Текст книги "Два письма (СИ)"

Автор книги: Юлия Гордон-Off

Глава 2. Вселенец-попаданец

Со всеми этими волнениями стало как-то совершенно безразлично, что Женя на меня всё-таки смотрел, и даже не просто так, а с откровенной завистью пополам с уважением, но это меня уже не тронуло совершенно. У меня возникли дела важнее. Всю дорогу до дома Валерка несколько раз пытался выразить свои переживания, что в итоге выходило только восхищённое: «Метка! Ну, ты даёшь!», и так раз пять. Мне же было не до поддержания разговора. Я пыталась решить, что теперь делать, ведь получается, что экзамен я сдала нечестно, то есть его за меня сдали и все почести и оценки не мои, а это для комсомолки некрасиво, а для меня унизительно! И с Гостем в голове надо ситуацию прояснить…

Сначала нужно избавиться от Валерки, но это не проблема, я ведь девочка, и могу без объяснений с загадочной паузой попросить меня оставить одну, и куда он денется. Вот только надо поспешить, от нечестного душу жжёт. Скорее туда, где народа нет, не разговаривать же самой с собой вслух при людях, за дурочку блаженную примут. Надо только домой забежать, платье нарядное переодеть, ведь ради экзамена надела выпускное, перед новым годом его мне сшили, такое красивое из дорогого ярко-жёлтого в чёрный горох крепдешина с чёрным узким пояском и широкой юбкой клёш. И сумку с мамиными нарядными туфельками надо дома оставить…

Всё вышло просто замечательно, мама оказалась дома и была занята с засопливевшим братиком, поэтому только чмокнула меня в щёку и велела сбегать за молоком, даже не спросив про экзамен. За молоком, это к тёте Степаниде, у неё недалеко, на голодаевских выпасах[3]3
  1]– Для питерских или любопытных. Перед войной примерно там, где в советское время был построен кинотеатр «Прибой» находился один из трёх Василеостровских рынков, кажется, его называли «Стеклянным». Два других «Андреевский» на Большом проспекте по расположенному рядом Андреевскому собору и ещё один на Малом проспекте. К девяностым остался только Андреевский. В сороковых примерно от нынешней улицы Шевченко уже начинались Василеостровские выпасы и собственно те места, которые исстари называли «Голодай» это свободные незастроенные земли Васильевского и острова Декабристов. Если провести мысленно прямую от ковша порта через Смоленское кладбище до Малой Невы, то к западу останется почти вся территория Голодая. Хотя, питерская топонимика – это такая путаница, что разобраться сложно (я лично предпочитаю верить питерским старушкам и старикам, которые в большинстве сохраняют удивительную ясность мышления). На старых картах Голладай (Холлодай) местами указывается как остров отделённый от Васильевского Смоленкой, а иногда Холодай написан по диагонали и получается, что восточная часть двух островов Васильевская, а другая Холлодаевская. Да и по поводу названия, вроде бы у начала Смоленки (нынешняя набережная Макарова) была мыза какого-то Холладая, и во владения ему отписали земли на запад от самой мызы. Те, кто нервно оттопырит губу, типа «ежу понятно, что один остров такой, а другой своё название имеет», могут с этим мнением и проживать дальше. Ведь вместо нынешних двух островов в болотистой дельте Невы здесь было их только устойчивых больше десятка, а уж сколько намывало в половодье и смывало в другое… К слову, территория нынешнего Васильевского раза в полтора больше изначального, ведь когда начали застраивать западную часть много грунта намыли с расположенной вдоль всего западного берега «Собачьей отмели» и увеличили остров на километр, если не больше. А потом вошли во вкус и продолжают намывать и теперь грунт даже завозят, земля то дорогая… Это потом дно Большой и Малой Невы углубляли и в берега сваи били, что подняли уровень земли метра на полтора местами. В моём детстве Голодаем старики называли всю северо-западную незастроенную часть обоих островов, только был Голодай Василеостровский и Декабристский. И выходит, что он разделён Смоленкой и придумывались и другие названия для каждой части, все не помню. К семидесятым Василеостровской части Голодая уже не осталось, застройка уже вышла к улице Кораблестроителей. А остров Декабристов в честь того, что на северной оконечности Голодая на одном из наносных островков Малой Невы были в безымянной могиле закопаны снятые с виселицы зачинщики мятежа против Николая 1-го. После революции большевики старались воспеть любой мятеж, что декабристов с Пугачёвым, что Степана Разина против несчастной княжны. Вот и раскопали где-то за Смоленкой какую-то могилу с парой трупов времён Николая-Палкина, перезахоронили их на Смоленском кладбище и памятник поставили, а на месте могилы парк разбили в честь Декабристов. Но другие свидетельства упоминают один из постоянных островков севернее начала Смоленки, который местные аборигены именовали Гунаропуло (Гоноропуло), на котором и бросили в яму мешки с телами снятых с виселицы мятежников. Но вернёмся к вопросу… Стеклянный рынок был любим василеостровцами, потому, что именно здесь реализовывали самое свежее молоко, яйца, мясо, птицу и фактически прямо с грядок продавали первую зелень, молодую картошку и прочие огородные продукты с местных грядок, а из галерного ковша подвозили свой улов немногочисленные местные рыбаки. Рассказывают, что когда шла корюшка, её запахом так похожим на запах свежих огурцов пропитывалась вся округа и даже все идущие от кольца на двадцать третьей линии трамваи. Владельцы скотины пасли её сами и фактически не могли отлучаться, потому, что с них строго спрашивали, если скотина забредала на расположенное неподалёку действующее Смоленское православное кладбище или в расположения воинских частей в районе Шкиперского протока. Большинство местных животноводов были жителями остатков немногочисленного частного сектора вдоль окраин кладбища, но были и те, кто ездили сюда как на работу, а жили в застроенной части острова или даже в других районах, но имели здесь сарайчики для животины и хранения сена…


