Текст книги "Проданная чернокнижнику (СИ)"
Автор книги: Юлия Риа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
– Верните мастера чернокнижника на первый этаж, – распорядилась я, поворачиваясь к слугам.
Те без лишних слов подчинились. Может, как и я понимали, что Самаэль хочет увидеться с сестрой. А может, просто не решились оспаривать приказ. Пусть даже он и отдан простой девчонкой из Айдерона.
Айрис уже ждала нас в просторной гостиной. Едва завидев Самаэля, она дернулась, будто зверь, угодивший в капкан. Будто забыв, что прикована к креслу. Потянулась к брату с неприкрытым ужасом на лице, а потом, опомнившись, в несколько сильных толчков подкатила кресло к низкой тахте, куда слуги как раз опускали Самаэля.
– Оставьте нас, – глухо приказала она.
Не знаю, обращалась ли она только к слугам, или меня это тоже касалось, но я даже не подумала подчиниться. Опустилась рядом на пол и, кусая губы, уставилась в тающую тьму.
Айрис взяла брата за руку.
– Проклятие?
– Да. Это… это из-за меня. Артефакт слетел и…
– И рано или поздно Тайдариус все равно бы обо всем узнал. Самаэль никогда не питал ложных иллюзий. Когда он предал империю, сохранив мне жизнь, – губы Айрис дрогнули, – он понимал, что однажды заплатит за это преступление. В третьем ящике комода лежит шкатулка. Принеси мне ее.
Нужная вещь нашлась без проблем. Большая, деревянная, она выглядела слишком просто для богатого убранства поместья. Плоскую крышку украшал незатейливый растительный узор с большой розой в центре.
Айрис молча приняла шкатулку. Протянула руку к тающим лентам тьмы, без единой эмоции дождалась, когда они полоснут ее по ладони и прижала порез к розе. Раздался щелчок.
– Кровь нашего рода. Тьма нашего рода. Только они могут снять печать, – все-так же глухо пояснила Айрис и, не открывая, протянула шкатулку мне.
Под тяжелой крышкой нашлись украшения, деньги, какие-то бумаги, запечатанные сургучом, несколько бархатных мешочков с монетами.
– Этого хватит, чтобы скрыться и начать новую жизнь. Забирай и беги. Бери любую лошадь, скачи в Тайрен. Там найди мастера Ольгарта, отдай ему письмо с синим гербом в углу.
– Что? Зачем?
– Потому что Самаэль хотел, чтобы его жизнь спасла другую. Он продумал путь бегства еще тогда, когда во мне пробудился дар Рабии. Теперь же этим путем воспользуешься ты.
– А ты?
– Я не оставлю брата. Если нашему роду пришло время уйти в забвение, я не стану противиться. Скоро мы все встретимся. Там, за гранью, наша семья вновь воссоединится.
Повернувшись к шкатулке, Айрис вытащила овальный медальон из белого золота. Щелкнула замочком и раскрыла половинки. Внутри каждой нашелся портрет. Женский и мужской. Хватило секунды, чтобы понять – это родители Самаэля и Айрис. У мужчины оказались такие же выразительные серые глаза, как у дочери. Такой же нос, линия скул и подбородка. В Айрис все эти черты выглядели по– женски мягкими, но ошибиться в их сходстве невозможно. От матери ей достались только полные, четко очерченные губы.
Однако отец Самаэля и Айрис меня не заинтересовал. Я смотрела на женщину. На ее густые каштановые волосы, завитые полукольцами, на аккуратный, чуть вздернутый нос. И на глаза – большие, миндалевидные, светло-карие.
– Совсем как у Самаэля, – заметила я тихо.
Но Айрис услышала. Вздрогнула и повернулась ко мне.
– Что – как у Самаэля?
– Глаза. Это ведь ваша мать?
Айрис оставила мой вопрос без ответа, вместо этого задала свой:
– Он сам показался тебе?
Я растерялась. Нахмурилась, пытаясь вспомнить.
– Эвелин, – Айрис напряженно стиснула мои пальцы, – откуда ты знаешь, какого цвета глаза у Самаэля?
– Видела. В первый раз мельком в самом начале нашего знакомства, второй – совсем недавно. Когда тьма начала рассеиваться.
– А сейчас? Его тьма, какая она?
– О чем…
– Эвелин, ответь!
