Текст книги "Дороги славы (СИ)"

Автор книги: Юлия Лиморенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

   В стойбище про вооружённых бандитов ничего не слышали, новости напугали людей, но не до паники. Афанасий Николаевич, председатель оленеводческого совхоза (он же главный человек на стойбище), вызывал по рации посёлок, сунул микрофон Васе, и Вася кратко описал стычку. Из посёлка посоветовали соблюдать осторожность («А мы бы, б...., не догадались!» – заметил по-русски председатель) и пообещали вызвать милицейские вертолёты. Выслушав всё это, Афанасий Николаевич лично проверил исправность оружия у тех, у кого оно было (всего на стойбище было три охотничьих карабина), сам привесил к поясу кобуру с пистолетом Макарова в травматической версии, велел собрать оленей и далеко в горы их не отпускать. Трём подросткам, проводившим каникулы с родителями в горах, он настрого запретил всякую самодеятельность и пообещал, что тех, кто будет самовольничать, немедленно после устранения опасности отправит в посёлок и сдаст под надзор милиции. Выяснив, что у экспедиции оружия нет, председатель помрачнел и предупредил, что с работой отряда в таких обстоятельствах могут быть проблемы.

   – Мы постараемся не мешать, – сказал Петя, понимая, что в случае каких-нибудь новых историй с вооружённым нападением всем будет не до них.

   Несмотря на всю тревожность положения, встретили отряд как положено: по случаю приезда гостей забили оленя и наготовили множество разной снеди. Сами оленеводы всё лето питались консервами, иногда добывали пролётных гусей и ловили рыбу. Забой оленей происходил зимой, когда шерсть у животных была самая густая и тёплая, тогда же делались все заготовки мяса и обрабатывались шкуры.

   Людей в стойбище было немного – не считая подростков, здесь работали всего восемь оленеводов. Все местные и гости уместились в большой палатке, которая служила и кухней, и домом для самого председателя, его жены и дочерей, и складом особо ценных припасов – спичек, сигарет, батареек, сахара, муки – словом, всего того, что нельзя было хранить снаружи, на лабазе. Здесь же на почётном месте обитала рация – каждый день в установленное время оленеводы связывались с посёлком, если не происходило ничего неожиданного. Если же были срочные новости (резко портилась погода, кто-нибудь заболевал, ломался вездеход), об этом в посёлок сообщали немедленно.

   Все расселись в жилой части палатки, на толстом слое лиственничных лап, посередине на доске, служившей столом, хозяйки расставили блюда с варёным оленьим мясом, кусками жареной печени, отварным желудком, миски с сырым костным мозгом, кровяной колбасой, сметаной из оленьего молока... Хлеб нарезался большими кусками и съедался только после того, как попробуешь все блюда, – кусок хлеба служил и тарелкой, и черпаком. Единственными столовыми приборами, которые полагались в такому столу, были маленькие разделочные дощечки и острые ножи: на дощечках мелко резали мясо и ели его руками. Отдельно под конец пиршества подавались чашечки с очень крепким и жирным бульоном; этот эвенский суп под названием «хов» сам по себе стоил целого обеда. Выпив по пол-чашки бульона, согрелись даже сильно замёрзшие в дороге девушки. Венцом ужина был чай всё с тем же хлебом, на который мазали сметану. Сметана была жёлтая, жирная и сама по себе сладкая. Впрочем, для сладкоежек достали ещё пластиковое ведёрко с джемом. Чай подавался в металлических полулитровых кружках, он был чёрный (Леся, входя в палатку, успела заметить, что в котёл воды высыпали две стограммовых пачки заварки) и не просто засыпался в кипяток, но ещё и варился некоторое время.

   За едой делились новостями, причём членов экспедиции подробно расспросили, чем они занимаются, где уже были и куда поедут, что им интересно, какая у них аппаратура... Жена председателя, Анфиса Егоровна, пообещала с утра, как закончат с осмотром стада, рассказать пару сказок, а младшей дочери Ане велела найти в тюках и разгладить эвенский костюм, который она сама шила все каникулы. Смешливая Аня, как выяснилось, училась в техникуме лёгкой промышленности на модельера, а национальные костюмы были её отчётом по дизайнерской практике. Мальчишки насели на Петю и Санжи, прося показать видеокамеру, Петя дал им даже поснимать немного, а потом сфотографировал всё собрание вместе с экспедицией, поставив фотоаппарат на автоспуск, так что и сам попал в кадр.

