Текст книги "По-другому (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 17

Задница у Меринова – настоящее произведение искусства. Это даже недотрога вроде меня понимает. В ярком дневном свете он… Да что скрывать? Обалдеть, как он смотрится! Резкий, жилистый, состоящий как будто из одних линий и углов. Заматеревший, ужасно сексуальный мужик, который точно знает, чего хочет, и как это получить.

Кажется, у меня до сих пор горит задница, по которой он, только представьте, шлепнул! Да я вообще вся горю и плавлюсь, растекаясь по постели. Двадцать семь мне почти, а я до этих самых пор не знала, что секс может быть таким.

– Я на работу спешу.

Щеки вспыхивают! Ну да… Он спешит, а я здесь развалилась, забыв о том, зачем приходила. Позорище.

Отбросив одеяло, вскакиваю с кровати. Мечусь взглядом в поисках злосчастного халата. А Меринов, как на грех, повернулся ко мне лицом и смотрит, смотрит, застегивая форменную рубашку. Пальцы у него сильные, будто наспех высеченные. С крупной красивой формы ногтевой пластиной и практически равной длиной указательного, среднего и безымянного пальцев. Я подвисаю, глядя, как уверенно они справляются с маленькими пуговичками.

– Что касается той партии наркоты…

Возвращаясь с небес на землю, вздрагиваю и плотнее запахиваю халат. Поверить не могу, но я действительно забыла, зачем пришла. Это просто чудо какое-то, учитывая, что минувшие полтора суток меня ни на секунду не отпускали мысли о том, как же я встряла. И дикий, первобытный какой-то страх. На нервах я чуть что – дергалась как трусливый заяц, и не спала, и даже не могла заставить себя поесть.

– Я все подчистил. Не волнуйся.

– Как? Уже?! Ефрем…

У меня просто нет слов! Ну, вот что он за мужик?! Где таких еще делают?

Подлетаю к нему и от души обнимаю. Последние двое суток были настоящим адом еще и из-за разговора с Костей. Веду ладонями по лысине Ефрема, впитывая исходящую от него силу, а перед глазами позавчерашний вечер… Бытует народная мудрость о том, что мы, женщины, не знаем своих мужей до тех пор, пока не подаем на развод. К моему большому сожалению, это действительно так. Стоило мне сказать Рожкову, что я хочу развестись, как из него такое говно полезло! Я просто обалдела. Он мне все вспомнил. Каждой мелочью попрекнул. Даже в том, что он мне изменял, оказывается, я одна была виновата. Не так, видите ли, ему давала.

Я смотрела на этого человека, слушала все, что он мне говорил, и не могла поверить, что была настолько к нему слепа. Ведь были же звоночки! И мелочную прижимистость я замечала, и пафос какой-то, который не позволял Костику принять то, как я зарабатываю, но при этом не мешал ему активно помогать мне эти самые заработки спускать. Я уж молчу про историю с собачьим кормом, который оказался вовсе не кормом, потому что это вообще на голову не натянешь. Страшно. Он же запросто мог сломать сразу несколько жизней… Мне – еще полбеды, но Юльке! Как я могла так заблуждаться? Искренне рассчитывать на него, верить, что действительно за мужем. Когда по факту никогда за ним не была. Недаром я работать пошла, едва дочери год исполнился. Да и до этого то за курсовые бралась, то за дипломные, чтобы заработать лишнюю копейку. Крутилась, как могла. И несмотря ни на что любила… Так что даже теперь, когда Костик себя во всей красе проявил, душа болит. Я болею по нам, по своим мечтам несбывшимся. А еще очень сильно переживаю за Юльку, для которой наш развод стал полнейшей неожиданностью.

Что же касается дележки совместно нажитого, я вообще не знаю, как быть. Костик наотрез отказался переезжать, хотя я и пообещала со временем выплатить его долю. Жить с ним в одной квартире мне совершенно не улыбается, особенно потому, что в последнее время рядом с Рожковым я не чувствую себя в безопасности. Самим бы съехать. Но тоже не могу. Просто не потяну по деньгам оплату съемного жилья и платежи по ипотеке.