Я посмотрела на Самаэля. Вгляделась в морок под капюшоном, различила линию подбородка и чуть приоткрытых губ.
– Эвелин!
Пальцы Айрис дрогнули, когда она сильнее сжала мою ладонь.
– Она тает. Ослабевает вместе с Самаэлем.
Айрис шумно выдохнула. Отпустила меня и, запрокинув голову, тихо засмеялась. По ее щекам побежали слезы.
– Ослабевает, – повторила она, будто не веря. – Пожирая чернокнижника, тьма набирает силу. Она непроглядна, Эвелин. Знаешь, что вижу я, когда смотрю на Самаэля? Черную бездну, живую и пугающую.
– Но… как же тогда?..
– Только чернокнижники способны видеть сквозь тьму, – Айрис снова посмотрела на меня. – Они и их избранницы.
Глава 40
Я еще пыталась осознать смысл последних слов, а Айрис уже действовала. Отобрала у меня шкатулку и принялась с нетерпением выискивать что-то среди украшений и монет. Выругалась себе под нос, захлопнула крышку и впихнула мне в руки шкатулку. Сама же развернула кресло к выходу из комнаты и крикнула Рагну. Еще недавно слабый голос вновь зазвучал твердо. Пальцы Айрис больше не дрожали, лицу вернулись краски.
– Да, госпожа, – Рагна поклонилась, перешагивая порог.
Я спешно опустила голову, пряча взгляд. Вредить Рагне своим даром я не хотела.
– Приведи ко мне Кьелла и Кнутта. Сама тоже держись рядом.
– Как прикажете, госпожа. И… госпожа? Бьер просил передать, что к поместью движутся люди. Дюжины полторы, не меньше…
Дыхание на миг перехватило. Имперские гончие? Уже почти здесь?
– Спасибо, Рагна, – в отличие от меня, на лице Айрис не дрогнул ни один мускул.
– А теперь приведи Кьелла и Кнутта. Живее.
Поклонившись, Рагна поспешно вышла из комнаты.
– Айрис? Что ты задумала?
Стремительная перемена в ее настроении и нездоровый азарт, вспыхнувший в глубине серых глаз, пугали.
– Спасти брата.
– Но…
– Ты не поняла? – она повернулась ко мне. – Эвелин, ты избранница тьмы! Одна на миллион! И теперь Самаэль не умрет, ты спасешь его!
– Что? Но как?
– Без понятия. Уверена, когда придет время, ты сама поймешь.
– Какое время? Айрис, очнись! Если бы я была избранницей тьмы, проклятие бы не пробудилось. Я хочу помочь. Правда хочу! Но я ничего не могу сделать. Самаэль уми…
Звонкая пощечина обожгла щеку. Я вскрикнула и прижала ладонь к пылающей
коже.
– Не смей говорить, что мой брат умирает! Что бы с ним ни происходило, он не умрет. Ты не позволишь этому случиться. А если позволишь… – холодный взгляд впился в меня иглами, – … клянусь, я заставлю тебя пожалеть об этом. Достану на этом или с того света, но не оставлю в покое. Самаэль все, что у меня есть. И я не позволю ему умереть. Поэтому, будь так добра, помоги мне.
Я не успела спросить, чего именно Айрис от меня ждет, – в комнату вошли двое рослых слуг. За ними, семеня, прошмыгнула Рагна.
– Кьелл, немедленно перенеси моего брата в лабораторию. Эвелин ступай с ними. Кнутт и Рагна останутся со мной.
Самый крупный из мужчин тут же направился к Самаэлю. Поклонился ему, Айрис и, подхватив Самаэля, вышел за дверь. Я замешкалась. Что-то в поведении Айрис мне не нравилось. Этот непонятный азарт во взгляде, эта странная решимость в голосе. Откуда они появились? Нет, она что-то задумала. Понять бы еще – что?
– Эвелин! – резко окликнула Айрис. Поймала мой взгляд и улыбнулась – устало, будто на секунду опустив внутренние щиты. – Позаботься о нем. Если его тьма выбрала тебя – значит, ты особенная. Не для мира. Для Самаэля.
– А ты?
– Я скоро присоединюсь, не переживай. А сейчас иди. Ты нужна ему.
Еще секунды две я медлила. Потом все же кивнула и выскочила за дверь.
