Текст книги "Франики (СИ)"

Автор книги: Юлия Мельникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

  Франк улыбался оскалом, показывая обломанный край верхних зубов, и его собеседникам сразу становилось не по себе. Но почему – они не понимали. С ним страшно, вот и все. Глаза еще у него были жгучие, горячие, блестящие. И под левой коленкой всегда язва кровоточащая марлею завязана.

  Но почему дочь – Абара? Мистики любят экзотические имена, но только ли поэтому?

  Амулеты-змеевики и разгадка имени Абара.

  Ответ пришел неожиданно. Его подсказали славянские амулеты-змеевики.

  Ныне почти забытые, во времена Киевской Руси и много позднее они пользовались такой популярностью, что даже конкурировали с нательными крестами. В 19 веке археологические находки змеевиков породили долгий научный спор об их происхождении и расшифровке заклинательных надписей. Амулеты-змеевики оказались сопричастны с ересью «жидовствующих» и с «франиками» Якуба Франка, помогли отыскать корни странного имени его дочери.

  Амулеты-змеевики – это "двусторонние подвески в виде медальонов, несущие на одной стороне христианское изображение, а на другой – нехристианский мотив, так называемую змеевидную композицию. Последняя представляет собой изображение человеческой головы (реже женской полу-

  фигуры или полной фигуры), окруженной змеями".

  Змеевики исполнены из различных металлов и полудрагоценных камней, чаще всего – из яшмы (яшма – камень «змеиных» или «ящерично-лягушачьих» оттенков, зеленовато-бурая с красным и розовым). Неплохо было бы еще посмотреть амулет– змеевик из камня змеевика. Носили их, не сочетая ни с какими иными украшениями, причем змеиная, еретическая сторона амулета – к телу, а на виду – разрешенная, христианская. Чем не образец двоеверия?

  Любопытны названия разновидностей змеевиков: черниговская гривна, безобразный (упадочный), колесовидный сигматический, серповидный сложно пересекающийся мощный, облегченный, линзовидный .....

  Считалось, что змеевики охраняют сферу телесных низов" (лейтмотив едва ли не всех ересей!), защищают от злых чар, спасают от лихорадки, ломоты костей, истерии и т.д. Змеевики приближены к другому типу древних амулетов, тоже имевших широкое распространение – к лунникам. Иногда оба они совмещаются – змеевики бывают в виде серпа или линзы.

  Церковь, разумеется, явно языческие амулеты не одобряла, но, несмотря на это, змеевики, по-видимому, пользовались определенной легитимностью. Змеевики век от века эволюционировали в христианскую сторону, языческая часть их становилось все менее тщательной, стертой, схематичной, а лицевая, напротив, украшалась изображением креста, делившего на 4 сегмента, добавлялись фигуры святых, заклинания сменялись фрагментами молитв.

  Известны случаи, когда семейные амулеты-змеевики в честь каких-либо важных событий дарились храму и вмуровывались в иконостас, закрывая тем самым их неканоническую изнанку. Вокруг них складывались легенды – например, что Иван Грозный в приступе раскаяния повелел вмуровать в иконостас одного из соборов Троице-Сергиевой Лавры амулет-змеевик с капельками крови убитого сына, дабы он служил вечным напоминанием о злодеянии. Парадоксально, но одним из исследователей амулетов-змеевиков стал киевский митрополит Евгений (Болховитинов). Он первым указал, что прародиной змеевиков надо считать языческий Восток, откуда эти амулеты разошлись по христианскому миру. Так же он высказал идею о происхождении изображений на амулетах от синкретической секты христианских гностиков.

  Змеевидная композиция на обратной стороне медальона сопровождается надписью с заговором против коварного демона, чаще всего греческой. Однако есть амулеты с древнерусской надписью «Дъна», она может означать и жизнь, и смерть, конец, бездну. О явном наличии змеиных черт у Дъны говорит ее внешний облик: змеи вместо волос. «Дъна» – это нежит, нежить (общее славянское название для нечистой силы), имя ее напоминает о конце всего сущего в ужасных глубинах изначальных вод. Уходит своими корнями эта Дъна настолько глубоко в прошлое, что придется обратиться уже к индоевропейской мифологии. В «Мифах народов мира» В. В. Иванов и В. Н. Топоров отмечают: «...элемент *d/h/on, „вода“, „источник“, „течь“– может быть связан с древнеиндийским Дану, буквально „поток“, женское водное божество, мать противника громовержца Вритры или семи змей [!], убиваемых громовержцем; или с авестийским danu, „поток“, ... а также с мифологизированными образами рек в славянской и балтийской традициях...»

