Текст книги "Дороги славы (СИ)"

Автор книги: Юлия Лиморенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

   – Надо выбрать всё, что в хорошем качестве, и дома напечатать альбом. У нас же много всяких полиграфических фирмочек – можно заказать несколько экземпляров, один послать Марте, а остальные раздать по музеям. Если кто-то возьмётся обеспечить выставку коллекции – пусть договариваются. А то ещё парочка наводнений – и привет...

   На обратном пути в Верхоянск отряд спал – бешеные несколько дней в Батагае сильно вымотали всех. Только Леся в полудрёме всё пыталась рассмотреть, что же такое читает Вася. Ей даже показалось, что она видела заглавие книжки – но, скорее всего, это было уже во сне. На обложке было, кажется, написано «Витязь в тигровой шкуре».

   Из дневника Леси:

   "Трек А 38. Чучуна. Р-з о чучуне, к-рый украл женщ. На якут. 7 мин. 20 сек.

   Трек А 39. Чучуна – пересказ по-русски. 6 мин. 11 сек.

   Трек А 40. Буохатай-удаган (о шаманке Буохатай). На якут. 4 мин. 49 сек.

   Трек А 41. Еще о Б.-удаган. На якут. 2 мин.".

3. Июль. Усть-Куйга. Осаждённые горы.

   От Нижнеянска шли на катере вверх по Яне. Подниматься с каждым днём было сложнее и опаснее – вода спадала после весенних паводков, оставляя свеженанесённые отмели, между ними надо было крутиться, чтобы течением не сносило обратно. Несколько раз катер застревал, и приходилось ждать, пока более тяжёлое и мощное судно не сдёрнет его с мели. К счастью, водное движение между Усть-Куйгой и Нижнеянском было довольно плотным – пока вода не ушла окончательно, нужно было перевозить из устья множество грузов. На реке в разных местах работали драги, чистившие дно, – там идти было легко, и команда катера старалась наверстать потерянное на мелях время.

   Всю дорогу экспедиция маялась бездельем. Плыть надо было больше двухсот километров по извилистой реке, скорость у катера была в среднем около тридцати километров в час, дни тянулись однообразно: холодно, сыро, очертания берегов затянуты гнусом, на катере тесно... Впрочем, Петя развлекал всю компанию, включая команду, крутя на ноутбуке кино. При отъезде из дома он запасся несколькими десятками фильмов на дисках, так что каждый вечер (а если фарватер был чистым – то и днём) на катере шли киносеансы. Собрание кино было довольно пёстрым – последние голливудские произведения, старые советские фильмы, французские комедии, мюзиклы... На флэшке у Леси обнаружилась кинопостановка оперы «Кармен» – на французском, но с русскими субтитрами, – и её прокрутили трижды.

   На берег не сходили, плыли круглыми сутками, пользуясь светлыми ночами, поэтому к Усть-Куйге подошли, в общем, почти не выбившись из графика: опоздали часа на три по сравнению с расчётным временем. Пристань была затянута туманом, из него там и сям выплывали тёмные очертания других судов; туман поглощал звуки, и казалось, что вся пристань спит средь бела дня. Катер пришвартовался у маленького причала, отряд вместе с Васей выгрузился, расплатился и распрощался с командой, оставив им большую часть запаса курева; сигарет Санжи прикупил ещё в Якутске, зная, что при нерегулярном снабжении северных посёлков они могут оказаться очень востребованным и ходовым товаром. В посёлке отряд не рассчитывал оставаться долго: на следующий день планировалось выехать на вездеходе «в стадо» – на оленьи пастбища в дальних окрестностях Усть-Куйги. В этих неприветливых местах неуютно было только людям, да и то с непривычки, – олени чувствовали себя прекрасно, на лето уходили в горы, где их не донимал гнус, а к зиме их, откормленных, пригоняли к посёлку. Зимой у оленеводов интересно – празднуют День оленевода, идёт много традиционных обрядов, в общем, рай для этнографа... только зимой добраться сюда намного труднее, чем летом. Зимник по льду реки пробивают каждый год, но стоит такое путешествие намного больше, чем наём катера, да и рискованнее – нередко машины в страшный мороз глохнут посреди дороги, и что тогда будет с людьми – зависит исключительно от того, встретится ли ещё одна машина, а если её нет – то от оперативности вертолётчиков-спасателей.

