что наговорил тебе тогда. Если можешь, пожалуйста, прости меня. Это сделает мою жизнь намного проще.

У меня в Лондоне все как обычно: серо и скучно. Чего не скажешь о тебе. Несколько дней в Париже – первая полоса Паризьен и фото с парнем на обложке (да-да, я слежу за тобой). Я всегда говорил тебе, что ты достойна всего самого лучшего. Я скучаю по тебе, Крис, так сильно, что, сам того не понимая, ищу тебя в других девушках своего окружения. Но никто не отвечает на звонки: «а», никто не открывает рот, когда задумывается, и никто не просит меня «просто побыть рядом», когда напивается в стельку.

Позвони мне, как поймешь, что тоже скучаешь, ладно? Мое сердце все еще с тобой».

Что бы то ни было, звонок – хуже, чем возвращение. Я не была готова видеть никого из них, но рано или поздно мне нужно будет прекратить прятаться. И умом я понимала: чем быстрее я покончу со всем, тем лучше мне будет.

Резкий вздох – и я уже на ногах. Собственно, чего тянуть?

Открыв нетронутый чемодан, я вытащила белые рваные джинсы и бирюзовую легкую рубашку на левое плечо, открывающую три ласточки на лопатке – татуировку, сделанную мною три месяца назад на мое семнадцатилетие вместе с Домиником. Доминик.

Мои руки замерли, застегивая молнию на джинсах. Не думать о нем сейчас. Подумаешь тогда, когда вернешься. Водрузив на ноги простые балетки, я собрала волосы в высокую шишку, оставляя шею открытой.

Я вздохнула, смотря в глаза собственному отражению: сейчас или никогда.

Непослушными пальцами я набрала номер Толи – водителя – и, прочистив горло, попросила приехать к дому. Через пару минут я спустилась и, подняв голову, вышла из дома.

Он открыл мне дверь в машину, я села.

–Рад видеть, – в зеркало он улыбнулся мне, а я послала немного нервную улыбку ему.

–Взаимно.

Сказав адрес Марины, я повернула голову и уставилась в окно. Даже наизусть выученные мною пейзажи больше не казались такими знакомыми. Все изменилось…

Мы ежеминутно что-то выбираем, принимаем решения, не зная – а верны ли они. Перед нами стоит множество задач, от которых зависит порою и чья-то жизнь. Наши поступки могут навредить, а могут спасти.

Кто-то принимает спонтанные решения. Была – не была, а, прорвемся. А кто-то, все тщательно взвесив, решает: да, стоит.

Среди десятков и сотен выборов, нужно найти тот, который определит тебя на всю жизнь. Нужно найти себя, занять свое место, уготованное тебе кем-то Свыше и плыть по течению, наслаждаясь жизнью. Независимо от того, какой путь выбирает тот, или иной человек, сам поиск определяет его как Человека, именно с большой буквы. Это – наша жизнь. Наш выбор.

И неважно, сколько граблей ты обойдешь, а на сколько еще и наступишь, прежде чем ты действительно осознаешь – вот оно, мое. Беру!

И как бы сложно не было, понимай: каждый проходит через это.

Путь становления кем-то – самый сложный.

***

Дверь была открыта. Я с недоумением посмотрела на полоску света, выбивающуюся из-под щели и, набравшись мужества, вошла.

Я оказалась в хорошо знакомом мне коридоре. Грудь сдавило так, что я не могла вздохнуть. Сейчас или никогда.

Громкий хлопок захлопнувшейся двери грохнул в тишине, и я вздрогнула, испуганная им.

–Так быстро? Новый рекорд! – уставший, но по-прежнему высокий и гулкий голос Марины разнесся по квартире. Я судорожно втянула носом воздух и шагнула вперед. Ее не было видно в коридоре, и я, повернув направо, остановилась в арке, ведущей в гостиную.

Сердце ускорилось. Нижняя губа затряслась. И не у меня одной.

Тишина. Давящая и гнетущая тишина повисла между нами. Я не верила своим глазам.

–Я не верю своим глазам, – озвучивая мои мысли, прошептала Марина, прижав руки ко рту. Ее глаза стали стеклянными из-за набежавших слез, и я ничуть не отличалась от нее сейчас. Наверное, мне показалось.

Я видела окружающие меня предметы мутно, и Маринин силуэт по-прежнему стоял у дивана.

