Текст книги "Жена Кукловода (СИ)"
Автор книги: Юлия Данцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Оставив верхнюю одежду в гардеробной, они поднялись по мраморной лестнице и оказались в большой, ярко освещенной зале с наборным паркетом, светло-желтыми стенами и золочеными светильниками, ярко сияющей хрустальной люстрой.
Людмила ощущала себя Золушкой на королевском балу. Мужчины в смокингах и строгих костюмах, дамы в изящных вечерних платьях в пол, блистающие драгоценностями. На невысоком подиуме играл струнный квартет, вальсы, мазурки и полонезы наполняли зал.
Вдоль стен были расставлены обтянутые белым атласом венские стулья с позолоченными спинками, в толпе сновали юркие вышколенные официанты, разнося шампанское и легкие закуски.
Постепенно она присматривалась к публике, начиная подмечать отдельные детали. Мужчины, в основном старше тридцати, как один носили на левой руке такие же кольца, как у ее мужа. Некоторые, помоложе и в кожаных брюках и жилетах, с ошейниками в шипах, заклепках и кольцах. К кольцу одного была пристегнута цепочка, которую держала в руках дама лет сорока, строгая и надменная.
К ним иногда подходили другие пары, мужчины представлялись Руслану, они обменивались вежливыми рукопожатиями, а их спутницы сдержанно, не без интереса разглядывали Людмилу. Она отметила, что на многих из них такие же колье, как у нее.
На некоторых девушках, полураздетых, были простые кожаные ошейники, они стояли безучастно у стен, заведя руки за спину, опустив глаза, словно ожидая какого-то сигнала.
Среди толпы они заметили Шталя в сопровождении Евы. Людмила впервые видела обоих такими: доктор, как всегда невозмутимый, в строгом черном смокинге и бабочке и его спутница в изумрудного цвета платье, оставлявшем обнаженным одно плечо, с высокой затейливой прической и с неизменным колье на шее. Доктор приветливо улыбнулся им, его спутница, быстро взглянула на Людмилу и опустила глаза. А Людмилу окатило холодом от воспоминания о давно забытом сне. « Иди сюда, не бойся, – зашептал вкрадчивый голос старика в высокой шляпе». Она крепче сжала руку мужа.
Руслан подал ей бокал с шампанским, подозвал официанта с подносом, заполненным тарталетками, но Людмила отказалась. Отпила из бокала, прохладное вино приятно защекотало пересохшее горло.
Вдруг музыка смолкла, музыканты покинули сцену, на подиум поднялся Шталь тоже с бокалом шампанского в руке, произнес поздравительную речь, Когда он закончил, собрание сдержанно зааплодировало. Доктор спустился с подиума, нашел глазами Руслана и начал неспешно продвигаться через толпу к нему, попутно здороваясь с кем-то, пожимая руки. Наконец, он подошел и, улыбаясь, произнес:
– Рад, очень рад. Надеюсь, вам нравится наш скромный праздник. Скоро начнется самое интересное.
Потом бросил взгляд в сторону Людмилы, задержавшись на ее колье, улыбнулся и сказал:
– Ты великолепно выглядишь. И просто отлично, что не забыла про мой подарок. Это важно, поверь.
Людмила недоуменно посмотрела на доктора, а сердце защемило от странного предчувствия.
Шталь лукаво усмехнулся, взял ее под локоть и, склонившись к самому уху, тихо сказал:
– Это украшение означает, что ты – сабмиссив, медальон на нем с гравировкой, что несвободна. Как обручальное кольцо. Металлический ошейник без гравировки и медальона носят сабмиссивы в поиске доминанта. Дамы, у которых кольцо, как у твоего мужа на левой руке, позиционируют себя доминами. Некоторые из них в сопровождении своих сабов. А те девушки и несколько молодых людей, на которых простые кожаные ошейники – доступны для каждого в этом зале. Я сам придумал такие знаки отличия. Это очень удобно. Появившись вообще без какого-либо опознавательного знака, можно спровоцировать различные неудобные ситуации.
Людмила нервно сглотнула.
– Сейчас начнется шоу, и вы все увидите. Приятного вечера.
И доктор с Евой растворились в толпе.
