Текст книги "По-другому (СИ)"

Автор книги: Юлия Резник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 23

Метет так, что вообще ни черта не видно. Снег наступает сразу со всех сторон, и кажется, если минивэн перевернется и рванет дальше по Млечному пути – чисто визуально ничего не изменится. Кругом молоко. И почему только не закрыли дорогу?! Или слава богу, что не закрыли, ведь если я не выполню указаний Костика, он… Неужели правда увезет Юльку?!

Я стараюсь дышать ровно так, как учат психологи, но паника не отступает, и я задыхаюсь. Легкие горят от нехватки воздуха. Нужно торопиться, но если я в таком состоянии двинусь дальше, то просто не доеду до места. Прижимаюсь к обочине. Огромные пласты спрессованного снега, наваленные вдоль дороги, вспарывают железный бок минивэна, как айсберг – знаменитый Титаник. Меня передергивает от этого мерзкого звука. Мир чернеет, качается и плывет. Сердце долбит в ребра, сжимаясь в спазмах агонии.

Надо ехать. Надо ехать. Мне, блин, надо ехать.

Я спросила зачем. Зачем Костик меня в это втягивает?!

– А ты думала, я вас с чертом лысым благословлю?! – как будто бы искренне удивился Рожков и загоготал гиеной. Следом в динамике послышалось какое-то шипение, словно он чиркнул спичкой… – Это раньше ты для него была свежим мясцом, Вер. Ебабельной телкой. А после дельца, которое мы провернем, знаешь, кем станешь, м-м-м? Зэчкой. То есть личностью крайне сомнительной и токсичной. Забьемся на то, как быстро он сольется из страха, что возня с тобой подпортит ему карьеру? Ну?! Сколько дашь? День, два? Тебе же не отмыться теперь, а, Вера!

Не отмыться, не отмыться… – звенит в ушах эхом.

Я вытираю выступившие на глазах слезы. Шмыгаю носом. И вроде все на поверхности, да? Человек, с которым я прожила столько лет – мудак и чудовище. Но у меня, один черт, это никак не укладывается в голове. И как будто не верится. Это Костик? Правда, что ли, мой Костик? Как я могла так в нем ошибаться?

Юлька… Юлечка. Юлек.

Ты только потерпи, малышка. Ты только не испугайся.

Затыкаю рот кулаком и опять медленно трогаюсь с места.

Тут осталось всего нечего – я все смогу. Лишь бы Макс не подвел. Только бы он не подвел, я так на него рассчитываю…

Костик не разрешил мне взять телефон. Сказал, что непременно отследит, если я только посмею. Я без понятия, есть ли у него такие возможности, но на всякий случай не рискую. Макс все передаст. Я в него верю. Как только Ефрем выйдет на связь. Лишь бы не было поздно. Лишь бы только не было поздно, господи!

Дорога с каждым метром все хуже. Пот струится по спине. Теплая фланелевая рубашка липнет к телу. Ориентируюсь по светоотражателям на отбойниках. Но скоро и их заметет, надеюсь, я успею выбраться до того, как это случится.

В лунном свете показывается махина какого-то склада. Это здесь? Я не знаю! У меня ведь даже навигатора нет. Увязая в рыхлом снегу, колеса буксуют. Раскачиваю машину, виски ломит от напряжения. Да! Получилось. Кое-как паркуюсь и выхожу. Ветер подхватывает лежащие на груди волосы и швыряет в лицо, ведет холодными пальцами вверх по ногам, тянет по спине, снег сыплет за шиворот. Сколько вот так мне стоять? Сколько вообще человек может продержаться на таком холоде? Минут тридцать? Впрочем, никто же не заставляет меня ждать тут. Я сама боюсь упустить появление своего визави.

Боже, я будто в шпионском триллере! В реальности ведь такое не может происходить, правда? Тем более в моей. Я же просто Вера Рожкова… Просто Вера. Где я, а где наркотики? Я их даже не пробовала ни разу. А теперь, вон, целыми мешками банчу. Впрочем, кажется, я где-то слышала, что как раз дилеры никогда не употребляют. Еще бы… Видя, до чего доводит наркота, надо быть совсем конченым, чтобы рискнуть подсесть.

