Текст книги "Лучшие Друзья 3 (СИ)"

Автор книги: Юлия Шошина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

–Не присоединишься?

–Тебе не жаль платья? – я посмотрела на него сверху вниз, затем он выпил и покачал головой:

–Я могу сделать еще триста таких, разноцветных и полупрозрачных, – затем усмехнулся и дернул меня за подол вниз.

Я скинула туфли и ощутила себя божественно. Затем, аккуратно подобрав подол, села рядом с ним, поджав ноги.

–Пей, – приказал он, снова выпив.

Я прислонила бокал к губам и почувствовала необычайно вкусный, нежный привкус розы. Небольшое количество жидкости прокатилось вниз, и я поняла, что имел ввиду Доминик. Я ни разу не пила ничего вкуснее, чем это шампанское.

–Impeccable! ^{(безупречно)} – сказала я на французском и слегка склонила голову вбок, думая, правильно ли я сказала слово.

Доминик засмеялся, и его серые глаза чуть сощурились.

–Учи французский, твой акцент ужасен.

Я насупилась и снова глотнула шампанского.

–Ты здесь на месяц? – спросил он, допивая свое шампанское.

–Да, – кротко ответила я, повернув голову и посмотрев на мерцающие огни за окном.

–Хм… – он снова сощурился, в этот раз не глядя на меня, затем разлил заново. – За незабываемый месяц в Париже.

Он отсалютовал мне, я ему. Синхронно выпив, мы замолчали.

–Ты не хотела ехать.

Услышав это, я повернула голову к нему и подняла брови:

–С чего ты взял?

–Это не твое, – просто ответил он. – Ты боишься. Они чуют страх, а от тебя им за версту пахнет.

–Ну да, – я не стала отпираться. – Это все не мое. Я никогда не была близка к моде. Все эти приемы, шикарные платья и прически. Да я… Я не такая.

–Я знаю. Ты любишь, чтобы тебя не замечали. Как сегодня днем, верно? – он кривовато усмехнулся, несколько прядей выбились из его прически и упали на лоб.

–Сегодня днем все эти … модели так пялились, – выдала я, затем снова выпила. – Они … высокомерные.

–Они завидуют. У них есть лишь работа, а у тебя – власть над этой работой. И на их месте я бы не вел себя так.

–Ты бы подлизывался? – с улыбкой спросила я.

Он покачал головой:

–Нет, я не подлизываюсь. Никогда. Я беру своим обаянием. И скотством.

–Скотством? – удивилась я. – Неужели?

Доминик повертел в руках бокал, наблюдая, как пузырьки играют внутри.

–Да, скотством. Ты меня не знаешь. И не думаю, что захочешь узнать. Это к лучшему, be’be’.

–Что это значит? – поинтересовалась я, заинтригованная его ответом.

–Малышка, – он стрельнул в меня стальным взглядом, затем коснулся большим пальцем моего оголенного плеча. – Ты такая наивная. Невинная и маленькая. Тебя нельзя оставлять одну здесь. Не мне тебе объяснять, что тебе не место здесь.

–Ты хочешь, чтобы я ушла? – алкоголь уже дал по моим мозгам, и сейчас я несла конкретную ахинею.

На что Доминик лишь рассмеялся, ведя пальцем от моего плеча до сгиба локтя.

–Нет, я не хочу, чтобы ты уходила. Ты милая.

Он убрал палец и отвернулся к окну. Я снова выпила шампанского и посмотрела на него. Свет от мерцающих огней падал на его безупречное лицо, а глаза теперь казались цветными, с проблесками огня. Воу, я так напилась? Уже? Лишь бы не сплохело!!!

Доминик, заметив мой взгляд, покачал головой:

–Тебе, наверное, хватит. Я знаю этот взгляд.

–Какой взгляд? – я мгновенно отвернулась и тоже стала смотреть в окно.

–Вот такой. Ты будто представляешь наших детей и уютный дом около Темзы. Этот взгляд мне хорошо знаком, – закончил он с горечью и посмотрел прямо мне в глаза.

–Нет, – выдавила я. – Я не представляю… То есть… Да, я смотрю на тебя, но только потому, что ты… очень красивый.

К концу фразы я окончательно смутилась и опустила взгляд. Такую дурость я еще не несла.