Публика постепенно сосредоточилась у подиума, видимо ожидая начала обещанного Шталем шоу.
Снова заиграла музыка, какая-то эротичная, тягучая мелодия с неровным ритмом. На сцену двое мужчин в черных полумасках вытолкнули девушку, почти обнаженную, в одних стрингах, в простом кожаном ошейнике. На ее собранных в хвост волосах было закреплено нечто, напоминающее фату невесты, только алого цвета.
Девушка опустилась на колени, завела руки за спину, и один из мужчин в маске защелкнул на ее запястьях наручники, грубо одним движением сорвал с нее стринги, потом, обращаясь к публике, произнес:
– Прошу, господа, не стесняйтесь! Невеста готова к своей первой брачной ночи!
Сразу несколько мужчин поднялись на подиум, один мял ее грудь, прищипывая соски, другой шлепал ладонью пониже спины, третий взял в руки плеть-флоггер…
Она прижалась лицом к плечу Руслана и тихо сказала:
– Давай уйдем?
Он склонился к ней, легко коснулся губами виска и ответил, как ей показалось не без сожаления:
– Ты точно этого хочешь?
Людмила вдруг испугалась, что он откажется уйти.
– Мне нехорошо. Все это… Слишком для меня.
– Ладно, – вздохнул Руслан. – Нужно только найти Шталя.
Градус веселья и безумного возбуждения среди публики повышался, в зале образовались группы, в центре которых оказывались те самые девушки, в простых кожаных ошейниках, и рождественский бал плавно перерастал в групповую оргию. Людмила смущалась и сильнее стискивала руку Руслана. Он обнял ее за плечи и они стали пробираться к дальнему концу комнаты, где на обитом атласом диванчике расположился Шталь. У его ног на бархатной подушке на коленях сидела Ева, уже сменившая свое роскошное платье на короткую плиссированную юбочку и черный с кружевом корсет. Доктор беседовал с каким-то седовласым господином, которого окружали сразу несколько полураздетых девушек в ошейниках. Одна из них стояла перед ним на четвереньках, господин устроил свои ноги на ее спине, будто на скамеечке. Еще две стояли рядом, сложив руки за спиной, покорно ожидая его приказов.
Руслан, все так же сжимая руку жены, подошел ближе и сказал, обращаясь к доктору:
– Простите, что прерываю вашу беседу. Мы хотели поблагодарить за приглашение и откланяться.
– Так рано? – удивился Шталь.
Но посмотрев на смущенное, растерянное лицо Людмилы, усмехнулся:
– Вы немного шокированы. Я понимаю. Но так и не попробовать главного блюда?
Он лукаво посмотрел на Руслана, бросившего мельком взгляд на девушку у ног его собеседника.
Руслан вежливо ответил:
– Простите. Супружеская верность для нас обоих – жесткий предел.
Шталь промолчал, по его губам скользнула странная улыбка, а в груди у Людмилы больно защемило.
– Пределы партнеров – святое, – сказал Шталь и протянул Руслану руку для прощания.
Они ехали в такси домой, оба взведенные до боли в натянутых нервах. Захлопнув входную дверь, Руслан почти сорвал с нее шубу, небрежно отбросил ее на пол, рванул молнию на платье, жадно до боли обхватил ладонями грудь, впился в губы, в шею жесткими поцелуями. Людмила тоже задыхалась от возбуждения и с жаром отдалась нетерпеливым ласкам мужа. Но тут Руслан положил ей руки на плечи и надавил, заставляя опуститься на колени. Она поняла, чего он хочет, и испугалась. Раньше Руслан никогда не просил у нее такой ласки, а сама она даже не думала проявить инициативу. Сглотнула комок в горле и посмотрела снизу вверх на него. Руслан расстегнул ремень и молнию брюк, потом поднял ее лицо за подбородок, тяжело дыша, едва сдерживаясь, и хрипло отрывисто спросил:
– Ты уверена? Хочешь этого?
Она не была уверена. Но Руслан провел пальцем по ее нижней губе, заставляя открыть рот, а другую руку положил на затылок и запустил пальцы в волосы…
…По лицу текли слезы, Руслан поднял ее с колен, поцеловал в губы, нежно провел ладонью по лицу.
– Спасибо, спасибо, – шептал он между поцелуями.
