Текст книги "Первый холодный день (СИ)"
Автор книги: Юлия Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Глава 14. Непосильная гора
Рождество мое, как и раньше, не было похоже на то, как его празднуют в доме Бразов. Мы сидели с мамой друг напротив друга, просто ужиная, конечно же, после мессы, но до конца мы в церкви так и не досидели. Мама злилась на меня, на отца и еще на что-то. Она вообще стала ужасно раздражительной и кричала почти из-за каждой ерунды, я же все это время вспоминала то, что мне говорил Рэнд. Но вместо того, чтобы думать о том, как ему нравятся мои глаза и губы, я вспоминала тот день, когда мы пошли кататься, и как он меня целовал.
Это вовсе не напоминало мне объятья Кевина, его какие-то жесткие напористые губы, и грубые приставания. И в то же время я переживала, а не будет ли Рэнд чересчур джентльменом. Я не думала, что готова была распрощаться со своей девственность, но иногда мне казалось, что я последняя девочка в классе, которая еще не знает, что это такое лежать рядом с парнем в одной кровати. Мне хотелось чего-то большего, чем поцелуи, но все же, чтобы это не было сексом. Но что же такое "это", я тоже не знала.
Впрочем, Рождество не оказалось таким, как в прошлые годы, это просто я так поспешила подумать, так как далее вечером произошли новые события, которые снова выбили почву из-под моих ног.
Помыв вдвоем посуду, говоря сухо о мелочах и предстоящих каникулах, мы сделали с мамой гору попкорна и устроились перед теликом. Почти на половине каналов шло прямое включение из Ватикана, как люди, которые более или менее относятся к католицизму, мы решили недолго посмотреть. Но маминого терпения надолго не хватило. Она переключила на фильм, я же не стала возражать.
– Тебе не кажется, что попкорн как-то странно пахнет? – спросила она у меня, уже не в первый раз принюхиваясь к миске. Я покорно понюхала тоже, но никаких новых или неприятных запахов не уловила, это был нормальный попкорн.
– Нет.
– А вот мне он отдаленно напоминает лук...точно, сюда бы жареного лука, и много, кольцами и чтобы с золотистой корочкой... – я посмотрела на маму с сомнением, и выражение ее лица при этом мне не понравилось.
– С тобой все в порядке? – спросила я, отставляя тарелку. – Ты бледна. Может ты простудилась?
– Нет, точно нет, но меня что-то мутит... – не успела она сказать это, как неожиданно прикрыла рот рукой и кинулась в туалет. Мне даже не стоило смотреть, чтобы понять – ее вывернуло. А потом еще и еще. Я все же проследовала за ней, уже подсознательно понимая, в чем дело, но еще не готовая принять этот факт.
Мама сидела на полу, прислонившись к унитазу, и вид ее оставлял желать лучшего. Она была бледно-зеленой.
– Видимо попкорн испортился, – попыталась объяснить мне она, я же вместо ответа подала ей рулон бумажных полотенец. А сама села на пол, соскользнув по дверному косяку. Я не могла на нее смотреть, когда спросила:
– Ты беременна?
В ответ ничего не последовало. Это было еще хуже, чем, если бы она что-либо сказала, а может и нет, ложь в данный момент меня только бы разозлила.
– Это дядя Пит, не так ли? – меня в очередной раз осенила новая догадка, такая естественная, словно ее кто-то написал и подсунул мне под нос.
В этот раз мама уже не стала молчать.
– Наверное. Да кто еще кроме него?
– Мне-то откуда знать? Я не знаю о твоих связях, – последнее я сказала с отвращением, но на мое удивление мама лишь угрюмо рассмеялась.
– Что ты в этом понимаешь? Я одна. Да и та ночь была одна, а вот видишь, как закончилась. Кошмар повторяется, только мне уже не 16, и я вроде бы умею пользоваться контрацептивном – но все опять случилось.
– Типа ты имеешь в виду, что я это последствие первой такой ошибки?
– Не заводись, – мама была слишком измотана, чтобы говорить сейчас, и не смотря на злость и раздражение, я промолчала. А что мне, собственно говоря, оставалось делать? Плакать? Кричать? Попрыгать и сказать, что она эгоистка?
– Что ты собираешься делать?
– Позвоню Питу для начала...хотя черт его знает...еще один ребенок не входил в мои планы на будущие пару лет, – она была очень расстроена, но у меня не было сил говорить с ней об этом. Я чувствовала себя так, словно мне опять сообщили о разводе родителей – преданной.
