Текст книги "Высота"

Автор книги: Йозеф Кебза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Машина неслась навстречу темно-голубой цепи гор. Казалось, дороге не будет конца.

– Когда приедем, Яно? Ты случайно, не заплутался?

– Скажешь тоже! Минут двадцать еще. Потерпи! Посмотри лучше вокруг. Уверен, что такой красоты ты никогда не видел.

Вскоре они действительно оказались у цели. Когда Владар поставил машину на обочине перед крутым склоном, на вершине которого виднелся деревянный дом, Итка восхищенно воскликнула:

– Вот он где! На самой горе, под самым небом! И вокруг ни души.

– Будете растапливать снег. Воды там нет, – напомнил им Ян, когда они тащили наверх сумки и рюкзаки.

Итка шла впереди, проваливаясь в снег по пояс. Тогда друзья вытаскивали ее за руки, и она заразительно смеялась, показывая ослепительно белые зубы, разглядывала все вокруг с таким любопытством, что у Владара захватывало дух. В голову невольно приходила мысль, что Радеку придется дорого заплатить за такую красоту, соединенную с энергией и волей.

Дом, служивший в летнее время пристанищем для лесорубов, был обставлен скромно, однако Радек и Итка пришли в восторг.

– Прямо королевские палаты!

– Такой король был бы нищим. Ничего королевского тут нет, но чувствовать себя, мне думается, вы будете хорошо, – засмеялся Ян.

Радек попытался растопить камин, но у него ничего не получилось, и Ян помог ему. Обтерев снегом руки, Ян взглянул на часы:

– Ну, Радек, мне пора. Пять часов. Послезавтра, около часу дня, я буду внизу на дороге. Спуститесь к этому времени туда, иначе я подумаю, что вы окоченели. Ну, робинзоны, веселого вам Нового года! До свидания, товарищ командир!

Радек нахмурился:

– Перестань ты с этой официальщиной!

– Мальчики, – вмешалась Итка, – о чем вы тут толкуете?

Владар пожелал всего доброго и Итке, а она подскочила к нему и неожиданно поцеловала:

– Это вам за такой чудесный уголок!

Ян растерялся и попятился к дверям. Радек проводил его и тут же возвратился.

Итка бросилась ему на шею:

– Радек, как здесь здорово! Я не буду ни есть, ни пить, ни спать. Мне нужен только ты и тепло, больше ничего.

Слезак прижал ее к себе и закрыл глаза. Только бы ничто не помешало им побыть наедине в эти предстоящие часы.

Потом они уже не обращали внимания на бег времени. И если бы не миниатюрный транзисторный приемник, они, скорее всего, прозевали бы наступление Нового, 1961 года.

В полночь, когда прозвучал последний удар часов, они подняли бокалы, поцеловались и молча прослушали государственный гимн. Итка тихо спросила:

– Сколько еще раз мы встретим Новый год?

– Наверное, раз пятьдесят.

– Ой, через пятьдесят лет мы будем совсем старые!

Он обнял ее:

– Но мы всегда будем вместе.

– Ты думаешь, мы тогда еще будем любить друг друга?

– Видимо, это будет зависеть от того, как мы справимся со всем, что преподнесет нам жизнь.

– Кто знает, что тогда будет!.. – вздохнула Итка. – Но в той старости для меня появится одна отрада – ты уже перестанешь летать, а я больше не буду переживать, вернешься ли ты здоровым и невредимым.

Радек молчал. Ему не хотелось сейчас затевать разговор о службе и авиации, хотя эта проблема очень волновала Итку.

– Почему Яно назвал тебя командиром? – спросила она вдруг.

– Дурака валяет, – ответил Радек. Ему хотелось скрыть, что его назначили командиром звена. Но Итка не поверила:

– Ты заменил… – Итка замолчала, боясь произнести имя Матоуша. – Его?..

– Да.

– Поздравить бы тебя надо, но не могу.

– Это ни к чему.

– У тебя теперь прибавится работы?

– Немного, но тебе это не нужно знать. Военная тайна. – Он старался переменить тему разговора, но Итка, по всей вероятности, настроилась продолжать его:

– Я интересуюсь не для того, чтобы выведать у тебя военную тайну, а из-за тебя. Меня касается все, что относится к тебе. Иногда я начинаю верить, что однажды ты станешь умнее и поймешь, что можно прожить без самолетов.

