Текст книги "Протоколы Эйхмана. Записи допросов в Израиле"
Автор книги: Йохен фон Ланг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
ЭЙХМАН. Да, распорядился я. Конечно, я должен был... я не мог просто так взять и арестовать, я должен был просить венгерскую полицию.
ЛЕСС. Когда распоряжения об арестах отдавали вы, венгерская полиция обязана была им следовать?
ЭЙХМАН. В этом случае – конечно, потому что у меня, наверное, был приказ от Гиммлера, от рейхсфюрера СС и начальника германской полиции, и он, наверное, сам приказал, куда ее надо поместить. Должно быть, с этим приказом я и пришел к Эндре.
ЛЕСС. Вот еще одно письмо вашего отдела в МИД, советнику фон Тадцену, по вопросу о еврейке Джемме Глюк, урожденной Ла Гардиа, родившейся 24.4.1887 г. в Нью-Йорке.
ЭЙХМАН. Значит... да... Был запрос министерства иностранных дел в Главное управление имперской безопасности относительно местопребывания названного лица, и МИДу тогда сообщили, что по указанию рейхсфюрера СС Глюк помещена в качестве политического заложника в концлагерь Равенсбрюк. Но эту подпись я совсем не знаю...
ЛЕСС. Панцингер. Разве это не выглядит как "Панцингер"?
ЭЙХМАН. Ах, это Панцингер. Это он замещал начальника управления группенфюрера Мюллера, если его не было на месте. Поскольку речь здесь идет о деле, которое... которое выпадает, скажем так, из нормального процесса, обусловленного приказами, распоряжениями и т.д., исполнитель продиктовал письмо, а подписать его должен был руководитель более высокого ранга.
ЛЕСС. А в обычном порядке мог подписать ваш заместитель Гюнтер?
ЭЙХМАН. Дело в следующем, господин капитан. Это же... он же был... Это ведь была сестра нью-йоркского обербургомистра, а такое дело – вещь щекотливая, такие дела направляли отсюда по инстанции, наверх.
ЛЕТОПИСЕЦ. Чем меньше мог надеяться Генрих Гиммлер на победу Германии, тем старательнее занимался он поиском заложников: членов правивших королевских и княжеских семей, политиков, священнослужителей, высокопоставленных лиц самого разного рода, и прежде всего – богатых и влиятельных евреев. Это и бывший французский премьер-министр Леон Блюм, основатель Народного фронта коммунистов и социалистов во Франции и уже по этой причине – объект яростных нападок национал-социалистов еще в тридцатые годы. А нью-йоркский мэр Фиорелло Ла Гардиа был для национал-социалистов не только евреем или, по меньшей мере, полу-евреем, он был еще и активным сторонником ненавидимого ими президента Франклина Д. Рузвельта; к тому же он публично и весьма ясно высказывал свое мнение о Гитлере и его "партийных товарищах". В 1937 г. Ла Гардиа был награжден за содействие взаимопониманию между евреями и христианами медалью журнала "Американский еврей", в то время самого влиятельного еврейского журнала в США. Она была вручена ему тогдашним министром финансов США Генри Моргентау, предлагавшим позже, в конце войны, наказать побежденную Германию превращением ее в аграрную страну. В свою очередь мэр Ла Гардиа наградил медалью от имени нью-йоркских евреев мать президента Рузвельта в благодарность за ее поддержку еврейских социальных учреждений. Взяв в заложники Джемму Глюк, Гиммлер надеялся обеспечить себе поддержку в американских кругах.
ЛЕСС. Вы уезжали из Будапешта летом из-за сопротивления, которое венгерское правительство оказывало в августе 1944 г. дальнейшей отправке эшелонов с евреями в Освенцим?
ЭЙХМАН. Нет, это никак не связано. Было для меня так же неожиданно, как и само назначение в Венгрию. Мне позвонил по телефону командующий полицией безопасности и СД в Будапеште оберфюрер д-р Гешке: явиться к нему по-походному, в каске. Он сказал, чтобы я оставил все как есть и со всей своей командой немедленно отправлялся в район Гроссникольсбург на венгерско-румынской границе, чтобы эвакуировать оттуда в рейх, мирно или силой, 10.000 этнических немцев, "фольксдойче", чтобы не дать захватить их наступающей Красной Армии. Рейхсфюрер желает, чтобы эти 10.000 "фольксдойчей" были так или иначе доставлены в рейх.