   Посмотрев в поселковом клубе кино (крутили старую «Мумию», но всё равно заняться было больше нечем) и переночевав в школе, наутро отряд забросил изрядно полегчавший (избавленный от половины провизии) багаж в вездеход и пустился в однообразное восьмичасовое путешествие; после катера даже такая поездка казалась любопытной и познавательной... Вездеход лез вверх по некрутым сопкам, переваливаясь и подминая под себя хилые гибкие лиственнички, тут же распрямлявшиеся следом; обзор из открытого кузова открывался чудесный, Петя и Леся фотографировали, Вася успевал объяснять, как называется какая горка и что про неё рассказывают местные, Маша записывала эти рассказы, а когда Вася иссяк, девушки взялись петь песни. Вася и водитель подпевали, а Санжи в перерывах пел свои, бурятские песни, мелодичные и спокойные. Когда-то Санжи вполне серьёзно предлагали пройти прослушивание в консерватории – у него был очень хороший сильный голос и абсолютный слух; но он уклонялся под разными предлогами, и было понятно, что заниматься пением профессионально он просто не хочет. Не хочет, чтобы это стало обязаловкой, рутиной, подчинённой к тому же академическим правилам. Вездеход покачивался, пересекая мелкие речки и овражки, над тундрой далеко разносились песни на разных языках, гнус не мог догнать вездеход и не тревожил отряд... Настроение сложилось лирическое и почти беззаботное.

   Поэтому когда из мелких лиственниц в овраге, куда вездеход ввалился, с плеском меся гусеницами чёрную грязь, вышли двое с ружьями, никто сразу не оценил опасности. Водитель даже не остановился, пока один из вооружённых людей не выпалил в воздух. Второй навёл ствол прямо на водителя, в окошко кабины, и хрипло потребовал по-русски:

   – А ну, вылазьте все! – и добавил непереводимое обиходное слово.

   Вася неторопливо повернулся к ним и спокойно спросил:

   – Чего надо? Ты что на людей с оружием кидаешься, а?

   – Ты мне поговори ещё! – взревел стрелявший. – Выметайтеся все на ...., машину мы забираем. А будете нарываться – влеплю каждому, не надейтесь даже удрать.

   Отряд переглянулся. Маша побелела, как простыня, и зачем-то нервно шарила в кармане куртки. Оружия ни у кого из экспедиции не было – за многие годы полевых поездок по Сибири никому из учёных оно ни разу не потребовалось. Петя хмуро отложил фотокамеру, следя, чтобы она не упала с рюкзака и не разбилась. Санжи снял очки и задумчиво протирал их рукавом; взгляд его стал задумчивым и было не совсем понятно, куда он смотрит, – так часто бывает с близорукими. Леся медленно и плавно выпустила из рук лямки рюкзака, за которые держалась, чтобы не мотало на ходу, и высвободила ноги, зажатые сумками: прыгать из кузова невысоко, вон за теми кустами можно нырнуть в ложбинку, её видно только сверху, пока ещё найдёшь...

   – Да ну, ребята, вы чего такие нервные, давайте спокойно поговорим... – начал Санжи, вставая в кузове в полный рост. И второй из бандитов сделал серьёзную ошибку – приставил дуло карабина в упор к животу Санжи:

   – Поговоришь мне щас... Вылазь давай и не рыпайся. – И тут же усугубил свой провал: – А девок оставьте. С ними поговорим...

