Текст книги "Жена Кукловода (СИ)"
Автор книги: Юлия Данцева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Как-то вечером Руслан сообщил жене, что они приглашены в загородный дом Шталя недалеко от Петергофа на дружеский ужин. Хотя они уже давно не считались его учениками, какая-то особая, до конца не понятная Людмиле связь между ее мужем и доктором продолжала существовать. Особого удовольствия эти визиты ей не приносили, но она давно привыкла подчиняться мужу беспрекословно, без раздумий, когда дело касалось этой стороны их жизни.
Раньше они не бывали в загородном доме Шталя, и Людмила с интересом разглядывала небольшой особняк из темного кирпича, весь увитый уже пожелтевшими плетями дикого винограда и плюща, с изящными коваными решетками на окнах, плотно закрытых жалюзи.
В гостиной жарко горел камин, разливая по комнате тепло, такое приятное после довольно прохладного вечернего воздуха. Здесь за городом приближение осени чувствовалось еще более явственно.
Шталь и Руслан сидели в глубоких кожаных креслах, доктор курил свою неизменную трубку, мужчины вели неспешную беседу, в смысл которой Людмиле вникать совершенно не хотелось. Она сидела на низком мягком пуфе у ног своего мужа, впитывала тепло, идущее от камина, и рассеянно разглядывала пляшущие за чугунной решеткой языки пламени. Неясная тревога не покидала ее весь вечер. И вдруг она поняла, что ни разу за сегодня не видела Еву. Спросить у Шталя она, конечно же, не решилась бы. Да и прерывать их с мужем беседу тоже.
Но мучится долго от любопытства и тревоги ей не пришлось. Шталь предложил Руслану что-нибудь выпить и взял со столика колокольчик.
На его серебристый радостный звон в гостиную сверху спустилась девушка, и Людмила с удивлением увидела огненно рыжую шевелюру вошедшей.
Шталь тихим голосом отдал ей распоряжения, и она удалилась, немного развязано покачивая бедрами. Руслан, тоже удивленный, спросил:
– У вас новый сабмиссив?
– Да, – спокойно ответил Шталь. – Это Лили. Ева решила расторгнуть договор.
Он произнес последнюю фразу таким тоном, что стало понятно – развивать эту тему он не намерен.
Девушка вернулась с подносом, на котором стоял высокий хрустальный графин, видимо с коньяком, три бокала, бутылка красного вина и ваза с фруктами.
Поставив все это на низкий кофейный столик, она, повинуясь небрежному жесту доктора, устроилась у его ног.
Людмила осторожно разглядывала ее: рыжие волосы, пышными волнами рассыпавшиеся по точеным плечикам, высокая красивая грудь, подчеркнуто выставленная напоказ узким корсетом, стройные ножки, обтянутые тонкой сеточкой чулок. Подкрашенные, видимо светлые от природы, ресницы, яркие, темно-зеленые как у кошки глаза. Девушка тоже с интересом поглядывала на Людмилу, но от ее взглядов ей стало не по себе. Было в них нечто оскорбительно-непристойное, будто она приценивалась к ней, как к сопернице.
Людмила поежилась от неприятного чувства и хотела уже отвести глаза, но с изумлением заметила, как Лили разглядывает ее мужа, бесстыдно, медленно проводя кончиком языка по полной верхней губе. Она явно флиртовала с ним. Людмила задохнулась от негодования. Она накрыла ладонью руку Руслана, лежавшую на подлокотнике, а когда он обратил на нее внимание, указала взглядом на Лили.
Руслан улыбнулся, давая понять, что заметил поведение девушки.
Продолжая, как ни в чем не бывало беседовать с Шталем, он словно невзначай заметил:
– Ваша очаровательная Лили видимо совсем недавно в своем статусе.
Шталь посмотрел на него удивленно, перевел взгляд на девушку, которая испуганно потупила глаза, и спросил с усмешкой, уже понимая, к чему клонит Руслан:
– Думаю, этот вывод ты сделал не без оснований?
– Конечно! – продолжил Руслан, все так же непринужденно. – Какой опытный сабмиссив позволит себе открыто разглядывать гостя своего господина, да еще флиртовать с ним?