[Закрыть] сарайчик, где она корову держит. Скоро вечерняя дойка и она нальёт тёплое парное молоко от своей рыжей коровки с большими грустными глазами. А до этого смогу там по луговине погулять и с Гостем поговорить…

Толстостенный стеклянный в красивой металлической оплётке широкогорлый бидончик на два с половиной литра с хитро подпружиненной глухой крышкой, в который мы всегда покупаем молоко, привычно оттягивает руку своей плетёной ручкой. Даже не верится, что несколько лет назад он мне казался очень тяжёлым даже пустой, а дотащить его полный до дома, было почти на грани моих возможностей. И с горделивой радостью подумалось, что я уже почти взрослая, через пару недель начнутся выпускные экзамены и нас выпустят в Большую Жизнь. От этого внутри отзывается радостно и как-то жутковато, словно перед шагом в пустоту как испытала, когда прыгала с парашютной вышки. Или как на физике когда пыталась представить себе космическую бесконечность и пустоту галактики. Вроде ничего сложного, любая бесконечность начинается с первых даже не парсеков, а километров, но вот дальше накатывает жуть, когда понимаешь, что эти бесконечные миллиарды и триллионы километров или парсеков, на самом деле лишь крапинки на протяжении бесконечности космоса, в которой миллионы лет в чёрной пустоте летят лучи может уже давно погасших звёзд. Так и окончание такой уже привычной и родной школы, за годы изученной вдоль и поперёк, и вдруг выйти во взрослую жизнь, а не на каникулы до первого сентября. И на этой развилке открытой перед нами тысяче путей надо сделать выбор, не ошибиться и пойти куда нужно. "Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы"– это же надо было суметь так замечательно сказать, какой замечательный человек Николай Островский, ведь не мог же плохой так хорошо сказать!

