Текст книги "Протоколы Эйхмана. Записи допросов в Израиле"
Автор книги: Йохен фон Ланг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
ЛЕСС. С какого времени вы знали доктора Вильгельма Хёттля?
ЭЙХМАН. С Хёттлем я познакомился в 1938 г. где-то в Вене. Он в то время тоже был, я думаю, в СД.
ЛЕСС. Он был все эти годы в СД? Он тоже был в Венгрии?
ЭЙХМАН. Я сейчас не уверен, что Хёттль был в Венгрии, но если он там был, то я, наверное, говорил с ним и там.
ЛЕСС. Вы рассказывали Хёттлю, что в Венгрии вы организовывали и контролировали вывоз евреев в лагерь уничтожения Освенцим?
ЭЙХМАН. Организовать и контролировать – такого я Хёттлю никогда не говорил.
ЛЕСС. А что говорили?
ЭЙХМАН. Может быть... может быть, говорил в соответствии с действительным положением дел, поскольку Хёттль был ведь в то время, я полагаю, давно уже начальником отдела в управлении VI Главного управления имперской безопасности, он знал о делах не хуже меня. Управление VI, они занимались разведкой. Почему бы им не быть в курсе дел своих же – если можно так сказать – служб.
ЛЕСС. Вы говорили Хёттлю, сколько было уничтожено евреев?
ЭЙХМАН. Сколько, как я думал? Если он меня спросил, то, возможно, что я назвал ему ориентировочное число. Разумеется.
ЛЕСС. Я прочту вам теперь место из 31-го тома материалов Международного военного трибунала по делу главных военных преступников в Нюрнберге – письменные показания д-ра Вильгельма Хёттля, данные под присягой. Я цитирую: "Меня зовут д-р Вильгельм Хёттль, штурмбаннфюрер СС, майор СС. Моя должность до капитуляции Германии была: референт и заместитель начальника отдела в VI управлении Главного управления имперской безопасности. Управление VI было так называемым иностранным управлением СД и занималось разведкой во всех странах мира. Это примерно соответствует английской "Интеллидженс сервис". Далее: "В конце августа 1944 г. я беседовал в своей квартире в Будапеште с известным мне с 1938 г. оберштурмбаннфюрером СС Адольфом Эйхманом. Эйхман был в то время, насколько я знал, начальником отдела в IV управлении – гестапо – Главного управления имперской безопасности и, кроме того, выполнял поручение Гиммлера – собрать во всех европейских странах евреев и перевезти их в Германию. Эйхман был под сильным впечатлением выхода Румынии из войны, последовавшего в те дни. Он выразился в том смысле, что война Германией уже проиграна и у него лично никаких шансов не остается. Он знает, что Объединенные Нации считают его одним их главных военных преступников, потому что на его совести миллионы еврейских жизней. Я спросил его, сколько именно, на что он ответил, что это число – большая государственная тайна, но мне он скажет, потому что мне как историку это должно быть интересно. Он недавно делал отчет для Гиммлера, так как тот хотел знать точное число убитых евреев. И на основе имевшейся у него информации пришел к следующему выводу. В различных лагерях уничтожения было убито примерно четыре миллиона евреев, а еще два миллиона нашли другую смерть, причем большая их часть была расстреляна оперативными группами, "айнзацкомандами" полиции безопасности, во время военной кампании против России. Гиммлер был доволен результатом, потому что число уничтоженных евреев должно быть, как он считал, больше шести миллионов. Гиммлер заявил, что пришлет к Эйхману человека из своего статистического отдела, чтобы тот на основании материалов Эйхмана подготовил новый отчет. Я полагаю, что эта информация, сообщенная мне Эйхманом, была верна, потому что он имел самые достоверные сведения о числе убитых евреев от всех занимавшихся этим лиц. Во-первых, он – его оперативные группы, "зондеркоманды" – отправляли евреев в места уничтожения, а во-вторых, он как начальник того отдела в IV управлении, который и занимался еврейскими делами, знал это число лучше всех. К тому же Эйхман находился в тот момент в таком душевном состоянии, что у него совершенно не могло быть намерения говорить неправду". Это показания Хёттля. Хотите их прокомментировать?