   На ужине не было только двух человек – они несли дозор вокруг стойбища. В светлые ночи при ясной погоде, как сегодня, трудно было подойти к стойбищу незамеченными на расстояние выстрела, поэтому сторожа в основном присматривали за оленями – если кто-нибудь отобьётся от стада, бандиты могут застрелить и украсть животное, да ещё убить собак, которые обязательно кинутся на грабителей. Эвенские собаки – серьёзные звери, не очень большие, но храбрые, умные и чуткие. Они с важным видом обегали стадо, порыкивали на оленей, пытавшихся отбрести в сторону, уши у них всё время стояли торчком.

   Наевшись и более-менее удовлетворив любопытство обитателей стойбища, отряд собрался спать. То, что ночами не темнело, а лишь немного смеркалось, с непривычки сбивало ритм сна и бодрствования, и бывало, что члены экспедиции ложились под утро, потому что раньше спать не хотелось. Но долгая поездка, пережитое нападение и в некоторой степени влияние гор (около семисот метров над уровнем моря) заставляли просто засыпать на ходу. Отряд разместился в палатке, из которой мальчишки перебрались в настоящий шалашик возле лабаза; для них это была своего рода игра, в шалашике было интереснее, чем в простой палатке, но обычно им не разрешали там ночевать – чтобы не замёрзнуть, нужно было всё время поддерживать там огонь в печке, то есть просыпаться в течение всей ночи. Отряд улёгся поближе к центру палатки, вокруг опорного столба. На толстой, сантиметров в двадцать, подстилке из лиственничных веток было мягко, как на диване, печка давала ровное сухое тепло, запах лиственницы, отдалённый шум оленьего стада и тягучая усталость сморили путешественников, притупив даже ощущение опасности от бродящих где-то поблизости вооружённых бандитов.

   И проснулись они от грохота выстрела и раздавшегося следом отчаянного собачьего лая. Первым подскочил Петя; сперва ему даже показалось, что выстрел ему приснился, – звуки снаружи заглушал какой-то равномерный шум. Но рядом зашевелилась и поднялась на локте Леся:

   – Что там? Стреляют? – раздался её шёпот.

   – Не знаю, – тоже шёпотом сказал Петя, перешагнул через спящего Санжи и, осторожно отвернув полог, выглянул наружу. Там было сумрачно, и он не сразу понял, почему. Оказывается, за ночь натянуло тучи (в горах погода меняется быстро и часто) и посыпал нудный тоскливый дождь. Видимость сразу ухудшилась, даже сравнительно громкие звуки скрадывались шелестом дождя, и Петя не очень понимал, что происходит. В стойбище, однако, поднималась тревога. По склону на фоне неба метались олени, слышался глухой перестук копыт. У второй палатки отошёл полог, в неярком луче от фонарика на пороге показался Афанасий Николаевич со своим пистолетом наготове; мимо пробежал один из оленеводов-дозорных с ружьём. За спиной Пети появился Санжи:

   – Чего там? – спросил он в точности как Леся.

   – Стреляли, – мрачно ответил начальник экспедиции, словно герой популярного фильма, натянул резиновые сапоги, надел непромокаемую куртку и вышел под дождь. Леся сунулась следом, Санжи, тоже одеваясь, остановил её:

   – Девки, сидите лучше тут. И свет не зажигайте.

   Снаружи молодым людям в двух словах пересказали, что случилось. Буквально несколько минут назад, пользуясь плохой видимостью из-за дождя, к склону горы, на котором лежало стадо, подобрался вооружённый человек, застрелил оленя и утащил его. Остальные животные, испуганные выстрелом, заметались и разбежались, а собаки подняли тревогу, но не знали, что им делать – преследовать чужака или собирать стадо. На их счастье, по следу бандита они всё-таки не побежали – стрелок он был хороший и вполне мог уложить собак даже издалека.