С бабушкой прошлым летом говорили, она единственная меня поняла и пожалела. И рассказала, что в её молодости всё было гораздо проще, как время пришло, так родители девку сговорили и на красном миру да за свадебку. А там как отгуляли, через полгода уже живот на нос лезет, а там и детишки один, другой и оглянуться не успела, как из одних пелёнок в другие и уже пора своих детей женить да замуж отдавать, так жизнь и пролетела. Весь день по хозяйству и у плиты колготня, а надо ещё за огородом смотреть и всё успевать, как грибы, да ягоды пойдут надо заготовки сделать, даже веники для бани вовремя, чтобы лист крепкий был, не осыпался. Льна, крапивы да конопли начесать, чтоб полотна наткать, шерсти напрясть, одёжку-обувку пошить, починить… Да ни о каком выборе разговора нет, девку хорошо замуж пристроить, а парубку у отца да дядек ремесло или хозяйство перенять, а младшему дорога в рекруты на службу или отселяться с хозяйством, а если нет средств на своё обзаведение и служить не тянет, то в примаки. Тут у парней, хоть какой-то выбор есть. И у мужиков почитай весь год расписан, то сев, то покос, а потом и страда, в промежутках дрова заготовить, по хозяйству множество дел переделать, скотину обиходить, инвентарь и дом в порядке содержать, успеть на охоте пушнину, да дичи добыть, рыбки наловить… Если несколько вечеров за год выкроится на посиделки сходить, так считай повезло, событие, на целый год разговоров… Это ещё у нас на северах все исстари вольные, места хватает, нет особенных дрязг из-за межи, да толкотни локтями. Не были в крепости никогда, как с Великого Новогорода повелось, не то, что на юге. У нас места богатые, лесные, землицы хватает, пусть и родит она поменьше, да заботы требует больше. А там наделы чуть не веками нарезаны едва прокормить могут и, как богато чернозём не родит, у них раз в десять лет мор от голода, а по весне лебедой перебиваться считай за традицию. И какой резон за эту землю держаться, когда вся Сибирь пустая стоит, да и у нас тут места в достатке… Но хоть крепостное право уже скоро сто лет, как отменили, а люди не изменились, судьбу и всех вокруг клянут, завистью исходят, зубами скрипят, но сиднем сидят и ничего сделать не могут решиться, только собачатся меж соседями… В общем, много мне бабушка про те времена поведала…

Нет, не хотела бы я до революции жить, это же, как корову тягловую, ничего не спрашивают, а только родилась и уже тебе всё предопределено, вся твоя жизнь наперёд до могилы расписана. Нет! Не хочу! Но за это надо расплачиваться выбором, который самой делать предстоит и этим страхом, который тоже нужно преодолеть.

А чего пошла я на радиокурсы? Так папа сказал, что для выбора надо немного представлять из чего выбираешь. Сама понимаю, что каша у меня в голове, да у кого в конце школы не так, только у тех, кто какую-то мечту с детства вынашивает и к ней одной стремится. Да и у таких тоже проблемы бывают. Вон Валерка об авиации с начальной школы мечтал, а на приписной комиссии в военкомате вдруг узнал, что в лётчики его медкомиссия не пропустит. Он почти полгода как мешком стукнутый ходил. Вроде совершенно здоровый парень, но зрение у него оказалось не отличное, как требуют с лётчиков, так ещё какой-то астигматизм и чего-то с цветами. Теперь он хочет авиационным техником стать или стрелком радистом летать, чтобы хоть так в небо или хоть рядом быть. Он молодец, и мечта у него уже столько лет, а я хочу сразу всё, и ничего нет такого, чтобы ради этого хоть головой об асфальт. Меня обошло желание стать артисткой, врачом или учительницей, хотя, если судить по моим подружкам этим переболела каждая. Из моих одноклассниц только одна точно определилась, что будет поступать в консерваторию, удивительнее было бы, если бы она выбрала другое, если папа дирижёр, а мама на скрипке играет в том же оркестре, а Веронику без скрипки и припомнить не получится.

А вот теперь у меня какой-то голос в голове появился, и экзамен за меня с блеском сдал. Мелькнувшая было мысль, о сумасшествии мгновенно отброшена, как глупая, может если бы я тогда слышала про шизофрению или то, что одним из главных симптомов психических заболеваний как раз и является абсолютная уверенность больных в своём психическом здоровье, как мне потом Гость рассказал, я бы пошла к врачу. И вообще, такое эффектное появление моего Гостя, и его реальная помощь при сдаче экзамена, легко и органично наложились на мой душевный раздрай выпускного класса, и истовое желание ЭТОМУ Женечке ПОКАЗАТЬ. Чего ПОКАЗАТЬ и ЗАЧЕМ не скажу, но желание было сильное. Показала, и где теперь этот Женечка? И плевать на него три раза…