ЛЕСС. Когда это было – приблизительно?
ЭЙХМАН. Сейчас... Может, я вспомню дату? Может быть, это август. Извините, секунду...
ЛЕСС. Август 1944-го?
ЭЙХМАН. 1944-го – конечно! Так я в первый раз получил задание, с которым попадал в непосредственную близость к фронту, в первый раз. И не пытался отвертеться. Наоборот, я взял с собой весь личный состав, которым располагал, весь транспорт, какой смог собрать. Я поехал к командиру дивизии, с которым дружил. Получил у него батарею тяжелых минометов и полный грузовик боеприпасов. Я был полон решимости, разумеется, эвакуировать "фольксдойчей" и – по возможности попасть где-нибудь в окружение, чтобы не надо было возвращаться.
ЛЕСС. Здесь у меня документ от августа 1944 г. Хотите прочесть?
ЭЙХМАН. Да. Везенмайер, имперский уполномоченный по Венгрии, сообщает в МИД, что венгерский министр внутренних дел был только что уведомлен оберштурмбаннфюрером СС Эйхманом о том, что вопреки их прежней договоренности и в соответствии с приказом имперского уполномоченного, надлежит 28 августа начать концентрацию будапештских евреев вне города в пяти больших, находящихся в пределах досягаемости лагерях. При этом отправка из этих лагерей на территорию рейха не предусмотрена. Здесь сказано: "Эйхман доложит об этом в Главное управление имперской безопасности, предлагая отозвать его и его команду за ненадобностью в дальнейшем". Да, к концу августа провинция была уже, скажем так, в основном очищена, и венгерское министерство внутренних дел, этот Эндре, статс-секретарь, – они теперь получили указания сверху – да, тут сказано "имперский уполномоченный", имперский уполномоченный... да, – не трогать будапештских евреев... Если Везенмайер пишет, что я доложу об этом в Главное управление имперской безопасности и предложу отозвать отсюда меня и мою команду за ненадобностью, то это может быть верно.
ЛЕСС. Вот еще одна... (Показывает следующий документ.)
ЭЙХМАН. Это еще одна записка фон Таддена: "Говорит со штурмбаннфюрером Гюнтером. Он сообщил мне, что в любом случае часть команды останется на месте для наблюдения..."
ЛЕСС. А может быть, это относится все же к тогдашним... политическим переменам в Венгрии?
ЭЙХМАН. Господин капитан, я не хочу это оспаривать теперь, потому что я ничего, совсем ничего не знаю об этих играх, о связанных с ситуацией политических играх. Я полагаю, что у вас есть документы, господин капитан. Значит, должно быть верно. Я не могу вспомнить.
ЛЕСС. Хорти был затем арестован?
ЭЙХМАН. Да, да, конечно. Но к этому времени я уже давно был опять... В октябре меня не было там... на румынской границе. Я уже вернулся оттуда. Так что было ли это политической игрой в высоких сферах, я не знаю, господин капитан. Ну, и всю эту историю я не могу прояснить, потому что не знаю, кто, какие инстанции разработали это дело и приказали. Я ведь уже не был фигурой в тех шахматах... И однажды, в воскресный день, дело приняло такой оборот, что нам пора было убираться. Мы оказались буквально вблизи фронта. Повсюду рвались русские снаряды. Спустили шины грузовика, на котором были наши минометы. Я сам стоял рядом с водителями, они не могли уйти в укрытие, надо было монтировать запасные шины. На дороге лежали мертвые солдаты – венгерские гонведы.
ЛЕСС. Не вызывает ли некоторого удивления, что вот так внезапно, как гром среди ясного неба, вас срочно послали в Румынию?
ЭЙХМАН. Господин капитан, я получил приказ эвакуировать 10.000 этнических немцев, а венгерское контрнаступление готовилось. Так что у меня не было оснований спрашивать – как так? почему? что случилось?
ЛЕСС. Но для этого, наверное, можно было взять опытных солдат?
ЭЙХМАН. Зачем опытных солдат? Для эвакуации 10.000 "фольксдойчей" не нужны опытные солдаты.