А Людмила не знала, что именно чувствовала в тот момент – радость, от того, что доставила мужу удовольствие таким способом, стыд или унижение от того, что он заставил ее сделать это. Тем более, что они были дома, не в студии. И он был ее Русланом, а не пугающим властным незнакомцем, не Кукловодом.
Она закрылась в ванной и долго стояла под душем. Слезы текли по щекам и растворялись в теплых струях воды, но ощущение чистоты не приходило.
Прошла на кухню, поставила чайник. Руслан вошел и обнял ее сзади, прижимая к себе. Она отстранила его руки.
– Обещай мне больше никогда так не поступать.
Ее голос дрогнул.
Руслан развернул ее за плечи, взял лицо в ладони, она снова вырвалась из его рук.
– Ты же хотела…
– Разве я сказала что хочу? Ты даже не дождался моего ответа. Заставил меня…
Снова из глаз потекли слезы…
Руслан обнял ее, прижал к груди. Вырываться сил не было, просто хотелось выплакаться.
– Не смей больше, – всхлипнула, но собралась и продолжила. – Тут. Дома. Я не Эль, а ты не Кукловод. И я не хочу больше на эти собрания. То, что они делают... Это мерзко.
– Успокойся. Я виноват. Прости. Не сдержался. Не хочешь – больше не пойдем. Обещаю.
Руслан гладил ее по волосам, по спине, шептал на ухо. Шепот перешел в поцелуи, поглаживания в ласки. И опять все закончилось в постели. Засыпая, она подумала, что слишком легко простила Руслана, и не нужно позволять Игре проникать в повседневную жизнь.
Следующий день она провела в сладкой праздности. Руслан, чувствуя свою вину, окружил ее нежной заботой – приготовил сам завтрак, сварил кофе и принес все это на подносе. Особенно трогательным был цветок герани в стакане с водой. Герань росла в кухне на подоконнике, посаженная по совету мамы Руслана. «Хорошо лечит отиты», – сказала Мария Ивановна, вручая Людмиле горшок с цветком.
Они провалялись почти весь день в постели: смотрели фильмы, Людмила читала вслух последнюю купленную ею книжку. Даже вместо обеда заказали суши. Такое Людмила не позволяла себе со студенческих времен. И все эти занятия прерывались поцелуями, прикосновениями, сексом, нежным, ласковым. «Ванильным», как сказал Руслан, почему-то с оттенком пренебрежения.
А вечером Руслан, серьезный, собранный, усадил ее на диван, сел рядом и сказал:
– Нам нужно все обсудить. Четко обозначить правила и пределы. Чтобы больше не повторять ошибок. Хочу, чтобы все было правильно. Согласна?
Людмила кивнула. Этот разговор был необходим. Она уже была совсем не уверена, что хочет продолжать. Но понимала, как этого жаждет Руслан. Ей просто было нужно, чтобы он уговорил ее, рассеял ее сомнения.
– То, что случилось вчера, больше не повторится.
Руслан сжал ее руку.
– Дома между нами ничего не изменится. Чистая ваниль. Обещаю.
– Я люблю ваниль, – улыбнулась Людмила.
– А я острое и с перчиком. Хотя сладкое тоже иногда бывает приятным.
Он провел кончиками пальцев по ее щеке, по губам. Потянулся к ней, чтобы поцеловать.
Людмила отстранилась.
– Так мы опять не поговорим. Это не все мои условия!
– Хорошо. Твои пределы – святое для меня.
Фраза прозвучала немного фальшиво и наигранно. Руслан в точности повторил слова Шталя.
«Прилежный ученик», – усмехнулась про себя Людмила.
– Мы не будем больше играть в салоне Шталя.
Руслан удивленно посмотрел на нее.
– Но доктор только будет рад…
– Я не хочу, – твердо ответила Людмила. – Я обязана объяснять?
– Конечно нет. – Руслан вздохнул, – значит, я договорюсь со Шталем, и мы снимем студию. Когда назначим день для Игр? Я предлагаю вечер пятницы. Чтобы возвращаться домой в субботу. Так мы сможем не ущемлять Антошку в общении.
– Согласна. И еще одно. Я больше не хочу участвовать в этих сборищах.
Руслан снова вздохнул.