– Итка, – серьезным тоном заговорил Радек, – давай кончим об этом, а? Ведь недаром говорят: как встретишь Новый год, так он и пройдет. А я не хочу весь этот год ругаться с тобой. Не будем больше затевать этот разговор. Ведь мы уже все выяснили.

– Если бы ты только знал, какое бы это было для меня счастье!

– Но не для меня. Сейчас у меня есть только ты и самолет. На первый взгляд мои слова покажутся примитивными, но… Когда-то мне было достаточно полетов. Теперь для полноты счастья мне нужна ты. Такие вот дела, и иначе не будет.

– Теперь нужна и я, – повторила она. – Выходит, я только на втором плане.

– Для меня вы оба значите одинаково много, – улыбнулся он и накрыл ее дубленкой.

Итка съежилась и закрыла глаза. Радек услышал ее спокойное дыхание и подумал, что она уснула. Вдруг из-под дубленки раздался ее голос:

– Интересно бы посмотреть на звезды. Ты знаешь какие-нибудь созвездия? Я – только одну Большую Медведицу. Непонятно, как люди разбираются в этом скопище звезд.

Радек протянул руку к ставням (в доме, не было обычных застекленных окон). Безмолвие ночи нарушил их скрип. Перед ними открылся участок звездного неба.

– Смотри. Большую Медведицу видишь? Вот она. Пойдем дальше. Следуй за мной. Между Малой и Большой Медведицей ты видишь созвездие Дракона. Вот оно. Правильный треугольник – это голова. Длинная шея, тело. Все понятно? Ниже и левее находится Геркулес. Возле него Лира. Правее – Персей и Кассиопея.

Звезды казались огромными мерцающими точками.

– Кассиопея! – повторила она тихо. – Как красиво звучит! Вот бы иметь такое имя.

– Кассиопея Слезакова, да? – рассмеялся он.

– Ты думаешь, я и вправду хочу такое имя носить?

– Надеюсь, захочешь. – Он поцеловал ее и снова стал рассматривать небо.

Неожиданно звезды заслонила легкая дымка, но через минуту небо снова прояснилось.

– Если бы ты только знала, как это здорово, когда ночью летишь, высоко в небе и над тобой горят звезды! Человек должен к ним пробиться, должен!

– Ты не летчик, а фантазер. Что ты будешь там делать, в этом пространстве?

– Там – разгадка многих вещей, о которых мы, люди, думаем и гадаем. И мы, конечно, стремимся туда. Ведь человек всегда стремился постичь неведомое.

Итка махнула рукой:

– Мне безразлично, где и что ищет человек. Ему все равно погибать, когда земные ресурсы будут истощены.

– Нет, он не погибнет. Он найдет спасение там, – ответил Радек и протянул руку к звездам.

Итка рассмеялась. Ей показалось, что рядом с ней упрямый мечтатель.

– Вообще говоря, мне не хочется жить где-то там. Мне хорошо тут. Закрой окно, а то холодно.

Казалось, времени у них будет много-много, но пролетело оно быстро. 2 января Итке и Радеку надо было выходить на работу. Началась спешка, им предстояло навести порядок: перемыть гору посуды, вычистить камин, вытряхнуть дубленки. А как хорошо было бы остаться здесь еще на несколько дней! Итка уже не хотела возвращаться к надоевшему ежедневному круговороту: госпиталь – дом, дом – госпиталь. У нее возникло желание иметь свою квартиру, обставлять ее мебелью, приобретать всякую мелочь.

Об этом она сказала Радеку, когда варила кофе.

– Видишь, – ответил он, – хорошо, что я служу в авиации. Как только летчики женятся, им быстро дают квартиры. Ты понимаешь, что это значит в наше время? Я хочу жить с тобой вдвоем. От родных отвык. Прошло более семи лет, как я уехал от них, а теперь мне трудно представить, как бы я жил без тебя…

– Не понимаю.

– Если бы я не летал, надежд на квартиру было бы мало, пришлось бы ждать. У вас же я не смог бы жить.

– Мои быстро привыкли бы к тебе, – заверила Итка.

