Текст книги "По-другому (СИ)"
Автор книги: Юлия Резник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Глава 21
– Слушай, ну красота! Даже при учете, что вам еще не один год выплачивать за дом – оно того стоит, – кивает своим мыслям Коршунова, бродя по хоромам Меринова, как какой-нибудь горе-ревизорро.
– Не мне. Это же Ефрема дом.
– Ну а ты тут что – сбоку припека?
– Ой, девочки, не знаю, – прячу улыбку в ладонях. – Кто я здесь? Без понятия. Ефрем уверен, что сделал мне предложение, – добавляю, вконец развеселившись.
– А ты? – ехидно тянет Коршунова.
– Ну-у-у… Даже не знаю. По классике предложения как такового не было. Ефрем настоял, чтобы мы с Юлькой к нему переехали, и, как оказалось, искренне верит, что это оно и было.
– Мужики-и-и! – посмеивается Таня. – Что с них взять?
– Ага, – с удовольствием откидываюсь спиной на диван. Так-то мы с девочками на полу устроились. Опробуем пушистый коврик, который я на днях получила в пункте выдачи одного известного маркетплейса.
Восьмое марта сегодня. Уже почти две недели, как мы живем с Мериновым большой и дружной семьей. Естественно, что первыми о том, что мы съехались, узнали мои подруги. И, конечно, все это время они только и ждали, когда же я позову их в гости, чтобы познакомить с Ефремом поближе, а заодно показать, как мы с Юлькой устроились. Но я, оберегая наш хрупкий мирок, не спешила впускать в него посторонних. К тому же у меня никак не получалось отделаться от мысли, что на эту встречу мне непременно нужно получить разрешение у Ефрема. Словно он мой папочка, а не любовник, ей богу. А все потому, что, придя, считай, на все готовое, я пока так и не привыкла, что являюсь здесь полноправной хозяйкой.
В итоге, устав от нытья подруг, я поинтересовалась у Меринова, не будет ли он против, если я приглашу Таньку с Иркой отметить Восьмое марта.
– Нет, конечно. Только Макса предупреди, ага? Он обычно не очень расположен к гостям.
– Ой! Я тогда не буду… – вскакиваю на кровати, досадуя на то, что сама упустила этот момент из вида.
– Зови, – белозубо ухмыляется Меринов. – Знаю же, что им не терпится поглядеть на твою добычу.
– Самоуверенный гад! – запускаю в него подушкой. Ефрем смеется, обхватывает кольцом мою щиколотку и подтягивает за ногу на себя.
– Жалуешься? – щекочет, зная, что я страшно боюсь щекотки. Вырываюсь, сквозь смех пищу:
– Отпусти!
Сжалившись, Меринов целует косточку на ноге и встает, чтобы надеть рубашку. Наблюдая за каждым его движением, признаюсь:
– Не хочу, чтобы Макс испытывал дискомфорт. Он еще к нашему с Юлькой присутствию не привык, а тут вообще чужие люди.
Ефрем закатывает глаза. Берет китель.
– Макс в порядке. Я с ним говорил. А Юлька как?
– Как по мне – в восторге.
На контрасте с виной, которую я ощущаю перед дочерью, это особенно удивительно. Все так быстро поменялось: развод, переезд, новый мужик у мамы. Бедный ребенок! Я потому и не спешу заводить разговор о том, что мы с Ефремом скоро поженимся. А еще, несмотря на то, что Меринову это не нравится, я пока живу… с дочерью, а не с ним. Точнее так – на ночь я укладываюсь с Юлькой в бывшей гостевой, дожидаюсь, когда дочь уснет, и тогда бегу под бочок к Ефрему. Наверное, это спорное решение. Даже наверняка. Но как промежуточный вариант – ничего лучше я не придумала.
– Эй! Вер, ты с нами? – щелкает у меня перед носом пальцами Коршунова. Резко возвращаюсь в реальность:
– А где ж еще?
