Текст книги "Два письма (СИ)"

Автор книги: Юлия Гордон-Off

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Из кабинета начальника штаба, у дверей которого я обосновалась, вышел, почёсывая затылок, пожилой седой моряк, ну, не разбираюсь я в их званиях и галунах. При седой голове, на лице ярким пятном горели рыжие любовно ухоженные роскошные усищи, а форма вроде не обтягивающая, но сидит так ладно и красиво, что совершенно не понятно, как такое может быть, что всё как надо и ни одной нигде складочки. Отдельно внимание привлекает медаль на маленькой красной колодке. Он остановился, тоже разглядывая меня своими пронзительно зелёными глазами в сетке морщинок обветренного лица. Достал из кармана маленькую трубочку, кажется такие чубуками называют, повертел в пальцах, крякнул и заговорил:

– Вот, что, дочка! Пойдём, на довольствие тебя ставить буду. У тебя вещички все здесь или ещё где зайти забрать нужно?

– Всё здесь, товарищ…

– Митричем меня можешь звать, я тебе разрешаю. А если официально, то главстаршина, моё звание, а фамилия Фомин, я здесь главный баталерный. Ну, пошли… – И мы пошли, он чуть впереди.

– Поняла, Митрич! А "баталерный", это где?

– Ну, как в армии есть старшина, он за весь тыл роты отвечает, так на флоте есть баталерные, а я в отряде по этому вопросу.

– А главстаршина – это большое звание?

– Ох-ох-хонюшки… И где же вас таких чижиков красивых только находят… Это тебе тоже учить придётся, а главстаршина – это самое большое старшинское звание, выше уже мичман будет. А с тобой вот чего решили, тебя к нам прислали, чтобы самим не возится. И ты у нас тут временно, пока присягу не примешь и основы не постигнешь. Сказали, что ты радистка хорошая, вот потом и отправим тебя к связистам в Кронштадт, а пока ты присягу не приняла, нужно тебе первую подготовку провести, это мне поручили… На старости лет, ох-хо-хонюшки… Вот… А в числе прочего, тебе нужно наши морские звания выучить и у кого какие нашивки на рукаве разбирать и знать в каком чине кто находится. А то ведь можешь в такую неприятность загреметь, и никто не посмотрит на твои глаза красивые, потому, что ты теперь не девушка, а сначала краснофлотец. Вот выйдешь в увольнение, домой зайдёшь, форму скинешь, вот тогда и вспоминай, что ты есть девушка и красавица! Это понятно говорю?

– Понятно, товарищ главстаршина…

– Да ты не куксись, ничего в этом такого страшного нет, это может только звучит непривычно для твоего гражданского слуха. Просто на флоте всё регламентировано и везде должен быть флотский порядок! Понимаешь?

– Понимаю. А у вас тут радисты есть?

– Вот, правильно, что напомнила. Есть у нас радисты, ведь мы здесь учим всех специалистов на подводные лодки, а на лодку ведь телефон не протащишь, верно? Поэтому, как и на остальных кораблях, связь по радио, вот и радисты у нас тут тоже есть. Они же не только радисты, а ещё и подводники. Немного, их всего четверо сейчас, и они здесь на общей подготовке, а радиоделом занимаются в командном училище, так, что смысла тебя с ними сводить никакого. У тебя в семье военные есть?

– Нет, папа на заводе Балтийском, а мама мелких тетёшкает…

– А тебя как же тогда во флот закинуло?

– Да, вот на радиокурсы пошла, а там самой лучшей оказалась, вот меня и записали…

– Эвона как бывает… Но, ничего, осмотришься, привыкнешь. Тебе не на корабле качаться, женщина на корабле к несчастью, а мы – моряки все жуть суеверные, на берегу связь держать дело тоже нужное…