ЛЕСС. При продвижении к фронту, когда надо считаться с возможностью удара со стороны противника?
ЭЙХМАН. Ну и что? Я ведь проходил военную подготовку. Я поехал в Ной-Арад, на румынскую территорию. За несколько часов до этого оттуда как раз выбили противника, и мою машину буквально атаковали медицинские сестры Красного Креста; я ехал впереди колонны. Они увидели нас в немецкой форме и решили, что немецкие войска снова наступают. Часть сестер за несколько часов до этого забрали с собой русские, то же и с легкоранеными. Тяжелораненых и нескольких врачей они оставили. Главный врач велел собрать всех. И тогда я раздобыл где-то товарный состав, и этот госпиталь был тут же погружен и эвакуирован вне очереди. Затем мы распределились и обшарили всю местность, стараясь добром убедить людей покинуть ее. Это было очень сложно, потому что ни в коем случае нельзя было сказать: "Вам надо отсюда убираться, потому что послезавтра сюда придут русские!" Гонведы перебили бы нас. Но, несмотря на все предосторожности, продолжалось это недолго – венгерский командующий армией, генерал-лейтенант, то и дело присылал своего адъютанта за мной, чтобы я "немедленно явился". Я от этого уклонился, велел своей команде действовать самостоятельно и не ждать приказов, чтобы не зависеть от венгерских военных. Я сразу же уехал обратно в Будапешт, чтобы доложить об этой неприятной ситуации. Мое сокровенное желание – впутаться в военные, ну, боевые дела – было в результате доведено до абсурда. Кажется, мне пришлось тогда ехать в Берлин.
ЛЕСС. Теперь я показываю вам документ от 29 сентября 44-го о награждении вас Железным крестом второй степени.
ЭЙХМАН. Это же... Железным крестом II степени меня наградил рейхсфюрер за то, что я с моими людьми отклонился от маршрута и освободил персонал военного госпиталя. А от начальника управления группенфюрера Мюллера я получил выговор, потому что исполнил приказ не точно, не на сто процентов. Он считал, что я не имел права заниматься делами этого госпиталя, а обязан был топать точно по маршруту в район Гроссникольсбурга. Приказ Гиммлера эвакуировать "фольксдойчей" не удалось выполнить до конца. Силой вообще ничего нельзя было сделать. Слишком много было бы крика и шума, тут же явились бы и венгерские власти. Наоборот, дело это надо было выполнять самым незаметным образом – чтобы хоть часть людей более или менее добровольно оставила свои владения, а остальные все остались.
ЛЕСС. Ваше заведение названо здесь официально "зондеркомандой Эйхмана". Показываю вам теперь документ обвинения на 11-м Нюрнбергском процессе военных преступников. Из Будапешта, 29 сентября 1944 г.
ЭЙХМАН. Это записка, доложенная имперскому уполномоченному Везенмайеру; она от венгерского подполковника Ференци, командовавшего жандармами во время еврейских мероприятий. В записке говорится, что моя команда распущена 29 сентября 1944 г., и перечислено, куда и кто из офицеров должен убыть. Об этом мне ничего не известно. Может быть, просто разные ведомства, из-за того что команда выехала в Румынию? Конечно, небольшая часть под командой Крумая оставалась в Будапеште, для наших внутренних дел.
ЛЕСС. Здесь сказано, что команда ликвидирована...
ЭЙХМАН. Но это неверно! Это неверно!
ЛЕСС. ...и что, разумеется, следует подождать, поскольку в случае возможных политических перемен...
ЭЙХМАН. Но это неверно! Команду никогда не распускали, господин капитан! Никогда! Я имею в виду: из того факта, что нас отправили на румынскую границу, некие круги могли решить, что "зондеркоманда" прекратила существование. Но она существовала до... до декабря, и я уволился последний, уже в декабре, в декабре, в декабре, после полудня...
ЛЕСС. Здесь сказано, что она официально ликвидирована; сначала, естественно, кто-то должен остаться. Здесь написано: "...задержаться в Будапеште примерно на неделю, поскольку распространяются слухи об изменении внутриполитического курса". Что и произошло – Хорти был арестован немцами 15 октября 1944 г.
