Текст книги "Проданная чернокнижнику (СИ)"
Автор книги: Юлия Риа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
– Я ведь больше не опасна?
– Верно.
– Значит… – голос пропал, выдавая охватившее меня волнение, – значит больше нет нужды прятаться за наведенной тьмой?
Самаэль вновь усмехнулся, однако отвечать не стал. Открыл дверь, галантно пропуская меня вперед, и вновь вернул мою руку себе на локоть.
Мы шли неспешно, уверенно – так, будто каждый день прогуливаемся по этим улицам. Самаэль рассказывал о самой Кайдире, об огромной библиотеке, чьи башни виднелись вдалеке. Я с интересом слушала, лишь иногда отвлекаясь на витрины, в которых выставляли диковинные вещи. Многие из них мне не доводилось видеть прежде.
У одной из лавок мы остановились. Я с изумлением глянула на вывеску, на которой большими буквами значилось «Ателье мастера Турри». Повернулась к Самаэлю, без слов спрашивая, входить ли нам, и, получив в ответ кивок, толкнула дверь. Над головой звякнул колокольчик.
– Иду! – раздалось из глубины ателье.
Самаэль, вновь поймав меня за руку, уверенно провел к гостевой зоне. В полукруглой нише стояли небольшой диван на два места, пара кресел и вытянутый овальный стол на низких ножках. Едва мы сели, появилась женщина в фиолетовом костюме. Свободная юбка открывала крепкие сапожки на шнуровке, белая блуза, скроенная на манер мужской рубашки, была исколота цветными булавками. На правом запястье, закрепленная резинкой, сидела подушечка, утыканная иголками.
– Мастер чернокнижник, какая честь! – радостно поприветствовала дама.
– Здравствуй, Турри. Замечательно выглядишь.
Я растерянно нахмурилась. Турри? Владелица ателье? Но ведь обычно держать подобные заведения дозволяется только мужчинам. Женщины могут быть лишь наемными работницами. Неужели в столице все иначе? Но как же… Ведь сколько раз приятель Лаура говорил о портных и ни разу не упоминал женских имен. Да и Турри, если задуматься, не женское имя.
За размышлениями я совсем упустила момент, когда собеседники замолчали. Я напряглась, ощутив на себе внимательные взгляды.
– Переживать не стоит, – на лице Турри замерла доброжелательная улыбка. – Еще никого не съели в моем ателье. Ну же, дорогуша, не тушуйтесь! Что вы так сжались, будто привыкли ждать от людей только плохого? Пойдемте, пойдемте…
– меня потянули вглубь ателье. – И не сомневайтесь, на вечере вы будете блистать. Уж если Турри взялся за дело, иного результата ожидать не стоит!
Взялся? Так это все-таки мужчина?!
Однако ни спросить, ни осознать услышанное я не успела. Мы вошли в небольшую комнатку, и тут же ко мне кинулись четыре или пять девушек в одинаковых желтых платьях. Понять точное количество не получалось – до того быстро они мельтешили! В какой-то момент, устав пытаться уследить за движениями помощниц мастера, я закрыла глаза и простояла статуей до конца снятия мерок, пока Турри не хлопнул в ладоши. Тут же девушки кинулись в рассыпную, словно стайка ярких птичек. Сам Турри широко улыбнулся и потянул в обратную сторону.
– Тебе не стоит волноваться, – повторил он сказанную ранее фразу. – Чернокнижники крепко держатся за своих избранниц.
Я посмотрела на портного с удивлением. Он озорно подмигнул и вдруг остановился, скрывая нас от гостевой зоны за рулонами ткани.
– В Кайдире хватает швейных мастеров, и заказать платье на один вечер, пусть даже в императорской резиденции, не проблема. Но платья Турри заказывают только для очень дорогих людей, – теперь на меня смотрели серьезно, едва ли не хмуро. – Ко мне приходят лишь особенные. И приводят лишь особенных. Но чернокнижники… Кто их разберет? Сегодня они танцуют на балу, а завтра они лишь пепел. Мой тебе совет: подумай дважды, прежде чем связывать свою судьбу с обреченным.