Тем временем мы пришли в баталерку, где витал специфический запах смеси от хранящегося множества вещей. Самая маленькая фланелька на мне болталась как флаг на ветру, а тонкую шейку не украшал даже новенький гюйс, который у меня норовил стать не воротником, а наплечником. Затягивая толстый флотский ремень, чуть ногти не переломала, а вместо бескозырки мне выдали берет. В общем, в тельняшке которая мне была как платье по длине, а вырез горловины можно было смело называть декольте, если бы у меня ещё там были большие завлекательные округлости. С юбкой Митрич обещал завтра порешать, а пока велел надевать брюки, в которых я утонула, как и во всех остальных предметах туалета. В результате моё переодевание завершилось не начавшись. Немного подумав, робу Митрич мне решил не выдавать. Из того, что мне выдавалось без планов по перешиванию, оказались только берет со звёздочкой, пара самых маленьких гюйсов, это воротник у них так называют, ремень после утягивания по талии и всё.

Бельё и прочее мне предстояло ехать получать на каком-то другом складе, куда может мне будет выделена машина, если попутно поедет Митрич, а скорее всего поеду сама. Огромные белую и синюю фланельки мне предстояло перешить по своим параметрам. Вместо шинели и пары юбок были выданы отрезы шикарного чёрного сукна, тонкого и толстого с прикладом подкладки и тонкое шёлковое белое кашне. Ещё в мешочек было насыпано множество пуговиц золотистых с якорьками и просто чёрных с дырками, каких-то шнурков. С ботинками едва скандал не вышел. Самые маленькие оказались сорокового размера и при этом каждый спорил с нерушимостью и монументальностью Исаакия, никак не меньше. То есть я в них выглядела как клоун, и ноги в них болтались даже если бы я надела трое толстых шерстяных носков. Наверно для того, чтобы при взгляде на меня у любого вспыхивала жалость пополам с брезгливостью, мне непременно следовало вставить свои ножки в эти обувные чудовища. К этому слезу на щеке и полуспущенный рваный чулок, и готовая картинка юродивой сиротки с паперти. Я попыталась объяснить, что если уж они так хотят, то с юбкой нужно носить сапожки, сшитые по ноге, но никак не такие жуткие башмачищи. На что Митрич резонно заметил, что сапоги носят в армии, а на флоте сапоги не носят. В итоге осмотрел мои полуботиночки без каблучка и махнул рукой. Отдельно были выданы положенные полотенца, мыло, щётки и прочее в количестве немаленькой такой кучи. Потом сгрёб получившиеся кучи в пару наволочек и повёл меня к месту моей временной дислокации. От этих терминов, мне почему-то представился чулан с малюсеньким окошечком под высоким потолком и злой жирной крысой в углу, я уже ничего хорошего от флота не ждала. На самом деле это оказалась светлая комната с двумя кроватями и даже с возможностью пользоваться санузлом медсанчасти с душем. После дня изматывающего сидения в штабе и какой-то изнуряющей процедуры выдачи мне обмундирования, я едва заставила себя раздеться и отключилась, едва упав на кровать…

Утро встретило, какой незнакомой шебуршнёй за дверью, от этих непривычных звуков я проснулась. Осмотрелась и осознала себя, вернее, место, где нахожусь, и как я здесь оказалась. Судя по звукам, в мире уже давно жизнь бурлит, так, что разлёживаться нет смысла, всё равно поднимут. По краю сознания скользнула мысль, что в этой суете время летит, уже третий день войны и весь накрученный мной заранее ужас как-то до сих пор не нашёл реализации. Вообще, уже несколько раз слышала какие-то далёкие бабахающие звуки, но такие какие-то несерьёзные… Я была как-то наивно уверена, что едва война начнётся, все чуть ли не строем начнут по улицам ходить и даже бегать. А вместо этого ожидавшегося пафоса, я вчера с азартом ругалась с Митричем из-за ботинок. Интересно, это потому, что я и он такие неправильные и чёрствые или просто тупые? Из рассказанного Соседом, я никак не могла привязать к реальности, что уже третий день там, на границе наши бойцы гибнут, с голыми руками бросаются под танки и сходят с ума от бомбёжек и миномётных обстрелов, никак не в состоянии привязать увиденное к "малой кровью и на чужой территории". И хоть здесь за толстым кирпичным забором учебного отряда спокойно доносились звуки из другой гражданской жизни, но обещанный сегодня Митричем выход в город подсознательно меня пугал. Хотя, я теперь зверёк военный, потому моё дело телячье, как говорила бабушка: "обоссался и стой!..". Ну, ладно, хватит тянуть, всё равно вставать нужно. Распустила нераспущенные перед сном косы, голова благодарно "задышала", но я даже без зеркала знаю, что у меня на голове сейчас копна, а успеть расчесаться до туалета – это из числа глупых сказок. На всякий случай накинула платье не подвязываясь пояском, которым схватила в хвост волосы, и всунув голые ноги в безразмерные жутики – "ни шагу назад", которые величественно назвали тапочками, я двинулась к санузлу…