– Знаю. Но у нас не будет личной жизни. Квартира у вас большая, но представь, что тебе захотелось помыться в ванне, приготовить что-то, когда тебе нужно. Нет, это не жизнь.

– А как будет с квартирой, когда ты уйдешь из авиации? – вдруг поинтересовалась она.

– Я не уйду из авиации. Ну а если придется уйти, скажем, по состоянию здоровья или по личному желанию, чего никогда не случится, квартира останется за мной. С семьей меня никто не выселит.

– С семьей? – повторила она.

– Да, с семьей, – подтвердил Радек и взял ее за руку. – Я хочу иметь сына и дочь.

– Ты? А что хочу я, тебя не интересует?

– Как-нибудь договоримся.

Когда он снова принялся за работу, она спросила:

– Радек, а ты уже все продумал?

– Ты о чем? О детях?

– Да нет, я хочу знать, когда… когда у нас будет свадьба?

– Свадьба? Весной, – ответил он твердо, как о решенном деле. – Но к этому надо еще подготовить родителей. Мне хочется тебя с ними познакомить.

– Все ясно! Мамочка даст заключение, подхожу ли я тебе.

– Женится на тебе не мать, а я.

– Опять «мать», Радек. Хоть бы сказал «мама»!

– Так я буду называть тебя.

– И не думай. Я хочу, чтобы ты называл меня по имени или как-то по-другому, никаких «мамочек» и «папочек». Дома надоело. Другое дело, когда станем постарше.

– Согласен, – ответил Радек, обнимая ее. – Но я тебя еще не спросил, любишь ли ты меня, согласна ли ты, чтобы весной…

– Согласна, но с одним условием… – прошептала Итка, высвобождаясь из его объятий.

– С каким?

– Я не хочу мешать тебе. Знаю, что мне придется смириться с твоей работой. Но тут есть одно дело… Не сердись, что я тебе об этом говорю. Этот самый Матоуш… Он погиб во время какого-то эксперимента. Я прошу тебя, чтобы ты никогда не участвовал в подобных делах, чтобы делал только то, что от тебя требуют, и никогда не рисковал. Сможешь ты мне это обещать?

– Смогу, – ответил он с неожиданной готовностью. – После гибели Йозефа с этим покончено. Такую ответственность уже никто не возьмет на себя.

– Не в этом дело… – проговорила Итка. – Я хочу получить твердое обещание, что никогда в будущем, если повторится подобная ситуация или будет осуществляться подобный эксперимент, тебя это не будет касаться.

– Хорошо, меня это не будет касаться, – хмуро ответил Радек.

– Я не могу тебе поверить. Ты говоришь так, чтобы просто успокоить меня.

Радек пожал плечами.

– Боюсь, что мы с тобой не договоримся, – произнесла Итка со вздохом.

– Вся беда в том, что ты работаешь в этом проклятом госпитале. Если бы ты работала в другом месте, ты бы ничего не знала. – Радек закурил сигарету и принялся ходить по деревянному полу. Через некоторое время он почти с мольбой обратился к ней: – Прошу тебя, выбрось это из головы! Аварии случаются крайне редко, а сейчас вообще о каких-либо экспериментах не может быть и речи. Так зачем же волноваться? Милая, наступил Новый год, а мы с тобой опять воюем из-за моей работы.

Она обхватила голову руками:

– Если бы ты только знал, как мне хочется быть уверенной в том, что тебя никто не отнимет у меня и ты всегда будешь возвращаться домой! У нас ведь ничего нет, кроме нас самих и нескольких десятков лет жизни.

Радек подошел к ней и погладил по волосам:

– Итка, я ведь не какой-то там герой и не занимаюсь ничем опасным и рискованным. Я простой летчик, каких на свете тысячи.

– Я знаю, – ответила она, крепко прижимаясь к нему, – что говорю глупости, но временами я твою авиацию просто ненавижу.

– Хватит. Смотри, какой у нас беспорядок, скоро, наверное, Яно подъедет, будет с дороги сигналить. Тебе надо пораньше вернуться домой.

Она послушно встала и принялась расставлять посуду на полках. Радек помогал ей. На улице светило солнце, снег искрился на горных склонах. В доме было тепло и уютно.

Вскоре снизу действительно послышался сигнал автомашины. Итка взглянула на часы:

– Он уже здесь!