Глава 28
Слова мастера Турри не выходили из головы. Великолепие Кайдиры стерлось – теперь я почти и не смотрела по сторонам, только на Самаэля. Он казался все таким же невозмутимым. Шел неспешно, уверенно, и так же уверенно держал мою руку. Я не спрашивала, куда мы идем. Даже когда он поймал экипаж и распахнул передо мной дверь, я не проронила ни слова – безропотно забралась внутрь и устроилась на оббитом бархатом сиденье. Возничий щелкнул поводьями, и повозка, качнувшись, тронулась с места.
Я молчала, продолжая украдкой поглядывать на Самаэля. Он тоже не спешил заводить разговор. Так мы и ехали – в тишине. Хотя стоит признать, абсолютной она все же не была: сквозь открытое окно доносился цокот копыт, шум улицы и людской гомон. Несмотря на вечернее время, в Кайдире кипела жизнь.
Спустя четверть часа экипаж остановился. Самаэль выбрался первым и помог спуститься мне. Дал время оглядеться. Перед нами оказалось старое здание – большое, местами разрушенное, поросшее плющом и вьюнком. Торчащие из стен лампы разгоняли сумерки теплым желтым светом. Пахло травами и, на удивление, чем-то вкусным.
Я вопросительно посмотрела на Самаэля, но он лишь качнул головой, поймал мою ладонь и уже привычно устроил ее у себя на локте. Мы нырнули сквозь арочный проход, забрали левее. Миновали узкий коридор и ступили на винтовую лестницу.
Против обыкновения, она оказалась удобной и довольно широкой. Мы с Самаэлем шли рядом, не испытывая даже тени дискомфорта: никому из нас не приходилось жаться к стене, не возникало страха упасть. Проворный вьюнок вился по каменной кладке, будто сопровождая. Редкие белые цветы, попадая в свет ламп, казались желтыми.
Мы поднимались долго. Шорох наших туфель о каменные ступени звучал убаюкивающе-размеренно. Влетающий в узкие стрельчатые окна ветер доносил запахи вечерней свежести. Под его порывами становилось зябко, и один раз я даже не сдержала дрожи. Самаэль почувствовал ее – повернулся и посмотрел на меня, будто с удивлением. Я сдержанно улыбнулась и качнула головой, без слов говоря, что все в порядке. Однако отворачиваться не спешила.
Сейчас в вечерних сумерках тьма Самаэля казалась особенно непроглядной. Вот только я больше не боялась ее – причем, уже давно. Напротив, для меня она стала естественной, частью самого Самаэля. И как-то незаметно я поймала себя на мысли, что даже его внешность перестала иметь значение.
Самаэль менял меня. Незаметно, но неотвратимо. Именно с ним я впервые почувствовала себя слепой, вынужденной вслушиваться в голоса, запоминать очертания чужого лица пальцами, губами. И вместе с тем именно с ним я прозрела
– сумела сорвать маски с чудовищ, что притворялись моей семьей долгих тринадцать лет. Самаэль открыл мне правду о самой себе и научил не бояться ее.
Сердце забилось чаще. На секунду я испугалась, что оно выдаст меня, но, к счастью, лестница закончилась, и мы ступили в новый коридор. Стук каблуков о каменный пол зазвучал громче биения взволнованного сердца.
Мы сделали еще с десяток шагов, нырнули под арку, оплетенную вьюнком, и остановились. На секунду дыхание перехватило.
Над нашими головами проплывали облака, розовые от лучей закатного солнца. Широкая площадка, огороженная частично разрушенными стенами, практически нависала над городом. Сотни огней – в окнах и от уличных фонарей – разбавляли темные острова каменных построек, словно река. Светящиеся рукава протянулись через всю Кайдиру – до противоположного холма, на котором стояла столичная академия наук, казавшаяся лиловой в это время суток.
Я боялась моргнуть. Боялась хоть на секунду закрыть глаза и упустить самую крошечную деталь. Я хотела запомнить все.
– Ты наконец-то ожила… – произнес Самаэль вполголоса, будто тоже опасаясь спугнуть волшебство момента. – Пойдем.
Он потянул меня ближе к краю – туда, где стояли накрытые белоснежными скатертями столики. На каждом из них в круглых пузатых вазах, до середины заполненных водой, плавали цветы.