Кьелла я нагнала на лестнице, ведущей в подвал. Отстала на полшага и послушно, будто утенок за мамой-уткой, прошла до лаборатории. Стоило нам войти, как по всему помещению зажглись светильники.
Помещение оказалось неожиданно просторным. Почему-то подсознательно я готовилась увидеть небольшую каморку. В подвале таких было три. Когда мы шли я успела заметить их сквозь приоткрытые двери: маленькие темные комнатки, заставленные коробками и ящиками.
Но лаборатория Самаэля удивила. Она легко вместила в себя три больших стола, заставленных какими-то приборами. Некоторые с мерным щелканьем проворачивались вокруг оси, другие оставались неподвижными. На высоких латунных ножках замерли увеличительные стекла, идущие друг за дружкой, словно бусы. У основания – самые большие, а чем дальше, тем меньше диаметр и толще ободок.
За стеклянными дверцами шкафов виделись десятки коробок и ларцов, высились узкие тубы. На широком комоде лежал ворох бумаг, исчерченных схемами и непонятными символами. У дальней стены нашелся темно-зеленый диван. Судя по всему, Самаэль иногда задерживался за работой допоздна.
Но все это я отметила лишь мельком. Взгляд пролетел коршуном над помещением и замер, прикованный к Самаэлю, которого Кьелл аккуратно опустил на диван. В несколько шагов я оказалась рядом, придержала подушки, помогая устроить Самаэля, и, поддаваясь порыву, сжала горячие пальцы.
Как я должна остановить убивающую Самаэля тьму? Откуда у Айрис возникла эта уверенность, что я избранница? Будь так, Самаэль наверняка бы понял это раньше. А теперь… теперь… Теперь я чувствую себя еще более бессильной! Что я могу, кроме как сидеть рядом и держать его за руку? Неужели одно это удержит его от шага за грань?
Приглушенный шорох шагов о каменный пол заставил ненадолго отвлечься – это Рагна мышкой юркнула в лабораторию. Уверенно добежала до одного из столов и оставила на нем шкатулку.
– От госпожи Айрис, – пояснила она, поймав мой взгляд. А потом, не прощаясь, выскочила вон.
Почти в ту же секунду дверь с грохотом встала на место, щелкнул замок. Не думая, я вскочила и кинулась к ней. Дернула ручку в пустой надежде и ударила кулаком.
– Что вы делаете? – выкрикнула испуганно.
– Спасаю тебя и брата, – глухо отозвалась Айрис с той стороны.
Толстая преграда мешала. Пришлось приникнуть к двери ухом, чтобы только разобрать слова:
– Об этой лаборатории никто не знает. Тайдариус и его люди думают, что Самаэль работает в нашем столичном доме. А это поместье для его немощной сестры.
Я почти не дышала, боясь упустить хоть слово, и потому сумела уловить усмешку в голосе Айрис.
– Самаэль создал эту лабораторию, чтобы найти спасение для меня… для нам подобных. Теперь же это место спасет его. Слуги не смогут рассказать о нем – принесенная клятва молчания не позволит им этого сделать. Когда все закончится, вы с Самаэлем сможете уйти переходом. И пожалуйста… помоги ему принять мой выбор.
Неясная тревога, догадка, предположения – мысли еще только выстраивались в законченную цепочку, а я уже бежала к оставленной Рагной шкатулке. Открыла ее и на мгновение замерла, взглядом изучая нутро. Среди мешочков с монетами и писем, поверх всех украшений лежало кольцо. С большим алым камнем, изящное. Знакомое. То, которое я видела совсем недавно.
Едва поняв, что это за вещь, я откинула шкатулку и бегом кинулась обратно к двери.
– Айрис, нет! Айрис!
– Береги его, Эвелин, – прозвучало приглушенное. – Унеси меня, Кнутт. Я должна активировать защиту до того, как сюда заявятся имперские гончие.
– Айрис, не надо! Остановись, пожалуйста! Айрис!
Не слыша себя, я била в дверь, звала, умоляла одуматься. Но при этом глубоко в душе уже знала – Айрис не отступится. И когда стены содрогнулись от грохота падающих камней, а с потолка посыпалась каменная пыль, что-то внутри меня оборвалось. На негнущихся ногах я вернулась к выпавшему из шкатулки кольцу, подняла его и сжала.