– По-моему, в своих фантазиях, – смеется Волкова. – Мне аж завидно. Неужели он так хорош?
– Если я признаюсь, насколько, вы меня возненавидите, – хихикаю я.
– Даже так? – сверкает глазами Таня. – Ну-ка, давай признавайся – по шкале от одного до десяти он…
– Пятнадцать, – смущенно смеюсь в ладони. – Но, девочки, без подробностей. Это только наше с ним, даже не просите.
– Хм. Я думала, в его возрасте либидо уже снижается.
– И даже заходя издалека, вы у меня один фиг ничего не выпытаете. – Смеюсь. – Мне хорошо известны эти твои приемчики, – выставив указательный палец, тычу Коршуновой куда-то в солнечное сплетение.
– Ну вот! А я вам все рассказываю, – сокрушается та.
– Жизнь несправедлива. Тань, наливай!
Волкова снимает мюзле и разливает по заранее приготовленным бокалам шипучку. Девочки строго-настрого запретили мне топтаться у плиты в праздник, поэтому из закусок у нас – колбасно-сырная нарезка, мед и виноград, которые они принесли с собой.
– Так я все же не поняла, где твой ебарь-террорист? Мы че, зря приехали?
От такой характеристики Меринова я закашливаюсь. Шампанское идет носом, в отместку пребольно оцарапав носоглотку пузырьками.
– Тише ты! Здесь же дети, – шикаю я.
– Они на втором. У Макса. Так где носит твоего… м-м-м… парня?
– На работе, где ж еще? Целыми днями там пропадает. Он, конечно, ничего толком не рассказывает, нельзя, но насколько я поняла, предыдущее начальство в крае наворотило таких дел, что ему еще не один месяц это все придется расхлебывать.
– Какой-то грустный у вас медовый месяц получается.
– Да нет. Говорю же, с этим у нас все в ажуре. Ужас, что мы вытворяем. Прям как в книжках все, а я думала, они врут, – все же не могу хоть немножечко не похвастаться. Это то, что совершенно невозможно держать в себе. Девчонки демонстративно-завистливо вздыхают. Я в ответ смеюсь.
Однажды после очередного изматывающего сексуального марафона я, так и не сумев скрыть обуявшую меня ревность, спросила у Меринова, всегда ли его секс был настолько изощренным.
– Нет, Вер. Вообще нет. Тут для меня тоже все ново... – признается тот как на духу, кружа кончиками пальцев по сморщенной ареоле вокруг соска.
– Слабо верится.
– Серьезно. Ни о ком столько не фантазировал, как о тебе.
– Как? Я думала, мы уже все твои фантазии превратили в реальность, – дразню мужика. Тяжесть его руки на моей заднице как-то сразу чувствуется весомее. Меринов сминает мою булку, бесцеремонно отводит в сторону и проходится пальцами по расселине.
– Далеко не… Но мы же это исправим? – усмехается, сжимая губами мое плечо. И ведь я понимаю, на что он намекает, и все еще боюсь этого… Но, пребывая в плотном чувственном тумане, киваю и даже чуть отвожу ногу, чтобы ему было удобнее.
Что мне особенно нравится в Меринове, так это то, что, несмотря на всю его немногословность, он умеет сделать так, чтобы я почувствовала себя правильно. Так, как и положено счастливо влюбленной женщине. Признаться, я опасалась, смогу ли, будучи человеком довольно мнительным, его, такого немногословного и скрытного, вывезти. Я видела, и мне не понравилось, как он закрывается, если чем-то недоволен или на что-то зол. Кажется, в такие моменты до него не достучаться. К счастью, я нашла в себе силы объяснить Ефрему этот момент, а он не отмахнулся от моих страхов, как я боялась, а даже как будто прислушался. С уверенностью я тут судить не могу, ведь за время нашего совместного проживания у нас больше не было поводов для ссор, а значит, не было и повода проверить, как он себя поведет при случае. В любом случае, думаю, вряд ли он вернется к игнору по всем фронтам, а уж с остальным мы как-нибудь справимся.