Я заозиралась. Пораженная великолепием Кайдиры, я совсем упустила из виду окружающую обстановку. Судя по всему, Самаэль привел меня в ресторан. За нашими спинами, чуть левее арки, нашелся еще один проход, ведущий, как я поняла, в кухню. За вытянутой стойкой стоял мужчина в белоснежной рубашке с вышитой на груди монограммой. Однако разобрать буквы на ней я не успела – Самаэль подвел меня к выбранному столику и, отодвинув стул, помог сесть. Стоило ему самому опуститься напротив, как мужчина за стойкой улыбнулся и взмахнул рукой, точно очерчивая невидимую сферу.
Я нахмурилась. Зачем он машет нам? Да еще так странно?
– Это мастер иллюзий, Эвелин.
Я посмотрела с недоверием сначала на мужчину за стойкой, потом на Самаэля.
– Неужели, ты думаешь, что мы единственные гости? Зал полон. Я заказал последний свободный столик.
– Но… – я снова растерянно оглядела пустую площадку.
– Мы не видим и не слышим их. Как и они нас. Сюда приходят не ради людского шума – его хватает и в городе. Сюда поднимаются за видом и тишиной. За возможностью подняться над суетой Кайдиры.
– Но это место выглядит почти как развалины.
– И в этом тоже есть свое очарование, – в голосе Самаэля отчетливо прозвучала улыбка.
Нас прервал подошедший юноша в такой же как у мастера иллюзий рубашке. Поклонился и опустил на стол две чаши с плавающими в них листьями, зеленого и сине-фиолетового цвета.
Я растерялась. Что это? Еда? Напиток? Как не выставить себя посмешищем перед Самаэлем?
Сам чернокнижник ничего не делал. То ли, как и я, был сбит с толку странной чашей, то ли наблюдал за мной. И последнее мне решительно не нравилось!
Минуты две мы играли в молчанку, не сводя друг с друга внимательных взглядов. Потом Самаэль тихо хмыкнул, качнул головой и опустил руки в чашу. Однако я не спешила сделать то же самое – сидела и как деревенская дурочка смотрела на его руки. Перчатки исчезли, открывая широкие ладони с длинными пальцами. У городских руки другие. Тоже широкие, но иначе, грубее. Да и пальцы зачастую короче и толще. У Самаэля же руки выглядели изящными, словно у художника или скульптора, но в то же время в них чувствовалась сила.
– Эвелин, еще немного, и ты меня смутишь.
Я вспыхнула, почувствовала, как нагрелись щеки, и поспешила опустить в чашу сначала взгляд, а потом и руки. Самаэль снова едва слышно усмехнулся. И неожиданно, удивляя даже себя саму, я тоже улыбнулась.
Вернувшийся юноша забрал чаши, оставив вместо них пахнущие мятным маслом полотенца. Самаэль взмахнул рукой, и от его плаща отделилась туманная лента. Обвила голову юноши, замерла на мгновение, после чего истаяла. Юноша кивнул. Я проводила его удивленным взглядом. Повернулась к Самаэлю, желая узнать, что это было, но ответ не потребовался. Юноша вновь оказался рядом и, поклонившись, заботливо накрыл мои плечи шалью, удивительно тонкой и теплой одновременно. Еще раз поклонившись, он забрал полотенца, которыми мы вытерли руки, и исчез.
– Здесь все же прохладно, – пояснил Самаэль, заставляя меня вновь смутиться.
Почему-то его забота тронула. Ухватив края шали пониже плеч, я чуть стянула их и отвернулась к горящей желтыми огнями Кайдире. Сердце в груди билось предательски быстро.
Несколько минут мы молчали. Я рассматривала темнеющее небо, Самаэль – меня. За время, проведенное вместе, я все точнее могла определить его настроение, все легче почувствовать его взгляд. И мне не нужно даже поворачиваться в его сторону, чтобы убедиться в этом. Я просто знаю, чувствую.
Тенью возникнув рядом, юноша поставил перед нами тарелки с закусками, бокалы, откупорил бутылку вина и хотел было наполнить мой бокал, но Самаэль его остановил. Поклонившись, юноша исчез так же незаметно, как и появился.