ЭЙХМАН. Конечно! Показания Хёттля – это винегрет из всего, чего угодно, что у него было в голове. Пожалуйста, кое-что из этого, безусловно, верно. Если я говорю... что он говорит... что я отправлял эшелоны, – ну хорошо, отправлял – не будем... не буду придираться к слову. В том смысле, что отделы, что уполномоченные по еврейскому вопросу в разных странах – за исключением генерал-губернаторства и оккупированных русских областей – действительно занимались отправкой эшелонов и докладывали об этом в отдел IV В 4. И в этом смысле я тоже имел общее представление.
ЛЕСС. Вы знали, сколько евреев было увезено за эти годы в лагеря?
ЭЙХМАН. В лагеря – конечно, этого я не могу отрицать. ЛЕСС. Вы знали также, что лагеря были равнозначны "окончательному решению". Это значит: уничтожению! Следовательно, вы могли полагать, что евреи, которых вы туда отправили, были уничтожены. И если вы говорите "использовались на работах", то вы ведь знали – вероятно, никто долго не выдержит такого обращения. Умирал ли человек на работе, убивали его или он погибал от голода, потому что ему нечего было есть, или его потом задушили газом – так или иначе, он был мертв. ЭЙХМАН. Господин капитан, а все-таки мне кажется... Ведь известно, что союзники насчитали после войны 2,4 миллиона евреев. И сотни тысяч их, вот именно – сотни тысяч вышли из концентрационных лагерей. На работах их тоже использовали. Но прошу вас, это было совсем не в моем ведении – дела концентрационных лагерей. Ведь отправкой эшелонов с высылаемыми функции моего отдела практически заканчивались. Если я их теперь предельно расширяю, хотя об этом можно спорить, то они завершались – это уж как хотите, дальше некуда – с передачей эшелона полиции на станции прибытия.
ЛЕСС. Вы согласны в принципе с тем, что сказано здесь у Хёттля?
ЭЙХМАН. Не со всем, господин капитан, это я не могу... это ведь...
ЛЕСС. С числом, которое вы ему назвали: около четырех миллионов евреев были убиты, и...
ЭЙХМАН. Нет!
ЛЕСС. ...И еще два миллиона – другими способами.
ЭЙХМАН. Наверное, я сказал ему тогда о содержании документа, составленного статистиком. Должно быть, это я ему сказал. Я думаю, что тот отчет заканчивается общим числом в пять миллионов. Так мне помнится.
ЛЕСС. Я читаю вам теперь место из письменных показаний, данных под присягой Вальтером Хуппенкотеном на процессе главных военных преступников в Нюрнберге. Цитирую: "Еврейский отдел и его начальник оберштурмбаннфюрер Эйхман занимали особое положение в IV управлении. При мне группенфюрер Мюллер неоднократно подчеркивал, что Эйхман подчинен лично ему и никому другому. Я часто видел его в приемной Мюллера, когда он являлся туда на совещания. И после моего назначения на должность заместителя начальника по группе отделов IV А ничего не изменилось. Эйхман и его сотрудники никогда не рассказывали о своих делах. Но я знаю из разговоров с товарищами, что Эйхман постоянно бывал у Гиммлера и получал указания лично от него". Хотите сказать что-либо по этому поводу?
ЭЙХМАН. Это тоже... тоже мешанина из правды и сказок, однако правды здесь больше, чем выдумки. Насчет особого положения он прав, когда говорит, что начальники... В том смысле, что он и сам был начальником группы отделов и хочет, конечно, себя обелить, – ведь начальники отделов документы визировали, а я никого не спрашивал и докладывал свои дела прямо группенфюреру Мюллеру и с ним обсуждал. Потому что по этим делам мнение непосредственного начальника, руководителя группы отделов, меня не устраивало. Понятно, что я часто был в разъездах. Что очень часто у Гиммлера – это тоже неверно. К Гиммлеру я был вызван всего три раза. Весь смысл этих показаний Хуппенкотена под присягой состоит, разумеется, в том, чтобы ему – скажем так, де-факто руководителю группы отделов – от меня дистанцироваться. Только и всего.
