355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юлия Колесникова » Первый холодный день (СИ) » Текст книги (страница 1)
Первый холодный день (СИ)
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 21:08

Текст книги "Первый холодный день (СИ)"


Автор книги: Юлия Колесникова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Колесникова Юлия
Первый холодный день

   Глава 1. Первый день зимы

   Время лживых страстей и безудержных снов.

   Стервенеют ветра вечерами седыми.

   Уберечь это сердце от зимних оков

   Сможет только тепло и волшебное имя.

   Татьяна Корольова


   Завтракать на кухне в среду всегда считалось у меня плохой приметой – каждую среду с утра звонил отец, и маму это приводило в бешенство. Доводило до белого каления. Выводило из себя. Превращало в психа. Странно видеть гладко причесанную маму, аккуратно накрашенную, словно на фотосесию, в костюме от Армани или от Шанель, красную от гнева и кричащую в трубку, захлебываясь слюной. Каждую среду. Уже несколько лет. В основном так случалось каждый раз, если я не успевала отвоевать у нее трубку. Иногда мне удавалось пообщаться с ним, без вот таких вот картин – это случалось лишь тогда, когда у мамы было важное дело. Когда ее практика расширилась это начало случаться чаще. Но не сегодня. Сегодня они спорили. Нет, точнее говоря сегодня ей, очень хотелось с ним поспорить.

   – Мы же договаривались, что машину ей подарю я – но нет, ты ведь хочешь подлизаться к ней, чтобы она согласилась провести Рождество с тобой! А твоя Соплюшка не будет против – в последний раз она заявила мне, что ты везешь ее на Гавайи!

   Соплюшкой мама называла новую папину жену, она же моя бывшая няня, точнее говоря, была нею лет эдак с 5 назад. 4 года папа с нами не живет, и 3,5 как женат на ней. Два годика моему брату Джонни. Мама ее ненавидит, да и отца не жалует. Но вот когда они каким-то образом перебегают ей дорогу, она начинает вспоминать папе все, что он когда-либо ей сделал. Начнем с того, что он сделал ей меня в 16 лет, и только за это его нужно было расчленить. В таком вот месте мама разворачивается ко мне и тихим голосом добавляет: "Только не подумает милая, что я не люблю тебя. Ты единственное хорошее, что он мне оставил." я качаю понимающе головой и продолжаю завтракать, так словно смотрю какое-то надоедливое шоу.

   И мама продолжает дальше. Отец рвет глотку уже оттуда. Потом мне дают с ним все же поговорить. Минут 15 я слушаю все изливания отца на мать, она бегает вокруг кругами, чтобы убедиться, не поддаюсь ли я на провокации переехать жить к нему и Соплюшке, потом еще пять минут я рассказываю папе о своих делах, в некоторой сухой манере мамы. Папа обещает мне, что скоро приедет, мы двое знаем, что это не так, и все что может мне светить – это конверт с фотографиями его новой семьи, которые убивают меня еще больше чем чек в конверте, и до следующей среды я буду ненавидеть его так же как мама.

   Так каждую неделю. Но сегодня не так. Мама действительно зла. Ведь папа сорвал ей подарок! Такой огромный подарок. Которым, она хотела не только поздравить меня с днем рожденья, но и откупиться, чтобы поехать с друзьями на следующие выходные в горы – покататься. После дня рожденья прошло уже три недели, и они все еще не могут это выяснить. Я же езжу на машине отца – она была первой, и у меня была необходимость ездить хоть на чем-то лишь не на автобусе, и не с мамой. Хуже мамы могла быть только Мария, наша домоправительница, которая всегда парковалась возле мусорников, и мне казалось, что даже пройдя несколько сто метров к школе, я все еще воняю отбросами.