– Ясно, – через силу выдавила я из себя, – может тебе что-то надо?
– Нет. А ты куда-то собралась? – странно, но ей явно ставало лучше и довольно быстро. Возможно такие приколы у беременности, я этого не знала, зато ее улучшение играло мне на руку, избавляя в данный момент от забот о ней.
– К себе, – я говорила с мамой холодно и отстраненно, вдруг поняв, что моя жизнь совершила резкий разворот, сальто, мертвую петлю, и несется теперь неизведанными маршрутами к земле.
– Блэр, – она тут же уловила мое настроение, и попыталась меня успокоить или утешить, – это ничего не значит, даже если я оставлю ребенка, на тебе это никак не отразиться.
Я поднялась с пола и попыталась не смотреть на нее, но не смогла.
– Ты его оставишь точно, я уже это чувствую, и еще тебе нравиться дядя Пит, а ты ему... а я все равно через полтора года уеду учиться. Все к лучшему.
Наверное, я сделала бы ей больнее, только если бы сказал что уеду к отцу, но я четко дала понять, что меня ее жизнь не касается. Пять лет, 5 чертовых лет они не могли успокоиться с отцом, заставляли меня ходить к психологу, мучили звонками в среду, ненавидели друг друга, уча делать то же самое. А сегодня я вдруг поняла, что мне вообще может не оказаться места ни в одном из домов моих родителей. Мама, наконец, решила жить дальше, отец так и делает уже несколько лет, я осталась одна сражаться с ветряными мельницами несуществующего брака, который всегда был нужен мне одной. Я проиграла.
Позвонить Рэнду я не осмелилась, понимая, что не имею право портить ему праздник своими проблемами. Я думала всею ночь о беременности мамы, о дяде Пите, отце, Джонни, и даже Карен, но даже мысленно не впутывала во всю эту сложную паутину его. Рэнд должен был быть чем-то, что не имеет отношения к моей жизни в стенах этого дома. Уснуть понятное дело мне не удалось, да и подарки смотреть я не пошла, хотя слышала, что рано утром мама спустилась вниз и открывала свои. Как раз после этого я и задремала. Сны были не столь отвратительными, как я думала, что они должны быть. Мне не снились дети и пеленки не снились, а лес и суббота, когда мы с Рэндом катались. Только не было рядом Рэнда, и себя я не видела, а лишь лесную зимнюю пустоту. Вероятно, мне еще что-то снилось, но это был единственный фрагмент, который я запомнила.
Оказалось Рождество еще не закончило для меня с подарками – веселье лишь начиналось. Разбудил меня звонок мобильного, такой яростный и противный, словно звонивший, вложил в него свою силу, желая как можно скорее растормошить меня. Я неохотно подняла трубку, и сонно прокаркала:
– Да.
– Блэр? – голос был мне знаком, но спросонья я не поняла кто это.
– Да, если вы звоните ко мне, – сарказм – любимое занятие рождественским утром...то есть днем уже.
– Это Карен...мы не могли бы с тобой встретиться?
Интересно, кто мог меня так возненавидеть, чтобы все это случалось со мной? Нет, честное слово, я просто не знала чего ожидать от этого дня, который уже начался так паскудно.
– Я так не думаю.
– Понимаю, что ты злишься на меня, но это касается твоего отца.
– Если он не мертв и не болен, говорить не о чем.
– Твое чувство юмора иногда хуже, чем у твоей матери, – Карен не могла сдержаться, чтобы не сказать мне что-либо подобное.
– Так не зачем мне звонить! – я тут же полностью проснулась и села на кровати, думая о том, что вот у меня есть возможность сказать, что я о ней думаю!
– Прости, – Карен тут же расстроила мои планы. – Мне действительно нужно поговорить с тобой. Я хотела бы извиниться за то, что была такой дуррой... и еще о кое-чем. Пожалуйста. Я уже в городе, приезжай к пиццерии, куда вы с отцом ходите.
На моем веку, с того времени как отец и Карен поженились, она еще ни разу меня ни о чем не просила, и уж тем более не унижалась. Было в ее голосе что-то сродни отчаянью, потому скрепя сердцем я выдавила из себя.
– Буду через 20 минут. Но если ты хоть как-то умудришься меня оскорбить...