И тут вдруг он пальцами коснулся моего подбородка, поднимая мою голову на уровень со своей. Установив зрительный контакт, он сказал:

–Это ты очень красивая. И дело даже не во внешности. Ты такая… чистая. Открытая. Я этого так давно не встречал… Я не заслуживаю такого человека, как ты. Я порочен.

–Но я ведь… не принижай себя, нет, – я покачала головой. – Я, может, и не знаю ничего, но не думаю, что ты плохой. Каждый заслуживает лучшего.

Доминик грустно засмеялся и прошептал что-то по-французски, смотря мне в глаза, притягивая и утаскивая в серый омут.

–Что это значит? – пролепетала я, поставив бокал на пол.

–Не сегодня, – он провел большим пальцем от моего уха до ямочки на подбородке и вдруг вздрогнул. Послышалась вибрация.

Он достал из кармана брюк айфон и, разблокировав его, уставился в сообщение на экране.

–Тебе пора, – он грациозно поднялся и отряхнул брюки. Затем протянул мне руку, помогая встать.

Я пошатнулась и вцепилась в его руку. Воу, земля, полегче. Доминик второй рукой подобрал мои туфли и, опустившись передо мной на колени, взял одну мою ступню и аккуратно просунул в туфлю. Его изящные и длинные пальцы мягко коснулись моей кожи, и я вздрогнула, испуганная прикосновением.

–Bunny, qui ne tremble pas ^{( заяц, не дрожи)} , – томно на французском произнес Доминик, протягивая ладонь ко второй ступне.

И тут он сделал то, что меня совершенно ошарашило – наклонился и запечатлел на подъеме маленький и нежный, словно перышко, поцелуй.

–Доминик! – вырвалось у меня, и тут он опустил мою ногу в туфлю, поднимаясь. В стальных глазах горел мрачный огонь, он смотрел на меня, затем, чуть приблизившись, снова сказал что-то по-французски с грустью и легкой завистью. Я с широко открытыми глазами смотрела на него, скользя взглядом от глаз до наверняка безумно мягких губ. И тут он разорвал связь и, приобняв меня за талию, повел к лифту.

12.

-Ты хорошо провести вечер? – мы ехали домой на машине, и Гаяна, расположившись рядом со мной на заднем сидении, повернулась и взглянула мне в глаза. От нее пахло весельем и спиртным, но вела она себя достойно.

–Неплохо, – кивнула я, все еще отходя от нашего прощания с Домиником. Я так надеюсь, что его никто не успел заснять! Хотя он тот еще дьявол – на улице, перед кучей фотографов и журналистов, вытворить такое! – А ты?

–Великолепно. Завтра я познакомить тебя с отец Доминик, Виктор. Он русский, и встретил Николетту здесь, когда учиться. Он один из официальных организаторов Недели Мод.

–Ого, – я присвистнула. – Он наверняка безумно богат.

Гаяна склонила голову вбок.

–Как и Доминик. Тебе понравится этот мальчишка? Он умеет быть чудным. А как он работать. Всецело отдаться.

–Да, это уж точно! – не могла ни согласиться я, снова вернувшись к ситуации с прощанием. Этот паршивец на глазах у всей модной индустрии облапал меня за задницу и засунул язык мне в глотку!

Я, конечно, не скажу, что было неприятно. Было очень приятно, и даже больше, но сам факт того, что это видели все, и даже Гаяна?! Фуух.

К счастью, комментировать этот коллапс она не стала, и я была безмерно рада, когда наконец-то добралась до кровати в своем номере и упала без чувств.

Спустя пять минут моих лежаний, я заметила, как Гаяна переоделась в брючный костюм и снова нацепила пальто с береткой.

–А… ты куда-то идешь? – поинтересовалась я, перевернувшись на бок.

–Прогуляться, – она взяла в руки сумочку и брызнулась духами.

–С кем? – я подняла брови, улыбнулась.

–С Виктором, – она тоже улыбнулась мне.

–И Николеттой? – я нахмурилась и привстала на локтях.

–Вдвоем, – коротко бросила она и исчезла за дверью.

И только сейчас я поняла, что Николетты на приеме не было.

***

Проснулась я поздно, уже был разгар дня, и я, потянувшись, Гаяны в номере не обнаружила. Ее кровать была застелена, и наш люкс выглядел абсолютно также, как и вчера вечером. Она что, не ночевала в номере?

На душе поселился неприятный осадок, и я, зевнув, вышла на балкон.