В общем, тревог достаточно и теперь. Но боже! Они не идут ни в какое сравнение с той угрозой, от который меня оградил Ефрем. А уж с остальным я и сама как-нибудь справлюсь.

– Ну все, все… – сухо говорит он, похлопывая меня по спине. – Давай собирайся, я тебя подброшу.

– Так я вам ужин приготовить не успела. И постель… – бросаю взгляд за спину, – надо перестелить.

– Хочешь остаться?

Кожа на лбу Меринова собирается гармошкой. Он как будто бы удивлен.

– Ну да. У меня же рабочий день еще не закончился. Или ты меня все-таки увольняешь?

– А ты как хочешь, Вер?

Я?! Затрудняюсь ответить! С одной стороны, мне кажется ужасно неправильным спать с мужиком и брать с него деньги пусть и за не связанные с этим услуги. С другой… Костик мне не оставил выбора, ясно дав понять, что на него в финансовом плане рассчитывать больше не стоит. Алименты я, конечно, могу выбить через суд, но когда это будет? К тому же так я смогу видеть Ефрема чаще. Меня к нему тянет. И то, что мы переспали усилило эту тягу стократно.

– Давай пока все оставим как есть? – шепчу, закусив губу, и ногтем веду по пуговичке у него на рубашке.

– Пока?

– Да. У Юльки в последнее время стало получше с иммунитетом, поэтому я хочу с попробовать вернуться к работе в школе. Не сейчас, конечно. С нового учебного года.

А там вдруг у нас и с Ефремом что-нибудь выйдет?! Этот вопрос я, конечно же, не озвучиваю. Мне ужасно неловко, потому что я понятия не имею, как ко мне относится Меринов теперь, когда получил свое. Может, я вообще ему неинтересна. Наша история началась довольно некрасиво, с взаимных обвинений и обоюдного недоверия. Я действительно понятия не имею, изменилось ли что-то с тех пор. Сам Ефрем не торопится прояснять ситуацию. Я тоже молчу, потому как планировать что-то, не поставив точку в предыдущих отношениях, будет неправильно. К тому же я вообще не уверена, что готова так быстро переключиться. Ведь секс, взаимная тяга – это одно. А серьезные отношения – совсем другое. Будучи человеком взрослым и лишенным каких-либо иллюзий о браке, я вполне отдаю отчет, что двум состоявшимся людям не так-то легко сойтись. У Ефрема свои проблемы, у меня – свои. Люди в нашем возрасте настолько закостеневают в своих установках, что зачастую не хотят даже попытаться друг под друга подстроиться. И при малейшем серьезном вызове расходятся как в море корабли.

Но это меня уже понесло, конечно. Ведь… нравится он мне. Ой, как нравится.

– Хорошо. Оставайся. Я такси оплачу.

– Не надо! Я достаточно зарабатываю.

– Я тоже. Хоть и меньше, чем ты себе надумала, – сощуривается Меринов, намекая, видно, на мои обвинения во взяточничестве. О-ох! До чего же неловко. Обхватываю горящие щеки ладонями:

– Прости, пожалуйста. Я уже знаю, что была неправа…

Ефрем окидывает меня внимательным взглядом и, что-то там в своей лысой голове прикинув, кивает.

– Извинения приняты.

Он уходит. Дверь закрывается. Смотрю на нее и не могу отделаться от ощущения неправильности происходящего. Поднимаюсь в спальню, меняю постельное. Загружаю стирку и только в тот момент понимаю, что не так. Он не поцеловал меня на прощание, а мне хотелось. Это бы… не знаю, придало мне какой-никакой уверенности? А то ведь непонятно совсем, я ему нужна, нет? Ефрем очень закрытый и немногословный, а мне, в себе разуверившейся, совсем туго без подсказки. И почему-то кажется, что он опять сделал совершенно неправильные выводы из происходящего. Что немудрено. Я на него налетела в какой-то истерике. Да и был… был такой план – его соблазнить, что скрывать? Другое дело, что он мне в самом деле нравится. Я фантазировала о нем задолго до того, как попала на крючок системы, передав те мешки.