– Ну все, все! Мы уже тебе завидуем. А с сыном его как? Он странный.
– Он хороший! – тут же встаю на защиту Макса. – Просто синдром накладывает свой отпечаток. А так Макс – большая умница.
– Да я же не против. Если ты так говоришь.
– У нас хорошие отношения.
И я их очень ценю! У меня душа обмирает каждый раз, как Макс делает очередной шаг мне навстречу. Это только кажется, что он безэмоционален. А на деле ему ничто человеческое не чуждо. И любовь ему нужна, и заботу он ценит. Просто не может этого проявить. Но так и у обычных подростков с этим туго. Я как учитель знаю это наверняка. Зато когда однажды он сам ненадолго коснулся моей руки, выражая благодарность за то, что я у него прибралась, у меня чуть сердце не остановилось от счастья! Я же отчетливо понимала, и что это касание значит, и чего оно ему стоило. Макс не обычный ребенок, для которого телесный контакт – плевое дело. Для него это целая история, требующая определенных душевных сил.
Когда я рассказала об этом Ефрему, он прижал меня к себе и долго-долго не отпускал, тяжело и жарко дыша в макушку. А потом так меня оприходовал, что у меня ноги еще пару дней не сходились как следует. Как будто в благодарность за то, что я нашла к Максу подход.
– Ну а Костик твой как? – возвращает меня с небес на землю Иришка.
– Он не мой, – машинально поправляю я. – Понятия не имею. Мы из больницы приехали сразу сюда. И все. С тех пор не виделись.
– Ой, кажется, я звук мотора слышу… Приехал?
– Ага! – вскакиваю на ноги. – Пойду встречу, я ненадолго.
– Нафига? Он что, в трех соснах заблудится?
Не хочу объяснять, как много для нас значит эта встреча у дверей. Я и сама не понимаю, почему для Ефрема это так важно. Просто чувствую, как он радуется, когда я выбегаю его встречать, и стараюсь не упускать случая.
– Привет!
– Привет, – поцеловав жарко, отворачивается, чтобы повесить бушлат в шкаф. – Встретились? – кивает в сторону двери. И видя мой недоумевающий взгляд, поясняет: – Машины подружек твоих?
– А, да. Ничего?
– Ничего. Сейчас только в гараж мотнусь, и познакомимся.
Растерянно киваю. Обычно Ефрем сразу забирает из машины все нужное. Ну да ладно. Как раз успеваем перенести наш пикник за стол, когда Меринов возвращается с цветами в одной руке, пакетами – в другой, и повисшей у него на ноге Юлькой.
– Добрый день. Ефрем.
– А нас уже представляли. В сауне, помните?
– Не особо, – криво улыбается Меринов, протягивая Коршуновой букетик подснежников. – Это вам.
– Таня я! Очень неожиданно и приятно.
– А я Ира.
Точно такой же букетик перекочевывает в руки Волковой. Юльке достается мимоза. А мне – шикарный букет тюльпанов. Я уже успела привыкнуть, что Меринов – мужик щедрый и внимательный. Но то, что он и про моих подружек подумал – все равно неожиданно. И трогательно, и…
– Ужин где, Вер? Голодный.
– Я сейчас чего-нибудь соображу. Мой руки…
Меринов уходит. Коршунова ведет бровью.
– Да ладно тебе! – отмахиваюсь от нее. – Мне приятно о нем позаботиться.
– Он хоть ценит?
– Да. Очень.
Именно поэтому я и суечусь. Знаю, что все не пройдет незамеченным, как это было с Костиком. Тот любую заботу воспринимал как должное, а Ефрем, обжегшись со своей кукушкой, действительно умеет ценить даже самые незначительные на первый взгляд вещи.