   Когда мама поняла, что я хочу оставить машину отца, ее это просто добило. И вот – третью среду подряд, когда звонит отец, я даже не смею ей перечить. Нужно же ей куда-то подевать гнев, так лучше на него, чем на меня. И пусть папа считает это предательством с моей стороны. Он-то ведь знал, что она мне хочет подарить, и поступил так назло. Мог бы подарить мне, как мы и договаривались неделю каникул где-нибудь подальше от них двоих, и желательно там, где бы телефон работал лишь раз в неделю. Пусть в среду – нужно соблюдать хоть какие-то семейные традиции.

   Наконец мама ненадолго замолчала, видимо закончился запал, и принялась слушать то, что ей говорит папа в трубку – губы сжаты, брови сведены в одну точку, а лоб наморщен, она редко забывала о том, что нужно следить за своей мимикой, чтобы предотвращать морщинки. Наверняка договариваются, когда я поеду к нему.

   – Я не против, – наконец изрекла она, и почти облегчено выдохнула. Я задумчиво потянула из кружки свое капуччино, нелегально выкраденное из маминой заначки. Мама, и не против с тем, что говорит отец? Они меня реально пугают! – Я еду в пятницу. Значит, буду меньше переживать. Только нужно ей предложить чтобы она еще кого-то взяла с собой – я тебя знаю, если не работа...то Соп...Карен отнимет твое внимание. Так Блэр хоть не будет скучать.

   Я нахмурилась, когда поняла, что на эти выходные меня ссылают в Денвер, и нахмурилась еще больше, когда мама протянула мне трубку.

   Я нехотя встала со стульчика, ловко увернулась от того, чтобы мама поправила мне челку, и схватила трубку.

   – Привет Котенок! – папа всегда знал, когда трубку беру я. Видимо у меня было меньше негативной энергии, чем у мамы.

   – Привет, – я говорила без особого оживления. Пока мама стояла за спиной, потому как ее это могло и обидеть. "С чего тебе радоваться, когда ОН звонит, – бывало, кричала она, – это Он тебя вырастил? Это я тебя вырастила!" я с ней абсолютно согласна. Мама растила меня, убирала дом, готовила еду, считала папины счета, и училась на юриста. Мама вырастила меня, выучилась, стала адвокатом, помогла папе с раскруткой бизнеса....и даже нашла ему жену, как любит говорить она. Все так, и все ужасно.

   – Мама рядом, – догадался он.

   – Да, – однотонно ответила я. Не то чтобы я полностью соглашалась, что мама бывает драконихой, но такие вот заговоры с отцом, казалось, сближают нас. У нас было еще хоть что-то общего кроме зеленовато-карих глаз. Все остальное, даже дом после смерти мамы, я унаследую от нее. Тоже ее слова. Пессимизм так же от нее. За него особая благодарность – и привет от школьного психолога.

   Вот кратко, что она написала в моем деле, которое я очень некрасиво прочитала, когда он стоял открытым на столе – Блэр, девочка 17 лет. Развита физически и умственно, умная, властная, интересная, имеет таланты, но не хочет их развивать. Малообщительная, порой замкнута, избегает прямо отвечать на щекотливые вопросы, которые относятся к ее семье. Наверняка это следствие развода ее родителей. Несвойственный детям пессимизм – защитная реакция. Почти глухая стена. Не удивительно, что родители не находят с ней общего языка. На удивление при этом, ребенок не конфликтный, но и не держится в тени. Выбирает экватор и пускается по этому пути в свободный дрейф не переживая куда такое плавание ее может прибить.

   Как патетично и поэтично одновременно. И все обо мне. Хоть кому-то не наплевать, и в то же время, я против, чтобы кто-то копался в моей голове, и раскладывал мое "Я" по полочкам. И еще мне это напоминает мамину кузину Дерин, которая страдала ипохондрией и ходила к психиатру. Если я в таком возрасте тоже начну регулярно посещать подобный кабинет кончить мне в обветшалом доме, наполненном котами.

   – Мама не сказал тебе, что в пятницу, ты приедешь ко мне?

   – Нет, а с чего вдруг?