Да-да… Справедливости ради стоит отметить, что я тоже далеко не идеал. И, может, прав Костик. Моя вина в случившемся между нами тоже есть. Или же наш брак просто себя изжил, а мы по привычке друг за друга цеплялись, видя пример других супружеских пар в нашем окружении, живших, как и мы, по инерции, по привычке… Ведь общие дети пошли, и ипотеки взялись, которые можно вытянуть лишь вдвоем. И потому что у всех все было плюс минус одинаково, казалось, что только так и может быть, что наш брак в порядке! Тогда как на самом деле он рушился на наших глазах.

После двух из школы возвращается Макс. В растрепанных чувствах кормлю его обедом, пытаюсь шутить. Но Максу мой юмор совсем не заходит. И ладно. Я не в обиде. Тепло с ним прощаюсь, а перед тем как уйти, зачем-то поднимаюсь в спальню Ефрема. Достаю из сумочки блокнот, ручку и, не дав себе передумать, строчу:

«Уже по тебе скучаю»…

А там такси, и домой, в свою жизнь, которую Костик решил превратить в ад. В четверг он демонстративно не пришел ночевать. Зато, явившись под утро, стал греметь кастрюлями и молоть кофе, не дав нам с Юлькой нормально выспаться. Мои просьбы вести себя потише Рожков игнорировал напрочь. И только смотрел на меня… Так смотрел, что у меня поднимались дыбом волосы на теле.

А еще он спросил:

– Юлька, а ты бы с кем хотела жить? С мамой здесь или с папой на море?

Дочь ему ничего не ответила. Спряталась за мной. Костик хмыкнул. Мое сердце едва не выпрыгнуло. На каком еще море? Что за бред вообще? Мы за всю жизнь ни разу дальше своей области не ездили. Дорого… Тогда о чем он? Пьяный трёп? Так ведь он был трезв! И наверняка специально это все говорил, чтобы я нервничала и боялась, что он… отберет у меня дочь? Я же правильно понимаю? Бред какой-то. Юлька ему не нужна, он просто понятия не имеет, что с ней делать. Удивительно, как много начинаешь понимать, когда розовые очки бьются!

Дело идет к ночи. Костика нет, Юлька спит, а я к ней под бочок как раз сунусь, когда на телефон приходит сообщение от Меринова.

«Можешь выйти?»

И следом:

«Я в кармане у трансформаторной будки стою».

В голове взвивается сотня уточняющих вопросов, но я, не теряя на них времени, кубарем скатываюсь с кровати, выскакиваю в коридор, натягиваю парку и мышкой проскальзываю в подъезд, набирая уже оттуда:

«Да. Иду».

Озираюсь по сторонам как воришка. Пусть мы живем в мире, где никому ни до кого нет дела, все равно боязно, что кто-то меня застукает… за чем – я даже не знаю, ничего плохого ведь я не делаю. Возможно, меня, как любую хорошую девочку, смущает тот факт, что я закрутила с Мериновым, не дождавшись официального развода. Ну да бог с ним!

Ныряю на пассажирское сиденье. Свет включается и тут же гаснет. Но я успеваю заметить, что Ефрем смотрит строго перед собой, а на его скулах туда-сюда желваки ходят.

– Что случилось?

– Это ты написала?

Не глядя на меня, он сует мне в руки оставленную в его спальне записку. Опознать ее в темноте нет никакой возможности, но ведь и так понятно, что там.

– А кто же еще? Или у тебя в доме не я одна бываю?

Меринов резко всем телом поворачивается. Обхватывает мой затылок ладонью и притягивает к себе. Я тянусь за ним, как ниточка за иголкой. Нос к носу. Рот в рот.

– Чушь не пори. Лучше повтори, что ты написала, – сипит он.

– Ты за этим ехал двадцать пять километров? – улыбаюсь ему в губы. А голос дрожит, а эмоции топят… Боже. – Уже по тебе скучаю.

Меринов непонятно кому шлет проклятья и набрасывается на мой рот.