ЛЕСС. Теперь я читаю показания на Нюрнбергском процессе Вильгельма Бруно Ванека, которого вы знаете по IV управлению Главного управления имперской безопасности. Ему был задан вопрос: "Верно ли, что после смерти Гейдриха Гиммлер уполномочил для решения еврейского вопроса исключительно Эйхмана и тот выполнял этот приказ в строжайшей тайне в обход всех других служб?" На что допрашиваемый дал под присягой следующие показания: "Да, это полностью верно. Еще при жизни Гейдриха Эйхман занял доминирующее, абсолютно особое положение, его функции постоянно расширялись; по всему еврейскому сектору он действовал в Главном управлении имперской безопасности совершенно самостоятельно. Потом после смерти Гейдриха и до конца он отвечал непосредственно перед Гиммлером. Этот факт был в РЗХА всем известен".
ЭЙХМАН. Я никогда не был подчинен непосредственно Гиммлеру. Меня трижды вызывали к Гиммлеру. Моим начальником, моим непосредственным руководителем был группенфюрер Мюллер. К руководителям группы отделов я никогда не обращался, потому что они никогда не могли дать мне указаний, их должности и звания были для этого слишком малы. Показание Ванека притянуто за волосы.
ЛЕСС. На процессе главных военных преступников Гёссу был задан вопрос: "Верно ли, что у вас нет точных записей о числе ваших жертв, потому что вести такие списки было вам запрещено?" Гёсс ответил: "Это верно. Да, это верно!" Вопрос: "Верно ли далее, что записи об этом имел только человек по фамилии Эйхман? Человек, которому были поручены организация и сосредоточение людей?" Гёсс: "Так точно!" Вопрос: "Верно ли далее, что Эйхман пояснил вам: в Освенциме уничтожено более двух миллионов людей – евреев?" Гёсс: "Так точно!". Вы хотите сделать какие-нибудь замечания к этой части?
ЭЙХМАН. Да, господин капитан. Что касается числа два миллиона, то Гёсс должен лучше меня знать, ведь это он принимал эшелоны, а не я.
ЛЕСС. Далее Гёсс показал: "С Эйхманом я познакомился примерно через четыре недели после того, как получил от рейхсфюрера приказ об умерщвлении. Эйхман приехал в Освенцим, чтобы обсудить со мной выполнение приказа. Как сказал мне рейхсфюрер уже во время беседы, он его уполномочил. Все дальнейшие указания я получал от него. От Эйхмана".
ЭЙХМАН. Об этом я могу сказать, господин капитан, что все это от А до Z не может быть правдой. Это предполагает, будто у меня был какой-то приказ от Гиммлера. Это неверно. В то время я еще не имел никаких дел с Гиммлером, а был вызван к Гейдриху, когда он мне сказал, что фюрер принял решение уничтожить евреев.
ЛЕСС. Гёссу был задан вопрос: "Участвовало ли гестапо в какой-либо форме в уничтожении евреев?" Гёсс ответил: "Да, поскольку все поступавшие мне приказы о проведении акции я получал от оберштурмфюрера Эйхмана".
ЭЙХМАН. Во-первых, я был не оберштурмфюрером, а оберштурмбаннфюрером, господин капитан; позвольте заметить... уж если во всем быть точным. Во-вторых, я не давал никаких указаний об исполнении. Техническая сторона дела, господин капитан, – это были обязанности отдела инспекции концентрационных лагерей в Главном управлении делами и хозяйством, а вовсе не гестапо; никогда, никогда этого у нас не было, не было. Никогда!
ЛЕСС. Теперь я читаю вам место из мемуаров Гёсса: "Эйхман приехал ко мне в Освенцим. Он посвятил меня в планы проведения акции в отдельных странах. Сначала Освенцим предназначался для Верхней Силезии и граничащих с ней областей генерал-губернаторства. Потом, в зависимости от развития ситуации – евреи из Германии и Чехословакии, потом уже Запад: Франция, Бельгия, Голландия. Далее мы обсуждали, как проводить уничтожение. Годился только газ, потому что ликвидировать людей в ожидавшихся количествах путем расстрела было бы хуже всего, просто невозможно; к тому же слишком большая нагрузка для эсэсовцев, которые должны приводить в исполнение, – учитывая женщин и детей".