– Нет, ничего такого...и мне жаль, что я вела себя подобным образом, что ты думаешь, обо мне так плохо.
Я поставила трубку с чувством, что меня ждет нечто странное. Вчера я узнала что мама беременна, и очень надеялась, что Карен не скажет мне то же самое. Еще двое братиков или сестричек будет для меня перебором, мне и Джонни то слишком много. Оделась я быстро и, стараясь не шуметь, и все же пройти мимо мамы незаметно не удалось.
– Ты куда? – у нее был виноватый вид, к тому же она снова была бледно-зеленой, очевидно после тошноты. Я даже не представляла, что она сейчас должна чувствовать, но мне определенно было уже не так пофиг как вчера. Наконец-то я начинала ее жалеть.
– Нужно в город ненадолго. Тебе что-то купить? Что там беременные потребляют? Хочешь консервированных ананасов? Клубничного мороженого?
При всем выше перечисленном маму передернуло, кроме мороженого.
– Мороженное... может фисташкового? Или с арахисом!
– Ты не любишь орехи, – напомнила я ей, а она пожала плечами, понимая как все это странно.
– С тобой я тоже ела то, что не люблю, например грибы, может, потому ты их так любишь?!
Я застыла на пороге, смотря на нее, и понимая, что должна спросить о дяде Пите, но пока что не была готова ничего слышать относительно них и ребенка. Для начала нужно пережить разговор с Карен.
– Значит мороженное, – после тяжелой паузы выдала я, и вышла из дому.
Было холодно. Давно не было такого холодного Рождества, хотя я и не помнила, чтобы мы куда-либо ходили в Рождественский день. Деревья пообмерзали, дорога стала не слишком то и хорошей. Сегодня я не замечала ярких праздничных домов, конечно же я немного притормозила возле ворот Бразов, надеясь, что Рэнд каким-то образом будет здесь, но его не было видно. Мне хотелось бы сейчас поговорить с ним, рассказать о маме, и услышать слова поддержки. А еще хотелось, чтобы он назвал мою поездку к Карен, правильным поступком. Я знала, что поступок правильный, потому что любой на моем месте, после того, как Карен поступила со мной, не поехал на встречу. Даже трубки бы не поднял, когда она звонит. Но когда Рэнд говорил это, он делал эти слова реальностью, и из меня делал хорошего человека. И вовсе не мстительного и угрюмого, какой я на самом деле всегда себя и считала. Я должна была согласиться со словами Рэнда, что я еще до недавно была ребенком, а за то время что мы с ним, я многое поняла о своей жизни и жизни родителей. И первым что я поняла – у них есть своя жизнь, а у меня своя. Хватит всех вокруг обвинять, пора начать сочувствовать им, а не только жаловаться на свое паскудное существование. Потому я дала шанс Карен.
В городе было мало народу, но пиццерия все же работала, впрочем, она работала постоянно сколько я себя помню. Карен сидела за столиком возле окна, и я заметила ее еще на улице. Вид у нее был печальный, растрепанный, и я снова подумала, что и она, вероятно, тоже собирается мне сообщить о своей беременности. Блин, такое чувство, что наступил Март!
В зале сидели мои знакомые, так же сестры Клеменс, которые были явно удивлены моему появлению без Рэнда, потому они начали энергично звать меня к себе, но я головой кивнула им на Карен. Кажется, тогда они ее лишь и узнали. Лица стали понятливыми, и к тому же, за что я была им очень благодарна, сочувствующими. Сестры Клеменс хорошо знали Карен, и потому недолюбливали со мной за компанию. Интересно, почему же я тогда их так недооцениваю, ведь мы давно дружим?
Карен тоже меня заметила, и порывалась было встать, но усидела на месте. Перед ней стояла кола, для меня же был заказан молочный коктейль и небольшая пицца. Я даже и не подумала от этого отказываться, так как действительно хотела есть.
– Ну, в чем дело?
Лицо Карен было виноватым, таким, каким я видела его лишь в первые месяцы, когда отец еще не развелся, но уже встречался с ней. Она собрала волосы в ракушку и заколола, чтобы они ей не мешали. Но от этого ее прическа не стала аккуратнее.
– Видишь ли...прости меня. Я так сожалею, что поступила с тобой так по-свински, но я постоянно ревную тебя к твоему отцу, пусть это и звучит глупо. А еще ревную, потому что мне кажется, он любит тебя больше чем Джонни, даже не смотря на то, что Джонни рядом, а ты нет.