Лили всхлипнула и обхватила руками колени доктора, шепча что-то невразумительное.
Он спокойно отстранил ее и строго приказал:
– Через час – в игровой. Ступай.
Лили побледнела, ее губы затряслись. Она еще раз судорожно всхлипнула, но потом все же взяла себя в руки и тихо исчезла.
Людмила вдруг поняла, что злорадствует. Ей стало стыдно за свой поступок и это чувство. Но все равно она не могла избавиться от неприязни к рыжей девушке.
Примерно через неделю они с мужем приехали в особняк на Шпалерной на очередное собрание сообщества.
За три года Руслан, или Кукловод, как его привыкли называть, приобрел некоторый авторитет как ученик Шталя, тем более тот всячески подчеркивал его особый статус. Иногда даже доктор просил Руслана исполнять роль арбитра в спорных ситуациях, поэтому к нему относились с уважением и почтением.
К ним как всегда подходили знакомые, уважительно здоровались с Русланом, ему представлялись новички. Людмила, с бокалом шампанского в руках, почти нетронутым, разглядывала толпу, как вдруг заметила знакомое лицо. Это была Ева. На ней был все тот же серебряный ошейник, только исчез медальон с вензелем Шталя. Она выглядела потерянной, и Людмиле стало ее жаль. Она вспомнила бесстыдные глаза новой сабочки доктора, Лили.
Она шепнула мужу на ухо «Я отойду?» и кивнула в сторону Евы. Руслан посмотрел, согласно кивнул, и она не спеша направилась через зал к девушке, присевшей на стул около стены в полном одиночестве.
– Здравствуй, Ева, – Людмила протянула ей руку, немного волнуясь, не зная, на какую реакцию девушки может рассчитывать.
Та посмотрела на нее и вдруг улыбнулась, словно старой подруге.
– Здравствуй. Только я не Ева. Я больше не ношу этого имени. Как и его ошейник. Меня зовут Анна. Можно просто Аня.
Она сказала это с такой грустью, что у Людмилы заныло сердце.
– Могу я присесть? – спросила она.
– Конечно! – ответила девушка.
Они неловко помолчали. Потом Людмила все же решилась.
– Но почему? Это он отказался от тебя?
Ева – Анна, вздохнула и тихо, с горечью произнесла:
– Нет. Я сама. Он представил вам свою новую рабыньку?
Людмила кивнула, и снова вспомнила наглые зеленые глаза рыжей Лили.
– Он сказал, что хочет еще одного сабмиссива. Мой хард лимит – моногамные отношения. Я отказалась продолжать на таких условиях. И ушла.
– Жалеешь? – спросила Людмила, почти шепотом.
Анна отвернулась, пытаясь проглотить подступившие слезы.
– Нет, – ответила она, справившись с собой. – Но… мне больно. Очень. Я действительно его боготворила.
– А с кем ты теперь? – Людмиле внезапно захотелось, чтобы у Анны все было хорошо.
– Пока в свободном плавании, – грустно ответила Анна, – не могу даже представить, как отдам себя кому-то другому. Я принадлежала ему больше четырех лет.
– А зачем тогда появляешься тут? – Людмила откровенно не понимала, зачем бередить себе раны, наблюдая за Шталем и его новой сабочкой.
Анна опять замолчала. Видно было, как ей тяжело говорить.
– Мне… так легче, – выдохнула она.– Не могу пока… совсем… не могу…
Ее губы задрожали, она отвела глаза и несколько раз судорожно вздохнула, подавляя слезы. Но несколько слезинок все же предательски скатились по ее щеке.
Внезапно Людмиле нестерпимо захотелось помочь этой девушке. Она обняла ее за плечи.
– Все будет хорошо, – сказала она, – слышишь? У тебя все будет хорошо. Ты что нибудь умеешь?
Смутилась, вопрос прозвучал двусмысленно.
– То есть… профессия. У тебя есть профессия?
Анна кивнула.
– Фотография… я фотограф.