Мечу на стол все, что есть в холодильнике. Кого я обманываю этими нарезками блатными? Котлетка с толченочкой за милую душу уходят. Не хуже привезенных девчонками, а потом еще и Мериновым, деликатесов. Тот ведь тоже для нас расстарался. Не знаю, как в целом, но уж щедрость Ефрема Танька с Иркой должны оценить. Впрочем, если не оценят, пофиг. Смотрю на Меринова и ни секунды не сомневаюсь, что он единственно-правильный для меня мужчина, что бы и кто ни думал. Так хорошо мне, что слезы наворачиваются на глаза. Ирка под столом пинает меня по ноге.
– Чего?
– Не надо так явно демонстрировать, как тебя на нем переклинило, – замечает тихонько. – Они это не ценят.
Да, наверное, в словах Коршуновой действительно имеется смысл, но я просто не могу стереть с лица блаженную улыбку. Все так хорошо, что аж страшно. Мои самые родные люди за одним столом. Болтают о чем-то, смеются и спорят. Конечно, в большей степени стараются Таня с Ирой. Меринов все так же немногословен. Но он до того метко вставляет фразочки в их треп, что кажется, будто именно Ефрем задает настроение этому вечеру. Подруги покатываются со смеху, шампанское льется рекой. А ведь еще в начале посиделок никто не собирался употреблять, все ж на машинах, ответственные водители… Теперь же я одна практически не пью – без вина пьяная. Смотрю на Ефрема, и мир перед глазами плывет. Не могу поверить, что мы вместе. Просто не могу поверить. Кажется, что рано или поздно моя сказка закончится. Но я даже не представляю, как быстро…
Глава 22
На улице уже глубокая ночь, когда в приоткрытую форточку, наконец, проникает рокот движка Мериновского Аутлендера. Темнота рассеивается светом фар и быстро густеет вновь, когда те гаснут. Приехал! Бегу встречать. Хотя, если честно, руки чешутся ему наподдать!
– Привет! Ты чего не спишь? – удивляется Ефрем, вешая куртку в шкаф.
– Тебя ждала.
Нарочно ловлю его взгляд. Никогда не была ревнивой, но то ли Костикова измена так на меня повлияла, то ли все дело в том, что Ефрема я страстно люблю… В любом случае, каждый раз, когда он допоздна задерживается, я не нахожу себе места. А задерживается он часто.
– Ну, так беги, целуй скорее, – ухмыляется скупо. – Чего тормозишь?
Бегу! Он такой холодный с мороза. Прикасаюсь жарким ртом к его губам, пальцами пробегаюсь по скулам. Глажу виски и лысую голову. Я почему-то думала, что он бреется под ноль, чтобы скрыть раннюю лысину, а недавно поняла, что ни фи-га. Просто ему так нравится.
– Скучала? – довольно на меня зыркает.
– Так ведь поздно уже. Пойдем, буду тебя кормить.
– Не, лучше в спальню. Я не голодный.
– Да? – закусываю щеку, чтобы не ляпнуть какую-нибудь ревнивую глупость.
– Угу, – не замечая моего состояния, Ефрем запихивает тяжелые ботинки в шкаф и выпрямляется, окидывая меня плотоядным взглядом.
– И где же ты ел, позволь поинтересоваться?
Да блин! Просто хотела спросить… Претензионное «позволь поинтересоваться» сорвалось с губ помимо воли и заданных себе установок – никаких, блин, истерик. И все идет по одному месту, да. Меринов вздергивает брови, отчего кожа на его высоком лбу собирается в гармошку. Несколько секунд смотрит на меня, сквозь задумчивый прищур, а потом растягивает губы в широченной от уха до уха улыбке:
– Ревнуешь, что ли?
– А есть повод? – блин, это ж надо – голос и впрямь аж звенит от напряжения! Не пойму, что со мной. Гормоны разгулялись как будто. Провериться?
– Вообще нет. Я же объяснял, что работы сейчас – тьма.