– Он меня просто лучше знает. А Джонни еще даже не говорит, – отозвалась я скучающим голосом, сосредоточив внимание на пицце.
– Нет, дело не в этом, – покачала головой Карен, ошибочно приняв мои слова за слова утешения.– Это все моя больная ревность, что он захочет вернуться обратно к твоей маме. Я все думаю, что он любит еще ее.
– Это же не так. Просто у них очень много общего прошлого, или ты думаешь, что женившись на тебе, он вдруг начал страдать амнезией? – с сарказмом пропела я, так как пока что Карен не трогала мое сердце.
– Я и это тоже понимаю, – жалко отозвалась Карен. – И я виновата перед тобой... очень виновата. Прости меня. Но я хочу сказать тебе другое...
Я ела пиццу, запивала ее коктейлем, и ждала, что вот она сейчас заявит мне о беременности.
– Я думала, что если вы будете дуться друг на друга, он перестанет ездить и звонить сюда, тогда у нас все будет хорошо. Но я ошиблась. Все стало еще хуже. Ему плохо, и Дик не может смотреть на Джонни, без слез, понимая, что ты лишена его внимания и все из-за меня. Пойми Блэр, я понимаю, какой стервой была, понимаю, и ненавижу себя и свой эгоизм.
Я неспеша переживала откушенный кусок при этом, смотря на ее страдающее лицо, и это меня так же не трогало, кроме ее слов о том, что папа страдает. Вытерев аккуратно руки об салфетку, я молчала, обдумывая то, что она мне сказала. Она унижалась, страдала и явно жалела о том, что сделала, значит, все так плохо как Карен и говорит.
– Понимаешь, то что ты говоришь мне это, не меняет того факта, что в тот день папа выбрал вас. Но это уже не так важно для меня. Больше не важно, я пыталась бороться хоть за маленькое место в жизни отца, но ты каждый раз упорно сдвигала меня в сторону, а он позволял. Моя комната в вашем доме, подарки для меня, которые выбирала ты, и даже ужасные поездки к вам на праздники, которые также портила ты. Но он ни разу ничего не изменил. И теперь я отступила. Так ему и скажешь, что не зачем больше переживать – мне он уже не нужен как раньше. Если он хочет, то может приехать. Только зачем? У него есть новая семья – вы, я же буду время от времени с ним видеться. Возможно, если тебя снова не перевернет, и ты не начнешь во все это лезть и портить ему жизнь, не меньше чем мама.
Карен слушала меня внимательно, и мои слова видно задели ее, и все же она молчала.
– Ты не права. Ему мало только нас с Джонни, и теперь я это поняла. Ты его дочь и должна быть в его жизни. Дик не сможет жить нормальной жизнью с нами, если тебя не будет в его жизни.
– Карен, это твои проблемы. Ты так много всего сделала для того, чтобы я не лезла к вам, и я так и поступила. А теперь ты хочешь, чтобы я все кинула и улучшила жизнь для тебя. Ты вообще себя слышишь? Да вы меня уже задолбали! Ну, сколько можно портить мне жизнь?
Карен с отчаяньем и виной взирала на меня, и на то, что я начала собираться, чтобы уйти.
– Пожалуйста, Блэр! Я знаю, что ты права...я виновата, и теперь расплачиваюсь за это... но помоги не мне...хотя бы звони отцу. Ему это надо.
Я застыла, перед тем как уйти прочь, и смотрела на пол, себе под ноги.
– А где был он, когда мне это было надо? Когда мама была в депрессии и истерике после его ухода, где он был? С тобой Карен. Надеюсь, он бросит тебя так же, как и маму. Поверь, я очень на это надеюсь, и ты будешь смотреть, как Джонни страдает, так вот тогда вспомни обо мне. Вот тогда ты поймешь, что я пережила за последние 5 лет, и к чему ты приложила свою руку.
– Не говори так, – Карен уже рыдала, и ее глаза расширились от ужаса.
– Никогда больше не звони мне. А если я захочу поговорить с отцом, то сама буду это решать, но помогать тебе не собираюсь. Лучше думай о том, чтобы я не настраивала его против тебя.