ЭЙХМАН. Что и произошло, да, ха-ха. Ну, хорошо, но как бы там ни было, команду не ликвидировали, никогда не ликвидировали! Только одно верно, что ее сильно сократили, потому что у нас практически не осталось работы. Что до меня, то я давно уже хотел оттуда обратно, потому что... ведь практически ничего уже не было. Много раз я целый день скучал, потому что нечего было делать. Для меня самого было загадкой, зачем меня здесь держат, да еще в военное время. Я не привык где-то рассиживаться и тратить время попусту.
ЛЕТОПИСЕЦ. Можно по-разному объяснять, почему Эйхман так энергично протестует каждый раз, когда слышит о роспуске своей "зондеркоманды". Если в последние месяцы 1944 г. он был отстранен Гиммлером от выполнения своей задачи (а такие сведения были), то продолжавшиеся преследования евреев доказывали бы, что он был не просто исполнителем, ни за что не отвечавшим, как Эйхман старается изобразить на каждом допросе, а имел право принимать решения. Но можно также представить себе, что венгерский жандармский начальник Ференци добросовестно воспроизводит в своей записке сообщение, подброшенное ему немцами. А немцы на основании этой информации – якобы из венгерских источников – убеждают главу государства Хорти, что приводящий в ужас истребитель евреев уволен, и убийства, как того требовал Хорти, прекращены. В пользу этой версии говорит то, что пребывание сотрудников Эйхмана в Будапеште было продлено в ожидании политических перемен, а сам Эйхман продолжил свою "работу" в венгерской столице уже через два дня после насильственного смещения Хорти.
ЛЕСС. Вот телеграмма, подписанная Везенмайером; из Будапешта 18 октября 1944 г. И уже во второй фразе я вижу: "Оберштурмбаннфюрер Эйхман, вернувшийся сегодня в Будапешт по указанию здешнего старшего начальника СС и полиции, возобновил переговоры с венгерскими инстанциями", и т.д. Хотите об этом высказаться?
ЭЙХМАН. В показанной мне перед этим записке подполковника венгерской жандармерии Ференци названо 29 сентября 1944 г. А здесь речь идет о 18 октября; получается, что между этими числами меня в Венгрии не было. На такое время я никогда из Венгрии – ни из Венгрии, ни из Будапешта – не уезжал. И когда мне приказывали явиться для доклада – тоже. Наверное, я был в Берлине. Может быть, кто-то... откуда-то из высоких сфер, о которых я не ведаю, сообщил, что я вызван в Берлин для доклада, и этим воспользовался Винкельман, старший начальник СС и полиции в Будапеште, или Везенмайер, имперский уполномоченный по Венгрии. Я не могу иначе объяснить, как это специальную "зондеркоманду" якобы распустили, чего на самом деле не было, потому что не было такого распоряжения! Меня вызывали в Берлин на доклад к Мюллеру, наверное, два или три раза. Это могло длиться, с дорогой туда и обратно, примерно неделю или дней десять. Поскольку в таких случаях я брал еще день или два... для личных целей. Может бьпъ, поэтому они решили?.. Но это тоже не годится, господин капитан, потому что и в таком случае уехать должны были все служащие команды, не я один.
ЛЕСС. Ну, а разве Визлицени тогда не уехал? И другие ведь тоже...
ЭЙХМАН. Команда все время была в Венгрии, все время была в Венгрии.
ЛЕСС. Да, но в одном из документов говорится, что она официально ликвидирована. И что надо, конечно, подождать неделю, так как...
ЭЙХМАН. Конечно, я это читал. Конечно! Так точно! Простите, а ведь может быть, что ее, скажем так, ликвидировали на бумаге?.. Мне теперь приходит в голову другая идея: что распустила нас, может быть, формально какая-то... высокая инстанция и что документ об этом показали венгерским властям. А на самом деле ликвидация не была проведена. Вот третья возможность.