– И когда ж ты поесть успел?
– Да встреча у меня была в столовке. Вот и перехватил с голодухи.
– Встреча? В столовке? И с кем же?
– С Глуховым.
– Это тот, который в губернаторское кресло метит?
– С ним.
– В столовке? С губернатором? – завожусь я.
– С кандидатом, – веселится Меринов, но тут же становится вновь серьезным: – Это закрытая информация, Вер. Так что даже подружкам о ней ни слова. Поняла?
– Ты меня за идиотку держишь?!
– Почему?
– Думаешь, я поверю в эти шпионские… я даже не знаю, как это назвать!
– Думаю. Я сказал тебе гораздо больше, чем мог, чтобы успокоить. Давай, ты меня потом поревнуешь, – устало прикрывает глаза. И почему-то я только теперь замечаю, насколько он осунулся.
– Ну что там за беда у вас? – сменив тон, обнимаю его и утыкаюсь носом в грудь.
– Я ж пока не могу рассказать. Когда прижмем кого следует – из новостей узнаешь. А пока, Вер…
– М-м-м?
– Может, даже придется тебе под охраной походить.
– Ты серьезно?
– Более чем. Я под серьезных людей копаю. Прости, не хотел вас светить, но… Не смог без тебя.
Не знаю, может, я, конечно, не до конца понимаю, насколько реальна озвученная угроза. Но когда Ефрем, приподняв меня за подбородок, целует, все другое, и угрозы, блин, в том числе, отходит на второй план.
Мычу от удовольствия, глажу его голую теплую черепушку. Кошкой лащусь, выпрашивая больше. И так, считай, до утра ждала. Меринов на секунду размыкает наши губы, глядя на меня бешено, жадно, переводит взгляд на лестницу за моей спиной и едва заметным движением подбородка безмолвно указывает, что делать дальше.
Как взмываю наверх, не помню. Только звук его тяжелых шагов за спиной. Низом живота проходится череда болезненно-острых спазмов. Господи… Весна на меня так действует, что ли? Или ревность? С губером он, видите ли, встречался… С губером. Я буду дурой, если поверю, да? Или, напротив, я дура, потому что в нем сомневаюсь?
– Готовая уже вся, Вер. Смотри, как течешь… – хрипит Меринов, проникая пальцами между ног. – Ревность, что ли, на так тебя действует? – шепчет на ушко, задевая языком края раковины и заставляя ежиться.
– Ну не одному же тебе меня к Костику ревновать, – выдавливаю, всхлипывая на каждом слове. И уж не знаю, какого эффекта я ожидала добиться своими словами, но точно не того, который за ними следует.
– Ревность тут ни при чем, Вер, – поясняет Меринов, поворачивая к себе лицом. – Он может быть опасен. Вам лучше не видеться, пока все не разрешится.
– Но как же? А если он захочет встретиться с Юлькой? – не без труда ловлю ускользающую нить разговора.
– Только под присмотром, Вер. Никакой самодеятельности, слышишь?
Зачарованно глядя в темные глаза Ефрема, киваю. Уж не знаю, что там у него за расследование, но в том, что касается Рожкова, Меринов явно перегибает палку. Ревность – такая штука, я и сама сегодня чуть было не наломала дров.
– Точно? – шепчет, потирая сосок подушечкой большого пальца.
– Абсолютно. Сделаю все, как ты говоришь.
Тешу его эго, да. Знаю, что он очень любит, когда беспрекословно ему подчиняюсь. Но это не означает, что в реальности так и есть. Не стоит забывать, что мужик – это голова, а женщина – шея.
– Умница, – говорит, спрятав от меня взгляд под отяжелевшими веками. – Как будто больше бы стали, Вер?
Перевожу растерянный взгляд на грудь, которую Меринов ласкает, спустив на плечо тонкую лямку ночнушки.
– Куда больше-то? – сиплю.