– Тише, тише… Ну что ты? Я не могу, Ефрем, там Юлька одна. И Макс, ну что ты делаешь? – бормочу, и ведь и сама уже не могу от него оторваться. Слепо шарю ладонями по его лысине, царапаю кожу на шее, груди…

– Я сейчас, нахуй, взорвусь, Вер… Дай сюда…

Нащупывает мою руку, просовывает под резинку трикотажных штанов. Это явно не форменные брюки. Видно, Ефрем успел переодеться в домашнее, до того как прочитал записку. И явно никуда не собирался срываться. Я его вынудила! Я… Жадно сжимаю пальцы вокруг раскаленного члена. В затылке тянет так, будто кто-то на кулак намотал мои волосы. Ах, он намотал? Ладно… Я в самом деле хочу, я так хочу сделать ему приятно.

– Я весь день о тебе думал…

– Так и скажи, что минет хотел, – смеюсь задушенно я.

– Тебя хотел, дурочка, как угодно. Давай, Верочка… Возьми его. – Я беру, да, а он бьется головой о подголовник, видно, чтобы протрезветь хоть чуть-чуть, и повторяет в такт каждому удару головы: – Блядь, блядь, блядь…

Хочу его таким безбашенным безумно. Беру глубоко, давлюсь, и похрен. Ефрем принял душ, от него пахнет свежестью и терпким мускусом предэякулята. Так стараюсь, что челюсти сводит, и слюна течет, а он ее стирает большим пальцем, безостановочно меня нахваливая:

– Да-да, девочка моя, умница, мне так хорошо… Кайф…

Я хочу быть его девочкой. Женщиной. Кем угодно. Он вытрахивает из моей башки всю дурь и заполняет рот терпкой горечью. Сглатываю. Задыхаюсь, как осиновый лист дрожу, спрятав лицо где-то в районе паховой складки.

– Кошмар какой. Никогда не занималась чем-то подобным, считай, посреди улицы! Разве это не противозаконно? – я все еще задыхаюсь, и смех, сорвавшийся с моих губ, выходит соответствующим.

– Противозаконным будет не вернуть тебе любезность, – ворчит Меринов, заправляя член в штаны. И прежде чем я успеваю осознать, к чему он клонит, давит на рычаг, одновременно отодвигая и опуская мое кресло.

– Нет, Ефрем! Да ты что! – пищу я.

– Тш-ш-ш… Я в этом деле не мастак. Так что не сбивай меня с мысли.

У меня все внутри скручивает от этого простодушного признания. Наверное, надо иметь действительно стальные яйца, чтобы сознаться, что ты чего-то не умеешь в постели. Тот же Костик каждый раз строил из себя невесть что, а толку?

К горлу подкатывает мучительная нежность. Откашлявшись, я послушно откидываюсь на сиденье и раздвигаю ноги. Поверить не могу, что мы это делаем. Даже когда блестящая лысина Меринова оказывается у меня между ляжек, я не могу поверить…

– Ефрем, боже!

Он всасывает, проникает языком внутрь, он размашисто меня лижет. Правда не мастак, да… Пытается объять все и сразу. Но меня вообще подобным не баловали, так что и этого как будто достаточно. Или нет… От напряжения дрожит тело. Меня накрывает душной волной, мышцы в паху конвульсивно сокращаются.

– Самый кончик, хороший мой, просто потереби языком… Да-а-а. Да, да…

Он отличный ученик. Все на лету схватывает. Я рассыпаюсь на миллиарды частиц, будто меня и не было.

Глава 18

Время, забитое под завязку кучей самых что ни на есть неотложных дел, летит с чудовищной скоростью. Завал на работе накладывается на личное, отчего времени на сон практически не остается, но тот мне как будто бы и не нужен. Внутри – ядерный реактор, энергии которого хватит на бесконечное существование в режиме активного бодрствования. Гормоны херачат, как у молодого. Глаза горят. По отделу летаю как на крыльях. Улыбку с рожи стереть не могу. В конторе уже, небось, ставки делают, чего это я. Да и похер.