Мне открывался безупречный вид на Эйфелеву башню, и я, подставив локти на кромку балкона, вздохнула. Это роскошь, она иногда пугает. В номере все такое красивое и безупречное, шикарные подушечки и идеальные софы, резные комоды и громадные люстры. Я встречалась с этим раньше, но сейчас все воспринимается по-другому. Даже цветы в вазах, стоявшие в каждом углу, выглядят слишком помпезно.

Тут я услышала стук в номер, и поспешно вошла внутрь. Открыв дверь, я увидела высокого мужчину с усами в пожилом возрасте, который мне улыбнулся и протянул поднос. На нем лежала утренняя газета и какое-то письмо.

–Merci, – я улыбнулась мужчине, а тот склонил голову и был таков.

Газету я сразу откинула в сторону, а письмо открыла. Там было несколько строк:

«Прости меня, be’be’. Позавтракаем?»

Я нахмурилась и удивилась. Это от Доминика. Но как? Я решила спуститься вниз и узнать у портье, когда он оставил это, и как с ним связаться.

Умывшись и почистив зубы, я вытерлась полотенцем и вышла в свою комнату. В шкафу нашла узкие джинсы и кашемировый свитер, нацепила их на себя и, собрав волосы в неуклюжую шишку, спустилась вниз, в лобби.

Мои ботинки убого смотрелись на фоне шикарных ковров, но я подошла к стойке портье и, не успев сказать ни слова, услышала:

–Ты быстрее, чем я думал.

Доминик.

Повернувшись, я увидела его, сидевшего в большом роскошном кресле. На лице – ни следа вчерашнего вечера, весь свежий и улыбчивый – чем не дьявол?

Он встал, распрямившись, и я увидела, что сегодня он выглядит так же безупречно, что и вчера. Хотя на нем были простые джинсы и легкий полувер, а в руках он держал пальто и шарф, он все равно выглядел как совершенство, сошедшее с обложки.

–Ты не хочешь взять пальто? Я, конечно, согрею тебя своим теплом, но, по-моему, верхняя одежда тебе тоже не помешает, – он наклонился ко мне и легко коснулся губами щеки. Его щетина царапнула мою кожу, и я быстро отпрянула.

–Что? – он с усмешкой посмотрел на меня. – Мы разве не идем завтракать?

–Завтракать? Ты … подлец, – выдавила я. – Хорошо, что хоть ума извинится хватило!

Он лениво улыбнулся.

–Жду тебя здесь еще пять минут, а если не придешь – уйду во Fratelli один.

Я тут же зажглась. Fratelli – один из моих самых любимых ресторанов в Европе! Этот ресторан входит в десятку лучших во всем Париже, и я не раз бывала там с папой. Там гармоничный и простой стиль, дружелюбный персонал и десерты, за которые можно умереть!

Я тут же исчезла за поворотом, дожидаясь лифта. Оказавшись в номере, я быстро подкрасила глаза и брызнулась духами, и, пока искала в еще не до конца разобранном чемодане шарф, наткнулась рукой на что-то острое. Достав, я обнаружила цепочку с сердцем Дани. Легкая тоска больно кольнула меня в сердце. Я застегнула цепочку и позволила сердечку лежать поверх моего свитера. Подхватив белое пальто и, замотав поверх горла бирюзовый шарф, я вышла из номера, закрыв его картой.

Доминик уже стоял у входа, и когда я появилась, улыбнулся:

–Четыре минуты. Я уже собирался уходить.

–Очень смешно, – фыркнула я и, взяв Доминика под локоть, вышла вперед. Что-то мгновенно ослепило меня. Я остановилась как вкопанная и впилась пальцами в руку Доминика. Послышалась быстрая французская речь, затем снова яркий свет.

–Что….

Сильные руки Доминика отвернули меня, и я влетела лбом в его грудь, охнув. Что происходит?!

Он быстро перехватил мою руку и пошагал вперед. Я собралась обернуться, как услышала его напряженный голос:

–Не смей. Не оборачивайся. Наше фото и так на первой полосе Паризьен.

Я онемела от шока, но мои ноги почему-то шли вперед. Завернув за угол, мы оказались около огромной черной машины, и я безумно обрадовалась, что сейчас она нас скроет. Но Доминик почему-то прошел мимо, и за машиной я увидела… мотоцикл.

–Серьезно?! – прошипела я. – Когда за нами толпа журналистов, мы поедем на мотоцикле?