– Месячные когда? Может, из-за этого?
Мурчу что-то невнятное. Это так приятно, что собрать мысли в кучу нет никакой возможности. Глаза стекленеют, губы распахиваются… Меринов приподнимает в ладони одну грудь, подносит к губам. Другой сосок пропускает между пальцев и с силой оттягивает. Все жду, что между нами остынет. Но с каждым разом все как будто только острее. Хочу его так, как никого и никогда еще не хотела.
– Начнутся, попку распечатаем, да?
Начнутся, начнутся… Пристал!
Извернувшись, толкаю Ефрема к кровати. Понимаю, что мне бы вряд ли понравилось, если бы в обычной жизни он был таким же болтливым, как в постели. Все же я успела привыкнуть к его молчаливости. Слова обрели совершенно иную ценность. Но в постели… Боже. Это заводит.
– Ты пробовал уже… с кем-нибудь?
– Нет, – даже секунды не берет на то, чтобы подумать. – Говорю же, до тебя мне ничего эдакого не хотелось.
– Похоже, я на тебя плохо влияю, – смеюсь, но смех тут же превращается в стон. Ефрем тянет меня на себя. Падаю на него сверху, не успев сгруппироваться. Грудь подскакивает и сплющивается об его торс. Волоски царапают мучительно напряженные вершинки. Я устраиваюсь поудобнее, опираюсь на руку. Грудь мягко колышется у губ Ефрема, и, естественно, он быстро находит применение такому положению. А доведя меня губами до исступления, зачем-то подталкивает выше. Послушно перебираю коленями… Еще выше!
– Нет, ну ты чего? – смущаюсь я.
– Давай… На язык, Вер.
Как же меня трясет! Как же заводит вид, и… Да вообще все. Ефрем всасывает клитор, и я кричу, тут же огребая звонкий шлепок по заднице.
– Дети! – рычит Меринов, а потом как-то ловко, едва ли не в одно касание поворачивает меня на сто восемьдесят градусов и ведет бедрами: – Будет вместо кляпа тебе, – поясняет с хриплым смешком.
Мы в классической «шестьдесят девять». И это… Это… Мамочки! Обхватываю рукой его покачивающийся ствол, размазываю смазку по головке и беру так глубоко, как могу. Ощущаю, что он тоже возвращается к ласкам. Помогает себе носом и пальцами, и… Это так сладко. Это невозможно, нестерпимо прекрасно. Меня медленно забирает… Не сорвать ритм, когда у тебя оргазм, задача практически непосильная, но я как-то справляюсь. Извиваясь на его лице, я все же держу заданный темп. И даже немного ускоряюсь, когда его головка раздувается и начинает слегка подрагивать, сигнализируя о скором приближении финиша. О, да… Да-да-да… Нас синхронно выбрасывает за границы реальности, где только мы и звездная пыль.
Засыпаю, кажется, еще на подлете к подушке, да так глубоко проваливаюсь в сон, что будильника даже не слышу.
– Поспи. Я сам приготовлю завтрак.
– А садик? – взвиваюсь.
– Отвезу.
– Тоже сам? – ловлю взгляд Ефрема. Тот только глаза закатывает.
– Никуда не выходи без меня, хорошо? Дом я закрою.
Хмурюсь, почему-то не сразу вспомнив о его вчерашнем предупреждении.
– Вер! Хорошо? – взгляд тяжелеет.
– Конечно. Может, все же нажарить вам блинчиков?
– Спи, – смягчается, – я быстро кашу сварю.
– Ну как хочешь.
Сквозь сон слышу, как домашние собираются. Кажется, Юлька пищит, возмущаясь, что Меринов больно ее расчесывает. Улыбаюсь. Подгребаю его подушку. Краем сознания еще мелькает мысль – блин, я в его постели, а там Юлька, и Макс, и… Но додумать ее я не успеваю, погружаясь в дремоту.