Радек схватился за голову:

– Сейчас начнет отчитывать!

Через несколько минут Ян Владар появился в дверях. Вид у него был смущенный.

– Что случилось, ты повредил машину? – спросил Радек и тут же подумал со страхом: в таком случае они вернутся домой только ночью, что грозит Итке серьезными неприятностями.

– Да нет, – ответил Ян уклончиво, усаживаясь на скамеечку возле камина. – Просто нам придется… немного потесниться. Дело в том, что недалеко отсюда я посадил в машину девушку, которая путешествует автостопом.

Итка засмеялась:

– Это нам не помешает. Мы и так вам за все благодарны. Машина-то ваша.

– И что ты думаешь делать?

– Что? Тебя высажу в городке, Итку отвезу домой, а потом поеду с девушкой.

– И хочется тебе! – воскликнул Радек. – Бог знает когда вернешься, завтра тяжело будет работать.

– Да ничего, езда меня особенно не утомляет, – рассмеялся Владар.

Все вместе они быстро навели порядок, закрыли окно и по глубокому снегу спустились на дорогу.

Девушку звали Бланкой. Это была миниатюрная блондинка с живыми карими глазами под тонкими золотистыми бровями. Приветливо улыбнувшись, она подала каждому руку и невнятно произнесла свое имя. Итка предложила ей сесть сзади, иначе Радеку будет неудобно, но Бланка воспротивилась. Она решила остаться рядом, с Владаром, простив чего он, разумеется, не возражал, и Радеку пришлось устроиться на заднем сиденье.

Наконец они поехали, и Ян показал себя молодцом – и за рулем, и в разговоре с девушкой. Итка иногда в ужасе закрывала глаза – так лихо он заворачивал на поворотах. Блондинка же, наоборот, вела себя спокойно, видимо, быстрая езда ее устраивала.

По-детски улыбчивая, Бланка вызывала все большую антипатию у Итки. Ее легкомыслие раздражало Итку – этого она не переносила. На первый взгляд девушке было лет восемнадцать. Руки ее были украшены браслетами и кольцами.

– Вы что, дочь управляющего банком? – спросил Владар, тоже заметивший украшения. – И не боитесь с ними ездить? А если мы вас ограбим?

– Хуже будет, если изнасилуете, – бесшабашно ответила Бланка, и в ответ на это Ян рассмеялся. А потом спросил:

– А вы чем занимаетесь? Учитесь или работаете? Или просто замужем?

Девушка удивленно взглянула на него:

– Замужем? Вы что? Для этого я слишком молода. Да еще с моей любовью к кочевой жизни… Я езжу по всей Европе и ничем не хочу себя связывать. Я – артистка Пражского цирка, ну вот я и представилась.

– Дела-а! – в изумлении проговорил Ян. – И сколько вы там зарабатываете?

– Когда как. На гастролях – вполне достаточно. Зимой поменьше. А весной мы ездим в Югославию и Италию. Тогда в среднем получается три-четыре тысячи крон в месяц.

Итка вытаращила глаза, а Радек недоверчиво покачал головой: он был уверен, что девчонка рассказывает басни. Бланка заметила, что они ей не верят, и добавила:

– Но к деньгам я равнодушна.

– Так что же вас тогда заставляет заниматься этим? – не удержалась Итка, хотя и понимала наивность своего вопроса.

Бланка с удивлением взглянула на нее:

– А я, собственно говоря, не знаю. Просто чувствую, должна все время испытывать себя, преодолевать естественный страх и делать каждый раз что-то все более сложное. Мне думается, трудно найти объяснение тому, зачем я кувыркаюсь под куполом цирка. Но иначе я не могу жить.

– А если однажды у вас не получится и вы сорветесь с трапеции? – бухнула Итка и заметила неодобрительный взгляд Радека.

Девушка ответила не сразу. Пожав плечами, она произнесла:

– Об этом я никогда не думала. Но если подобное произойдет, я уж точно не доставлю никому никаких забот и хлопот.

– Разве вы работаете без сетки? – спросил Радек недоверчиво.

– Конечно! Под куполом установлены две площадки, а на высоте моих поднятых рук летает трапеция. Наша труппа носит название «Пятеро бравых».