ЛЕСС. Доктор Кастнер, ваш еврейский партнер по переговорам в Будапеште, пишет о вашем возвращении следующее: "Через два дня после переворота, после насильственного отстранения Хорти, Эйхман 17 октября 1944 г. примчался в Будапешт самолетом из Берлина. Он вызвал меня в бюро Бехера и там заявил мне следующее: "Ну, видите, я снова здесь! Вы небось были уже уверены, что история с Румынией и Болгарией повторится и здесь? Вы, наверное, забыли, что Венгрия все еще заодно с рейхом, хоть он и в развалинах. У нас еще достаточно длинные руки, чтобы добраться до будапештских евреев. Слушайте теперь внимательно: правительство партии "Скрещенные стрелы" во главе с премьер-министром Салаши работает по нашим приказам. Я немедленно свяжусь с министром Ковачем, уполномоченным по еврейскому вопросу. Будапештские евреи будут отправлены, на этот раз пешком! Наш транспорт нужен нам теперь для других целей! Но если грузовые автомашины предоставите нам вы, то можно будет везти их на этих машинах... Или вам это, может быть, не подходит? Вы, видно, боитесь? Только не приходите больше с вашими сказками про американские доллары! Здесь теперь пойдет дело! То-то же!" Он казался в эту минуту счастливейшим на земле человеком. Он был снова в своей стихии. Впрочем, как чаще всего в последнее время, он был пьян".
ЭЙХМАН. Ха! Во-первых, я никогда не летал. Уже одно это неверно. Никогда я не летел в Венгрию, а ехал на своей машине. Во-вторых, здесь... опять так театрально... театральное описание дела... Пьяным я, кстати, никогда не был. Никогда не приходил на работу пьяным. Никогда!
ЛЕСС. Ну, а о содержании того, что он здесь пишет?
ЭЙХМАН. В такой форме это вообще невозможно. Мне кажется, почти... И эти восклицания там и тут, для правдоподобия, что ли? Никогда я в такой форме... Это, это все... Да если бы я так вел себя, как он здесь пишет, я был бы величайшим... циником, величайшим... величайшим... ах, как это... Мне не хватает слов, чтобы объяснить это – по-деловому, как я и обсуждал с д-ром Кастнером. Но совершенно ясно: во всех таких сообщениях – должен прямо сказать, будь то сообщения венского д-ра Лёвенгерца, или то, что пишет здесь д-р Кастнер, или показания Бехера – всегда совершенно ясно, что все эти люди, как только им приходится давать показания, тут же стараются представить переговоры со мной выгодным для себя образом. Прекрасно зная, что пропаганда в газетах и журналах изображает меня негодяем. После того как оказалось, что все мои начальники мертвы – в случае с Мюллером я этого точно не знаю – или, по меньшей мере, пропали без вести, все, конечно, хотят от меня отмежеваться и таким образом представить обстоятельства в ином свете, чем было на самом деле. Что ж, это вполне понятно.
ЛЕСС. На странице...
ЭЙХМАН. Я убежден – извините! – я убежден, что если бы рейхсфюрер СС и начальник германской полиции был сегодня жив, если бы жив был Кальтенбруннер, был бы жив Мюллер... был бы жив Мюллер, и мы предстали, скажем, вчетвером перед судом – все обстоятельства выглядели бы совершенно иначе. А так многие вещи просто перевернуты после 45-го. Если оставаться на деловой точке зрения, какая была тогда, многое выглядело бы иначе.
ЛЕСС. Мы говорили о пешем марше десяти тысяч евреев из Венгрии в Австрию. Кроме этого, были и другие пешие марши?
ЭЙХМАН. Это мне не известно. Вся дорога из Будапешта на запад в Австрию была разрушена бомбежками. Железнодорожный узел Дьёр был разбит полностью. Отдельные поезда тоже подвергались постоянным атакам союзных бомбардировщиков. Эндре был необычайно изворотливым человеком, не признававшим трудностей. Он сказал: значит, пойдут пешим маршем до Вены, а там дальше дорога действует.
ЛЕСС. Эта пешая колонна направлялась в Штрассхоф?
ЭЙХМАН. Штрассхоф? Насколько я знаю, австрийские власти послали этих евреев в Бургенланд, копать противотанковые рвы. Насколько я знаю. Не знаю, может быть, я ошибаюсь. А Штрассхоф? Я даже не знаю, где это.
ЛЕСС. Вы имели какое-либо отношение к осуществлению или планированию этих пеших маршей?