Ну, и не такая уж я страшная, чтобы делать такие круглые глаза и ронять какие-то железки на кафельный пол, ну, не расчесалась, и что с того? А после ночи в туалет вы сами часто расчёсанными и накрашенными ходите? Мама вон, хитрая, она сразу платок сверху на свою послесонную шевелюру повязывает, и не придерёшься, а мы дома всегда нечесаные с утра ходим, вы ещё Верочку с утра не видели, вот уж где взрыв на макаронной фабрике…

В общем, выпала я из комнатушки прямо в коридор медсанчасти, где как раз колготился свежестриженный оттопыренноухий молодняк, которому производился общий медицинский осмотр. Выплыла я вся в мыслях своих, из глубины не выныривая, в платье расхристанном и с копной нечесаной на голове в местных штиблетах-шлёпках на босу ногу. Наверно со стороны это выглядело впечатляюще, если какой-то бедняга поднос опрокинул. На грохот выглянула морячка в халате и белом колпачке, мгновенно оценив сюжет, цыкнула командирским рыком-писком, что все синие робы вытянулись в струнку вдоль стены, а мне:

– Быстро, куда там тебе надо и скрылась у себя! Ясно?!

Я даже ответить не успела, как она уже исчезла за дверью, вот умеет же, даже завидки берут. Шмыгнула до туалета, там немного пальцами прибрала свой хвост и поспешила обратно, истошно шлёпая на все окрестности спадающими с ног шлёпками. Уселась на кровать и первым делом решила расчесаться. Едва начала, как дверь после короткого стука распахнулась и вошла упомянутая командирша.

– Привет! Давай знакомиться! Нам сказали, что ты тут спишь, а будить тебя или нет, никто не знал, вот и не стали, спи, пока есть такая возможность. Меня Алёна зовут, я санинструктор здешний…

– Мета. А сколько сейчас времени?

– Так уже скоро шесть будет. Подъём уже больше часа назад был…

– Как больше часа? Это во сколько же здесь встают?

– Ха-ха-ха… Подруга! Ты ещё не поняла, что во флот попала… Здесь всё по-другому! Подъём в четыре тридцать, а отбой в двадцать два тридцать. Зато после обеда адмиральский час, все спят, кто может днём спать. Ничего, привыкнешь. Я тоже первое время обалдевшая ходила. А ты к нам в медслужбу?

– Нет, наверно. Я – радист.

– А-а-а… Жалко! Я уж порадоваться успела, что будет помощь. Но, ничего! Всё равно хорошо, что нас больше становится!

– Кого нас?

– Ну, ты не проснулась что ли? Нас – это женщин! Покажем им здесь равноправие полов!

– Так, они вроде нас на корабли не пускают, вроде, к несчастью, если женщина на борту…

– Да, слушай ты их больше! Морячки, запомни, такие балаболы! Ни одному слову не верь! А на корабль, да какая дурочка сама пойдёт?

– Но ведь флот это корабли и есть…

– Флот, это везде, где в морской форме ходят! И здесь на Васильевском острове такой-же флот, как на самом рассамом линкоре! Да! А чего ты в гражданке болтаешься? Ещё хорошо, что ты на подъём флага в платье не вылезла! У начальника тогда бы точно родимчик случился. Он нас то едва терпит и на подъём флага у нас только начальница ходит и то кривится, а она, между прочим, у нас военврач второго ранга, это можно считать, как капитан второго ранга и они почти в одном звании[9]9
  Здесь санинстуктор немного путает, военврач 2 ранга – равен майору, а кап-два подполковнику.