   Санжи, невысокий, худой и лёгкий, да ещё в очках, на первый взгляд казался типичным хлюпиком. Но первому впечатлению верить было опасно – Санжи был борец, в своё время занимал второе место в родной республике в низшей весовой категории. Но ему приходилось бороться с более рослыми и сильными соперниками: в вольной борьбе побеждают не рост, не вес и не сила, а ловкость и быстрота. С этой-то неожиданной у очкарика быстротой Санжи отвёл от себя ствол, рванул его с поворотом, накрепко вцепившийся в оружие бандит потерял равновесие и ударился о борт вездехода, его напарник, державший на прицеле остальных, повернулся в ту сторону и выстрелил – что-то с визгом пролетело мимо Леси и Васи, – но второго выстрела сделать не успел: ему на голову обрушился ботинок начальника отряда. Петя не выглядел ни хлюпиком, ни слабаком, но и комплекцией не выделялся: выделялся он тем, что занимался айкидо. Тоже, как выяснилось, полезный спорт: реакция у Пети оказалась лучше, чем у противника. Стрелок отлетел, выронив ружьё, первый из бандитов почти вырвал свой ствол и пытался направить его в Санжи, но тоже не успел: перегнувшись через борт, Маша брызнула ему в лицо репеллентом от мошки, от души вдавив кнопку распылителя. Бандит запрокинул голову, пытаясь спасти глаза, его напарник только-только принял сидячее положение, крутя головой – не каждый лень получаешь берцами по уху... Вася пригнул головы обеих девушек к самому кузову, навалился на Санжи, чтобы он тоже присел к борту, и выкрикнул какое-то короткое якутское слово; взревел мотор, вездеход, накренившись, вырвался из овражка и, перевалив его гребень, понёсся по относительно ровной тундре, расшвыривая грязь из-под гусениц. Вслед ему ударили два выстрела, одна пуля пропела где-то вверху, другая со звоном влепила в корму машины, но люди были надёжно укрыты за бортами и было ясно, что вездеход теперь не догнать.

   В стойбище про вооружённых бандитов ничего не слышали, новости напугали людей, но не до паники. Афанасий Николаевич, председатель оленеводческого совхоза (он же главный человек на стойбище), вызывал по рации посёлок, сунул микрофон Васе, и Вася кратко описал стычку. Из посёлка посоветовали соблюдать осторожность («А мы бы, б...., не догадались!» – заметил по-русски председатель) и пообещали вызвать милицейские вертолёты. Выслушав всё это, Афанасий Николаевич лично проверил исправность оружия у тех, у кого оно было (всего на стойбище было три охотничьих карабина), сам привесил к поясу кобуру с пистолетом Макарова в травматической версии, велел собрать оленей и далеко в горы их не отпускать. Трём подросткам, проводившим каникулы с родителями в горах, он настрого запретил всякую самодеятельность и пообещал, что тех, кто будет самовольничать, немедленно после устранения опасности отправит в посёлок и сдаст под надзор милиции. Выяснив, что у экспедиции оружия нет, председатель помрачнел и предупредил, что с работой отряда в таких обстоятельствах могут быть проблемы.

   – Мы постараемся не мешать, – сказал Петя, понимая, что в случае каких-нибудь новых историй с вооружённым нападением всем будет не до них.

   Несмотря на всю тревожность положения, встретили отряд как положено: по случаю приезда гостей забили оленя и наготовили множество разной снеди. Сами оленеводы всё лето питались консервами, иногда добывали пролётных гусей и ловили рыбу. Забой оленей происходил зимой, когда шерсть у животных была самая густая и тёплая, тогда же делались все заготовки мяса и обрабатывались шкуры.

   Людей в стойбище было немного – не считая подростков, здесь работали всего восемь оленеводов. Все местные и гости уместились в большой палатке, которая служила и кухней, и домом для самого председателя, его жены и дочерей, и складом особо ценных припасов – спичек, сигарет, батареек, сахара, муки – словом, всего того, что нельзя было хранить снаружи, на лабазе. Здесь же на почётном месте обитала рация – каждый день в установленное время оленеводы связывались с посёлком, если не происходило ничего неожиданного. Если же были срочные новости (резко портилась погода, кто-нибудь заболевал, ломался вездеход), об этом в посёлок сообщали немедленно.