Несмотря на дичайший холод, щеки пылают. Я счищаю снег с рукава и размазываю по щекам. Но так ни фига не лучше. Только еще и мокро становится.

Нервы коротит от напряжения, когда сквозь метель, наконец, пробивается лимонный свет фар, а следом вырисовываются очертания еще одного минивэна – брата-близнеца моего собственного.

Полминуты, и он притормаживает. Еще пару секунд – хлопает дверь, и из машины показывается вполне обычный, ничем не примечательный мужчина. Не знаю, почему меня это удивляет. Может, я ждала увидеть более шаблонного персонажа. Ну, знаете, типичного урку. Ан нет.

Я открываю рот, чтобы объяснить мужику, почему оказалась здесь вместо Рожкова, но вдруг понимаю, что ему глубоко похер на личность курьера.

– Товар?

Трясущимися руками открываю багажник. Будучи небольшим специалистом, я догадываюсь, что имею дело с достаточно большой партией. Здесь, конечно, не тонна, но центнеров пять точно есть. Это сколько в пересчете на годы отсидки? Или после определенного веса детали уже не имеют значения? Я не знаю… Меня уже конкретно трясет.

Мужик ныряет в багажник, что-то там делает. Ощущение нереальности происходящего все усиливается. Я задираю голову к небесам. Но они скрыты за пушистым пологом метели.

– Все ок.

Мужик быстро перекладывает мешки в свою машину и садится за руль. Я даже сообразить ничего не успеваю.

– Постойте! А деньги?! – ору я, тарабаня в окно. Меня омывает волной ужаса – что если он решит меня кинуть?

Стекло плавно опускается, в руке мужчины – серебрится вытянутая штуковина, чем-то напоминающая флэшку, только побольше.

– Это что?

– Криптокошелек, естественно. А ты как думала? – веселится. – Я с чемоданом нала приеду?

Криптокошелек… Надо же. Преступный мир, оказывается, шагает в ногу со временем. И, может, даже где-то опережает его. С губ срывается истеричный смешок. Я киваю и поворачиваюсь к своей тачке.

Ну, давай же, Ефрем. Давай. Наверное, его нужно сейчас повязать? Да?

Метель безжалостно швыряет в лицо острые колкие снежинки. По вискам течет пот. Напряжение искрит в воздухе. Сейчас, вот сейчас… что-то должно случиться. Мой теперь уже партнер сдает назад, не без труда разворачивается и беспрепятственно покидает место встречи. Я без сил возвращаюсь за руль. Это что же? Макс так и не смог дозвониться до Ефрема, да? Или даже не попытался? Почему я вообще решила, что могу на него положиться?

«Потому что больше было не на кого!» – огрызаюсь сама на себя и опять глушу подступающую истерику, зажав рот.

Аа-а-а-а-а!

Что дальше? Костик-мудак не сказал, что дальше!

Наверное, надо поскорее отсюда выбираться. Единственный ведущий к острову мост вот-вот заметет. А здесь – промзона, и ни одной живой души. Закончится бензин – к чертям замерзну.

Кое-как пробираюсь к выезду. Уже даже колеи не видно, колеса топнут, буксуют, будто сама зима своими холодными пальцами удерживает в плену. Страх за дочь отступает перед страхом смерти. Тихонько подвывая, крадучись, продвигаюсь вперед. С моим опытом вождения застрять труда не составит.

Господи, господи, господи…

Когда я, наконец, преодолеваю злосчастный мост, кажется, у меня даже трусы мокрые от холодного пота, в обилии вырабатывающегося организмом. Вновь останавливаюсь, чтобы отдышаться, и вздрагиваю от странного звука. Кажется, что тренькает телефон. Возбужденно озираюсь. Открываю бардачок – так и есть. Вот он – обычный кнопочный аппарат (я даже не знала, что такие еще выпускают), и на нем – конвертик пришедшего сообщения. Открываю трясущимися руками. А там одно только слово:

«Аэропорт».