– Можешь прийти ко мне в редакцию? Я дам адрес. Принеси свои работы. Покажем главреду. Журнал переживает не лучшие времена. Больших гонораров не обещаю. Но хороший художник-фотограф всегда пригодится.
Девушка посмотрела на нее с благодарностью.
– Спасибо. Да, думаю, что творчество – это то, что мне сейчас нужно.
Через два дня Анна Черкасская сидела в кабинете Людмилы и показывала свои работы. На фотографиях, в большинстве черно-белых, были самые разные люди – старики, дети, подростки, мужчины и женщины. Каждая фотография была совершенно особенной, в ней чувствовались настроение, душа. Анна и правда была очень талантливым художником.
Оставив ее в кабинете допивать свой кофе, Людмила понесла фотографии главреду и через полчаса вернулась с хорошей новостью. Большова посокрушалась о том, что платить еще одному сотруднику нечем, но когда Людмила сказала, что Анну не пугают скромные гонорары, одобрила ее работы и согласилась взять Черкасскую в штат.
Отправляя Анну в отдел кадров для оформления, Людмила впервые в жизни обняла ее, словно лучшую подругу. Общая тайна будто сблизила их, сделав едва ли не сообщницами. Когда дверь кабинета закрылась, Людмила вдруг поняла, чего ей не хватало в общении со своими немногочисленными подругами. Только с этой девушкой она могла быть совершенно откровенной, не боясь выдать свою темную сторону жизни.
Вечером она рассказала Руслану о своей новой сотруднице, и он удивленно, но одобрительно улыбался. А через неделю она, конечно же, с позволения мужа, впервые пригласила Анну к ним домой, на чашку чая.
Так завязалась их странная дружба. Вместе ходили по магазинам, болтали в кафе, иногда смотрели фильмы, на которые отказывался идти Руслан. Анна быстро нашла общий язык с Антошкой на почве увлечения фотографией, он стал бывать у нее дома, в маленькой квартирке, что купил Анне Шталь, где она оборудовала импровизированную фотостудию.
Правда, личная жизнь у ее новой подруги никак не складывалась. Ванильные отношения она заводить не умела, не смотря на ее яркую внешность, она отпугивала «ванильных» мужчин сдержанностью и робостью, и дальше первых нескольких свиданий, на которые Людмила буквально насильно выпроваживала Анну, дело не шло.
Через две недели на очередном собрании в особняке на Шпалерной Людмила увидела Анну рядом с Кавериным. Она хотела было подойти к ним, но Руслан резко пресек ее порыв. Людмила чуть не расплакалась от бессилия и обиды за подругу.
И ее плохие предчувствия не замедлили оправдаться. Вечер подходил к концу, и они с мужем уже собирались покинуть собрание.
Внезапно в дальнем конце зала публика расступилась, словно там что-то случилось.
Людмила потянула туда мужа за руку, а в груди заныло от предчувствия беды.
Посреди образовавшегося полукруга из зевак стоял Каверин с искаженным яростью лицом, по-видимому, нетрезвый. Перед ним Людмила увидела Анну, на коленях, она держалась за лицо, на тонкой коже явно выступал след от пощечины. Каверин выкрикивал грубые, грязные ругательства, и снова занес руку, чтобы ударить девушку. Людмила рванулась на помощь подруге, но ее опять остановил муж. Отодвинув ее себе за спину, Руслан встал между Кавериным и Анной.
– Господин Кей, – произнес он убийственно спокойно. – Вы не могли бы избавить общество от внутренних разборок между доминантом и сабмиссивом? Это, как минимум моветон.
Каверин побелел от ярости, но скрипнув зубами, промолчал.
Руслан протянул Анне руку, помог подняться и спросил:
– В вашем договоре предусмотрены публичные унижения?
Она молча покачала головой, продолжая держатся рукой за щеку.
– Господин Кей, – снова обратился Руслан к нему, – вам не кажется, что вы снова нарушаете Устав?
Каверин побледнел еще больше и с ненавистью посмотрел на него. Он хотел было что-то сказать, но наткнулся на строгий взгляд Шталя, появившегося за спиной Руслана. Осекся, снова грязно выругался и быстрым шагом покинул залу.