ЭЙХМАН. Чего я не делал, господин капитан, того признать не могу. Это нафантазировано Гёссом и ко мне не имеет никакого отношения.
ЛЕСС. И другие лица высказывались подобным же образом, не только Гёсс; нельзя же утверждать, будто они договорились между собой, у них не было возможности сговориться: вот мы теперь все дадим показания против Эйхмана и этим спасем себя. Каждый, кто давал показания, знал, что ему предстоит.
ЭЙХМАН. Господин капитан, я ведь тоже много читал об этом и тоже задавал себе вопрос – почему я, все время я? У меня нет другого объяснения: я был уже с самого начала в самом центре, в фокусе, когда дело касалось евреев. И Гёсс так внушил себе и свалил все в одну кучу, написал, будто получал указания от Эйхмана, а не от Главного управления делами и хозяйством. Он и в Нюрнберге так говорил, он надеялся, что все, что он подробно распишет в своей книжке, так и сойдет.
ЛЕСС. Гёсс давал эти показания в то время, когда у него не было оснований что-либо скрывать или приукрашивать. Потому что его положение было делом решенным.
ЭЙХМАН. Мое положение примерно такое же. На мне столько всего сходится, что отрицание даже таких чудовищных дел, какие присочиняет мне Гёсс, вряд ли хоть немного смягчит приговор.
ЛЕСС. Я хочу процитировать еще одно место и услышать ваш ответ о нем. Он пишет в своей книге: "Как я слышал однажды от Эйхмана, в Швейцарии сбывали драгоценности и валюту, чуть ли не завладели всем швейцарским рынком драгоценностей. А простые часы свозили... тысячами в концлагерь Заксенхаузен".
ЭЙХМАН. Со всеми... со всеми имущественно-правовыми делами убитых я имел не больше дел, господин капитан, чем со всем остальным, о чем он говорит. Был отдел в Главном управлении делами и хозяйством, который занимался этой... этой... как это назвать... реализацией или еще как-то. Уже после войны служивший в полку СС личной охраны фюрера "Адольф Гитлер" оберштурмбаннфюрер Кульман, живший в Бразилии под фамилией Геллер, говорил мне, что эти часы поступали из Главного управления делами и хозяйством, и что их происхождение – от тех самых акций, и что у них в полку вызывало отвращение, когда им раздавали часы за какие-то заслуги.
ЛЕСС. Вы все время хотите представить дело так, будто были офицером по транспорту – и только.
ЭЙХМАН. Как правило, так и было, господин капитан.
ЛЕСС. Как следует из всех предъявленных до настоящего времени документов, ваша задача была гораздо шире. Действовали ли вы на основании приказа, это, по моему мнению, несущественно. Остается фактом, что кроме вопросов транспортировки, "транспортно-технического вопроса", как вы это называли, вы занимались вещами, к транспортно-техническим вопросам не имеющими никакого отношения.
ЭЙХМАН. Позвольте мне теперь...
ЛЕСС. Пожалуйста! Вы это подтверждаете?
ЭЙХМАН. Господин капитан, отдел IV В 4 никогда не получал приказов об убийствах. Никогда! Это был аппарат чисто транспортного назначения, для чего, разумеется, нужны были предпосылки. Ведь не могло же делаться так: ну, например, приказ для Парижа, или Гааги, или Брюсселя: "Согнать тысячу человек в один эшелон, и – поехали!" Нужно были составить инструкции. Ведь люди, эвакуирующая организация должны были знать, что именно, какой круг лиц. Такую установку, само собой разумеется – это я должен признать, – передавал этим учреждениям отдел IV В 4 в соответствии с полученными приказами руководства.
ЛЕСС (иронически). Транспортно-технического характера?
ЭЙХМАН. Конечно, не только транспортно-технического. Но инструкции были ведь предпосылкой для мероприятия в целом.
ЛЕСС (иронически). Значит, была специальная миссия! Верно? Была специальная задача, которая должна быть решена, – истребление евреев, которую вы, как вы говорите, получили сверху.