Теперь вышла в сторону от пасущихся на первой весенней травке коров, нескольких коз и барашков. В тиши и безлюдье решила пообщаться с моим Гостем. Попробовать разобраться, точки и тире над всеми буквами расставить, при этом я говорю в голос, а его ответы звучат только у меня в голове. И пока не начала, молчал ведь как партизан, только иногда вроде смешков слышала, ну, там правда, смешно дядька у телеги раскорячился, стал мешок с картошкой грузить, а картошка из дыры сыпанула, он часть её коленками прижал и мешок к животу притиснул, лошадь переступать начала, он на неё и жену кричит ругается, сам с мешком пошевелиться не может, смешно вышло. Ну вот, вокруг никого нет:

– Ещё раз, здравствуйте! Здесь мы можем спокойно поговорить…

– Давай попробуем.

– Как вас называть, а то даже не знаю, как обращаться.

– Я не знаю, как меня зовут. Может, я попробую рассказать, как я понимаю происходящее, так, мне кажется, будет немного удобнее.

– Можно попробовать…

– Я правда тоже не знаю как обращаться, слышал несколько раз "Мета", если я правильно понял, но об этом сама после расскажешь… Да! Очень прошу не ВЫКАТЬ, мы теперь почти как близкие соседи или родственники. Начну с того, что я не могу чётко сказать, кто я и как меня зовут, но примерно с месяц или два назад я стал воспринимать почти всё, что видишь, слышишь и чувствуешь ты. Помнишь, ты сильно ударилась коленкой, вот эта боль меня словно разбудила. Я чувствовал боль и все остальные ощущения, ведь до этого я был уверен, что всё мне снится, и относился как ко сну, хотя и видел тогда какие-то отрывки, слышал тоже не всегда, а часто либо слышал, либо видел, ещё какие-то ощущения были, запахов много, мёрз вместе с тобой пару раз… И у меня стали закрадываться сомнения, что сон как-то затянулся и всё вокруг слишком реальное и вещественное, если можно так сказать. Да и боль от ушиба ноги во сне вроде чувствовать не принято, ведь для проверки просят их ущипнуть, чтобы проснуться. Я попытался понять, что происходит. Самое трудное было понять, что я это не ты, когда ты пыталась с каким-то мальчишкой в оркестре целоваться, меня чуть не вырвало, а ты очень хотела попробовать, тебе было любопытно и никакого отвращения, потом, когда нас чуть не вырвало, ты заплакала и убежала. То есть если бы я был тобой, то почему бы мне было с мальчиком не поцеловаться? Когда стал об этом думать, понял, что я, скорее всего не девочка, как ты, а значит, мы с тобой не одно и то же! И как я не напрягался вспомнить или понять "Кто я такой?" ничего не выходит. Я очень старался, но ничего кроме отдельных картинок, которые я не всегда знаю, как связать между собой, про себя сказать не могу. Хотя, временами вспоминаются целые куски, и я что-то делаю, людей вокруг вижу и слышу, но не их обращение ко мне, то есть они обращаются, но осознать это я не могу. Когда ходили по городу я знаю совсем другой Ленинград. Весь Васильевский застроен совсем другими домами, которых сейчас нет, на углу Седьмой линии и Среднего нет выхода станции метро. То есть, я хорошо знаю район и город, но в моей памяти он совсем другой. Не говоря про то, что было дико увидеть телеги и повозки, которые ездят по улицам рядом с машинами и машины другие, а такие я видел в кино и на фотографиях. Да и дворников с бляхами в моей той жизни не было. В какой-то миг я понял, что я из будущего, что родился уже при Брежневе…

– А Брежнев это кто?!