Из особняка на Шпалерной они уехали втроем. Анна всю дорогу всхлипывала, Людмила гладила ее по плечам, пытаясь унять ее слезы. Они отвезли ее домой, и только после горячего душа и чашки крепкого чая с коньяком, она смогла немного успокоиться и рассказать, что провела с Кавериным всего одну сессию, они даже не подписали договора, только обменялись списками жестких ограничений. В ее списке хард лимит всегда были публичные унижения, и Каверин либо его просто не читал, либо, выпив лишнего, забыл об этом. На том злосчастном вечере он потребовал от Анны обслужить его прямо посреди зала, а когда она отказалась, ударил ее по лицу.
Домой они уехали только под утро, когда девушка, наконец, уснула. Они ехали по тихим, безлюдным улицам безмятежно спящего города, как всегда, шел дождь, и Людмила, не отрывая глаз, смотрела, как стекают капли по лобовому стеклу.
Больно и неприятно ныло сердце, непонятная тревога сидела внутри тупой занозой, и больше всего ей хотелось очутиться в сильных, надежных объятиях мужа.
Засыпая на его теплом плече, она подумала, какое это счастье – что рядом с ней такой удивительный мужчина. Но ощущение неясной тревоги и предчувствия надвигающейся беды не покидало ее.
Глава 12
После этого неприятного инцидента Шталь пригласил их к себе для серьезного разговора. Людмила настаивала на том, чтобы с ними поехала и Анна, но та отказалась наотрез: «Это выше моих сил, снова переступить порог квартиры бывшего господина». Руслан тоже не одобрил ее идею, согласившись, что присутствие Анны было бы неуместным, тем более, что доктор ее в своем приглашении не упомянул. Фактически приглашен был один Руслан, но он твердо заявил, что приедет с женой, от которой у него нет и не может быть никаких секретов.
Шталь встретил их не как всегда в индийской гостиной, а в кабинете, за рабочим столом. Скупым жестом пригласил присесть в кресла. Доктор был на удивление холоден и сдержан. Хотя сквозь маску спокойствия, явно читалось раздражение. Людмила ни разу не видела его таким. Ей ужасно захотелось покинуть скорее этот кабинет и оказаться дома.
– Что же, – начал Шталь сухо, – раз ты решил, что присутствие твоей жены обязательно, не обессудь. То, что я буду говорить, возможно, шокирует ее и обидит. Может все же она подождет в гостиной? Лили подаст чай.
Руслан посмотрел на жену вопросительно, но она решительно покачала головой. Тогда он просто накрыл ее руку ладонью, ободряя.
– Инцидент на собрании с господином Кей, – вздохнув, продолжил Шталь, – к сожалению, имеет неприятные последствия. Он не отличался никогда особо трепетным отношением к соблюдению Устава и правил, неоднократно их нарушал, за что дважды приостанавливалось его членство в сообществе. Но на этот раз он подал обоснованную жалобу на то, что господин Кукловод вмешался в отношения доминанта и сабмиссива, тем самым, ущемив доминанта в его праве свободно и беспрепятственно распоряжаться своей собственностью. Причем это было сделано публично, что усиливает оскорбление доминанта.
Людмила было открыла рот, чтобы возразить, что Анна не подписывала договор с Кавериным и не была его сабмиссивом на момент скандала, но Руслан больно сжал ее руку.
– Позвольте, мессир, – уважительно произнес он, и она заметила, как губы Шталя тронула довольная улыбка, правда мимолетная.
Формально, Руслан не был уже учеником доктора, получив самостоятельный статус доминанта, имеющего постоянного сабмиссива. Поэтому такое обращение было для Шталя крайне лестным.
– Но девушка не подписывала с господином Кеем договора, к тому же, в переданном ему списке жестких ограничений были указаны публичные унижения. Он не вправе был требовать от нее того, что приказал.
Шталь сокрушенно вздохнул.
– Это версия, изложенная девушкой, не так ли? – проговорил он, – Господин Кей представил договор, подписанный днем ранее, где указано, что доминант вправе нарушать некоторые хард-лимит сабмиссива, в том числе запрет на публичные унижения, сексуальные действия в общественных местах и передачу сабмиссива другим доминантам. Под этим документом стоит подпись Анны Черкасской.