Моргнув, я ощутила, как горячие слезы упали мне на щеки, обжигая их и приводя меня в чувство. Нет. Это нереально. Этого не может быть.

Я снова моргнула, но видение не исчезло. Марина проследила за моим взглядом и, подняв на меня глаза, выдавила улыбку, которая ну никак не сочеталась с льющимися из ее прекрасных глаз слезами. Она смахнула изящными пальцами капли слез с лица, и медленно повела руками вниз, обхватывая выпирающий из-под домашней майки, которую ей подарила я, живот.

Она была беременна. Мать вашу, она беременна!

3.

Я думала, мне снится. Все это – лишь дурной сон.

Но нет. Я действительно была в России, стояла посреди гостиной моей лучшей подруги и пялилась на ее огромный живот.

–Прости, – выдавила она и двинулась ко мне. Я не могла пошевелиться, и лишь отупело смотрела на большой шар, обтянутый лиловым кружевом. – Я … я должна была сказать тебе, как только узнала! Но… ты… твои проблемы с Егором, мы поругались, а потом ты исчезла. Я все испортила, Кристина!

Она залилась слезами по новой, стоя ближе ко мне. Теперь я смогла разглядеть огромные круги под ее глазами, впавшие щеки. Она выглядела похудевшей, а живот, наоборот, – потолстевшим.

Живот. О Боже, я что, только что посчитала ее живот отдельно от ее тела?

Мою губы сотрясали девятибалльные землетрясения. Я не могла позволить себе зарыдать. Не сейчас.

–Кто… – лишь шепнула я, по-прежнему не смотря ей в глаза.

–Девочка, – Марина сжала кулаки и прижала руки к груди, словно боялась, что я кинусь на нее и буду бить.

Да, признаться честно, мне этого хотелось.

И вот тогда я подняла глаза и встретилась с ее. Слезы хлынули именно в этот момент, и я уже не могла удержаться.

–Почему ты не сказала сразу?! – ревела я, обнимая ее за хрупкие плечи. Своим животом я ощущала ее, и это ужасно пугало меня.

–Я не знала, как! – подруга, захлебываясь в слезах, сжимала меня в своих тоненьких ручонках, а все ее тельце сотрясала дрожь. Я уткнулась лицом в ее костлявые плечи и позволила себе выплеснуть все эмоции, все страхи.

–Все будет хорошо, – я не знаю, кого она уговаривала: меня или себя. – Теперь ты здесь, теперь все-все будет хорошо!

Спустя час наших слез, мы сидели на кухне и пили малиновый чай. Марина в основном продолжала плакать, рассказывая, что узнала о беременности за неделю до того, как я улетела.

–Я была поражена. Я не говорила никому, даже Мику. И только… Егор знал. Он возил меня в больницу.

В моем мозгу отчетливо вспыхнула картина: Марина лезет в джип к Егору, и они, переговариваясь, уезжают со школьной стоянки.

–Затем все подтвердили. Ты уехала. Я не знала, что делать. И… Я… сказала Мику, – Маринины глаза снова наполнились слезами.

–Нет, – выдавила я. – Не может быть. Он не мог отказаться.

–Нет, – Марина покачала головой, сжимая в хрупких ладонях кружку. – Он ошалел, как и я. Мы же так мало встречались, и он не ожидал… Сказал, что будет помогать, что мы справимся. Потом я сказала маме…

Мои глаза наполнились слезами жалости и боли. Вина жгучим перцем снедала мою душу. Я уехала, сбегая от проблем, а она здесь была одна, с проблемами, куда хуже, чем мои. Я подвела ее.

–Она не ругала. Сказала, что вырастим, – Марина неловко улыбнулась. – Потом я ушла со школы. Мама наняла преподавателей на дом, и с тех пор я здесь, словно пленница, в своей же квартире.

–А Мик? – спросила я о нем, хотя хотела спросить совершенно о другом.

–А что Мик? – глаза Марины уже опухли, но она стоически продолжала говорить: – Он идет на медаль. Посвящает все свободное время учебе. Через полмесяца экзамены. Ему не до меня.

Я соскочила со стула как раз в тот момент, когда Марина разрыдалась, уронив темноволосую голову на стол. Она шла на медаль. Она готовилась к экзаменам с начала десятого класса.

Я обхватила ее за плечи, прижимая к себе, и долго-долго шептала:

–Прости меня. Прости меня.