  Змеевики могли быть средством наглядной агитации секты богумилов (богомилов). Архимандрит Леонид высказал мнение, что «все эти „змеевики“ есть не что иное как „богумильские наузы“ (амулеты) – одно из средств, которыми богумилы старались пропагандировать в народе свои „дуалистические“ верования заимствованные ими у гностиков, преимущественно же у их предшественников манихеев и павликиан».

  В конце 15 -начале 16 века новгородский архиепископ Геннадий (Гонозов), борец с «жидовствующими» еретиками ужасался, сообщая в письме: «Да с Ояти привели мне попа да дьяка, и они христианину дали крест-тельник, древо плакун, да на кресте том вырезан сором женской да мужской» (этот эпизод есть в моем романе «Рыцари Завета»)

  Как расшифровать дерево-плакун? Плакучая ива? Ракита? Калина? Насколько натуралистичен «сором мужской и женский» на том кощунственном кресте – установить не удалось, образец не сохранился. В данном случае, поясняют авторы книги «Древнерусские амулеты-змеевики», «сором женской» мог быть изображен на кресте символически, вполне вероятно – в виде одной из модификаций змеевидной композиции. Заклинательная надпись на амулете-змеевике неожиданно уводит в 18 век, в Восточную Европу. Наверное, происхождение имени «Абара» оставалось загадкой, если б не неожиданно обнаруженный исследователем амулетов-змеевиков М. И. Соколовым в поздней греческой рукописи 18 века, демон, грызун человеческий костей, названный «авра черная почернелая, волосатая голова». Слова «черная почернелая» восходят к заговорному тексту амулетов-змеевиков, а «волосатая голова» – к иконографии головы Медузы Горгоны (чем дальше, тем чаще попадаются амулеты, где вместо множества извивающихся змей на ее голове просто нечесаная копна вьющихся волос).

  У дочери Якуба Франка были пышные, извивающиеся черными змеями, волосы....

  Непонятная «авра» по-видимому, указывает на змеевидного персонажа секты

  гностиков, именуемого «Абракас»,"Абрасакс" или «Абраксас» – из египетского пантеона, ассоциируется с победителем дракона, с Солнцем. Известны гностические геммы – человек со змеями вместо ног, окруженный греческими надписями, пятиконечной звездой, лунным серпом в любимой мистиками фазе «двурогости». Авра или Эвра вполне могла быть женской ипостасью этого Абракаса, сестрой-женой, в духе древнеегипетских мистерий. Видно, что ересиарх заранее мечтал, что дочь продолжит его служение «ситра ахара», темной, оборотной стороне и потому нарек

  ее в честь демона с амулета. Эта вредная «авра черная пречерная» стала

  мистической покровительницей девочки. И, наверное, желая хоть немного «уравновесить» демоническое, гибельное значение своего имени, Абара Франк добавила себе имя Ева (Хава) – дающая жизнь.

  Если попытаться отыскать еврейские аллюзии к имени Абара, в иврите есть слово «эвра» – птичье перо, птичье крыло. Еврейская нечистая сила наделяется птичьими чертами, она оборачивается совой, удодом, роняет перья, оставляет отпечатки птичьих лап или дает вместо нормальной человеческой тени силуэт птичьей головы. Поразительный художественный прием средневекового художника – прилепить всем героям «Агады шель Песах» птичьи головы. «Птичья Агада» – исток сюрреализма!

  14. Замарашка, дочь «опыря», богиня, куртизанка.....