День проходит в привычной рутине. Уборка, стирка, глажка, обед. Просыпаюсь поздно, поэтому тороплюсь больше обычного. Ближе к трем возвращается Макс. Чуть раньше Ефрем скидывает сообщение, что не сможет вырваться. Давлю ревность, но, не выдержав, строчу:
«На работе? Селфи пришли!»
И он присылает. Увеличиваю фото, веду пальцем по выступающим скулам. У него очень фактурное, рельефное лицо. Ровный заостренный нос. Четко очерченные губы.
«Довольна?»
«Красивый. Мой. Скучаю».
«Уехал, Вер. Важная встреча».
Так он предупреждает меня, чтобы я себе ничего не навернула на ровном месте. Это тоже своеобразная забота. Думаю, Ефрем понимает, что обжегшись на молоке, я дую на воду. И только поэтому мирится с моей придурью. Знаю ведь, что он верный… А все равно требую доказательств.
Остаток дня посвящаю изучению учебных планов. Если я собираюсь вернуться к преподаванию, пора бы уже что-то делать. Как-то двигаться в этом направлении. Жизнь домохозяйки, конечно, хороша, но это такое болото, что не заметишь, как затянет. Я не хочу превращаться в клушу, у которой нет никаких интересов, кроме детей и мужа.
Еще через полтора часа Ефрем присылает сообщение, что задерживается и не сможет забрать Юльку из сада. Убеждаю его, что все в полном порядке. Быстро одеваюсь, вызываю такси. Конечно, я не люблю, когда приходится так резко менять свои планы, но что поделать? У всех случаются форс-мажоры.
Юлькина группа располагается на втором этаже. В саду знакомо пахнет подгоревшей творожной запеканкой. Приветливо машу рукой воспитателю. А та выходит ко мне, озадаченно сведя брови:
– А Юлю папа уже забрал.
– Да? Ну… ладно.
Почему-то трясущимися руками достаю телефон. Набираю Костика, спускаясь вниз по ступенькам. Здесь всегда то связи нет, то еще что-то. Нервничаю. Наконец, получается дозвониться.
– Костик, привет. А ты почему не предупредил меня, что хочешь увидеться с Юлькой? Я в садик приехала, а вас нет.
– Нет, да. Мы далеко.
– Что значит – далеко? – немею я. – Костик…
– Ну я же говорил, Вер… Помнишь? Море, то-се…
– Верни мне дочь и отправляйся на все четыре стороны! – звенящим от слез срывающимся голосом шепчу я.
– Вернуть? Даже не знаю. Если только ты ее заберешь, – издевательски цедит Костик.
– Конечно! Только скажи, куда ехать.
– Не так быстро, ВерОника. Для начала ты окажешь мне кое-какую услугу.
– Какую еще услугу? – взвиваюсь в истерике.
– Хорошо тебе знакомую, вот какую. Слушай сюда…
– Я не буду делать ничего противозаконного!
– Будешь, если хочешь увидеть дочь.
– Ты совсем спятил, Костик? Ты совсем?! Она же… твоя. Она… ты вообще человек, а?
Меня трясет. Знаю, что напрасно тяну время, но зуб на зуб не попадает. И эмоции плывут по мобильным частотам гораздо быстрей выверенных речей.
– У китайского ресторана тебя будет ждать синий минивэн. Дверь будет открыта. Садишься за руль. И едешь к Заячьему острову. Там тебя будут ждать. Отдашь товар, заберешь деньги и привезешь…
– Куда? – шепчу я, слизывая текущие по губам слезы. Меня не покидает ощущение, что это просто сон. Под ребрами колет, я оседаю на ступеньку, и, кажется, во всем мире нет такой силы, которая бы смогла меня поднять на ноги.
– Ты меня за дурака держишь?! Я после скажу! И не вздумай нажаловаться Меринову, если действительно хочешь увидеть дочь! Ты же понимаешь, да? Мне терять нечего.