Значит, мне теперь туда. Передать криптокошелек, забрать Юльку. И все? Хотелось бы. Но если Макс не рассказал Ефрему о том, что происходит, меня ждут суд и тюрьма.

Вою просто взахлеб.

Вот почему так? За что?

Ефрем, хороший мой, ты так мне нужен. Так нужен… Я так тебя люблю! Где же ты? Почувствуй, что я в беде. Пожалуйста! Я прошу небо, да, хотя и понимаю, что все… Поздно. Если бы Макс разыскал отца и рассказал все, что я сама на тот момент знала, нас бы накрыли еще на острове. Может, если прийти с чистосердечным, если объяснить, чем мне угрожали, это как-то учтется?!

Ладно, это потом решу. А сейчас Юлька…

Начинается круговое движение вокруг памятника основателям на въезде в город. Пропускаю свой съезд. Злюсь, напряжение просто зашкаливает, пульсирует в висках. К счастью, со второй попытки я выезжаю на нужную дорогу. Добираюсь без приключений. И только на въезде на территорию аэропорта туплю, не сразу разобравшись, как открыть шлагбаум.

Контроли на входе прохожу, словно в полусне. Наверное, мое поведение выглядит очень странным со стороны, потому что меня подвергают тщательнейшей проверке. Аж бесит. Меня лапают, я стою, верчу головой во все стороны в попытке увидеть дочь. Кнопочный телефон оттягивает карман куртки, и если бы я знала наизусть хоть один гребаный номер, было бы гораздо проще! Но я не Макс. Я, как и миллионы современных людей, не помню номеров наизусть. Проклятье! Когда все закончится – выучу всю телефонную книгу!

– Рожков… господин Рожков Константин, пройдите на посадку. Последнее предупреждение! – оживает над головой громкоговоритель.

– Мама!

От облегчения подкашиваются ноги. Падаю на колени перед Юлькой. Слезы подкатывают! Боюсь ее напугать, но, один черт, ничего не могу с собой поделать. Осыпаю ее личико короткими звонкими поцелуями. Плачу и смеюсь.

– Кошелек где? – дергает меня за руку Костик.

Запускаю руку в карман и, не глядя, сую ему в руки. Дочь перетягивает на себя все мое внимание подчистую. Я даже не сразу замечаю, что как раз она на меня и не смотрит, целиком и полностью сосредоточившись на событиях, разворачивающихся у меня за спиной. Оборачиваюсь. А там… там, похоже, Костю пакуют. Люди в штатском, все очень лайтово, видно, команда у них такая – не создавать панику. Впрочем, совсем не создавать – не получается. Рожков, осознав, что его план не удался, окончательно слетает с катушек! Он вопит, сопротивляется задержанию и проклинает меня такими словами, которых я никогда раньше не слышала. Зажимаю Юльке уши… И это все, на что меня хватает. Ни на что другое сил нет. Я со всхлипом прячу лицо на предплечье, избавляясь от чужих любопытных взглядов. И вдруг взлетаю вверх.

– Успел! – хрипит Ефрем на ухо. – Успел.

И целует меня, вот как буквально только что я целовала свою дочь. Звонко, коротко, яростно. Словно ему нужны доказательства, что это действительно я. Обнимаю Меринова за голову, согнув руки в локтях. Дрожу… Он что-то спрашивает, что-то шепчет мне на ухо… И я вроде даже что-то там отвечаю. А сама не в себе как будто!

– Умничка моя. Ты ж моя умничка. Все правильно сделала, да? Доверилась. Моя ж ты…

– Так боялась, что не успеешь! Или что Макс тебя не найдет, – жмусь к нему и одновременно с тем притягиваю дочь к бедру. Глажу тяжело по макушке.

– Ну, ты что? Как бы я тебя не нашел? Мне же жизни без тебя нет, Вер. Без вас… нет никакой жизни.