Я вновь смутилась. Дождалась, когда Самаэль закончит разливать вино, и сомкнула пальцы на тонкой стеклянной ножке. Вновь повисла тишина, нарушаемая лишь шепотом ветра и шелестом плюща.
Наконец, Самаэль заговорил:
– Что тебя тревожит?
Из его голоса ушла прежняя расслабленность. Теперь он звучал серьезно, но вместе с тем – обеспокоенно.
– Когда мы только въехали в город, ты была открыта. Я чувствовал твой восторг, интерес, твое смущение… Но после ателье Турри ты закрылась. Этот айр чем-то смутил тебя?
Я потрясенно посмотрела на Самаэля.
– Мастер Турри из высокородных? Но они же не занимаются… таким.
Мужчина усмехнулся.
– Что, думаешь, высокородные годятся только для того, чтобы чинно вышагивать на светских приемах или устраивать благотворительные вечера? Нет, безусловно, таких среди них хватает. Но есть и похожие на Турри – те, кто горит желанием творить.
Среди них…
Я с облегчением выдохнула – Самаэль не из айров. Все-таки провинциальная горожанка не пара высокородному. Хотя минутку… о чем я вообще думаю?!
– К тому же, – продолжил он, не заметив моего смятения, – Турри необычен. По крайней мере, в выборе нарядов. Не удивлюсь, если родители обрадовались, когда он решил заняться портняжным делом – какое-никакое, а объяснение таким его вкусам. Однако мы отвлеклись. Что все-таки тебя встревожило?
Я колебалась не дольше секунды. Да, шансов, что Самаэль ответит прямо, мало. Но лучше рискнуть и спросить, чем продолжать теряться в догадках.
– Я хочу узнать о проклятии чернокнижников. Тогда, после случившегося в дилижансе, ты упоминал о нем…
Самаэль помрачнел. Казалось, даже его тьма зашевелилась недовольно, рассерженно.
– Все-таки Турри, – процедил он сквозь зубы.
– Турри тут не при чем, – возразила я поспешно и, протянув руку через стол, сжала пальцы Самаэля. – Дело во мне. Это я становлюсь нетерпеливой, возможно, даже чересчур любопытной… но такова моя природа. Тайны прошлого, загадки настоящего – я хочу во всем разобраться.
– Проклятие чернокнижников не связано с твоим прошлым.
– Знаю. Но оно связано с тобой.
– Что, – в голосе Самаэля зазвучала сталь, – боишься, оно помешает тебе в поисках ответов?
Пальцы под моей ладонью затянула тьма, скрывая под наведенными перчатками. В груди болезненно ухнуло.
– Нет! Вовсе нет! Я просто хочу понять…
– Что именно?
– Тебя.
Самаэль хмыкнул. Все так же холодно, надменно. Однако, как мне показалось, уже не так отталкивающе. Несколько минут он молчал, прожигая меня взглядом, но только я не дрогнула, даже руки не убрала – так и сидела, сжимая в пальцах мужскую ладонь. Пусть я не понимаю, что за проклятие преследует чернокнижников, но я вижу, как Самаэль устал от него. Самаэль уже дал мне немало – правду о прошлом, силы принять собственный дар в настоящем, шанс на будущее. И если я в силах помочь ему хоть чем-то, пусть даже самую малость, я хочу это сделать.
– В отличие от способностей пяти сестер, дар чернокнижников подконтролен, – заговорил Самаэль спустя вечность. – Но подконтролен он лишь семнадцать лет с момента проявления. Нельзя впустить в сердце тьму и не отравиться ею.
– Но почему?
– Потому что у всего есть цена. С годами чернокнижники перестают контролировать собственную силу, превращаются в чудовищ пострашнее носителей пяти даров. В прошлом бывало чернокнижники уничтожали целые города, прежде чем удавалось их остановить. Поэтому уже четыре поколения мы приносим клятву.
Я внутренне похолодела.
– Какую?
Самаэль пожал плечами.
– Ту, что не дает нам обратиться чудовищами.
– И она… убивает вас?
Ответа не последовало. Но гнетущая тишина, опустившаяся на плечи, прозвучала громче любых слов.
– Когда проявился твой дар?
– Я не хочу об этом.