   Хмурый, невыспавшийся председатель велел всем мужчинам, у кого есть оружие, занять наблюдательные позиции за укрытиями – на берегу речки за камнями, за гребнем овражка, на лабазе. Ходить по стойбищу в полный рост запрещалось – фигуры людей были одинаково хорошо видны на фоне светлых палаток и тёмных склонов. Анфиса Егоровна вызвала по рации посёлок. Оттуда сообщили, что вертолёты прочёсывают горы от посёлка до двух соседних стойбищ, и в помощь им выделены внутренние войска. Из колонии строгого режима недалеко от бывшего посёлка Кулар сбежали пятеро преступников, вооружённых винтовками и одним автоматом. По-видимому, им помог бежать кто-то из сотрудников колонии, потому что украсть столько оружия было невозможно. В колонии идёт следствие, жителям посёлка и оленеводам из улусного управления МВД дано распоряжение не допускать самодеятельности и не начинать боевых столкновений с бандитами, но в случае нападения обороняться всеми доступными средствами.

   Пете и Санжи председатель приказал укрыться палатке, не высовываться наружу и не включать даже фонарики, чтобы стрелки не навелись на свет. По его прогнозам, через два-три часа тучи должно было унести, станет светлее и тогда бандиты вряд ли рискнут подойти так близко к стойбищу. Судя по тому, что они украли оленя, у них мало или совсем нет запасов пищи, так что если не подпускать их к стаду, можно отсидеться здесь до поимки преступников или хотя бы до появления вертолётов. Поскольку другого плана не было, остановились на этом. Впрочем, Петя задал вопрос, который весьма озадачил Афанасия Николаевича:

   – Интересно, где они прячутся? Не могут же они сидеть посреди голой тундры – холодно, сыро, гнус налетает... Разве что они с собой ещё и палатки прихватили...

   Задумавшись над этим, председатель ушёл в свою засидку, а Петя и Санжи – в палатку.

   Тишина длилась недолго; примерно через час, когда дождь ещё и не думал прекращаться, дозорный сообщил, что на гребне горы видна человеческая фигура. Человек держал в руке какое-то оружие, но какое – было не видно. Петя осторожно высунулся из палатки с фотокамерой в руках: функция увеличения позволяла пользоваться камерой как биноклем, и он принялся рассматривать загадочную фигуру. Человек был слишком далеко, чтобы эффективно стрелять по стойбищу, и председатель выглянул из укрытия. Увидев его, человек закричал, и эхо вполне отчётливо донесло его голос:

   – Эй, узкоглазые! Предлагаю честную сделку: нам нужны ещё три оленя, вездеход и ваша рация. Отдайте всё это, и мы уйдём. А если упрётесь – перестреляем всех нахрен! У нас снайперы есть, тренированные, в Чечне чернозадых мочили, не вам чета! Патронов у нас хватит, не жалко!

   – Ври больше, – крикнул в ответ председатель. – На выстрел вы не подойдёте, мы вас раньше достанем. У нас нормальный длинноствол, башку тебе снесём, если понадобится. А лучше бы вы прекращали вы....ваться, сдали бы оружие, потому что это вас в конце концов нахрен перестреляют.

   Вместо ответа бандит поднял своё оружие, и очередь из автомата взрыла землю у самых ног председателя. Несколько пуль задели палатку, порвали полог, оставив в нём страшные дыры. Котелок, выставленный под дождь – отмокать от остатков супа, – пуля пробила насквозь и он, гремя, покатился в овражек.

   Ни Афанасий Николаевич, ни остальные оленеводы не успели даже упасть и залечь, как грохнули ещё два выстрела. Фигура на гребне покачнулась, выронила автомат и упала на колени. Все невольно повернули голову на звук выстрела: на другом гребне над склоном долины, похожей на чашу с пологими стенками, тоже появился стрелок, и его оружие было намного более дальнобойным, чем даже автомат Калашникова. Бандит ползком скрылся за гребнем, оставив на склоне разбитое чужими выстрелами оружие.