Плачу! Потому что горько и… можно. Можно просто поплакать на его широком плече. Недолго, да. Ну так оно и понятно – у Ефрема с этим задержанием куча дел. Его все кому не лень дергают, что-то спрашивают, ему звонят! А мы стоим втроем и тихонько покачиваемся. Только Макса не хватает. Но я и не уверена, что он бы захотел обняться.

– Ефрем Харитоныч! – окликают Меринова в сто пятый раз.

– Да иду я! – рычит тот. – Вер, Юлька… Давайте-ка вы в машину. Попрошу кого-нибудь вас отвезти домой.

– А ты?

– А я теперь неизвестно когда вернусь. Но ты жди, да? – ухмыляется, пытливо на меня глядя.

– Да. Буду ждать.

Расплывшись в скупой и немного усталой улыбке, Ефрем кивает. Не очень уверена, что сейчас это уместно, но не спросить я не могу:

– А что со мной будет?

– Ничего.

– Я же… Я привезла этот груз, Ефрем.

– И благодаря тебе мы это зафиксировали. Пойдешь как свидетельница, Вер. Совсем не поучаствовать – не получится, ты уж извини.

– Шутишь? – хочу возмутиться я, но усталость словно вытирает все эмоции.

– Нет. Люблю, – отбивает Ефрем и пятится, пятится, глядя в глаза, потому что его опять кто-то вызывает. «Я тебя тоже», – шепчу я в ответ.

– А моим папой теперь будет дядя Ефрем? – деловито интересуется Юлька, подергав меня за штанину.

Почему-то я оказываюсь совершенно не готовой к такому вопросу. Особенно теперь, когда чувства и без этого – в хлам. Когда я едва жива от пережитого ужаса…

– Как ты сама решишь, Юль. Так и будет. А пока давай, и правда, домой, а? Там нас Макс уже, наверное, заждался.

Глава 24

Признаться, был момент, когда даже я засомневался, что вывезу. Ничего ведь не было готово. Ни-че-го. План вообще был другим. Пока мы просто должны были фиксировать происходящее, чтобы не спугнуть рыб пожирнее, но… Но когда твоей женщине и ребенку (чего уж!) угрожает реальная опасность, оказывается, очень сложно, сука, следовать намеченным планам.

Теперь вообще непонятно, что будет. Может, и отстранят, к чертям. А может, нет. Ситуация прояснится, когда закончатся задержания. Но, как бы там ни сложилось, я ни о чем не жалею. Была бы возможность вернуться назад, я без колебаний сделал бы ровно то же самое.

На том конце связи разоряется замминистра. Херово. Чувак даже проснулся по такому случаю. Или у них еще день? Да, точно. Блядь. Тру лоб, отвечаю по форме четко. Никогда ни перед кем не лебезил, и не стану. Характер не тот.

– Коли теперь этих мудаков, пока есть возможность! Сейчас дело заберут – и все, Ефрем Харитоныч! Все, твою мать. А мне нужны имена! Сечешь? Организаторы схемы, а не барыги мелкие, – вопит, наверняка слюной в трубку брызжа.

– У этого мелкого барыги – вся информация. Если бы он улетел…

– Да понял я! Вот хоть бы раз, хотя бы что-нибудь прошло бы для разнообразия гладко! Так нет! – рычит.

– Ну, видно, не в нашем деле, Виктор Станиславович.

– Плохо стараетесь!

– Да руки у меня связаны! Сами же понимаете.

Сачковский опять кроет матом и, не прощаясь, сбрасывает вызов.