Самаэль попытался высвободить руку из моей хватки. Пришлось вцепиться в него клещом, чтобы только удержать.
– Когда, Самаэль? – голос предательски дрогнул.
Почему мне так страшно? Не за себя, оказавшуюся рядом с проклятым. За Самаэля.
– Эвелин…
– Когда?
Он тяжело вздохнул.
– Шестнадцать с половиной лет назад.
Глава 29
Ужин прошел в молчании, холодном и колючем, словно злая метель. Я бросала на Самаэля обеспокоенные взгляды, однако заговаривать не спешила – чувствовала, он не готов продолжить беседу. Тьма под его капюшоном клубилась беспокойно, рождая воспоминания о водах проклятой реки. И так же, как она, Самаэль пугал меня. Но не своей тьмой, а тем, что она несет для него самого.
Последние лучи закатного солнца скрылись за горизонтом, уступая небосвод бархату ночи. В воздухе запахло тайреями – цветами, что распускаются только под луной. Сладкий аромат вскружил голову, заставил сердце забиться обеспокоенно часто.
Полгода. Самаэлю осталось жить всего полгода.
Пугающая мысль не покидала голову. Кружила снова и снова, словно муха вокруг лампы, и не оставляла в покое. Что же делать? Как помочь Самаэлю? Я ведь… просто я. Обычная провинциалка, каких тысячи. И даже наличие дара не выделяет меня из серой толпы. Подобных мне усмиряют. Помогают те, кто сам обречен остаться без помощи.
Самаэль почти не притронулся к еде. Мне тоже кусок в горло не лез. Когда услужливый юноша спросил, желаем ли мы десерт, я первой качнула головой. Самаэль задержался на мне взглядом, потом кивнул, подтверждая. Поднялся, оставил на столе монеты и повел меня к выходу. Я отметила не меньше десятка золотых кругляшей, поблескивающих в приглушенном свете ламп, но не удивилась такой баснословной сумме. Сейчас для подобных мыслей попросту не осталось места.
В экипаже я все же решила вернуться к теме проклятия, но стоило только заговорить о нем, как Самаэль холодно меня осадил. Однако я не обиделась – знала, рассчитывать на иное было глупо. Он не из тех, кто легко открывается. И раз поступившись принципами, вряд ли захочет сделать это снова. Особенно так скоро.
Я понимала его. Впервые за прошедшие недели понимала ясно, как себя. Но и избавиться от разъедающего сердце беспокойства оказалась не в силах. Это чувство преследовало меня, словно гончая. Не отпускало ни в экипаже, ни в гостевом дворе.
Уже ночью, когда шумная Кайдира погрузилась в сон, я все-таки не выдержала. Накинула на плечи шелковый халат, сунула ноги в домашние туфли и вышла в коридор. У двери Самаэля замерла.
Душа металась в беспокойстве, заставляя все тело мелко подрагивать. Я ведь знаю, как все закончится – Самаэль прогонит меня. Может, даже накричит. Знаю… но не могу отступить. Остались вопросы без ответов. И вместе с ними осталась надежда, хрупкая, словно бабочка. Я должна выяснить все до конца. Дать этой бабочке взлететь или уничтожить ее, сжав в кулаке.
Но прежде я должна постучать.
Простое действие, обыденное и такое привычное. Вот только сделать его оказалось как никогда сложно. Очередной момент, способный разделить все на «до» и «после», отмерить рубеж. И переступить его, лишиться пусть самой призрачной, но надежды, стало вдруг страшно.
Тихо скрипнув, дверь открылась сама. Я заглянула внутрь.
В комнате Самаэля было темно. Свет уличного фонаря проникал сквозь неплотно зашторенные окна и стелился по полу желтой полоской. Но даже он не мог разогнать густой мрак. Бросив украдкой взгляд в коридор, я переступила порог. Сделала два несмелых шага и вздрогнула, стоило двери захлопнуться за моей спиной.
– Самаэль?
В звенящей тишине, казалось, можно было расслышать, как гулко стучит мое сердце, и как шумно бежит по телу кровь.
– Самаэль? – повторила вполголоса.