ЭЙХМАН. Конечно, господин капитан, отдел IV В 4 по собственной инициативе или своему усмотрению вообще ничего не решал! Мне бы никогда не пришло в голову наживать себе неприятности собственными решениями. И никакие частные решения моих сотрудников не были, если позволите, ни в малейшей степени ими придуманы. Для этого существовали: а) соответствующие имперские законы с инструкциями по их применению, распоряжения; б) полицейские предписания, постановления, приказы, указания Гиммлера и начальника полиции безопасности в качестве законодательной базы... Конечно, если разрешите так выразиться, – с пометкой: для исполнения. Служебная присяга обязывала повиноваться. И значит, действовать согласно этим документам.
ЛЕСС. Окончательное решение еврейского вопроса тоже было в имперском законе?
ЭЙХМАН. Собственно окончательное решение – это я сейчас имею в виду то специальное задание, полученное Гейдрихом – ну, грубо говоря, убийство, – оно не было имперским законом. Это был приказ фюрера, так это называлось – приказ фюрера. А Гиммлер, и Гейдрих, и Поль, начальник Главного управления делами и хозяйством, поделили между собой ответственность за его исполнение. Тогдашние правовые понятия, которые касались всех, гласили: слово фюрера имеет силу закона. Не только в этом случае, во всех случаях. Это известное дело. Слово фюрера – закон.
ЛЕСС. Вы хотели рассказать еще о проведении эвакуации. В то время, когда вы были во Франции.
ЭЙХМАН. Да, да. Во Франции были трудности, потому что некоторые люди во французском правительстве чинили германским службам препятствия: то ли из шовинистических интересов, то ли потому, что не хотели, чтобы евреев эвакуировали. Раскачаются – и опять застряли. И снова нужны были колоссальные усилия со стороны немецких учреждений, даже министерству иностранных дел приходилось оказывать нажим. Опять двигалось чуть-чуть. Извините, что я рассказываю об этих обстоятельствах в таком вульгарном тоне, я ведь хочу показать наглядно, как это все происходило на практике.
ЛЕСС. Теперь я показываю вам документ с подписью Тео Даннекера, вашего представителя во Франции. Его запись 10.3.1942 г.: "По вопросу: депортация 1.000 евреев на Восток. На совещании уполномоченных по еврейским делам 4.3.1942 г. в Главном управлении имперской безопасности в Берлине я снова указал на необходимость немедленной депортации находящихся в Компьене евреев. Оберштурмбаннфюрер СС Эйхман согласился принять этих евреев еще в марте. Я договорился о следующем: мы немедленно сообщаем отсюда телеграммой в адрес РЗХА, отдел IV В 4, кто несет расходы на проезд до намеченного в качестве промежуточной станции концлагеря Освенцим, и может ли быть обеспечено сопровождение силами полевой жандармерии до места назначения. Поступающие для депортации евреи имеют право везти с собой багаж не более 50 кг и должны получить рацион пропитания на три недели. Надлежит проследить прежде всего, чтобы у каждого еврея было с собой одеяло и чтобы в порядке была обувь. Вопрос об остальной собственности надлежит обсудить еще с армейским командованием. В соответствии с особым указанием оберштурмбаннфюрера СС Эйхмана, депортировать евреев, живущих в смешанном браке, пока не надо". Хотите просмотреть документ и высказаться о нем?
ЭЙХМАН. Это протокольная запись гауптштурмфюрера Даннекера, который работал ответственным по еврейским вопросам при командующем полицией безопасности и СД в Париже. Что касается живших в смешанном браке евреев: наверное, у меня не было... не было указаний, и я в связи с этим делом справился... наверное, каким-то образом по службе. Компьен – это, наверное, лагерь... это... ну... место, где французская полиция как-то держала под стражей евреев.
ЛЕСС. Вы по-прежнему полагаете, что о месте назначения эшелонов, то есть об Освенциме, вас информировали лишь в последнюю минуту?
ЭЙХМАН. Господин капитан, разумеется, я должен был справляться, куда направляются транспорты. Что здесь записывает Даннекер: концлагерь Освенцим, сколько багажа и т.д.? Отдел IV В 4 не решал это по своему усмотрению – и никак не мог решать, – а получал подробные указания Гиммлера.
ЛЕСС. Как понимать слова "до намеченного в качестве промежуточной станции концлагеря Освенцим"?
ЭЙХМАН. Я полагаю, что их отправляли дальше для использования на работах и т.д., господин капитан. Там же написано про обувь. И "чтобы у каждого еврея было с собой одеяло". Я полагаю, следовательно, что Главное управление делами и хозяйством СС, наверное, направило этот эшелон куда-то дальше... на работы. Так мне кажется... Но я, конечно, не знаю.
ЛЕСС. Сколько вагонов предоставлялось для перевозки тысячи евреев?
ЭЙХМАН. Господин капитан, этого я действительно не могу сказать. Я ни единого разу не говорил об этом по телефону с министерством путей сообщения. Это делал обычно мой сотрудник Новак. Там была, наверное, утверждена какая-то норма.
ЛЕСС. Какая именно?
ЭЙХМАН. Если бы я это знал! У меня в памяти осталось, что транспортировка тысячи евреев... Конечно, у нас были какие-то цифры; вот с юго-востока, из Греции, кажется, две тысячи с чем-то. Число вагонов было в ведении не РЗХА, а министерства путей сообщения. Они должны знать, сколько людей вмещается в один вагон. Даже если это не так уж тщательно соблюдалось... Если там были, скажем, трудности с местной дирекцией железных дорог и эвакуирующая служба получала меньше подвижного состава, чем требовалось, или как в Венгрии, например, где венгерская жандармерия грузила людей на свой лад.
ЛЕСС. Как выглядели сопроводительные списки?
ЭЙХМАН. Поименного списка я не получал никогда. Вот Даннекер, который был довольно пунктуальным человеком, наверное, сделал такой список, потому что – вот я вижу у него здесь много иностранцев, не так ли? И он как человек осторожный решил, наверное: лучше я тут все точно разузнаю и запишу. Это списки по подданствам, это не сопроводительная ведомость.
ЛЕСС. Сопроводительные ведомости составлялись не по подданству?
ЭЙХМАН. С подданством, господин капитан, это очень трудное дело. Мы постоянно вели переговоры с министерством иностранных дел. Во всех случаях, всегда нужно было получить согласие министерства иностранных дел.
ЛЕСС. Здесь значится, что копию надлежит направить вам.
ЭЙХМАН. Да, тут так написано.
ЛЕСС. Вы должны были ее получить.
ЭЙХМАН. Должен был получить, да. Но я думаю, что такой... что поименный список вряд ли... Зачем центральной инстанции отдельные имена? Нам бы понадобились для этого отдельные папки, целые шкафы – чтобы вместить поименные списки, транспортные ведомости.
ЛЕСС. Как следует понимать запись: "В соответствии с особым указанием оберштурмбаннфюрера СС Эйхмана, депортировать евреев, живущих в смешанном браке, пока не надо"?
ЭЙХМАН. Наверное, Даннекер спросил меня: "А что будет с живущими в смешанном браке евреями?" – и на это я ему, наверное, сказал: "Этого я не знаю, это я должен сначала сам узнать" – и тогда я... тогда я, наверное, запросил по служебным каналам. Если Гейдрих тогда еще был, то он мог решить и по собственному усмотрению. Или же дело пошло к Гиммлеру, к самому Гиммлеру. Во всяком случае, все, что касалось смешанных браков... за это отвечала канцелярия заместителя фюрера.
ЛЕСС. Связаны ли названные здесь инструкции с транспортно-техническими проблемами? Вопрос о смешанных браках и т.д.
ЭЙХМАН. С транспортно-техническими – нет, а дальше – это принципиальные... принципиальное решение... где-то оно, наверное, было принято. На местах ведь ничего не решали.
ЛЕТОПИСЕЦ. Во Францию была послана группа сотрудников гестапо из мюллеровского IV управления для наблюдения за "противниками режима". Однако каждую свою акцию она должна была согласовывать с армейской тайной полевой полицией, подчинявшейся военному командующему в Париже. Договором о перемирии было определено, что французская полиция сохраняет свои исполнительные функции также в оккупированных немцами областях, но связана при этом указаниями германских властей. Только после того, как во Франции утвердило свое влияние СС, уполномоченный по еврейскому вопросу Даннекер и его руководитель Эйхман смогли послать французских полицейских на "охоту за евреями", а когда гестаповские полицейские команды привлекли к этому еще французских антисемитов и фашистов, число депортируемых стало расти. В 1940г. ушли на Восток только три состава с евреями, в 1941 г. их было девятнадцать, в 1942 г. – сто четыре и в 1943 г. – двести пятьдесят семь эшелонов.