– Это генеральный секретарь после Сталина и Хрущёва. Не перебивай, пожалуйста. Я так понял, что сейчас тридцатые годы. В общем, с момента, как я стал стараться осознать себя и вспомнить, мне стало многое вспоминаться, Это как лавина или поток, который плотину прорвал, с каждой минутой всё больше. Может, и про себя вспомню. То, что ты много слушала морзянку, у меня вызвало целый поток воспоминаний о службе в армии. Вспомнил, что я служил, был в Полтавской учебке, в первой роте специалистов радиостанций большой мощности. И нашим первым батальоном "стукачей" – радистов командовал майор Счастный с вечно кривой ухмылкой на лице. Расположение роты было на первом этаже Красных казарм почти в центре Полтавы. Куча мелочей вспоминается, сам, я не выбираю, оно всплывает, проявляется в памяти. Мы очень гордились, что мы радисты, а не "кишкомоты" – линейщики как во втором батальоне. Даже песня строевая помнится (Кстати, если всё он говорил у меня в голове, то песню напевал моим голосом, то есть я пела, он поначалу попробовал в голове, но там даже читать речитативом не получилось, видимо мысли не словами передаются. Может поэтому я не могу с ним общаться и должна вслух говорить. Напевала и сама себя слушала, интересные ощущения. А песня мне понравилась, необычная такая.):

 
Над Полтавою,
Покрытой славою,
Улетает морзянка в эфир.
Фразы чёткие,
Как миг короткие,
Расскажите о нас на весь мир.
Честь Полтавского
Честь учебного
Высоко мы в войсках пронесём.
Свою Полтавскую,
Свою учебную,
Мы никогда не подведём!
 

– Не шедевр конечно, но чего уж к строевой песне – оралке придираться… После учебки попал на «Газон» – узел связи штаба Забайкальского округа, где работал в сетях верховного командования. Вскоре сдал на второй, и почти сразу на первый класс радиотелеграфиста и получал уже не двенадцать рублей в месяц и тем более не три восемьдесят, как первые месяцы в учебке, а плюс ещё пять рублей к двенадцати за классность, чем очень гордился. А на дембель ушёл «Мастером», то есть на дембельской парадке значок классности с буквой "М" был заслуженный, а не прицепленный ради красоты, как у большинства. Военно-спортивный комплекс мы не сдавали, не до того, когда в две смены постоянно на дежурства заступаешь, а «Отличников» наши командиры как-то не жаловали, так, что домой ехал с комсомольским значком и классностью на отутюженном ПэШа, без всяких петушиных аксельбантных изысков традиционных для всех дембелей. Из всех дембельских штучек были только дипломат, альбом и сапоги. И не дурацкой гармошкой на трёх каблуках, не могу этого счастья понять, своего роста вполне хватало, а был у нас умелец, он из кирзачей делал на вид хромовые, утюгом как-то заглаживал и до дома их можно было не чистить, достаточно бархоткой обмахнуть. И голенище ушивал «бутылочкой» точно по икрам. Патруль, помню, уже в аэропорту остановил, и долго искали к чему придраться, а у меня всё в пределах устава, очень они расстроились…

Потом учился в первом ленинградском мединституте и ординатуре, стал работать сосудистым хирургом. Ещё подрабатывал на скорой помощи ещё со студенческих лет, потому, что зарплаты на прокормить семью не хватало. Да и не платили её, задерживали до полугода, а к тому времени, как выдадут, на эти деньги даже хлеба уже было толком не купить. А на скорой задерживать опасались, народ там решительнее, могут и забастовать и дороги перекрыть… Но это уже когда Союз развалился… А у вас сейчас какая точно дата?

– Сегодня четырнадцатое мая сорок первого года, среда с утра…

– Ну, да, а чего я ждал, классика, попал…

– Что классика?

– Да у нас такой жанр фантастики появился, про то, как из нашего времени люди попадают в прошлое и его всячески исправляют и больше всего любят именно сорок первый год, слишком жестокая была катастрофа при нападении Германии на Советский Союз…

– Война значит…

– Ты же знаешь про международное положение, и во всех газетах про пакт о ненападении пишут. В книжках они письма пишут или на приём к Сталину и Берии бегут и советы им дают…

– Ну, значит надо и нам писать!

– Написать я не против, вот только думать нужно очень хорошо.

– А чего думать? Написать, как будет, чтобы ошибок поменьше было!