Людмила не верила своим ушам. Анна не могла их обманывать, это было очевидно. Значит, Каверин подделал документ.
– Она не подписывала! – не выдержав, воскликнула она.
Шталь не удостоил ее даже взглядом и снова обратился к Руслану.
– При наличии такого документа твой благородный поступок не может быть расценен, никак иначе, как оскорбление действием другого доминанта, члена сообщества. Я просто вынужден наложить на тебя взыскание.
Руслан помолчал, играя желваками на скулах. Он едва сдерживал свой гнев, Людмила чувствовала, как дрожат от напряжения его пальцы, до боли стиснувшие ее руку.
– Но что, если господин Кей подделал подпись девушки на договоре? – сказал он подчеркнуто спокойно.
Шталь покачал головой.
– Я, по известным причинам, прекрасно знаю руку Анны Черкасской. Это, несомненно, ее подпись.
К горлу Людмилы подступили слезы, она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться от обиды.
– Ну, тогда мне ничего не остается, – проговорил Руслан мрачно, – как отдать свою судьбу в ваши руки. Если мой поступок заслуживает порицания и наказания – значит, так тому и быть.
Шталь несколько секунд разглядывал хрустальный глобус на своем столе. Потом пристально посмотрел на Руслана поверх очков и сказал холодно:
– Я извещу вас о своем решении. Больше не смею задерживать.
И поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.
Руслан порывисто встал с кресла, все также сжимая руку жены в своей. Уже уходя, он обернулся и произнес тихо:
– Наверное, я был плохим учеником, потому что поступил бы так, даже зная о существовании договора.
Шталь промолчал.
Вернувшись домой, Людмила первым делом набрала номер Анны. Но она не ответила ни на один звонок.
На работе она тоже не появилась, сказавшись больной. Дверь в ее квартире никто не открыл. Вечером на автоответчике она нашла сообщение от Анны. Всего из нескольких слов: «Простите меня… мне так жаль».
Через два дня Руслану пришло на электронную почту письмо, подписанное Шталем, как председателем Санкт-Петербургского сообщества, в котором сообщалось, что доминант, известный как Кукловод, за оскорбление доминанта, известного как Кей, оштрафован на сумму годового членского взноса и ему запрещено посещать мероприятия сообщества в течении полугода.
Само по себе наказание было крайне мягким. Но несправедливым. Руслан написал Шталю ответное письмо о том, что он более не желает состоять в сообществе.
Людмила слышала, как Руслану позвонил доктор, они о чем-то довольно долго беседовали, и их разговор был явно тяжелым. Но решения своего Руслан не изменил.
Она была даже рада тому, что им больше не придется участвовать в этих сборищах. Но видела, что муж расстроен и подавлен случившимся.
За ужином они не сказали друг другу и пары слов. Антон удивленно переводил глаза с отца на мать и обратно, не понимая, откуда взялось это напряжение. Людмила заметила это и стала расспрашивать его о школьных делах, об успехах в фотографии. Напряженность немного спала, но Руслан, все так же почти не принимал участия в разговоре, отвечая односложно и невпопад.
Убрав со стола, она отправилась в гостиную, где застала мужа в задумчивости у окна. Она обняла его сзади, прижалась щекой к спине и прошептала:
– Милый, зачем нам все это? Сообщество, Устав, сборища? Зачем?
Он обернулся, сжал ее в объятиях, зарываясь в волосы лицом, и ответил, тоже шепотом:
– Я думал, что все должно быть правильно. Но правила, по которым они играют, нам не подходят.
– Тогда почему ты так переживаешь?
Она искренне не понимала причин его подавленного состояния.
Он сжал ее лицо в ладонях и сказал горько:
– Нас больше никто не прикрывает. Ни Шталь, ни договор о неразглашении, который подписывают все, вступая в сообщество. Понимаешь? Если Каверину завтра вздумается сообщить твоему или моему начальству о нашем увлечении? Он мог сделать фотографии на собраниях.