  Вскоре после крещения Франк, под влиянием культа Ченстоховской Богоматери создал оригинальную эсхатологию, называя следующим Мессией свою дочь Еву. Тем самым он пытался обосновать преемственность своего «двора», как это делали другие сектанты саббатианского толка, те же «денме» в Салониках, где похожую роль отводили внучке лидера, Гвире, дерзкой девчонке лет 11-14. Оригинальность его оспаривается и другими примерами: задолго до Франка, например, в культах Латинской Америки жрецы объявляли своих дочерей-подростков «говорящими от имени небес», искали в их словах пророчества, а то и приносили в жертву каким-нибудь изуверским способом. В более близкие нам времена, в 1904 оду, на Алтае, произошла весьма схожая история, когда пастуху явился голос и приказал создать новую религию, миссию проповедничества которой возложил на его 14-ти летнюю дочь. Лично мне в этом безудержном обожествлении Франком своей дочери видится гипертрофированная родительская любовь. Недаром современники видели в ней нечто противоестественное, называя эти отношения инцестом. Но ересиарха чужое мнение волновало мало.

  – Моя девочка достойна короны – говорил Франк.

  Под короной он подразумевал не только земной венец – русский, австро-венгерский, но и священный, одну из ветвей Древа Сфирот – Кетер (на иврите – венец, корона). Пан Якуб в самом деле грезил короной – не далекой иерусалимской, а вполне осязаемой европейской. Той, что в пределах досягаемости. Когда ересиарху намекали, что корону дает кровь, Франк возмущенно морщился и отвечал: во мне, может, тоже кровь царская, не верите – разрежьте! Резать руку костяным ножом никто не решался. Мечты эти пришли к нему еще в детстве, когда, переехав вместе с родителями в Черновцы, посещал (недолго) тамошний хедер, еврейскую начальную школу. В нетопленной, но душной комнате с одним вечно закрытым окном, пристроенной к синагоге, будущий отступник тщетно пытался запомнить хотя бы одну фразу из Пятикнижия. Ничего не залетало в голову ленивого ученика, а если и залетало, то успевало незаметно выскользнуть через другое ухо. По стене ползли тараканы, черные и наглые, один из них едва не заполз отстающему Якубу бен Иехуде Лейбовичу в мозг, но, осознав всю опрометчивость поступка, немедленно выскочил наружу. Мозг еретика – не лучшее прибежище для одинокого черного таракана, ибо там ему слишком тесно в окружении иных «тараканов». Франк, признаваясь, что опять не выучил урока, презирал и соучеников своих, и растерянного учителя, и родителей, кои мало ругали сына за неуспехи. Выслушав длинную оскорбительную тираду, возводившего родословную маленького неумехи от самого Хама, ленивец принимался за фантазии. Мальчик видел себя на золотом троне, подписывающим указ об отрубании головы учителю, если, конечно, тот будет еще жив, и о четвертовании того вредного соседа, что не поделился с ним яблоком на перемене. Он верил, что эти глупые надежды сбудутся, но с годами, медленно идя к заветной цели, Якуб Франк вдруг перестал видеть себя королем.

  Видно, не показало ему волшебное зеркало и услужливый демон-зеркальщик, живущим в его ручке, ни короны, ни трона, а только один горностаевый воротник, и то довольно засаленный, с проплешинами. Зато несбывшиеся планы Франк перенес на свою дочь, Абару-Еву, и решил, что свернет горы, развернет мировые интриги, дабы надела она золотой венец с алмазами изумрудами и сапфирами. Почему не на сыновей, Роха и Иосифа, Франк не объяснял. Наверное, им не хватало должных качеств, чтобы стать королями, но достаточно для того, чтобы свергнуть других королей (сыновья Франка были участниками французской революции). Позже, когда девочку пора было обучить холь чему-то, потому что справиться с ней уже не было никакой возможности, и это в 7 лет, семья Франка пережила много неприятностей, сам он оказался в тюрьме, а ближайшие соратники в дом к себе неучтивую девочку отказались. Иосифа и Роха взяли, а Абару-Еву – нет.

  Она осталась почти у стен отцовской темницы, часто его навещала, разжалобив стражу, а время тикало, нужно было освоить письмо, чтение, этикет, танцы, а так же еще неплохо бы получить знания по географии, латыни, арифметике и катехизису. С катехизисом у Франка вышло кошмарно. Он и иудаизм не очень понимал, нахватавшись всякого бреда в Салониках, в магометанстве оказался не силен, а уж в христианском вероучении....