Он резко дернул меня за руку, усаживая позади себя и протягивая шлем. Я, совершенно шокированная и испуганная, трясущимися руками застегнула его под шеей, и мы, резко дернувшись, поехали вперед.

13.

Остановившись перед рестораном, мы перевели дух. Журналистов и фотографов видно не было, но мы решили перестраховаться, и Доминик на беглом французском попросил перенести бронь столика с улицы во внутрь. Ему так же бегло ответили, рассыпались в любезностях и проводили нас до мягкого дивана, забрав наши пальто. Ресторан, несмотря на ранее время, был почти полон. Здесь сидели деловые женщины и мужчины, состоятельные дамы и их ухажеры. Я, упав на диван, вздохнула. Доминик сел напротив меня на стул, и, не успев ничего сказать, взял у подоспевшего официанта меню.

Мы заказали по теплому салату Фрателли, суп из белых грибов и мою любимую пана коту с муссом из клубники.

–Если ты все это съешь, с меня яблочный пирог с миндальным бисквитом для тебя каждое утро этого месяца, – пообещал мне Доминик, закрывая меню и взяв карту вин.

–Да что ты? – я усмехнулась. – Зря ты это пообещал. И вообще, это мало.

–Знаешь, я привык, что дамы ведут себя скромнее в ресторанах, – он послал мне стальной взгляд из-под буклета с винами, а затем рассмеялся: – они так беспокоятся за фигуру.

Я пожала плечами:

–У меня ее нет, и не было. Нечего беспокоится.

Доминик кривовато улыбнулся и сказал что-то по-французски.

–Что это значит? – спросила я, нахмурившись.

Он театрально вздохнул:

–Как я рад, что иногда ты меня не понимаешь. Это сохраняет какую-то таинственность.

К нам подошел сомелье, и Доминик снова взял бразды правления на себя. Он договорился о вине, и я с сомнением посмотрела на него.

–Вино? За завтраком? Серьезно?

–Ты, be’be’, можешь и не пить. Хотя это считается дурным тоном. Я заказал два бокала Рислинг Кюве Фредерик Эмиль Эльзас, 2001 года. Потрясающее белое вино. Ты оценишь.

Я снова нахмурилась и сказала:

–Когда ты так делаешь, мне хочется кинуть в тебя чем-нибудь.

–Что я делаю? – он с коварной улыбкой посмотрел на меня, отдавая карту вин сомелье.

–Ты умничаешь.

–Вот и нет, – покачал головой Доминик.

–А вот и да. И вообще. С каких это пор ты решил, что мы друзья? С тех пор, как вчера исследовал своим языком мои гланды?

Доминик отрывисто засмеялся, откидывая голову назад. Его шикарная шевелюра откинулась вместе с ним, и я невольно улыбнулась, заметив, как он хорош. Сейчас он действительно смеялся, не только лишь его рот, а и глаза излучали веселье и радость.

–Господи, ты такая открытая. Это так мило.

–Ты не ответил, – я сложила руки на груди и откинулась на спинку дивана.

–Что не ответил? – он прищурился. – Хочешь знать, зачем я поцеловал… ах, нет, прости, исследовал языком твои гланды, так?

–Хотелось бы узнать, да, – мило кивнула я, склонив голову набок.

–Во-первых, мне хотелось это сделать еще очень давно.

Я поперхнулась принесенным нам супом.

–Ты меня вчера впервые увидел.

Он сощурился:

–Нет. Я работаю с Гаяной давно, и знал, что у нее есть дочь.

–Попахивает педофилией, – заметила я, снова погружая ложку в белый кремовый суп.

Доминик задержал ложку у рта и растянул губы в улыбке:

–Ну, не настолько. Я увидел тебя три месяца назад. Она показывала твое фото отцу и говорила, что ты станешь ее преемницей очень скоро.

–А как тогда меня увидел ты? – поинтересовалась я, кладя сухарики в суп.

–Я был рядом в тот момент. Рисовал твое платье, – он послал мне кривоватую улыбку.

Я подавилась.

–Что? – закашлявшись, я вытаращила глаза. – Но… я могла не согласиться… быть здесь и все такое…

–Тогда она бы просто прислала его тебе, как подарок, – пожал плечами Доминик. – И вообще. Мы снова отклонились от темы, почему я так захотел засунуть язык в твою глотку.