   Новый стрелок неторопливо спускался по склону, повесив за спину ружьё – так, чтобы было понятно, что пускать его в ход он больше не собирается. На плече у него был небольшой, но, видимо, тяжёлый рюкзак. Председатель всмотрелся в приближающуюся фигуру, выругался, но скорее восхищённо, чем сердито.

   – Это ж Арсенька! – узнал идущего и второй оленевод. – Несёт побродягу, надо же...

   Неизвестный подошёл к палаткам:

   – Здоров, дядя Афанасий! Чего это у вас тут, ваххабиты, что ли, одолевают?

   – Идёшь ты на...., шутник, – председатель подошёл, обнял стрелка. – Чего бродишь? А ну как он бы тебя положил из засады? Знаешь, сколько их тут?

   – Не знаю, мне на кой их считать? – отмахнулся пришедший. –А правда, чего тут? И откуда у него автомат?

   Председатель отвернул полог палатки:

   – Зайди, погрейся, вымок весь. – И подозвал экспедицию: – Идите-ка, товарищи учёные, познакомьтесь. Это Арсений, охотник наш, поселковый.

   – Колоброд, – добавила хозяйка, но совсем не сердито. Перед гостем она поставила огромную кружку горячего чаю. – Хлебай вот пока, сейчас супу согрею. Поганец этот зек, котелок мне испортил, чтоб его...

   Члены экспедиции рассматривали гостя. Что для эвенка, что для якута он был необычно высокого роста; Леся, вглядевшись, убедилась, что он полукровка – сахаляр, как говорят в Якутии. Черты лица у него были почти европейские, только оттенок кожи и разрез глаз – типично северные. Одет «колоброд» был как все местные – в непромокаемый костюм, натянутый на ватник. Только шапки, как у оленеводов, у него не было, и мокрые длинные волосы торчали во все стороны. Волосы слегка кудрявились – ещё один признак смешанной крови; северяне очень редко бывают кудрявыми.

   Дочки хозяев прятались за спины взрослых и непрерывно хихикали. Леся их понимала: новый человек в стойбище – редкость, тем более такая героическая личность. Прямо Зверобой...

   Гость расспрашивал о бандитах, председатель обстоятельно излагал ему всё, что сам знал, остальные, включая и Васю, и членов отряда, уточняли его рассказ. Только Петя сидел странно задумчивый и хмурый, на обращённые к нему вопросы отвечал невпопад. Леся забеспокоилась, оттащила его в сторонку:

   – Случилось что-то?

   Петя потёр лоб:

   – Может, мне с недосыпа кажется... Кого-то мне этот бандит напоминает. Лицо почти не видно было, а вот голос знакомый. Если только не показалось.

   – Да ну, откуда ты можешь уголовников знать? – усомнилась подошедшая Маша.

   – Может, я его ещё до колонии... – Петя замолчал, словно пытаясь поймать какую-то ускользающую мысль. Потом повернулся к девушкам, став ещё угрюмее:

   – Точно, девки, я его знаю. Это Кукин, с отцом вместе работал. Археолог. Если только мне не показалось... – Он снова отвернулся и стал молча прихлёбывать остывший чай.

   На осадном положении стойбище провело весь день. Сменявшиеся с вахты оленеводы заваливались спать, под противный дождь вылезали следующие дозорные, в их числе и вновь прибывший «Кожаный Чулок». Мальчишкам и девушкам было строго приказано без крайней необходимости наружу не выходить, а по крайней необходимости вылезать через полог сзади, чтобы от склона, на котором появлялся бандит, их закрывала палатка. Собаки бегали вокруг стада, олени беспокоились – кажется, они ощущали в воздухе какой-то подозрительный запах: тянули носами и тревожно мычали. Экспедиция сидела в хозяйской палатке – там было достаточно места, – и маялась от безделья и от невозможности принести в этой дурацкой ситуации хоть какую-то пользу. Девушки помогали хозяйке готовить еду; вместо испорченного котелка Санжи достал из рюкзака свой – поменьше, конечно, но это лучше, чем ничего.