Я знаю, что это за вещь – видела ее на пальце Айрис всего несколько минут назад. И я помню рассказы Самаэля о сдерживающих артефактах. Сомнений нет: мне в ладонь острыми гранями упирается один из них – артефакт, сдерживающий дар Рабии. Силу Айрис.
Глава 41
Время застыло. Самой себе я напоминала комара, попавшего в каплю смолы. Я чувствовала, как все сильнее увязаю в ней, как секунды перестают сменять друг друга. И остается только одна из них, которая длится, и длится, и длится. Бесконечно, однообразно.
Самаэль не шевелился. Его грудь вздымалась все так же слабо. Иногда я испуганно припадала к ней ухом и, замирая, ловила каждый удар сердца.
– Что мне делать? – шептала, обнимая ладонями мужские пальцы. – Я не справлюсь одна. Никогда не справлялась. Ты нужен мне, Самаэль, нужен! Пожалуйста, очнись…
Закрыв глаза, я упрашивала его снова и снова. Задевала губами горячие мужские пальцы, обжигалась, но продолжала звать.
Я боялась… Нет, ни того, что нас замуровали, и если Самаэль погибнет, я погибну вместе с ним. Я боялась, что он не очнется. Боялась поверить Айрис, назвавшей меня избранницей тьмы. Боялась, что Айрис ошиблась. И вместе с тем молилась всей душой, чтобы она оказалась права.
Когда мои чувства к Самаэлю изменились? Когда на место страха перед его тьмой пришел трепет? В то утро возле дилижанса, когда он спас меня от собственного дара? Или когда помог вспомнить родителей? Когда сжимал в объятиях, впитывая мою боль, пока я кричала от горя? Или под полуночным небом Кайдиры в россыпи звезд? Не знаю. Возможно, это никогда не был один момент – скорее цепочка дюжины событий, каждое из которых заставляло взглянуть на Самаэля иначе. Увидеть не его тьму, а его самого. Обнимая его, вдыхая чуть резковатый запах жженного дерева, запоминая черты лица подушечками пальцев, губами… Не только тьма Самаэля приняла меня. Я тоже приняла ее, открыла ей сердце.
Не размыкая век, я наклонилась, привычно нырнула сквозь клубящие под капюшоном потоки и накрыла губы Самаэля своими.
Самонадеянно считать, будто во мне живет свет, которым я могу поделиться. По моим жилам течет страшный дар. Запрещенный, опасный. Но и тьма Самаэля не безобидна. Мы никогда не уравновесим друг друга, но можем принять нашу непростую природу. Не стыдиться и не прятать ее.
Я целовала неумело, горя от смущения. Хотя, может, то был жар Самаэля. Когда мне на талию скользнули чужие руки, я на мгновение испугалась, больше от неожиданности. Но страх истаял быстро. Это Самаэль. Это его объятия и его губы, целующие меня со все нарастающей страстью. Миг – и уже я лежу спиной на диване, а Самаэль сверху. Тьма скользит по моей коже вслед за его руками, касается ласково, но в то же время с ощутимым голодом. Будто давно искала и нашла. Словно она жаждет открыться мне не меньше, чем я ей.
Черная лента, вильнув, обвила мою шею. Легонько сжала и разошлась упругой пульсацией. Метнулась к запястьям. Пока мы с Самаэлем терялись в прикосновениях друг друга, тьма жила своей жизнью.
Кожа Самаэля становилась все менее горячей. А сама я при этом разгоралась, будто солома, поймавшая искру, – стремительно, неотвратимо. Обнимала Самаэля за шею, прижималась к нему уже без ненужной робости, зарывалась пальцами в густые волосы. И целовала. Целовала, как никогда прежде – со страстью, с нежностью, стрепетом. Я дышала им. Жила.
И с каждым нашим движением застывшее в смоле время оживало. Секунда, еще одна. И еще. От размеренного шага до стремительного полета, когда мгновения сменяют друг друга быстрее, чем подхваченные ветром листья.
Когда поцелуй прекратился, мы замерли. Прижавшись лбами, шумно дышали и улыбались. Я чувствовала сильное биение сердца Самаэля под своей ладонью. Ощущала биение собственного, такое же частое. Хотелось раствориться в этом ощущении, забыться. Но нельзя. Где-то за стенами лаборатории Айрис. И ей нужна наша помощь.