–Надо же, – хмыкнула я, подняв брови. – сам вернулся к разговору!

–А тебе не понравилось? – невинно спросил он, доев салат и отодвинув тарелку дальше.

Я снова поперхнулась, яростно взглянув на него:

–Дело не в этом! Мы … черт. Ты сам говорил, что …

–Я сказал, что я подонок. Скотина. А скотины так и поступают – крадут поцелуи у прекрасных дам под конец вечера против их воли.

–Я не была против, – выдала я. Заткнись, просто заткнись.

Доминик округлил глаза:

–Даже так? А что ты тогда клянешь меня чем свет стоит? Так ведь у вас говорят, да?

–Ага. Но… я не понимаю, для чего ты это сделал?

Доминик позволил официанту забрать все лишние блюда. Он молчал, пока нам принесли пана коту, молчал даже тогда, когда подали вино. Затем, взяв бокал в руки, он с прищуром посмотрел на светлую жидкость и сказал:

–Я привык получать, что хочу. И, скажем так, сейчас – это ты. Но я не позволю никому, даже себе, испортить этот наивный взгляд и эту милую душу. Как-то так. А насчет вчерашнего поцелуя – уж не удержался, бывает.

Я потрясенно уставилась на него. Ложка с пана котой замерла в сантиметре от моего рта.

Он спокойно выпил вина и разделался с пана котой.

–Ммм… – промычал он, погружая последнюю ложку в рот. – Он восхитителен.

Я все еще молчала, смотря на него. Черт, что со мной происходит? Я… я ничем не примечательная девушка, абсолютно среднестатистической внешности, со своими тараканами, и нравлюсь кому? Ему! Доминику Дамонд? Вчера вечером я погуглила его. Да-да. Понимаю как звучит. Но я погуглила, и обнаружила, что он – неисправимый бабник и ловелас, обаятельная мордашка и седьмой в списке главных европейских женихов. Это, конечно, все замечательно, но я – Кристина Вайстенгаузен, шестнадцатилетняя девчонка из Захолустья, сижу сейчас рядом с ним и ем пана коту, выслушивая его признания в симпатии.

–Ты… ты хочешь сказать, что я тебе понравилась? – мой рот кое-как выдавил эти слова.

–Понравилась? Назовем это так, – пожал плечами Доминик. – Я даже рисовал тебя. Пару портретов завалялись где-то дома. У меня навязчивая идея. Ты – моя навязчивая идея. Хотя бы на этот месяц. Тебя не должны испортить.

–Хм… – я выпила вина и мои губы сами растянулись в улыбке. – Вкусное.

–Естественно, – он снова пожал плечами и послал мне дерзкий взгляд. – Скажем так, тебя не должны испортить другие.

–А тебе можно? – я сощурилась и уголок моего рта дернулся вверх.

–Ну, это нужно спрашивать не у меня, – он придвинулся ближе ко мне и, задержав дыхание, я наблюдала, как он облизывает губу и прислоняет свой бокал к моему рту. – За тебя, be’be’.

Ого, а это всего лишь завтрак.

14.

В отель мы вернулись без происшествий. Папарацци нас больше не преследовали, и поэтому мы спокойно поднялись наверх, а у дверей моего номера распрощались. Нет, не думайте, все было очень прилично – дежурный поцелуй в щеку и обмен парижскими номерами – все цивильно и состоятельно.

Но меня беспокоил вопрос: где же Гаяна? В номере ее я снова не обнаружила, и это начинало нервировать меня. Более того, в висках появилась ноющая боль, отдающая в затылок при каждом шаге.

Переодевшись, я кинула взгляд на кровать и заметила газету. Первая полоса. Черт, как я могла забыть?!

Я резво кинулась на кровать и перевернула газету. Это было местное издательство, еженедельник под названием Паризьен. И на первой странице – много лишних слов на французском. А главное – под ними фото. Мое и Доминика.

Он держит меня за талию, а его губы впиваются в мои. Я расслабленно вешу на его руках, платье алым пламенем облегает мою фигуру, и все вокруг потрясенно смотрят на нас, а кто-то даже хлопает. Черт, мне срочно нужен русско-французский словарь.

Но он не понадобился – входная дверь пикнула, и через пару секунд на пороге моей комнаты показалась Гаяна. Она была одета по-другому, и я облегченно вздохнула – она все-таки была дома.