   К счастью, с северного склона к стойбищу было не подобраться – он был крутой, практически голый, его устилала россыпь острых камней, а по скальной впадине спускался в долину застывший водопад. Вообще-то это обычная горная речка, но в последние несколько тысяч лет здесь была наледь, даже в пелене дождя сиявшая серо-зелёным льдом.

   Когда дождевые тучи на несколько минут раздвинуло налетевшим ветром, Арсений тоже принюхался, точь-в-точь как олени, и кивнул председателю на юго-западный склон:

   – Оттуда дымом пахнет. Там у них засидка.

   Афанасий Николаевич, видно, привык верить «Кожаному Чулку»:

   – Далеко?

   – Километра три, дальше запах бы не дошёл.

   – А где там сидеть можно? – задумался председатель. – Скалы кругом, заросли...

   – Может, они в Кыысы-уот сидят? – предположила хозяйка.

   Якуты как-то разом вздрогнули. Маша тут же вклинилась с вопросом:

   – Это что такое?

   Оленеводы поморщились и отмолчались, хозяйка нехотя объяснила:

   – Пещера есть такая. Кыысы-уот – это по-вашему Девичий огонь. Была одна девушка, всё время шила, хорошо шила. Днём и ночью сидела шила. Мать её говорила – нехорошо, нельзя ночью шить, солнце обидится. Плохо будет. Девушка шитьё взяла, ушла на скалу, нашла пещеру, села там – у неё склон на юг, весь день солнце туда светит. Сидит, шьёт, шьёт, ночь наступила, она жирник зажгла, сидит. Солнце утром туда, в пещеру-то, светить стало – она окаменела. Камнем стала. Так сидит, вся белая, из белого камня, в этой пещере. Где лицо было, там камень как зеркало: солнце светит, отражается, огонь далеко видно. Поэтому Кыысы-уот. Туда ходить нельзя – солнце рассердится. Если мимо идёшь, надо внизу, у скалы, оставить подарок – что есть: конфету, курево, бусину... А в пещеру подниматься нельзя, грех.

   Ещё когда возник вопрос о загадочном Кыысы-уот, Леся, почуяв, что сейчас будет интересно, достала полевой блокнот и записывала весь рассказ, потом кое-что поправила по свежим следам, чтобы не забыть. Топонимические предания для неё были одним их любимых объектов исследования, и пропустить такое было просто невозможно.

   – Надо посмотреть, вдруг они правда там, – предложил Арсений. Мужчины с сомнением покачали головами. Охотник не отставал:

   – Они-то не знают, что туда людям нельзя. Если поместились там все пятеро, то наверняка костерок разложили и сидят, сохнут. Оленя вашего жрут...

   Последний довод поколебал оленеводов, и Арсений добил их окончательно:

   – Не хотите – я сам схожу. Я не боюсь.

   – Я тоже пойду, – председатель решительно натянул подсохшую куртку, закинул за спину ружьё.

   – Не, погодите, – вмешался Санжи. – Вам не надо ходить, вы тут начальник, если опять нападут – вам надо будет отбиваться. В разведку начальники не ходят. Давайте я схожу.

   – Ты ж в очках, – замахала руками хозяйка, – куда тебе в разведку!

   – Я дома тоже охотился, – обиделся Санжи. – И подранков не оставлял.

   – Ладно, – начальник выглянул на улицу, вернулся с биноклем, отобранным у дозорного. – Берите оптику, а то ни черта не видно будет. На рожон не лезьте – у них наверняка тоже охранение. И смотри мне, Арсенька, про....шь учёного – голову сверну!

   Но охранения у пещеры разведчики не нашли: когда они, перевалив гребень на юго-западе, подобрались к предполагаемой засидке, она была пуста. В пещерке на массивном «постаменте» из моренных булыжников и льда действительно возвышалась «каменная девушка» – глыба светлого камня, искристо блестящая на сколах. Рядом с «девушкой» совсем недавно горел костерок, в золе валялись жестяные банки из-под морской капусты и кильки в томате: видимо, бандиты где-то прихватили консервов, но особенного выбора у них не было. Впрочем, в последний раз они закусывали мясом, – шкура оленя, снятая как попало, лежала под камнями у входа в пещеру, там же горой были свалены внутренности. Полуободранная туша была разложена на брезенте в пещере, с ноги и рёбер явно второпях срезали несколько кусков мяса. Часть их зажарили тут же, на костре, по якутскому способу – насадив на палочки и составив их наклонно у огня. Остальное мясо, видимо, забрали с собой.