– Самаэль я…
Слова вдруг кончились, когда я, отстранившись, подняла взгляд.
Тьма исчезла. Будто радушная хозяйка, она расступилась и открыла моему взору лицо с правильными чертами: прямой нос, миндалевидные глаза, ровно очерченные губы. Густые волосы цвета шоколада, замершие в беспорядке после моих пальцев.
Я знала это лицо. Видела совсем недавно.
Взгляд метнулся к запястью, где когда-то тьма выжгла монограмму из четырех букв: «С», «А», «X» и «Ч». Теперь я поняла, что стоит за каждой из них. Самаэль. Алрик Харт. Чернокнижник.
Глава 42
Сотни вопросов взорвались в голове, словно фейерверки. Они ослепили, принялись сменять один другой, порождать новые и осыпаться внутри меня разноцветными искрами. Но с моих губ не сорвалось ни звука.
Неважно… Сейчас все это неважно. Ни почему он скрывал истинное имя, ни то, какое наказание ждет его, как главного палача империи; на даже то, что он из айров. Главное – он жив. Здесь. Рядом. И смотрит на меня с такой нежностью, что перехватывает дыхание.
Тьма окружила нас. Она больше не прятала от меня лицо Самаэля или меня саму
– от мира. Теперь она укрыла нас обоих. Стянула невидимым коконом и заставила стать еще ближе друг к другу.
Мы молчали. На несколько томительно-долгих секунд замерли, будто балансируя на тонкой грани самоконтроля, а потом, не сговариваясь, вместе сорвались в пропасть.
Новый поцелуй вышел нетерпеливым, яростным. Ни Самаэль, ни я даже не пытались сдерживаться. Когда его губы спустились на шею, оставляя цепочку горячих следов, и прижались к ямочке между ключицами, я ахнула. Запрокинула голову, выгнулась, стараясь стать ближе; запуталась пальцами в густых волосах.
Никто и никогда не целовал меня так – одновременно бережно и страстно, осторожно и неистово, заставляя чувствовать себя не просто особенной, а единственной. Я плавилась в этом ощущении. Каждый миллиметр моего тела пылал, требовал большего – стать еще ближе, познать еще больше, ощутить Самаэля полностью. И он понял это. Рванул корсаж, высвобождая грудь, и с жадностью накрыл ее губами.
Не было ни страха, ни робости, ни смущения – одно лишь накрывающее с головой желание. Быть с ним, дышать им, принадлежать ему и заявить свои же права на него. Тьма скользила по коже невесомыми лентами. Проникала в меня вместе с воздухом, скручивалась под сердцем. И я с готовностью принимала ее. Слепла от пелены, встающей перед глазами, и пьянела от тумана, поселившегося в голове.
Я не запомнила, как мы очутились на полу, как избавились от одежды. Помнила лишь опьянённые страстью глаза Самаэля, жаркий шёпот во тьме; помнила тяжесть мужского тела, горячее дыхание и сводящий с ума бешеный стук наших сердец. Лишь на миг внезапная боль внизу живота вырвала меня из хмельного тумана, но ласковая тьма сразу смыла её, оставляя лишь чистый, ослепительный восторг.
Мы вместе… Вместе. Вместе!
Осознание этого будоражило, дразнило, рождая в теле незнакомый прежде трепет, искушало поддаться ему. И я поддавалась. Снова и снова, до помутнения, до новых фейерверков перед глазами.
Это было прекраснее всего, что только может быть на свете: вечные клятвы без слов, приносимые друг другу под пологом тьмы.
Чуть позже, лежа в объятиях Самаэля, я зарывалась пальцами в туманное марево, ощущала его мягкость и одновременно чувствовала легкие, почти невесомые прикосновения Самаэля. Щеки горели от смущения, низ живота тянуло.
Поймав внимательный взгляд, я вспыхнула сильнее. Осторожно высвободилась и села.
– Эвелин, все в порядке?
– Конечно, – я улыбнулась.
Слова не приходили, чтобы объяснить причины тлеющей в сердце робости. Но Самаэль все понял сам – поймал меня за руку и развернул ее запястьем вверх. Там, где раньше была монограмма, сейчас появился браслет. Тонкий, сплетенный из тьмы. Живой и подвижный – с каждым движением ресниц он менял узор. Незаметно для окружающих, но ощутимо для меня.