– Во-первых, есть теория, что попадают не в прошлое, ведь в прошлом ничего изменить нельзя, парадокс времени, а попадают в параллельную вселенную, просто очень похожую на нашу или даже не параллельную вселенную, а материализованную вероятность, которая может быть похожа, но не абсолютно, то есть могут быть серьёзные отклонения. Вот напишем мы, что Гитлер нападёт как у нас двадцать второго июня, а он ведь и у нас собирался напасть и восьмого и пятнадцатого и в конце мая, нападёт раньше и какая вера будет нашему письму? Во-вторых, если сумеем уберечь от одних ошибок, то уж поверь, дурак сделавший одну ошибку, если ему помешать непременно сделает другую ещё хуже, как ты у него над душой не стой. Поэтому нужно очень хорошо подумать, что и как писать. В-третьих, я ведь не историк и не профессиональный военный, то есть автомат в руках держал и стрелял из него, но сделать его чертёж при всём желании не смогу. Или я знаю, что после войны открыли и стали переходить с ламп на полупроводники, чем выиграли качество и цену аппаратуры, но кроме названия ничего не могу сказать, не интересовался этим. Даже в моей медицине основное в хирургии это умения рук и личный опыт, а как его передать, да и нет ещё сосудистой хирургии, а в ней и шовный материал специальный лучше использовать и иглы, а ещё и микроскопы. А если к сердцу подступаться, то нужен АИК, это аппарат искусственного кровообращения. Инструменты можно сделать, но вот, к примеру, обеспечить безопасный наркоз часов на десять, пока операция идёт, не думаю, что это сейчас реально. Впрочем, на сегодняшнем уровне я наверно бы и торакальную и абдоминальную хирургию потянул, приходилось оперировать, вот только кто же мне или тебе даст. Хотя, есть у меня некоторые мысли по медицине, как спасти больше ран-больных, как сейчас пациентов называют. В-четвёртых, что ты на месте Сталина бы сделала, если бы получила такое письмо и узнала, что есть человек с памятью из будущего?!

– Ну, не знаю, постаралась бы хорошенько расспросить…

– Я думаю, что тут не расспросы будут, а допросы и ещё неизвестно, как повернётся информация, даже если полностью подтвердится её правильность. Ведь, сколько народу думало, к войне готовилось, и все одинаково говорили, у всех опыт, звания, доводы, аргументы, а против только мы с тобой, так кого легче с доски смахнуть, и кто из-за нас захочет виноватым стать? Знаешь, чем выше начальник, тем труднее ему признавать свои ошибки, так, что я за нашу жизнь не дам много, если про нас узнают. Хотя, скорее засунут нас, если и не в камеру, но небо мы увидим только в клеточку, хочешь всю оставшуюся жизнь под замком провести?

– И что делать? Мы же должны предупредить! Даже если нас после в тюрьму посадят!

– Я не против, предупредить и написать, только, кроме того, что нужно очень хорошо подумать над текстом, надо ещё подумать и над тем, как это письмо передать. А мы с тобой будем воевать, как настоящей комсомолке и положено, так тебя устроит? Тем более, что первый шаг уже сделан и на заметку тебя в военкомате должны поставить, тебе же сказали…

– Я об этом тоже хотела поговорить… Понимаешь, это нечестно получилось! Нельзя мне было соглашаться, чтобы ты за меня экзамен сдавал!..[4]4
  На самом деле в нашем аморальном и безбожном двадцать первом веке действительно не понять людей тридцатых или сороковых годов. В те годы честность, это не просто возможность избежать быть пойманным на лжи судебными крючкотворами, это качественно другое понятие и состояние. Вас никогда не удивлял вопрос: «А зачем собственно нужно было старательно выбивать заговорщикам и троцкистам зубы, чтобы они подписали показания правдивые или не очень?» Уже наше поколение беззастенчиво подделывало подписи в дневниках. И мы уже не понимаем, что мешало следователям подписаться за обвиняемого? Но никому такое в сороковых в голову не приходило. А ещё существовавшая тогда местами практика для неграмотных, когда они вместо подписи крестики ставили, тут вообще раздолье, даже напрягаться не нужно, крестики-нолики рисуй и будет вам счастье! Но никому в те годы ТАКОЕ в голову прийти не может, и на человека способного подделать чужую подпись будут смотреть как на уличённого в копрофагии и некрофилии скотоложца. То есть ЧЕЛОВЕКУ такое в голову прийти не должно! Ведь подпись или даже неграмотный крестик – это эквивалент утверждения перед Богом с крестоосенением и крестоцелованием, то есть эта подпись или крестик Богом утверждены и заверены, и кто против таких сущностей пойдёт? Сколько бы не было придурков из воинствующих безбожников и разрушенных церквей. Глубоко православная сущность народа никуда не делась, для многих Ленин и Сталин заместили далёкое божественное начало, пусть не буквально, но даже частичного достаточно. Так, что для Меты факт её лжи и подлога – это очень серьёзно! Да! А ведь клятва на Библии в суде – это из той же моральной парадигмы, над которой сейчас малолетнее большинство весело гогочет, что верят ведь придурки, что, положив руку на Библию врать не возможно. Вот только по мне, человек не способный врать с рукой на Библии больше человек, чем способный солгать.