– Но там нет ничего такого, – возразила Людмила.
– Сам факт нашего там присутствия уже компромат. Пока Каверин жаждет мести, мы не можем чувствовать себя в безопасности, – горько сказал Руслан, и у него на лбу залегла скорбная складка.
Людмила нежно разгладила ее пальцами.
– Пусть попробует.
– Моя смелая девочка, – улыбнулся Руслан, нежно целуя ее.
– Больше всего я боюсь, если каким-то образом эта информация дойдет до нашего сына, – продолжил он тихо.
И тут Людмиле стало по-настоящему страшно. Вздрогнув все телом, она прижалась к груди мужа и прошептала в отчаянии.
– Он не посмеет, не посмеет….
Еще несколько дней были отравлены сомнениями, страхами и попытками найти выход. Людмиле хотелось сбежать вместе с сыном на край света, туда, где никто и никогда не сможет ему навредить. Страшная мысль о том, что зайдя на свою страничку «Вконтакте», Антон увидит фото родителей на фоне групповой оргии, не давала ей покоя. Это все просто сводило ее с ума.
Наконец, Руслан не выдержал и позвонил Шталю.
Через три дня они получили приглашение к нему в офис. В нем сообщалось, что эта встреча будет носить примирительный характер, на нее также приглашены Каверин и Анна Черкасская.
Они приехали в знакомый дом на углу улицы Декабристов ровно к восьми вечера.
В приемной никого не было. Шталь ждал их в кабинете, за письменным столом. Невозмутимый и бесстрастный.
Людмила опасалась, что ей опять предложат подождать в приемной. Она не хотела мучиться ожиданием и неведением.
Но когда они вошли, Шталь скользнул по ней бесстрастным взглядом и жестом указал на два свободных кресла. В третьем, вальяжно развалившись, уже сидел Каверин.
Он цинично и бесстыдно оглядел Людмилу с головы до ног, заставив ее вздрогнуть от омерзения. Она будто опять почувствовала его потные ладони и грубые пальцы. Руслан перехватил его взгляд и скрипнул зубами. Каверин лишь усмехнулся.
Анны в кабинете Шталя не было. Людмила, утонув в глубоком кресле, внезапно почувствовала себя маленькой и беззащитной. Ей хотелось почувствовать на своих плечах сильные руки мужа. Но показывать свой страх перед Кавериным она не хотела. Выпрямила спину и сложила руки на коленях, опустив глаза, понимая, какую роль она должна здесь играть.
– Итак, – начал Шталь, – напоминаю вам, что встреча носит примирительный характер. Я, как председатель сообщества, обязан заботиться о соблюдении Устава и мирном разрешении любых конфликтов. Все участники встречи обращаются друг к другу без использования псевдонимов, поскольку реальные имена всем известны. То, что на этой встрече присутствуют сабмиссивы, не совсем согласуется с правилами. Но таково было условие господина Каверина.
Последняя фраза царапнула Людмилу смутным беспокойством. Этот мерзавец явно что-то задумал.
– Господин Каверин, – обратился к нему Шталь, – можете изложить суть ваших претензий.
– Но я не вижу Анны Черкасской? – спросил он с сарказмом. – Неужели столь опытный сабмиссив позволяет себе опоздания?
– Конечно, нет, – ответил Шталь спокойно. – Ей даны указания ожидать в соседней комнате до того, как я посчитаю нужным ее позвать.
Каверин удивленно приподнял брови. Вежливо наклонил голову:
– Как будет угодно председателю.
Потом продолжил, с вызовом глядя на Руслана:
– Мои претензии просты и понятны. Господин Сикорский на том злосчастном вечере неделю назад позволил себе не только вмешаться в отношения между мной и моим сабмиссивом, но и сделать мне публичное замечание, поставив под сомнение мое право распоряжаться своей собственностью. Более того, он прикоснулся к моему сабмиссиву без разрешения, тем самым оскорбив меня действием.
– Это все? – спросил Шталь холодно.
– Не совсем, – Каверин усмехнулся, скривив губы, – поведение господина Сикорского повлекло за собой отказ сабмиссива выполнять свои обязанности по договору. Таким образом, мне не только нанесено оскорбление, но и причинен ущерб.