[Закрыть]. Вот! – В пулемётный разговор Алёнки вставить хоть слово было невозможно. Есть такой тип болтушки-хохотушки, крепенькая, сбитая такая, с ямочками на круглых щёчках и выбившимися из кос кудряшками по обеим сторонам широкого личика. По сравнению с ней, а я видела, что под халатом у неё тёмно-синяя фланелька, подпоясанная ремнём, ниже видимо юбка, её полностью скрывал халат, а на плечах явно не новый, но наглаженный гюйс-воротник. Не, знаю, как у неё с тельняшкой, халат завязан сзади, а спереди сплошной под горло.

– Мне Митрич вчера выдавал, но там что шить надо, а что просто подгонять… Сказал, сегодня будет решать. А мне же не голой ходить, вот я в своём платье и хожу…

– Митрич – мужчина правильный! Раз сказал, значит сделает. А ты вообще, как здесь очутилась? Ваши связисты все при штабах сидят…

– Так, меня из военкомата сюда отправили… Они и сами не знают, что со мной делать… Вот, Митричу вчера меня спихнули, а он сказал, что сначала меня как любого краснофлотца нужно обмундировать. А как обмундировывать, если я в самом маленьком размере два раза завернуться могу…

– Да-а-а… Дохлая ты совсем. Городская наверно.

– Так, ленинградка…

– То-то смотрю, что соплёй тебя перешибить… Ладно! Побежала я, а то начальница опять ругать будет! Иди к баталерке, туда Митрич обязательно сам придёт..

Немного даже заряженная такой словесной трескотнёй, я привела себя в порядок и вдруг осознав сильный голод и то, что я не дома и на кухню за горбушкой не заскочишь, потопала к баталерке. Смурной с утра Митрич, свежевыбритый и благоухающий тройным одеколоном, что-то бурча, писал, неудобно пристроив новенький зелёный планшет на коленке. Почему он не освободил предназначенный для письма стол, на котором навалены какие-то свёртки и мучился явно неудобной позой и приспособлениями, так и осталось для меня загадкой.

– А, явилась, спящая красавица… – Судя по ворчливой интонации, вопрос был явно провокационный.

– Товарищ главстаршина! Краснофлотец Луговых по вашему приказанию явилась! – Как мне показалось, я очень правильно и лихо откозыряла и даже заняла строевую стойку, как нам показывали на уроках физвоспитания.

– К пустой голове… Хотя… У вас и в шапке там… Где ходишь то? Время уже почти обед…

– Как обед? Товарищ главстаршина.

– Только встала что ли?

– Нет, успела себя в порядок привести.

– Вот я и говорю, спящая красавица… Ну, ладно! Собирайся, скоро пойдём, заодно и с твоей формой порешаем…

– А что собирать?

– Давай прикинем. Ткань, всю бери, приклад, это где подкладка и пуговки, я тебе в тряпице давал. Ещё бери фланельки обе и тельняшки, их ушивать нужно. У тебя только тот мешок, с которым пришла?

– Да, в него наверно не влезет всё…

– Точно не влезет. Сейчас погляжу, может чего придумаю. Ты иди пока положи, что к тебе влезет, а остальное сюда неси, а я пока пошукаю тебе торбу какую-нибудь…

По возвращении, мне выдали здоровенный мешок с лямками, куда влезло всё, в том числе и моя набитая котомка. Потом я сидела и ждала, когда Митрич закончит какие-то свои приготовления. Пока он куда-то ходил я думала о том, что какая-то у меня очень неправильная и голодная служба выходит. Надо эту тенденцию перебарывать, чтобы системой не стало. Словом, вышли мы с двумя матросами только часа через два…

Глава 8. 25-е июня. Сапоги

На улицах не было ничего необычного. Из рассказов Соседа я с таким ужасом ждала приближающейся войны, но вот уже вторник, третий день войны, но ничего не изменилось. Нет, на углу двадцать второй линии у репродуктора собралась не толпа, так, группа человек в двадцать и слушали передачу, что-то между собой обсуждая. Около пожарной части из красного кирпича у газетных тумб о чём-то спорили два старичка, похоже по прочитанному, так как указывали на какие-то части в наклеенных газетах. На каланче стоял пожарный с биноклем и были вывешены какие-то знаки на фалах мачты, а внизу трое пожарных копошились с мотором красной пожарной водовозки.