Двигаясь почти на ощупь, я добралась до кровати. Коснулась пальцами покрывала и осторожно, стараясь не потревожить, если чернокнижник все-таки спит, принялась скользить ладонью по мягкой ткани.
– Зачем ты пришла? – раздалось у меня за спиной.
Я вскрикнула – больше от неожиданности, чем от страха – и шарахнулась в сторону. Запнулась о покрывало, ощутила щекотку в животе от падения, но упасть все же не успела. Самаэль подхватил меня и помог удержать равновесие.
– П-прости, – выдохнула рвано. – Знаю, ты не хочешь говорить о проклятии… но я должна спросить…
– Хочешь поговорить об избранницах тьмы? Или, может, решила, что ты одна из них?
Холодная насмешка, отчетливо прозвучавшая в его голосе, не задела. Я с самого начала знала, что просто не будет.
– Я не одна из них, – ответила спокойно. – Но только это не значит, что мне все равно. Мне не все равно, Самаэль! Слышишь? Не все равно.
– И почему же?
Он наклонился ниже. Я не видела его лица – в окружающей нас тьме даже его силуэт могла различить с большим трудом. Но я вновь его чувствовала. Ощущала воздух между нами и то, как он пружинит.
– Потому что я не из тех, кто лишь берет, ничего не отдавая взамен.
– Так это благотворительность? Странно, мне казалось, ты считаешь, ею следует заниматься лишь айрам.
– Не смейся надо мной.
– Это ты не смейся надо мной! – отрезал он. – Хватит пытаться унизить меня своей жалостью. Думаешь, я все эти шестнадцать лет сидел сложа руки и не пытался найти решение? Или считаешь, каждый из чернокнижников рвется отдать душу тьме? Нет для нас спасения, Одия. Мы призваны служить миру и умереть во
имя него.
Он наклонился еще ниже – так, что я ощутила его дыхание на своих губах. И вместе с дыханием я впитала его усталость, его злое отчаяние и нежелание сдаваться.
– А избранницы? Они ведь делят проклятие с чернокнижником и…
– Я знаю, что они делают! Вот только избранницы тьмы рождаются реже чернокнижников, реже носителей опасных сил… если вообще рождаются. Они выдумка, злая шутка судьбы, глумящейся над обреченными! И я не собираюсь уподобляться безумцам, что тратят оставшиеся годы в попытке поймать предрассветный туман.
– Но…
– Довольно, Эвелин, – произнес Самаэль устало. – Ты не можешь спасти даже себя, а все думаешь, что в силах помочь кому-то другому. Иди спать. Завтра вечером мы прибудем в императорскую резиденцию, и силы тебе понадобятся.
Я упрямо качнула головой. Шагнула вперед, протянула руку, мысленно ожидая коснуться мягкой ткани плаща, но внезапно пальцы ощутили гладкость чужой кожи. Сердце споткнулось и забилось быстрее. Взгляд против воли взметнулся вверх – туда, где должно быть лицо Самаэля.
– Ты тоже не можешь спасти себя, – произнесла я тихо, – поэтому и помогаешь мне: хочешь сохранить если не свою, то хотя бы чужую жизнь. Так почему запрещаешь мне сделать то же самое?
Я повела ладонью вверх и остановилась напротив сердца, ощутив учащенное биение. Кожа Самаэля была горячей. Не сильно, но достаточно, чтобы напомнить о холоде окружающей нас темноты. Захотелось спрятаться от нее, прижаться к Самаэлю, почувствовать его руки на своей талии, его губы на моих. Во рту вмиг пересохло.
– Эвелин, это пустой разговор…
– Нет, – возразила упрямо. – Если сдался ты, не значит, что сдамся и я.
Самаэль схватил меня за запястье. Дернулся, явно собираясь убрать мою ладонь со своей груди, но остановился. Я же медлить не собиралась. Коснулась его свободной рукой, проскользила ею по горячей коже, и обняла Самаэля за шею.
– Откуда в тебе столько настойчивости? Что ты можешь?
– Могу не позволить тебе смириться, перестать бороться. И могу быть рядом. До самого конца.
Сердце под моей ладонью забилось быстрее. Пальцы на запястье сжались.
– Потому что ты не из тех, кто только берет, не отдавая ничего взамен? Верно, Одия?
– Потому что во мне живет не только ненависть, Самаэль. Я – не мой дар. Как и ты – не только тьма.
Воздух между нами уплотнился. Едва ли не кожей я ощущала те несколько сантиметров, что разделяли наши тела. И пусть меня проклянут за бесстыдство, но я хотела сделать последний шаг, хотела обнять Самаэля обеими руками, притянуть к себе и поцеловать. Тьма, будто союзница, скрывала мои горящие румянцем щеки, надежно прятала нас от мира. Будто и нет в нем ничего больше – ни условностей, ни правил, ни запретов. И на секунду, на один вздох, сорвавшийся с губ, показалось, что Самаэль хочет того же. Что он вот-вот наклонится и поцелует. Но вместо этого Самаэль меня остановил.
– Я не сдался, Эвелин. Не в моих это привычках. Тебе не о чем переживать. Отдыхай.
Выпустив мое запястье, он отстранился. Исчезло тепло. Исчезло биение его сердца под моей ладонью. Осталась лишь темнота, пугающе-колючая. Рука вдруг показалась бесконечно тяжелой, и я уронила ее, словно плеть.
– Конечно, – произнесла с улыбкой, не выдав даже дыханием, как непросто дался мне спокойный тон. – Доброй ночи.
Не оборачиваясь, я вышла из комнаты, тихо прикрыла дверь и вернулась к себе. Холод пробирался под кожу. Даже тяжелое пуховое одеяло оказалось не в силах его отогнать. До самого рассвета я ворочалась, вспоминая горячее тело Самаэля, и гнала бесстыжие мысли из головы. Но кажется, от некоторых мыслей избавиться ничуть не проще, чем от надежды. Слишком желанные, слишком опасные, слишком искушающие… как и сам чернокнижник.
Глава 30
Мы выехали рано, с первыми лучами солнца. На обед решили не останавливаться. Я перекусила тем, что нам собрали в дорогу на гостевом дворе; Самаэль же от еды отказался. Он держался невозмутимо, как всегда. Спокойно и обстоятельно отвечал на мои вопросы о Кайдире, об императорской резиденции, о предстоящем вечере. Единственное, о чем Самаэль не заговаривал – это о нашей ночной встрече. Я тоже молчала. Но не потому, что не хотела обсудить случившееся, а потому что не решалась.
Мы словно играли в игру – притворились, будто никакой встречи не было вовсе. Не было разговоров, прикосновений, не было моей слабости и чувств, таких незнакомых, но таких искушающих. Не было самой ночи. Однако глубоко в душе я не хотела отрицать ее. Пусть не для Самаэля, но для меня все было взаправду.
В императорскую резиденцию мы прибыли в сумерках. Территория перед главным входом утопала в зелени. Только подъездная дорожка, широкая лестница да песочного цвета стены выделялись среди буйства растений. Самаэль пояснил, что супруга императора владеет даром земли. Именно ради нее Тайдариус Четвертый, правитель Эйхара, и разбил эту резиденцию. И все здесь подчиняется воли Дайринии. Все, кроме самого императора, разумеется.
Нас разместили в гостевых спальнях, смежных друг с другом. Доставили чемоданы, саквояжи и коробки, перевязанные алыми лентами с серебряной строчкой, – лентами ателье мастера Турри. Ванна уже была наполнена, пушистые полотенца сложены белоснежной стопкой.
Вещами занимались слуги – две женщины средних лет. На секунду мелькнула мысль отпустить их, сказать, что справлюсь сама, но я мысленно одернула себя. Они наверняка лучше знают, что и как подобает делать в резиденции. Раз их прислали – значит, так надо. Кивнув в такт мыслям, я развернулась и ушла в ванную. После долгой дороги вымыться хотелось безмерно.
По возвращении на столе меня ждал накрытый едва заметно светящимся куполом ужин. Стоило прикоснуться к овальному камню сбоку от подноса, купол исчез. В воздух взметнулся пар от горячей еды и дразнящие нос ароматы.
Я обернулась, посмотрела на смежную дверь, ведущую к Самаэлю. Интересно, он тоже будет ужинать в комнате? Один? Может, предложить составить ему компанию? Хотя… кого я обманываю? Это не ему нужна моя компания, а мне его. Прошлой ночью Самаэль четко дал понять, что не готов принять ни мою заботу, ни желание помочь.