   Я уставилась на маму, прищурившись. Она тут же подбоченилась. Потому что решила, что отец подбивает меня на что-то, на что они не договаривались – это была моя месть за то, что спихивает меня, даже не посоветовавшись. Да мне 17 лет исполнилось 3 недели тому – имею право на собственное мнение! Да и не было у меня желания общаться с Соплюшкой, и малым Джонни, который уже по-настоящему бывал сопливым. Малый был симпатичный, но за что мне его любить, за совместные алели в ДНК? Теперь мой папа, стал его папой, и я его редко видела. Конечно же, малый в этом не виноват, но эти мысли все равно отложились где-то на подсознании. И всплывали каждый раз, когда я приезжала к ним. А Соплюшка еще жаловалась, что я не люблю детей – дети детям разница! И она была бы дурой, если бы не понимала в чем дело. Все она понимала, точнее говоря, я все ей доходчиво объяснила еще в первый раз, когда приехала к отцу – она та тварь, которая увела отца из семьи, и вряд ли теперь построит свою жизнь весело, так что от меня ей любви не ждать, да и Джонни тоже. А вот про пакости, которые я любила ей устроить я благоразумно умолчала. Теперь, когда Джонни бегал, их было на кого списать. Но папа все равно догадывался, что это была я, и редко когда говорил мне об этом. И редко приглашал к себе.

   – Нам и ей это как раз удобно. Мы ведь твой день рождения почти не отметили. Джонни был тогда болен...

   – Да я помню, – сухо отрезала я, прекрасно помня, как этот маленький поросенок срыгнул на один из моих подарков. Нет, я не была кровожадной, но приехать ко мне в гости и все равно еще как-то умудрится испоганить день рожденье, которого я так ждала, ведь соберется вся семья! Это даже для меня чересчур. А потом родители начали ругаться из-за машины...праздник был испорчен. Наверное, я как-то плохо смотрела на малого, так как Карен старалась держать его все время на руках, а противный малый все равно тянул руки ко мне. Правильно, что она не дала его подержать – я даже боюсь подумать, чтобы с ним сделала!

   – Прости...

   – Ну ты не виноват, – снова сухо сказала я. Часы на кухне сообщили мне, что сегодня, как и в любую другую среду, я снова опоздала в школу. Настроение как говориться умирало постепенно. Сегодня снова придется остаться в школе после уроков. Это значит – нет кафе-мороженое, нет заехать в музыкальный магазин, и тем более нет, я не успею на премьеру нового фильма в кинотеатре. Ах, и да, я точно не успею на ужин с мамой и ее коллегой, хм...хоть что-то позитивное.

   – Так вот, мы будем очень рады тебя видеть с Карен. К тому же Джонни твой братик, а ты почти не видишь, как он растет.

   Как и ты не видел, как я росла, подумала я, но промолчала. Я никогда не позорила одного родителя при другом. Они и так хорошенько преуспели в этом. Постоянные ссоры и до развода и после. Карен даже иногда ревновала, потому что когда они ругались, то могли по часу никого вокруг не замечать. И да. Я тоже замечала, что между ними до сих пор есть притяжение. Но если бы меня спросили, хотела бы я увидеть своих родителей снова вместе, я бы однозначно сказала бы что нет. Когда они были вместе, такое было постоянно – ссоры, крики, ругань. И как бы я не любила папу, он никогда не был парой для мамы – он простой механик, а она юрист, даже будучи беременной, она смогла окончить школу с отличием. Папе дали диплом, лишь потому, что он играл во все спортивные игры в школе. Я иногда сомневалась, умеет ли он толком писать, так как всяких разных наград и кубков у него было больше чем дырявых носков. Да и писем он мне тоже не писал. В е-мейлах всегда бывали лишь смайлики и короткие слова, сокращения. Карен ему в этом плане подходила – в последний раз, когда я у них была, она рыдала над индийским кино. Над кино без субтитров. Я готова была всплакнуть возле нее, только из-за одной той мысли, что вероятнее всего быть Джонни идиотом. У меня хотя бы мама была умной, а у него сразу же два неука в доме. Да, зато их два, а у меня одна мама. Идиотам везет.

   – Ну что ж... раз вы так решили...