   Что-то заставило бандитов рискнуть – уйти из удобного и безопасного убежища, оставив почти половину мяса, добытого с таким трудом. Разведчики никого по дороге не видели, значит, скорее всего, и сами не попались на глаза противникам. Значит, бандиты должны думать, что все мужчины по-прежнему в посёлке и что у них подкрепление с хорошим дальнобойным оружием. Что же могло заставить их уйти?

   Арсений на несколько раз обошёл и обшарил пещерку, но обнаружил только, что бандиты, уходя, не забыли ничего ценного – ни оброненной спички, ни патрона, ни ножа. Уходили организованно, тщательно собрав всё. Куда ушли?

   Санжи, устав от дымного полумрака пещеры, вышел наружу:

   – Да куда ж они делись?.. Н-нохо!, – добавил он родное ругательство.

   Охотник тоже выглянул – и почти сразу услышал далёкие выстрелы.

   – Они в стойбище!

   Разведчики бросились обратно через гребень, в долину, но подниматься по склону здесь было намного труднее, чем спускаться, даже крадучись, как они пришли сюда. Выстрелы раздавались чаще, то громче, то тише – похоже, в стойбище вели ответный огонь.

   Пока мужчины бежали в гору, до них доносились и другие звуки, усиленные эхом. Раздался оглушительный треск, а вслед за ним – тяжёлый шум падения, взвился отчаянный собачий лай, перешедший в визг, щёлкающий топот оленей пронёсся куда-то к западу, с грохотом покатились камни на осыпи, им ответил дикий крик. Потом раздался грозный рёв, но что это было, они не могли сообразить. Задыхаясь, разведчики одолели очередную ложбину – и навстречу им по скользкой от дождя траве скатилась Леся. Она отчаянно махала рукой куда-то направо, на восток, и пыталась что-то сказать, но не хватало дыхания. Подбежавшие мужчины разобрали наконец:

   – Вездеход!.. Угоняют вездеход!.. По реке...

   Арсений первым понял, что к чему, – он хорошо знал местность и представлял, что вездеход может выехать из долины только вдоль реки, практически по руслу – больше дорог отсюда не было. Странный рёв был звуком запускаемого мотора, а значит, остановить бандитов на вездеходе можно только там, где река покидает долину и течёт вниз, к Усть-Куйге. Пока машина будет идти по руслу, большой скорости она не разовьёт, но сразу за излучиной реки можно съехать на ровную землю, и тогда вездеход не догнать... Его скорость на городской дороге показалась бы черепашьей, но здесь и этого хватит, чтобы уйти от пешей погони.

   – Оставайся тут, – велел Арсений девушке, снимая с плеча ружьё.

   – Ага, щас, – спокойно возразила она. – У меня две дымовых шашки, председатель велел поджечь вон там, где лиственнички. Ветра нет, затянет всё километра на два.

   – Давай, – Сажни взял у неё шашки, проверил, есть ли спички. Леся сунула ему зажигалку.

   – Н-ну, тогда бежим, – сказал Арсений и первым помчался вниз, наискосок по склону. Учёные понеслись за ним. Бежать было страшно – резиновые сапоги скользили по траве, невесть откуда выскакивающие камни подворачивались под ноги в самый ответственный момент...

   Рёв двигателя приблизился; похоже, вездеход перебрался через болотистую низкую часть долины и сейчас взбирается под небольшим уклоном вдоль по руслу к выходу из кольца гор.

   – Тебе надо вон туда, – Арсений показал вниз, на маленький овражек, где река изгибалась, укрытая чахлыми лиственницами. – Там и поджигать надо.