Она отпустила меня и, всхлипнув, сказала:

–Я так рада, что ты здесь. Беременность сделала меня совсем чокнутой. Я плачу и смеюсь миллион раз в день.

Я с облегчением засмеялась. Это моя Марина. Затем она добавила:

–Помнишь про шантаж? Мы выяснили, кто помогал Максу.

Я округлила глаза. Это все было так давно!

–И кто же?

–Лера, – Марина подняла брови и покачала головой. – Она чокнутая идиотка.

–Твоя шестерка? – я потрясенно посмотрела на подругу. Та фыркнула:

–Ну спасибо. Она объяснила это тем, что «ты всегда учила мстить».

–Вот дрянь, – я фыркнула и добавила: – И что вы сделали с ней?

–Да это неинтересно. Скажи мне вот что! Я смотрела показ. Ты просто…. Черт, Вайстенгаузен. Когда я заприметила тебя в столовой в тех разношенных кроссовках и потертых джинсах, я не могла подумать, что ты пройдешь по подиуму в Версале в шикарнейшем платье! Я так завидовала тебе, черт подери! А она шла под руку с этим демонически-прекрасным парнем и махала! Махала, черт возьми, на камеру! В Лабутенах и платье настолько роскошном, что я бы три руки за него отдала: две своих, и одну твою!

Я снова засмеялась, заливая слезами все лицо. Я сейчас была похожа на опухший вареник, но это того стоило. Я так скучала по ней, и я поняла это только сейчас. Я не упущу ее снова. Ни за что.

–Кто такой этот Доминик Дамонд?! – ее глаза загорелись живым блеском, и я поняла – ей нужно отвлечение. Ей нужны те полгода. И самое малое, что я могу для нее сделать – рассказать все.

4.

Я рассказала: о приезде, знакомстве с холеной Николеттой, которую позже мне было искренне жаль. Рассказала о первом впечатлении, когда увидела подлеца Дамонд и о сложной работе над показом.

Да, кому-то может показаться, что все это просто так, но мы действительно трудились. Я, Гаяна и Дамонд – старший и младший – проводили на работе по восемнадцать часов в сутках. Доминик выбрасывал по килограмму испорченных листов с зарисовками, Гаяна поджимала губы, когда к ней, каждодневно, привозили на примерку платья, сделанные малоизвестными штатными сотрудниками.

–Это все не то! – она прикрывала глаза, а Виктор стоял у окна с бокалом бренди, неважно, утро иль день то был.

С коллекцией не выходило. На «Kristina’s» было слишком много давления, и все со злобой ждали, когда мы сломаемся. Если честно, я была готова, но уверенность Доминика и энергия Гаяны не давали мне этого сделать.

–Как ты вообще выживала там? – Марина, покачав головой, подлила нам в кружки с остывшим чаем кипятка. – Я бы умерла, наверное.

–А я и умирала, – кивнула я. – Я спала по три часа, а затем, с опухшим лицом и кругами под глазами, ехала на работу. Постоянная слежка папарацци убивала. У нас не хватало финального платья. За три дня до показа приехала Николетта… В общем, случился конфуз.

Марина приподняла брови:

–Что?

Я вздохнула:

–Мама с Виктором проводили очень много времени вместе и… в общем, эту стерву выворачивало просто. Она примчалась на работу и устроила скандал Виктору. Если честно, мне даже жаль ее было – она понимала, что Гаяна и Виктор давно спят вместе, а сделать ничего не могла. Это значительно испортило настроение и Гаяне, и Виктору. Ему пришлось уехать с Николеттой, Гаяна испарилась, а мы с Домом остались вдвоем. Он тоже на пределе был. Представь себе – хронический недосып, три дня до показа и ни одной идеи.

–И что дальше? – Маринины глаза просто светились от интриги. – Что вы сделали?

–Я пролила моккиато с маршмеллоу на его последний набросок, – я сконфуженно поджала плечи. – Я думала, он убьет меня.

–Я бы это сделала, – кивнула Марина, макая в чай печеньице. – А он что?

–Я, пожалуй, не стану повторять эту длинную фразу, – усмехнулась я. – Но потом… он посмотрел на рисунок и … его глаза зажглись. Знаешь, я так люблю, когда они зажигаются у него вот так! Сразу видно, что он в своей стихии, и понимаешь – он все сможет, и все получится!