–Доброе утро, mon cher ^{(моя дорогая)}, – ласково поприветствовала меня она.

–Привет, – улыбнулась ей я через неприятную боль. – Как прогулка?

–Чудесно, – она улыбнулась в ответ, и тут ее взгляд упал на Паризьен. – Ох. Я видеть это. Весьма впечатлять. Хорошо, что Паризьен выпускать только в Париж. Еще есть Интернет, но я надеяться, что не смотреть. Иначе твой папа вылететь первым рейсом.

Я засмеялась и добавила:

–Да, и не один, а с подкреплением. Эй, а что тут написано? Я все еще полный ноль во французском.

Она склонила голову набок:

–Ты хотеть знать?

Я похолодела:

–Что-то плохое?

Она шагнула ко мне и взяла газету. Пробежавшись глазами, она ответила:

–Нет. Они не знать тебя. Но ты произвести фурор. Тут пишут, что Доминик найти себе новая игрушка, да не простая, а его начальница.

–Начальница? – я озадаченно почесала бровь. – Но я же…

–Ты начальница. Чисто гипотетически, – пожала плечами она. – Газета хвалит тебя. Твой наряд и твое умение держаться. Я говорить с людьми – они поражены твоей скромность и чистота.

Я поджала губы. Неужели это заметно всем? Что я боюсь и слова лишнего сказать?

Гаяна между тем продолжила:

–В обед мы ехать в компания. Провести экскурсия. А затем встречаться с Виктор. Он хочет познакомиться с тобой.

Я кивнула, выдавила улыбку:

–Хорошо.

Если честно, мне не хотелось никуда ехать. Настроение упало после прочтения заметки в газете, головная боль не отступала, и теперь я поняла, за что именно извинялся Доминик. За это. За выходку перед журналистами.

Через час я выпила таблетку от головы, надела те самые алые брюки, которые мне подарила Гаяна. Они казались из другой жизни, какой-то странной и совершенно далекой. А также я натянула свободный белый свитер, так сильно понравившийся мне в одном из парижских магазинчиков, на ноги обула ботильоны на высоком каблуке бирюзового цвета. Надо же когда-то учится ходить на каблуках. Поверх свитера я нацепила несколько бус, весьма разномастных и красивых, и Гаяна одобрительно кивнула, когда я вышла в холл нашего номера.

–Красиво. Ты молодец, – она похвалила меня, заматывая широкий шарф-хомут на шее.

–Merci, – вежливо пропела я, улыбаясь и подходя к зеркалу. Брызнувшись духами, я тоже стала заматывать шарф.

–Насчет твой французский. Я совсем забыть. Может, я поговорить с Доминик, и он поможет тебе? Его французский идеален.

Как и он сам, – хотелось добавить мне, но я терпеливо смолчала.

–Ладно, – пожала плечами я. – Доминик мне нравится. Он интересный парень. Мы завтракали сегодня вместе. И да… Нас караулили папарацци.

Гаяна отвлеклась от шарфа и с долей настороженности посмотрела на меня:

–Я любить Доминик, но иногда он устраивает грандиозный шоу. Будь осторожна с этим мальчишка. И папарацци – это часть беды, поверь мне.

Я пожала плечами, но мысленно согласилась с ней. Из номера мы вышли при полном параде и у входа в отель нас ждала машина и группа журналистов и папарацци.

–Черт! – едва слышно выругалась я и услышала:

–Спокойно. Улыбнись и садись в салон, – Гаяна шепнула мне на ухо и выдала свою обворожительную улыбку. Я тоже улыбнулась и успела прошмыгнуть в машину. Водитель закрыл за мной дверь, а Гаяна стоически приняла на себя атаку журналистов и мило пообщалась с ними несколько минут. Затем, сев вперед, она сказала:

–Они спрашивать о тебе. Ты всем интересна.

Я покачала головой и поблагодарила ее. Все дорогу до дома “Kristina’s” мы молчали, и как только машина плавно остановилась у входа, Гаяна сказала:

–Я должна дать пресс-конференция на днях. И должна с тобой. Но пока ты не готова французский. Я дать Доминик вопросы, и ты подготовить их для конференции.

Я удивилась, выходя из машины:

–Я буду говорить на французском? Типа интервью?

–Не будет неожиданностей. Ты просто ответить заготовки, – Гаяна потрепала меня по плечу и повела в огромное здание.