– Милая, боюсь, нам придется там бывать. Но обещаю, мы всегда будем уходить до того, как начнется «веселье».
Людмила засомневалась. В конец концов, первая часть бала была очень даже приятной…
– Хорошо. Но решать, когда уходить, буду я.
– Да, моя Милочка.
Руслан поднес к губам ее руку и поцеловал в раскрытую ладонь.
– Ты хочешь, чтобы мы обговаривали каждую сессию? Или предпочитаешь сюрпризы, как в первый раз?
Он сказал это таким тоном, что ее бросило в жар, по спине побежали горячие мурашки. От нахлынувших воспоминаний она закрыла глаза.
– Сюрпризы, – ответила хрипло.
Горло пересохло, а сердце застучало быстрее.
– Только…
– Что только?
Горячие сухие губы мужа уже скользили по ее шее, ладонь сжала грудь… Разговор грозил закончиться снова в постели…
– Порка…не просто так… нужна причина… и цепи… я боюсь их…
– Хорошо, – пальцы Руслана уже забрались под полы халата, развязали узел пояса. – Страхи будем преодолевать. Постепенно. Какие выберем стоп-слова? Чтобы ты не забыла их в самый ответственный момент…
Внутри разливалась горячая лава возбуждения, голова кружилась…
– Горячо… – выдохнула Людмила в губы, что целовали ее так сладко.
– Умница, «тепло» – если ты на грани, и «горячо» – если нужно немедленно прекратить. Постараюсь, чтобы они нам не понадобились. Что-то еще?
Выскользнула из халата… под ним ничего… больше сдерживаться нет сил.
– Хочу тебя…
Антошка вернулся из поездки довольный и счастливый, радостно рассказывал о резиденции Санта Клауса, о катании на оленьих и собачьих упряжках, на санках и лыжах, показывал фотографии, сделанные на новом планшете. Особенно удался Бушманов, позорно растянувшийся на горке, в одной лыже и съехавшей на нос шапке.
Незаметно пролетел январь, он всегда кажется коротким из-за первых праздничных недель. Снова закрутилась рутина обычных дел: работа, семья, Антошкина школа, проверка уроков по вечерам, разговоры по телефону с мамой об очередном повышении квартплаты и ее новых сапожках «ужас каких дорогих, но таких миленьких».
Февраль принес ледяной ветер с залива и снегопады. Дорожники как всегда не справлялись с заносами, Руслан вскоре бросил откапывать каждый день их машину, и Людмила добиралась на работу на метро. Больше всех этим был недоволен Антошка. Он ненавидел школьный автобус. А еще Руслан запретил ему брать в школу планшет. Единственным утешением для сына был оглушительный успех его финской фотосессии на школьной выставке под названием «Зимние забавы».
Но прежнего ощущения бега по кругу больше не было. Теперь в жизни Людмилы была тайна. Игра постепенно занимала в их жизни свое место. Людмила ловила себя на том, что ждет этих пятниц, когда серая и монотонная обыденность отступала, и она погружалась с головой в этот темный волнующий мир. Мир, где не было Руслана и Людмилы Сикорских, где безраздельно властвовал жесткий и волнующий господин Кукловод, а она была его послушной игрушкой – куклой Эль.
Шталь помог им снять студию на Петроградке – однокомнатную квартиру в новостройке. Вместе с Русланом выбрали для нее оборудование, правда девайсы и игрушки подбирались без ее участия. «Ты хотела сюрпризов, – улыбался Руслан.
Правда, они едва не «погорели». Антошка застукал их за горячим обсуждением преимуществ и недостатков разных моделей скамеек для порки. Пришлось срочно врать ему, что это спортивный тренажер.
От сессии к сессии Людмила училась безраздельно доверяться его власти, не задумываться над приказами, не анализировать ощущения. Ее Кукловод обращался со своей игрушкой бережно, тонко чувствовал ее, никогда не доводя до самого края. Людмиле ни разу не пришлось использовать стоп-слова.
Иногда они все же, правда, без особого удовольствия (по крайней мере, со стороны Людмилы), посещали мероприятия сообщества. И всегда покидали их до начала «шоу». Больше всего Людмилу раздражали оценивающие взгляды мужчин, носивших такие же кольца, как и ее муж. На собраниях Руслан никогда не оставлял ее одну, не отпуская ни на шаг, и она чувствовала себя защищенной.