– Связь избранницы и чернокнижника. Тьма не позволила бы нам остановиться, пока не закрепила ее. Ты… жалеешь?
– Нет, – ответила я без тени сомнения. Наклонилась и, почти касаясь губами Самаэля, дополнила: – Точнее, жалею лишь, что мы не поняли этого раньше. Что потеряли столько времени. Я бы хотела никуда не спешить, остаться здесь, с тобой, запомнить каждый миг… Но там Айрис.
– Айрис?
Самаэль отстранился и нахмурился. Потом огляделся, будто впервые задумываясь над тем, где оказался. Задержался взглядом на двери и не говоря ни слова спустил с пальцев юркие черные ленты. Когда они скользнули сквозь дверь, Самаэль тихо зарычал. Вскочил и принялся одеваться.
– Она оставила кольцо, – произнесла я. Поймала полный беспокойства взгляд и тоже потянулась к сброшенным на пол вещам.
Едва мы закончили, Самаэль взмахом руки открыл переход. Поймал мои пальцы, ободряюще улыбнулся и увлек за собой. Я шагнула за ним без страха. Даже не зажмурилась – нырнула во мглу, чтобы уже через секунду ступить на мягкую траву. Нос защекотали ароматы вечерней прохлады и… гари.
Глава 43
Теневое поместье догорало. Западное крыло обрушилось, восточное пока держалось. Но только пока. По вырывающемуся из окон пламени становилось понятно: спасать там уже нечего. На крыльце перед главным входом лежали люди. Много людей. Некоторые были облачены в форменную одежду с нашивками – наверняка имперские гончие. На других тлели остатки рубах и штанов. Обычные горожане. Но что их привело сюда?
– Награда, – ответил Самаэль, стоило мне задать вопрос вслух. – Тайдариус наверняка пообещал озолотить каждого, кто скажет, где искать чернокнижника. Вот только, судя по всему, многие решили, что за мою поимку им заплатят еще больше. Глупцы! Алчность ослепила их не меньше, чем сестринские дары. Столько жизней, потраченных зря…
– Разве император не знал, где тебя искать?
– Он знает, где искать Харта. И чернокнижника. Но знает и то, что у каждого из них хватает тайных мест. Вариантов получалось множество. Ему пришлось объявить награду.
Говоря это, Самаэль медленно продвигался мимо тел. Возле некоторых останавливался, касался их своей силой, словно проверяя что-то. Мимо других проходил почти не глядя. Следуя взмаху его руки, тьма укутала поместье и погасила огонь. Даже недовольное шипение пламени прозвучало едва слышно, будто тьма поглотила и его.
Мы поднялись по черным от сажи ступеням и осторожно переступили порог. Внутри поместья тел оказалось даже больше. Откуда их столько? Бьер ведь говорил о дюжине-полторы. А тут не меньше трех… К горлу подкатила тошнота. Пришлось задышать через рот, чтобы только сдержаться.
Возле одного из тел Самаэль остановился. Вновь коснулся силой, потом присел и дотронулся уже рукой до обожженного черепа. Тьма, сорвавшаяся с его пальцев, опутала останки. Спеленала их бережно, будто дитя. И глядя на муку, исказившую лицо Самаэля, я поняла: это Айрис.
– Она сняла кольцо, – глухо напомнил Самаэль. – Ее дар, лишенный удавки, вырвался на волю. Ярость и ненависть похожи… Причем настолько, что отличить их проявления в высшей точке почти невозможно. Уверен, некоторые гончие успели закрыть лица масками – все же их учат, как сражаться с сестринскими дарами. Они-то наверняка и спустили завесу пламени в стремлении уничтожить носителя. А теперь скачут обратно сообщить Тайдариусу, что приказ выполнен. Носитель мертв, чернокнижник, сожженный проклятием, тоже…
Я опустилась рядом. Прижалась лбом к плечу Самаэля и мысленно потянулась навстречу, открываясь его боли. Я разделяла ее, понимала… и вместе с тем не могла перестать чувствовать облегчение. Постыдное, эгоистичное, заставляющее презирать саму себя. Но слишком сильное, чтобы отмахнуться.
Айрис умерла. Вместе с ней умерли мы с Самаэлем. По крайней мере, для Тайдариуса и его людей. В Эйхаре больше нет чернокнижника, и нет носителя запрещенного дара. Теперь мы можем скрыться. Сбежать в любой край, начать все заново.