   Я решила немного подействовать на нервы обоим родителям.

   Папа тут же всполошился:

   – Ну что ты, если у тебя свои планы...

   Угу. А как же! Толпы поклонников, стая преданных друзей, которые без меня с места не сдвинутся, и что там еще у популярных детей? Короны раскиданы по комнате, розовые обои, первый секс в 14...ничего из перечисленного у меня не было.

   – Да нет, я приеду.

   Какие у меня могут быть планы? Все мои друзья вместе со своими родителям едут в горы кататься на лыжах – я помнила, что когда-то и у нас такая традиция была. Но я о ней лишь помнила, но не ощущала тех впечатлений уже очень давно. Видеть, как Карен стоит на лыжах, было выше моего терпения – я просто начинала смеяться и не могла остановиться. Папа злился, Карен плакала – меня отправляли домой. Так было три раза. И больше отец такие вылазки не организовывал. Ребенком я была еще тем подарочком!

   А с мамой ехать в горы бывало и еще хуже. С нами обязательно ехали ее подруги – три Разведенных ведьмы, как называл их отец. И зачастую одна из них имела при себе такую бутылочку, в которой у нее было мартини. Она напивалась, и мама с подругой отвозили ее в домик. Вот это была картина – ее как мумию тащили за руки, и она лишь держала лыжни ровно. Кошмар. А я оставалась кататься одна, смущенная, да еще наблюдала за счастливыми семьями или веселыми компаниями друзей. Половина из них были мои одноклассники, соседи, знакомые или даже мои друзья – но меня с ними хоть и пускали, я все равно уже ничего не хотела. Так надоело из года в год проживать все одно и то же. Раз в год мы ехали с отцом и Карен, и раз в год с Разведенными ведьмами во главе с моей мамой. Так надоело!!!

   – Тогда до пятницы, Котенок!

   – До пятницы, – согласилась я, и поставила трубку.

   – Ну? – мама смотрела на меня внимательно, сложа руки на груди. – Что вы с ним договорились?

   – Да. Я в пятницу еду к нему.

   – Чудненько!

   – Не то слово, – я попыталась выказать такой же ажиотаж. Но не получалось. Почему у меня такое ощущение, что от меня избавляются, и что мама променяла меня на компанию двух полупьяных бабенок? Наверное, потому что так оно и было!

   – Ну не надо делать вид, что тебе не нравиться такая идея. Чтобы я там не говорила о Дике, он тебя любит. Даже та маленькая шваль тебя любит, и малыш...

   Мама имела много эпитетов для Карен, но никогда ни как не обзывала малыша. Ей очень нравился Джонни, и я подозревала она не оставляет надежд иметь себе такого же. А почему бы и нет. Ей еще не было 33, или уже было. Но это не важно – важно то, что она все еще могла иметь детей. Но у нее не было мужчины, и вот это ее просто убивало. Да и меня тоже – я как бы сказать, была из тех девушек, у которых мало кавалеров. Их у меня было несколько и то почти все они были еще в младшей школе. А тот один, с которым я уже начала встречаться в старших классах недавно уехал. Это не было для меня моментом страдания, как оказалось, я почти ничего к нему не чувствовала, но Кевин был очень красивым и пользовался популярностью. И хоть убей, я так до сих пор не поняла, почему он вообще выбрал меня из толпы наших местных красавиц. Странно, что я раньше не уделяла этому вопросу должное внимание – а и правда почему?

   – Ладно, мама, неважно, я ведь согласилась поехать!

   Мама подошла ко мне ближе, чтобы как всегда занудно поправить воротник рубашки и ремень.

   – Только я тебя прошу, не поддавайся на их просьбы остаться на Рождество, ты ведь знаешь....

   – Что их там много, а ты одна... – закончила я за нее. Как же мама умела мной манипулировать. Давить на жалость! Это напрягало. На то она и адвокат!

   – Спасибо, я знаю, что ты меня понимаешь!

   Я терпеливо вздохнула, и наконец, мама поняла, что пора меня отпускать в школу.