Меня мутило. Мне было противно от того, что я говорила и от того, как при этом страдала Карен. Месть не была сладкой и ее страдания меня не утешили. Я даже боялась рассказать об этом Рэнду, понимая, что он будет меня презирать. Но дело было в том, что когда Карен начала со мной говорить так, будто я ей что-то должна, то я просто не смогла остановиться. Меня взбесило то, что она посмела приехать сюда и просить меня о встречах с отцом, как одолжении для нее. Ее не интересовали мои чувства. А только она и Джонни. Ее даже не интересовало, что на это скажет отец – лишь бы ей было хорошо. Мерзкая тварь! Меня била дрожь, когда я ехала домой, и тошнило так, словно и я была беременна.
Проехав мимо дома, я направилась к тому месту, где мы катались с Рэндом, потому что знала – я не смогу сейчас еще и с матерью говорить. Моя голова и сердце разрывались, все смешалось в мыслях. Я так запуталась! Снова проблемы родителей свалились на меня одной тяжелой горой, которую я не могла переступить. Мне было погано.
Выбравшись из машины на заснеженном участке возле дороги, я упала на землю и начала рыдать. Рыдать громко, всхлипывая и жалея себя, потому что рядом не было того, кто мог бы пожалеть, или сказать, что мне делать. Ну почему родители всегда так поступают? Для чего они вечно сводят на мне все свои проблемы, словно я могу их расхлебывать?
Мне было холодно и сыро, снег казалось, вот-вот отморозит мне щеку, или же глаз распухнет от холода, соприкасаясь со снегом. Я лежала, сжавшись на снегу довольно долго, и рыданий уже не было, но я всхлипывала, и скулила. Вот бы на меня сейчас упала гора снега и поглотила, чтобы я могла почувствовать себя уютно.
За всей этой возней на снегу, я даже сразу же не заметила, что среди снежной тишины появился глухой звук. Не шум и не урчание, а просто тихий звук. Когда я поняла, что это машина, у меня все равно не было сил, чтобы посмотреть, кто это. А тем более подняться, когда я услышала звук захлопывающейся дверки. Несколько скрипящих шагов по снегу, словно ко мне кто-то бежит, и тут я почувствовала, что в мою спину уткнулись колени.
– Блэр, это я.
Заботливые руки Рэнда подхватили меня, а его голос укутал от проблем не хуже, чем гора снега.
– Рэнд, мне так плохо... – я развернула голову к нему, и слезы опять полились из глаз. Я вовсе не хотела плакать, как и не хотела того, чтобы он снова видел меня такой, как тогда в Денвере.
– Я знаю.
Я обхватила его за шею, и прижалась к нему, пока он нес меня к своей машине.
В салоне у него было тепло, уютно, и как-то много места, пока я не сообразила, что это моя машина. Откинув передние сиденья, он устроился вместе со мной на задних. Я молчала, с силой вцепившись в него и пытаясь успокоиться. Было плохо, словно я собирала все растраченные на слезы силы. Небо быстро потемнело, но сначала стало стеклянным, потом белым с едва заметными голубыми прожилками, и вот накатили тучи. Огромные тяжелые тучи, полные снега, гонимые ветром, а в машине тепло.
Постепенно, чем больше темнело, тем легче ставало мне. Впрочем, тишину нарушать не хотелось, так как я удобно устроилась в руках Рэнда.
– Ты не спишь? – прошла вечность с того момента, как он подобрал меня со снега и перенес сюда.
– Нет, не могла бы, даже если бы очень хотелось. Как ты меня нашел?
– Мне позвонили сестры Клеменс... то есть какая-то из них определенно точно. Они были обеспокоенны, потому что видели тебя в пиццерии и вашу ссору с Карен. Им ты показалась очень расстроенной, и так же им не понравилось, как ты выехала со стоянки. Должен признать, я готов пересмотреть свое отношение к ним, – голос Рэнда звучал глухо и он не смотрел на меня, а просто куда-то в одну точку извне. Может на снег, а может и на дерево, которое постепенно начало поглощать пеленой снега, густого и плотного словно туман. Все выглядело так, будто мы сидим в придорожном кинотеатре и смотрим немое кино, но вот кадр остановился на одном месте, и по всему экрану идет снег, или же дым.
– Но как ты меня нашел? – вновь спросила я, и приподнялась, чтобы посмотреть ему в глаза, а Рэнд старался не смотреть на меня. – Почему ты не смотришь на меня? Ты на меня сердит?