Есть минута свободная – несусь домой. Вечера нам с Верой не принадлежат из-за детей. Я возвращаюсь поздно, к тому моменту Вера уже отчаливает, чтобы забрать Юльку из сада. И конечно, я бы мог поехать к ним, или их забрать к себе, но Вера убеждена, что нам рано светить отношения. Она просит не спешить, чтобы знакомые и соседи не подумали о ней плохо. Убеждает, что правильнее будет дождаться развода... И я без особого восторга с ней соглашаюсь, потому что у меня самого есть причины держать наши отношения в тайне. Муженек-то ее как был в разработке, так и остался. Так что пока довольствуемся тем, что есть: сексом, когда это возможно, безумными какими-то переписками. Теперь скажи, что я до встречи с ней почти не пользовался мессенджерами, кто поверит? Там же целый роман с остро-эротическим уклоном. Но далеко не только. Когда видимся, на разговоры время тратить жаль, а вот на расстоянии… Оказалось, в переписке сокровенные признания даются легче. Так даже проще друг друга узнавать. Вера шутит, что у нас все задокументировано. Уже не съедешь, дескать, я тебе такого не говорил. На это замечание я, конечно, смеюсь. Но чаще наши переписки будят во мне совершенно другие чувства. Я узнаю много нового. Поддаюсь прежде совершенно несвойственным мне порывам. Иногда творя такую дичь, которая мне еще месяц назад даже в голову бы не пришла. Например, на прошлой неделе, в возрасте сорока трех лет, я, будучи в трезвом уме и светлой памяти, по доброй воле отправил любимой женщине фото своего эрегированного члена. Баш на баш. Потому что это было обязательным условием получения фото ее голых сисек. Которое я потом с таким рвением увеличивал на экране, разглядывая, что вообще непонятно, как тот не треснул.

Но все же чаще мы просто разговариваем о жизни до нашей встречи. Это происходит примерно так:

«А ты служил в армии?» – пишет вдруг, когда я сижу у себя в кабинете, с головой зарывшись в дела.

«Нет, я же в универе учился. Там была военная кафедра».

Или…

«Какого хрена ты за этого мудака вышла?» – пишу ей, разглядывая Рожкова на совещании. И действительно не понимая, что она в нем нашла.

«Надеюсь, он еще жив?» – смайл с подозрительно вздернутой кверху бровью.

«Держусь из последних сил», – и вдогонку: – «Ты не ответила».

«Я была молодой и глупой. Не ревнуй».

«Любила его?» – разглядываю урода исподтишка. И что особенно смешно – с собою сравниваю. Он моложе намного, и для бабы наверняка привлекательнее.

«Мне надо соврать?»

Киплю! И в самом деле сатанея от ревности, выбиваю ей короткое «Нет».

«Любила, конечно. Но это было очень незрелое чувство. Сейчас я это понимаю».

«Внезапное прозрение?»

«Нет. Просто выпала возможность сравнить», – отвечает Вера после убийственно долгой паузы. И у меня будто гора с плеч падает. Потому как если это не признание в любви, то что же? Вот умеет она вытрясти из мужика душу, прям талант у девочки. И пока я пытаюсь как-то стабилизировать внезапный приступ аритмии, перехватывает инициативу:

«А ты как со своей кукушкой спутался?»

Улыбаюсь. Спутался… Лучше, блин, и не скажешь.

«Она была красивая очень, яркая. А я – дурной».

«Красивая, значит…»

Эм. Что на это ответить? Если я что и понял за время нашей переписки, так это то, что знаки препинания в ней имеют не абы какое значение. Например, точка в конце предложения всегда выдает недовольство или напряжение. А если их целых три?! Она же не ревнует?! Ну, нет. Что за бред вообще? Это же ку-куш-ка. А это – Вера. Вероничка. Девочка моя…

«Ты красивей».

Молчит!

«Вер! Красивей, правда».

«С тобой вообще никто не сравнится. Ты моя лисичка сисястенькая».

Отвечает батареей ржущих смайлов. Которые я сам только пытаюсь освоить. Это, наверное, лучше, чем игнор, так? Расслабленно откинувшись в кресле, читаю:

«Ну, с сисястенькой хотя бы все ясно. А лисичка почему?»

«У тебя глаза лисьи. Красивые. Не умею я делать комплименты», – признаю очевидное.

«Мне нравится».

«Да? Тогда еще лови – я дурею от твоих сисек».

«Меринов, ты повторяешься! Сиськи-сиськи… А кроме?»