Митрич хоть и в развалочку, но шёл очень быстро, так, что со стороны наверно напоминала семенящую за хозяином собачонку, оба матроса отстав на несколько шагов переходили на рысь и снова на шаг. Митрич чуть сбавил темп и нашёл время довести до меня свои планы:

– Мы сейчас на седьмой линии у складов оставим матросов, и я отведу тебя в мастерскую, в этой артели почти всех командиров нашей базы обшивают, мне дали на тебя наряд, но может, придётся уговаривать. Там я тебя оставлю, а завтра с утра, чтобы как штык!

– Товарищ главстаршина! А можно я в булочную забегу, сайку какую-нибудь куплю?

– Так, ты, не ела что-ли?

– Я не знаю где это?

– Ты и вчера не ела?

– Вчера в обед мне дали макароны, но я не запомнила куда идти…

– Ой! Горе ты моё! И что мне с тобой делать? И так светишься, того и гляди сдует вместе с юбкой. А если тебе дать сейчас сайку есть, то надо и матросам давать, а то не по-русски как-то выйдет. – Он залез в карман, вытряхнул мелочь на ладонь, отсчитал часть и вручил мне. – Одна нога здесь, другая там, купи три сайки и догоняй!

Я помчалась, и уже в пути осознала, как же сильно я проголодалась. Булькающая в животе, выпитая утром из под крана, вода не смогла обмануть растущий организм. В булочной при внешней тишине, видимо только что закончился шумный конфликт, но к окошечку стояла только одна женщина, и я с радостью сунулась за ней.

Какая же вкусная оказалась ещё тёплая свежая сайка с ванильным запахом и горячая внутри. Матросы, хоть в отличие от меня позавтракали, но заглотили свои булки по-акульи мгновенно, наверно и не жевали даже. Это я старалась есть не спеша, тем более, что есть на ходу девочке неприлично, и я вынуждена была отщипывать кусочки и быстро совать в рот. Так, что доела, уже когда старшина увёл матросов на склад, а я осталась ждать его у распахнутой двери. Раздав задания и переговорив с каким-то флотским, Митрич повёл меня одну дальше. Я всю жизнь на Васильевском, но не подозревала, что во дворах за первой линией есть такие закутки, и я очень старалась запомнить дорогу, потому, как резонно полагала, что мне сюда ещё ходить одной, без провожатого.

За дверью обнаружилась уютная с зеркалом прихожая ателье, где-то за стенами стрекотали швейные машинки, а нам навстречу, судя по портняжному метру на плечах, вышел мастер, с которым Митрич расшаркивался со всеми положенными куртуазностями и обязательными фразами о здравствовании каких-то общих знакомых и членов семей. Наконец официальная вводная часть закончилась, и Митрич вытолкнул вперёд меня:

– Вот, Карл Генрихович, это наш новый краснофлотец и будет служить в штабе, где выглядеть должна красиво и подобающе, а у меня на складе самый маленький размер сорок четвёртый, в котором её искать потом надо. А юбок вообще нет. Вы уважьте, помогите решить вопрос с обмундированием, а флот умеет быть благодарным…

– А наряд и ткань на неё есть или из своего шить и за её счёт?

– Отрезы я выдал. Наряд выписан, но, она ведь не командный состав и не вольнонаёмная, то есть по пятой категории расценки будут, но мы что-нибудь придумаем…

– Ну, это уже наши стариковские нюансы, которыми мучить барышню мы не будем. Милая барышня! Пройдите, пожалуйста, в примерочную и раздевайтесь, будем с вас мерки брать, чтобы форму на вас построить.