Пока я с восхищением говорила это, Марина прищурилась, но ничего не сказала.

-Ты понимаешь, что ты только что сделала? – Дом приоткрыл рот, но затем, развернувшись и глянув на набросок, добавил: – Мы завершили платье!

Я нахмурилась и, обойдя кофейную лужу, подошла ближе к столу.

–Ты это видишь? – он с азартом посмотрел на меня.

–Маршмеллоу в определенном рисунке упали? Или что? Я не понимаю! – я посмотрела на Дома с недоумением, а он схватил меня в объятия и закружил:

–У нас будет такое платье! В разводах и с маршмеллоу!

-Я помню его! – Марина закивала. – Последнее, темно-фиолетовое с коричневыми подтеками, да? Вообще крутое!

Я кивнула тоже, улыбаясь, как глупая.

–Да. Он такой молодец…

–Твоя аккуратность тоже роль сыграла! – подтвердила подруга, а затем, наклонившись ближе, сказала: – Ты с такой теплотой отзываешься об этом Доминике. У вас что-то было?

Я покраснела. Неужели, так заметно?

–Эм…

–Вы что, переспали?! – вскричала Марина, и ее без того огромные глаза округлились.

–Нет! Все не так! – я замахала руками, хныкая и понимая, что сейчас не лучший момент для оправданий.

–А как? Мне тоже интересно послушать, – услышала я текучий карамельный голос и остолбенела.

Не. Может. Быть. Мать. Вашу.

Мой рот остался открытым, а сердце екнуло и провалилось куда-то вниз. Нет.

Словно в замедленной съемке я увидела, как округляются глаза Марины и как медленно она встает со стула, не отрывая взгляда от меня. Она шагнула к коридору, и я повернула голову, следя за ней.

В проеме стоял он. С разбросанной по голове шевелюрой, серыми пустыми глазами и руками, сложенными на груди. За полгода он поправился и окреп – мышцы стали более рельефными и большими. Брови – приподняты, губы – сжаты. Мой Бог. Я не ожидала этого сейчас.

Будто из-под вакуума до меня донесся голос Марины:

–Я забыла, что ты уехал за результатами…. Оставь их и уезжай. Я позвоню тебе вечером, ладно?

–Не ладно. Я тоже хочу остаться на мини-пати. Мне ведь интересно послушать, как все было у тебя с ним.

И тут он посмотрел мне в глаза.

Все обрушилось. Все упало так резко, что у меня закружилась голова. Нет. Нет, этого не должно было произойти!

Дыхание перехватило. Я слышу свое сердце: тук-тук, тук-тук. Оно сжимается, скручивается в узлы так сильно, что разваливается на кусочки. Я не знаю, что говорить и что сделать, поэтому он просто проходит мимо меня, кладет на стол рядом бумаги и, развернувшись, уходит.

Не знаю, сколько времени я сидела в ступоре.

–Эй, ты выглядишь так, будто тебя сейчас стошнит. Мне принести ведро? – Марина спрашивает, не притворяясь, что все так, как было до его появления.

–Не-ет, – наконец, выдавливаю я. – Не надо.

–Прости, – она посмотрела мне в глаза. – Я забыла, что он должен приехать… и мне не стоило спрашивать у тебя…

Я почти не слышала ее.

–Ты выглядишь так, словно заплачешь сейчас, – Марина констатировала факт, и ее глаза тоже наполнились слезами, как и мои.

–Поплачем вместе? – мой голос сорвался, и я разрыдалась.

Марина обняла меня и, переваливаясь, мы вернулись в гостиную, сев на диван, плача и обнимая друг друга.

–Вам было лучше без меня? – спросила я, утыкаясь носом в плечо подруги.

–Ты глупая. Как нам могло быть лучше? Этот год – самая полная хрень, что случалась в моей жизни. Ладно, не год – полгода. И я не была так счастлива, что ты приехала с тех пор, как мама купила мне первые каблуки.

Я рассмеялась и вытерла слезы. Эту ночь я провела с ней. Наверное, я никудышная дочь, оставила родителей дома после полугода разлуки, но мне нужна была Марина сейчас. А ей нужна была я.

***

Сквозь сон я слышу разгоряченные голоса. Кажется, Марина с кем-то спорит, но мы всю ночь разговаривали, и я совершенно не выспалась… стоп.

Распахнув глаза, я моргаю.

–….могла вообще?! Я… черт, да я…

Я встала с постели и, пошатнувшись, пошла к двери.

–Тише! Ты разбудишь ее, – шепот Марины. – Я не знаю, что произошло между вами, Егор, но не будь идиотом – не пугай ее и не обижай! Вспомни, до чего ее довел твой фокус-покус!

Моя рука дернулась на ручке двери, которую я уже хотела повернуть. Егор там.

–Егор, правда, – еще один голос, такой же родной и любимый.

–Ты вообще заткнись, – беззлобно ответила ему Марина. – Сегодня первый день за неделю, как ты приехал к своей беременной девушке.

Мне невыносимо захотелось выйти. Там Мик, Марина… Егор.

Паника скрутила мой живот. Такое ощущение, что тело не принадлежит мне, поэтому я медленно поворачиваю ручку, толкаю дверь и оказываюсь в гостиной.

Марина полулежит на руках у Мика, сидящего на диване, а Егор, лихорадочно бродя по комнате, запускает руку в волосы. Взгляд Марины метнулся на меня. Егор остановился, словно почуяв спиной, что я сзади.

Он поворачивает голову и его взгляд тут же застревает на мне. Его челюсть напряжена.

–Привет, – говорю я, обращаясь ко всем и конкретно к нему.

–Привет, – бормочет он, медленно выпуская руку из волос.

Я нервничаю и забываю сделать вдох. Лихорадочно сглотнув, я слишком глубоко вдыхаю, и это похоже на всхлип.

Глаза Егора все еще на мне, и холод, с которым он смотрит, распространяется на все мое тело.

И тут он резко срывается с места и, обогнув меня, направляется к двери.

Я панически смотрю на Марину, она на Мика. Мик на меня – а я на захлопнувшуюся за Егором дверь.

Я срываюсь вслед за ним, не удосужившись обуться. Слетаю вниз по лестнице в коротких пижамных шортах и растянутой майке Марины.

В тот самый момент, когда я оказываюсь на улице, он уже открывает дверь своего джипа.

–Может, нам нужно поговорить? – я, сорвавшимся голосом, прошу его.

Егор делает паузу, качает головой и поворачивается ко мне.

–Кристина, я должен ехать. У меня много дел.

Я твердо иду к его автомобилю прямо босиком, по теплому майскому асфальту. Он пораженно смотрит на мои босые ступни и замечает еще одну тату –звезду – на подъеме.

–Я могу придти к тебе сегодня? – вопрос в лоб, но я не могу отступать, как бы страшно мне не было. Слишком много потрясений и никаких вариантов, чтобы с ними справиться, кроме как, идти напролом.

–Не думаю, что я смогу, – смотря мне на ноги, говорит он и садится в машину.

Я, не понимая, что делаю, сажусь на пассажирское сидение рядом с ним. Егор не смотрит на меня.

–Пожалуйста, не усложняй все еще больше, – просит он, смотря в окно позади меня.

Я хватаю его за подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза.

И падаю.

Потому что вижу в них только пустоту.

–Мне правда нужно ехать, – он не двигается, а я по-прежнему сжимаю его челюсть, ощущая дрожь во всем теле.

–Пожалуйста, поговори со мной, – я сглатываю комок слез, собравшихся в горле и отпускаю его лицо. – Я прилетела сюда, я скучала по тебе! Я должна понять, что происходит на самом деле. Я запуталась, где моя фантазия, а где реальность.

Он вдыхает через нос, а его рука бледнеет, сильно сжимая руль. Клянусь, я слышу, как быстро бьется его сердце.

–Лучше уйди, Кристина, – твердо говорит Егор, смотря прямо перед собой. – Ты не захочешь…

–Захочу, – шепчу я, сморгнув слезу. – Захочу, Егор.

Он обрушивает свои губы на мои. Я позволяю его языку коснуться моего, едва сдерживаемо выдыхая.

Егор тянет меня ближе за шею, подвигая к себе и целуя меня почти грубо и отчаянно. Его другая рука хватается за мое голое бедро и сжимает его так сильно, что наверняка останется синяк, но мне все равно. Я просто хочу его целовать. Не останавливаясь.

Этот поцелуй я по праву могу считать первым и самым желанным.

Руки Егора все еще скользят по моему телу, поднимаясь к волосам, а пальцы мгновенно запутываются в них. Я так отчаянно хотела этого все это время!