Я понял, что скот, который был ее мужем, не баловал Веру похвалой. Впрочем, я и сам в этом отношении косноязычен, двух слов порой не свяжу! Считаю так: о чувствах мужика должны говорить поступки. Хочется верить, что тут я справляюсь гораздо лучше. Потому что действительно очень стараюсь быть к Вере внимательным. Хочу, чтобы она перестала с таким отчаянием цепляться за свою самостоятельность. И, наконец, вкурила, что мужик нужен для того, чтоб решать проблемы, а не чтобы его на себе волочь, как она привыкла. Что-то у меня получается почти без усилий, что-то идет сложнее. От подработок на стороне мне удалось ее отговорить, а вот от увеличения собственного довольствия за мой счет Вера категорически отказалась. Мы даже повздорили.

– Что плохого в том, что я хочу, чтобы моя женщина носила качественную, блядь, одежду?

– Я ношу то, что могу позволить себе купить.

– А я тебе про что? Вот! – сую карту. – Возьми. И ни в чем себе не отказывай.

– Ты не понимаешь, да? – нервничает она.

– Не понимаю. В чем проблема?

– Проблема в том, что этим ты превращаешь меня в свою содержанку! И так неудобно, что ты зарплату мне платишь, а тут еще… – смотрит на злосчастную карточку, и губы дрожат!

– Да блядь! Ну какая из тебя содержанка?

– Никакая, видимо! – злится, и теперь уж я вообще не понимаю, на что.

– Слушай, Вер, ты моя женщина. Можно я, как твой мужчина, просто о тебе позабочусь? Чего ты боишься?!

На мое рычание Вера отвечает долгим болючим взглядом. Потом тяжело сглатывает, кладет мне на щеку ладонь и ласково-ласково поглаживает:

– Боюсь, что это все сон… Проснусь, а тебя нет. – А потом как заревет горько. Я чуть сам, сука, не заплакал, пока ее успокаивал. Настолько было жаль, что мы так поздно с Верой встретились. Случись иначе, я бы обязательно ее уберег от боли. Будь она чуть постарше, или я помоложе, может, встретились бы, и вся жизнь бы пошла по-другому. Или… нет? Могли ли мы оценить друг друга по достоинству, не пройдя врозь каждый свой путь?

Останавливаюсь у дома и, стряхнув с себя воспоминания, возвращаюсь в реальность. Долго думал – покупать, нет, в конце концов, Валентинов день – скорее молодежный праздник. Но все-таки заехал за букетом, в довесок к которому мне предложили приобрести коробку пряничных сердечек и красный воздушный шар. Уже зная, что Вера сегодня ко мне приехала не одна, а с дочкой, я не стал отказываться от предложения.

Захожу. Прикрыв за собой дверь, по традиции беру пару секунду, чтобы, зажмурившись, впитать в себя наполняющие дом звуки и запахи. Кажется, мне уже не избавиться от суеверного страха, что я однажды вернусь, а тут никого.

Стою, привалившись к стеночке, когда Юлька выбегает меня встречать.

– Пр-р-ривет! Это мне?!

– Это – да, – отдаю ей шарик. – А это маме, – улыбаюсь выглянувшей из кухни Вере. Глаза расширяются. Что-то в ней изменилось… Прихорошилась она, что ли, в честь праздника? Ну да. Точно. Вон и платье надела. И глаза подвела.

Пока я с отвисшей челюстью разглядываю ее мать, Юлька обезьянкой вскарабкивается мне на руки и одаривает слюнявым поцелуем в щеку.

– Спасибо! У меня для тебя тоже есть сюрприз, – осчастливливает меня, сверкая мамиными глазищами. Сама Вера, посмеиваясь, забирает из моих рук букет. И демонстративно закатывает глаза:

– Я бы сказала, много сюрпризов! Целую гору. Кое-кто замучается убирать.

– Вот как? – смеюсь. – Ну, давай, тогда показывай.

Мелкая на буксире тащит меня к гостиной. Мы не нежничаем при детях, но Вера так трогательно раскраснелась, получив цветы, что мне нестерпимо захотелось ее поцеловать. Сию секунду. И пофиг, что и кто про нас подумает. Может, на хрен? Мы уже почти полтора месяца вместе. Макс так точно понял, что у нас завертелось. Впрочем, Макс, в отличие от Юльки, нас ни за что не выдаст.