Откидываюсь в кресле. Тру лицо. Адреналин потихоньку сходит на нет. На смену бешеной активности приходит сонливость. Иду умыться в прилегающий прямо к кабинету санузел. Ледяная вода бодрит. Но рожа, один хрен – краше в гроб кладут. Что Вера во мне нашла? Я-то – ясно…

Из-за того, что я практически никому в отделе не доверяю, допрос провожу сам. Рожков сидит за столом в браслетах на руках. Когда захожу, резко вскидывает взгляд. И тот тяжелеет, наливается ядреной такой неприкрытой ненавистью. Хмыкаю. Я все-таки его недооценил. Думал, он послабее. Впрочем, ладно… У меня и не такие к окончанию допроса плакали. Не такие плакали, а этот, что ни спрошу – отказывается от дачи показаний со ссылкой на конституцию. И адвоката требует. Это да… Это – почему бы и нет? Но для начала, похоже, пора все-таки прояснить ситуацию.

– Костик, а ты че такой борзый, я не пойму? У меня на тебя улик столько, что сидеть тебе до второго пришествия. Все же зафиксировали. Каждый шаг. И тут знаешь какой вопрос на повестке? Досидишь ли?

– До второго пришествия?

Нет, он еще и юморит. Ну-ну…

– Да хотя бы до суда, Кость. Ты, когда с баблом, переданным за товар, хотел слинять – на что рассчитывал? Что твои кореша не заметят пропажи?

Ну, не дурак же он. В органах работал. К этим опять же сунулся. На это ума хватило.

– Подельники-то твои, небось, в курсе, где тебя за жопу взяли, м-м-м? Знаешь ведь, как у нас быстро распространяются слухи. А там СИЗО и… Не мне тебе рассказывать, да?

И ведь я даже не блефую. Костя явно сильно рисковал, встав на лыжи с чужими деньгами. Такое не прощают. Ни в преступном мире, ни в принципе. Крыс нигде не любят. Я знаю случаи, когда и за гораздо меньшее убивали.

– А сам-то не боишься? – ухмыляется Рожков, впрочем, изрядно спав с лица.

Ответить не успеваю, потому что стучат в дверь. Оборачиваюсь.

– Ефрем Харитоныч, тут вас очень хотят.

– Кто?

Дима – человек из моих приближенных – неопределенно дергает бровью. Ах да. Чертова конспирация.

Выхожу из кабинета. Беру из рук Рябинина телефон. «Глухов» – артикулирует тот беззвучно. Ага. Наш почти губернатор. А на деле – человек, которого прислали в край навести порядок. С ним я поддерживаю тесную связь. Он в курсе всего происходящего, собственно, только благодаря ему мы так быстро получили отмашку и начали действовать. Я ему, выходит, по гроб жизни обязан. Только, кажется, Герман не из тех, кто будет предъявлять счет.

Быстро отчитываюсь о последних событиях. Глухов, не перебивая, слушает.

– Отлично, – замечает, в конце концов. – Будут новости – набирайте, чтобы я не дергал вас не по делу.

– Добро.

– И это… Ефрем Харитоныч, может… Женщине вашей нужна какая-то помощь…

– Ничего не надо. Спасибо.

– Да не за что. Но если все же защита… Знаешь ведь, куда лезем, Ефрем. Взвесь, – неожиданно переходит на ты наш-почти-губер.

– За моей семьей приглядывают.

Теперь уж точно да! Я сразу выслал несколько близких ко мне бойцов, как только Макс вызвонил меня и рассказал, что у них происходит. Макс… Сын. Я просто не знаю, чего ему это стоило. Но он сделал все как надо. Сумел преодолеть себя. Я так безумно им горжусь. Так горжусь… Ведь если бы не он, неизвестно, чем бы все закончилось. Я почему-то не верю, что Костик, получив свое, отпустил бы дочь. А Вера вряд ли бы мне простила, что я не смог их уберечь. Да я и сам бы ни за что себя не простил. Наши отношения были бы тупо обречены. Тут, конечно, Костик-мразь хорошо все просчитал.

– Вот и хорошо. Нам недолго продержаться, дело-то, сто пудов, заберут наверх.

– Это да.

– Хм… Ну тогда до связи.

Возвращаюсь в допросную.

– Ну что, Костик, подумал?

– Мне нужны гарантии, – выплевывает тот.