  Далеко расходился катехизис и то, что придумал Якуб Франк. Пришлось убедить жену Хану перебраться в львовский, тайный дом, пригласив туда для дочери наставника. Иезуита, родом обнищалого шляхтича, человека розовощекого, толстого и скрытного, с совиными серыми глазами. Чему учил Абару-Еву иезуит, сказать сложно, потому что прислан он был в семью Франка с миссией слежения. Однако читать в костеле латинский молитвенник, показывать на карте города и болтать на трех языках иезуит ее научил. А еще Абара-Ева перестала сморкаться в рукава, выедать землю из-под длинных нестриженных ногтей, подкладывать гостям в карманы лягушек и пиявок. Нормальная маленькая паненка из богатой семьи, умеет поклониться, танцевать и сверкает чисто умытыми, розоватыми на свет, ушами. Платьица ей стали шить красивые, длинные, с бантами, кружевом, оборками, почти как у тех дам, что приезжали утешить ее покинутую мать, Хану. Так же у Абары-Евы появилась милая комната, обитая гобеленом с голенькими толстенькими ангелочками, с ореховым трюмо, шифоньером и высокой кроватью с пологом в виде звездного неба. От императрицы Австро-Венгрии девочка получила в подарок золотой крест с жемчугом, серебряную шкатулочку с чьими-то высохшими косточками, сладко пахнувшими. Парадоксально, но почти дикой Абаре-Еве, растущей без запретов и без надзора, удалось в весьма короткий срок превратиться во вполне цивилизованную паненку. Такую же, какой были ее польские сверстницы. По-польски, а равно и по-немецки, она говорила уверенно, но заслуги иезуита в этом скромны – ученица с детства наловчилась копировать чужое произношение, и ее память хранила десятки песен на языках, кои Абара-Ева никогда не изучала, но воспроизводила близко к оригиналу. Песни эти были разноязыкие – еврейские, цыганские, украинские, турецкие, балканские....

  Нравится мне одна песенка болгарская, заявляла девочка, если ее просили спеть, и начинала, крутясь, вертясь, изображая надменную Ганчу:

  Танцует Ганча в хороводе,

  А вокруг Ганчи да два турка

  И два змея с нею играют.

  Но не любит Ганча ни единого,

  И ни турок, и ни змеев.

  Схватили тут Ганчу два змея

  И унесли высоко в пещеру.

  Словно два те змея, властолюбивый отец и не менее властолюбивая душа Абары-Евы, закинули ее высоко, а затем безжалостно сбросили в пропасть, откуда нет возврата. Она, названная в честь демоницы Абры (Авры), отвечающей за телесный низ, за матку, за утробу (и за сумасшествие, между прочим, тоже), рано проявила свою восточную, чувственную натуру.

  Напомним, что ее мать вышла замуж всего в 14 лет, а ее отец участвовал в оргиях секты «денме» в столь юном возрасте, что описать эти бурные ночи в Салониках автор не смеет, боясь попасть под стать о детском порно.

  Не забывайте: мало того, что Абара-Ева родилась наделенной диким темпераментом, еще воспитываясь в городе, где число борделей всегда превышало число храмов, а в храмах ночами не стеснялись, подкупив ксендза, совокупляться на скамейках, и на кладбищах среди могил. Даже днем, завернув в подворотню, можно увидеть такое, что и словам не опишешь, а на фасадах восседали голые античные дамы, и балконы изящные держали атланты, на фиговые листки которым архитектор пожалел гипса.

  Львов эпохи барокко был одним из самых беспутных мест Европы. Чего только не доводилось подслушивать – из баловства, в резных деревянных исповедальнях костёла! Блуд с братьями, племянниками, пасынками, с собаками, быками и даже козлами.

  Но самую любопытную историю своему духовнику поведала одна знатная пани, свидетельницей исповеди которой оказалась Абара-Ева. Пани созналась, что ночами к ней прилетает демоническая сущность, по облику – обыкновенный земной мужчина, но с кожаными черными крыльями, покрытыми тонким мелким пушком, и с острейшими крючьями на концах этих крыл, и совращает ее. История барочная, порождение излёта средневековья, которое в Львове немного задержалось.