   С каким облегчением я поняла, что утро среды уже минуло, как и еженедельный разговор с отцом. Пока все не закончилось, я даже не поняла, в каком напряжении была. Допив, уже холодный капучинно, я поспешила в свою новую машинку – Кашкаи Ниссан, большую и огромную. Туда где нет родителей и их проблем, а самое главное, где никто меня не делит, как призовые рога.

   Глава 2. Наезд

   В школе всегда есть придурки, есть отстой, есть те кто помогает всем, а так же есть средненькие, и конечно же Фак-Богини. Так вот, я была средненькой, но когда встречалась с Кевином, на некоторое время попала в мир Фак-Богинь, и что странно, когда он уехал, со мной продолжили общаться. Но я не навязывалась, изредка принимала приглашение поесть с девчонками или куда-то сходить. В остальное время я общалась с двойняшками Клеменс, живущими через три дома от меня. Более странных людей я не видела, если не учитывать то, что и меня вполне адекватной назвать трудно – все-таки общение с психологом и проживание с моими предками дали свои результаты. Они иногда вели себя как белое и черное, искушение и милосердие, совесть и его полное отсутствие. И постоянно менялись ролями. Если одна говорила, делай, другая запрещала. Бывать с ними в компании это что-то. То за одну краснеешь, то за другую – ну а рассказывать им хоть какую-то маленькую сплетню вообще не стоило. Именно они были агрегатом по изготовлению, накоплению и распространению сплетен. Не зря они работали в школьной газете журналистами, я же помогала – была скромным фотографом, с самым не скромным фотоаппаратом, которым откупился отец, когда не смог в прошлом году поехать со мной в поход. Так что с ними я никогда не могла делиться тем, что со мной случается каждую среду. И никогда им не объясняла свое опоздание. Так же как и то, почему не смогу заехать за ними с утра. Но в школу я все равно спешила. Совершенно забыв учесть одну простую вещь – снег, который выпал сегодня, в первый день зимы, а ведь до настоящих холодов еще полмесяца.

   Улицы забелели, словно открытки к Рождеству – все покрыл слой снега в 10-15 сантиметров, превращая город в замерзшую сказку, а дорогу в страшный сон скорой помощи. По сути дела сегодня я как раз вписывалась в их клиентуру. Маленькая девочка, 165 росту, с тонкими худыми кистями, которая не занимается спортом и которая ездит на могучем транспорте похожем на джип. Слишком тяжелом транспорте. Как бы я не хотела это признавать, но мама была права – машина для меня тяжеловата. Хотя и папа тоже был прав – если ехать отдыхать или кататься, она не заменима.

   Мой папа был добрым, ласковым и хорошим. Но отличной памятью никогда не отличался – многие детали ускользали из его памяти. Например, как то, что на машину нужно было поставить зимние шины, так как декабрь очень быстро приходит за моим днем рожденья. По центральной дороге мне было ехать еще более менее нормально, но стоило свернуть в сторону проселочной дороги, которая пересекала дорогу к школе, и меня тут же начало заносить. Мне приходилось прикладывать немало усилий, чтобы выравнивать руль. Колеса иногда двигались так, словно жили своей отдельной жизнью. Мне казалось, они вовсе не реагируют на то, куда я поворачиваю руль. А может, дело было в том, что находилось под снегом – проселочная дорога была местами разбита. Но факт оставался фактом – кроме того что я скользила, мне грозила опасность быть снесенной в кювет. Я молилась лишь о том, чтобы живой добраться в школу, а оттуда я потом поеду или на автобусе, или с кем-то из соседей, чьи родители додумались поставить зимние шины на машины своих детей. Сегодня автобус уже не казался чем-то плохим. А уютным и надежным.

   Я не учла еще одной опасности – того, что я могу в кого-то врезаться или наехать. Я ездила не так давно, но не очень боялась учиться, хотя раньше у меня и не было опыта скольжения по дороге.