– Та-дам! – крутится мелкая вокруг себя на одной ножке. – Красота?!

– Невероятная! – подтверждаю, разглядывая бумажные сердечки, свисающие на ниточках с люстры. – Спасибо, Юль.

– Это тоже мне? – подхватываю со стола Валентинку.

– Это Максу, – бубнит с дивана сын.

– Тогда это мне?

– А это папе. Твоя вот…

Улыбка намертво прилипает к губам. Надеюсь, меня не слишком перекосило при упоминании Костика. Почему-то я вообще не могу о нем думать в контексте Веры и мелкой. Не могу даже спросить, как часто они видятся, и платит ли тот алименты. Я, конечно, понимаю, что из-за общей дочери Вере приходится с ним иногда встречаться, но мне сложно это принять. Ревную я страшно, хоть и не к кому там ревновать. В моем понимании это даже не мужик. Костик остается единственной темой, которую мы с Верой, не сговариваясь, обходим стороной. Мог бы, я бы их на пару с Юлькой к себе забрал.

– Спасибо, – искренне благодарю малышку. А эта лисица малая стреляет в меня глазками и щечку тянет для поцелуйчика. Нежность топит. Я немного оттаиваю, прихожу в себя. Звонко чмокаю сахарную щечку. И ловлю Верин переполненный такой же нежностью взгляд.

– Тебе тоже спасибо, – шепчет, когда мелкая уносится, будто бы смущенно ведя пальцами по красным лепесткам.

– Не стоит благодарности. Праздник же.

– Я не про цветы.

– А про что?

– Конкретно в данном случае – про тепло, которое ты даришь Юльке. Далеко не все мужчины так безоглядно принимают чужих детей.

– Она твоя дочь в первую очередь, – чещу бровь, несколько сбитый с толку тем, какую серьезную тему мы неожиданно сами для себя подняли. – Для меня даже предпочтительно, что она есть.

– Серьезно?

– Конечно. Со мной у тебя детей не будет. И потому я рад, что ты закрыла этот гештальт заранее.

Вера непонимающе моргает. Сводит брови над переносицей.

– М-м-м… А почему не будет? Ты же не…

Эм. Вот уж не думал, что это может быть кому-нибудь непонятно.

– Нет, конечно! Просто не хочу рисковать, – перебиваю, объясняя, как есть. – С Максом я справился. И ни о чем не жалею. Но если вдруг что… Повторить тот же путь я не готов.

Вера закусывает губы, размышляя над моими словами. Кивает. И как-то излишне дерганно, что ли, отворачивается к дивану:

– Ребят, давайте-ка все к столу, а то поздравления затянулись, как бы наш праздничный ужин не остыл.

И вроде она ведет себя как всегда, смеется над Юлькиными глупыми шутками, подкладывая Максу еду, вскользь задевает его руку пальцами – даря тепло, но ни в коем случае не нарушая его границы. Но! Что-то не так. Я чувствую, что это все не очень искренне. А поужинав, Вера сразу же начинает собираться домой.

– Цветы забыла, – напоминаю я, до боли вглядываясь в ее глаза в попытке понять, где же я накосячил.

– Не забыла. А специально оставила, – морщит нос. – Во избежание допроса от Костика.

– Он что, зайдет? – наклонившись, чтобы достать обувь из ящика, интересуюсь я.

– Эм… В каком смысле?

– Ты планируешь пригласить его в гости?

– В гости? Ефрем, это ведь и его квартира. Я думала, ты в курсе, что…

– Что? – вскидываю брови, чувствуя, как на затылке поднимаются сбритые, сука, под ноль волосы.

– Я думала, ты в курсе, что он живет с нами. Конечно, я просила его съехать, но все без толку. Он все делает мне назло.

– С вами? – повторяю, как гребаный попугай. Вера, широко распахнув глаза, виновато кивает. – Постой. Мы с тобой полтора месяца вместе, я уже… Я на двадцать лет вперед распланировал нашу жизнь, а ты живешь с…

– Тщ-щ-щ! Не ори. Дети! – шипит, прерывая мою пламенную речь. – Я думала, ты знаешь, – добавляет в отчаянии.

– Знаю? Я? Вер, ты совсем ебанулась?!