***

Моя голова кружилась от обилия французской речи и ярких нарядов. Здесь все, о чем может мечтать любая модница, но у меня реально началась мигрень. Я сидела в кресле в кабинете Николетты, а Гаяна и хозяйка французского “Kristina’s” обсуждали что-то весьма отстраненно, сидя на диване у окна в пол, открывавшего вид на Елисейские поля.

Я зажмурилась и снова открыла глаза. Черт бы побрал эти поездки, а через час мне еще знакомиться с отцом Доминика.

Боль переросла во что-то новое, неизвестное мне раньше. Мне хотелось завыть, и я не выдержала:

–Гаяна?.. – поднявшись с кресла, я вперила в нее свой взгляд. Та обернулась и подняла брови.

–Я… я попрошу водителя отвезти меня домой. У меня ужасно болит голова…

–Отдохнуть. Это слишком много для ты, – она кивнула и снова вернулась к разговору.

Я вышла из кабинета и направилась вперед по коридору. Мои каблуки громко стучали по полу, отдаваясь новой порцией боли. Черт возьми, да что такое?

К машине я уже ползла. Водитель открыл мне дверь, и я упала на заднее сидение. И только тут поняла, что не знаю французского.

–Дерьмо… – вслух сказала я. Он непонимающе посмотрел на меня, а я уже сползла вниз по сидению. В мои виски вливали раскаленный металл, и я не могла соображать. Я достала телефон и вялыми пальцами набрала номер Доминика. Он ответил:

–Be’be? Прошло четыре часа с нашей встречи. Уже скучаешь? Вот я…

–Скажи ему, что мне надо домой, – еле выдавила я и протянула телефон водителю. Тот взял трубку и выслушал указания. Машина мягко тронулась, и я отключилась.

***

Ты живешь, живешь себе обычной жизнью. Что-то тебя радует, а что-то – печалит. Но ты в какой-то мере счастлив, ведь знаешь, что впереди тебя ждет что-то хорошее, и еще более важное, чем есть сейчас. И вдруг в этой жизни мелькает чей-то силуэт. Точнее, сначала ты появляешься в его жизни, не обращая внимания на то, что уже дало начало вашим отношениям. Это потом, когда все произойдет и случится, ты захочешь вспомнить: а как вообще так вышло? И будешь вспоминать тот самый момент, когда впервые увидела его, и что же ты почувствовала. Сначала – размытый силуэт. Но потом, по мере приближения, его очертания становятся яснее и понятнее, и тут вдруг: БАЦ. Нет, не может быть. Это не он, не он должен быть рядом. Это же просто смешно!

Но вот этот человек, конкретный и понятный, рядом. Он не знает тебя, а ты не знаешь его. Но счетчик уже запущен, и все началось именно с того момента, как вы впервые столкнулись. Он будет возникать рядом с тобой в неожиданное время, будет звонить и ждать тебя вечерами… А тебя будет это пугать. Будешь чувствовать себя неуютно и странно… А потом он пропадет. И однажды, сидя в другом городе с другими людьми ты вдруг подумаешь: а где же он? Что делает сейчас? Думает ли обо мне? И как только ты о нем подумала, счетчик пошел на второй круг. Теперь ты делаешь это постоянно.

Но проходит время. Ты смотришь на него и понимаешь – ему все равно. Нет, он по-прежнему хотел бы проводить с тобой время, радоваться, но теперь это уже не так, как раньше. Больше не горит. И ты злишься! О да, еще как злишься.

И там, где-то на задворках моего сознания, я злилась. Я безумно злилась, что так вышло, но злилась на кого? На Егора? Вовсе нет. Я злилась на себя. За то, что упустила момент. За то, что счетчик пошел на второй круг. И пока я не была готова его остановить. Часть II

Путь становления кем-то –

самый сложный.

Прошло полгода.

1.

Я смотрела на мерцающие огни Эйфелевой башни так долго, что уже рябило в глазах. Слезы, высохшие на щеках, неприятно стянули кожу. Рука, сжимающая телефон, дрожала. Лучше бы я не делала этого. Лучше бы я не включала его со старой сим-картой.

Все то, о чем я забыла за эти полгода, снежной лавиной обрушилось на меня сейчас. Вот уже два часа я стою на майском вечернем ветерке, доносящем до меня запах кофе и круассан, к которому я так привыкла, и плачу, плачу, плачу.