– В твоем положении гарантировать что-то сложно. Но для начала я могу обещать тебе отдельную камеру в СИЗО. А там посмотрим, насколько ты будешь сговорчивым.

– Ефрем Харитоныч, – снова открывается дверь. – Там вас вызывают...

Уже? Быстро, однако, сработали. Наверное, это хорошо. Ведь ни у меня, ни даже у Глухова нет каких-то официальных полномочий свыше тех, что дает должность. Негласные договоренности к делу не пришьешь. Есть закон. Есть прописанные процедуры… Я даже больше других заинтересован в том, чтобы все прошло как следует. А за тем, что дело не спустят на тормозах, Герман уж наверняка проследит. У него побольше возможностей.

В общем, со всей этой катавасией домой попадаю только вечером следующего дня. Вера встречает у ворот. Выхожу. Делаю первый глубокий вдох за два дня и, криво улыбнувшись, раскрываю объятия. Ухаю, не рассчитав силы, едва не падаю.

– Что?! – пугается Вера.

– Устал. Просто устал, – укладываю ладонь ей на затылок, губами касаюсь виска… Я действительно так заебался, что ничего больше как будто и не надо. Просто вот так стоять, прислушиваясь к тому, как мне в ребра колотится ее сердце.

– Но все хорошо?

– Вер! Я же сказал, что тебе ничего не угрожает. И свидетельские показания ты уже дала, думаю, тебя больше не будут дергать.

Я действительно отправлял к Вере Димку. Мы все, как положено, зафиксировали, прикрепили к материалам и передали, когда их запросили наверх. Но для надежности я, конечно, потребовал гарантий еще и у Глухова. Тот только подтвердил, что Вере ничего не угрожает. И похвалил, как лихо я это все документировал. Ну, то понятно. Я все-таки профессионал. А Вера… Вера – моя женщина. Я для нее и не так еще извернусь.

– Я не об этом! – отмахивается она.

– А о чем? – недоуменно свожу брови. Спать хочется дико! Башка не варит.

– У тебя все хорошо?

У меня? Во все глаза на нее пялюсь. Она, что ли, обо мне переживала?

– Теперь да… – сиплю и снова ее к себе прижимаю так, что хрустят косточки. Вера обнимает меня в ответ и медленными медитативными движениями поглаживает по спине. Все она понимает, думаю… Вон, как смотрит. И я смотрю… – Люблю тебя.

– Люблю. Пойдем в дом? – спрашивает, откинувшись в моих объятьях. – Я тебе спинку потру.

– М-м-м. В другой раз.

– Совсем нет сил?

– Совсем, – признаюсь, потираясь лбом о ее макушку.

– Ну, тогда душ, и спать, да?

– Да.

На второй этаж плетусь, еле волоча ноги. Останавливаюсь у двери в комнату Макса.

– Он уже спит, – шепчет Вера, осторожно поглаживая меня по спине. – И Юлька…

– Мелкая точно в норме? – интересуюсь, проходя в спальню.

– Точно. Кажется, она ничего не поняла толком.

– Слава богу, – бормочу, расстегивая брюки. Вера становится рядом, помогая раздеться. Ничего чувственного в этом нет. Просто помощь неравнодушного человека другому, полудохлому от усталости.

– Знаешь, что у меня спросила?

– М-м-м… – сил нет даже на уточняющий вопрос. Вера вскидывает ресницы.

– Ты ли теперь ее папа.

Киваю. Ноги не держат, я тяжело опускаюсь на кровать и засыпаю прежде, чем успеваю что-то ответить. Кажется, только глаза смыкаю, как что-то будит. День прибавил, но за окном серо и непонятно – то ли пасмурно, то ли еще не рассвело толком. Вслушиваюсь в тишину дома. Плачет, что ли, кто-то? А нет… Нет. Рвет!

Подскакиваю с постели и без стука вламываюсь в ванную. Вера сидит прямо на полу в обнимку с унитазом. Оседаю у нее за спиной. Перехватываю волосы, как раз когда ее скручивает очередным мучительным спазмом…

– М-м-м… Отойди.