Ветер задувал в выбитые окна, подхватывал пепел и, будто прах, разносил его по округе. Серые хлопья оседали на траве, на наших плечах, одеждах. На телах погибших. А потом внезапно, словно решив почтить их память, ветер смолк. Стало тихо. Пугающе тихо. Казалось, можно даже различить звук, с которым пепел касается земли, частый стук наших сердец или шум нашего дыхания.
Тишина зазвенела – высоко, тонко, как натянутая до предела струна. Когда она лопнула, над поместьем разнесся крик. Не мой, и не Самаэля. Чужой, незнакомый, полный раздирающего душу отчаяния.
Ленты тьмы взметнулись. Шипастыми лозами проскользили по земле, вильнули за угол. Вернулись спустя всего мгновение и преданно замерли у ног Самаэля.
Я подняла на него взгляд и внутренне содрогнулась, увидев плотно стиснутые челюсти.
– Что там?
– Сейчас сама узнаешь. Пошли.
Дальнюю часть поместья огонь почти не тронул, даже не очернил стены сажей. Только ветер нанес пепла. Но немного, будто тоже не посмел нарушить покой этого участка теневой земли.
Там, у одной из рабочих построек, сидел старик. Сгорбившийся, бледный, прижимающий к себе перемазанное кровью тело. Качал его, словно ребенка, целовал в растрепанные волосы и все шептал: «Я не хотел». Снова и снова, и снова.
Налетевший порыв ветра ударил старика пощечиной. Оборвал на полуслове и заставил посмотреть вверх – на меня.
Узнавание случилось в секунду.
– Лаур…
– Эвелин, – сухие губы дрогнули. – Эвелин, помоги мне. Я не хотел его обижать, ты ведь знаешь. Знаешь ведь, правда?
Лаур ослабил хватку, давая мне увидеть лицо Товера, которого прижимал к себе так отчаянно.
Названный брат. Жестокий мальчишка, превративший мое детство в кошмар. Подлый мужчина, не погнушавшийся напасть на меня в лесу вместе с дружками.
Тот, кого я когда-то боялась…
Он смотрел в темнеющее небо стеклянным взглядом. Левый висок, шея и даже грудь были перепачканы в крови. Русые волосы потемнели и липли к лицу. Губы замерли искривленными – то ли в последнем крике, то ли в зверином оскале наведенной ярости.
– Эвелин, помоги мне. Нужно промыть и перевязать его раны. Эвелин! Ну же! Не стой столбом! – прикрикнул Лаур. Но слабо, будто больной, горящий в красной лихорадке. Совсем не так, как он кричал на меня прежде. – Твоему брату плохо, Эвелин! Нужно помочь.
– Он умер, Лаур.
Мужчина дернулся. Снова крепко прижал к себе тело сына и упрямо мотнул головой, белой как лунь. Я невольно задержалась на ней взглядом. Она ведь была чернее сажи в день, когда Лаур меня продал.
– Нет, он очнется… Вот-вот очнется… Нужно только подождать. Он очнется…
Я повернулась к Самаэлю.
– Что с ним?
– Безумие. Ярость выжгла ему разум. Ярость и осознание содеянного.
Будто поняв, о чем мы говорим, Лаур заскулил. Стянул пальцами грязную рубаху на спине Товера и вновь принялся укачивать его, как ребенка.
– Убить его?
– Не надо, – я мягко накрыла руку Самаэля, останавливая готовые сорваться ленты силы. – Пусть живет. Он достаточно наказал себя. Товер был его гордостью, его надеждой и опорой.
– Товер? – Лаур встрепенулся. – Он уже вернулся? – Отбросив тело сына, Лаур встал и принялся оглядываться. – Где он? Где? Эвелин, паршивка! Ты снова раздразнила моего мальчика? Куда он ушел? Товер! Товер!
Я не выдержала – отвернулась и спрятала лицо на груди Самаэля. Почувствовала его движение, тягучую волну тьмы, метнувшуюся от нас к Лауру. Услышала глухой удар, с которым тот упал наземь.
– Он забудет нас? – спросила, не поднимая взгляда.
– Конечно. Но убийство сына будет помнить. И все совершенные ранее тоже.
Я согласно кивнула. Ощутила укол совести, но упрямо мотнула головой.