ЛЕСС. После того как во второй половине июня 1942 г. из Франции ушли в Освенцим один за другим три эшелона с евреями, вы телеграфировали 26.6.1942 г. в Париж: "По вопросу: эвакуация евреев. Поскольку дальнейших трудностей для беспрепятственного и полного проведения предусмотренного мероприятия по эвакуации не возникает, необходимости в намеченном совещании с вами в РЗХА нет. Вместо намеченного совещания, согласно приказу начальника IV управления группенфюрера Мюллера, в Париж прибудет оберштурмбаннфюрер Эйхман".
ЭЙХМАН. Я тогда ездил в Париж, наверное. Конечно, я этого теперь не помню.
ЛЕСС. Какие же вопросы там обсуждались?
ЭЙХМАН. Наверное, все эти истории с иностранцами. Обращение с евреями – иностранными подданными. И я подумал: возьмусь-ка я за это дело и посмотрю сам, как это у них там происходит. Ведь с евреями – иностранными подданными мы обращались прямо как с фарфоровой посудой. Потому что сразу начинались большие сложности с министерством иностранных дел. Руководство МИДа делало представления руководству полиции безопасности, и нам устраивали головомойку сверху. Я в принципе, прежде чем что-либо предпринимать, обязательно запасался оправдательным документом. Это значит, я старался получить от своего начальника резолюцию, ответ или указание. Я вижу и здесь – такую поездку я бы не предпринял на свою ответственность, а получил подтверждение ее необходимости от группенфюрера Мюллера.
ЛЕСС. Теперь я зачитаю места из записей, относящихся к вашему пребыванию в Париже. "Соглашение относительно предстоящей массовой высылки евреев из Франции. Что касается высылки евреев из оккупированных областей, то уполномоченные по еврейскому вопросу командования СД поставлены в известность о том, что в ближайшее время предстоит выселить из оккупированной части Франции 30.000 евреев. Необходимую подготовку надлежит начать немедленно. Уполномоченным разъяснено еще раз, что необходимые акции должны проводиться быстро и решительно; надлежит докладывать, сколько евреев будет отправлено и сколько детей оставлено... Поскольку представители французского правительства и местные власти занимают выжидательную, а нередко и отрицательную позицию при решении еврейского вопроса, необходимы бескомпромиссные действия по собственной инициативе. Конечная цель: полная очистка провинции от евреев, позже только евреи в Париже, затем отправка оттуда последних... Гауптштурмфюреру Даннекеру даны разъяснения и указания о том, что следующие к станциям назначения евреи считаются лицами без гражданства с момента въезда на территорию рейха, что снимает вопрос об их имущественных правах. В заключение было подчеркнуто, что предусмотренные до настоящего времени темпы – три эшелона по тысяче евреев в неделю – должны быть в ближайшее время значительно повышены с целью скорейшего и полного освобождения Франции от евреев". Хотите высказаться об этом?
ЭЙХМАН Конечно! Вот теперь более или менее ясно, почему я поехал в Париж: на основании приказа рейхсфюрера СС и начальника германской полиции, согласно которому все проживающие во Франции евреи должны быть как можно скорее высланы. Гиммлер, значит, указал в этом приказе, что во Франции дело не движется, и потребовал, чтобы его незамедлительно информировали, к какому времени можно ждать – скажем его словами, – что вся Франция будет "очищена от евреев".
ЛЕСС. Правильно ли я понимаю, что вы занимались также имущественными правами евреев?
ЭЙХМАН. Нет, ими я не занимался. И Даннекеру было объявлено, что с момента въезда на территорию рейха депортируемые лица считаются не имеющими гражданства. Министерство иностранных дел так договорилось с французским правительством в Виши. Ведь если бы имущественно-правовые обстоятельства не были во всех отношениях урегулированы, то пришлось бы, господин капитан, устраивать при командующем полиции безопасности и СД какое-то учреждение, ведающее имуществом. Но мне об этом и в самом деле ничего не известно, так что мне совершенно ясно, что занимались этим только французские власти.