  – Отчего же вы не сопротивлялись демону? – в изумлении воскликнул ксёндз (изумление было не слишком искренним – он хорошо разбирался в своих подопечных).

  – Ах, разве можно было ему противостоять? – вздохнула дама, он полностью парализовал мою волю, я лежала, словно мертвая, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни крикнуть.

  Абаре-Еве этот бред понравился, и она тоже захотела, чтобы к ней ночами прилетал такой демон. О том дочь, ничего не стесняясь (ее ведь так приучали себя держать – что нет запретных тем), спросила у отца, уже давно томящегося в Ченстохове, в крепости для особо опасных преступников.

  Якуб Франк неимоверно обрадовался – в меня Евця, в меня! – и поспешил дать кое-какие практические советы. Воспользовалась, правда, ими дочка позже – неловко было чертить гематитом (камнем-кровавиком) пентакли на роскошном ореховом паркете, когда в доме находится иезуит. Но, стоило только ее наставнику уехать, Абара-Ева вытащила отцову записку и проделала все в точности, и даже арамейские заклинания не переврала.

  Днем, к ее явному разочарованию, никто не пришел, однако ночью произошло нечто, отчего девочка в одной сорочке выскочила через окно в сад и долго бродила под одинокой сырной луной. С неба падали тонкие золотые стрелы, мелкие, узкие, неимоверно блестящие, уходили в даль пригородного леса, таяли в болотах и исчезали. Абара-Ева приняла падение с неба золотых гвоздиков (в польском языке звезды – «гвязды», я их представляю в виде мелких золотых гвоздиков, вбитых в небесную твердь) со своими магическими опытами и решила (по неопытности), что немного ошиблась. Соблазнитель с кожаными крыльями к ней еще не пришел, но не сомневайтесь, вскоре он явится дочери еретика во всем своем великолепии, и даже почти не будет пахнуть серой.

  ... Ее новый домашний учитель, второй иезуит Алоизий Комаровский, не только тщательно мылся, надеясь истребить запахи ада, коими он сильно пропитался, но еще и душился немного индийскими масляными каплями с иланг-илангом, хоть это и возбранялось строгим уставом. Придя к ним в дом, иезуит первым делом перекрестил все окна, двери и даже чердак, а затем прочел особую молитву, повелевающую демонам выйти.

  Абара-Ева сразу полюбила своего второго иезуита, потому что отец сидел в тюрьме, а маме вечно было некогда приласкать дочь – на нее упало руководство сектой.

  – Тебе только 9 лет, ты такая маленькая, как калиновая соня – шептал иезуит, но почему, Евця, ты такая взрослая? Мне даже страшно учить тебя – кажется, ты заешь больше....

  – А что делать, – вздыхала девочка, – я уже в ад спускалась.

  – Правда? В ад?

  – Когда умирала от дифтерита, меня уже демон за левую ногу схватил, а папа отшвырнул его и сказал – отдай ее, она моя! И поклялся, что я буду служить одному господину....

  – Бедная ты моя, Абара-Ева, невинное дитя, попавшее в пасть дьяволу, – кинулся к ней иезуит, и девочка горько зарыдала на его плече.

  – Я не хочу служить этому господину, призналась она однажды, – но отец все решил за меня. Придется жить....

  Хорошие девочки мечтают вырасти монашками, а плохие – куртизанками. К Абаре-Еве это не относилось: зная, что посвящена в служение злу, она всерьез хотела исправиться, а это лучше всего сделать в тихой обители, разводя овец и вышивая бисером. Если не получится, она намеревалась превратиться в калиновую соню, маленького, толстого, сонливого и большеглазого зверька, прячущегося в кроне старой калины. Сонь на свете жило не столь уж много. В античности сони считались изысканным лакомством, их жарили в меду, набивали орехами и подслащенными зернами. Сони были очень вкусные, а жир их целебен. Патрициям приносили сонь, запрятанных в особые сосуды с множеством мелких дырочек. Сонь осталось мало, и, чтобы стать ею, спящей 9 месяцев в году, придется изрядно помучиться. Да и заклинаний таких не найдешь ни в одной книге....

  – Калиновых сонь ты выдумала, Евця, есть сони орешниковые, боялычные, но не калиновые.

  – Они есть, я знаю – упрямо твердила она.

  Сердце иезуита дрогнуло, и ему ничего не оставалось, как спланировать похищение воспитанницы, дабы увезти ее в отдаленный монастырь, спасти душу. Все было готово, но внезапно Якуб Франк, почуяв неладное, приказал своим верным друзьям вернуть дочь в Ченстохов, не пускать больше к ней никаких учителей, кроме своих «фраников». Если бы Абара-Ева могла стать калиновой соней, спать, свернувшись идеальным кругом, всю зиму, а проснувшись ближе к лету, лакомиться сочными алыми ягодами, висеть, зацепившись длинным хвостиком, за ветки, сновать между терновниковых шипов...

  Но она родилась девочкой, а в эпоху провозглашенного Франком освобождения плоти девочкам отводилась роль блудницы в золотом платье с 7 накладными рожками, скачущей на ручном драконе, звере бездны. Абаре-Еве не нужно было искать дракона – он спал под Юрской горой Львова, надежно связанный по всем четырем лапам и по хвосту конопляным вервием, прочным и вечным. Ей ничего не стоило разбудить дракона и сесть на него верхом. Для нее не существовало слова «нельзя». Она была слишком мала, слишком зависима, чтобы понять, К ЧЕМУ готовит ее отец. Он отдал ее тьме. А тьма не терпит ни нежных калиновых сонь, ни доброты, ни ласки, которую одинокая Абара-Ева тщетно мечтала вымолить у всех, кто бы ни пришел к ней. Душа ее никого не интересовала, а вот лицом и телом она обещала пойти в красавицу мать. И каждый раз, смотря на влетавшую в его камеру дочь, старый греховодник Франк радовался – его план должен скоро исполниться.

  – Ты будешь королевой, а я – твоим королем – говорил он на иврите, чтобы не догадались стражники.

  И дочь не перечила. У нее уже завелась изумрудная диадема, похожая на ту, что до сих пор нацепляют на голову еврейские девочки во всем мире, играя роль царицы Эстер, только настоящая. В диадеме Евця и впрямь – королева. В 10 лет на нее уже заглядывались.

  Фразу – а давайте я поцелую вашу девочку, она такая сладкая! – заучила назубок. Одно только омрачало ее – ночью Ева стала часто просыпаться и бродить по залитой луной комнате, ощущая, что у нее сильно чешется спина и будто бы из хребта что-то готово вырасти. Правда открылась случайно – обернувшись на отражение своей очаровательной спинки в большом зеркале, девочка увидела едва прорезавшиеся тоненькие черные крылышки, бархатные внизу и нежные кожаные сверху. Крылышки были еще свернуты и росли медленно, но, когда они выросли и раскрылись, ужас ее стал беспределен. На концах Евины крылья заканчивались изящными черными когтями, царапающими и спину, и одежду. Спрятать крылышки под платье? Хорошо, тогда из-за спин торчали кости корсетов и во множестве складок крылья не просматривались, но все же Ева теперь не могла выбрать фасоны с вырезом сзади....

  Якуб Франк объяснил дочери, что, призывая крылатого демона, она перепутала местами слова в заклинании и вырастила себе крылья, с которыми придется жить. Спать на спине она больше не могла – становилось больно, а на животе – мешала растущая грудь, и бедняжка ложилась на бок или даже засыпала сидя в кресле. Переходный возраст – самый плохой период в жизни тех, кто связался с нечистью. Можно застрять в нем навеки, как это стало с Гарри Поттером. А чтобы перепрыгнуть на ступеньку выше, придется потратить немало сил на утомительную учебу. Не каждый это выдержит, особенно если твоя мать легла в могилу, а отец сел в тюрьму, если братьев увезли в чужие семьи, а ты осталась одна в большом доме, с учителем-иезуитом и двумя служанками. Старые кладбища, где она бродила с отцом, император велел уничтожить, и Ева гуляла в саду иезуитов, среди старых лиственниц, где ждал ее первый мужчина с нежными губами, тот самый красавец домашний учитель. Встречи с иезуитом в Иезуитском саду оборвались, стоило начальству узнать, насколько тесны оказались отношения взрослого мужчины с малолетней ученицей.

  Иезуита отослали из Польши в далекую восточную миссию, где он и сгинул. Для Евы потеря единственного понимающего человека на первый взгляд прошла незаметно, она не рыдала, отнесись ко всему так, будто сама хотела удалить из дома этого шпиона. Именно тогда произошел странный ее перелом – девочка вдруг увлеклась магией, Каббалой. Мужские науки, для мужского ума – считали в ту эпоху, и видели подсказку отца – мол, Франк в темнице велел дочери готовиться возглавить секту, ибо никто не верил в амнистию и в то, что он выйдет оттуда живым. Вряд ли бы упрямица стала бы изучать магию, если б не было у нее насущного интереса. Ева искала в отцовской библиотеке ответы на мучавшие ее вопросы. Как жить, если своей жизнью ты обязана силам тьмы? Может, магия подскажет, чем их обмануть?

  Из девочки она превратилась в очаровательную девушку, с круглыми щечками (в мать) и алыми пухлыми губами, с дугами бровей и россыпью черный змей-волос. Ее ножки, маленькие, как у китаянки, уверенно ступали по любым коврам и паркетам. Франк не беспокоился за ее судьбу – он знал, что Ева сделает все сама, но станет ли она «опырем», унаследует ли его тайный грех? Сама Ева признавалась, что любит кусаться, но тяги к крови у Евы не проявилось. Она была чересчур сексуальна, склонна к садомазохизму, избивала своих любовников то ремнями с шипами, то плетками, то ласкала их енотовыми хвостами, но предпочитала высасывать деньги и драгоценности, а не кровь и жизненные соки.

  Единственное, в чем она стала продолжательницей дела отца – это руководство сектой и самозванство.

  Ева Франк не княжна Тараканова?

  История крайне противоречивая, нет проверенных свидетельств, но известно, что уже в начале 1770-х годов, Ева начала вести собственную авантюрную игру, выдавая себя за других (княгинь, принцесс) и тем самым собирая деньги для помощи отцу, который освободиться только в 1773 году, когда русские войска откроют дверь его темницы.

  Сослаться особо не на что. Есть книга 1908 года, Лучинского «Княжна Тараканова» (перевод с польского Петручика). Мемуары князя Долгорукого, называют самозванку польской еврейкой – но польских евреек много, не факт, что это именно наша Ева. Есть переписка Глембрцкого, хранившаяся в Львове, в библиотеке графов Баворовских, где упоминается история самозванки и помощь, оказанная ей католическими иерархами и польской аристократией. Связь польской еврейки с Радзивиллом, тайные встречи в Несвиже, где он держал прелестную коханку подальше от сплетников, бегство в Италию, а оттуда – в Магриб, то ли в Марокко, то ли в Египет. Потом заманчивое предложение от русского графа Орлова – сыграть роль царской дочери. Это очень похоже вначале на судьбу музы предшественника Франка, Шабтая Цви – его Сару Майер держал в Несвиже тоже Радзивилл. И она на его деньги попала в Италию, а оттуда – в Египет...

  Писатель здесь обречен противоречить историкам. Что ни сочини, все будет выглядеть малодостоверным авантюрным романом, еще одной попыткой раскрыть личико княжны Таракановой. Роман «Золотая чара» или "«Княжна Тараканова» Фаины Гримберг, как и многие другие романы российских авторов, все-таки произведения художественные, с вымыслом, а мне хотелось бы выяснить точно, выступала ли Ева Франк в роли княжны Таракановой хоть недолго?

  Ева некоторое время подыгрывала настоящей самозванке, а потом оборвала эту интригу. Крысы, крепость – не ее удел, мало ей отца, заработавшего чахотку за 13 лет в сырой яме и умиравшего в муках от кучи всевозможных недугов, включая тяжелую форму ревматизма! Крысьи зубки не коснулись ее нежной кожи, голые хвостики не били по этим пухлым персиковым щечкам.