ЭЙХМАН. Да, конечно; я говорил Эндре, что дело должно быть организовано жандармерией так, чтобы, когда колонна придет в... на границу придет, в Австрию, чтобы они были в порядке. Если бы шли куда-нибудь в Венгрии, так они просто отправили бы этих десять тысяч топать и даже не назначили привалов. А я подумал: уж если они хотят пешком, то мне надо побеспокоиться, чтобы меня опять не попрекали, что не соблюдаются директивы. И первые километры шли как будто хорошо, но чем ближе к австрийской границе подходила эта колонна, тем печальнее это выглядело.
ЛЕСС. Сколько там было людей?
ЭЙХМАН. Там было десять групп по тысяче человек.
ЛЕСС. В том числе дети, женщины?
ЭЙХМАН. Детей не было, нет. Только способные идти молодые женщины. Простите, так мне кажется. Я теперь припоминаю только количество. Эндре сам так наметил.
ЛЕСС. Значит, этот "поход" был одобрен вами и вы послали своих людей для сопровождения?
ЭЙХМАН. Нет, я никакого отношения к этому походу не имел. Пока они находились на венгерской территории, меня это вообще не касалось.
ЛЕСС. Сколько, приблизительно, человек из 10.000 дошли до границы?
ЭЙХМАН. Там, я думаю, господин капитан, умерло не много, кроме тех, кто просто так умер.
ЛЕСС. Разве вы не сказали, что выглядело это печально?
ЭЙХМАН. Да, печально, когда гражданским людям надо так шагать, последние километры. Я сам этого не видел. Я в принципе не смотрел ничего, если мне это не было специально приказано. И я бы ничего не мог сделать, совершенно ничего не мог бы сделать. Самое большее, мог бы сказать: пожалуйста, поберегите ваших евреев, а то их нельзя будет использовать. А они, наверное, как обычно венгерская жандармерия, обращались с ними совсем по-другому, все наоборот.
ЛЕСС. Желаете прочесть вот этот документ и высказаться по этому поводу?
ЭЙХМАН. Это письмо Везенмайера с грифом "секретно", наверное, в МВД. А именно, он сообщает о результате моих переговоров с новым венгерским министром внутренних дел: что "50.000 работоспособных евреев мужского пола должны быть доставлены пешим маршем на территорию рейха для использования в "программе Егер" – наверное, это авиация – для замены русских военнопленных, необходимых для других работ. При переходе государственной границы необходимо предусмотреть непродолжительное использование на укреплениях "Юго-восточный вал". Остальные работоспособные евреи будут сконцентрированы в четырех лагерях вблизи Будапешта для использования на работах для венгерской стороны; прочие неработоспособные обоего пола будут собраны в гетто на окраинах города. Оперативная группа: Эйхмана, помимо частичного участия в охране упомянутого пешего марша, будет привлекаться к "операции Будапешт" лишь для консультаций; в остальном акция будет проведена венгерской жандармерией. Эйхман намерен после успешного завершения упомянутого пешего марша собрать в дальнейшем еще 50.000 евреев, чтобы достичь конечной цели – полной очистки венгерской территории от евреев". Я должен сказать, что по существу это частично верно, господин капитан. Но пятидесяти тысяч, мне кажется, никогда не было; было 10.000.
ЛЕСС. От какого это числа, с какой датой?
ЭЙХМАН. 18 октября 1944 г. Значит, уже осенью. Не шли в это время 50.000 евреев пешком. Никогда! Верно, однако, что пешую колонну венгерская жандармерия отправила. Я знаю, что Эндре долго на этом настаивал. Вот я и должен был получить согласие из рейха на то, чтобы евреи маршировали пешком. И получил тогда указание от моих руководителей, что все 10.000 должны быть обязательно пригодны для использования на работах...
ЛЕСС. Пятьдесят тысяч!
ЭЙХМАН. Ну, эти 50.000! Я говорю, что... Это не может быть верно – 50.000. Потому что 50.000 никогда не шли пешком. Я знаю про 10.000, я думаю, что на том все и закончилось.
ЛЕСС. Эту пешую колонну сопровождали члены вашей "зондеркоманды"?
ЭЙХМАН. Это возможно. Ведь нужны были крепкие парни, чтобы идти пешком. Потому что мы были заинтересованы в том (Эйхман берет сигарету) – большое спасибо, gracias – заинтересованы в том, чтобы доставить этих евреев на венгерско-австрийскую границу в добром здравии.