– Что это значит? – спросил Радек.

– Нас пять человек.

– Я видел вас в прошлом году в Нитре. Прямо дух захватывало.

– Ничего страшного и особенного тут нет. Просто результат тренировок, – скромно ответила девушка.

– Нет, – решительно заявила Итка, – такие трюки не имеют никакого смысла. Не сердитесь, пожалуйста. Я работаю в хирургическом отделении и знаю, скольких трудов стоит привести изуродованного человека в нормальное состояние. К чему такой риск? Только ради того, чтобы позабавить людей, чтобы на какой-то миг у них перехватило дух? Этого я не понимаю.

– В жизни не все поддается объяснению, – миролюбиво ответила Бланка и замолчала.

– Да-да, вы правы, – живо откликнулся Ян. – Мне нравится, когда человек испытывает сам себя.

Он достал красную коробку сигарет «Люкс». Взглянув в зеркало, заметил, что Итка нахмурилась. Радек сидел рядом, почти упираясь коленками в подбородок.

Бланка не взяла предложенной сигареты и спросила:

– А вы чем занимаетесь?

Владар, минуту помолчал, раздумывая, следует ли говорить правду, но, поскольку она была с ним откровенна, решил поступить так же:

– Я военный летчик.

– Пилот?

Владар кивнул.

– Это бы мне очень подошло. Я в свое время хотела летать, но вы знаете, что девушек в армию не берут, тем более в авиацию. Хотелось бы хоть мужа такого иметь…

– Так пожалуйста, я перед вами – со смехом предложил Владар.

– Пока мы не знаем друг друга. Но я бы не отказалась, – ответила Бланка в тон Владару.

Итка в который уже раз пришла в изумление. От нее не ускользнуло, что Радек с Яном решили поиграть с этой девчонкой, к которой явно испытывали симпатию.

И вдруг ей пришла в голову мысль, что она Радеку не пара, что слишком велика разница в их взглядах и представлениях о совместной жизни.

Это испугало ее. Чтобы успокоиться, Итка стала вспоминать счастливые часы, проведенные ими в горах. Радек сказал, что хочет жениться на ней, что она для него дороже всего на свете… А теперь открыто заигрывает с какой-то легкомысленной девчонкой! Подумав еще немного, Итка пришла к выводу, что ее мучает ревность. Она ревнует к девчонке, которая, по всей вероятности, ведет беззаботную, вольную и к тому же опасную жизнь, импонирующую обоим мужчинам.

«Летчики сами такие же легкомысленные!» – подумала Итка. Ей хотелось как-то оскорбить и унизить их, хотя она чувствовала, что не совсем права.

Когда машина подъехала к городку, Итка холодно попрощалась с Радеком и в душе осталась довольна тем, что он воспринял ее холодность с огорчением.

До конца января не было ясно, когда майор Хмелик распрощается со своей эскадрильей. Передача дел потребовала больше времени, чем предполагалось. Наконец последовало распоряжение о сборе всех офицеров эскадрильи.

Зал был забит до отказа. За стол президиума сели капитан Резек, новый командир эскадрильи майор Коларж и Хмелик. Собравшиеся шумели, одни с нетерпением поглядывали на дверь, другие – на часы. Особенно возбуждены были молодые офицеры, которым еще не приходилось видеть ничего подобного.

Майор Коларж, могучий коренастый блондин со смуглым лицом, оглядел зал и встал. И тут же в зал вошли командир части подполковник Кучера и сопровождающие его заместитель по политчасти и начальник штаба полка.

– Товарищи офицеры! – скомандовал резким голосом Коларж и сделал шаг навстречу командиру полка. – Товарищ подполковник, первая эскадрилья сорок восьмого истребительного полка собрана по вашему приказанию…

– Хорошо, – негромким голосом прервал его Кучера. На суровом скуластом лице подполковника не промелькнуло даже тени улыбки, наоборот, весь его облик выражал крайнюю степень серьезности. Он подошел к столу, подождал, пока офицеры усядутся и затихнут, и заговорил: – Товарищи! Мы собрались сегодня для того, чтобы поблагодарить за службу одного из лучших, опытнейших летчиков и командиров майора Хмелика, который по состоянию здоровья вынужден оставить ответственный пост командира эскадрильи и завершить, конечно с болью в сердце, активную летную работу.

Прежде чем я продолжу, прошу почтить минутой молчания память нашего товарища капитана Йозефа Матоуша, который отдал жизнь при выполнении задания, выходившего за рамки его обязанностей.

Люди поднялись и склонили головы.

Хмелик разглядывал офицеров своей эскадрильи и чувствовал, как влажнеют его глаза. Всех их он знал по именам… И совершенно неожиданно он вспомнил об одном событии, связанном с Матоушем.

Однажды, вскоре после назначения его командиром, Хмелик вел эскадрилью к Праге на воздушный парад, который должен был состояться над Летенской площадью. Ему хотелось выполнить задачу образцово, но из-за чрезмерного усердия он чуть было все не испортил. Когда самолеты в парадном строю приближались к Праге, он сбавил скорость, и следовавшим за ним истребителям стало трудно держать строй. Никто из пилотов, кроме командира, не имел права пользоваться рацией, но Йозеф не выдержал и крикнул в эфир:

– Скорость, товарищ командир!

Хмелик увеличил обороты, строй выровнялся и пролетел над площадью в установленном порядке. После приземления Хмелик сделал вид, что не узнал по голосу крикуна. Он дал команду построиться и спросил:

– Кто кричал?

Йозеф решительно выступил вперед. По злому выражению его лица Хмелик понял, что он готов понести любое наказание, но останется до конца убежденным в своей правоте.

– Я действительно напрасно сбавил скорость, – признался Хмелик перед летчиками эскадрильи и перед Матоушем. Скоро он убедился, что поступил правильно, признав свою ошибку.

Когда офицеры сели, подполковник Кучера продолжил:

– Пользуясь этой возможностью, я хочу подчеркнуть, что майор Хмелик принадлежит к тому поколению офицеров нашей армии, которые создавали ее основы. Лучшие годы своей жизни он отдал авиации, причем работать тогда приходилось в таких условиях, каких никто из вас, молодых офицеров, не может себе представить. Я уверен, что, работая теперь на контрольно-диспетчерском пункте, он еще не один год будет приносить пользу нашей армии. Его опыт и отношение к службе должны быть примером для молодежи. Мы знаем, что у него есть и недостатки. Но кто из нас их не имеет?

Слезак почти не слушал Кучеру. Он наблюдал за Хмеликом и понимал, как нелегко сейчас майору. На краю стола его ожидали книги с дарственными надписями, фотоснимок всех офицеров и солдат эскадрильи и большая алюминиевая модель истребителя МиГ-19 на бронзовой подставке. Вот и все. Слезак никак не мог избавиться от чувства вины перед командиром эскадрильи. Причиной одного из двух ЧП, которые осложнили положение Хмелика в полку, послужило его, Слезака, легкомыслие. Майор строго отчитал его за происшествие, когда он вернулся из госпиталя, но Слезаку трудно было забыть печальное выражение глаз командира после разбора дела в партийном комитете. Там Хмелику пришлось испытать неприятные минуты, его ближайшие товарищи сказали ему правду прямо в глаза: если командир пренебрегает некоторыми жизненно важными вещами, например состоянием своего здоровья, то нет ничего удивительного в том, что так же поступают и подчиненные. Такое положение нельзя больше игнорировать. Подобное «геройство» никому не нужно.

Слезак знал от Матоуша, бывшего членом партийного комитета, что Хмелик и не пытался защищаться. Он откровенно признал, что в этом отношении оказывает на подчиненных отрицательное влияние, и вынужден был обещать пройти комплексное медицинское обследование.

Потом случилось несчастье с Матоушем. К этому чрезвычайному происшествию партийный комитет подошел с иных позиций. О нарушении какого-то порядка не было и речи. Единственной «виной» здесь было человеческое стремление превзойти то, что до сих пор казалось пределом.

Смерть Матоуша буквально подкосила Хмелика. Сначала он жалел, что дал согласие на полет. В разговорах с замполитом и после заседания партийного комитета он всю вину брал на себя. Но позже, когда прошло потрясение первых дней, он с новой силой утвердился в убеждении, что стремление человека достичь в любимом деле вершины неистребимо.

Усилием воли Слезак заставил себя вернуться из прошлого к действительности. Выступая, Хмелик смотрел в глаза товарищам, которые уже не были его подчиненными. Слезак прислушался.

– И тогда я сказал себе, – говорил Хмелик, – если не могу летать, то поработаю еще на КДП. Как и прежде, за каждое неудачное маневрирование при заходе на посадку я буду отчитывать вас и операторов. Да, – откровенно делился он своими мыслями, – тяжело мне уходить. То, что произошло, не дает мне заснуть. Я все время думаю, должен ли был поддержать идею Йозефа. Но чем больше я об этом размышляю и переживаю утрату близкого товарища, тем сильнее убеждаюсь в том, что мы в нашей эскадрилье начали хорошее дело. И мне хочется обратиться к командованию полка с просьбой разрешить моему преемнику продолжить начатое Матоушем дело.

Мне ясно, что мы можем без конца спорить, случилось бы или не случилось несчастье, если бы он выполнил приказ и катапультировался. Но скажите, кто из нас мог бы с легким сердцем бросить неповрежденный самолет только потому, что кончилось топливо. Я не оправдываю тем самым недисциплинированность. В данном случае речь идет о другом – о высокой ответственности, порядочности, стремлении спасти машину. Мы любим свои самолеты и будем стремиться при любых обстоятельствах сажать их на землю. И другими мы не станем…

Хмелик вытер вспотевшее лицо и с волнением оглянулся на сидевших за столом офицеров. У Кучеры был невозмутимый вид. Майор Коларж о чем-то перешептывался с замполитом полка. Только круглые внимательные глаза Резека смотрели на майора ободряюще. Хмелик слегка улыбнулся краешками губ, словно благодаря за поддержку. Откашлявшись, он продолжал:

– Я не буду долго вас задерживать. Это ни к чему. На улице выпало много снегу, и всем вам, конечно, не терпится погулять с ребятишками. Скажу вот о чем. Мне хочется выразить вам благодарность за многие годы совместной службы, за преданность делу, за терпение, проявленное вами в последние недели. Поверьте мне…

Дальше Хмелик не смог говорить. Наступила минута, которой он больше всего боялся. Горечь расставания подступила к горлу, перехватило дыхание. Офицеры затихли, словно онемели. Никто не мог помочь майору в эту трудную минуту.

– Поверьте мне, – проговорил он запинаясь, – все это очень тяжело, но… каждый из нас должен когда-то закончить летать. Я всегда буду думать о вас, буду помнить свой последний день с вами…

Когда он сел, напряжение сразу спало. Затем поднялся командир полка. Он обвел строгими серыми глазами зал, и говор стих.

– Я думаю, товарищи, вы поймете меня, если я обращусь к майору Хмелику не по-уставному, а по-дружески, как обычно мы обращаемся друг к другу. Я еще раз благодарю тебя, Гонза, за многие годы службы и обещаю тебе перед лицом всей твоей эскадрильи сделать все от меня зависящее, чтобы идея Матоуша была претворена в жизнь. Когда человек делает свое дело с любовью, он оставляет о себе добрую память. А у нас, летчиков, я могу от вашего имени сказать это, такие дела совершаются не только во имя долга. Все мы несем за это ответственность: и я, и ты, и твой преемник. Но борьбу с высотой, которую вы с Матоушем начали, мы будем продолжать и дальше. И никогда не забудем Матоуша… Спасибо тебе за твой труд, дорогой товарищ! – С этими словами Кучера подошел к растерянному Хмелику, пожал ему руку и крепко обнял.

Потом к Хмелику стали подходить один за другим офицеры его эскадрильи. Майор стоял со смущенной улыбкой и кивал большой круглой головой, отвечая на напутственные слова друзей. Майор Коларж, подполковник Кучера, замполит, начальник штаба полка и капитан Резек стояли в стороне. Наконец возле Хмелика остались лишь летчики из звена Матоуша.

– Ребята, – сказал им Хмелик, – я надеюсь, что вы доведете дело до конца.

– Теперь уж мы должны это сделать, – ответил за всех Слезак. – Я больше всего боялся, что командир полка выступит против. А сейчас все ясно. Попытаемся еще раз, это мы вам обещаем.

Подполковник Кучера, услышав разговор, подошел к Хмелику:

– Как я могу быть против? Как я сказал, так и будет. Начнем снова через несколько недель, уже весной.

В эту минуту в голове Слезака родилась внезапная мысль, и он решил воспользоваться присутствием командира.

– Мы хотели бы, товарищ подполковник, попытаться втроем – я, поручик Владар и поручик Годек. Мы уже договорились! – выпалил он.

От него не ускользнуло удивленное выражение лиц друзей, но важнее всего была реакция командира.

– Втроем? – повторил Кучера задумчиво. – Но ведь тем самым увеличивается риск.

– Зато успех на триста процентов, – пришел на помощь Хмелик.

– А как вы к этому относитесь? – обратился подполковник к Годеку и Владару.

Пришлось друзьям мужественно выкручиваться из положения, в которое они неожиданно попали.

– Значит, вас трое, – повторил Кучера. – Ладно, посмотрим. Но три человека – это очень много. Придется еще подумать.

Командир полка взглянул на часы, и всем стало понятно, что пора расходиться. Через несколько минут зал опустел.

Хмелик видел, как люди торопливо выходят, но он не имел к ним претензий. Жизнь продолжала идти своим чередом. Майор уселся перед стопкой подаренных книг и стал рассматривать фотографию. Были здесь и дружеские шаржи неизвестного карикатуриста. Вот один летчик сидит на берегу с удочкой в руках и вытаскивает крупную рыбу. Другой стоит с маленькой лейкой над кактусами. Третий самозабвенно играет на скрипке, а вместо нот перед ним лежит на пюпитре лист бумаги с математическими уравнениями. Поручика Годека карикатурист изобразил в поварском чепце и с половником в руке. Владара, едущего в машине, останавливает на шоссе девушка в плавках. Слезак скользит носом по бетонной полосе, высекая искры. Имелось в виду, вероятно, его недавнее неудачное приземление. Лишь Матоуш изображен достойно: истребитель возносит летчика ввысь, а он протягивает руку к звездам.

Майор долго рассматривал шаржи. Затем глубоко вздохнул, забрал книги, модель, фотографии, рисунки и вышел на улицу. Его встретил резкий, морозный ветер, и, пока он шел к своей машине, глаза у него заслезились. При таком ветре в этом не было ничего удивительного.

Миновало несколько долгих недель. Природа с нетерпением ждала весны. Река набухла, и по ее мутной быстрине поплыли крупные льдины. Снег начал таять и вскоре исчез даже в глухих лесных уголках. Но неожиданно зима будто спохватилась. Пруды и реки снова покрылись льдом, на равнины и косогоры вновь лег снег.

Технико-эксплуатационной службе аэродрома приходилось много работать, чтобы поддерживать в готовности взлетно-посадочную полосу. Частая смена погоды осложняла жизнь эскадрильи и всего полка. В звене Слезака пилотам и техникам тоже приходилось нелегко. После ухода Хмелика прошло немало времени, но командир полка пока не давал никаких указаний о подготовке к штурму рекордной высоты. Тем не менее трое поручиков были уверены, что это произойдет, и усердно занимались теоретической подготовкой. Как только выпадала свободная минутка, они собирались в общежитии дли в классе теоретической подготовки и начинали рассчитывать, чертить, спорить, снова и снова проверять пути к успеху. Слезак исходил при этом из замечаний Матоуша, которые Йозеф сделал перед своей неудавшейся попыткой. Однако, чтобы быстрее достичь цели, необходимо было проверить их на практике.

В звено пришел новый летчик, молодой поручик Полак. Радек много с ним работал. Поскольку летного опыта у поручика было немного, рассчитывать на его участие в установлении рекорда не приходилось. Слезак в душе не верил, что командир полка разрешит участвовать в попытке всем троим, скорее всего, он даст согласие на полет одного летчика. И этим единственным должен быть он, Слезак, командир звена. Но можно представить, как тяжело будет тогда Годеку и Владару. Иногда Слезак испытывал такое нетерпение, что готов был идти к майору Коларжу и просить разрешения поговорить с командиром полка. От этого шага его удерживало опасение, что таким образом он вряд ли поможет делу. Кучера не любил, когда кто-то из подчиненных пытался оказывать на него давление. Поэтому летчики выжидали.