Но постоянно быть рядом он быть не мог.
В редакцию журнала, где она работала в последние два года, был приглашен известный фотохудожник Артем Каверин. Его работы очень нравились Большовой. Она считала его редким талантом, умеющим в фотографиях, особенно черно-белых, раскрыть душу женщины. Каверин должен был сделать для журнала серию фотографий под общим рабочим названием «Грани женственности». Людмиле поручили подобрать к готовым фотографиям цитаты – стихотворные, прозаические, отражающие суть каждого снимка.
Встреча с художником была назначена на четыре часа пополудни в рабочем кабинете Людмилы. Но он, как назло опаздывал. Решив уже, что Каверин не появится, она собралась домой, как вдруг дверь в ее кабинет распахнулась, и на пороге появился мужчина, лет тридцати, высокий, стройный, с темными волосами до плеч, одетый в темное кашемировое пальто, небрежно распахнутое. Белый шелковый шарф-кашне, перекинутый одним концом через плечо, подчеркивал богемный образ. Это, несомненно, был Каверин.
– Вы Сикорская? – довольно бесцеремонно спросил он. И тут же застыл на пороге, пристально вглядываясь в ее лицо.
На двери кабинета Людмилы была табличка с ее фамилией. Но кто читает эти таблички? Она поморщилась, но заставила себя радушно улыбнуться и протянула вошедшему руку.
– Здравствуйте, а вы – Артем Каверин?
Руки своей он не подал, странно ухмыльнулся и небрежно развалился в кресле перед ее столом.
– Да, собственной персоной, – ответил он, улыбаясь и продолжая нахально разглядывать Людмилу.
Что-то в его лице показалось ей смутно знакомым, и глухая, неясная тревога заскреблась в душе, будто мышь в буфете.
Людмила рассказывала ему об идее фотоэссе, показывала наброски их дизайн-редактора, а он все смотрел на нее странным взглядом, будто и не вникал в смысл того, о чем она ему говорила.
И вдруг, усмехнулся и накрыл ее ладонь своей. На среднем пальце у Каверина было такое же кольцо, как у Руслана. Она вдруг вспомнила, откуда знает его. Он был постоянным посетителем всех званых вечеров сообщества и активным их участником. Людмила смутилась и опустила глаза.
– Ты все еще не свободна? – проговорил он тихо, встал, обошел стол, и присел на него.
– Нет, – довольно резко ответила она и попыталась вскочить. Каверин мягко толкнул ее обратно.
– Ну-ну, – сказал он, тоном, каким успокаивают лошадей или собак, – это дело времени. Если вдруг надумаешь сменить дома, только скажи. Ты мне нравишься. Очень.
Каверин протянул руку и попытался погладить ее по щеке.
– Оставьте меня! – выкрикнула она, вздрогнула от омерзения и отбросила его руку. Каверин встал и отошел, Людмила выдохнула было с облегчением. Но он не собирался отступать. Заметив в двери кабинета ключ, он повернул его, вынул из замка и, нахально ухмыляясь, положил в карман. Потом снова направился к Людмиле. Она вскочила с места, метнулась к окну, будто там был выход.
– Ты же не будешь кричать? Устраивать переполох – такой позор! Твои курицы-коллеги будут судачить потом неделями!
Каверин явно издевался над ней. Но кричать и правда было глупо.
Людмила вернулась к столу и попыталась взять трубку телефона.
Каверин резко схватил ее за запястья, завел руки за спину, развернул, нагнул над столом, задрал юбку.
– Строптивая рабыня, – прорычал он, – я таких люблю.
Он удерживал ее запястья за спиной одной рукой, второй пытаясь сорвать с нее колготки вместе с трусиками.
Она отчаянно вырывалась, и наконец, ей удалось освободиться, он развернулась и замахнулась, чтобы залепить Каверину пощечину.
Он успел перехватить ее руку и заметил обручальное кольцо.
– Так сабочка замужем? – насмешливо протянул он. – А может мне позвонить твоему мужу и рассказать о том, где ты бываешь и чем занимаешься? Или по-хорошему встанешь на колени и обслужишь меня ртом?
Ярость и возмущение вдруг улеглись. Их сменило мстительное предвкушение.
– Хочешь позвонить? – спокойно сказала Людмила, – давай.
Взяла со стола свой телефон и набрала номер Руслана.
– Дорогой, – сказала она в трубку. – С тобой тут хотели поговорить. Один знакомый. Он пожелал, чтобы я обслужила его ртом. У него на пальце кольцо, как у тебя.
Потом выслушала его ответ и подчеркнуто уважительно произнесла:
– Да, Господин.
А потом протянула телефон Каверину…
Людмила не хотела, чтобы эта история стала известной кому-либо кроме Руслана. Но он настоял на том, чтобы рассказать все Шталю.
Доктор заверил его, что это, несомненно, грубое нарушение Устава, и Каверин должен за это ответить. Господин Кей был оштрафован на довольно крупную сумму, и на ближайшем же собрании сообщества публично принес свои извинения. Правда, не сабмиссиву Эль. Руслану, Кукловоду. За покушение на его собственность.
Глава 11
Всегда строгий и чопорный Петербург тихо млел под теплыми ласковыми ладонями майского солнца. Сизая, вечно хмурая Нева сдержанно улыбалась и бросала в пролеты мостов пригоршни пляшущих бликов.
Людмила шла на Невскому, улыбалась своим мыслям и бережно прижимала к груди большую коробку с новой куклой. Она увидела ее в каталоге, влюбилась с первого взгляда и потом ждала несколько месяцев. Очень тонкой работы, с точно прорисованным лицом, пышными русыми волосами, почти как у самой Людмилы, одетая в вечернее платье, расшитое стразами. Если верить проспекту канадской фирмы, что сделала куклу, болванку с которой отлили фарфоровую голову, уничтожили. Уникальная, одна во всем свете. И теперь это чудо принадлежит ей.
Сегодня она ушла с работы на час раньше. Как всегда забежала попрощаться со Светочкой. Та посмотрела завистливо. Еще бы – ей ведь целых два часа сидеть за рабочим столом и трепаться по телефону.
Охранник на выходе окинул ее оценивающим взглядом. Людмиле даже показалось, что пробормотал: «Хороша… эх.. мне бы».
Продавец магазинчика, вручая ей куклу, произнес: «Завидую вам, дорогуша, такая редкость!».
Людмила не знала почему, но в такие дни, как сегодня, она особенно остро ощущала каждый завистливый взгляд. А завидовали ей часто. Особенно женщины.
Еще бы, муж – красавец, умница, талантливый врач ведущий кардиолог частной клиники «Атлант», без пяти минут завотделением Областной Клинической. Такой заботливый, такой внимательный. Образцовый муж, любящий отец. Сын умница, почти отличник, популярный школьный фотограф. Да и в карьере несмотря на то, что «Иван да Марья» едва держался на плаву, тиражи не раскупались, а Большова из последних сил пыталась спасти журнал от краха, Людмила вела свою свою авторскую колонку «Подсолнух» в электронной версии журнала.
Поводов для зависти было много. Но никто не догадывался о том, что у этой семейной идиллии есть изнанка – странная и мрачноватая.
Каждую вторую пятницу месяца, ровно без двадцати шесть, Руслан Сикорский прощался с коллегами и безответно вдыхавшими по нему девушками– интернами, закрывал свой кабинет, садился в машину и ехал в небольшую квартиру-студию на Петроградской стороне. Открывал дверь ключом и шагал в бархатный полумрак, пропитанный запахом кожи, воска, душистых масел и ее духов. Особый, страстный и немного грешный запах – земляника, фрезии, магнолия, цитрус.
В этом полумраке его уже ждала его Эль, трогательно беззащитная в своей наготе, покорно опустив глаза, на коленях. Обнаженное тело мерцало перламутром в приглушенном, неровном свете десятков свечей. Он небрежно отбрасывал в сторону пиджак, галстук, рубашку, и шел к ней, босой, в одних брюках, подчеркнуто бесстрастный, хотя она знала – его сердце тоже рвется из груди. Поднимал ее лицо под подбородок, любуясь тлеющим в глазах возбуждением и немым обожанием.