[Закрыть]

– Знаешь, если бы ты вообще не могла в эфире работать, я бы и не взялся за тебя что-то сдавать. А так, можешь расценивать свою оценку как аванс, ведь с практикой нарабатываются навыки и скорость растёт. Я ведь должен учитывать, что могу также внезапно исчезнуть, как появился, и если бы ты не умела совсем, то это было бы катастрофой и большими проблемами для тебя, так, что я не сдавал за тебя, а просто чуть-чуть тебе помог. Если хочешь, сделай дома тренажёр телеграфного ключа и за пару недель скорость твоей передачи устойчиво будет если не под сотню, то знаков восемьдесят с гарантией. Я ведь с ключа во время службы не работал совсем, у нас датчики электронные стояли, на которых клавиатура, как на печатной машинке, вот там качество передачи такое, что можно спокойно работать в эфире на скорости двадцать пять-тридцать групп в минуту, а в группе пять знаков, и без риска сорвать руку, о чём вам много раз говорили. К слову, то, что у вас на экзамене морячки говорили, что они работали на скорости в сто пятьдесят знаков, это враньё, максимум вытянули сто тридцать. Не может человек с обычного ключа долго лупить на бОльшей скорости. Я на скорости двадцать четыре группы в минуту полтора года в сети сидел, поверь, я на слух узнаю. А ключи у нас стояли, на самый крайний случай и были скорее развлечением со скуки, чем необходимостью. Но основы работы на ключе нам на одном занятии показали и больше к этой теме не возвращались, я сам ради интереса научился, два дня его только регулировал, пока не сделал как надо, чтобы и зазор маленький и его уже рука чувствовала. А главное, ведь от тебя самой зависит, чем тебе заниматься, радисты нужны много где, на корабль тебя не возьмут, но и на узле штаба сидеть не обязательно. А везде, кроме корабля и узла связи твоя подготовка вполне достаточная. Ты же хочешь Родину защищать? Вот и считай, что благодаря этому авансу ты уже первый шаг на этом пути сделала! Жалко, что сейчас уже никак не успеть, было бы хотя бы года три-четыре, успели бы по ускоренному выпуску мединститут закончить и стольким раненым смогли бы помочь. Поверь, с моим клиническим опытом и знаниями, от нас реально было бы очень много пользы. Ведь даже сегодняшним тонким шёлком можно некоторые вещи с сосудами делать. А сегодняшние хирурги сосудов как огня боятся, только прошить и перевязать, если повреждение. Но сейчас даже если в фельдшерское училище пойти, только санитаркой на фронт попадёшь, а в операционную нас никто близко не подпустит. Тут страховка многократная! Это если докажешь, что машину можешь водить, тебя при нужде за руль посадят и ехать разрешат, а вот в медицине только если можешь свои знания документами подтвердить, а документы нам взять не откуда и экстерном в медучилищах, не говоря про мединституты, не учат. Так, что даже если ты на глазах изумлённой публики удачно пересадку сердца сделаешь, тебе для получения диплома придётся все положенные годы отсидеть и все экзамены и зачёты сдать. Здесь консерватизм на страже жизни и здоровья стоит, и никто не станет рисковать. Кстати, когда ты на Ворошиловского стрелка сдавала, я винтовку в руках не держал, но стрелять мне приходилось и научить тебя не так провально этот норматив отработать могу. А ещё могу поделиться знаниями и умениями по вождению машины и мотоцикла. Есть, конечно, разница между дубовой коробкой полуторки и автоматом моей Тойоты, но не криминал, ведь учился я на соседском четырёхсотом Москвиче, который в девичестве был Опель-Кадетом. А с мотоциклом тем более проблем не вижу, водил Восход и Днепр с коляской. Конечно, надо твой цыплячий вес учитывать, но придумаем что-нибудь… Согласна?