– Ужасно, – с тяжелым вздохом сознался он, и все же глаза так и не подвел. – На тебя я зол, потому что ты не позвонила мне. Не позвонила, будто мы только вернулись из Денвера и ты мне не доверяешь! Я зол...и напуган тем, что увидел тебя на снегу. На миг мне показалось с тобой случился сердечный приступ...Как ты могла не позвонить мне?
Наконец глаза Рэнда, потемневшие, до полного насыщенного серого цвета устремились ко мне, и я поняла, что он сдерживает гнев. Злость клокотала в нем, так же, как во мне, когда я слушала Карен. Только мне не было что сказать ему. Я доверяла ему, доверяла так, как никому другому, но все же не позвонила. Приподнявшись, я перекинула свою ногу и села ему на колени верхом, чтобы оказаться к нему лицом к лицу. Но я почувствовала, что Рэнд немного воспротивился этому, хотя и не стал мне мешать.
– Я доверяю тебе...дело даже не в тебе, и я не ожидала, что Карен будет еще большей стервой. К тому же я ведь знала, что у тебя гости...мне не хочется постоянно на тебя взваливать проблемы моей семьи.
Только теперь я заметила, что Рэнд был одет в смешной красно-зеленый свитер с оленями, и так же в черные брюки с ремнем, будто бы пай-мальчик из хора. Из-под свитера выглядывала белая рубашка, но проследив за ногами, я поняла, что он в тапках, а куртка просто накинута на плечи. Видно, что Рэнд выскочил из дому, лишь прихватив ее, в спешке даже не обувшись. На душе потеплело от осознания, что я ему настолько не равнодушна, что послушав слова сестер Клеменс, он тут же поехал меня искать.
– Я хочу знать все о твоих проблемах.
– Но ты так и не сказал, как нашел меня. Я могла быть где угодно.
– Я поехал туда, где нам было лучше всего вместе, – Рэнд прижал свой лоб к моему подбородку, пряча глаза. Его дыхание участилось, затем губы Рэнда коснулись моей шеи, от чего легкая дрожь прошлась по моему телу. Мне стало трудно дышать, потому что происходило что-то непонятное со мной и моим телом. Приятное тепло разлилось внутри меня. Рэнд поднял голову, и взглянул мне в глаза, и теперь они стали почти черными, так как зрачки его расширились, но уже явно не от злости.
Руки Рэнда отяжелели, потом же он начал сдвигать с моих плеч куртку. Я помогла ему, скинув ее сама, а затем запустила пальцы в его волосы, приближая голову Рэнда к себе. Губы Рэнда настойчиво коснулись моих губы, язык же проник в рот соприкасаясь с моим языком. Даже не поняв, что это происходит со мной, я застонала. Мне было жарко, и хотелось все теснее прижаться к Рэнду. А он ставал все более страстным, как и его руки. Когда Рэнд начал снимать с меня батник, я податливо подняла руки вверх, сама же хотела снова целовать его. Я даже не подумала смущаться, когда осталась в одном лифчике, до пояса раздетой.
Рэнд не спешил. Он коснулся моей шеи, и плавным движением заскользил вниз, медленно проводя подушечками пальцев по ключице, а затем спускаясь на грудь, приподнимающуюся из лифчика. Я выгнулась навстречу его руке, в нетерпении. Это было такое приятное и неизвестное ощущения, что мне хотелось, чтобы оно продолжалось. Увидев, мою реакцию Рэнд продолжил изучать меня, но я немного помешала ему, желая снять с него свитер и рубашку, и тоже ощутить его кожу на прикосновение. Мне хотелось поцеловать его в шею, и узнать какая его кожа на вкус на груди, животе.
Лампочка не была включена в машине, но это не мешало нам видеть друг друга, так как от снега исходил тонкий мерцающий свет, при котором мы словно светились в темноте машины.
Я лихорадочно сняла с Рэнда свитера, а когда принялась за пуговицы, то спотыкалась об руки Рэнда, когда он помогал мне. Его тело было теплым, почти горячим, и гладким на ощупь – я знала, что он идеально сложен. Мы ненадолго замерли, рассматривая друг друга. Я потянулась, чтобы снять с себя лифчик, но Рэнд перехватил мои руки.
– Ты не боишься? – его голос был хриплым и севшим, и это меня удивило, но когда я попыталась ответить, то едва смогла сказать:
– Нет.
Тогда он сам протянул руки назад, прижимаясь к моей груди губами. Его пальцы довольно ловко справились с застежкой, а за тем он нежно сжал мою грудь. Другую, он принялся ласкать губами, будто это был какой-то фрукт. От неистовой сладости, незнакомой, тяжелой, напряженной, я бессознательно прижала его голову сильнее к себе, цепляясь за его волосы.