Властный, жесткий Кукловод. И его послушная кукла Эль. Абсолютная власть. И полное подчинение. Он – Господин, Мастер, плел сценарии этой возбуждающей, странной, иногда жестокой и темной игры, уводя ее за грань, где боль растворялась в невыразимом наслаждении, а удовольствие рождало слезы. Срываясь в свободный полет сабспейса, она абсолютно теряла ощущение реальности происходящего. И за мгновения этого невероятного, завораживающего полета готова была отдать все, вытерпеть любые испытания, которые приготовил ее Господин. Дрожала всем телом от пережитого, обессиленная, отдавалась его сильным твердым рукам, сквозь шум в ушах слышала, как он шепчет нежные глупости, благодаря ее за доставленное ему наслаждение. В такие моменты она чувствовала себя по-настоящему живой.
Сегодня была пятница. Та самая пятница. Людмила шла по Невскому и улыбалась своим мыслям, легким, радостным, будто напоенным солнечным светом, что плясал в лужицах на мостовой, и делал обычно мрачноватый город добродушно-снисходительным.
У нее еще была уйма времени. Отвезти домой куклу, определить ей место в ее уже обширной коллекции, конечно же, самое почетное, обсудить с сыном прошедший день, взять с него обещание, что на выходных, пока они будут у друзей на даче, мальчишки не разнесут квартиру и не спровоцируют соседей вызвать полицию слишком громкой музыкой.
Принять ванну с пеной, обязательно с запахом черного ириса и магнолии. Он так любит этот аромат. Одеться в выбранную им одежду и белье. Поймать на себе удивленный взгляд сына. Этот наряд не слишком подходит для поездки на дачу. Потрепать его по голове, чмокнуть в макушку, немного виновато объясняя: «Сначала мы с отцом встречаемся в ресторане…» Проверить, что еды сыну и его друзьям хватит на два дня. Еще раз прокричать ему с кухни, где что стоит, и убедиться, что он не слушает, воткнув наушники плеера в уши.
Взглянуть нервно на часы и вызвать такси. С замиранием сердца сидеть в машине в пробке на Большом проспекте, уже понимая, что опоздает.
Взлететь по лестнице, чувствуя, как в горле больно стучит сердце, по спине ползет липкий холод, а колени предательски дрожат. Открыть дверь и войти в полутемную прихожую, судорожно вдохнуть знакомый до жути, волнующий аромат – воск, кожа, цитрус, земляника, фрезии, вплести в него запахи черного ириса и магнолии.
Она неторопливо снимает с себя одежду, аккуратно складывает ее на кресле в прихожей. Он не любит суетливости. Абсолютно нагая, проходит дальше, в комнату, где у окна, повернувшись к ней спиной, стоит он. Безразличный. Безжалостный. Внушающий трепет.
Слезы раскаяния уже готовы пролиться из ее глаз. Но она упрямо сглатывает их, стискивает зубы, чтобы они не стучали. Опускается перед ним на колени. Молча.
Он все также стоит, будто не замечает ее.
Тишина давит на уши, потрескивают свечи, и гулко колотится ее сердце, отбивая нервный и страстный ритм.
Наконец он поворачивается. Медленно. Мучительно медленно. Она опускает глаза, сдерживает всхлипы.
– Ты. Опоздала.
Слова падают вниз как камни. Гулко и страшно.
– Ты понимаешь, как разочаровала меня? Мне пришлось тебя ждать. Двадцать четыре минуты. Двадцать четыре минуты полного разочарования.
Она молчит. Он не разрешил говорить. Она хорошо знает правила игры.
Он уходит куда-то вглубь комнаты. Пройдя безразлично мимо. Она чувствует себя забытой вещью и судорожно всхлипывает от горькой обиды, разъедающей душу.
– Твой проступок заслуживает наказания.
Он у нее за спиной, она чувствует его тяжелое, горячее дыхание на затылке и обнаженной шее.
– Встань, – приказ как удар плети, и она вздрагивает, немедленно повинуется.
Он проводит ладонью по ее спине, спускается по пояснице, поглаживает, ласкает.
– Двадцать четыре удара ремнем.
Она судорожно выдыхает через сжатые зубы.
– По одному за каждую минуту моего ожидания. Хочешь что-то сказать?