– Ты думаешь, что я не сильно соврала?

– Я не думаю! Я знаю!

– А что такое "автомат тойоты"? Я про такое не слышала никогда.

– Это автоматическая коробка передач, сейчас такую почти не делают, по крайней мере широко, насколько я знаю. А Тойота – это японская автомобильная фирма, сейчас они пока ещё только швейные машинки и велосипеды выпускают и кажется называются не Тойота, а Тойода. Читал, что глава семьи, когда его сын после войны захотел автомобили делать, не разрешил ему в таком несерьёзном деле, как бензиновые тарахтелки использовать и дискредитировать имя солидной семьи. Сыну пришлось изменить букву, чтобы дистанцировать семью от такого грязного плебейства. Смешно то, что через много лет Тойота стала самым крупным в мире производителем автомобилей и о ней знают даже дети, а про велосипеды и швейные машинки Тойода в моём времени едва ли кто знает, и даже если знают, то упоминают как самое начало Великой и Ужасной ТОЙОТЫ…

– Бог с ними, с японцами, это получается, что до войны немного больше месяца?

– Ну, да, ваш школьный выпуск как раз ночь после выпускного бала гулял, а утром узнали, что война началась. Повезло ещё тем, кто был не на западных границах, что узнали о ней по радио из речи Молотова, а не от немецких бомб, которые на головы сыпались.

– А Ленинград тоже бомбили?

– В первый день вроде не смогли, потому, что на пути встала зенитная артиллерия Кронштадта и флота, и истребители были заранее подняты по тревоге и успели отразить налёт. А вот Киев, Минск и другие города вдоль всей западной границы бомбили, здесь целью был даже не прямой ущерб, а деморализовать население…

– А если напишем, это удастся предотвратить?

– Если нам поверят, то наверно вред нанесённый в первые дни можно сократить.

– Тогда пойдём писать скорее!

– Сначала надо найти, кто наши письма будет в других городах в ящики почтовые кидать.

– Зачем в других городах, мы и здесь можем…

– Здесь нельзя, думаешь в НКВД дураки сидят? И самим ехать нельзя, это тоже будут проверять. Желательно, чтобы кто-то не очень близкий, но при этом надёжный эти письма опустил в той же Москве, и в людном месте, где нельзя было бы установить, что письма опускал мужчина сорока лет одетый ТАК и с ТАКИМ лицом, а потом пошёл туда, а пришёл оттуда… Детективы читала? Вот и вспоминай…

– А почему в Москве?

– Потому, что в деревне Пендюкино один почтовый ящик и запомнить чужого с письмами никаких проблем, а ещё в эту деревню всего пара способов попасть. А в Москве людей миллионы, в каждый ящик бросают сотни писем, попробуй с уверенностью найди, кто именно эти письма бросил…

– А почему ты говоришь письма, а не письмо?

– Письма, потому, что писать придётся много, а такой пакет слишком приметен, лучше растолкать всё в несколько самых обычных конвертов. И конверты желательно самые обычные, лучше не новые, чтобы улик лишних не было…

– У нас в соседнем доме тётя Маша живёт, она проводником работает…

– Давай к ней сходим, ты её хорошо знаешь?

– Откуда? Но я её дочку знаю, она на год младше учится…

– Вот пойдём и поговорим с этой дочкой… Только сначала наверно лучше написать, хотя можно и поговорить…

– Тогда сейчас пойду за молоком, а потом Соню дочку тёти Маши найдём…