   Опасность появилась именно тогда, когда я была полностью уверена, что все пройдет успешно. Рэндал Браз, один из школьников старших меня на год, совершенно не вовремя вырулили на дорогу, на своем стареньком Шевроле.

   Я как раз огибал участок, на котором стоял его дом, надеясь, что не врежусь в забор. И тут из открытых ворот вылетел пулей Рэнд, почти чиркая мой передок своим боком, и вовремя увернувшись, когда я как раз должна была взять его на таран, погнал дальше, видимо не совсем поняв, что случилось. Он даже не посигналил мне, что все в порядке и не остановился, уж тем более. Со страху я вильнула я в сторону и меня развернуло на дороге на все 180®, и уж тогда я смогла затормозить, да так, что снег полетел во все стороны из под колес, забрызгивая машину и стекла грязными потеками снега и местами соли.

   От потрясения, я не сразу же смогла нормально вздохнуть. Это, конечно же, был драйв, но я еще так не пугалась! А если бы он в меня въехал? По всем правилам дорожного движения Рэнд должен был меня пропустить! Вот засранец!!!

   Знала я его не так уж хорошо. Во-первых, некоторое время он стриг у нас газон, не смотря на то, что отец его был врачом, он зарабатывал на карманные деньги сам. А во-вторых, когда я встречалась с Кевином, нам приходилось раз или два общаться в одной компании, и наше общение сводилось к короткому кивку, или паре слов. Самым длинным предложением, которое я слышала, от него было – "Передай маме, что в этом году я не смогу подстригать вам газон, но я нашел вам парня на замену". Наверное, кому-то другому было бы стыдно признаваться в том, что он стрижет газон за деньги, но почему-то стыдно стало мне, когда я поняла, что к нам присушиваются. Так словно это я на него работала. Да, его можно было назвать звездой, но это было более вероятнее в прошлом году – пока он не травмировал плечо, и отец не отстранил его от спорта. Поговаривали, что просто родители не хотят, чтобы он запустил учебы и стал одним из тупых спортсменов, которые заканчивают колледж, так и не увидев учебных кабинетов. Как я понимала, он был одним из тех правильных золотых мальчиков, которые слушают родителей, и бояться их разочаровать. Но вспоминая, как он вел себя в компании, я так же могла сказать, что он был весельчаком. Сегодня я назвала бы его уродом – а что если бы я во что-то въехала?!!!!!! Мне хватило утреннего разговора, чтобы понять, каким будет весь день, но я точно не собиралась его заканчивать в больнице. Мое опоздание и так уже не останется не замеченным, я прогуляла большей частью первый урок, и будет хорошо, если вообще найду в себе силы доехать до школы.

   У меня не было привычки жалеть себя, так как я вообще-то постоянно была готова к чему-то плохому. Вот только до такого я не могла бы додуматься. Мой пессимизм почему-то был сегодня не дальновидным. Если вообще к нему можно было подбирать подобные слова – как дальновидность. Пессимистическая дальновидность. Кошмар – может мне пойти учиться на психолога? Я уже начинаю придумывать разные болезни и их направления. Крови я не боюсь. Колоть тоже умею, пока бабушка болела, я ее колола, когда не могла прийти медсестра, так что мед нормально окончу.

   М-хм. Что-то я размечталась, до колледжа еще нужно полтора года учиться. А потом я смогу, наконец, уехать подальше от родительских разборок. Мне иногда казалось, что я будто бы в детском саду, и меня время от времени перетаскивают из одной песочницы в другую. Только вот милые родители, ни один не додумался поставить мне зимние шины!!!!

   Немного позлившись, я снова завела мотор. Это хорошо, что машина не заглохла. Я так резко затормозила, что вполне могла там что-то сорвать, или оторвать, или перегореть там тоже что-то могло. Да, я была дочерью механика, но с машинами имела чисто потребительские дела. Я и с отцом то редко виделась, тем более что он не брал меня с собой на работу. Ну, если только очень давно, в детстве, когда маме нужно было бежать на учебу, а оставить меня не было с кем. Тогда папа брал меня с собой на работу – все эти висячие инструменты, то, как там пахло, и его друзья, что начинали работать на него, мне очень нравилось бывать там. Папа и теперь так пах – машинным маслом, немного бензином, и своим одеколоном, который как он верил, мог приглушить другие запахи. Одеколон ничего не приглушал, а только все ухудшал. Но в то же время все это сплеталось в какой-то особый странный аромат, который у меня ассоциировался лишь с отцом. В других автомастерских также пахло, но у них не было папиного одеколона.