   Все расселись в жилой части палатки, на толстом слое лиственничных лап, посередине на доске, служившей столом, хозяйки расставили блюда с варёным оленьим мясом, кусками жареной печени, отварным желудком, миски с сырым костным мозгом, кровяной колбасой, сметаной из оленьего молока... Хлеб нарезался большими кусками и съедался только после того, как попробуешь все блюда, – кусок хлеба служил и тарелкой, и черпаком. Единственными столовыми приборами, которые полагались в такому столу, были маленькие разделочные дощечки и острые ножи: на дощечках мелко резали мясо и ели его руками. Отдельно под конец пиршества подавались чашечки с очень крепким и жирным бульоном; этот эвенский суп под названием «хов» сам по себе стоил целого обеда. Выпив по пол-чашки бульона, согрелись даже сильно замёрзшие в дороге девушки. Венцом ужина был чай всё с тем же хлебом, на который мазали сметану. Сметана была жёлтая, жирная и сама по себе сладкая. Впрочем, для сладкоежек достали ещё пластиковое ведёрко с джемом. Чай подавался в металлических полулитровых кружках, он был чёрный (Леся, входя в палатку, успела заметить, что в котёл воды высыпали две стограммовых пачки заварки) и не просто засыпался в кипяток, но ещё и варился некоторое время.

   За едой делились новостями, причём членов экспедиции подробно расспросили, чем они занимаются, где уже были и куда поедут, что им интересно, какая у них аппаратура... Жена председателя, Анфиса Егоровна, пообещала с утра, как закончат с осмотром стада, рассказать пару сказок, а младшей дочери Ане велела найти в тюках и разгладить эвенский костюм, который она сама шила все каникулы. Смешливая Аня, как выяснилось, училась в техникуме лёгкой промышленности на модельера, а национальные костюмы были её отчётом по дизайнерской практике. Мальчишки насели на Петю и Санжи, прося показать видеокамеру, Петя дал им даже поснимать немного, а потом сфотографировал всё собрание вместе с экспедицией, поставив фотоаппарат на автоспуск, так что и сам попал в кадр.

   На ужине не было только двух человек – они несли дозор вокруг стойбища. В светлые ночи при ясной погоде, как сегодня, трудно было подойти к стойбищу незамеченными на расстояние выстрела, поэтому сторожа в основном присматривали за оленями – если кто-нибудь отобьётся от стада, бандиты могут застрелить и украсть животное, да ещё убить собак, которые обязательно кинутся на грабителей. Эвенские собаки – серьёзные звери, не очень большие, но храбрые, умные и чуткие. Они с важным видом обегали стадо, порыкивали на оленей, пытавшихся отбрести в сторону, уши у них всё время стояли торчком.

   Наевшись и более-менее удовлетворив любопытство обитателей стойбища, отряд собрался спать. То, что ночами не темнело, а лишь немного смеркалось, с непривычки сбивало ритм сна и бодрствования, и бывало, что члены экспедиции ложились под утро, потому что раньше спать не хотелось. Но долгая поездка, пережитое нападение и в некоторой степени влияние гор (около семисот метров над уровнем моря) заставляли просто засыпать на ходу. Отряд разместился в палатке, из которой мальчишки перебрались в настоящий шалашик возле лабаза; для них это была своего рода игра, в шалашике было интереснее, чем в простой палатке, но обычно им не разрешали там ночевать – чтобы не замёрзнуть, нужно было всё время поддерживать там огонь в печке, то есть просыпаться в течение всей ночи. Отряд улёгся поближе к центру палатки, вокруг опорного столба. На толстой, сантиметров в двадцать, подстилке из лиственничных веток было мягко, как на диване, печка давала ровное сухое тепло, запах лиственницы, отдалённый шум оленьего стада и тягучая усталость сморили путешественников, притупив даже ощущение опасности от бродящих где-то поблизости вооружённых бандитов.

   И проснулись они от грохота выстрела и раздавшегося следом отчаянного собачьего лая. Первым подскочил Петя; сперва ему даже показалось, что выстрел ему приснился, – звуки снаружи заглушал какой-то равномерный шум. Но рядом зашевелилась и поднялась на локте Леся:

   – Что там? Стреляют? – раздался её шёпот.

   – Не знаю, – тоже шёпотом сказал Петя, перешагнул через спящего Санжи и, осторожно отвернув полог, выглянул наружу. Там было сумрачно, и он не сразу понял, почему. Оказывается, за ночь натянуло тучи (в горах погода меняется быстро и часто) и посыпал нудный тоскливый дождь. Видимость сразу ухудшилась, даже сравнительно громкие звуки скрадывались шелестом дождя, и Петя не очень понимал, что происходит. В стойбище, однако, поднималась тревога. По склону на фоне неба метались олени, слышался глухой перестук копыт. У второй палатки отошёл полог, в неярком луче от фонарика на пороге показался Афанасий Николаевич со своим пистолетом наготове; мимо пробежал один из оленеводов-дозорных с ружьём. За спиной Пети появился Санжи:

   – Чего там? – спросил он в точности как Леся.

   – Стреляли, – мрачно ответил начальник экспедиции, словно герой популярного фильма, натянул резиновые сапоги, надел непромокаемую куртку и вышел под дождь. Леся сунулась следом, Санжи, тоже одеваясь, остановил её:

   – Девки, сидите лучше тут. И свет не зажигайте.

   Снаружи молодым людям в двух словах пересказали, что случилось. Буквально несколько минут назад, пользуясь плохой видимостью из-за дождя, к склону горы, на котором лежало стадо, подобрался вооружённый человек, застрелил оленя и утащил его. Остальные животные, испуганные выстрелом, заметались и разбежались, а собаки подняли тревогу, но не знали, что им делать – преследовать чужака или собирать стадо. На их счастье, по следу бандита они всё-таки не побежали – стрелок он был хороший и вполне мог уложить собак даже издалека.

   Хмурый, невыспавшийся председатель велел всем мужчинам, у кого есть оружие, занять наблюдательные позиции за укрытиями – на берегу речки за камнями, за гребнем овражка, на лабазе. Ходить по стойбищу в полный рост запрещалось – фигуры людей были одинаково хорошо видны на фоне светлых палаток и тёмных склонов. Анфиса Егоровна вызвала по рации посёлок. Оттуда сообщили, что вертолёты прочёсывают горы от посёлка до двух соседних стойбищ, и в помощь им выделены внутренние войска. Из колонии строгого режима недалеко от бывшего посёлка Кулар сбежали пятеро преступников, вооружённых винтовками и одним автоматом. По-видимому, им помог бежать кто-то из сотрудников колонии, потому что украсть столько оружия было невозможно. В колонии идёт следствие, жителям посёлка и оленеводам из улусного управления МВД дано распоряжение не допускать самодеятельности и не начинать боевых столкновений с бандитами, но в случае нападения обороняться всеми доступными средствами.

   Пете и Санжи председатель приказал укрыться палатке, не высовываться наружу и не включать даже фонарики, чтобы стрелки не навелись на свет. По его прогнозам, через два-три часа тучи должно было унести, станет светлее и тогда бандиты вряд ли рискнут подойти так близко к стойбищу. Судя по тому, что они украли оленя, у них мало или совсем нет запасов пищи, так что если не подпускать их к стаду, можно отсидеться здесь до поимки преступников или хотя бы до появления вертолётов. Поскольку другого плана не было, остановились на этом. Впрочем, Петя задал вопрос, который весьма озадачил Афанасия Николаевича:

   – Интересно, где они прячутся? Не могут же они сидеть посреди голой тундры – холодно, сыро, гнус налетает... Разве что они с собой ещё и палатки прихватили...

   Задумавшись над этим, председатель ушёл в свою засидку, а Петя и Санжи – в палатку.

   Тишина длилась недолго; примерно через час, когда дождь ещё и не думал прекращаться, дозорный сообщил, что на гребне горы видна человеческая фигура. Человек держал в руке какое-то оружие, но какое – было не видно. Петя осторожно высунулся из палатки с фотокамерой в руках: функция увеличения позволяла пользоваться камерой как биноклем, и он принялся рассматривать загадочную фигуру. Человек был слишком далеко, чтобы эффективно стрелять по стойбищу, и председатель выглянул из укрытия. Увидев его, человек закричал, и эхо вполне отчётливо донесло его голос:

   – Эй, узкоглазые! Предлагаю честную сделку: нам нужны ещё три оленя, вездеход и ваша рация. Отдайте всё это, и мы уйдём. А если упрётесь – перестреляем всех нахрен! У нас снайперы есть, тренированные, в Чечне чернозадых мочили, не вам чета! Патронов у нас хватит, не жалко!

   – Ври больше, – крикнул в ответ председатель. – На выстрел вы не подойдёте, мы вас раньше достанем. У нас нормальный длинноствол, башку тебе снесём, если понадобится. А лучше бы вы прекращали вы....ваться, сдали бы оружие, потому что это вас в конце концов нахрен перестреляют.

   Вместо ответа бандит поднял своё оружие, и очередь из автомата взрыла землю у самых ног председателя. Несколько пуль задели палатку, порвали полог, оставив в нём страшные дыры. Котелок, выставленный под дождь – отмокать от остатков супа, – пуля пробила насквозь и он, гремя, покатился в овражек.

   Ни Афанасий Николаевич, ни остальные оленеводы не успели даже упасть и залечь, как грохнули ещё два выстрела. Фигура на гребне покачнулась, выронила автомат и упала на колени. Все невольно повернули голову на звук выстрела: на другом гребне над склоном долины, похожей на чашу с пологими стенками, тоже появился стрелок, и его оружие было намного более дальнобойным, чем даже автомат Калашникова. Бандит ползком скрылся за гребнем, оставив на склоне разбитое чужими выстрелами оружие.

   Новый стрелок неторопливо спускался по склону, повесив за спину ружьё – так, чтобы было понятно, что пускать его в ход он больше не собирается. На плече у него был небольшой, но, видимо, тяжёлый рюкзак. Председатель всмотрелся в приближающуюся фигуру, выругался, но скорее восхищённо, чем сердито.

   – Это ж Арсенька! – узнал идущего и второй оленевод. – Несёт побродягу, надо же...

   Неизвестный подошёл к палаткам:

   – Здоров, дядя Афанасий! Чего это у вас тут, ваххабиты, что ли, одолевают?

   – Идёшь ты на...., шутник, – председатель подошёл, обнял стрелка. – Чего бродишь? А ну как он бы тебя положил из засады? Знаешь, сколько их тут?

   – Не знаю, мне на кой их считать? – отмахнулся пришедший. –А правда, чего тут? И откуда у него автомат?

   Председатель отвернул полог палатки:

   – Зайди, погрейся, вымок весь. – И подозвал экспедицию: – Идите-ка, товарищи учёные, познакомьтесь. Это Арсений, охотник наш, поселковый.

   – Колоброд, – добавила хозяйка, но совсем не сердито. Перед гостем она поставила огромную кружку горячего чаю. – Хлебай вот пока, сейчас супу согрею. Поганец этот зек, котелок мне испортил, чтоб его...

   Члены экспедиции рассматривали гостя. Что для эвенка, что для якута он был необычно высокого роста; Леся, вглядевшись, убедилась, что он полукровка – сахаляр, как говорят в Якутии. Черты лица у него были почти европейские, только оттенок кожи и разрез глаз – типично северные. Одет «колоброд» был как все местные – в непромокаемый костюм, натянутый на ватник. Только шапки, как у оленеводов, у него не было, и мокрые длинные волосы торчали во все стороны. Волосы слегка кудрявились – ещё один признак смешанной крови; северяне очень редко бывают кудрявыми.

   Дочки хозяев прятались за спины взрослых и непрерывно хихикали. Леся их понимала: новый человек в стойбище – редкость, тем более такая героическая личность. Прямо Зверобой...

   Гость расспрашивал о бандитах, председатель обстоятельно излагал ему всё, что сам знал, остальные, включая и Васю, и членов отряда, уточняли его рассказ. Только Петя сидел странно задумчивый и хмурый, на обращённые к нему вопросы отвечал невпопад. Леся забеспокоилась, оттащила его в сторонку:

   – Случилось что-то?

   Петя потёр лоб:

   – Может, мне с недосыпа кажется... Кого-то мне этот бандит напоминает. Лицо почти не видно было, а вот голос знакомый. Если только не показалось.

   – Да ну, откуда ты можешь уголовников знать? – усомнилась подошедшая Маша.

   – Может, я его ещё до колонии... – Петя замолчал, словно пытаясь поймать какую-то ускользающую мысль. Потом повернулся к девушкам, став ещё угрюмее:

   – Точно, девки, я его знаю. Это Кукин, с отцом вместе работал. Археолог. Если только мне не показалось... – Он снова отвернулся и стал молча прихлёбывать остывший чай.

   На осадном положении стойбище провело весь день. Сменявшиеся с вахты оленеводы заваливались спать, под противный дождь вылезали следующие дозорные, в их числе и вновь прибывший «Кожаный Чулок». Мальчишкам и девушкам было строго приказано без крайней необходимости наружу не выходить, а по крайней необходимости вылезать через полог сзади, чтобы от склона, на котором появлялся бандит, их закрывала палатка. Собаки бегали вокруг стада, олени беспокоились – кажется, они ощущали в воздухе какой-то подозрительный запах: тянули носами и тревожно мычали. Экспедиция сидела в хозяйской палатке – там было достаточно места, – и маялась от безделья и от невозможности принести в этой дурацкой ситуации хоть какую-то пользу. Девушки помогали хозяйке готовить еду; вместо испорченного котелка Санжи достал из рюкзака свой – поменьше, конечно, но это лучше, чем ничего.

   К счастью, с северного склона к стойбищу было не подобраться – он был крутой, практически голый, его устилала россыпь острых камней, а по скальной впадине спускался в долину застывший водопад. Вообще-то это обычная горная речка, но в последние несколько тысяч лет здесь была наледь, даже в пелене дождя сиявшая серо-зелёным льдом.

   Когда дождевые тучи на несколько минут раздвинуло налетевшим ветром, Арсений тоже принюхался, точь-в-точь как олени, и кивнул председателю на юго-западный склон:

   – Оттуда дымом пахнет. Там у них засидка.

   Афанасий Николаевич, видно, привык верить «Кожаному Чулку»:

   – Далеко?

   – Километра три, дальше запах бы не дошёл.

   – А где там сидеть можно? – задумался председатель. – Скалы кругом, заросли...

   – Может, они в Кыысы-уот сидят? – предположила хозяйка.

   Якуты как-то разом вздрогнули. Маша тут же вклинилась с вопросом:

   – Это что такое?

   Оленеводы поморщились и отмолчались, хозяйка нехотя объяснила:

   – Пещера есть такая. Кыысы-уот – это по-вашему Девичий огонь. Была одна девушка, всё время шила, хорошо шила. Днём и ночью сидела шила. Мать её говорила – нехорошо, нельзя ночью шить, солнце обидится. Плохо будет. Девушка шитьё взяла, ушла на скалу, нашла пещеру, села там – у неё склон на юг, весь день солнце туда светит. Сидит, шьёт, шьёт, ночь наступила, она жирник зажгла, сидит. Солнце утром туда, в пещеру-то, светить стало – она окаменела. Камнем стала. Так сидит, вся белая, из белого камня, в этой пещере. Где лицо было, там камень как зеркало: солнце светит, отражается, огонь далеко видно. Поэтому Кыысы-уот. Туда ходить нельзя – солнце рассердится. Если мимо идёшь, надо внизу, у скалы, оставить подарок – что есть: конфету, курево, бусину... А в пещеру подниматься нельзя, грех.

   Ещё когда возник вопрос о загадочном Кыысы-уот, Леся, почуяв, что сейчас будет интересно, достала полевой блокнот и записывала весь рассказ, потом кое-что поправила по свежим следам, чтобы не забыть. Топонимические предания для неё были одним их любимых объектов исследования, и пропустить такое было просто невозможно.

   – Надо посмотреть, вдруг они правда там, – предложил Арсений. Мужчины с сомнением покачали головами. Охотник не отставал:

   – Они-то не знают, что туда людям нельзя. Если поместились там все пятеро, то наверняка костерок разложили и сидят, сохнут. Оленя вашего жрут...

   Последний довод поколебал оленеводов, и Арсений добил их окончательно:

   – Не хотите – я сам схожу. Я не боюсь.

   – Я тоже пойду, – председатель решительно натянул подсохшую куртку, закинул за спину ружьё.

   – Не, погодите, – вмешался Санжи. – Вам не надо ходить, вы тут начальник, если опять нападут – вам надо будет отбиваться. В разведку начальники не ходят. Давайте я схожу.

   – Ты ж в очках, – замахала руками хозяйка, – куда тебе в разведку!

   – Я дома тоже охотился, – обиделся Санжи. – И подранков не оставлял.

   – Ладно, – начальник выглянул на улицу, вернулся с биноклем, отобранным у дозорного. – Берите оптику, а то ни черта не видно будет. На рожон не лезьте – у них наверняка тоже охранение. И смотри мне, Арсенька, про....шь учёного – голову сверну!

   Но охранения у пещеры разведчики не нашли: когда они, перевалив гребень на юго-западе, подобрались к предполагаемой засидке, она была пуста. В пещерке на массивном «постаменте» из моренных булыжников и льда действительно возвышалась «каменная девушка» – глыба светлого камня, искристо блестящая на сколах. Рядом с «девушкой» совсем недавно горел костерок, в золе валялись жестяные банки из-под морской капусты и кильки в томате: видимо, бандиты где-то прихватили консервов, но особенного выбора у них не было. Впрочем, в последний раз они закусывали мясом, – шкура оленя, снятая как попало, лежала под камнями у входа в пещеру, там же горой были свалены внутренности. Полуободранная туша была разложена на брезенте в пещере, с ноги и рёбер явно второпях срезали несколько кусков мяса. Часть их зажарили тут же, на костре, по якутскому способу – насадив на палочки и составив их наклонно у огня. Остальное мясо, видимо, забрали с собой.

   Что-то заставило бандитов рискнуть – уйти из удобного и безопасного убежища, оставив почти половину мяса, добытого с таким трудом. Разведчики никого по дороге не видели, значит, скорее всего, и сами не попались на глаза противникам. Значит, бандиты должны думать, что все мужчины по-прежнему в посёлке и что у них подкрепление с хорошим дальнобойным оружием. Что же могло заставить их уйти?

   Арсений на несколько раз обошёл и обшарил пещерку, но обнаружил только, что бандиты, уходя, не забыли ничего ценного – ни оброненной спички, ни патрона, ни ножа. Уходили организованно, тщательно собрав всё. Куда ушли?

   Санжи, устав от дымного полумрака пещеры, вышел наружу:

   – Да куда ж они делись?.. Н-нохо!, – добавил он родное ругательство.

   Охотник тоже выглянул – и почти сразу услышал далёкие выстрелы.

   – Они в стойбище!

   Разведчики бросились обратно через гребень, в долину, но подниматься по склону здесь было намного труднее, чем спускаться, даже крадучись, как они пришли сюда. Выстрелы раздавались чаще, то громче, то тише – похоже, в стойбище вели ответный огонь.

   Пока мужчины бежали в гору, до них доносились и другие звуки, усиленные эхом. Раздался оглушительный треск, а вслед за ним – тяжёлый шум падения, взвился отчаянный собачий лай, перешедший в визг, щёлкающий топот оленей пронёсся куда-то к западу, с грохотом покатились камни на осыпи, им ответил дикий крик. Потом раздался грозный рёв, но что это было, они не могли сообразить. Задыхаясь, разведчики одолели очередную ложбину – и навстречу им по скользкой от дождя траве скатилась Леся. Она отчаянно махала рукой куда-то направо, на восток, и пыталась что-то сказать, но не хватало дыхания. Подбежавшие мужчины разобрали наконец:

   – Вездеход!.. Угоняют вездеход!.. По реке...