–Я люблю тебя, – вырывается у меня в перерыве между поцелуем, и…

Он потрясенно отпускает меня. Его дыхание сбилось, а челюсти снова сжаты. Когда он посмотрел на меня, я вижу, насколько холодны его глаза. Опять.

–Ты должна уйти, – твердо говорит он, но пустота в его глазах пугает меня куда больше, чем то, что он прогоняет меня.

Мое дыхание тоже сбивается, когда я захлопываю дверь машины и стою у подъезда, наблюдая взмокшими глазами, как Егор уезжает, и как шины, визгнув по асфальту, режут мое сердце на куски.

Даже притом, что я хочу побежать вслед за ним, я разворачиваюсь и плетусь в подъезд.

5.

Я опустошена.

Нет слов, чтобы передать, какая я глупая. Я люблю тебя – серьезно? Я действительно это сказала?

Толком ничего не объяснив ни Марине, ни Мику, я оделась и вылетела из ее квартиры, а приехав домой, обнаружила пустые комнаты – родители на работе.

Одиночество – то, что нужно сейчас.

Господи, как можно быть такой самонадеянной? Думала, приеду, а меня он ждет с распростертыми объятиями и скажет, что все хорошо? Я сама все разрушила в тот день, когда уехала. Я не решила свои проблемы – я усугубила их.

Повернувшись набок, я подложила руки под голову и тихо засопела. Мне нужен был сон – успокоиться, отвлечься на несколько часов.

Хлопок двери нарушил мое сонное царство. Я встала с кровати и обнаружила, что уже стемнело. Выйдя в коридор, остановилась у лестницы. Пришла Валентина.

–Привет, – я улыбнулась ей, потирая рукой сонное лицо. – Как дела?

Она подняла голову вверх и, увидев меня, заулыбалась тоже. Сняв декоративный легкий шарфик с шеи, она обмахнула им лицо.

–Привет, Кристина. Хорошо, только устала. Сейчас, ближе к лету, все хотят чего-то новенького добавить: кому пруд подавай, кому беседку разбей.

Я усмехнулась.

–Пойдем на кухню? – предложила она, положив шарфик на полку и снимая остроносые туфли.

–Давай, – охотно согласилась я, спускаясь вниз. Ладно, может, одиночество – не совсем то, что мне нужно сейчас. Легкая и непринужденная беседа, которая сможет помочь забыться – вариант получше.

Мы вошли на нашу просторную кухню, и Валентина двинулась к шкафу со спиртным. Она достала бутылку мартини и два изящных стакана. Разлив спиртное по ним, кинула две оливки, льда, и, повернувшись, протянула один стакан мне:

–Тяжелый день. Нужно расслабиться.

Я приняла из ее рук бокал и, сев за стол, хлебнула. Приятный вкус прокатился вниз по моему пищеводу.

–Что делала весь день? – Валентина, расстегнув верхние пуговицы на блузке, села рядом со мной.

–Спала, – усмехнулась я. – Вчера с Мариной много говорили, и было не до сна.

Валентина улыбнулась, кивнув:

–Понимаю, столько времени не виделись. Прости, что мы уделили тебе так мало внимания. У Андрея сейчас куча работы, да и у меня немало. Ну теперь, вечер в нашем распоряжении. Хоть мы и созванивались часто, Кристин, все равно, такое ощущение, что упускали моменты. Ты вернулась такая похорошевшая. Взрослая и ответственная, – она снова улыбнулась, и мы синхронно с ней выпили.

–Спасибо, – я выдавила улыбку, ощущая прилив слез. Я сейчас – не лучше Марины – атомная бомба, готовая взорваться в любую секунду.

–Андрей видел тату? – она лукаво мне подмигнула. Я покраснела.

–Вау, быстро ты заметила, – сконфуженно ответила я, поворачиваясь к ней спиной. – Ласточки. Свобода.

–Они прекрасно смотрятся, – похвалила Валентина. – У меня тоже есть.

–Да? – удивилась я, посмотрев на нее. Ее прекрасные зеленые глаза мягко светились, и она подняла повыше брючину на левой ноге – у щиколотки было изображено перо.

–Что это значит? – поинтересовалась я, снова отпив.

–Свобода любви, легкость, – она слегка улыбнулась и принялась за свой стакан. – Как там Егор?

Воу, нет. Только не сейчас. Только не Егор.