– Я помогу.

– Только… хуже делаешь. Пахнешь…

Пахну?! Ах да. Трое суток почти не мылся. Твою мать… Но не до рыгачки же я воняю?

Быстро стаскиваю с себя трусы и ныряю в душ. Моюсь торопливо, но тщательно. Прям два раза! Не сводя глаз с внимательно за мной наблюдающей женщины. Смотрит, а у самой глаза слезятся.

Вырубаю воду, выхожу, обмотав бедра полотенцем.

– Ты чего? – опускаюсь перед ней на корточки. – Неужели я так вонял, что у тебя аж глаза заслезились?

– Нет, – смеется. – Не выдумывай, – перетекает в мои объятия.

– А почему тогда плачешь, Вер?

Откинувшись в моих руках, Вера закусывает губу, так явно борясь с очередной порцией слез, что мне не по себе становится.

– Ну что такое?

– Боюсь тебя разочаровать.

– Шутишь, что ли?

Вера трясет головой из стороны в сторону. И опять принимается грызть несчастные губы.

– Может, скажешь как есть? – чешу в затылке. – Я не силен в догадках.

– А еще в полиции работаешь, – смеется сквозь слёзы.

– Это все же другое.

– Точно, – влажно всхлипывает. – Я… Ты только сразу не злись, ладно? И себя не накручивай, ведь не факт, что у этого ребенка будут такие же проблемы, как у Макса. Я… Знаешь, я много читала. Так вот – никто не знает точно, откуда берется аутизм. В одних и тех же семьях рождаются как обычные дети, так и малыши с аутизмом… А даже если и так, я – не твоя кукушка. Мы со всем справимся, да?

Повествование Веры так скачет, что я, не поспевая за ним, лишь головой качаю. Дескать, да, конечно. А сам ни хрена что-то не понимаю. Совсем. Просто смотрю тупо. В глаза. Потом чуть ниже сползаю…

– В конце концов, ты тоже за это несешь ответственность! Я же не заставляла спать со мной без презерватива! Ты сам решил вместо контрацепции использовать концентрацию, так себе решение, как видишь.

– Вер, не тарахти. Постой… Ты беременная, что ли? – интересуюсь в лоб, и сам вздрагиваю…

– Думаю, да.

– Думаешь?

– Тест я не делала. Я вообще, если честно, обо всем с тобою забыла. А тут плохо стало. И… почему-то вспомнилось, что месячных уже почти два месяца нет. Какие еще могут быть варианты? – всхлипывает жалобно. – Ну а что грудь увеличилась, ты даже сам заметил.

– Заметил, да. Ч-черт.

Ноги затекли, я встаю. Сердце в груди колошматит, как ненормальное. И как-то так меня ведет… Все одно к одному ведь. Работа, Вера, стресс… Хоть бы коня не привязать раньше времени. Веду рукой ото лба к макушке. Надо что-то сказать, да? Как-то… успокоить? Или что? Тем более что Вера права. Я сам не позаботился о нормальной контрацепции, а ведь до этого без презерватива никогда и ни с кем не обходилось. А с ней… Может, мое подсознание так сработало, а? Может, не так уж я и не хотел детей? Раз с ней то и дело косячил…

– Как же не вовремя, – срывается с губ. Вера отшатывается, будто я ее смертельно обидел. Вжимается спиной в холодный кафель, зябко обхватывает себя за плечи… – Я к тому, что на работе… Опасность, опять же… И… Дело не в том совсем, что я не хочу, – сбивчиво объясняю, опасаясь, как бы Вера не сделала из моих слов совершенно неверных выводов. – Я же сдохну, Вер, если с тобой… с вами… – мажу взглядом по ее животу, не в силах поверить, что в нем растет мой ребенок, – что-то случится. А впрочем, что уже… – двумя руками сразу тру лысину. – Назад же мы ее не заткнем?!

С трудом скрывая наползающую на лицо улыбку, Вера ведет головой из стороны в сторону.

– Не заткнем. Факт.