ЛЕСС. Из этого, однако, следует, что при въезде на территорию рейха вы автоматически лишали евреев их подданства, объявляя их лицами без гражданства, утверждая на этом основании, будто депортируете бесподданных. Разве это можно понять иначе?
ЭЙХМАН. Нет, господин капитан. Полиция безопасности никогда не могла такое делать сама. Это было бы недопустимо с правовой точки зрения. Тогда бы правительство в Виши, которое и так всегда чинило трудности, такой бы шум подняло.
ЛЕСС. И вы по-прежнему утверждаете, что все это – "транспортно-технические вопросы"?
ЭЙХМАН. Да, господин капитан. Конечно... ясно, конечно, что все это только... только связано с перевозкой. Не с умерщвлением. Эвакуация и транспорт... все ведь крутится вокруг этого, господин капитан, вокруг транспорта. Но к убийствам совершенно не имеет отношения, господин капитан. Это же большая разница, что... что мы делали... и что я должен говорить теперь...
ЛЕСС. Упоминаемое в этих документах окончательное решение еврейского вопроса – это истребление евреев в лагерях уничтожения.
ЭЙХМАН. Господин капитан, я уже говорил... Окончательным решением много занимались. "Окончательным решением" истребление называли уже потом, а сначала так называли не уничтожение; выселение евреев из областей проживания немецкого народа тоже виделось окончательным решением.
ЛЕСС. Ко времени того совещания 1 июля 1942 года...
ЭЙХМАН. ...Уже убивали.
ЛЕСС. ...Гейдриха уже не было в живых. Но вы слышали об убийствах от него. Следовательно, везде, где говорится об "окончательном решении", это означает физическое уничтожение.
ЭЙХМАН Господин капитан, но тогда ведь не нужно, чтобы люди брали с собой, например, хорошую обувь, по 50 кило багажа и т.д. Не так ли? Значит, их отправляли на работы. Далее, вот здесь вопрос о возрасте – евреи, начиная с определенного возраста, потом о детях и т.д. и т.д.
ЛECC. Вероятно, я должен считать, что подготовка к убийству происходила так основательно, что все вопросы, какие только могли возникнуть, надлежало решить заранее, досконально, чисто по-немецки. И с обувью тоже; люди не должны ведь прибыть в обносках. А что будет потом, роли не играет.
ЭЙХМАН. Нет, нет, господин капитан, я не думаю. Ведь так много, так много евреев было еще после 1945 года. Были ведь сотни тысяч, они же вышли из концлагерей.
ЛЕСС. Не хочу спрашивать, что бы стало, если бы война продолжалась на год дольше. Я вам покажу теперь протокольную запись парижского уполномоченного по еврейскому вопросу от 15.7.42; читаю содержание. "По вопросу: отправка евреев в Освенцим. 14.7.1942 оберштурмбаннфюрер СС Эйхман позвонил из Берлина и желал знать, почему отменен назначенный на 15.7.1942 эшелон. Я ответил, что всех, кто носит звезду, надо было арестовывать и в провинции, но по какой-то новой договоренности с французским правительством теперь сначала берут только евреев без гражданства. Эшелон пришлось отменять, потому что в Бордо, по данным командования СД, есть только 150 евреев без подданства. Вследствие весьма ограниченного времени найти замену мне не удалось. Оберштурмбаннфюрер Эйхман указал, что речь идет о нашем престиже. О поездах пришлось вести долгие переговоры с имперским министерством путей сообщения, и вот теперь Париж отменил эшелон. Такого у него еще не случалось. Ситуация совершенно скандальная. Он хотел бы не докладывать сразу группенфюреру Мюллеру, потому что в этом случае подставляет и себя. Он должен подумать, не следует ли в дальнейшем вообще не считать Францию страной, из которой еще можно кого-то отправить. Я просил, чтобы этого не делали, и добавил, что это не вина нашей службы. Остальные поезда пойдут по плану".