Я долгое время молчала, а затем произнесла:

–Мы виделись сегодня утром. Он ненавидит меня.

Валентина прищурилась и накрыла своей мягкой ладонью мою руку.

–Нет, моя хорошая, нет. Он не ненавидит. Я больше чем уверена, что у него к тебе самые светлые чувства. Он наверняка сам не знает, насколько глубокие. Но это же очевидно…

Я всхлипнула. Нет, только не плакать!

Но одинокая слезинка все же упала, и Валентина подняла свой бокал:

–За свободу в любви и легкость выбора! – она чокнулась со мной и отпила.

Я, хлебнув мартини, вздохнула. Как же мне хотелось, чтобы она была права. Чтобы Егор действительно испытывал ко мне чувства. И ведь они были бы взаимны…

–Я сказала, что люблю его, – вырвалось у меня, когда мы разлили второй бокал. Валентина, стоявшая ко мне спиной, медленно повернулась:

–И он что?..

–Сказал, что ему нужно идти. И уехал, – я смотрела в пол, разглядывая паркет.

И тут я услышала ее легкий, звенящий смех.

–Глупый мальчишка. Он испугался. Вероятнее всего, он не ожидал, что это будет так. Он думал, что ты вернешься с другими чувствами, с другими людьми в сердце, но это же не так. Ты – прежняя, хоть и повзрослела. Это факт, детка. И пусть он испугался – это нормально. Не казни себя и его. Это пройдет. Наверняка он понял, какую глупость совершил, когда уехал.

Я лишь покачала головой:

–Я не знаю… Это все так странно!

–Конечно, – Валентина, поставив оба бокала на стол, обняла меня, прижимая к себе. Нежный запах ее духов обволок меня полностью, и я снова всплакнула. В такой позе нас и нашел папа.

Он около минуты стоял в ступоре, затем подошел ближе и обнял нас, сказав:

–Ох, любимые мои девчонки!

Семейные объятия.

Сказать честно, этого мне не хватало больше всего.

6.

Нервишки шалили, пока я нажимала на звонок. Алкоголь не давал мне сбежать в ту же секунду, как откроется дверь.

Но вот она открылась, а я в ступоре смотрю на мужчину в строгом костюме и с портфелем в руке. Он удивленно окинул меня взглядом.

–Кристина. Я не знал, что ты вернулась, – льдистые глаза Аркадия, пробежавшись по мне, поднялись к лицу. – Егора еще нет. Он обещал приехать через полчаса.

Я по-прежнему молчала. Видя это, Аркадий нахмурился и, оттеснив меня в сторону, вышел из дома.

–Можешь подождать его наверху, – с этими словами отец Егора быстрым шагом двинулся к гаражу, а через пару секунд выехал оттуда на черном мерседесе и скрылся из виду.

Вот тебе на! Я медленно переступила порог и, прикрыв дверь, вдохнула глубже. Здесь, как всегда, пахло домом: чем-то сладким, похоже, выпечкой, теплым и …

Из-за угла на меня выскочила огромная собака, ее язык развевался на ветру, пока она летела на всех парах.

–Черри! – я испуганно вздрогнула, затем выдохнула и опустилась на колени, чтобы быть наравне с собакой. Облизав меня всю, Черри удалился в гостиную и, грузно прыгнув, уселся на большой диван.

Я перевела дух и, слегка покачнувшись, стала подниматься вверх, в комнату Егора. Перед дверью я помедлила, но рука, словно не моя, сама толкнула ее вперед.

Я оказалась в его комнате. Все было также, как и полгода назад: кровать там же, кубки – на полках, и медали на тех же местах. На столе прибавилось учебников, да и только.

Я прошагала вперед, к столу и ощутила, как сдавливается грудь. На верхней полке стояла фотография. Наша с ним совместная фотография.

Ее сделал Мик. Мы ездили на футбол и остановились в какой-то забегаловке, и пока Марина заказывала еду, мы разговаривали с Егором. Его руки обнимали меня через стол, а я смеялась, рассказывая что-то и не видя, что Мик снимает.

Протянув руку, я взяла фотографию и поближе присмотрелась. Егор так смотрит на меня. С такой нежностью. Как можно не видеть?!

Слезы закапали на стекло, и я протерла его кромкой футболки, поставив рамку на место. Только разрыдаться мне здесь не хватало!