   Санжи двинулся вниз, понимая, что он не замаскируется в лиственницах – он в яркой куртке, синей с белыми полосами. Потратив лишние пол-минуты, он сбросил куртку и побежал дальше. Леся в своём светло-сером непромокаемом костюме неплохо маскировалась на фоне жухлой травы и камней; чтобы скрыться, ей достаточно было лечь на землю, что она и сделала. Арсений залёг за камнем и прицелился из своего «оленебоя».

   Вездеход вывалился из долины, рыча и обдавая окрестности синеватым чадом. Трое бандитов сидели в кузове, двое – в кабине. Из кузова грозно торчали на три стороны три ствола. Автомата, как отметила Леся, видно не было – значит, Арсений своим попаданием совсем его испортил. Дождавшись, когда кабина полностью перестанет закрывать сидящих в кузове, Арсений заорал из своего укрытия:

   – Давай! – и выстрелил в одного из бандитов. Тот выронил ружьё в кузов и присел. Его сосед пальнул почти наугад – откуда стреляли, он не разобрал, потому что смотрел в другую сторону. В это время из-под лиственниц потянулся плотный белый дым. Казалось, что он ползёт очень медленно, но русло, лесочек и овраг мгновенно скрылись в его клубах, белые пряди дыма опутали вездеход. Арсений махнул Лесе:

   – За камень! – и, перехватив ружьё, длинными прыжками побежал к машине. Со стороны вездехода раздался одинокий выстрел в сторону лиственниц, верхушка одного из деревьев отлетела, срезанная пулей, но из кузова раздался матерный крик, и больше бандиты наугад не стреляли. Вездеход ехал теперь намного медленнее, но не останавливался. Кренясь (гусеница попала на каменный горб), он вполз в овраг. В это время Арсений скрылся в в клубах дыма, и что происходило дальше, Леся не видела.

   Со стороны долины бежали оленеводы с оружием. Поняв, что план председателя сработал, они один за другим ныряли в дымовую завесу. Оттуда донеслись два выстрела, потом неразборчивые вопли, потом мотор взревел пару раз и вездеход задом, пятясь, выполз обратно на склон овражка. Когда он выехал из зоны задымления, стало видно, что в кузове стоят Арсений и ещё два оленевода, председатель – за рулём, рядом с ним – Санжи, а два бандита лежат носом в землю совсем рядом, у лиственниц. Петя и один из местных старательно вязали им руки за спиной.

   С обеих сторон никого, к счастью, не убило; повязанных угонщиков, всех пятерых, уложили в кузов, и вездеход поехал назад, в стойбище. Леся пошла следом – ехать в машине, набитой бандитами, пусть и связанными, ей не хотелось.

   Из стойбища Анфиса Егоровна по рации вызвала Усть-Куйгу и рассказала, что бандиты на пастбище. Там обещали, что через час прилетит вертолёт.

   Санжи весь пропах дымом, без конца протирал слезящиеся глаза, но не получил ни царапины. Арсений смахивал кровь с рассечённого лба. Леся подхватила сумку:

   – Куда грязной рукой?! Заразу занесёшь! – Быстро найдя в боковом кармане аптечку, она обмыла охотнику лоб – на нём был глубокий ровный разруб.

   – Это чем? – вытаращила глаза Леся.

   – А, ничего, это башкой о кузов приложило, – отмахнулся «Кожаный Чулок».

   Бандитов увезли на милицейском вертолёте, но ещё раньше у Пети состоялся всё же разговор с Кукиным. Это действительно был тот самый Кукин, в прошлом известный томский археолог; Кукин учился и работал вместе с Петиным отцом, они даже были соавторами коллективной монографии вместе с другими участниками экспедиции в Северную Монголию... Петя не знал, что Кукин оказался в колонии, и тем более на знал, за что.

   – Ну а что, б...., – спокойно объяснил археолог, – всю жизнь, что ли, копейки считать? Сколько можно, б...., у власти попрошайничать! Всё здоровье угробили в этих экспедициях, пол-Сибири ручками перекопали, а взамен – ни ....! Плюнул я на это дело, на.... мне такая наука, которой даром заниматься надо...