– Доверься мне, – прошептал он, и приподняв меня каким-то образом развернул спиной к своей голой груди. Я не знала чего ожидать, и все же вся трепетала от предвкушения. Губы пересохли, не то от поцелуев, не то от жажды. Но все что я могла так это бездействовать, ведь я могла лишь опираться руками в сиденье.
Рэнд осторожно целовал меня в шею, пока я не изловчилась развернуть голову к нему, тогда я стала покусывать его губы. Одна рука все еще мяла мою грудь, рассказывая мне о том, что это невероятно возбуждающее ощущение. А другая, переместилась на живот. Странные судороги прошли по моим мышцам, следом за тем, рука Рэнда продолжила свой ход вниз. А у меня не было сил остановить его, даже когда он начал расстегивать ширинку моих джинсов. Только когда он запустил руку под них, я запаниковала и накрыла своей ладонью его кисть, не давая продолжить.
– Доверься мне, я просто хочу, чтобы тебе было хорошо.
Рэнд принялся целовать меня с большей глубиной, руки стали ласковей и медлительней. И все что случилось после, вырвало меня целиком из ощущения детства. Нет, я не перестала быть девушкой, но Рэнд приоткрыл мне завесу интимной стороны отношений.
Я лежала на нем полураздетая, тяжело дыша, мокрая от напряжения и чувствуя под своим задом его возбуждение, которое я не могла удовлетворить, так как не знала, как это сделать. Но дело было в том, что Рэнд был Рэндом, а не Кевином, он думал лишь обо мне, и уж тем более не собирался на меня давить.
– У тебя очень нежная кожа, – прошептал Рэнд, и мне было жаль, что я уже не могу видеть его лица.
– А у тебя гладкая, совершенно нет волос на груди. И еще рельефный живот. Мне не хочется забираться с тебя руки.
– И не забирай, – рука Рэнда по-прежнему сжимала мою грудь, и это было приятное чувство. Кевин тоже трогал меня, но те прикосновения, ни в какое сравнение не шли с этим.
– Скажи, ведь я не очень-то разбираюсь в этом... – смущенно начала я, но мне было необходимо узнать это. – Ты хочешь меня?
Смешок, который раздался в темноте, был скорее нервным.
– Я последние полчаса только об этом и думаю.
– Так почему мы не... – мне было стыдно, и все же я хотела это знать, потому что хотела его. Точно, желание быть с ним, это как раз то, чего я хотела в данный момент.
– Потому что твой первый раз не должен быть в машине, и уж тем более я не хочу, чтобы ты так рано начала познавать...скажем так интимные отношения.
– Мне 17, маме было столько же, когда она меня родила.
– Да. Но до сегодняшнего дня ты ведь и представления не имела о петтинге.
– О чем?
– О том, что было между нами только что, – я даже сквозь темноту поняла, что он улыбается, подразнивая меня. Это значило, что он начал успокаиваться, ведь хрипотца уже исчезла из его голоса.
– Так вот как это называется... – в плане секса я была довольно таки отсталой.
– Да, но давай поговорим об этом как-нибудь в другой раз. А теперь пора ехать тебе домой, ты еще с утра поехала в город. Наверное, мама уже волнуется. Да и мои думают, что такое случилось, я ведь как угорелый выбег из дому, даже не знаю, поставил ли телефонную трубку на место.
Мне вовсе не хотелось одеваться и уезжать от него, но Рэнд обязан был вернуться домой, где его ждало больше 20 гостей. А мне нужно было обдумать все, что сегодня случилось.
Целомудренно поцеловав меня несколько раз, так словно в машине ничего и не случилось, Рэнд усадил меня в машину, но перед тем как закрыть дверцу замер, словно хотел что-то сказать. Я уставилась на него, не понимая в чем дело, а Рэнд лишь улыбнулся.
– Встретимся завтра, – сказал он, и пошел к своей машине.
Когда я заехала на свой двор, он остановился и подождал, пока я не въеду в гараж, а затем свет его фар растворился в пелене снега.
Но в гараже я не стала сразу же выходить из машины, а просто сидела и смотрела в зеркальце заднего вида. Там я искала следы того, что повзрослела, словно наше странное свидание могло оставить на мне отпечатки.