Громкий стук в дверь прервал мою внутреннюю борьбу, и я, всхлипнув, пошла открывать. На пороге стоял Доминик, сжимая в руках мою кофту. Я резво двинула дверь обратно, но он просунул ногу и руку, не давай мне закрыть до конца.

–Эй. Перестань, be’be. Впусти меня.

–Для чего? – выдавила я, борясь с новым приступом истерики.

–Поговорить, – в его глазах не было ни капли раскаяния, лишь какая-то легкая грусть.

–О чем?

–Впусти – узнаешь, – он кривовато улыбнулся, позволяя серой дымке затянуть все эмоции его глаз, и я сдалась. Пройдя вглубь комнаты, я легла на кровать и свернулась калачиком.

Он осторожно положил кофту рядом со мной, сел на корточки перед кроватью и, посмотрев мне в глаза, сказал:

–Я злюсь на себя. Не на тебя, не думай так.

Я покраснела. За эти полгода он чертовски хорошо изучил меня, и сейчас знал, что я думала и как считала.

–Прости меня за вчерашнее. Я поступил mal ^{(неправильно)} .

Я все еще молчала. Да, я жутко злилась на него вчера и сейчас злоба не прошла, но теперь ее перекрывали куда более отстойные чувства: вина, жалость и боль. Боль, которую я слышала в голосе Марины, когда прослушивала сообщения, вину в голосе Дани. И тишину от того человека, ради которого я и решилась на это. Егор не писал мне, не оставлял сообщений. И это ранило больше всего. На фоне этого проблема с Домиником казалась пустяковой, и я не знала, что мне делать. Я вернулась к тому состоянию, в котором прибыла сюда: к крайнему раздраю и полной опустошенности.

–Поговори со мной, be’be, – попросил Доминик, протягивая руку и сжимая мои пальцы. – Я прошу тебя. Скажи мне что-нибудь.

–Я хочу домой, – выдавила я. – Мне нужно туда.

Доминик на миг сжал мои пальцы сильнее. В его глазах промелькнула обида и страшная боль. Кто бы мог подумать?

–Это из-за него? Ты говорила с ним?

Я покачала головой, ощущая, как снова хлынули слезы. Они мгновенно намочили искусно сшитую подушку, и я смахнула их другой рукой, не желая размыкать переплетенные пальцы с Домиником.

–Он не писал мне. Не звонил. Совсем. Он забыл…

И тут слезы прорвали все мои защитные дамбы. Это был первый раз за все эти полгода, чтобы я так рыдала, лихорадочно всхлипывая и кусая губу до крови. Доминик поморщился – мои слезы доставляли ему неудобство, и он явно считал себя причастным к этому тоже. Что ж. Может быть. Я не знаю, от чего я плакала: то ли от жалости к себе, то ли от боли. Все эти полгода я честно носила маску, улыбаясь камерам и лепеча по-французски. Я сказала «да» на предложение Гаяны остаться еще на неопределенный срок после Недели Мод. Я сказала «да» всем запретным вещам. Я сказала «да» всему, кроме своего сердца. Его я завешала черной тряпкой и спрятала в самый глубокий угол своей души. Я честно выполнила свой долг, а сейчас, дрожа на огромной кровати, я ощущала себя использованной и выброшенной самой собой же.

Зажмурившись, я позволила крупным слезинкам катиться вниз еще быстрее. Кровать подо мной прогнулась, и теплые руки обвили меня за плечи. Он не говорил ничего, лишь прижимал меня к своему гулко бьющемуся сердцу, ниже которого вытатуированы слова Шекспира на родном языке Доминика: L’enfer est vide. Tous les diables sont ici ^{(ад пуст. все бесы здесь)} .

Я не могла говорить. Я знала, что должна что-то сказать, но я не могла. Так же я знала, что мне нужно домой. Я совершенно не понимала, что я скажу Гаяне, как приеду домой и сделаю вид, что этих шести месяцев просто не было. Я не смогу так. Я не смогу делать вид, что все хорошо.

А слезы все лились и лились, насквозь пропитывая подушки и мое опустошенное сердце.

***

Я не люблю прощаться, наверное, вы уже поняли это. Но не попрощаться с Домиником я не могла. Видимо он мог.

Гаяна уже подала паспорта. Их стали проверять, а я, моргая и не позволяя подкатившимся слезам упасть, лихорадочно осматривала толпу людей. Его не было. Его нигде не было.