   Выяснилось, что Кукин, имея доступ в хранилище коллекций, понемногу сбывал ценные, но небольшие находки в частные руки. Как говорится, налево. Все деньги, правда, в дом не тащил – кое-что прятал «на чёрный день». Так он продал какому-то китайскому дельцу – «коллекционеру» – детали серебряной сбруи, найденные в одной из экспедиций на Южный Алтай. Пропажу в хранилище, возможно, обнаружили бы нескоро, но «коллекционер» повёл себя неосторожно – поехал с ценным приобретением не через монгольскую, а через казахскую границу. Таможня там оказалась не в пример внимательнее, отсутствие документов на археологическую ценность вызвало вопросы, и источник серебра был быстро установлен. Китаец, видя, что дело для него пахнет керосином, не стал запираться и назвал Кукина как продавца. Археолог получил срок, в том числе ещё за три доказанных кражи, отправился в колонию общего режима, но там почти сразу попал в скверную историю – ввязался в драку и нанёс серьёзные раны охраннику, пытавшемуся драку прекратить. Его направили в другую колонию, а там он, узнав о планах группы рецидивистов устроить побег, вошёл к ним в доверие и вместе с ними подготовил всё для побега. Несколько охранников действительно было подкуплены «снаружи» – они не только не мешали побегу, но и снабдили бандитов кое-каким оружием. Кукин рассчитывал, что доберётся до своей захоронки, выгребет оттуда всё запасённое и удерёт в тот же Китай или, к примеру, в Турцию.

   Петя слушал всё это, и рассказ Кукина казался таким бредом, такой несусветной ерундой...

   – Не понимаю... – сказал он наконец. – Вы же учёный...

   – Учёный? – захохотал бандит. – Ни .... я ни учёный, сдалась мне наука ваша... Надо было имя себе сделать, степень там, то-сё, а потом махнуть на Запад – там таким, как я, кафедру дают без разговоров...

   – Таким, как вы, там тридцать лет дают без разговоров, – отрезал Петя. – Ворья там своего хватает, импортного не требуется. Ё...., хорошо, что отец вас, ублюдка, не видит, – убил бы.

   – А что ж вы, Пётр Маркович, сами-то? – язвил бандит. – Кишка тонка?

   – Мне вы никто, а ему... Тьфу, как будто в дерьмо наступил. Ну вас, дадут пожизненное за побег и вооружённое нападение – туда вам и дорога. Гнида.

   Петя отвернулся от бандитов и зашагал прочь, в сторону ледяного водопада. На душе было гнусно, словно памяти отца коснулось что-то мерзкое, что не так-то просто отмыть. Всё, что он с детства помнил о бывшем археологе, будто бы стёрлось, вытравилось намертво – остался небритый бандит в изорванном ватнике, спокойно рассуждающий о пользе воровства для науки.

   Атака бандитов на стойбище принесла немало разрушений. Обрушился лабаз, на котором сидел один из стрелков-наблюдателей, он упал и подвернул ногу. Погибла одна из собак – бело-рыжий Ковбой. Олени, испугавшись выстрелов, долго носились кругами по долине и потоптали кое-что из имущества оленеводов, одна оленуха сорвалась со склона и убилась насмерть. Чуть не сгорела палатка председателя – Аня в испуге уронила уголёк на брезент и еле успела потушить быстро разгоравшееся пламя. Но главное – уцелели канистры с топливом для вездехода, и сам вездеход удалось вернуть.

   Придя в себя после боевых действий, жители стойбища вспомнили, что экспедиция вообще-то здесь не навсегда и что у учёных остаётся всё меньше времени. Оставшиеся дни отряд писал, снимал, фотографировал, расспрашивал... Маша наконец исполнила свою мечту – потанцевала в хороводе; здесь его плясали на эвенский манер и называли тоже по-эвенски – хэдьэ. Леся записала предание о Кыысы-уот на якутском языке на диктофон, да и вообще ей здесь особенно повезло – буквально о каждой скале и каждой речке здешние жители знали какие-то предания и «чудесные» рассказы. Не обошлось и без историй о чучуна – здесь это был персонаж не менее любимый, чем в других районах сибирского Севера. Петя носился с видеокамерой, как ракета, – снимал то обряд лечения оленей от копытки, то заговор больного зуба, то благословение очагу.