– Кого строить?! Извините…

– Барышня! Никого строить не будем. Это так называется у военных моряков исстари, мундир не шьют, а строят. Вот и вам форму построим…

Я зашла в указанную дверь. Не смотря, на объяснение, от обещания строить мундир, веяло чем-то таким железобетонным… Пока я копошилась в своих мыслях и не успела начать раздеваться, после стука заглянул Митрич, и спросил, вернее попросил:

– Ты же здешняя, можешь сегодня дома переночевать, а завтра, как тебе первую часть формы подгонят, приходи в отряд, меня найдёшь… Да! И форму не надевай здесь, в отряде наденешь, а то патруль остановит, а у тебя увольнительной нет.

– Хорошо! Я всё поняла, завтра отсюда сразу к вам буду.

Потом подошёл мастер, но мной стала заниматься улыбчивая милая женщина. Из её слов я поняла, что я у них чуть ли не первая, потому, что все военнослужащие женщины сами как-то вопросы с формой решают, а шили они до сих пор только для мужчин. И она в артели единственная умеющая шить женские фасоны. А мастер пошёл звонить своему знакомому, чтобы уточнить, какие требования по форме и знакам различия для женщин.

Мне, лично это всё было совершенно фиолетово. Какие могут быть требования? И чего такого сложного, сделать как у всех? Как же я потом веселилась от своих тогдашних мыслей. Но обаятельная портниха меня сумела расшевелить, ну, кому бы не было приятно слышать её дифирамбы моей фигуре и юной грации. Хоть, я сначала немного напряглась, от того, что слово "грация" какое-то уж слишком старорежимное, но влез Сосед и объяснил, что ничего порочащего мою комсомольскую честь сказано не было. И когда мы стали обсуждать покрой юбки, от которой требовалось только быть аккуратной и не очень широкой, как сказал заглянувший мастер, мастерица быстро объяснила, что лучше и проще всего простая прямая юбка из четырёх деталей. Я не успела среагировать на её слова, а она видимо, расценила моё молчание, как недовольство и добавила, что можно в заднем шве шлицу сантиметров двенадцать сделать, чтобы ходить и садиться было удобно. Пока я пыталась сообразить что такое "шлица" и чем она радикально отличается от "штрипки", "шлёвки" или "парасольки", Сосед снова влез:

– А если сделать отрезную вставку сзади ниже уровня попы, сантиметров двадцать шириной в стороны от заднего шва, загладить в одну сторону штук пять складок, тогда и разреза как такового не будет, но и с удобством движений вопрос решится?

Мастерица не очень поняла, и они стали рисовать, я почти ничего из их выяснений не понимала, а вот портниха стала смотреть на меня с заметным уважением. Как стало ясно, ниже уровня копчика сзади посредине шириной сантиметров двадцать идут до низа юбки заглаженные складки. Это даёт возможность садиться и двигаться, но при этом не мелькать в разрезе ногами. И для нашего времени это весьма оригинальное решение. Эх, знала бы я, во что мне выльется этот портновский изыск, как чертыхалась наглаживая эти складки, которые так и норовили выпрямиться и парусить сзади. А уж как все военные дамы на них зыркали… Но чего уж там. А мастерицу очень интересовало, не стану ли я возражать, если такой элемент она станет в дальнейшем использовать в своей работе. Сосед ехидно прокомментировал: "А сильно ли её бы остановил твой отрицательный ответ? Патентная защита в СССР как-то не очень распространена…" Само собой, я не стала возражать. И это как мне кажется, радикально изменило её отношение ко мне, если раньше как к неизбежной нудной барщине, то сейчас она возилась со мной, как с любимым чадом. Мерки были сняты, и на завтра к двенадцати мне пообещали, что как минимум будут готовы: одна летняя лёгкая юбка, белая фланелька, тельняшки, может ещё, что успеют, но лучше не торопиться. Так, что тёплая чёрная суконная юбка тоже оговорённого фасона, тёплая тёмно синяя фланелька, пара тёплых тельняшек, чёрная суконная утеплённая шапка типа "кубанки" на зимнее время, а самое главное шинель, будут готовы только через неделю. При чём надо обязательно учитывать, что шинель придётся подгонять и доглаживать в моём присутствии, так, что обязательно иметь запас времени. Провожать меня вышли, кажется все пять работников артели-ателье.