ЛЕСС. Если Везенмайер говорит здесь о 50.000...
ЭЙХМАН. Господин капитан, и с 10.000 было достаточно трудностей. Надо только представить себе, что это такое – 10.000 человек идут десятью колоннами. Я знаю, что такое меньшая колонна, воинская часть в военной форме, и расстояние... не 200 километров, а всего 50 километров, и то! Я сам был в таких походах с выкладкой и могу себе представить, какой сумасшедшей организационной работы потребовал бы поход 50.000 человек; а 18 октября 1944 г. ее уже невозможно было провести. Потому что в это время на окраинах Будапешта уже рвались первые снаряды, стреляли танки...
ЛЕСС. А упоминаемый здесь второй пеший марш?
ЭЙХМАН. Когда хотят, можно все раздуть. Если здесь "маршируют 50.000", то я должен посчитать – сколько это продлится. И потом еще 50.000? Такого рода сообщения берутся с потолка. Как можно говорить о следующих 50.000, когда даже первые 50.000 не вышли, не были отправлены!
ЛЕСС. По тому же предмету – вот документ обвинения на 11-м Нюрнбергском процессе военных преступников. Это телеграмма из Будапешта, датированная 21 ноября 1944 г., подписанная Везенмайером, в которой он сообщает о пешем марше и о продолжении в Будапеште акции по эвакуации.
ЭЙХМАН. Да, это документ Везенмайера, тоже в МИД, в котором он сообщает, что в Нижнедунайской области можно использовать только полностью работоспособных мужчин, по возможности моложе 40 лет. Наверное, речь о сооружении крупных противотанковых рвов. Он тут дальше говорит о... об отношении швейцарской и шведской миссий – это дела, которые мне не известны. Тут сказано: остающиеся в будапештском общем гетто евреи составляют, по новым оценкам, не более 80.000, а в особом гетто для обладателей иностранных паспортов находится примерно 16.000 лиц. "Отправлены маршрутом в рейх для использования на работах к настоящему времени не более 30.000. Ожидаемый дополнительно контингент оценить затруднительно. После любых новых ударов противника ожидать выполнения ранее поставленной задачи вряд ли...". Вот это я с самого начала и отрицал – что было 50.000!
ЛЕСС. Мы видели в разных документах все время одно и то же число – 50.000, которые отправлены в октябре пешей колонной, а из этого письма Везенмайера следует, что число 30.000 достигнуто.
ЭЙХМАН. Пожалуйста, я не хочу подвергать сомнению число. Несмотря на это, мне помнится, что пеший марш 10.000 человек был проведен только один раз.
ЛЕСС. Прочтите, что пишет об этом деле Визлицени.
ЭЙХМАН. Он говорит: "Даже после приказа Гиммлера в октябре 1944 г. Эйхман не успокоился. Так как приказ запрещал только уничтожение евреев, то он взялся за будапештских евреев в качестве рабочей силы для "KZ-ов"..." Я не знаю, что это такое. "...Для "KZ-ов" и для строительства укреплений под Веной..." Выглядит опять так, будто я высосал нечто из пальца, чтобы поскорее строить укрепления и пополнять концлагеря. "KZ-ы". "K-Z"? Я не знаю, что это такое!
ЛЕСС. Вероятно, это означает – концлагеря.
ЭЙХМАН. Ах, концлагеря, концлагеря... Я не знаю. Возможно! Будто я их придумал! Неверно!
ЛЕСС. Послушайте, что сказал по этому вопросу штандартенфюрер СС Курт Бехер на допросе 10.7.1947 г. "Господин Эйхман сделал последнюю попытку обойти приказ Гиммлера – прекратить убийства. Через господина Везенмайера обратились к венгерскому правительству, чтобы вместе со "Скрещенными стрелами" продолжать депортацию евреев маршрутом через Вену. Эти евреи не могли быть рабочей силой для строительства укреплений, это следует из того, что он брал женщин и детей – и детей 15 и даже 13 лет – и стариков тоже. Через три дня я поехал к Гиммлеру; я взял с собой господина Винкельмана, старшего начальника СС и полиции в Будапеште. Я сказал Винкельману, когда мимо нас плелись эти колонны скорби: "Вы верите, что эти дети, эти матери, тот старик – что они дойдут до Вены?" Я добился у Гиммлера прекращения пешего марша".
ЭЙХМАН. Это говорит Бехер? И он говорит, что я здесь занимался эвакуацией вопреки приказу рейхсфюрера?
ЛЕСС. ...И организовали следующие пешие марши.
ЭЙХМАН. Но это же, это же безумие!
ЛЕСС. И он упоминает также, что там были дети, даже 13-летние.
ЭЙХМАН. Нет, это... я не был при этом, господин капитан. Были изданы директивы, и... Он проверял, что им было 13 лет? Уже сам факт, что я действовал против, против, вопреки приказу рейхсфюрера, – это сумасшествие, это ложь, и она характеризует прочие сообщения этого господина.
ЛЕСС. Вот он говорит дальше: "Через три дня я поехал к Гиммлеру, кажется, он был в Восточной Пруссии. Там в присутствии Винкельмана было приказано запретить дальнейшую отправку пешком. Этот приказ направили Эйхману, непосредственно Эйхману через Винкельмана".
ЭЙХМАН. Это вер... это неверно! Если оттуда он... если пришел приказ рейхсфюрера – остановить, то остановили, прекратили! Если я получил приказ, то дальше – всё! Значит... значит, я сказал бы венгерской жандармерии: вот приказ рейхсфюрера! Отменяется! Отставить!
ЛЕСС. Затем Бехер говорит: "Стремление господина Эйхмана было – действовать вопреки приказу Гиммлера, который я ему сам показал".
ЭЙХМАН. Ну, все это... это... вообще немыслимо. Это верх, верх любых небылиц за всю мою жизнь! Это вообще немыслимо, вообще немыслимо, что такой человек был штандартенфюрером СС!
ЛЕСС. И далее Бехер говорит: "Господин Эйхман хотел тогда изгнать из Венгрии последних 150.000 евреев. Я знаю также, что он сказал мне: "У меня есть согласие на 50.000, а исполнение – это мое дело!"
ЭЙХМАН. Все это... это все, все это изложение для меня загадка. Больше ничего сказать о нем не могу.
ЛЕСС. Бехер говорит: "Я сказал Гиммлеру, что не в первый раз убеждаюсь – Эйхман саботирует его приказ. Устроенный им пеший марш был настоящим убийством".
ЭЙХМАН. Мне кажется, что Бехер, который и сам по уши во всей этой истории, еще до конца войны – или уж заведомо сразу после – изо всех сил старался, как он это делает и здесь, хоть как-то умыть руки. Он же тут ставит вещи с ног на голову. Верно, что сразу после нашей с ним поездки к рейхсфюреру депортации были остановлены. Но что Бехер был инициатором... Ни в малейшей степени.
ЛЕСС. Под заголовком "Комендант Освенцима против пеших маршей" д-р Кастнер пишет в своей книге следующее: "16 ноября 44-го по приглашению Беэсера в Будапешт прибыли высокие немецкие гости. Командующий войсками СС генерал-полковник Юттнер в сопровождении Крумая и коменданта Освенцима оберштурмбаннфюрера СС Гёсса. По дороге из Вены в Будапешт они сами видели эти ужасные пешие колонны. Валяющиеся на дороге трупы, измученные люди – все это произвело на немецких господ крайне тягостное впечатление. По прибытии в Будапешт они выразили Бехеру свое возмущение виденным. Комендант Освенцима Гёсс был особенно разгневан. Кроме того, он прибыл из ставки Гиммлера, где был поставлен в известность о новой ориентировке рейхсфюрера. Юттнер дал приказ "еврейскому командованию" в Будапеште немедленно остановить поход. Это происходило 17 ноября. В этот день удалось вернуть в Будапешт примерно 7.500 находившихся в пути евреев. Эйхмана в тот момент не было. Еще 13 ноября он изменил отданные приказы так, чтобы депортировать всех детей старше десяти лет. Как только мы об этом узнали, мы забили тревогу у Бехера. В моем присутствии он позвонил Эйхману по телефону. Сначала Эйхман ничего не хотел признавать, врал о приказе, говорил, что обвинения в зверствах выдуманы. В конце концов, Бехер пригрозил, что обратится по телеграфу к Гиммлеру. Эта угроза подействовала. Эйхман отозвал приказ".