   Пока мотор прогревался, я подумала о том, что вместо того, чтобы ехать в школу, так как я уже и так опоздала, лучше было поехать в автомастерскую дяди Пита, он приходился кузеном папе, и у него были золотые руки. Когда-то он работал на отца, пока тот не перенес свой бизнес в Денвер и Боулдер. А потом здесь оставили его – папа практически отдал ему бизнес.

   Ехала я назад в центр на самой маленькой скорости, какой могла. Конечно же, я стала раздражением для других шоферов, но не убиться же мне лишь бы им было хорошо!

   Конечно же, когда я приехала в мастерскую, верх в моем характере взяло то нечто, что я унаследовала от отца, помимо глаз – усталость. Я была так вымотана и уставшая, что мне определенно никуда уже не хотелось ехать. Я припарковала машину при въезде, но заезжать не стала, не зная, есть ли в боксе свободное место. Плотно запахнув короткую курточку, вовсе не рассчитанную на сегодняшний снег, я пробежалась по скользкой дорожке, и почти въехала в бокс на одной ноге, когда поскользнулась. Меня словил дядя Пит, и удивленно рассмеялся.

   – О, Котеныш, ты что здесь делаешь? Разве у тебя нет уроков.

   – У меня идут уроки. – поправила его я, хотя и так знала, что безграмотность дяди Пита ничего не исправит, – но у меня проблема.

   – Что-то с той Зверюгой, что купил тебе отец? – он заглянул мне за плечо, и на меня вильнуло запахом масла и бензина, что-то такое родное и знакомое, не хватало только запаха одеколона. Но у дяди Пита был свой собственный запах – машинное масло и кофе. Тонны кофе, которые он поглощал, видимо начали просачиваться сквозь поры его кожи.

   – Да, папа не додумался поставить зимнюю одежку, – я закусила губу, и посмотрела на дядю Пита, его задумчивость при моих словах мне не понравилась. – Ты не сможешь это сделать?

   Он почесал затылок, разворошив тем самым кучерявую голову, в некоторых местах покрытую маслом и еще какой-то ерундой – скорее всего кусками краски, что облупилась. Его мозолистая, сухая рука опустилась на мое плечо, и он покачал головой.

   – Нет, Котенок, я тебе в этом не помогу – у меня в данный момент нет подходящих шин, боюсь тебе нужно ехать к отцу.

   – Вот черт, – выругалась я, и тут же поджала челюсть, так как дядя Пит имел несколько устаревшие понятие о том, как должна себя вести юная леди, и тем более что говорить. – О, прости.

   – Ладно... – нехотя отозвался он, пряча в усах улыбку. – Ты лучше скажи, как ты вообще сюда доехала?

   – И не говори... – я обреченно повела плечами, не представляя как мне теперь доехать до школы. – Я едва не съехалась с Рэндалом Бразом!

   Он нахмурился, я тоже не была в особенном восхищении от подобного приключения.

   – Есть у меня идея, но она временная, а тебе советую звонить отцу и подготовить необходимые шины, так как их иногда трудно достать, на твоего Зверя.

   Он тут же начал набирать на своем телефоне номер отца и отдал трубку мне. Я мечтала о том моменте, когда у меня будет свой телефон, и я смогу в любое время звонить ему, а так я могла звонить лишь из дому, и в основном это было воскресенье, да и при том под надсмотром мамы. Папа же звонил в среду, так как Соплюшки часто не было с утра в этот день, да и мамы тоже. Это даже смешно – у меня есть машина, но нет мобильного.