– Претензии ясны, – констатировал Шталь и обратился к Руслану, – господин Сикорский, вам есть что сказать?
Людмила замерла, слушая, как глухо стучит ее сердце и ноет в груди от тревоги.
Спокойный уверенный голос мужа придал ей сил:
– Позвольте не согласиться, – произнес он. – Я лишь попросил господина Каверина не устраивать публичных разборок со своим сабмиссивом, которая, кстати, отрицала, что в договоре предусмотрены публичные унижения. Признаю, что действительно, подал Анне руку, помогая подняться. Разрешения на это я у господина Каверина не получил. Но я не был осведомлен о том, что девушка является собственностью господина Каверина. Намерений оскорбить господина Каверина, словом или действием, у меня не было.
– Я правильно понял вас, господин Сикорский, – осторожно уточнил Шталь, – что вы готовы принести извинения господину Каверину за вмешательство и несанкционированные действия в отношении его собственности?
Руслан помолчал, а Людмила стиснула зубы, еле сдерживая рвущуюся наружу злость и обиду.
– Готов, – произнес, наконец, ее муж, и она едва не расплакалась от несправедливости происходящего. Ему не за что было извиняться!
– Но только, если получу убедительные доказательства прав господина Каверина на этого сабмиссива, в том числе на нарушение им ее жестких ограничений.
– Нет ничего проще, – воскликнул Каверин и, нагнувшись, взял стоявший у его ног кожаный портфель. Оттуда он извлек несколько прошитых листов, с набранным на них текстом и протянул их Руслану.
Он осторожно взял их в руки и стал внимательно просматривать текст. Людмила с замиранием сердца следила за выражением его лица. Оно становилось все мрачнее и мрачнее, и у нее все сильнее болело в груди.
– Вы удовлетворены? – спросил насмешливо Каверин.
– Почти, – произнес Руслан, передавая договор Шталю. – Хотелось бы еще убедиться в том, что при подписании этого договора был соблюден принцип добровольности.
– Неужели вы думаете, что я пытал девушку, чтобы заставить подписать договор! – рассмеялся Каверин.
Руслан промолчал, не сочтя нужным отвечать.
Шталь позвонил в колокольчик.
Из боковой двери вошла Анна. Бледное, печальное лицо и темные тени, залегшие под глазами. Людмиле сталь жаль ее.
Девушка робко присела на указанный Шталем стул, стоявший почти посередине комнаты, опустила глаза в пол.
– Скажи, – обратился к ней Шталь, протягивая ей договор. – Ты подписывала этот документ?
Анна бросила на него взгляд и снова опустила глаза.
– Да, – ответила она тихо, бесцветным голосом.
– Содержание договора тебе известно? – снова спросил Шталь.
– Да, – опять ответила Анна, не поднимая глаз. Потом добавила, еле слышно. – Теперь, да.
– А точнее? – голос Шталя стал строже.
– Я подписала его, не прочитав до конца, – голос Анны дрогнул.
– Почему его не прочитала? – настойчиво спросил Шталь. – Господин Каверин дал такую возможность? Не ограничивал во времени?
– Нет, – выдохнула Анна. – Не ограничивал. Я… – ее голос задрожал… – просто… не дочитала его до конца. Он сказал, что это стандартный договор.
– Так, когда вы ответили на вопрос господина Сикорского, что договор не предусматривает публичных унижений, вы заблуждались?
Она больше не могла говорить и просто покачала головой. Ее губы дрожали, а из глаз готовы были покатиться слезы.
– Но я не принуждал ее подписывать договор! И он, действительно, для меня стандартный, – громко произнес Каверин, и Анна вздрогнула от звука его голоса.
Людмиле стало тошно. Она уже понимала, к чему клонит Каверин и чью сторону примет Шталь.
– Но вы не обговорили перед подписанием возможность нарушения отдельных жестких ограничений? – спросил Руслан Каверина.
Он усмехнулся.
– Я знал эту девушку как опытного сабмиссива, более четырех лет состоявшего в лайф-стайл отношениях с уважаемым председателем. И не мог даже предполагать, что она поступит столь легкомысленно. К тому же мои предпочтения известны в сообществе. Если так угодно, я могу показать свои предыдущие договоры. Они не отличаются от этого ни одной буквой!
– Господин Сикорский, – обратился Шталь к Руслану. – Вы убедились в том, что принцип добровольности при подписании договора был соблюден?
Людмила с болью смотрела на то, как он играл желваками на скулах, буквально заставляя себя произнести это слово:
– Да.
Она не понимала. Не хотела понимать. Как Анна могла поступить так легкомысленно?
– Могу я задать вопрос Анне? – спросил Руслан Шталя.
Тот кивнул.
– Скажите, а если бы вы дочитали до конца договор, и если бы господин Каверин сообщил вам о своих предпочтениях заранее, вы бы согласились на такие отношения?
Анна не поднимала глаз и молчала. По ее щекам скатывались слезинки и тихо капали на сложенные на коленях руки. Она даже их не вытирала.
– Анна? – голос Руслана тоже дрогнул, а Людмила впилась ногтями в ладони, чтобы сдержать рвущееся наружу негодование.
– Позвольте, я отвечу, – произнес Шталь, – условия о возможности нарушения доминантом жестких ограничений ранее практиковались Анной. Я могу это подтвердить.
Людмила совершенно была сбита с толку, растоптана и потеряна. Весь этот разговор напоминал ей театр абсурда, жестокий, неестественный, сюрреалистический. Ей безумно хотелось встать и убежать. Но стиснув зубы, она продолжала вжиматься в свое кресло, из последних сил стараясь сохранить самообладание.
– Надеюсь, господин Сикорский убедился в соблюдении принципа добровольности, – нетерпеливо сказал Каверин. По всему было видно, что этот спектакль начинал его раздражать, и ему не терпелось осуществить задуманное до конца. – Хотелось бы приступить собственно к примирительной процедуре.
Руслан возражать не стал, но Людмила видела, что он тоже едва сдерживает гнев.
– Каковы ваши условия? – спросил его Шталь.
– Я вовсе не жажду ничьей крови, – усмехнулся Каверин, – но из-за действий господина Сикорского я лишился своего сабмиссива. Думаю, что вправе рассчитывать на компенсацию.
– О какой сумме идет речь? – спросил Руслан ледяным тоном.
– Ну что вы! – с притворным возмущением произнес Каверин, – речь вовсе не о деньгах.
Он жадно и недвусмысленно посмотрел на Людмилу и облизнул губы.
Лицо Руслана потемнело от гнева, он сжал кулаки и вскочил с кресла.
– Господин Сикорский! – резко остановил его Шталь.
Руслан огромным усилием справился с собой, сел обратно. На него было страшно смотреть.
– Боюсь, это не возможно, – проговорил доктор, – господин Каверин не совсем представляет себе особенности отношений господина Сикорского с его сабмиссивом.
– Жаль, – со вздохом произнес Каверин, – но попытаться стоило.
Он снова похотливо посмотрел на Людмилу, и ее затрясло от омерзения.
– Ну, тогда господин Сикорский может выступить гарантом того, что Анна Черкасская выполнит взятые на себя обязательства, хотя бы на срок, указанный в договоре – три месяца. За это время я подыщу себе другого сабмиссива.
Каверин пристально, с жестокой усмешкой смотрел на Руслана, который едва сдерживался, судорожно сжимая кулаки.
Людмила видела, как вздрогнули плечи Анны, а ее голова опустилась еще ниже. Ей было нестерпимо жаль девушку, но к жалости примешивался мерзкий осадок от ее лжи.
– Да, думаю, это приемлемо, – произнес Шталь и выразительно посмотрел на Руслана, будто пытался ему внушить, что отказываться неразумно.
– Но у меня нет власти, чтобы приказывать девушке, что ей делать, – глухо произнес Руслан.
– Приказывать?! – усмехнулся Каверин. – Ну уж нет. Убедить, уговорить. Вобщем, меня мало волнует, каким образом вы это осуществите.