Когда вышли на улицу, Сосед задумчиво поведал:

– А ты знаешь, ты очень похожа на молоденькую Софи Марсо…

– А это ещё кто? – За грубостью я попыталась скрыть своё смущение, ведь я правда в примерочной перед зеркалами в одних трусиках вертелась и совсем про Соседа забыла. Ну, а как было удержаться, если там старинные зеркала от самого пола?

– Это одна из самых красивых актрис французского кино в конце восьмидесятых, сейчас может ещё её мама даже не родилась.

– Ты, хочешь сказать, что я красивая?

– Ты очень красивая, но возможно, не во вкусе этих лет. Ты, чего это? Меня стесняешься что ли? Ты это брось! Тебя что доктора голенькую никогда не видели?

– Видели… Но всё равно…

– Знаешь, ты не в моём вкусе, вернее, возраст твой, ты для меня ребёнок совсем…

– Так. А тебе сколько?

– Не знаю. Такие анкетные данные про себя мне совершенно не доступны. Но если судить по тому, что я отслужил в армии, потом шесть лет в институте учился, потом двухгодичная ординатура, потом работал и учился в аспирантуре, и вместе с защитой диссертации хирургического стажа у меня не меньше двух десятков лет, то мне за пятьдесят получается… Так, что я скорее ближе к твоему дедушке, чем даже к твоим родителям. И как женщина, мне скорее твоя мама интересна, тем более, что мама у тебя действительно красавица и эффектная женщина, есть в кого тебе не быть дурнушкой…

– Как это, маму мою? У мамы же папа есть!

– Вот ты смешная! Это я в принципе имею ввиду! Я сейчас в твоей голове, какая мне мама или какая-другая женщина? Я сейчас не мужчина и даже не женщина, а ещё очень молодая и несмышлёная девчонка после десятилетки…

– И чего это я несмышленая?

– Ну, извини! Очень смышлёная, старая и без образования…

– Да, ну, тебя!

– Ты чего делать сейчас собираешься?

– Ну, домой пойду… Слушай, мне как-то очень стыдно, что война, а я с тобой тут рюшечки какие-то обсуждала, не хорошо это! Не комсомольское какое-то поведение…

– Ты это прекращай! Ты теперь в армии, вернее во флоте, и ни на секунду не смей забывать, что ты девушка и красивая молодая женщина, а уже потом краснофлотец!

– Это как?

– Это довольно не просто, но хочу верить, что мы справимся.

– Я как-то не очень поняла, что ты имеешь ввиду.

– Ну, давай разберёмся. В чём будет твоя главная проблема?

– Научиться военной дисциплине?

– Не ВОЕННОЙ, а ВОИНСКОЙ. Но это на самом деле сущая мелочь. Гораздо труднее будет научиться быть единой в двух лицах и без ущерба для себя и своего будущего.

– Как это в двух лицах?

– Быть одновременно краснофлотцем и девушкой, а это очень непросто. Вот ответь сначала, кто такие военные и для чего они существуют?

– Это армия и флот, они нашу страну защищают…

– Звёздочка ты наша коммунистическая! Военные – это класс людей, которых авансом обувают, одевают, кормят и содержат, выказывают всяческий почёт и уважение, чтобы, когда придёт время, они животами своими легли и защитили свой народ. И не просто народ, ведь гражданские мужчины это тоже защитники, хоть и не профессиональные, защитить они должны женщин и детей своего народа. И уже одно то, что ты вся из себя, тут рядом с ним и в форме, уже есть живой укор ему, то есть роспись, что он со своей главной задачей уже не справился, тебя не защитил, и ты сама пришла себя защищать! И как, и что бы, ты не делала, но ни один военный женщину в форме не примет как равную, потому, что ему его совесть этого не позволит, даже если он не может это сформулировать. С другой стороны не все такие совестливые и понимающие, и для них наличие рядом женщины – это призыв и провокация, требование доказать, что он главный кречет в этом курятнике. Тем более, что военные – это мужской коллектив, где все правила как в любой мальчишеской компании, где всё время нужно доказывать своё место и право. То есть ты – становишься призом и инструментом доказательства для любого местного самца. И если в обычной жизни давно сложились схемы и правила поведения и ухаживаний, то здесь ты есть краснофлотец, которому можно по уставу приказать раздеться и лечь в койку со старшим по званию. И если такой приказ отдан, то не исполнить его ты не имеешь права, ведь когда ты примешь присягу, ты поклянёшься, что готова выполнять все приказы своих командиров и начальников. А не выполнение приказа в боевой обстановке карается расстрелом…