Я вздохнула. Отвернулась от двери и села за стол.
Скоро наши с Самаэлем интересы перестанут совпадать, и мы разойдемся. Лучше остановиться сейчас, не привыкать к его присутствию, не надеяться на его помощь. И те чувства, что он зародил во мне, – их тоже лучше остановить сейчас. Пока еще не слишком поздно.
Погруженная в мысли, я едва ли различала вкус блюд. Аппетит исчез, аромат запеченной под соусом рыбы больше не дразнил нос. Не доев, я отставила тарелки, забралась на кровать и, подложив несколько подушек под спину, взяла с ночной тумбы книгу. Ту самую, что мне положила Рагна. Толстую, в темномалиновом переплете, с золотыми буквами, вдавленными в мягкую кожу.
«О дарах, опасных и мирных, контроле над ними и воле императора».
Я открыла первую страницу. Провела пальцами по плотным, чуть шершавым листам. Вдохнула запах бумаги. Просмотрела несколько разделов, улыбнулась, услышав едва различимый хруст корешка. Пробежала взглядом по ровным строчкам, перескочила на новую главу и замерла. В груди похолодело.
Вот оно! Должно быть оно – то, на что намекала Айрис!
«О дарах пяти сестер и их носителях».
Я углубилась в чтение.
С каждой строчкой лед, сковавший тело, таял. Не знаю, на что рассчитывала Айрис, когда советовала заглянуть в книгу. Может, на то, что Самаэль утаил от меня легенду о сестрах? Или что я не знаю об остальных силах? Пока все, что я читаю, пусть и не дословно, повторяет рассказ Самаэля. Единственное отличие – Самаэль не стал подробно останавливаться на ужасах, что творили носители пяти сил.
Некоторые, поддавшись безумию дара, уничтожали целые деревни. До городов, к счастью, беда добиралась редко – чернокнижники успевали усмирять опасных носителей. Но все же страх перед ними закрепился. Не в умах горожан или низкородных – в умах правителей. Из-за него они и приняли решение уничтожать носителей.
«…и только на Туманных островах да в Нортейне ослепляют неугодных, лишая их возможности видеть жертву. Во всех остальных землях носителей сестринских даров убивают. В Хэйраде через отсечение головы, в Шийрене через удушение, в Эйхаре используют яд…»
Я моргнула.
Тряхнула головой и перечитала последнюю строчку еще раз. Потом еще раз. И еще. Будто если прочитать ее десять – двадцать раз, смысл написанного изменится. Будто одни и те же буквы можно прочитать иначе. И понять иначе. Но только правда, как всегда, не знала жалости.
Не успев до конца осознать, что собираюсь делать, я вскочила с кровати и, как была в одной ночной сорочке, кинулась к смежной двери. Без стука распахнула ее и нырнула в наведенную тьму.
– Смотрю, ночные визиты пришлись тебе по душе, – раздался насмешливый голос Самаэля.
Мне же было не до веселья. Сжав кулаки, я решительно зашагала туда, откуда доносился звук. Двигалась быстро, не боясь врезаться в предметы. И к моему удивлению, действительно ни во что не врезалась.
– Ты солгал мне! Говорил, в Эйхаре носителей держат в Теневом поместье и ищут решение. Ты просил довериться тебе, и я поверила! А ты… а ты…
– А что я?
Я вздрогнула от неожиданности, ощутив присутствие Самаэля совсем рядом. Мне казалось, между нами должно остаться метра два-три.
– Почему ты солгал? – спросила тише, теряя боевой настрой.
– Потому что не хотел пугать еще больше. Ты боишься своего дара, Эвелин. До сих пор боишься, хоть и начала свыкаться с мыслью о нем. А если бы в тот момент я поведал о судьбе носителей в Эйхаре?
– Но если обо мне узнают?
– Как?
В голосе Самаэля зазвучала улыбка. Не насмешливая, а теплая. И против воли я смутилась. Ощутила, как нагрелись щеки, и опустила взгляд. Да, в окружающей нас тьме не разглядишь даже кончик собственного носа, но…