  Но! В 1770 году в Берлине появляется молодая женщина по фамилии Франк. Она явно иностранка, может, быть русская, может, полька. Вскоре следы ее теряются – незнакомка колесит по Европе, представляясь под разными именами.

  Реальная Ева Франк много ездила по Европе инкогнито. Она любила мистификации и розыгрыши. Не исключено, что в начале 1770-х годов, дочь ересиарха испытывала большие финансовые затруднения и подрабатывала, выдавая себя за преследуемую русскую княжну, внебрачное чадо императрицы и фаворита в Берлине. А в Париже – играла восточную принцессу, тайно приехавшую искать просвещенного мужа вопреки наказу строгого родителя, мусульманского правителя – эмира какого-то Вазастана (на карте такой страны нет, но есть Внутренний Вазиристан, спорная территория между Пакистаном и Афганистаном, кажется). В случае необходимости эти «рейды» быстро сворачивались, Ева приносила деньги больному отцу в темницу, и он получал от стражников поблажки – теплую постель, свежий воздух, кушанья из ресторана, переписку и свидания. Якуб Франк не спрашивал, откуда деньги – все и так понятно, дочь продавала свою красоту, обольщая богачей, грабила, подмешивая сонное зелье.

  15. Оффеньахский бесстыжий двор (по мемуарам М. Поргеса и протоколам допросов)

  Что творилось в последние годы жизни Франка, когда власть над сектой и ее имуществом перешла фактически в руки Евы, и несколько лет спустя после его смерти, достоверно известно из протоколов допросов свидетелей (групповое изнасилование, похищение и вымогательство, использование рабского труда), но они полностью на русский язык почему-то не переводились. Отрывки из них, перевод с немецкого (дело разбиралось уже в Австро-Венгрии, где немецкий – официальный язык), приводились историками и ужасали.

  Мемуары, или «Записка» Моисея (Мойзеса, Моше) Поргеса (1781-1870), жителя городка Замков под Прагой, раскрывают неприглядную картину быта секты времен ее упадка. Как и многие другие документы адептов «фраников», они были едва не уничтожены родственниками, если б не попались случайно еврейскому историку Натану Михаэлю Гельберу (1891-1966). Его заинтересовало, что автор мемуаров в юности, наслышавшись о чудесах Якуба Франка, пошел к нему пешком из Праги в Оффенбах, прожил в его замке некоторое время, где подвергся унижениям и фактически являлся рабом семьи «гуру». Точная дата мемуаров неизвестна; очевидно, Поргес, сделавший неплохую карьеру, на старости лет решил записать свои воспоминания, относящиеся уже к последним годам 18 века. В 1798 году Моисей бежал из дома, опасаясь призыва в армию, и решил отправиться в Оффенбах....

  Но страх загреметь в армию – не единственный предлог. Косвенным виновником того, что юноша попал в страшную секту и потом еле унес оттуда ноги, стал отец. Поргес-старший увлек сына мистикой Каббалы в возрасте 14 лет, пренебрегая запретом изучать ее до 30 лет; сам посоветовал учителя, некого Косовица, бывшего под влиянием Франка. Вот что он наплел мальчишке о своем кумире: «В последнее время объявился божий посланец. Некто, по имени Якуб (Иаков) Франк, которого ещё называют Ченстоховер. <.... > Его пророчества и обещание принести духовное и физическое избавление привлекло к нему множество приверженцев. Об этом разузнали власти и приговорили его к тюрьме. И Франк длительное время находился в ченстоховской крепости. А когда его, наконец, оттуда выпустили, он перешёл в христианство. Вместе с ним крестилась вся его семья и большая часть его последователей. Спустя какое-то время после освобождения он появился в Проснице, что в Моравии под именем барон Франк. В блеске и богатстве разъезжал он по округе в сопровождении собственной стражи. Известно, что в Проснице его посетил сам кайзер Йозеф II. Оттуда он переехал в Оффенбах, где основал свой дом и собрал множество верующих, большей частью из Польши. ... Когда Франк умер, его дочь, Гвира, взяла на себя руководство верующими».