– Спасибо, Господин, – ее голос дрожит, но в нем только раскаяние.
Он подталкивает ее к скамейке для порки, и она покорно ложится на нее. Застегнув фиксирующие ремни, он проверяет, не слишком ли туго они затянуты. Растирает ее тело маслом, разогревает.
Потом ласково проводит по волосам, гладит по щеке, опускается на одно колено и заглядывает в глаза.
– Повтори стоп-слова, – тихо говорит он, и в его голосе нет прежнего металла.
– Тепло и горячо, – отвечает она так же тихо.
– Умница, – он нежно целует ее в губы. – Теперь считай. Но тихо. Не переполоши соседей.
Первый жгучий удар опаляет кожу, и она выдыхает хрипло:
– Один!
Его ладонь уже мягко массирует место удара, облегчая боль, которая знакомо разливается по коже жидким пламенем, впитываясь, растворяясь, становясь приятным теплом.
Каждый новый удар сопровождается вспышкой в мозгу, постепенно накаляя его до предела, вместо членораздельного счета у нее вырываются хриплые стоны… Но теплая ласковая ладонь дарит облегчение, лаская, прощая…
– Двадцать… – она едва может выговорить последнее слово, со стоном отдирает его от губ – четыре….
Он опускается на колени и покрывает ее горящую нестерпимым огнем кожу нежнейшими поцелуями, каждый миллиметр, каждую клеточку, переполненную жгучей болью…
Освобождает ее, на руках относит на широкую кровать с жестким матрацем и черным шелком простыней. Укладывает на живот и продолжает целовать и ласкать, превращая боль в сладкое упоение нежными прикосновениями. Скоро она уже стонет от нетерпения, выгибаясь под его руками, которые становятся все нетерпеливее, и она кусает подушку, чтобы не закричать от острого почти болезненного наслаждения, умоляет разрешить ей сорваться в сладкую бездонную пропасть.
Но он безжалостен:
– Не смей…
Она всхлипывает и замирает, боясь пошевелиться, удерживаясь в последней отчаянной попытке за самый краешек сознания.
Сладкая пытка прекращается на мгновение, он отстраняется, чтобы что-то достать из ящика комода рядом с кроватью. Запястья вытянутых над головой рук мягко стягивает ласковый нежный шелк. На поясницу проливается теплая ароматная струйка масла, ладони легко скользят по коже, будто растворяя ее. Постепенно горящий под ней огонь утихает, оставляя легкое приятное тепло, ласковые прикосновения скользят выше, по спине, по плечам, снова возвращаются вниз. Пальцы кружат, дразнят, пока лишь снаружи, но вскоре она тихо вскрикивает от их бесстыдного вторжения. Медленные, сводящие с ума движения… Внутрь…наружу… опять внутрь… наружу…
Она ловит ритм и начинает подаваться навстречу, хрипло дыша, постанывая от нетерпения. Ей уже мало только пальцев… так мучительно мало…
И вот, когда уже почти нет сил сдерживать эту обжигающую волну, он врывается внутрь, резко, глубоко, выбивая из нее глухой гортанный стон, и, до боли прикусывая мочку уха, шепчет:
– Давай….для меня…
Выжигающий напалм затапливает ее до самых дальних уголков сознания…Где-то далеко она слышит его хриплый стон и опять умирает…
…Они лежат, обнявшись, и он тихо гладит ее по волосам, касается губами виска:
– Ты в порядке?
– Да, – шепчет она, и лукаво улыбается, – но, пожалуй, больше не буду опаздывать.
– Никогда? – легкая усмешка и мягкое касание губ на щеке.
– Какое-то время, – хихикает она и прячет лицо у него на груди.
****
В конце лета Антошка вернулся из международного лагеря в Испании, загорелый окрепший, с забитой фотографиями шестнадцатигиговой флешкой, и, как оказалось, влюбленный в ровесницу, четырнадцатилетнюю жгучую брюнетку-испанку по имени Марита, которой обещал писать каждый день в Фейсбуке. Людмила любовалась повзрослевшим сыном, замечая, как все больше он становится похожим на отца.
Последние теплые дни были пропитаны горьким запахом увядающей листвы, но пока еще не зарядили дожди.