– Он заслужил. За все жизни, что оборвал. За всех, кто по его вине лишился близких. За ложь, в которой растил меня. Он заслужил, – повторила тихо.
Самаэль заключил меня в объятия. Словно этого было мало, укрыл нас тьмой – спрятал от мира, от необходимости видеть тех, кого я видеть не хотела; от моей неуверенности. Запрокинув голову, я поймала его взгляд, привстала на носочки и поцеловала. Не так, как в лаборатории, когда тьма чернокнижника связывала его с избранницей. Сейчас я касалась губ Самаэля нежно, почти робко, но вкладывая в каждое прикосновение столько, сколько не выразить словами.
Потом отстранилась.
Вернулась к Лауру и Товеру. Присела. На несколько секунд замерла, запечатывая в памяти их образ, и закрыла названному брату глаза.
– Пусть небеса подарят тебе мир, – прошептала едва слышно.
Поднявшись, подошла к Самаэлю.
– Что будет с Шидой? С младшими? Теперь, после смерти Товера и безумия Лаура.
– Справятся. У них останется лавка Лаура, его клиенты. Будет сложнее без двух старших мужчин, но, насколько я успел понять, Шида сильная. Даже пробитый корабль она удержит на плаву.
– А что будет с нами?
– Жизнь, Эвелин, – ответил он, притягивая меня к себе.
Глава 44
Холодный утренний ветер зарывался в уже пожелтевшие, но еще густые кроны. Шуршал ими, срывал листья и уносился золотым вихрем дальше. На юге Эйхара теплее, чем в Айдероне, но под пронзительными порывами, как сейчас, все равно приходилось кутаться в шаль.
Присев, я убрала ветки, упавшие на большой – в половину меня ростом – белый камень. На нем не стояло ни имени, ни дат, но он все равно был особенным. Памятным.
Черными прожилками по нему бежала тьма. Стоило приблизиться, и она пробуждалась – стягивалась каплями к центру и выпускала туманную ленту. Нас с Самаэлем эта лента приветствовала, ласково касаясь рук. Любого другого она бы оплела коконом и заставила уйти. Самаэль не хотел, чтобы покой его сестры беспокоили. И защитил его. как сумел.
Мы не могли похоронить Айрис под именем рода. Пройдет еще несколько лет, и свет забудет, что когда-то была такая айра – Айрис Харт. Но по правде сказать, о ней и так почти не помнили, а о ее связи с чернокнижником не задумывались.
Как объяснил Самаэль. он не без причины разделял личности чернокнижника и главы ведомства имперских палачей. У обоих хватало недоброжелателей, обоим завидовали – точнее, той власти, что сосредоточилась в их руках. Только император и его ближайшие советники знали, кто скрывается под плащом наведенной тьмы. Остальным хватало слухов. Сам Тайдариус опасности от Самаэля не чувствовал – был уверен, что пока поводок в его руках, он сумеет удержать под контролем второго по силе человека в империи. Остальных же Самаэль предпочитал разделять: не давать врагам чернокнижника и Харта объединиться.
Внезапная волна тьмы заставила отвлечься от раздумий. Я обернулась, нашла взглядом небольшой охотничий домик, и не сдержала улыбки, заметив в его окнах свет.
Самаэль вернулся!
Подхватив юбку, я поспешила внутрь.
В последние две недели он часто отлучался. Бывало, отсутствовал по нескольку дней, а по возвращении падал от усталости. Пробудившееся проклятие, путь и ушедшее, до сих пор ощущалось слабостью, как после тяжелой болезни. Но и Самаэль, и – что удивительнее, я сама – знали: это ненадолго.
После установившейся связи чернокнижника и его избранницы, я ощущала его тьму. Более того – она перестала быть для меня черной, в ней появились оттенки, полутона и даже чувства.
Самаэль нашелся в кресле. Большом, с широкими подлокотниками и накидкой из овечьей шкуры. Он вновь выглядел устало. Не произнося ни звука, я приблизилась, забралась к нему на колени и обняла за шею. Тьма тут же обвила мои ноги наведенным одеялом. Как объяснял Самаэль, после пережитого проклятия, она еще слаба, а мое присутствие помогает ей становиться сильнее. И пусть я не до конца понимаю, как не-носительница дара может помочь чернокнижнику, но каждый раз с готовностью открываюсь его силе.