– Но, я не хочу! Это – неправильно!

– Я не говорю, что все командиры такие мерзавцы, но среди мужчин, даже вполне приличных во всех других сферах, бытует мнение, что в вопросах отношений с женщинами и самоутверждения все средства хороши и "победителей не судят!". А главное, что в результате такого конфликта общественное мнение будет на его стороне, потому, что "если сучка не всхочет, то кобель не вскочит!" и виноват не он, а ты, которая ему дала намёки и обещания, спровоцировала, а теперь пытаешься его – бедненького шантажировать и использовать. И как бы дальше дело не повернулось, ты в любом случае проигрываешь.

– И что делать? Я же уже призвана на службу…

– Вот об этом и разговор. То есть, если ты, прежде всего девушка, а уже потом краснофлотец, то на такой приказ ты имеешь полное право как девушка его послать, и защищать свою девичью честь любыми способами. На том простом основании, что в данном случае это не приказ краснофлотцу, а попытка домогательства к девушке, и к присяге эта ситуация отношения не имеет. И если подобная ситуация возникнет, то лучше всего если ты будешь единственной, кто будет давать объяснения, и уж точно нужно очень хорошо думать, что и как говорить, вплоть до последней буквы. К примеру, если ты после при объяснении произошедшего используешь формулировку: "Капитан такой-то мне отдал приказ, но я поняла, что это домогательство…", считай, что ты статью о невыполнении приказа себе уже подписала. То есть вместо этого нужно то же самое говорить, не используя слово "приказ" и нигде, не формулируя отношения между военнослужащими, которые регламентируются уставами и приказами, к примеру: "Этот мерзавец меня грубо домогался, при этом говорил какую-то чушь, и я как девушка была вынуждена защищать свою честь…" То есть этот якобы приказ тебе, если ты в данный момент девушка приказом не является, и ты можешь поступать как с любым насильником. И называя его, не стоит упоминать его звание и должность, только насильник и мерзавец, у которого ни звания, ни должности нет, потому, что ты в данный момент не краснофлотец. То есть не "капитан третьего ранга", а "это пьяное похотливое животное" и при такой формулировке, даже самому тупому военному прокурору не останется никаких лазеек, чтобы выгородить своего, то есть мужика и командира. Потому, что при всём желании при таких формулировках наш советский КРАСНОФЛОТЕЦ не может получать приказы и трактовать что-либо как приказы, если их озвучивает "грязное вонючее животное", оно ведь не может быть командиром, это уже урон чести всех командиров красной армии или флота. И это только один из примеров. Но это, к сожалению, самая простая ситуация, и речь про дурака при звании.

– Но я не хочу!

– К сожалению, от твоего желания уже ничего не зависит. И вообще, по большому счёту, не имеет значения в форме ты или нет, то же самое может быть в больнице, в школе, на заводе или бухгалтерии. Пусть формально антураж будет другой, но суть от этого не изменится. Это и есть взрослая жизнь, где за ошибки спрашивают по всей строгости, бьют с носка и ничего не прощают, когда достаточно сказать: "Марьванна! Я больше не буду в штанишки писать!". Конечно, в жизни такой грязи не так много, но для того, чтобы прийти домой в грязи на всю жизнь хватит оступиться только в одну маленькую лужу, пусть даже это будет единственная лужа в городе. А кто-то из древних говорил: "Предупреждён – вооружён!", вот для этого я с тобой об этом разговариваю.