   – Алло, Пит? – прозвучал голос отца, и я тут же улыбнулась, сама не понимаю почему.

   – Да нет, это я папа, – я закусила палец, и прислонилась к стене бокса. Смотря на то, как дядя Пит кружит вокруг моей машины, я почти представляла отца перед собой. Наверняка он сейчас тоже кружил вокруг какой-то машины.

   – Блэр, что-то случилось? – тут же встревожился он.

   Я усмехнулась. Он был таким пугливым, как кролики. Всегда вечно о чем-то переживал, волновался. Как он вообще мог быть спортсменом, его наверняка тошнило перед каждой игрой.

   – Нет... То есть не совсем. У нас здесь снег выпал...и я чуть не врезалась в одно парня. Машина ужасно скользит.

   – Вот черт, совсем об этом не подумал – у вас зима приходит скорее. – простонал он. – Пит может поставить тебе зимнюю резину?

   – Нет, у него нет таких. Он сказал, чтобы ты заказал, а пока что он что-то придумает.

   Несколько секунд отец молчал.

   – Дай мне дядю Пита.

   Я поспешила на улицу и дала трубку дяде, тот быстро перехватил ее и продолжая что-то делать с колесами и цепями, просто заложил трубку между плечом и ухом.

   – Дик? Ага!.... Да, но у меня только две лишних цепи, ставлю на переднее колесо, а одно на заднее по диагонали.... А что еще предложишь?... Есть еще, но они слишком малы на такие колеса. – приблизительно так продолжался разговор минут 10. За это время мне надоело стоять, и я пошла в середину – там как-никак было теплее. Да и помощник дяди Пит, Лес, налил мне горячего чая. Пока я не взяла стаканчик в руки, не догадывалась, как я продрогла. Я стояла и смотрела на кучи металлолома за окном мастерской дяди Пита, и вспоминала отцовскую мастерскую. В Денвере, одну из них, самую первую, которую отец сделал, когда мы еще были семьей. Там тоже был металлолом.

   Там были старые кресла из бабушкиного дома, потертые столы, которые мама купила на церковной благотворительной ярмарке – что-то типа блошиного рынка два раза в год, когда все сносят не нужные вещи и выставляют на продажу. А собранные деньги тратятся на церковь. В нашем случае католическую – отец как-никак на четверть был итальянцем. Отсюда и мои темные каштановые волосы, и оливковая кожа, но не такая темная, как у него, а светлей, и красивей. Волосы мне достались от его мамы, моей бабушки Люции, которая была наполовину итальянкой, к тому же очень богобоязненной. Пока она была жива, мы никогда не пропускали воскресные службы, теперь же ходили лишь на большие праздники, и тогда когда мама в субботу не устраивала загул с Разведенными ведьмами.

   А еще в той мастерской остался стоять первый родительский автомобиль – его я хорошо помнила. Там всегда валялось много моих игрушек. И вполне вероятно мой молочный зуб, который я выбила, так как отец не совсем понимал, что означает маленький ребенок в машине. Как он говорил мне, в то время еще не было детских сидений для машины, но на самом деле я-то помнила, что он просто забывал меня пристегнуть. Интересно, с Джонни он тоже такой безответственный?

   Дядя Пит вскоре пришел, не совсем светясь от радости, но то, что он сделал, ему вполне нравилось.

   – Я поставил тебе две цепочки на колеса. Но все равно ты должна ехать очень аккуратно. А отец уже заказал тебе шины, как раз будут на выходные, но он предупредил, что лучше бы с тобой ехал кто-то у кого есть права больше времени, чем у тебя.

   – И кого он интересно имеет в виду? Маму, что ли? Можно подумать он не знает, что у меня нет старших друзей! – разозлилась я, надувая щеки. Лес, молодой парень, который не любил шума, скривился и отошел в сторону, вновь занявшись своей предыдущей работой, от которой я его оторвала.

   Дядя Пит снова почесал затылок, но теперь в его зеленоватых глазах скользило смущение.

   – Ну, а парня у тебя нет?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю